— Опять мясо жесткое, — поморщился Вадим, безрадостно ковыряя вилкой только что разогретый ужин.
Соня грела его три раза. Вообще-то, она всегда старалась готовить, подгадывая как раз к возвращению мужа из офиса, но все чаще и чаще не угадывала со временем. Вадим не предупредил, что задержится, а потому ужин остыл. Когда, не вытерпев, Соня позвонила, Вадим лишь бросил сухое:
— Уже выехал, скоро буду.
Но «скоро» растянулось на час, и еда остыла. Потом, когда Вадим наконец-то приехал, Соня поспешила на кухню и подогрела ужин во второй раз. Однако муж заперся в ванной, где пролежал, расслабляясь, почти час. И вот, наконец, он соизволил явиться за обеденный стол, и первое, что Соня услышала от него, — это упрек.
— Сто раз тебе говорил: не разогревай еду в микроволновке, она становится резиновая, — безэмоционально произнес Вадим, будто ему не то что разговаривать с женой — даже упрекать ее было лень.
Соня наблюдала, как муж перемешал бефстроганов с гарниром, превратив блюдо в неприглядную тюрю, раздраженно отодвинул от себя тарелку и потянулся за другой, в которой был салат «Цезарь». Соня даже соус к нему сделала собственноручно, знала, что покупной лишь испортит вкус. В холодильнике ждал десерт — джелато из молока, сахара, черники и миндаля.
Вадим подцепил лист зеленого салата и тонкий ломтик пармезана, поднес вилку ко рту, со скепсисом попробовал и скривил кислую мину.
— Сухарики покупные, соус — тоже, — сделал вывод Вадим, — такой «Цезарь» я и в дешевой забегаловке могу попробовать.
Соня сидела напротив мужа, молчала и продолжала вертеть в руках нож, который до этого зачем-то положила на обеденный стол. Она смотрела на острое лезвие, на котором играли блики от потолочного светильника.
Вадим поднялся и направился к небольшому винному шкафчику, открыл дверцу и достал с полки початую бутылку коньяка. Все это Соня видела как бы в замедленном действии, будто кинопленку заело, и теперь каждое движение мужа растягивалось во времени. К голове Сони прилила кровь, в ушах шумело, а последовавшие далее слова мужа отбивались в ее сознании эхом.
— Соня, Соня, — устало произнес Вадим и покачал головой. — Сидишь столько лет дома, не работаешь, ничем не занимаешься, хоть бы готовить научилась. Женщина ты или что, в конце-то концов!
Поднеся полную рюмку коньяка к губам — Вадим пил его из старых хрустальных приземистых рюмочек с резными гранями, не признавая современные снифтеры, — он опрокинул ее содержимое в рот и, зажмурившись, откинул голову.
Соня сама не поняла, как оказалась позади мужа и со всей силы всадила ему нож под лопатку.
— Я умею готовить! Умею! — вырвался из ее груди вопль.
Вадим привалился к столу, вскрикнув, а Соня, больше не контролируя себя, выдернула нож и занесла его для нового удара.
— Я умею готовить! Умею готовить! Умею! Умею! Умею! — кричала она, нанося удар за ударом.
Соня не заметила, как Вадим затих и осел на пол, как рюмка упала, не разбившись, и закатилась под стул, как кровь из ран мужа плескала, окропляя все вокруг, а потом брызнула фонтаном: наверное, Соня перерезала артерию, и теперь темно-алая струя забила мощно, заливая столы, пол, усеяла мелкими каплями лицо и светлые волосы самой Сони. Ее руки, сжимавшие нож, словно превратились в липкие красные перчатки.
Не заметила Соня и того, что в квартире оказались посторонние люди, забрали тело Вадима, унесли его куда-то.
Потом Соня сидела в кабинете следователя и отвечала на протокольные вопросы. После следователя ее отвели на психолого-психиатрическую экспертизу, где две женщины стали расспрашивать ее о произошедшем.
— Я не сумасшедшая, — уставившись в одну точку, заявила Соня. — Я прекрасно понимала, что делаю. Я давно хотела. Очень давно, но все не хватало духу. А тут, видимо, я дошла до той точки, когда все — баста! — больше копить это в себе я не могла.
— Ваш муж бил вас? Издевался?
— Нет, — Соня подняла на женщину, задавшую этот вопрос, безразличный взгляд. — Не всегда нужно бить, чтобы унизить человека. Да и слово иногда бьет хлеще руки. Я терпела пять лет, но больше не могла смотреть на то, как он делает вид, что он идеальный муж, а я — плохая жена. Не могла больше готовить ему есть, гладить его рубашки, смотреть, как он жует, как он пьет, как он дышит. — Соня провела по лбу тыльной стороной ладони. — Он давно изменяет мне, но притворяется, что не знает, что я знаю. А я притворяюсь, что ничего не понимаю.
Соня посмотрела на свои ладони. Они почему-то до сих пор были в крови, свежей, даже не запекшейся. Она поднесла их к лицу, вдохнула, ожидая ощутить железистый запах, но вместо этого почувствовала аромат кофейных зерен и ванили.
Подняв глаза на женщин-психологов, Соня увидела, что они исчезли, а она уже сидит в зале суда. Судья начал зачитывать приговор:
— Суд установил, что гражданка Меркулова Софья Алексеевна виновна в совершении… — на этих словах судья поперхнулся и закашлялся.
Он прочистил горло, снова открыл рот, чтобы огласить приговор, но вместо слов по залу разнеслась веселая мелодия популярного хита: «Нелюбимая ждет меня у окна…» Соня удивленно вскинула глаза на судью, но тот продолжал извергать из себя слова песни.
Непроизвольно дернув ногой, Соня открыла глаза. В темноте комнаты ее мобильник разрывался входящим звонком с незнакомого номера.
Пять с половиной лет назад
— Девушка, — окликнул Соню водитель, подъехавшего к тротуару автомобиля.
Она сделала вид, что не слышит, и пошла дальше.
— Девушка, — снова повторил настойчивый незнакомец, — вы не подскажете, как добраться до Лавры?
Соня наконец взглянула в сторону водителя. Он был молод, на вид лет двадцать пять, от силы двадцать семь, одет в деловой костюм. «Красивый какой парень», — отметила Соня.
— До Лавры? — переспросила она. — Да вон она, за поворотом, — и махнула рукой, указывая вперед. — Вы разве не знаете?
— Я не местный, — пожал мужчина плечами. — Приехал по делам на пару дней, и вот выдалась свободная минутка — решил посмотреть местную достопримечательность.
— Понятно, — кивнула Соня и добавила: — Доедете до конца улицы, там налево, увидите небольшую парковку. Ну а дальше пешком, вдоль монастырской стены до центрального входа.
Она тронулась было вперед, но настойчивый мужчина снова окликнул ее:
— А вы… Вы сами не туда, случайно, идете?
Соня обернулась и увидела на приятном лице незнакомца очаровательную и немного растерянную улыбку.
— Вообще-то, нет.
— Эх, жаль, а я подумал: «Вот идет красивая девушка, наверное, местная, и она все тут знает. Было бы здорово, если бы она провела мне экскурсию».
Поддавшись обаянию незнакомца, Соня тоже улыбнулась.
— Я не мастак давать экскурсии, — призналась она.
— А может, все-таки уделите полчасика приезжему москвичу? — У него был такой просительный взгляд и такая располагающая к себе улыбка, что собиравшаяся было отказаться Соня, подумала: «Почему нет? Утро теплое, нежаркое пока, да и дел у меня никаких нет».
— Ну, если только полчасика… — замялась Соня.
— Вот здорово! — искренне обрадовался мужчина и протянул руку: — Меня Вадимом зовут.
— София… Соня. — Она вложила свою руку в его широкую ладонь. Вадим легонько пожал ее.
— Поехали? — Он кивнул на свой автомобиль.
Соня помотала головой.
— Извините, но давайте вы доедете до парковки без меня, а я вас там подожду, — предложила она.
— Понимаю, опасаетесь садиться в машину к незнакомому человеку, — снова улыбнулся Вадим. — Тогда встретимся у въезда на парковку? Не убежите? Не бросите меня? — обаятельно улыбнулся он.
— Нет, я же обещала, — засмеялась Соня.
Вадим забрался в машину и поехал вниз по улице. Она здесь шла под уклон, переходила в совсем узкую дорогу, виляя между домами частного сектора, и выходила к парковке, что расположилась неподалеку от Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.
Здесь часто бывали заторы, особенно вот в такие погожие субботние дни, когда посмотреть старинный город съезжались большие группы туристов.
Как и предполагала Соня, до парковки пешком она добралась быстрее, чем Вадим, которому пришлось постоять на светофоре. Однако вскоре она заметила его темно-серый «мерседес», а уже через две минуты Вадим присоединился к Соне.
— Ну, командуйте. Куда пойдем? — Он оглянулся по сторонам.
— Можно отсюда дойти до центрального входа, пройти на территорию Лавры, можно погулять у Келарского пруда, он как раз напротив, — объяснила Соня. — Правда, он маленький.
— А вы что посоветуете?
— Вы ни разу не были в нашем городе? — поинтересовалась Соня.
— Нет, не приходилось, — признался Вадим.
— Тогда предлагаю погулять по территории самой Лавры, это вам будет интереснее, — предложила Соня. — А пруд, он, конечно, тоже красивый, но в Москве вы наверняка видели и покрасивее.
Вадим согласно кивнул, и они медленно двинулись вдоль монастырской стены в направлении главного входа. Их обгоняли стайки прохожих. В основном здесь были приезжие, встречались группы иностранных туристов, но и верующих среди толпы хватало. Их можно было выделить по длинным платьям женщин и платкам, которыми они покрывали голову прежде, чем ступить на территорию обители.
Высокие деревья закрывали начавшее припекать июньское солнце, пропуская лишь рассеянные лучи. Легкий ветерок колыхал кроны, пел умиротворенную песню среди сочной зеленой листвы.
У высокого пятиметрового памятника Сергию Радонежскому, охранявшему вход в Лавру, ворковало целое воинство жирных голубей, которых подкармливали хлебными крошками прохожие. Вот кто-то из ребятишек пробежал мимо, спугнул птиц, и они взметнулись в небо серым облаком. Соня вскрикнула, испугавшись низколетящих голубей, и засмеялась. Вадим улыбнулся, с интересом взглянув на девушку.
— А вы, Соня, чем занимаетесь? — поинтересовался он. — Учитесь? Работаете?
— Я только что окончила колледж, — похвасталась Соня.
— На кого учились?
— На кондитера, — ответила она и тут же смутилась.
Вадим был высоким статным красавцем. Костюм вон у него какой дорогой. Ни дать ни взять бизнесмен с обложки какого-нибудь глянцевого журнала. А кто она, Соня? Кондитер. Не самая престижная профессия, и Соне тут же стало стыдно за те нотки гордости, которые только что прозвучали в ее ответе.
Пять лет и два месяца назад
Последние дни Соня просыпалась с неприятными ощущениями, о причине возникновения которых она догадалась сразу, но признаваться себе не хотела. Тем не менее, выждав еще неделю, она все-таки сходила в аптеку, купила тест на беременность, и он, без каких-либо сюрпризов, показал две полоски.
Потом Соня долго сидела в ступоре, уставившись в одну точку. Что делать? Как сказать Вадиму? А бабушке? Последняя совсем сдала и теперь уже даже не поднималась с кровати. Соне пришлось оставить работу и постоянно быть возле бабы Веры. Она кормила ее с ложечки, переворачивала с боку на бок, чтобы не образовалось пролежней, обтирала ее тело мыльной губкой, а потом полотенцем, смоченным в теплой воде.
— Замучила я тебя совсем, дева ты моя, — сетовала баба Вера.
— Что ты, бабушка. Все хорошо.
— А мне надысь Валя мой приснился, — вздохнула баба Вера. — Говорит, скоро свидимся, недолго ждать осталось.
— Ой! — схватилась за горло Соня, где стоял ком. Глаза моментально наполнились слезами.
Дед Валентин умер еще до рождения Сони, и она знала его только по рассказам бабы Веры да по старым фотографиям. А на днях Соня и сама видела его во сне. Подробностей она не запомнила, но на душу легла тревога.
Еще и беременность… Соня решила рассказать Вадиму о ней не по телефону, а при встрече. Так будет правильнее. Правда, вот уже вторую неделю Вадим не приезжал, ссылаясь на чрезмерную занятость. Соне казалось, что занятость эта — преддверие конца их любви. Вадим заметно отдалился, а она ничего не могла поделать, только по-прежнему вздрагивала от каждого сигнала телефона и улыбалась всякий раз, если весточка была от Вадима. Когда он исчез на три дня, она набралась смелости и сама позвонила ему, но оказалось — невовремя.
— Малыш, я занят, перезвоню, — сухо бросил Вадим в трубку и отключился. Голос его показался Соне раздраженным, даже злым, будто он отмахивался от нее, как от надоедливой мошки, что безустанно вилась вокруг.
Он так и не перезвонил ни в этот день, ни на следующий, а Соня больше не решалась делать первый шаг, да и не до того ей было. Бабе Вере совсем стало худо. Вызов врача ничем не помог. Участковый терапевт лишь недовольно пожала плечами, сказав:
— Что вы хотите? Старость! Я здесь ничем помочь не могу.
Соня чувствовала безысходность. Сложно наблюдать, как родной человек угасает на глазах, и никто не в силах помочь.
Накануне вечером бабе Вере вроде бы полегчало. Она даже попросила Соню повыше поставить подушки и помочь ей сесть.
— Залежалась я совсем, — качала головой баба Вера. — Завтра встану. Вот увидишь, встану, блинчиков нам напеку с утра. Помнишь, как раньше?
Соня помнила. Были времена, когда бабушка баловала ее блинчиками да оладушками чуть ли не каждое утро. Даже когда здоровье бабы Веры стало быстро ухудшаться, и она уже с трудом ходила, она часто ставила стульчик возле электроплиты и пекла блинчики сидя.
— Бабушка, давай я тебе голову помою? — предложила Соня и тут же одернула себя: — Хотя нет, прохладно дома, простудишься еще.
Потом баба Вера весь вечер вспоминала прошлое, рассказывала про свою молодость, про то, как за ней ухаживал дед Валентин, как умер через неделю после родов их первенец.
— Ты дитё-то береги, — баба Вера кинула красноречивый взгляд на Сонин пока еще плоский живот. — Мужики они что? Сегодня здесь, завтра там. А дитё — это твоя кровиночка. Себя в обиду не давай и детей своих тоже.
— Бабушка, да о чем ты, — смутившись, пробормотала Соня.
— О том, о том, моя милая. А давай-ка погадаем, — предложила баба Вера.
— Погадаем? — удивилась Соня.
— Да. Помнишь, как раньше? На кофейной гуще.
Как такое забыть? Баба Вера, считай, сызмальства приучала Соню к тайнам гадания. Той сначала нравилось, казалось игрой. Потом Соня повзрослела и стала считать, что гадание — это все неправда, так, баловство. Утверждала, что она не верит в предсказания и во всю эту сверхъестественную белиберду.
— А в этом нет ничего сверхъестественного, — возражала ей баба Вера. — Это, если хочешь, наука и умение мыслить аналитически.
Правда, не настаивала, чтобы Соня продолжала семейную традицию. Та и отошла, и даже отчасти забыла. Однако теперь, когда баба Вера предложила погадать, воспоминания, словно яркие картинки, предстали перед ней.
— Погадаем, а, Сонь? — откашлявшись, снова спросила бабушка.
— Бабуль, не надо бы тебе кофе, — возразила Соня.
— Я сама знаю, что надо, а что нет, — проворчала баба Вера. — Иди-ка свари в двух турках: себе и мне.
Соня послушалась. Пока она варила кофе, вспомнила, как она любила эти их с бабушкой кофейные посиделки в детстве. Тогда, маленькой девочкой, они ей представлялось загадочным таинством, и Соня, раскрыв рот, слушала бабушкины толкования. И почему она столько лет упрямилась и делала вид, что ей перестало быть интересно? Боялась нагадать себе плохую судьбу? Или, наоборот, боялась, что нагаданное не сбудется?
Сварив кофе, Соня разлила его по двум белым чашечкам и принесла в бабушкину комнату вместе с блюдцами. Пили медленно, смакуя каждый глоток. Ни сахар, ни корицу, ни молоко не добавляли — нельзя.
Сейчас
— Что это? — спросил Вадим, с отвращением уставившись в тарелку.
— Лазанья по-неаполитански, — спокойно ответила Соня, стараясь сдержать поднявшееся из глубины души раздражение.
— Клёклая, — резко отодвинув тарелку, сказал Вадим.
— Ничуть и не клёклая.
— Я сто раз тебе говорил, что подогретая еда — это уже не еда.
— Она не подогретая, только приготовила, — возразила Соня и отошла к разделочному столу.
— Надо же, — безразлично сказал Вадим и, подумав, все-таки принялся за еду.
Соня протерла столешницу, убрала в ящик вилки и ложки, пододвинула деревянную подставку для ножей и зачем-то начала их выдергивать один за другим.
— А ведь когда-то ты уверяла меня, что хорошо готовишь, — нарушил тишину Вадим. — Ты ведь вроде на повара училась.
— На кондитера, — устало поправила его Соня, засовывая тесак обратно в подставку.
Вадим будто не расслышал ее и проворчал:
— Еще кафе хотела открыть. С твоими-то способностями только кафе и открывать. Яичница у тебя и та горелая, а ты говоришь кафе.
Соня молчала, лишь выдергивала ножи из подставки и засовывала их обратно.
— Соня, Соня, Соня, — певуче протянул Вадим. — Все-таки имя хорошо характеризуют человека, ты так не думаешь?
Соня провела пальцем по дырочкам на ноже для сыра и сунула его к тесаку.
— Что ты имеешь в виду? — Она машинально сжала рукоятку длинного тонкого филейного ножа так, что побелели костяшки пальцев.
— Ну вот назвали тебя родители Соней, а ты ведь такая и есть. Не живешь, а будто спишь. Ничего не умеешь, — зевнул Вадим, — говоришь, на кондитера училась, а у тебя даже простецкий яблочный пирог выходит безвкусным. Представляю, что бы ты там наготовила, будь у тебя и правда кафе или работа кондитером. Выгнали бы тебя с работы-то, слышишь?
Соня резко развернулась, филейный нож под светом люстры метнулся молнией и легко, будто играючи, скользнул по горлу Вадима. Тот вскинул на Соню удивленные глаза и завалился на стол, угодив лицом в лазанью. Расплавленный сыр смешался с кровью и потек бесформенными лужицами по поверхности стола, закапал на светлый пол.
Отвернувшись, Соня сунула нож под воду и начала смывать кровь, невидящим взглядом уставившись на струю воды. Она думала, что, наверное, нужно позвонить в полицию и в скорую, хотя Вадиму уже вряд ли поможешь. Ножи у них в доме были острые, а Соня орудовала ими мастерски. И готовила она тоже мастерски. И пекла. И торты делала. И кофе варила первоклассно. Только вот Вадим почему-то всегда был недоволен. Ни разу она ему не угодила: то мясо пережаренное, то лазанья сухая, то соус для салата негодный, то клубничный мусс с кусками плохо переработанных ягод, то пенка на эспрессо неправильная. Когда это началось? Соня и не помнила. Ведь раньше не было придирок… Нет, придирок не было, однако был сарказм. Поначалу влюбленной Соне муж казался остроумным интеллектуалом, уже гораздо позже она поняла, что это не остроумие, а цинизм. Цинизм и неумение получать удовольствие от простых вещей, которые обычно радуют. Это неумение приводило к высмеиванию. То в ресторане пахнет не так. То фильм абсолютно бессмысленный. То друзья ничего не понимают. То бизнес-партнер не умеет дела вести. То у Сони прическа не та. То платье она «деревенское» напялила. И так без конца. Сначала Соня смеялась над подколами и язвительными шуточками Вадима, потом лишь вежливо улыбалась, а потом ей стало от них противно. А еще противнее — оттого, что он по-прежнему делает вид, что все хорошо, что у них идеальная семья, хотя уже очень давно ничего хорошего не было. И семьи в том смысле, который Соня привыкла вкладывать в это слово, тоже не было. Так, привычка. Опостылевшая привычка.
Резкий звон заставил Соню вздрогнуть и прийти в себя: это духовой шкаф просигналил об окончании программы. Соня выключила воду, вытерла насухо филейный нож и сунула его в подставку. Надев на руку кухонную рукавичку, она приоткрыла дверцу и заглянула в духовку. Лазанья была готова и издавала умопомрачительный аромат плавленого сыра.
В этот же момент Соня услышала, как открылась входная дверь. Соня бросила взгляд на часы — почти восемь. В последнее время Вадим все чаще стал задерживаться на работе.
— Чем это так воняет? — долетел до Сони голос мужа.
Она вышла в гостиную — прихожей в их модной квартире не было — и сказала:
— Пахнет запечённым сыром. Я лазанью сделала. Ты как раз вовремя.
— Я сначала в душ, — передернул Вадим плечами. — Устал — не могу.
Соня кивнула и вернулась на кухню. Вскоре из ванной послышались звуки зажурчавшей воды. Соня пошла в спальню, чтобы достать для Вадима чистые штаны и футболку, в которых он ходил дома, и увидела на кровати сброшенную им одежду. «Вот всегда так, бросит кучей в комнате, нет, чтобы сразу в корзину положить, — думала Соня. — За собой не замечает, а меня попрекает каждой соринкой». Соня взяла брюки и рубашку мужа и замерла. На белоснежной ткани сорочки у самого ворота виднелось розовое пятно. Сомнений в том, что это следы от помады, у Сони не было. «Прямо классика, — горько усмехнулась Соня. — Интересно, если предъявить это Вадиму, сунуть под нос, он скажет, что у меня больная фантазия? Или придумает более оригинальное язвительное оправдание?» Нет, она не будет ему ничего говорить. Не в первый раз она видит такие пятна и наверняка не в последний. И ведь когда-то, дурочка, она трясла вот такой же рубашкой перед лицом Вадима и устраивала истерику, а он лишь посмеялся, смерил ее презрительным взглядом и даже объяснять ничего не стал.
На следующий день была суббота, но Вадим уехал в офис, сославшись на трудный отчетный период. Соня приняла это как должное, даже и не пытаясь показать свое возмущение или недовольство. Вот уже очень давно Вадим лишь раздраженно хмыкал, если Соня начинала «качать права». А ее словно апатия охватила: ничего не хотелось, ни к чему она не стремилась. Правда, в последнее время эта апатия перерастала во что-то жуткое: ножи эти, сны непонятные, мысли, мысли, мысли…
Соня позвонила единственной подруге Вике и напросилась в гости. С Викой они дружили еще со школы, а потом та перебралась в Москву, поступив в столичный вуз. Сначала каждый день моталась на электричках на пары и с пар, но спустя три месяца решила, что хватит, слишком это утомительно: сняла комнату на окраине столицы, благо родители у Вики хорошо зарабатывали и смогли дочери помочь финансами. Так она и осталась в Москве и очень обрадовалась, когда и Соня, выйдя замуж за Вадима, тоже переехала в столицу.
Теперь подруга жила не в старой комнатушке, а в весьма приличной квартире, в хорошем районе. Жилье Вика снимала.
— Не повезло мне встретить московского богача, — смеялась подруга, поглядывая на Соню, — приходится довольствоваться тем, что есть.
— Вадим не богач, — возражала Соня, — да и не за его деньгами я гналась, когда замуж выходила. Ты же знаешь.
— Знаю-знаю, — улыбалась Вика. — Я ж шучу. Я вообще считаю, что кто-то предназначен для карьеры, а кто-то для карьеры мужа. Не все же мы одинаковые, правда?
Вика подмигивала Соне, смеялась, а Соня после таких высказываний подруги пыталась заглушить в себе неприятное чувство, волной накатывающее ощущение, будто она и правда выскочила за Вадима только потому, что он был очень обеспечен. Неужели она, Соня, со стороны выглядела именно так? Охотницей за деньгами? Может, поэтому и родители Вадима относились к ней более чем прохладно.
Вика работала теперь в хорошем рекламном агентстве и была, что называется, женщиной, сделавшей сама себя. Им обеим было под тридцать, только у Вики жизнь бурлила, а у Сони будто замерла. Если Соня жила по накатанной, то Вика кипела идеями и строила планы. Все у нее было распланировано на годы вперед.
— Через год у меня будет достаточно денег на покупку квартиры-студии, не хочу влезать в ипотеку, — говорила она. — А лет через пять думаю открыть собственную фирму.
— А как же семья, Вик? — спрашивала Соня.
— А что семья? Не всем быть счастливыми в браке. У кого-то счастье в другом.
— Нет, — мотала головой Соня. — Я уверена, что самое главное для женщины — это семейный очаг, дети…
— Ну, одно другому не мешает, — возражала Вика. — Можно и детей, и карьеру… Не знаю, чего ты дома засела, давно бы уже чем-нибудь занялась. Хоть бы пироги свои пекла или вон торты на заказ. Сейчас это весьма востребовано.
«Хоть бы пироги свои пекла» резало слух. Вика будто бы нарочно принижала важность Сониной профессии, но такая уж она была — говорила, что думает, без обиняков. Нет, не осуждала, уважала выбор подруги, но сама бы никогда такой не сделала.
Идея Вики насчет выпечки тортов на дому Соне понравилась, но она так и не решилась рассказать о ней Вадиму. К тому времени он уже в открытую презрительно отзывался о Сониных кулинарных способностях, а ее желания и мечты ни во что не ставил.
Разговоры о счастье, семейном очаге и разных взглядах на жизнь подруги уже давно не вели, потому что Соня хоть все еще и делала вид, что у нее удачный брак, но обе они понимали: все совсем не так радужно, как когда-то представлялось Соне. Вика не вмешивалась и лишних вопросов не задавала: если Соня захочет, сама расскажет, а не захочет…
В этот раз, приехав к подруге и услышав ее очередной совет, что Соне нужно бы чем-то заняться помимо мужа и дома, найти какое-то дело по себе, Соня не выдержала.
— Не знаю, что мне делать, — призналась она, усевшись за обеденный стол и отхлебнув горячего чая с черникой, которым угощала ее Вика. — Мне кажется, я схожу с ума, Вик.
— В смысле? — замерла подруга, так и не донеся до рта рассыпчатое печенье.
— Вадим мне изменяет, — выдохнула Соня.
— Ты уверена?
— Ну, не знаю, — дернула плечом Соня. — Он постоянно задерживается на работе. Сегодня вот опять уехал в офис. А сегодня, между прочим, суббота. А вчера на вороте его рубашки я обнаружила следы помады. Да и не в первый раз уже, — вздохнула Соня.
— И? — уставилась на нее Вика.
— Что — и?
— И что он на это говорит? Ты ему устроила скандал?
— Какой скандал, Вик? Ты же знаешь, какой он… Когда я попыталась ему что-то сказать, Вадим высмеял мои претензии так, что я почувствовала себя умалишенной дамочкой, которой что-то мерещится, а мне ведь и правда мерещится… всякое. — Соня подула на чай, сделала большой глоток и прилипла глазами к окну: лишь бы не видеть Викин осуждающий взгляд.
— То есть ты уверовала в слова своего мужа о том, что помада на его одежде тебе померещилась? — осторожно проговаривая каждое слово, произнесла Вика.
— Да нет, мне другое мерещится.
И Соня рассказала про регулярно повторяющиеся сны, иногда не сны, а самые что ни на есть настоящие миражи о том, как она хладнокровно убивает мужа.
Ровно неделя понадобилась Соне, чтобы окончательно сбросить морок со своих чувств и наконец-то начать действовать. И к действиям этим подтолкнул ее сам Вадим.
В пятницу он позвонил ей уже в восьмом часу вечера и сообщил, что допоздна останется в офисе. Не приехал он ни в десять, ни в двенадцать ночи. Соня набрала номер мужа, узнать, как долго продлится это его «допоздна», но телефон был вне зоны доступа. Так она и уснула ни с чем.
Проснувшись, Соня поняла, что Вадим не приехал ночевать. Телефон его снова был недоступен. Она вдруг вспомнила, как неделю назад он звонил ей с какого-то незнакомого номера, тогда Соня этому значения не придала, как и женскому смеху, что раздавался на заднем фоне. А что если…?
И она решилась: отыскала во входящих тот самый телефон и нажала кнопку вызова. На другом конце долго не отвечали, и Соня, бросив взгляд на настенные часы, поняла, что еще слишком рано: стрелки едва-едва перевалили за семь. Однако, когда она уже собралась сбросить вызов, в телефоне послышался заспанный женский голос:
— Алло.
Соня даже растерялась и невнятно пробормотала:
— Ва… Вадим у вас?
— Милый, это тебя, — сонно пробормотала женщина и, кажется, передала телефон мужу.
Ее, Сониному, мужу. Соня тут же выключила мобильник и прижала дрожащие пальцы к губам. Вот и все. Подтверждение — нарочно не придумаешь.
— А на что ты рассчитывала, дура? — ругала она себя, когда немного отошла от первого шока. — Может, думала, что он и правда в офисе до утра просидел? Или что его машина сбила? Хотела доказательство? Вот тебе доказательство.
Соня полдня металась по квартире, не понимая, как ей теперь быть. Любовница мужа, видимо, не поняла, кто звонил по ее номеру и спрашивал Вадима, но тот-то наверняка догадался, а не догадался сразу, так потом — Сонин телефон увидел. И что теперь делать? Как быть? Как вести себя? Сердце Сони молчало и ответов давать не желало. Соня вообще ничего не чувствовала: ни злости, ни отчаяния, ни облегчения. Ведь облегчение же она должна была почувствовать? Разве не хотела покончить с этим недобраком?
Может, собрать вещи и уехать? Или нет, лучше собрать вещи Вадима и выставить чемоданы к двери. Пусть сам убирается. Или? В панике Соня начала звонить Вике, чтобы посоветоваться, но едва набрав номер подруги, тут же сбросила. Какие советы могут быть в такой ситуации? Сама решить должна! Сама!
Когда Вадим вернулся домой, стрелки часов уже сместились за полдень. Он появился в дверях кухни, и Соня, наконец-то успокоившаяся и последний час сидевшая за обеденным столом, поднялась ему навстречу.
— Все бездельничаешь? — с насмешкой бросил Вадим. — Скорее приготовь что-нибудь, я со вчерашнего обеда ничего толком не ел. Заработался.
— А что, эта твоя любовница совсем готовить не умеет? — вырвалось у Соня.
— Любовница? — Вадим так искренне удивился, что у Сони даже мелькнула мысль: а не придумала ли она все.
— Да, любовница, у которой ты провел ночь, — делая паузы после каждого слова, выговорила она.
— Ты в своем уме? — усмехнулся Вадим. — Ты про Катерину, что ли? — И разразился наигранным смехом. — Так эта моя коллега. Мы всю ночь работали над сложным отчетом для учредителей нашей фирмы. Зачем ты ей, кстати, звонила? — Он потянулся и зевнул, а Соню даже затошнило от такой деланной небрежности. Вадим ведь и правда ее считает полной дурой!
— Неужели? — скептически воскликнула она. — Эта та самая коллега, которая регулярно оставляет на твоих воротниках следы безвкусной ярко-розовой помады и чьими духами от тебя воняет каждый вечер? Не надо делать из меня идиотку, Вадим! Хватит! — повысила голос Соня.
— Знаешь, я устал, — спокойно произнес он. — Я весь вчерашний день и всю ночь работал, и мне совершенно не хочется сейчас выслушивать безосновательные упреки.
Он развернулся и направился в ванную.
— Я подаю на развод, — бросила Соня ему в спину.
Вадим замер и обернулся, уставившись на Соню.
— Подаешь на развод? — будто не расслышав, переспросил он.
— Да. С меня хватит.
— Ты чокнулась? Какой развод? — вспылил Вадим. — Из-за каких-то глупых подозрений хочешь все разрушить?
— Хватит! — сорвалась Соня на крик. — Хватит делать вид, что все хорошо! Ты и сам прекрасно понимаешь, что уже давно все плохо. Все разрушить? А что разрушать-то? Нечего! Нечего!
— У тебя истерика. — Он развернулся и сделал шаг к Соне.
— Да, истерика! Истерика! Потому что я больше так не могу. Ты меня не любишь совсем, — зарыдала Соня. — Ты постоянно осыпаешь меня упреками. Ты всем недоволен. У тебя любовница, и ты даже не пытаешься этого скрыть, а я должна терпеть? Ради чего? Ради чего все это, скажи?
— Вы посмотрите на нее — она должна терпеть! — ехидно выплюнул Вадим. — А я не терплю? Ты сидишь на моей шее, живешь на всем готовеньком. Сколько я бабок тебе даю? Мало? Тебе мало?
— Да, мне мало! — кричала Соня сквозь слезы. — Мне мало одних лишь только денег. Я тепла хочу и уважения. Ты ведь меня ни на грамм не уважаешь, Вадим.
— А за что тебя уважать? Работать не работаешь. Живешь как у Христа за пазухой. Жрать и то не научилась толком готовить.
Ответ на свой вопрос Соня получила вечером, когда к ней неожиданно нагрянула свекровь.
— Лидия Васильевна? — удивленно произнесла Соня, открыв дверь.
Со свекрами у нее отношения были холодно-вежливые, и ни разу такого не было, чтобы Лидия Васильевна приезжала без предупреждения. Она вообще у них редко бывала, в основном приглашала сына с невесткой к себе по выходным или в праздники.
— Напоишь чаем? — спросила свекровь, изогнув тонкую, словно ниточка, бровь.
— Конечно, проходите.
Свекровь прошла прямо на кухню, осмотрела помещение критичным взглядом и заявила:
— Генеральная уборка бы не помешала. Пыль вон аж комками лежит. Что ж ты, Софья, сидишь дома, не работаешь, а квартиру так запустила, — покачала свекровь головой. — Не можешь сама, так вызвала бы клининг. Денег-то у вас на него точно хватит. — И таким взглядом одарила Соню, что той тут же стало стыдно, будто она и правда была замарашкой, которая целыми днями сидит, в потолок плюет и пальцем о палец не ударит.
Соня, однако, сдержалась и ничего свекрови не ответила, а пока заваривала чай, косилась по углам, пытаясь разглядеть несуществующие комки пыли.
Когда она подала Лидии Васильевне чашку чая и поставила на стол вазочку с конфетами, та, сделав глоток и поморщившись, наконец выдала секрет своего внезапного визита.
— Слышала, ты на развод подавать собралась.
«Быстро же Вадим все донес мамочке», — мелькнула у Сони мысль.
— Собралась, — процедила она в ответ.
— Что ж так? — с ехидцей спросила свекровь. — Кого побогаче нашла?
— Как вы можете, Лидия Васильевна? — нахмурилась Соня, негодуя. — Вадим изменяет мне и даже не скрывает этого. Сегодня он вообще не ночевал дома.
— Он занимает высокую должность, Софья, ответственную. Вполне естественно, что время от времени ему приходится задерживаться на работе.
— А запах женских духов и помада на рубашке — тоже вещи вполне естественные? — с сарказмом спросила Соня.
Свекровь долго молчала, а потом сказала:
— Что ж, он мужчина, а мужчины, как известно, существа полигамные…
Соня встала с места и, с опаской покосившись на подставку для ножей, прислонилась к разделочному столу, скрестив руки на груди.
— Лидия Васильевна, зачем вы здесь? Чтобы уговорить меня не разводиться с вашим сыном? Вам-то что от этого? Я ведь не слепая, знаю, что ни вы, ни Илья Андреевич никогда меня не жаловали.
Свекровь оторвала взгляд от чашки и посмотрела на Соню.
— Ладно, я буду откровенной. Мы действительно тебя никогда не любили, считая не ровней нашему Вадиму. Знаешь, ведь до тебя у него была девушка, Катерина. Из хорошей семьи, образованная. Мы были уверены, что они с Вадимом поженятся.
«Не та ли это коллега Катерина, с которой он всю ночь так усердно трудился», — подумалось Соне.
— Ну а потом эта твоя беременность, — продолжила свекровь, — и Вадиму пришлось жениться на тебе. Все-таки он у меня не подлец, воспитали мы его хорошо. Жаль, конечно, что выкидыш не случился пораньше, тогда бы жениться ему не пришлось.
— Вам не стыдно? — Соня смотрела на свекровь с отвращением. — Как вы можете такое говорить, вы же тоже женщина!
— Давай только не будем здесь разыгрывать вселенской трагедии, — фыркнула свекровь. — Что теперь прошлое ворошить? Сейчас о другом думать надо.
— Не о чем тут думать, — резко бросила Соня. — Разведемся — и дело с концом, а там пусть ваш хорошо воспитанный Вадим женится хоть на Кате, хоть на Маше, хоть на всех сразу.
— Не получится, — вздохнула свекровь и добавила примирительно: — Выслушай меня, Софья, без эмоций. Я понимаю, неприятно осознавать, что у мужа есть другая женщина, что чувства поостыли, да и вообще… Но, как ты знаешь, у Вадима впереди большая карьера. Совсем скоро он может стать не просто сотрудником фирмы, а полноценным партнером. Это его цель, мечта, если хочешь. Это очень важный шаг и задел на прекрасное будущее.
— Я не понимаю, какое отношение его карьера имеет к развалившейся семье?
— Самое прямое. Видишь ли, господин Царев, основатель фирмы, где работает Вадим, консервативен и считает, что человек, не сумевший наладить семейную жизнь, вряд ли сможет оказаться надежным партнером. Его не столько волнуют денежные вливания в его фирму, которые может сделать Вадим, сколько репутация. Если Вадим сейчас разведется с тобой, то партнерства ему не видать, понимаешь? — Соня хмурилась, а свекровь продолжала: — А потому я тебя прошу: подожди еще чуть-чуть с разводом. Дай Вадиму хорошенько встать на ноги, а уж когда все устаканится, делай как знаешь.
— Подождать? — с содроганием в голосе спросила Соня, чувствуя, как под напором свекрови, голос который будто обволакивал Соню, лишая силы воли, она теряет появившуюся было решительность. — И сколько же, вы хотите, чтобы я ждала?
— Вадим говорит, что Царев вскоре намеревается пересматривать дела своей фирмы, будет привлекать новых людей и где-то через пять-шесть месяцев собирается предложить Вадиму партнерство. Он почти прямым текстом обещал это. Ну а там еще полгодика и можно будет потихоньку развестись. Там-то уж Царев не сможет ничего Вадиму возразить, он же внесет свою долю в развитие… Ну, я в этих делах плохо разбираюсь, Вадим тебе лучше расскажет.
В тот день Вадим вернулся домой поздно. Соня сделала вид, что спит, когда он вошёл в супружескую спальню и лёг на свою половину кровати. Она провела весь день в метаниях, размышляя над просьбой свекрови. К вечеру ей даже стало казаться, что она сможет скрепя сердце подождать эти несколько месяцев, пока Вадим не получит партнёрства, чтобы не портить ему репутацию и открывающиеся перспективы. Но когда под мужем промялась кровать, когда он потянул на себя одеяло, Соня мысленно поежилась. Неужели они будут и дальше делать вид, что все в порядке? Он будет вот так вечерами ложиться рядом с ней после того, как вернётся от любовницы? Будет по-прежнему критиковать её кулинарные таланты? И она будет это терпеть? Ради чего? Она и так уже слишком давно притворялась, что ничего не понимает.
Так ничего и не решив, Соня уснула лишь к утру, а на следующий день проспала. Впервые в их супружеской жизни, между прочим. Раньше она всегда вставала рано, чтобы успеть приготовить Вадиму завтрак и сварить кофе. Изо дня в день на протяжении нескольких лет. А он воспринимал это как должное.
Когда Соня открыла глаза, то увидела на циферблате часов, что стрелки показывают начало девятого. Первая мысль была: «Как же Вадим без завтрака уедет?» А потом её оглушило осознание, что ещё вчера утром она была намерена развестись.
Соня встала, накинула длинный бирюзовый халат из плотного шелка и уже собралась отправиться в ванную, как услышала приглушённый голос мужа. Значит, он ещё дома. Тихонечко приоткрыв дверь, Соня прислушалась — Вадим разговаривал с кем-то по телефону. Подумав, что подслушивать нехорошо, Соня открыла было дверь сильнее и шагнула в небольшой коридорчик, чтобы проскользнуть в ванную, но замерла.
— Да куда она денется? — донёсся до неё уверенный голос мужа. — Мать её вчера уговорила. Думаю, пару недель нам не надо встречаться, Катюш. Да. Я сделаю вид, что раскаиваюсь, чтобы эта овечка успокоилась и не испортила мне все планы. Развод мне точно сейчас ни к чему, сама знаешь. Царев узнает — даже разговаривать со мной не станет. Консервативный старый козел! — Чем больше он говорил, тем глуше стучало у Сони сердце, подпрыгивая до самого горла. — Ну, потерпи, малыш, ты же знаешь, что я только тебя люблю.
Соня вдруг четко осознала, что муж прав: она и правда овечка. Глупая, доверчивая овца, которая все эти годы верила ему и преданно любила. А ещё осознала: не покончит с этим прямо сейчас — сойдёт с ума.
— Ну, давай, котик, я сам позвоню, — закончил Вадим разговор и послал в телефон смачный поцелуй.
Только тут он заметил Соню, которая, больше не таясь, стояла в дверях кухни, прислонившись к косяку. Он замер, растерянно уставившись на нее.
— И после этого ты и твоя мамочка будете убеждать меня, чтобы я потерпела ради твоей карьеры? — с отвращением выдавила из себя Соня.
— Сонь, давай не будем рубить сплеча и поговорим спокойно, как нормальные, взрослые люди. — Вадим говорил таким деловым тоном, будто речь шла не об их разрушенном браке, не об унизительном положении, в которое он ее поставил, а о деловой сделке. — Ну, да, я тебя разлюбил. Да, изменил, — он развёл руками, — но тут есть и твоя вина. Ты же... Ты же как была девчонкой из ПТУ, так и осталась, а я…
— А ты вырос, перерос эту девчонку из ПТУ по всем статьям, — кивнула Соня, — стал солидным бизнесменом, скоро станешь не просто сотрудником, а полноценным партнером. Я все понимаю, Вадим. Я тебе не ровня.
— Вот видишь, можешь, когда захочешь, — одобрительно улыбнулся он, а Соня поняла, что её сейчас стошнит.
— Да-да, могу, и чтобы не смущать своей пэтэушностью ни тебя, ни твоих друзей, ни родителей, мы разводимся, Вадим. Прямо сегодня подаём на развод.
— Господи, Соня! — вспылил он. — Ну что ты заладила с этим разводом? Вроде мама тебе вчера все доходчиво объяснила. Нужно подождать. Ты же ни в чем не нуждаешься, живешь за мой счёт. У тебя все есть. Что тебе ещё надо, идиотка?
От последнего слова Соня дернулась, будто Вадим хлестанул её по лицу.
— Самоуважение, — выдохнула она. — Мне нужно сохранить крупицы самоуважения. Неужели ты хочешь... неужели думаешь, что после всего, что я только что услышала, я буду ждать ещё год и терпеть это все?
— Да черт тебя побери, Соня! — рявкнул он. — Что тут терпеть? Как жили, так и будем жить!
Вадим ещё что-то говорил, говорил убедительно, с напором, давя на никчемность Сони, её зависимость от него, неприспособленность к жизни. По всему выходило, что он её облагодетельствовал и буквально выточил, как скульптор вытачивает из неприглядного бесформенного куска мрамора произведение искусства. Соня почти не слышала его слов, в голове гудело. Она закрыла руками уши и боролась с подступающей тошнотой, вызванной чувством отвращения к мужу, а главное — к самое себе. Как она могла все это время слепо верить в его эфемерную любовь? Как могла не замечать, какой он на самом деле?
— Хватит! Хватит! Хватит! — выкрикнула Соня. — Заткнись!
— Что ты себе позволяешь? — поморщился Вадим.
Совладав с захлестнувшими её эмоциями, Соня медленно произнесла:
— Я иду подавать на развод, и ничто моего решения не изменит.
Она будто мантру читала, будто пыталась убедить саму себя, что и правда сделает это.
Соня отвернулась от мужа и пошла в ванную. Хотела запереть дверь и хотя бы умыться, но Вадим дернул ручку на себя.
По кухне разносился терпкий дразнящий аромат свежемолотых кофейных зерен. Соня заправила гейзерную кофеварку, добавила ложечку сахара и щепотку перца и поставила кофе вариться.
Они с Викой только что вернулись от адвоката. Соня написала на него доверенность, чтобы он взял все заботы о разводе на себя. Она боялась, что сама не выдержит ни ненавистнических выпадов Вадима, ни давления свекрови, которая последнюю неделю обрывала телефон, названивая по пятьдесят раз на дню.
Эти две недели, что прошли после ее ухода от Вадима, были словно в тумане. А все из-за того влияния, которое свекровь оказывала на Соню. Сначала она отвечала на звонки, слушала аргументы Лидии Васильевны и будто подпадала под ее гипноз, почти со всем соглашалась, чуть на попятную не пошла и, повесив трубку, начала сомневаться в правильности своего решения. Вика, у которой теперь жила Соня, заметила, как свекровь действует на подругу, отключила у той мобильник и спросила:
— Ты понимаешь, что они решили морально тебя задавить? Видят, что из тебя можно лепить, как из пластилина, вот и хотят вылепить. Давай так: ты либо решила и разводишься, тогда я тебя по всем поддержу. Либо заканчивай маяться и терзаться в сомнениях, возвращайся к мужу и живи, как жила: обстирывай, тапочки подноси, в рот заглядывай и терпи. Смотреть на то, как ты мечешься, я больше не могу.
— К какому мужу, Вик? — помотала головой Соня. — Он там, наверное, уже свою Катерину в нашу квартиру перевез.
— Тогда чего ты слушаешь эту Лидию Васильевну? Она к совести твоей взывает? К человечности? Лучше бы сына нормально воспитала! — выдохнув, Вика добавила: — Хочешь, я найду тебе адвоката, и он все вопросы решит за тебя. Тебе даже в суд не нужно будет идти.
И Соня согласилась. Адвоката Вика нашла через коллегу.
— Я попробую договориться с вашим мужем в досудебном порядке, так будет проще всего. Если он на это не пойдет, тогда все решим через суд.
Соня позвонила Вадиму и сообщила, что теперь все вопросы о разводе за нее будет решать Юрий Павлович. Правда, Соня многого не ждала, она была уверена, что Вадим откажется договориться. Однако она ошиблась. К удивлению, после разговора с адвокатом Вадим пошел на уступки и согласился отдать Соне квартиру, в которой они жили.
— Соне этого должно за глаза хватить. Она в этот брак ничего не вложила, — заявил он, — а квартира больших денег стоит.
— А то, что ты его обхаживала со всех сторон, не в счет, — фыркала Вика. — А моральный ущерб тоже не в счет? А проданная бабушкина квартира?
— Я согласна, — сказала Соня Юрию Павловичу, пропуская резкие слова подруги мимо ушей.
— Вы уверены? У вас же в совместной собственности два автомобиля и большой загородный участок, на котором вот-вот начнется строительство, а еще ценные бумаги. Все это было приобретено уже после заключения брака. Вы имеете право получить половину, — уговаривал ее Юрий Павлович.
— Я просто хочу поскорее с этим покончить, иначе, мне кажется, я так и не выберусь из их тисков.
— А вы знали, что полгода назад ваш муж приобрел еще одну квартиру? — нанес новый удар Юрий Павлович.
Для Сони это стало полной неожиданностью, и она помотала головой — она ничего не знала.
— Пусть хоть все забирает… — пробормотала она. — Мне ничего не нужно.
— Не дури! — прикрикнула на нее Вика. — Ничего тебе не нужно, пока ты в апатии. А где потом жить будешь?
Подруга права. Старую бабушкину квартиру в Сергиевом Посаде она ведь давно продала, и деньгами от ее продажи Вадим, между прочим, пользовался без зазрения совести, хотя, по его словам, это были сущие копейки.
— Хорошо, раз он готов отдать мне квартиру, где мы жили, я согласна, но ни на какой раздел имущества я подавать не буду, иначе это никогда не кончится. Сил моих больше нет.
Будто в подтверждение ее слов зазвонил мобильник. На экране отобразился номер свекрови. Соня сбросила вызов и отключила телефон.
Адвокат лишь покачал головой, но принял решение Сони и сообщил о нем Вадиму.
В суд идти не пришлось, развести их теперь, без претензий друг к другу и без детей, могли и в загсе.
— Целый месяц ждать, — вздохнула Соня, разливая сварившийся кофе по чашкам.
— Зря ты не стала претендовать на раздел имущества, — качала головой Вика. — Я бы забрала все, что мне причитается по закону. Ишь ты!
— Не хочу ничего. Меня изнутри будто выжгли, — призналась она и опустилась на стул. — Вадим разговаривает со мной так, будто я по гроб жизни ему обязана, будто он правда меня из какой-то помойки вытащил. Лидия Васильевна и того хуже: призывает на меня все проклятия и кары небесные.
— Ну и семейка. Неужели ты раньше не понимала, какие они? — удивлялась Вика.
— Не понимала, — вздохнула Соня. — Я, конечно, знала, что свёкры меня не особо любят, но чтобы вот так ненавидеть. Будто я у них украла что-то! А Вадим?!
— Вадим тебя морально давил все эти годы, а ты принимала это как само собой разумеющееся. И ведь со стороны не скажешь: всегда такой вежливый, приятный, обаятельный. Да уж, подруга. Как там говаривала великая Раневская? «Лучше быть хорошим человеком, ругающимся матом, чем тихой, воспитанной тварью».
Соня ходила из комнаты в комнату, из кухни в ванную и глазам своим не верила. Отовсюду на нее смотрели голые стены. Не было ни мебели, ни ковров, ни кухонной утвари, ни бытовой техники. Даже встроенного шкафа у входной двери, где они раньше хранили верхнюю одежду, не было. Да что там шкафа? Исчез и маленький коврик у порога, встречавший гостей радостной надписью «Добро пожаловать». Как будто здесь и не жил никто.
— Обалдеть, — протянула Вика.
Привалившись к стене, Соня закрыла лицо руками и разрыдалась. Вика, ни слова не говоря, обняла подругу и погладила ее по голове. Соня не столько плакала по голым стенам и исчезнувшим предметам, сколько по своей обнулившейся жизни. Она и себя чувствовала пустой, как эта квартира: оболочка есть, а внутри ничего не осталось. Слишком сильно она была привязана к мужу, слишком сильно полагалась на него, слишком глубоко увязла в вере, что без Вадима она ничто.
— Ну все, поплакали и хватит, — наконец скомандовала Вика. — Я, конечно, всякое видала, но чтобы вот так.
— Подожди. — Соня полезла в сумку и достала мобильник. — Это какое-то недоразумение. Куда все могло испариться? Может… может, тут насекомых травили или нас ограбили… — бормотала Соня, пытаясь отыскать в адресной книге номер мужа.
— Каких насекомых, Сонь? Да что ты делаешь-то?
— Вадиму позвоню…
Вика лишь осуждающе покачала головой. Соня ведь даже не замечала, что все еще думала о себе и Вадиме в категории «мы», только вот парадокс: этих «мы» давно уже не было.
Соня нажала на кнопку вызова и, как только Вадим снял трубку, проговорила:
— Вадим, куда все вещи из квартиры делись?
— Какие вещи? — Соня не придала значения издевке, которая отчетлива слышалась в его голосе.
— Я приехала домой… в квартиру приехала, а тут ничего нет…
— А что там должно быть?
— Как что? Мебель, вещи, одежда. Даже одежды нет. Нас, кажется, ограбили.
— Н-да, — протянул Вадим. — Права мать, ты все-таки редкостная идиотка. Я согласился отдать тебе квартиру — я ее отдал. На этом все!
— То есть… это ты все вынес? — все еще не веря, спросила Соня.
— А ты рассчитывала, что ты будешь продолжать жить на всем готовеньком? Ты и могла бы, как тебя просили! — разошёлся Вадим. — Но ты обиженная! Ты же самостоятельная! Вот и побудь самостоятельной, а я посмотрю, куда ты доплывешь с твоими-то способностями! Радуйся, что квартира у тебя есть. Это почти царский подарок. Я ведь мог вообще тебя просто вышвырнуть на улицу — и дело с концом. — Вадим бросил трубку.
Вика все поняла по Сониным ошеломленным глазам.
— Вот козел! — выругалась подруга. — Хотя я сразу поняла, что это его рук дело. Мелочный ублюдок, — не стеснялась в выражениях Вика.
Позже они сидели на кухне у Вики, молча пили коньяк, наблюдая, как догорает закат за широким окном.
— Знаешь, самое смешное, что Вадим всегда чертыхался, когда в каком-нибудь кино главный герой при разводе забирал часть имущества, — передернув плечами, сказала Соня, нарушая тишину. — Называл таких недомужчинами. Мол, ты же мужик, ушел так ушел, зачем у женщины что-то забирать. А сам вымел все. Вот скажи, зачем ему одежда моя? Его любовница что, будет носить мои пеньюары?
— Он сделал это тебе назло, Сонь. Решил вот таким низким способом отомстить. Унизить еще сильнее. Надо было послушаться адвоката и подать на раздел имущества, а не соглашаться только на квартиру. Гад! — в сердцах выдохнула Вика.
— Знаешь, я ведь посчитала это нормальной сделкой. У меня нет другого жилья, и я обрадовалась, что Вадим предложил отдать мне квартиру.
— Да-да, я знаю эти бабские глупости, Сонь. Я благородная. Мне ничего не надо, лишь бы поскорее избавиться, — покачала головой Вика. — Это не прагматично и глупо.
— Мне ничего от него не нужно, ведь в чем-то он прав: я ничего не вложила в этот брак.
— Соня! — раздраженно остановила ее Вика. — Сколько можно?! Ты вложила себя! Свои чувства! Четыре года своей жизни. А что вкладывал он? Деньги? Это, конечно, хорошо, но ты не за деньги замуж выходила, что бы там ни думала его мамаша, да и сам Вадим. И ты, между прочим, свою квартиру продала в Посаде, а я тебе говорила: не делай этого.
— Я думала, так будет лучше, — вздохнула Соня и вылила в себя остатки спиртного.
Поморщившись, она встала и отнесла бокал к мойке.
— Ладно, давай спать. Что-то мне не хочется ничего, — тихо проговорила Соня.
Дни до официального развода тянулись медленно. Большую часть времени Соня проводила в квартире Вики, ничего не делая. Казалось, все эмоции испарились, и Соня стала какой-то вещью, которая ест, спит, дышит, но ничего не чувствует. Она сама себя не понимала. Не понимала, почему не злилась на Вадима за его измены и такие некрасивые поступки. Не понимала, почему внутри нее царило опустошение, ведь сама хотела порвать эти отношения, сама хотела освободиться. Ни радости, ни гнева, ни желаний. Ни-че-го.
Просыпаясь утром, Соня думала, что вот сегодня она встанет и что-нибудь сделает. Однако, встав, не делала ничего, разве что кофе варила для себя и собиравшейся на работу Вики, да и тот, казалось, потерял свой насыщенный вкус и пился, как безвкусная вязкая жидкость.