Я тебя найду и уничтожу

1

Я сидела на мокром асфальте. Холод проникал сквозь тонкую ткань брюк, впивался в кожу. Воздух пах кровью и дождевой водой. Перед глазами всё ещё стояли они — те четверо, которых прямо сейчас методично, почти беззвучно ломали. Не было криков, только тихие, влажные звуки ударов и глухие стоны, обрывающиеся на полувдохе.

Я не смотрела. Я слушала. И этого было достаточно, чтобы сжиматься от ужаса.

Когда всё стихло, наступила оглушительная тишина. Я слышала только стук собственного сердца в ушах, быстрый, рваный. И капли, падающие с ржавой водосточной трубы. Кап. Кап. Кап.

Шаги. Неторопливые, тяжёлые. Они остановились прямо передо мной. Я подняла голову.

Чёрные ботинки, отполированные до блеска, отражали мигающий свет фонаря. Выше — идеально прямые складки чёрных брюк. Его тень накрыла меня целиком, отрезав от остального мира. Он не двигался, просто стоял надо мной. Ждал. Воздух вокруг него казался плотным, холодным.

— Имя, — голос был низким, без эмоций. Словно треск льда.

Горло свело спазмом.

— Я... не...

— Имя.

— Милина, — выдохнула я послушно, понимая, что этому дракону нельзя перечить.

Он молчал. Секунды растягивались в вечность под его давлением. Я чувствовала себя насекомым под стеклом. Ему не нужно было кричать или угрожать. Его неподвижность сама по себе вселяла в меня страх.

— Я... я не хотела вам мешать, — слова вылетали изо рта сами, путаясь и спотыкаясь. — Они за мной гнались. Я просто бежала. Спасибо, что...

Я осеклась. Слово «спасибо» прозвучало фальшиво и глупо. Он не помогал мне. Он убирал мусор, который посмел оказаться в одной с ним локации в серой зоне.

— Встань.

Приказ был таким же ровным и холодным. Я вцепилась пальцами в асфальт, пытаясь подняться. Ноги дрожали, не слушались. Он снова ждал, сверля меня взглядом, который я ощущала на коже под одеждой. Тяжелый, колючий, болезненный.

Я наконец встала, пошатнувшись. Чёрная медицинская маска липла к лицу, дышать было трудно. Козырёк кепки скрывал глаза.

Я сделала крошечный шаг назад. Инстинктивный, животный.

— Мне... мне нужно идти.

Я заставила себя чуть приподнять голову, чтобы взглянуть на него из-под козырька кепки. И замерла от ужаса. Я узнала. Его невозможно не узнать, потому что он хищно красив. Настолько, что в детском приюте, где я работаю, едва ли не в каждом девчачьем шкафчике его фото.

И глупых малолеток можно понять, в его внешность можно влюбиться ровно за секунду. Мозг еще обработать не успел, а ты уже потекла.

Только это не обо мне. Для меня его внешность отталкивающая. Потому что он дракон с сильной кровью. Об этом говорит даже пуля на его мощной шее. Это даже не традиция, а закон. Первая пуля дракона, что не прошила его тело, навсегда остается с ним, как сигнал остальным. Этот дракон пуленепробиваемый.

Я подняла взгляд выше и посмотрела в пронзительные серые глаза. Дэзвил Ниттер. Сын архона клана Ниттер. Герой самых кровавых слухов, что ползли по трущобам. Говорили, он не чувствует боли. Говорили, он ломает женщин, как игрушки, просто от скуки. Что для него чужая жизнь — грязь на ботинках. Ледяной ужас пронзил меня от пяток до макушки. Я попала из рук одного хищника в лапы другого, несоизмеримо более страшного.

— Ты никуда не пойдешь.

2

Это было не предложение. Это был факт. Констатация. Как то, что камень падает вниз, а вода — мокрая.

Страх сменился отчаянием. Глупым, безрассудным. Неконтролируемая дрожь по телу от понмания, что это, возможно, моя последняя ночь в жизни.

— Вы не можете... Вы не имеете права...

В переулке стало ещё тише. Даже капли перестали падать. Мне показалось, я услышала, как он втянул воздух сквозь зубы. Очень медленно.

— Права? — он сделал шаг ко мне. Я отшатнулась, уперевшись спиной в холодную кирпичную стену. — Ты, сирая, говоришь мне о правах? — Он сделал паузу, глядя в мои глаза, а затем скомандовал: — В машину.

У сирых не было защиты клана. В каланах самой низшей категорией были покровные, но даже они имели покровительство своего архона, в отличие от сирых, которые не принадлежали ни к кому.

А в трущобах архон не может обеспечить защитой каждого желающего, да и сил у него не хватит на кланы повлиятельнее.

Две тени отделились от стен. Меня подхватили под руки. Я взбрыкнула и забилась, пытаясь вырваться. Один верзила сбил с меня кепку и мои светлые длинные волосы рассыпались по плечам.

Я всегда их прятала, потому что их платиновый цвет очень редкий. В основном, именно поэтому мой брат уверен, что я могла бы принести в нашу семью много денег, став элитной шлюхой.

Вот только я не собиралась зарабатывать на своем теле. Только не таким способом.

Повернув голову, я увидела, что Дэзвил безразлично рассматривал мои волосы, затягиваясь сигаретным дымом, а затем посмотрел мне в глаза и от этого в районе пупка остро кольнуло.

Меня затолкали в машину, несмотря на отчаяные крики и сопротивление. Но в серой зоне никто не живет и ты можешь хоть заораться. Вот только делала я это не от того, что надеялась на помощь, а от ужаса.

Салон пах кожей и чем-то ещё. Резким, металлическим. Дверь захлопнулась, отрезав звуки улицы. А через минуту снова открылась и он сел рядом со мной. Так близко, что я чувствовала тепло его тела сквозь одежду. Машина тронулась, плавно, бесшумно.

— Куда вы меня везете?

За окном проносились огни трущоб, размытые, как акварель. Они отражались в его глазах, когда он повернул голову ко мне. Серые, пустые. Как два осколка льда.

— Ты доставила мне неудобства, — сказал он в тишине. — За неудобства нужно платить.

Пульс забился в горле, мешая дышать.

— У меня... у меня нет денег...

Уголок его рта дёрнулся. Это не было улыбкой.

— Я не беру плату деньгами. Тебя выебет толпа моих птенцов и ты будешь свободна. Если от тебя что-то останется.

Его тихие слова растворились в мертвой тишине салона, оставив после себя липкое, тревожное ощущение. Сначала я не поняла. Мозг отказывался складывать звуки в смысл. А потом нехотя и тревожно, но сложил. Холод, который до этого окутывал руки, брызнул куда-то в грудь. Он заполнил меня изнутри, вытесняя всё — воздух, кровь, мысли. Он говорил не о плате, а об уничтожении. О том, чтобы стереть меня, превратить в ничто, в вещь, которую вскоре выбросят на обочину в такой же серой зоне.

Машина набирала скорость, выезжая на мост. Внизу была чёрная, маслянистая вода, бурная река. Огни богатых районов на том берегу манили, как ядовитые цветы.

Он ничего больше не говорил. Просто смотрел. И в этом взгляде было всё: презрение, скука и холодный интерес хищника, разглядывающего свою добычу перед тем, как сломать ей хребет.

Что-то внутри меня оборвалось. Животный инстинкт, вопль загнанного в угол зверя. Нет. Только не так.

Моя рука, дрожа, двинулась к двери. Пальцы нащупали холодный, утопленный в обивку металл ручки. Я подняла на него взгляд и замерла.

Он видел.

В его серых глазах не было ярости. Не было удивления. Ничего. Только ровный, почти скучающий интерес. Он чуть склонил голову, наблюдая за моими пальцами на ручке, словно я была лабораторной крысой, решающей простую головоломку. Он не собирался меня останавливать. Он хотел посмотреть, что будет дальше.

Этот молчаливый, безразличный взгляд подстегнул меня к действию.

Я нажала на ручку. Щёлк. Мир накренился. Ветер ударил в лицо, оглушая. Я вываливалась наружу, в ревущую темноту. Последнее, что я увидела, прежде чем асфальт ударил по мне — его лицо. Спокойное. И одна его бровь, вздернутая вверх.

Кувырок. Боль взорвалась в плече, в колене, в голове. Мир превратился в кашу из огней и скрежета тормозов. Я откатилась к краю моста, к низким перилам, и замерла, свернувшись комком.

Машина остановилась в десятке метров. Дверь открылась без скрипа.

Он вышел. Неторопливо. Словно из его личного времени вырезали всю спешку. Не снимая перчаток, достал из кармана пачку сигарет, вынул одну. Щелчок дорогой зажигалки прозвучал в ночной тишине неестественно громко. Огонёк на мгновение осветил его лицо — идеальные, хищные черты, полное отсутствие эмоций.

Он затянулся, и огонёк сигареты заалел. Дым лениво вытек из его рта. И он пошёл ко мне. Неспешной, плавной походкой хозяина мира, который решил прогуляться. Каждый его шаг отдавался гулким ударом в моей голове.

Я поднялась на четвереньки, потом на ноги, качаясь. Тело кричало от боли. Он был уже в нескольких метрах. Он не ускорял шаг. Он просто шёл, и я знала — когда он дойдёт, я уже не сбегу.

Он хотел забрать мою жизнь, мой страх, моё тело. Превратить меня в пыль.

Единственный выход был внизу. Там, где бурная чёрная вода обещала либо смерть, либо свободу.

Я рванулась к перилам. Он даже не дёрнулся, чтобы меня перехватить. Я перевалилась через холодный, мокрый металл. В последний момент замерла на секунду.

Он остановился. Сигарета замерла на полпути к губам. И на его лице было то же самое лёгкое, почти научное удивление. Словно он наблюдал за поведением непонятного, но в чём-то забавного зверька, который предпочёл разбить себя о камни, но не пойти в клетку.

— Даже так?

Он еще раз затянулся, явно не собираясь меня отговаривать.

3

Первое, что я почувствовала, — холод. Пронизывающий, до самых костей, от которого всё тело превратилось в один сплошной комок дрожи. Я открыла глаза. Серое, безжизненное небо рассвета висело надо мной. Я лежала на берегу, в мокрой грязи и речном мусоре. Одежда превратилась в ледяную корку, липнущую к коже.

Я выжила.

Эта мысль не принесла радости, только новую волну страха. Я находилась на чужой территории, грязная, продрогшая, беззащитная. Если меня сейчас увидит хоть кто-то из местных, конец будет быстрым и предсказуемым. Женщина в таком состоянии — не человек, а товар. Меня похитят, отмоют и продадут в ближайший бордель ещё до того, как взойдёт солнце.

Собрав последние силы, я села. Руки не слушались, пальцы свело от холода. Я зачерпнула прибрежную грязь и густо вымазала ею свои волосы, пока они не превратились в тёмные, слипшиеся сосульки. Собрала их в неряшливый пучок на затылке. Маска, на удивление, всё ещё держалась на лице, мокрая и бесполезная, но она скрывала половину лица, и это было главным.

Я поднялась, шатаясь, и пошла вдоль дороги, ориентируясь по далёким очертаниям знакомых зданий. Мой район был где-то в той стороне. Каждый шаг отзывался болью в избитом теле. Я была напугана до оцепенения, не зная, что делать.

Мысли метались в голове. Филл. Когда он узнает, что из-за меня сделали с его людьми, он придёт в бешенство. Игры в кошки-мышки кончатся. Он объявит на меня настоящую охоту, и тогда уже никто в трущобах не посмеет меня спрятать. Мне нужно было исчезнуть. Залечь на дно на пару месяцев, а лучше — на всю оставшуюся жизнь.

Я старалась не думать о Дэзвиле. Гнала его образ из головы, отчаянно надеясь, что для него я была лишь мимолётным раздражителем, о котором он уже забыл. Но мысли сами возвращались к той последней секунде на мосту. Что было бы, не отпусти я перила? Толпа голодных до женской плоти парней... они способны превратить женщину в кусок дрожащего мяса. Я слышала, как брат с друзьями обсуждали подобное. Архон стаи отдаёт добычу из чужих районов на расправу своему клану. От одних этих слов меня охватывал ужас, а уж если представить, что чувствует женщина... Лично я предпочла холодную, мокрую неизвестность.

Об этом я думала всю дорогу до серой зоны. Перебиралась между зданиями, прячась в тенях, стараясь быть незаметной. Но всё равно услышала позади визг шин. Сердце рухнуло вниз. Снова погоня.

Меня нагнали почти сразу. Машина перегородила мне путь, и из неё вывалились четверо. Местные, покровные. Их лица были мне незнакомы, но взгляды — слишком хорошо знакомы. Хищные, оценивающие.

— Смотри-ка, сучка заблудилась, — протянул один из них.

— Сиськи ничего так. Отмоем, и можно будет сдать в «Тихую запруду», — добавил второй, облизнувшись.

Они обступили меня. Я в ужасе попятилась, но упёрлась в стену. Когда ко мне потянулись их руки, я начала сопротивляться, отбиваясь и царапаясь. Кто-то грубо схватил меня за плечо, ткань старой водолазки затрещала и разорвалась у ворота. Резкий рывок, и меня с силой толкнули на землю.

Я упала на колени, опустив голову. Слёзы отчаяния и бессилия жгли глаза, но я не позволяла себе реветь.

Один из них наклонился, чтобы схватить меня за волосы, но внезапно замер.

— Эй, какого хуя?.. — послышался его удивлённый возглас.

А потом ругой спросил, и в его голосе был уже не интерес, а шок:

— Это чё, метка?

Спасибо всем за интерес к моей книге. Ваши лайки вдохновляют ❤️

4

Метка? Я потрясённо вскинула голову, не понимая, о чём они говорят. Слова эхом отдавались в ушах, лишённые всякого смысла. Я оглядела их лица: грубый интерес сменился азартом, а потом и откровенным страхом.

— Не может быть... — прошептал тот, что стоял ближе всех, вглядываясь в мою шею. — Это же... Ниттеры!

Его товарищ оттолкнул его, чтобы посмотреть самому.

— Точно! Клеймо Ниттеров! Но чьё?

Они радостно загомонили, разглядывая меня уже не как дешёвый товар, а как бесценный артефакт. И только тогда до меня дошло. Они говорили обо мне.

Истинная... Редчайшее явление, почти миф, который старые драконы рассказывают молодым не как сказку, а как проклятие. Найти ту, что отражает твою душу, — значит добровольно надеть себе на шею петлю. Её жизнь становится твоей, а её смерть — концом всего. Все помнят историю Ржавого Мора, архона Жести. Он нашёл свою истинную, когда ему было уже за семьдесят. Враги выкрали её и прислали ему её оскверненное туловище в коробке. Говорят, Мор в ту ночь сжёг три квартала, а потом его собственная сила пожрала его изнутри, оставив лишь почерневший скелет.

Истинная для дракона – источник его силы. Иногда возможность стать выше других. Каждый дракон знает, найти истинную — это не дар. Это шанс стать непобедимым. Но и приговор одновременно. Если ты недостаточно силен, тебе не уберечь ее, а значит сдохнуть.

Ледяные пальцы инстинктивно метнулись к шее. Кожа была гладкой. Ни шрамов, ни боли, ничего. Я провела по ней снова и снова, но не нащупала ничего, кроме холодной, влажной кожи. Этого не может быть. Они ошибаются. Чтобы увидеть метку, нужно зеркало, а его у меня не было. Но ужас уже начал прорастать в груди холодными, ядовитыми корнями.

А потом до меня донеслись обрывки их разговора.

—...если мы толкнём её в Пепел... тамошний архон ненавидит Ниттеров, он отвалит целое состояние...

— Ты с ума сошёл? Ниттер-младший нас в порошок сотрёт, если узнает.

— А как он узнает? Девчонка — сирая, никто её не хватится. Проверим, чья именно метка, и продадим по-тихому...

Их слова обрушились на меня, как лавина. Осознание врезалось мозг, как острие топора. Моя жизнь перестала принадлежать мне. Я больше не была безымянной сирой, товаром для борделя. Я стала вещью с клеймом — собственностью самого опасного клана в городе.

И тут же меня накрыло двумя волнами ужаса, одинаково ледяными и сокрушительными.

Если эти отморозки продадут меня... Моя жизнь превратится в пытку. Я стану куском мяса для врага Ниттеров. Живым оскорблением, которое будут унижать и ломать просто для того, чтобы позлить Дэзвила. Моя смерть будет долгой и мучительной.

Но если... если меня найдёт он...

Эта мысль была ещё страшнее. Я сбежала от него. Я бросила ему вызов, предпочтя смерть его власти. И теперь на мне его метка. Я — его сбежавшая собственность. Что он сделает со мной, когда найдёт? Та холодная, безразличная жестокость в его глазах теперь будет направлена только на меня. Он не убьёт меня сразу. Сначала возьмет, что ему причитается по праву, а потом будет наказывать. Медленно, методично.

Я оказалась в ловушке. Передо мной было два пути, и оба вели в ад. Единственная разница была в том, кто станет моим убийцей.

Прежде чем я успела осмыслить их слова, меня грубо подняли с земли. Сильные руки схватили за плечи, впечатывая пальцы в изнывающие от боли мышцы. Я закричала, пытаясь вырваться, но меня просто потащили к машине и затолкали на заднее сиденье. Дверь захлопнулась, отрезая меня от мира. Один из них сел рядом, второй — с другой стороны, зажав меня между двумя потными, пахнущими дешёвым алкоголем телами.

Паника затопила сознание. Я начала биться, молотя локтями и коленями во все стороны.

— Сиди смирно, сучка! — прорычал тот, что сидел слева, и резкий, хлесткий удар ладонью пришёлся по моему лицу.

Голова мотнулась в сторону. Во рту появился солёный привкус крови. Губа треснула, и по подбородку потекла тёплая струйка.

— Какого хрена ты творишь? — взревел тот, что сидел за рулём. — Не порти товарный вид! Шлюха должна быть в порядке, даже если её собираются рвать толпой.