1.

Меня зовут Аида. Мне тридцать лет. Я работаю бухгалтером в обыкновенной торговой компании с минимальным окладом. Живу одна — с котом Васькой. Слава Богу, двухкомнатная квартира мне досталась от бабушки, неподалёку от места работы. Вот только родителей уже давно нет. Есть ещё младшая сестра — Ирка. У неё, кстати, четверо детей. Так что племянников у меня хоть отбавляй: они приезжают ко мне по выходным, чтобы всё снести, съесть и разломать...

Пусть Ирка и не такая, как я. Она — ходячий метеор: очень активная, общительная, но с четырьмя детьми ей сложно, особенно когда её муж на вахте. Тогда на подхвате появляюсь я.

Я не выделяюсь из толпы — обычная девушка среднего роста с мягкими, чуть волнистыми каштановыми волосами, которые обычно собираю в неряшливый пучок, чтобы не мешали за рабочим столом. У меня спокойные зелёные глаза, в которых иногда мелькает огонёк, когда я увлечена мыслями или книгой. Черты лица мягкие, слегка усталые после долгих будней, но улыбка — искренняя и открытая.

Я предпочитаю удобную одежду: простые джемперы, тёмные джинсы, нескользкие туфли — идеально для работы в бухгалтерии. Но под этим «синим чулком», как я иногда шучу сама над собой, скрывается женщина, полная нераскрытой страсти, мечтательности и романтической энергии, которая ищет выхода через книги и кино.

Книги я пишу исключительно романтические — иногда чуть сопливые... Но это моё тайное «хобби», потому что в таком мне как-то стыдно признаться. Да и представляю, как вытянется лицо сестры, когда она узнает, что я, будучи девственницей, ярко описываю сексуальную близость между героями своих книг.

Кроме написания романов, я ещё помешана на романтических фильмах и комедиях. У меня есть свой краш... и это Вячеслав Рубан.

Он из тех мужчин, которых невозможно не заметить. Высокий — чуть выше метра восьмидесяти пяти (это потом я уже вычитала про него информацию) — с прямой осанкой и уверенностью, которая чувствуется в каждом его движении. У него широкие плечи, сильные руки и походка человека, привыкшего быть в центре внимания, но не нуждающегося в одобрении.

Его лицо словно создано для кино: выразительные черты, резкая линия скул, прямой нос, лёгкая небритость, придающая ему небрежное, почти опасное обаяние. Но главное — глаза. Тёмно-серые, глубокие, с тем самым взглядом, из-за которого зрительницы замирают у экранов. Он умеет смотреть так, будто видит человека насквозь; будто одно движение его бровей может рассказать целую историю.

На экране он — воплощение страсти. Герой-любовник, способный одним взглядом зажечь желание, а одной репликой — разбить сердце. Его голос заставляет волноваться. Вячеслав играет мужчин, в которых женщины влюбляются без надежды, а мужчины — им завидуют. Он не просто красив, он опасно притягателен: тот тип, рядом с которым забываешь дышать. Странно, но он не любит интервью, избегает светских вечеринок и часто уезжает туда, где можно остаться одному.

Я помню тот вечер, когда впервые увидела его, — до мелочей. Было поздно, я сидела на диване с чашкой чая и лениво щёлкала пультом, пока случайно не попала на фильм с каким-то новым актёром. Сначала хотела переключить — банальный сюжет, красивая героиня, очередной герой-любовник... Но потом он появился в кадре.

Вячеслав Рубан.

Я буквально застыла. Не из-за его внешности — хотя, Боже, какой он был красивый: высокий, уверенный, с чуть хрипловатым голосом, от которого мурашки побежали по спине. Нет, дело было в его взгляде. Он смотрел на партнёршу так, будто в мире не существовало никого, кроме неё. Будто он действительно чувствовал. И в этот момент я, глупая, почувствовала это тоже.

Я поймала себя на том, что перестала дышать. Сердце забилось чаще, пальцы сжали кружку, а по губам невольно скользнула улыбка. Когда он коснулся руки героини, у меня самой защемило где-то внутри — словно этот жест был адресован мне.

Фильм закончился, а я всё сидела, глядя в экран, будто могла ещё хоть секунду удержать его взгляд. С тех пор я искала каждый фильм, каждое интервью, каждую мелочь, связанную с ним.

И чем больше я о нём узнавала, тем сильнее он захватывал меня — не просто как актёр, а как мечта. Моя невозможная, недосягаемая мечта.

Сегодняшнее утро началось, как всегда, с опоздания. Будильник звенел три раза, но я упрямо делала вид, что не слышу. Васька — мой кот и вечный будильник — в итоге прыгнул мне на грудь, требуя завтрак, и этим окончательно спас мою репутацию ответственного сотрудника.

К восьми тридцати я уже стояла на остановке, держа в руках кофе из автомата, который на вкус был как подгоревший сахар, и мысленно прокручивала список дел. Конец месяца — время отчётов, авралов и нервных звонков от начальницы. Она была женщиной строгой, но справедливой — если бы не её вечное "Аида, а вы уверены, что всё сошлось?", я, наверное, заснула бы прямо за клавиатурой.

Офис встретил привычным гулом: кто-то обсуждал сериал, кто-то уже ругался с поставщиками, а принтер сипло изрыгал очередной отчёт. Я села за своё место — аккуратно разложила ручки, проверила почту, открыла таблицы. Всё как всегда.

— Аида, — крикнула бухгалтер из соседнего отдела, — ты заявление на отпуск подавала?

— Подавала, — ответила я, стараясь не выдать надежду в голосе.

— Ну, поздравляю! Начальство подписало! — Она показала большой палец. — Можешь паковать чемодан!

Я не сразу поверила. Несколько секунд просто сидела, уставившись в монитор, а потом почувствовала, как губы сами расплываются в улыбке. Отпуск. Наконец-то!

Я подскочила, обхватила кружку и, будто школьница, зашептала:

— Да! Да! Да!

Коллеги удивлённо посмотрели, кто-то даже засмеялся. Но мне было всё равно. После месяцев бесконечных цифр, сверок, недосыпа и обеда "на бегу" я наконец могла выключить телефон, забыть о бухгалтерских таблицах и просто уехать.

2.

Утро выдалось свежим и немного хмурым. Город ещё не проснулся — редкие машины проезжали по мокрому асфальту, оставляя за собой следы в уличных огнях. Я стояла у подъезда со своим старым чемоданчиком, держа в руках термокружку с кофе и ловя то странное чувство, когда что-то заканчивается и начинается одновременно.

Сумку я собирала всю ночь. Пересматривала вещи по десять раз, убеждала себя, что не стоит брать с собой рабочий ноутбук («вдруг пригодится»), и в конце концов оставила всё ненужное. В этот раз я ехала не за комфортом. Мне хотелось тишины. Той самой, в которой можно наконец услышать себя.

Такси приехало вовремя — редкое чудо. Водитель, хмурый мужчина лет пятидесяти, подгрузил чемодан в багажник и включил радио, где бодрый голос диктора рассказывал о пробках и погоде. Я слушала вполуха, глядя в окно. Москва за стеклом казалась какой-то другой — не раздражающей, не суетной, а почти доброй, как будто прощалась.

Когда поезд тронулся, я впервые за долгое время почувствовала лёгкость.Сорок часов дороги теперь не казались такими долгими. Купе оказалось почти пустым, только женщина с книгой напротив и мальчик, уткнувшийся в планшет. Я достала наушники, включила музыку и смотрела, как город постепенно сменяется пригородом, потом полями, деревнями, и, наконец, далекими холмами.

К вечеру пейзаж стал меняться — за окном появились сосны, серые склоны, где-то вдали мелькнул первый снег. Воздух будто становился чище с каждой станцией. Я поймала себя на мысли, что улыбаюсь. Без причины. Просто потому, что еду туда, где меня никто не знает, где можно забыть о скучных отчётах, звонках начальницы и Васькиных царапинах на диване.

На второй день, поезд прибыл на маленькую станцию в горах. Холод ударил в лицо резким, чистым ветром, пахнущим смолой и снегом. Я натянула шапку, крепче сжала ручку чемодана и, немного дрожа от волнения, посмотрела вокруг.

На стоянке стоял старенький внедорожник, водитель которого держал табличку с моим именем.

— Аида? — спросил он, открывая дверцу.

— Да, — ответила я и села внутрь.

Машина медленно поднялась по извилистой дороге. За окном — тёмные ели, серые скалы, мерцающие огоньки редких домов. Лес был густым, почти таинственным, и чем выше мы поднимались, тем сильнее я ощущала, как город остаётся где-то внизу, вместе с усталостью и прежней жизнью.

Когда мы наконец остановились у небольшого деревянного , но очень красивого домика, уже начинал падать снег. Мелкий, лёгкий, почти невесомый. В окнах горел мягкий жёлтый свет.

Я вдохнула холодный воздух и вдруг почувствовала, как сердце бьётся чаще. Вот она — свобода. И, может быть, начало чего-то большего.

.

Домик оказался маленьким, но уютным — словно сошедшим со страниц моего собственного романа. Деревянные стены пахли смолой и теплом, в углу был камин, на подоконнике стояла старая керамическая кружка, а у двери висел шерстяной плед. Всё было по-домашнему просто — без намёка на роскошь, но с той особой, горной теплотой, которая сразу заставляет расслабиться.

Я поставила чемодан, сняла пальто и прошлась по дому. В гостиной — диван, пара книг на низком столике, старое кресло с потертыми подлокотниками. В спальне — кровать с плотным одеялом и видом на горы, которые в этот час уже тонули в тумане.

Первым делом я растопила камин — получилось не сразу, но когда пламя наконец вспыхнуло, я почувствовала почти детское удовлетворение. Дом наливался теплом. Я села перед огнём, поджав под себя ноги, и долго просто смотрела на языки пламени, слушая, как дрова тихо потрескивают.

Потом поставила чайник, достала из чемодана ноутбук и блокнот. Но писать не хотелось. В голове было странное ощущение: будто мир вокруг притих, замер, ожидая чего-то. Даже Васьки не хватало — его привычного урчания, мягких шагов.

За окном быстро темнело. Ветер усилился, шуршал в ветвях, задувал в трубу. Я наливала чай, когда вдруг услышала звук — лёгкий щелчок двери. Сначала подумала, что показалось. Может, сквозняк? Но потом — явственно, медленно — кто-то вошёл. Скрипнула половица.

Сердце ухнуло. Я замерла, держа чашку в руках. В доме никого не должно быть — водитель уехал, а ближайший посёлок, по его словам, в двадцати километрах.

Я медленно повернулась к двери.

На пороге стоял мужчина. Высокий, в тёмной куртке, с каплями талого снега на волосах и воротнике. Свет камина выхватывал из темноты его черты — сильные, выразительные, до боли знакомые. На секунду я подумала, что у меня галлюцинация.

Вячеслав Рубан.

Мой Вячеслав Рубан.

Он стоял прямо передо мной. Настоящий, живой. Тот самый, которого я столько раз видела на экране, о котором писала, которого представляла в своих фантазиях. Я в шоке приоткрыла рот.

— Простите, — сказал он хрипловатым голосом, — вы… кто?

Я моргнула, не веря происходящему.

— А… а вы кто? — глупо переспросила я, потому что мозг отказывался работать.

Он снял перчатки, провёл рукой по волосам и вздохнул, будто тоже был не в восторге от происходящего.

— Рубан. Я… снимаю этот дом уже несколько лет. Должно быть, какая-то ошибка.

Я всё ещё стояла с чашкой, будто цеплялась за неё как за якорь.

— Что?.. Нет… Я тоже… Я арендовала его на сайте! — слова путались, голос дрожал.

— Прекрасно, — сухо сказал он, глядя в сторону. — Значит, нас, видимо, «удачно» поселили вместе.

Он прошёл внутрь, бросил сумку у двери и посмотрел на меня с лёгкой усталостью.

Я чувствовала, как лицо заливает жар. Наверное, выглядела идиоткой: в тёплых носках, с кружкой, с пылающими щеками и глазами, полными ужаса и восторга одновременно.

3.

Рубан скрылся в спальне, не удостоив меня даже взглядом. Дверь за ним тихо закрылась, и в доме сразу стало как-то пусто — только потрескивал камин и за окнами выл ветер.

«Ну что ж, — подумала я, — значит, мне достанется гостиная.»

Я обвела взглядом пространство: диван у камина, мягкий плед, пара подушек — уютно, тепло, почти по-домашнему. Так даже лучше. Здесь, по крайней мере, можно слышать, как дрова тихо потрескивают и как снег шепчет за стеклом.

Я устало села, сняла ботинки, натянула на себя плед и улыбнулась. Сегодня было уже поздно, дорога утомила, и всё происходящее казалось нереальным. Снегопад усиливался, ветер завывал, будто хотел предупредить, что ближайшие дни никто не покинет этот дом.

Я легла прямо в одежде, чувствуя, как тепло камина постепенно проникает в тело. Глаза закрывались сами собой. Перед мысленным взором то и дело мелькало его лицо — хмурое, сосредоточенное, с этим взглядом, будто он видит всё насквозь.

Вот это, кстати, отличная идея для нового романа…

Одинокая женщина, случайно оказавшаяся запертой в доме с мужчиной, который сначала раздражает, а потом…

Я не успела додумать, как улыбка растянулась на губах.

Да, из этого точно выйдет хорошая история.

Камин мерно потрескивал, где-то хлопнула створка окна, и всё вокруг погрузилось в уютную тишину.

Перед тем как уснуть, я подумала только одно:

Если бы кто-то сказал мне утром, что я проведу ночь под одной крышей с Вячеславом Рубаном, я бы рассмеялась. А теперь… теперь мне просто страшно проснуться и понять, что всё это был сон.

На следующий день, я проснулась от запаха кофе и тихого звона посуды. Сначала не поняла, где нахожусь — потолок из деревянных балок, мягкий свет, треск камина. Потом вспомнила: горы, домик, снег, и… он.

Вячеслав Рубан.

На кухне кто-то двигался — уверенно, без суеты, но с заметной раздражённой точностью. Я осторожно поднялась, натянула свитер, который еще сняла ночью и выглянула из-за угла.

Он стоял у плиты в домашней одежде — простая чёрная футболка, спортивные штаны, но, чёрт побери, даже так он выглядел, как со съёмок. Его движения были чёткими, выверенными, а лицо — сосредоточенным, чуть нахмуренным. Видно было, что настроение у него не из лучших.

— Доброе утро, — произнесла я неуверенно.

Он повернулся, мельком посмотрел на меня и коротко кивнул.

— Доброе. Кофе будете?

— Э… да, спасибо, — пробормотала я.

Он налил в кружку и поставил передо мной, не глядя. Всё в его поведении было подчеркнуто сдержанным — вежливость, но без тепла. Словно я была не человеком, а просто временным неудобством, с которым нужно смириться.

— Погода испортилась, — сказал он, бросив взгляд в окно. — Дорогу перемело. Так что ближайшие пару дней нам, похоже, придётся… уживаться.

Я улыбнулась неловко.

— Ну, ничего, думаю, справимся.

Я всегда была податливой, подстраивающейся под обстоятельства.

Он же не ответил. Только слегка пожал плечами, продолжая помешивать кофе.

В нём не было грубости — ни одного колкого слова, ни язвительной интонации. Но и тепла не было вовсе. Он держал дистанцию инстинктивно, как человек, привыкший не подпускать никого ближе, чем нужно. И я это понимала.

Смотрела на него и думала: Он, наверное, даже не видит меня. Просто женщина в свитере, с растрёпанными волосами и следом от подушки на щеке. Для него я никто.

А для меня он…

Он был слишком красив, чтобы быть настоящим. Лучше, чем на экране. Там — герой-любовник. Здесь — живой, но от этого ещё опаснее. Его глаза казались темнее, чем в фильмах, голос — ниже, а каждая пауза между словами будто несла в себе скрытую силу.

Я отвела взгляд, делая вид, что рассматриваю кружку.

Что ж, пусть он не видит во мне женщину, — подумала я. — Может, это даже к лучшему. Тогда сердце останется в целости. Или хотя бы какое-то время будет притворяться, что в целости.

Я тихо поставила кружку на стол, стараясь не мешать. Он, в свою очередь, погрузился в свои дела: проверял сценарий, что-то записывал на планшете, иногда хмуро ворчал себе под нос, словно недоволен самой мыслью, что нам придётся делить дом. Но при этом он не был груб — просто сдержан, будто человек, который привык жить по своим правилам и не подпускать никого ближе, чем нужно.

День шёл медленно. Я старалась не вмешиваться, занималась своими записями, читала книги, иногда разглядывая заснеженные ели за окном. Между нами сохранялось молчаливое соглашение: он работает, я — тихо существую в этом же пространстве. Лёгкое напряжение висело в воздухе, как электричество перед бурей — ни слова, ни взгляда, а сердце всё равно дрожало при каждом его движении.

После обеда я решила выйти прогуляться на улицу — свежий снег манил, а морозный воздух бодрил. Одевшись потеплее, я вышла на крыльцо, вдохнула ледяной воздух и сделала пару шагов по скользкой дорожке.

И тут я поскользнулась на льду и отчаянно замахала руками, пытаясь удержаться. Сердце ушло в пятки, а мир словно замер на мгновение.

И в этот момент чьи-то руки уже были на моей талии. Я вздрогнула, обернулась — и там был он. Настоящий, с холодным взглядом, но теперь рядом, так близко, что я могла почувствовать тепло его тела сквозь одежду. Вячеслав поймал меня мгновенно, удерживая крепко, чуть больше, чем требовалось, чтобы я не упала. Я замерла, сердце забилось быстрее, а он на секунду уставился на меня, словно сам не ожидал, что так среагирует.

— Всё в порядке? — спросил он, с лёгким раздражением, словно это падение нарушило его порядок, а не напугало меня.

Загрузка...