Я тебя сломаю

Пролог

Ана Князева

Я ТЕБЯ СЛОМАЮ

Аннотация

– Предала моего брата и думала, ничего за это не будет? – с угрозой цедит незнакомец, вышибая из лёгких весь воздух.

– Что? Какого брата?

– Хорошо играешь, крошка, – криво ухмыляется. – Проникновенно.

– Но я правда не понимаю! – твержу в тысячный раз, но тщетно.

Резко подавшись вперёд, хватает меня за шею и дёргает на себя, прижимая вплотную.

Ледяные глаза смотрят на меня с презрением.

– Из-за тебя мой брат сейчас в больнице. Ты сломала ему жизнь, – выплёвывает едко, пугая ещё больше. – Теперь я сломаю тебя!

***

Он опасен и жесток, уничтожит любого, кто встанет у него на пути. И он хочет мести. Не остановится, пока не добьётся своего. А я просто пешка в чужой игре. Девушка как две капли воды похожая на ту, кого он ищет...

Как достучаться до того, чьи глаза затуманены кровью? Как объяснить, что я НЕ ТА?

_________________________________________________

Пролог

Мирон

Красивая девочка с большими кукольными глазами. Настоящий ангел…

Смотрю на нее и не могу понять, как за такой нежной оболочкой может быть столько гнили? Эта дрянь только с виду такая непорочная. А на деле…

Мразь! Подлая продажная тварь без сердца и совести. Самая обыкновенная шлюха.

Шлюха, из-за которой мой младший брат чуть не погиб.

Смирнова Арина Леонидовна.

Проклятая заноза, от которой я уже никогда не избавлюсь…

Откидываюсь на спинку кожаного кресла и снова нажимаю на воспроизведение.

Картинка на экране ноутбука вмиг оживает. Девушка поворачивается к камере лицом, позволяя рассмотреть всю себя без остатка.

Огромные тёмные глаза приковывают взгляд, выделяясь на маленьком личике и делая её похожей на испуганного олененка. Если бы не знал, кто она на самом деле, ни за что бы не поверил, что передо мной дорогая шлюха. И ведь нет в ней ничего особенного. Но чем-то цепляет, сука. Снова и снова возвращает к себе. Сбивает с толку.

Вот и моего брата сбила. Да так, что он до сих пор в коме лежит, третий месяц в себя не приходит…

А действие на экране близится к кульминации.

Вот она заходит в номер. Бросает на стол маленькую сумочку. Раздевается.

Блядь!

Закрываю глаза, не в силах видеть этот ужас, но картинка так никуда и не исчезает. Мне хватило всего одного просмотра, чтобы навсегда запомнить этот "фильм".

Сейчас она залезет под стол и один за другим будет обслуживать трёх толстосумов. А потом они все вместе перейдут в спальню и будут драть её по кругу, как самую последнюю подзаборную шалаву.

Она и есть шалава!

Грязная тварь, сломавшая жизнь моему брату.

Он тоже появится на видео. Примерно через полчаса. Ворвется в номер и перевернет всю мебель. Я лишь раз увижу его полное ужаса и отчаяния лицо. Всего один-единственный раз. Последний… И на этом видео прервется.

Сколько мои программисты не пытались, так и не смогли восстановить оставшуюся часть. Пусто.

Никакой зацепки по поводу того, кто мог это сделать.

Ни одного подозреваемого…

Марка найдут уже после.

На следующий день, в подвале собственного дома. Обдолбанного в край. С переломанными костями и… Едва бьющимся пульсом.

Три месяца… Три гребаных месяца, каждый проклятый день я иду по следам этой твари.

Каждый ее шаг. Каждый вдох.

Я знаю обо всем, что она делает. Как проводит выходные, с кем встречается, в какие магазины ходит и какой чай пьет.

Сначала я хотел убить эту суку.

Уничтожить. Стереть её с лица земли, сравнять с грязью, как это сделала она.

Что меня остановило?

Как ни странно, но все тот же Марк.

Убить ее было бы слишком просто. Неинтересно.

Я решил выбрать другой способ.

Обложить ее со всех сторон, перекрыть кислород и смотреть, как будет мучиться в агонии, бросаясь от одной двери к другой. Ползать в ногах бывших любовников и просить у них милостыню. Умолять. Проклиная каждый свой вдох. И мечтая только об одном - сдохнуть.

Именно поэтому я уничтожил всех ее покровителей. Одного за другим, я выследил каждого из тех ублюдков, что сотворили это с моим братом. Истребил всех до одного, как стайку тараканов, коими они на самом деле и являлись.

И именно поэтому она до сих пор дышит.

Чтобы мучилась и страдала, гнида!

Каждый день горела в этом аду, как горю я, глядя на беспомощного брата.

Захлопываю крышку ноутбука и, схватив со стола бокал, делаю несколько глотков.

Холодный виски приятно обжигает горло, лёд постукивает в такт жадным движениям, но насыщение так и не наступает. Снова.

Вскакиваю с кресла и выхожу на террасу, развязывая по пути галстук.

Я задыхаюсь.

Бессилие убивает. А ненависть… она все сильнее. Сжигает дотла. Обугливая, уродуя нутро, душу, все, что когда-то любил и во что верил. Ничего не осталось! Ни-че-го. И никого. Мой родной человек лежит там, прикованный к больничной койке, окруженный лучшими врачами, а я… Я ничем не могу ему помочь! Впервые в жизни чувствую себя таким слабым. Беспомощным… как ребенок.

Ни о чем не могу думать.

В голове - бардак, мысли то и дело возвращаются к этой твари, воображение рисует яркие образы того, что мог бы с ней сделать, но так и не сделал.

Жалею ли я? Да!

Глава 1

Память - это компас души. Теряя его, мы блуждаем в чужих мечтах…

Арина

– И что совсем ничего нельзя сделать? Уже три месяца прошло. Три! – вскрикиваю, глядя на невозмутимое лицо врача. – А память так до сих пор не восстановилась. Я ничего о себе не помню! Это же ненормально…

– Арина Леонидовна, успокойтесь. Криками вы себе точно не поможете. Выпейте воды, – достав из-под стола запечатанную бутылочку, передает мне. – Ваш организм еще недостаточно окреп после аварии. Вы должны быть предельно осторожны.

Его монотонная речь действует на нервы, а фальшивая улыбка лишь подливает масла в огонь.

Три месяца. Неделя за неделей. Я слушаю его обещания и только и делаю, что соглашаюсь. Но ничего не меняется! Я как была беспомощной пустой оболочкой, лишенной собственной идентичности, так ею и осталась. Никаких просветов. Ничего, что могло бы хоть на шаг приблизить мое выздоровление.

Единственное, что у меня есть - это имя. И то я не сама его вспомнила. Меня просто поставили перед фактом.

Смирнова Арина Леонидовна. Двадцать пять лет. Не замужем. Детей нет.

Я никогда не забуду день, когда впервые увидела свой паспорт.

Было лето, солнце припекало так сильно, что не спасал даже кондиционер. Яркие лучи без труда пробивались сквозь щели в шторах и больно резали глаз. В палате было как всегда душно.

Шла первая неделя моего пребывания в клинике, и я только-только начинала приходить в себя после того, как врачи почти двое суток корпели над моим искалеченным телом в операционной.

Первое, что я тогда спросила - «Кто я и как я здесь оказалась?». Банально, не правда ли?

Когда видишь такое в кино или читаешь в книгах, все кажется глупым, наигранным… просто фарсом. Один и тот же вопрос. Раз за разом. Как по замкнутому кругу. Скучно.

Но стоит оказаться по ту сторону экрана, как все мигом становится на свои места, и то, что когда-то казалось глупым сценарным ходом становится твоей суровой реальностью. Правдой, в которой ты вынуждена существовать.

Не знаю, как я тогда выглядела со стороны, но внутри я себя до сих пор чувствую отвратно. Наверное примерно так ощущают себя марионетки в театре. Пустые. Безымянные. Безвольные…

Не хочу быть одной из них!

Не буду!

Сделав несколько глотков, мысленно велю себе успокоиться. В одном Михаил Викторович прав - так я себе точно не помогу. Нужно собраться, взять себя в руки.

– Вы же следуете инструкциям, Арина Леонидовна? – без эмоций произносит доктор Вершинин. – Надеюсь, мне не нужно объяснять…

Закрываю глаза. Делаю глубокий вдох и встаю. Расправляю складки на юбке, что доходит почти до щиколоток.

– Нет, я прекрасно помню каждое ваше слово, – выходит довольно грубо, но мне уже плевать. – Простите, что отняла у вас время. До свидания.

Беру сумку, кожаную куртку, которую скинула при разговоре и, не надевая, выхожу из кабинета.

Чтобы тут же едва не налететь на высокого темноволосого мужчину в синем костюме.

– Извините…

– Ничего. Я не против пообниматься с красивой девушкой, – тянет незнакомец, растягивая губы в улыбке. Но на меня она производит обратный эффект.

Кожа покрывается мурашками. Я пугаюсь его вкрадчивого тона. Вздрагиваю и тут же отстраняюсь, насколько это возможно в пределах небольшой приемной.

Нервы ни к черту уже не первый день, а я все еще наивно грежу о каком-то прогрессе. Браво, Арина, просто браво! Такими темпами скоро параноиком станешь.

– Простите еще раз.

Делаю еще один шаг. Пячусь назад и, споткнувшись о ножку дивана, едва не падаю.

Упасть мне не дает все тот же мужчина. Крепко обхватив за талию, притягивает к себе почти вплотную.

– Ну ты чего, солнц? Надо быть осторожнее. Помощь не всегда может успеть.

Я механически киваю, так и не поднимая взгляда. Дожидаюсь, когда уберет руки и пулей вылетаю из приемного отделения.

Понимаю, что веду себя странно. Что это не нормально - постоянно бояться и вздрагивать от каждого шороха, но я ничего не могу с собой поделать!

Я даже не знаю, откуда это все взялось? Почему?

Да я даже себя толком не знаю! О чем тут еще можно говорить?

Врач твердит, что это последствия аварии. Что мне не о чем волноваться. Нужно просто отвлечься, найти себе какое-нибудь занятие. Но как я это сделаю, если мне даже на улицу страшно выходить?!

В последние три недели так тем более.

Мне постоянно кажется, что за мной следят.

Путь от моей крошечной квартирки на окраине города до ближайшего магазина - настоящая пытка. Постоянно ищу предлог, чтобы лишний раз не выходить за порог. Даже попросила соседку делать для меня покупки. Благо, денег у меня пока достаточно.

О будущем стараюсь лишний раз не думать.

Мне бы для начала с прошлым разобраться…

Глава 2

Арина

Холодно.

Внутренности сковывает льдом. В голове мерзкий туман, и я никак не могу от него избавиться. Действие препарата, что мне вкололи все не заканчивается, но и не работает в полную силу.

Я все еще здесь.

Где-то на границе между реальностью и забытьем.

Словно меня, так и не научившуюся плавать, окунули в прорубь и наслаждаются жалкими попытками выбраться. А липкий, удушающий страх все сильнее…

Он пробирается под кожу и заставляет умирать медленно, высасывая из меня жизнь, мучительно…

Как долго мы едем? Не знаю. Возможно несколько часов, а может и меньше - я не понимаю, потерялась во времени, как и в своих мыслях. Но ощущение такое, будто это не закончится никогда.

Невыносимо.

Чувствую, как паника захлестывает внутренности, но я стараюсь ее подавить и взять эмоции под контроль. Думаю о папе - единственном человеке, которого помню и люблю всем сердцем. Лишь о нем все мои мысли. Я не имею права сдаваться! Не должна во что бы то ни стало. Ради него. Ради всего, что он для меня сделал…

Тело бьет очередной волной дрожи. Не понимаю, что со мной происходит, только слезы страха бегут по щекам и даже опущенные веки им не помеха.

Делаю несколько жадных вдохов, но не испытываю никакого насыщения. Я задыхаюсь.

Нос заложило от беззвучных рыданий, а спертого, прокуренного воздуха салона ничтожно мало.

Мне бы всего каплю свежего воздуха. Хотя бы один маленький глоточек… Умоляю…

В сознании проносятся расплывчатые кадры моего прошлого.

В маленькой гостиной горит единственная лампа.

Я сижу на диване, укутавшись в теплый плед и смотрю в окно - на пустынное ночное небо без единой звезды, и не могу оторвать взгляд. Есть в нем что-то успокаивающее… обнадеживающее что-ли? Странно, но до того дня я совсем этого не замечала.

Глубоко вздыхаю и, сцепив ладони в замок, размышляю о том, как нам жить дальше. Хорошие идеи на ум не приходят. Плохие тоже. В голове пустота. В душе - полный раздрай.

Как же мы справимся со всем этим?

Перед глазами маленький бумажный прямоугольник с шестизначным числом посередине - столько стоит жизнь моего отца. Точнее - операция, без которой он не сможет жить…

Где возьмем такую космическую сумму?

Пытаюсь мыслить логически, прокручиваю самые разные варианты, вплоть до продажи квартиры, но ни один из них нам не подходит. Даже если я продам все, что у нас есть, денег все равно не хватит. Эта сумма не покроет и половины расходов на операцию. А там еще реабилитация в клинике, лекарства, витамины…

Боже, как я со всем этим справлюсь?!

С моей-то зарплатой официантки и теми грошами, что я получаю, подрабатывая репетитором по английскому мне и за десять лет не накопить нужной суммы.

Звук открываемой двери заставляет меня сжаться и прикусить язык. Не оборачиваюсь. Слышу шаркающие шаги отца, но не могу ничего с собой сделать.

Сердце простреливает ноющей болью, внутренности вскипают от негодования и обиды на жизнь. На все то, что нам приходится переживать. Проблемы, которые сыпятся на нас как из рога изобилия. Хочется закричать: «За что?! Что такого мы сделали в своей жизни, что постоянно расплачиваемся?».

– Ариш, давай родная, я ужин приготовил. Ты с самого утра ничего не ела.

– Я не хочу, пап. Спасибо.

Мой голос звучит тихо, но на большее я сейчас просто не способна.

– Нельзя так, дочь. Тебе нужно питаться, набираться сил. Думаешь, я не вижу, как ты устаешь на работе? Тащишь нас на своем горбу…

Меня будто током прошибает. Сорвавшись с места, подбегаю к нему и, обняв, прижимаюсь так крепко, как делала это в детстве. Прячусь у него на груди, уверенная, что надежнее места в мире нет.

– Не говори так! Разве ты не делал то же самое, когда растил меня?

– Это другое, Ариш, – обхватив мою голову руками, мягко заглядывает в глаза. – Я твой отец. Заботиться о тебе - моя прямая обязанность, долг. А на деле… Мало того, что ты из-за меня учебу бросила, теперь еще и это... Что сказал врач? Совсем плохо, да? Ты скажи как есть, дочь. Не смей ничего утаивать! Даже, если мне осталось пару месяцев - я хочу знать.

– Что ты такое говоришь?! Нет! Ты не умрешь, пап! Я не позволю! С чего ты взял, что все так плохо?

– Ты сама не своя с тех пор, как вернулась из больницы, – произносит медленно и следит за моей реакцией, словно я сейчас выдам себя.

– Да, я ездила в больницу за результатами твоих анализов. И что? Это еще ничего не значит. Мы будем лечиться, купим тебе новые препараты. Если понадобится, сделаем операцию. Ты будешь жить, пап! Слышишь? Ты будешь жить! Я все для этого сделаю! – глотаю слезы и выдавливаю из себя слабую улыбку.

Всё…

Из полуобморока меня вытаскивает глухой шум и резкий поток свежего воздуха, бьющий прямо в лицо.

Глава 3

Мирон

Смотрю на бессознательное тело в мрачной подвальной комнате и не верю, что это она. Та, что лишила моего брата сердца. Вырвала из груди и раздавила своими маленькими хищными коготками…

Сука!

И что он вообще в ней нашел?

Спрашиваю, а самого ведет от одного ее вида. Не могу наглядеться. Сколько не пытаюсь, глаза снова к ней возвращаются. Сканируют жадно. С наслаждением. Подмечая каждую деталь.

Худая девка, даже тощая. Тронешь разок неосторожно - и рассыпется, разлетится хрустальной пылью… Бледная совсем. В каком-то старомодном тряпье из серии, что носила еще моя бабка. Юбка чуть ли не до щиколоток, простой джемпер и куртка. Дешевая, мать его, куртка! Старая. Как и сапоги на маленьком каблучке.

Кожа серая, под глазами - синяки, такие никакая косметика не скроет. Да и нет ее. Ни грамма тоналки или еще какой дряни, какими пользуются все бабы.

Все, но не она…

Даже губы сухие. Аккуратные. Видно, что свои, без всяких филлеров и инъекций. Точно не из нашего времени девка. Встреть я ее при других обстоятельствах, ни за что бы не поверил, что передо мной не строгая училка из соседнего интерната, а обычная шлюха. Опытная. С хорошим таким пробегом. Обыкновенная блядь, в прямом смысле этого слова!

И какого хрена она нарядилась в это старье?! Нахера?

Снова оглядываю спящую красавицу.

С ума сойти!

Какая белоснежная гладкая кожа. А руки... Эти тонкие кисти с длинные пальцами, будто созданы для игры на пианино.

Не могу сдержаться и провожу по бледной скуле ладонью, заправляю длинную карамельную прядь за ухо и, тихонько ругнувшись, отдергиваю руку.

Что за нафиг?!

Какого черта я испытываю к этой твари жалость?

Она не достойна даже этого! Не должна вызывать у меня ни грамма сочувствия.

Ненависть, отвращение, да всё что угодно.

Но не жалость!

Ничего из этого.

Отворачиваюсь и отхожу в сторону. Закуриваю в попытке унять чертей, что устроили во мне адский вертеп.

Смотрю на спящий силуэт и понимаю, что не смогу… Не смогу убить, как бы не хотел этого. Как бы не ненавидел… Я не убийца и уж точно не планирую им становиться. Те ублюдки, которых убрали по моему заказу - не в счет. От них давно нужно было избавиться, я лишь сделал нашему миру одолжение, взяв это дело на себя.

А вот она…

Проклятье!

Зачем я вообще притащил ее к себе? Эту падаль…

Почему похитил?

Катилась бы на все четыре стороны. Какое мне до нее дело?

И тут же четкий ответ бьет по мозгам. Прошивает электрической цепью.

Марк!

Ради него делаешь.

Ради своего успокоения.

Иначе сдохнешь.

Отравишься ядом, что эта сука скормила всей твоей семье.

Ну, вспоминай!

Память мгновенно оживает, возвращая меня в день, когда узнал о брате. Когда как полоумный гнал через весь город, чтобы успеть к нему в больницу. Как выл под дверью операционной, отсчитывая секунду за секундой, отказываясь верить, что это происходит со мной. Со всеми нами…

Этот день никогда не стереть из памяти. Ни местью, ни кровью, ни временем… Ничем.

Похищение виновницы всего этого - слабое облегчение, маленький глоток воздуха в грудь, наполненную густым илом.

И я не жалею, что пошел на такое!

Поворачиваюсь и, глядя на ее бледное лицо, задаюсь вопросом, что я все-таки буду с ней делать?

В башке полный сумбур. Не понимаю я себя… Ничего не понимаю.

Внутри снова что-то царапает, разливая по горлу горечь. Когда-то я был другим и никогда бы не позволил себе обидеть женщину. Когда-то…

А сейчас я буду мстить! Буду уничтожать тех, кто причастен к тому, что сделали с братом. Буду дышать и жить только ради того, чтобы превратить ее жизнь в настоящий кошмар.

Знакомый огонь льется в горло и плещет в голову, затмевая разум, внешние звуки.

Скольжу по ней долгим взглядом. Невольно задержавшись на линии груди, спускаюсь ниже. Даже под этими лохмотьями чувствую, какая она вся ладная. Миниатюрная пигалица. С тонкими костями и умопомрачительным переходом от узкой талии к покатым бедрам, так безжалостно спрятанным под слоями ткани.

До чего же, сука, красивая.

И продажная…

Не понимаю, почему меня клинит на этом. Мне-то какая разница? Сам не святой, многое повидал в жизни, испробовал. И к шлюхам, когда надо было, обращался. Не видел в этом ничего плохого. А тут…

Морщусь, как от резкой боли и выплевываю в воздух, будто она меня слышит:

– Ты ответишь за все, что сделала с моим братом! Скоро ты проклинешь тот день, когда появилась у него на пути!

Глава 4

Арина

Искусственный сон тяжелый, крепкий. Он опутывает своими липкими щупальцами и высасывает энергию, не давая проснуться. Сколько не пытаюсь бороться, не отпускает. Держит на привязи, не давая сделать и шага.

Душа, отделившись от сознания, будто блуждает по бесконечному запутанному лабиринту, где нет абсолютно никакого понимания времени, жизни или смерти, и сколько это длится - дни или долгие месяцы, - мне уже никогда не понять.

Куда бы я не пошла - везде пусто, сыро и одиноко, как в склепе. Голоса нет. Все мои попытки закричать, позвать кого-то на помощь или достучаться до собственного разума разлетаются в прах, стоит только открыть рот. Из горла вырывается лишь сдавленный стон, а хаос вокруг все нарастает. Обретает новые масштабы. Засасывая все глубже. Дальше. Туда, откуда уже не вернуться…

Моментами какие-то неведомые силы частично вырывают меня из небытия. Чтобы тут же погрузить в пучину страха, отчаяния и боли. Снова и снова перед мысленным взором проносится кошмар - большая черная машина, с кожаными сидениями, удушающее чувство безысходности, мерзкий мужской голос, вспышка ослепительного света и… боль. А потом все та же спасительная темнота, ее объятия и тишина, в которой я так сильно нуждаюсь.

Вдруг из густого морока выплывает мужское лицо. Оно надвигается, склоняется ко мне. Медленно. Серо-зеленые глаза смотрят пристально. Изучают с таким интересом, будто рассматривают редкое растение… Я даже не успеваю испугаться. Тьма снова поглощает меня.

Это лицо преследует меня. Появляется каждый раз, когда кажется, что это конец, тупик без входа и выхода… Оно всегда где-то рядом. Даже когда я его не вижу…

А потом все пропадает. Растворяется во мгле, унося с собой все страхи, расщепляя жалкие крохи воспоминаний, не оставляя никаких зацепок.

Дыхание постепенно выравнивается, сердцебиение приходит в норму. А расплывчатое бледно-серое пятно перед глазами, наконец, обретает очертания серой, пустой комнаты, в которой я и просыпаюсь. Голове стены без единого намека на окно, жесткая неудобная постель и холод, пробирающий до самых костей делают это место похожим на тюремную камеру.

Вскакиваю так резко, что голова начинает кружиться, и я падаю обратно на жалкое подобие матраса.

Я в тюрьме?! Как я сюда попала? – проносится у меня в голове.

Пытаюсь сесть, но головокружение усиливается до такой степени, что крохотная комнатка переворачивается с ног на голову. Устало прикрываю веки и морщусь от противного, горького вкуса во рту.

Шея тоже болит, будто ужаленная дикими пчелами.

С трудом поднимаю руку и касаюсь раненого участка. Пальцами нащупываю маленькую выпуклость - след от укола… и память вмиг оживает.

Приоткрываю губы в испуге. Органы сводит от страха.

Перед глазами проносятся смутные кадры: темный двор, освещенный ярким светом фар, укол в шею и зычный голос над головой…

Меня похитили!

Господи меня, правда, похитили…

И пока адреналин и дикое волнение мощной волной ударяют по телу, я делаю то, что первое приходит на ум.

Свешиваю ноги с низкой постели. Неуклюже поднимаюсь и, шатаясь и припадая на холодную стену, подхожу к темной дубовой двери. Дергаю ручку, но та ожидаемо не поддается.

В очередной раз сглатываю.

От дикого волнения.

Страха.

От всего.

Набираю полные легкие воздуха, - насколько это вообще возможно в замкнутом подвальном помещении, - и начинаю молотить ни в чем не повинную дверь.

– Эй! Кто-нибудь! – кричу, что есть силы, не обращая внимание на боль в руках, слабость и уплывающий из-под ног пол.

Я просто хочу на волю.

Подальше от давящих стен.

От отчаяния, что непробиваемым куполом ложится на тело.

Я. Хочу. На. Воздух.

– Пожалуйста, откройте! Откройте эту чертову дверь! Выпустите меня отсюда…

Задыхаюсь с каждым словом, будто лишаюсь остатков воздуха.

Тишина с той стороны бьет по барабанным перепонкам, въедается в мозг и затмевает остатки разума.

Ужас сковывает.

Липкий. Леденящий. Лишающий рассудка.

Он заполняет меня без остатка. Льется в кровь и распространяется по венам, разом парализуя все системы органов.

Меня трясет.

Колени подкашиваются, и я резко сползаю на пол.

Обхватываю себя руками. Оттягиваю горло свитера, в попытке сделать глубокий вдох.

Не выходит.

Горло дерет, тело пылает.

Горит, словно омытое кислотой.

Мне страшно…

Безумно страшно.

Я даже не думаю, кто и зачем это сделал.

Не могу думать.

Внутри - пустота.

Только страх.

Глава 5

Шестью месяцами ранее

Арина

От волнения я невольно закусываю нижнюю губу и незаметно сгибаю край листка. Текст выступления плывет перед глазами, буквы скачут в безумной пляске, отказываясь выстраиваться в слова, а я думаю лишь о том, чтобы это скорее закончилось.

– То есть, вы утверждаете, что ваша методика помогает детям с задержкой психического развития лучше усваивать иностранные слова? – голос одного из членов жюри доносится как сквозь вату.

Я несколько раз моргаю, заставляя мозг моментально включиться, и отвечаю на удивление спокойно:

– Верно, об этом также свидетельствуют результаты исследования. Больше половины опрошенных детей показали результат на двадцать процентов превосходящий их прошлогодний показатель. И мы уверены, что в будущем, после тщательной доработки, данную систему можно будет использовать для обучения всех детей с подобным диапазоном.

Члены комиссии коротко переглядываются, и я замечаю на их лицах немое одобрение. Дыхание выравнивается, и я даже позволю себе улыбнуться. Самое страшное позади, теперь ждем результаты.

Благодарю всех за внимание и, прихватив свои записи, осторожно спускаюсь со сцены.

Ноги слегка подрагивают, мне все еще шатает, но теперь уже от счастья. Чувство гордости за то, что справилась и впервые в жизни выступила на такую огромную аудиторию. Поскорее бы оказаться дома и рассказать папе, какая я у него молодец!

– Аринка! Ну ты и красотка! Как ты ловко со всеми справилась, – подруга набрасывается на меня и крепко обнимает. – Я тут чуть не умерла от страха, а ты молодец, говорила так четко, еще и уверенно. Они точно такого не ожидали.

– Сама не верю, что сделала это, – выдыхаю я, позволяя увести себя в комнату ожидания. – Мы сделали! Работа-то наша общая.

– Ага, только отдувалась там за нас ты, – Лера берет со стола воду и протягивает мне. – Попей и приходи в себя. Нам еще надо результатов дождаться.

Я коротко киваю и делаю несколько жадных глотков. Руки по-прежнему мелко дрожат, мысли путаются и мне ужасно хочется домой.

– Лучше? – спрашивает подруга, заглядывая мне в лицо.

Я киваю и, заметив в дверях ректора нашего университета, встаю, чтобы поприветствовать его.

– Нет-нет, Арина, сидите. Вы отлично выступили и заслужили небольшую передышку, – мужчина улыбается и переводит взгляд на мою подругу. – Не зря ваш научный руководитель настаивал на вашем участии в конкурсе. Вы справились на все сто.

– Спасибо… Без Андрея Николаевича я бы точно не справилась. Во многом это именно его заслуга.

– Вы молодец, Арина, правда. Давно я не испытывал такой гордости за наших студентов. И, знаете, мне тут в голову пришла отличная идея. Как вы смотрите на то, чтобы продолжить свои исследования, но, скажем, в другой стране? Буквально на днях я получил письмо от наших британских коллег, и вы - первая списке на стажировку в Кенте. Подумайте и в понедельник сообщите мне о своем решении. Надеюсь, вы сделаете правильный выбор.

– Д-да… конечно, – выдавливаю с трудом, потому что на большее уже точно не способна.

Провожаю мужчину долгим неверящим взглядом и усиленно моргаю в попытке согнать оцепенение.

– Меня только что пригласили на стажировку в Англию, – произношу как-то отрешенно, не веря, что все это происходит со мной. – Лера… ущипни меня, пожалуйста. Он правда сказал Кент? Я не ослышалась?

– Правда, Ринка, правда! Я сама чуть в обморок не грохнулась. Господи, моя лучшая подруга будет учиться в Англии! С ума сойти!

Вот именно…

Сойти. Или… уже сошла?

Разве может обычная девушка вроде меня вдруг получить такой шанс? Это как выиграть в лотерею или найти чемодан денег, просто идя по улице.

Я ведь никогда не была удачливой. Это вообще не про меня. И я больше ассоциирую себя с неудачами, чем с чем-то хорошим. А началось все еще задолго до моего рождения…

Родители развелись, когда мне не было и месяца. Мама отказалась от меня, подписав все документы в пользу отца, и уехала в неизвестном направлении. Я никогда ее не видела. Даже на фотографиях. Папа избавился от них в тот же день, стер все воспоминания о бывшей жене. Остались только мы. Он и я. Потом было взросление, постоянные попытки добиться от него хоть какой-то информации, нападки сверстников и слезы в подушку. В какой-то момент я просто смирилась, приняла тот факт, что не нужна ей. И тогда же получила следующий удар - болезнь папы. В один из дней ему резко поплохело, мне тогда только исполнилось восемнадцать лет, и я сдала последний вступительный экзамен. Два года он жил между больницей и домом. Денег ни на что не хватало и мне пришлось устроиться на первую в своей жизни работу - посудомойщицей в небольшом ресторане, недалеко от дома. А со второго курса начала брать учеников на дом - обучала школьников английскому языку, готовила к экзаменам и поступлению в ВУЗ. Состояние папы нормализовалась, и я наконец позволила себе немного расслабиться. Если подумать, то крайние три месяца - лучшие за последние несколько лет. Я только начала дышать полной грудью и теперь… кажется жизнь наконец начала налаживаться.

Я буду учиться в Кенте!

А еще… кажется, в зале уже начали оглашать результаты конкурса.

– Идем скорее, – Лера подхватывает меня под руку, и мы вместе бежим в актовый зал.

К счастью, под конец конференции народу осталось немного. В основном только участники и их научники. Мой тоже здесь, сидит в первом ряду и о чем-то оживленно беседует с ректором.

Не знаю, о чем, но сердце мое всё равно сжимается и сбивается с ритма. Наверное, как у любого, чья жизнь вдруг резко меняется. На горизонте маячат вполне осязаемые перспективы, новые возможности, о которых раньше я не могла и мечтать. Впервые я чувствую, как меня наполняет уверенность, и загадочное «завтра» наконец обретает вполне благоприятные очертания.

Скоро наша с папой жизнь изменится навсегда…

Спектр моих чувств по этому поводу настолько широк, что я немного теряюсь в реальности - уши закладывает, и я не с первого раза понимаю, что со сцены звучит мое имя.

Глава 6

Тело бьет мелкой дрожью. Я не сразу понимаю, что нахожусь в туалете. Прихожу в себя только, когда Лера плещет в лицо холодной водой. Вздрагиваю и будто выныриваю из оцепенения. Судорога вмиг отпускает, сердце проваливается меж ребер, и я громко всхлипываю только сейчас осознавая, что умудрилась порезать ладонь. Морщусь, когда подруга снова подставляет мою руку под струю и пытаюсь вырваться.

– Тише ты, не дергайся. Черт, Арин, я ничего не понимаю. Что случилось? Подруга…

Она заглядывает мне в глаза, пытаясь утешить, как маленького ребенка. А я не могу выдавить и звука. Сказать, что мне надо идти. Что мой папа…

Господи, я нужна своему отцу!

– Рина, – трясет меня за плечи, пытаясь привести в чувство. – Скажи хоть что-нибудь, я сейчас с ума сойду!

Спокойный, но строгий голос заставляет мозг работать.

Я нервно сглатываю, пытаясь схватиться за оставшиеся крохи слов и вылавливаю чуть слышно:

– Па-па…

Вместе с коротким словом из горла вырывается болезненный стон, я хватаюсь за Леру, словно она - мой последний шанс на спасение. Сжимаю что есть силы и выговариваю отрешенно:

– Папе плохо… Мне надо к нему.

Разворачиваюсь и бегу на выход, не чувствую ног.

– Подожди! Я с тобой, – раздается за спиной, а через секунду Лера оказывается рядом и решительно подхватывает меня под руку. – Я не оставлю тебя в таком состоянии, даже не спорь.

А я и не пытаюсь.

Киваю в знак согласия и мысленно умоляю бога, чтобы не забирал у меня и отца. Он - мое всё, моя единственная семья и опора. Без него я не справлюсь.

На парковке перед университетом нас встречает Гордей - парень Леры. Окидывает меня взглядом и, ничего не говоря, помогает сесть на заднее сидение. Лера садится рядом, притягивая меня к себе и обнимая как маленького ребенка.

– В больницу? – спрашивает мягким шепотом, вытирая влагу с моего лица.

А я и не заметила, что плачу…

– Н-нет, – отрицательно качаю головой, пялясь куда-то вперед. – Сначала ко мне. Там тетя Вера. Надо собрать вещи…

Всю дорогу едем молча. Лера так и не выпускает меня из объятий. Гладит по спине и плечам, пытаясь растормошить окаменевшее от ужаса тело. Не подозревает, что я ничего не чувствую. Мышцы словно атрофировались, а кости… Эту боль не сравнить ни с чем. Единственное, на что хватает сил - медленно втягивать в себя воздух, наполняя горящие легкие и не давая сердцу остановиться.

Уже заезжая во двор пятиэтажки, замечаю у подъезда одинокую фигуру.

Тетя Вера в тонком дешевом пальто на фоне серой стены прячется от моросящего дождя под козырьком подъезда. Кажется, словно сейчас она противостоит всему миру… Ждет.

Ребята обмениваются с ней коротким приветствием, меня хватает только на кивок головой.

В квартиру поднимаемся все вместе. Даже Гордей не останется в стороне, помогает собрать небольшую сумку, спускает ее вниз и прячет в багажник машины. На этот раз я оказываюсь рядом с тетей Верой, а Лера пересаживается к своему парню вперед.

– Не смей плакать, – шепчет женщина стоит нам отъехать. – Успокойся. Все будет хорошо. Ты слышишь? С твоим папой ничего не случится.

Она крепко сжимает мою руку.

Киваю.

Кусаю изнутри щеки, но все равно не могу избавиться от образов перед глазами. Мне хочется реветь в голос, кричать от несправедливости. Но все эмоции сидят внутри тяжелым грузом, я не даю им вырваться.

Папа… Мой сильный, заботливый папочка. Он столько сделал, чтобы поставить меня на ноги, трудился день и ночь, не спал, пока я болела. Именно поддерживал меня во всем, успокаивал, когда плакала, обнимал. С ним я всегда была в безопасности, а теперь… Одному Богу известно, что будет дальше.

Каждая мысль ужаснее предыдущей. Тошнота снова и снова подкатывает к горлу, не дает дышать, думать. Мне кажется я схожу с ума, слетаю с катушек. Я не вынесу если потеряю и его. Если вдруг останусь без семьи, совершенно одна…

В больнице все решает Гордей. Тетя Вера диктует данные папы, уточняет, в каком он отделении. Я же не могу вымолвить и слова. Цепляюсь за них, как утопающий за последнюю ниточку и брожу следом, с трудом передвигая ноги.

– Арин, доктор сказал, что твой папа в реанимации, – сообщает парень, силой усажива меня на диван в коридоре. – Сейчас он спустится к нам и лично тебе все расскажет. Потом постараемся сделать так, чтобы тебя к нему пустили. Хорошо?

Я через силу киваю, хотя тело мое до сих пор бьется в конвульсиях. Мысленно продолжаю молиться, чтобы господь не отнимал у меня единственного родного человека.

– Арина Леонидовна? – незнакомый мужской голос пробивается сквозь вату в сознании.

Я поворачиваюсь и вижу перед собой человека в белом халате. Он коротко здоровается, окидывает всех пристальным взглядом через стекла очков и головой указывает в сторону лифта.

– Токарев Тимур Романович, заведующий отделением реанимации. Не буду ходить вокруг да около, состояние вашего отца критическое. Сейчас мы ввели его в кому, проводим поддерживающую терапию, но долго он так не протянет. Нужна срочная операция. Дорогостоящая. Сами понимаете, у нас в городе ее не сделать. Единственный вариант - нанимать спецборт и перевозить в столицу. Но это тоже стоит денег.

Глава 7

– Сами понимаете, времени у нас не так много. В идеале ему нужна новая почка, а пока - диализ и постоянное наблюдение профессионалов. У нас таких специалистов нет.

– Вы же можете решить вопрос с транспортировкой? – спрашиваю еле слышно. – Это возможно?

Врач кивает, но в его глазах все еще читается сомнение. Ну конечно, боится, что я не вывезу всех расходов.

– Деньги я достану, вы главное сделайте, что нужно.

Встаю и выхожу из кабинета.

Ноги все еще ватные, а запах реанимации давит так, что хочется отплеваться.

Я нервно сглатываю и тяну воротник кофточки вниз. Даю себе секунду на передых и медленно бреду к лифту.

– Арин… – тетя Вера перехватывает меня на выходе из отделения. – Как он? Что сказал врач?

Пожимаю плечами. Ничего такого, о чем она бы не догадалась сама.

Опускаю взгляд на ее руки. Ярко-желтый стикер зажатый в ладони режет глаз. Я морщусь, как если бы боль от его ряби была реальной.

Женщина протягивает бумажку мне.

Забираю молча.

Разворачиваю.

Шестизначное число выведенное чьей-то рукой плывет перед глазами, как на волнах. Из горла вырывается приглушенный звук - что-то среднее между стоном отчаяния и нервным смешком.

Я качаю головой, поворачиваюсь и нажимаю на кнопку вызова лифта.

– Как же так, милая? Откуда у вас такие деньги? Это же целое состояние…

Заходим в кабину вместе.

Тетя Вера все причитает, предлагает различные варианты - один фантастичнее другого.

– Может в фонды обратиться? Есть же такие, что помогают с лечением… Или может кредит взять? Пройтись по знакомым…

– Ну и сколько мне дадут эти знакомые? – не выдерживаю. – Сами знаете, что кредит мне не одобрят, а фонды, если и ответят, то будет уже поздно. Это все бессмысленно, теть Вер. И долго. А времени у нас нет.

Месяц, максимум полтора. Больше он не выдержит, если не начать лечение.

А лечение только в Москве. Плюс очередь на операцию. Пока не найдут донора, папа должен все время быть под наблюдением врачей, сначала круглосуточно, потом - в зависимости от возможностей организма.

Внизу нас уже ждут Лера с Гордеем. Проходятся по мне сочувствующими взглядами и, ничего не говоря, выходят из здания больницы.

Дождь все еще моросит, серое затянутое тучами небо не предвещает ничего хорошего, давит на плечи дополнительной тяжестью.

– Садитесь в машину, я подвезу, – голос Гордея звучит хрипло.

Я киваю, но не могу сдвинуться с места. Поворачиваюсь и смотрю на окна четвертого этажа, будто могу определить, за каким из них папа. Сердце простреливает острой болью. Я снова чувствую, как задыхаюсь. Воздуха катастрофически не хватает.

Паника опутывает ледяными щупальцами. Пробирает насквозь.

– Теть Вер, а у вас есть знакомый риэлтор?

Женщина смотрит на меня с сомнением, но все-таки отвечает.

– Ариночка, не глупи! Ты не можешь…

– Это единственный шанс для папы. Неизвестно, когда найдется донор, а без поддерживающей терапии он умрет. У меня нет другого выбора.

– Арин, не надо, – просит Лера, когда мы оказываемся в машине, чтобы поехать домой. – Мы что-нибудь придумаем, должен же быть другой выход. А если продашь квартиру и…

– Не смей! – перебиваю ее яростно. – Не говори так! Все получится. Мой папа выживет, поняла?! Он будет жить!

Истерика накрывает меня с головой. И если раньше я как-то сдерживала эмоции, то теперь они рвутся из меня без остановки.

Дрожь проходит по телу, сотрясая каждое нервное окончание, а по щекам ползут первые крупные капли отчаяния. Я со злостью размазываю влагу по лицу, не заботясь о том, как выгляжу со стороны. Закусываю губу и заставляю себя сделать несколько вдохов. Выдавливаю:

– Вы поможете мне? Найдете покупателей?

– Сделаю все, что в моих силах.

Удовлетворенная, благодарю женщину и выхожу из машины.

Родной двор встречает тишиной и одиночеством. Взгляд цепляется за старые качели с облупившейся желтой краской.

Папа качал меня на них, когда я была еще совсем маленькой… А однажды, не знаю как так вышло, я упала. Ударилось сильно, испугалась, плакала без остановки. Папа меня успокаивал. Прижал к себе и шептал слова утешения. Вот и сейчас я нуждаюсь в этом. Чувствую себя ребенком, у которого отняли всё и всех. Не могу сдержать слез. Словно снова вернулась в детство и стала той беззащитной слабой девочкой, не знающей и ничего не понимающей в жизни. Я просто хочу к папе.

Квартира, которая всегда была моим домом, замком из сказки, где жила юная принцесса, вдруг кажется чужой и холодной. Знакомые запахи больше не навевают приятных воспоминаний.

Я наспех закрываю замок и иду в ванную, чтобы хоть немного расслабиться и смыть с себя весь ужас сегодняшнего дня.

Становлюсь под горячие струи и сама не понимаю, как снова начинаю плакать. На этот раз, не таясь, навзрыд. Так, что выходя из ванной напоминаю себе пугало. Кое-как сушу длинные волосы, стараясь не смотреть по сторонам. Заплетаю густые пряди в косу и, убрав фен в шкаф, ложусь спать.

Глава 8

Время летит с невероятной скоростью. Неделя проносится как один день. Я бегаю по разным инстанциям, стучусь в фонды, которые нашла тетя Вера, встречаюсь с риелтором, а вечерами сижу в больнице в надежде, что Тимур Романович сжалится и пустит меня к папе - посмотреть на него одним глазком, убедиться…

Домой приползаю без сил, принимаю душ и ложусь спать, чтобы утром снова оказаться в этом водовороте.

Будильник орет так громко, что я буквально подпрыгиваю на кровати. Выключаю чудовище и иду умываться, наскоро натягиваю джинсы и теплый свитер - апрель в этом году особенно холодный, собираю волосы в хвост и, набросив кожаную куртку, выхожу за дверь.

На остановке пока жду автобус, проверяю, все ли на месте. В рюкзаке всего несколько файлов с документами: выписки из истории болезни папы, ответ столичной клиники, квитанции на оплату и лист с адресами фондов; в другом - мои собственные документы, студенческий билет, зачетка и приглашение в Кент. На последнее стараюсь не смотреть, закрываю рюкзак и поднимаюсь в подъехавший транспорт.

До университета добралась быстро - в это время дороги пустые, пробок почти не бывает. Аллея перед зданием любимого педа пустая, пары начнутся только через час. Тем и лучше, не хочу сейчас ни с кем встречаться, выслушивать слова сожаления - и так хватает, да и объясняться перед одногруппниками не хочу. Не те у нас с ними отношения.

– Доброе утро, можно? – стучусь в приемную и спрашиваю у вечно недовольной помощницы ректора.

– Приемные часы с двух до пяти.

– Знаю… Я по срочному делу.

– Все по срочному, – ворчит женщина, со злостью перекладывая бумаги. – А правила для кого придумали? Сказано в два, значит в два!

– Ксения Андреевна, не кипятитесь, – осаживает ее спокойный мужской голос. Поворачиваю голову и замечаю Сергея Арсентьевича. Он стоит в метрах двух от меня, придерживая дверь своего кабинета. – Лучше заварите нам чаю, а то я что-то продрог.

Он улыбается и жестом приглашает меня войти.

– Слышал про вашего отца, – тяжело вздыхает, садясь в свое кресло. – Мне очень жаль. Надеюсь, он скоро поправится.

– Спасибо.

– Вы не стойте там, проходите. Я так понимаю разговор у нас будет не очень приятный. Вы уже решили по поводу стажировки?

– Да, – нервно тереблю лямки рюкзака. – Я… я вынуждена отказаться.

– Так, Арина, – мужчина подается вперед, – мне совсем не нравится ваш настрой. Вы же понимаете, что такие предложения бывают только раз в жизни? Не каждому студенту выпадает шанс учиться за границей, да еще и с полной стипендией. Университет все берет на себя, вам даже за дорогу не придется платить!

– Я понимаю, – отвечаю без эмоций.

– Арина, – вкрадчиво говорит Сергей Арсентьевич, глядя мне в глаза, – ваш отец болен, и вы за него переживаете. Я это понимаю и даже уважаю. Не каждая молодая девушка может похвастаться такой любовью к родителям, но вы забываете главное - от этой поездки во многом зависит ваша жизнь. Ваше будущее в конце концов, карьера! Вы же не хотите после окончания университета работать в обычной школе? Поверьте мне, в этом мало приятного.

Слушаю и не знаю, что возразить. Понимаю, что он прав, такой шанс - один на миллион и возможно я еще не раз пожалею, что отказалась, но я не могу по-другому! Просто не могу.

– Простите, но я уже все решила. Папу надо везти в Москву, я все узнала - нас уже ждут в клинике. Я не брошу его в таком состоянии. И еще, – делаю короткий вдох, – я не смогу пока учиться…

– Смирнова…

– Я хочу взять академ, – произношу чуть увереннее. – На год, может на два. Пока не знаю. Главное - вылечить пару. Потом я вернусь и закончу, обещаю.

Сама не знаю, почему говорю это. Видимо слишком сильно уважаю Краснова или пытаюсь утешить себя. Убедить, что поступаю правильно.

С самого детства папа внушал мне, что учеба очень важна. Без образования человеку тяжело найти свое место, почти невозможно, а теперь… Я чисто физически не вывезу. Впереди Москва, поиски работы, а я даже не знаю, где буду жить. Да и папино лечение стоит дорого, один только аппарат для диализа обойдется в круглую сумму, а там еще поддерживающая терапия, подготовка к операции, пересадка, реабилитация. Страшно представить, во сколько мне это обойдется. Нет, учеба точно подождет.

– Я так понимаю, вы уже все решили, – резко говорит Краснов, как будто для него моя учеба важнее, чем для меня. – Что ж… жаль. Жаль терять такого перспективного студента. Я был уверен, что вам уготовано большое будущее в профессии, но видимо не судьба. Заявление напишете в учебной части, потом принесете мне на подпись.

– Спасибо, – эхом отзываюсь я и иду к двери.

Придерживаю ее, чтобы пропустить Ксению Андреевну и выхожу из приемной.

Чем скорее решу вопрос с академ, тем лучше. Надо успеть съездить в еще один фонд, последний. Если и там не помогут, тогда точно придется продавать квартиру. Других вариантов у меня нет. А еще надо найти жилье в Москве. Просмотреть объявления о работе… Когда я все это успею?

Благо в учебной части вопросов не задают. Я молча дописываю свое заявление, сдаю студенческий с зачеткой и, прихватив обходной лист, отправляюсь в путешествие по кабинетам. К моменту, когда подхожу к приемной голова уже раскалывается, а ноги гудят от беготни туда-сюда. Успокаивает только то, что это последняя точка. Получу подпись Краснова, и все. Считай свободна.

Глава 9

Но не выходит. Несмотря на все мои старания, проблемы не уменьшаются. Неделя за неделей, я и не замечаю, как проходит месяц. Кручусь как белка в колесе, почти не сплю. Моментами даже путаю реальность с галлюцинациями. Держусь из последних сил, хотя чувствую, что и их у меня уже почти не осталось.

– Арин, давай шустрее, – подгоняет Инга, администратор ресторана, куда мне удалось устроиться. – У нас полный зал народу, а ты спишь на ходу.

– Прости. Прости, пожалуйста, я сейчас.

Хватаю поднос и, стараясь ничего не уронить, бегу разносить заказы. Сегодня и правда полный аншлаг, давно такого не было. Обычно я на кухне помогаю, прибираю за поварами, занимаюсь заготовками, посудой, но не сегодня. Сегодня я везде.

К восьми я уже настолько выдохлась, что готова свалиться прямо посреди кухни. Ноги дрожат от усталости, руки не хотят слушаться. А я смотрю на огромную гору посуды, которую еще предстоит отмыть и чуть не плачу от отчаяния.

Папе до сих пор без изменений. В сознании, но очень слаб. Врачи торопят с деньгами, а я еще даже квартиру не смогла продать. Нет покупателей. Никому не нужна наша старая хрущевка. Соседи с папиными друзьями скинулись, но и этого мало. Хватило только на месяц лечения, через неделю надо вносить плату за следующий, а моей зарплаты ничтожно мало.

Я не знаю, что делать. За что хвататься? Куда бежать, чтобы помогли?

А потом вспоминаю, что некуда. Это только в сказках, когда героиня в беде, вдруг появляется добрая фея и разом решает все ее проблемы. В жизни все наоборот. Зачастую, люди просто сдаются, и только самые упорные добиваются цели. Я отношу себя ко вторым.

Поэтому, в очередной раз запихиваю свою усталость куда поглубже, натягиваю на руки перчатки и берусь за работу. Да так основательно, что когда за спиной слышу голос администратора, вздрагиваю от неожиданности.

– Ты чего дергаешься? Там к шефу гости пришли, надо обслужить. И сними это тряпье, – кивает на мой фартук. – Поработаешь в зале, пока Кира не приедет. Потом вернешься к своим обязанностям.

Мне не нравится, как она со мной разговаривает. Не нравятся приказные нотки и командный тон. И фартук этот, между прочим, тоже не нравится! Как будто это не она мне его выдала и не она днем просила помочь и обещала двойную плату за смену.

Слегка качнув головой, чтобы не высказать все это вслух, избавляюсь от образа посудомойки и, прихватив блокнот с ручкой, выхожу в полумрак зала.

В нос сразу ударяет запах дорогого алкоголя, сигаретного дыма и почему-то опасности. Причем последнее ощущается очень остро. Так, что мне вдруг становится не по себе.

Единственный занятый стол приковывает взгляд. Компания из трех мужчин и двух девушек. Все разодетые, навеселе, в состоянии, когда границы дозволенного еще не стерты, но уже едва различимы. Во главное стола - владелец заведения, мужчина средних лет, высокий и широкоплечий, с яркой восточной внешностью и черными как смоль глазами. Я несколько раз его видела, когда он заглядывал на кухню, чтобы перекинуться парой фраз с шеф поваром. Сама я с ним не разговаривала, да и желания такого не имею. Мне нравится моя позиция невидимки. Никто не глазеет, руки не распускают. Надеюсь, так будет и дальше.

– Здравствуйте, вы уже готовы сделать заказ? – произношу стандартное приветствие, а сама не поднимаю глаз, смотрю четко в блокнот.

Записываю все, что они перечисляют, попутно отвечая на их вопросы по тем или иным блюдам. Уже собираюсь уходить, как слышу за спиной голос одного из мужчин. Низкий такой, пробирающий насквозь. Словно опутывающий чем-то липким. Таким же, как его взгляд, чье путешествие по моему телу ощущаю даже спиной.

– Ты смотри, какая куколка! Прям настоящий цветочек. И откуда только откопал ее? Признавайся, Ваха, где такие водятся?

– Где водятся, там уже нет, – смеется Тагаев, хозяин ресторана. – А ты чего, Брагин, на старости лет решил за молодняк переключиться? Непорядок, брат. Нам по статусу не положено - не забывай.

От того, как открыто они меня обсуждают сердце мое ухает куда-то вниз и замирает. Я мечтаю лишь о том, как бы скорее скрыться и никогда - никогда! - больше не попадаться им на глаза. Кира… Кирочка, ну где же ты?

– Вот, – передаю заказы на кухню и произношу как можно спокойнее: – Где Кира? Я в зал больше не пойду.

– Что?! Ты в своем уме? Что значит не пойду?! Это твоя работа!

– Моя работа помогать на кухне и мыть посуду.

– Я смотрю ты у нас совсем оборзела? – шипит Инга и идет мне навстречу. – Забыла, что такое субординация? Так я напомню. Ты уволена! Слышишь? Давай! Выметайся! Посмотрим, кому ты такая принцесса сдалась. Тоже мне гордячка нашлась! Давай-давай, чего встала?!

Она еще что-то кричит, но я уже не слушаю. Закрываюсь в раздевалке, снимаю с себя дурацкую униформу и переодеваюсь в свою одежду. Застегиваю джинсы, набрасываю сверху кардиган. Рюкзак.

Выхожу через заднюю дверь, чтобы не привлекать внимание.

Время почти одиннадцать - общежитие уже закрыто, а лишний раз просить вахтершу и мелькать у нее перед глазами я не хочу. И так живу там на птичьих правах…

Домой тоже не уеду, последний автобус уже давно уехал, а первый будет только в семь утра. Мамочки, что же мне делать?

Глава 10

– Ты как? Кости целы?

Мне помогают добраться до скамейки и заставляют сесть, суют в руки бутылку с водой.

Вахид пытается выдавить из себя улыбку, хотя после того, как он чуть не убил на моих глазах человека, пусть и такого ужасного, как Брагин, это выглядит максимально странно.

Я снова невольно заглядываю за его спину.

Чудовище лежит без движений, из его разбитого носа сочится кровь, он жалобно скулит и отмахивается от неизвестно откуда взявшихся охранников Тагаева.

– Не надо, не на что там смотреть. Он получил за то, что пошел против меня. Ты тут не причем, поняла?

Киваю, потому что все еще не могу сказать ни слова. Язык словно прилип к нёбу и отказывается шевелиться.

– Идем, отвезу тебя домой.

Мужчина встает, заводит руки за спину и выжидательно смотрит на меня. Так внимательно, по-хозяйски. Сканирует вдоль и поперек. Но почему-то меня это не пугает. От него веет уверенностью и силой, которые наоборот, успокаивают. Я чувствую, как расслабляюсь рядом с ним. Есть в нем что-то свое, родное… Словно я знаю этого человека всю жизнь. Так странно…

– Не надо домой, – осмеливаюсь заговорить. – В больницу… П-пожалуйста.

Он меняется в лице. И без того черные глаза вдруг становятся совсем мрачными, наливаются кровью. И тут мне становится не по себе. Мороз пробирает до основания. Хочется отвернуться, отвести взгляд, исчезнуть. Лишь бы не видеть этой вселенской злости. Не быть ее причиной. Никогда.

Мужчина с шумом вздыхает и выплевывает сквозь зубы какое-то ругательство на незнакомом мне языке.

– Он все-таки ранил тебя. Сука.

– Н-нет… все нормально. Правда, – хотя дышать мне все еще тяжело, да и щеки болят там, где он меня трогал. Но это не критично. Синяки можно будет замаскировать, главное, чтобы папа не видел.

– Тогда зачем в больницу?

Я медленно встаю, стараясь не лишний раз двигать туловищем. Кое-как принимаю вертикальное положение, заставляю себя улыбнуться.

– К папе. Если вам неудобно, ничего страшного. Я доеду на такси.

– Девочка, ты ненормальная? Какое к черту такси? Ты время видела? Я сам тебя отвезу.

Тяжелый взгляд черных глаз пригвождает меня к месту. Так, что даже дышать не смею.

Тагаев жестом приказывает своим людям подогнать машину и через несколько секунд рядом с нами останавливается огромный внедорожник.

– Запрыгивай, – велит сухо, сам обходит автомобиль и садится за руль.

Господи, во что же я ввязалась? Хочется развернуться и бежать в обратном направлении от всех этих мужчин, всего, что их окружает. Вернуться в свою прежнюю размеренную жизнь и больше никогда, - никогда! - ее не терять.

Но вместо этого я почему-то залазию на пассажирское сидение и, стараясь не обращать внимание на проживающий взгляд мужчины, пристегиваю ремень безопасности.

Машина плавно трогается с места.

– Что с твоим отцом? – голос звучит сухо, без особо интереса, но инстинкты мне подсказывают, что в любом случае ему надо ответить.

– Почки.

– Ты поэто в Москву переехала? – все тот же безэмоциональный скучающий тон.

Киваю.

Остаток пути преодолеваем в тишине, только слышно, как тихо урчит двигатель.

Тагаев тормозит перед больницей, я быстренько тянусь к двери, но голос за спиной заставляет замереть на месте.

– Как давно ты знакома с Брагиным?

– Знакома? – недоуменно округляю глаза. С чего он это взял? – Я видела его впервые в жизни.

Секунду между нами висит напряженное молчание.

– Интересно, – наконец произносит Тагаев. – Видимо перепутал тебя с одной из своих девчонок.

От будничности его тона по позвоночнику пробегает холодок. Я даже думать не хочу, сколько у него этих самых «девчонок».

Нервно сглатываю и все же выхожу из машину. Морщусь от резкой боли в груди, но решаю не заострять на ней внимание. Потом, все потом.

Хочу закрыть дверь, но снова слышу голос из салона:

– Арина, – он впервые называет меня по имени. – Держись от него подальше. В другой раз я уже не смогу тебя защитить.

Я с шумом сглатываю, но ком в горле все равно не рассасывается. Прижимаю руку к груди и произношу чуть слышно:

– Я поняла. Спасибо, что подвезли.

Осторожно закрываю дверь машины и бегу в больницу. Только, когда оказываюсь в здании, вижу, что внедорожник медленно выезжает за ворота.

Делаю несколько вдохов, чтобы успокоиться. Прислушиваюсь к своему пульсу. И вздрагиваю, когда моего плеча кто-то касается.

Рядом стоит санитарка. Бабушка невысокого роста.

– Деточка, ты к кому? Поздно уже, посетителям нельзя, – ее мягкой голос больно бьет по сердцу, обволакивает теплым облачком, выпуская все накопившееся напряжение. Я не замечаю, как начинаю плакать. Хватаю себя за плечи и сползаю вниз по стене. Не могу успокоиться.

Глава 11

Наши дни

Арина

Шум в ушах нарастает, заполняя образовавшийся в голове вакуум и постепенно обретая очертания человеческих голосов. Тяжелое, давящее ощущение отпускает. Я постепенно прихожу в себя. Маленькими, неуверенными шагами иду на эти звуки, словно слепой котенок. Цепляюсь за тоненькую нитку света и, разделив глаза, тут же морщусь от острой боли в висках. Слишком яркий свет ослепляет. Из горла вырывается сдавленный всхлип. Я даже заговорить не могу - язык распух и не хочет повиноваться.

Во рту сухо, ужасно хочется пить.

Поворачиваю голову набок и делаю еще одну попытку проснуться. На этот раз успешнее.

Первое, что я вижу - белую прикроватную тумбу, на которой стоит стеклянный графин с водой и два красивых прозрачных стакана.

Рот тут же наполняется слюной, я невольно сглатываю.

Пытаюсь приподняться, но тело, словно деревянное, не дает сделать и этого.

Горько вздыхаю и снова падаю на подушки. Смотрю по сторонам. Отрешенно, не совсем понимая, что происходит. Подмечаю светлые однотонные стены, белоснежный потолок, лампу, что так больно бьет по глазам. Справа от меня диван с синей обивкой, шкаф для одежды. Слева - та самая тумба, большое окно, завешанное бледно-голубыми жалюзи. Напротив - плазменный телевизор.

Не понимаю, как я здесь оказалась?

И… что со мной случилось?

И именно этот вопрос отрезвляет.

Подпрыгивать на месте. Хвастаюсь за больную голову и морщусь. Комната перед глазами плывет, переворачивается с ног на голову. Сжимаю изо всех сил виски и пытаюсь прийти в себя.

Пытаюсь вспомнить.

Хоть что-нибудь…

Но пусто.

В голове туман. Густая тяжелая поволока, которая давит, давит без конца, ломая изнутри.

Поднимаю голову и снова смотрю по сторонам. Палата. Я точно в больнице, хоть и очень дорогой. Не той, где лежала раньше.

Цепляюсь за эту мысль, как за спасательный круг. Отлично. Я знаю, что лежала в больнице. Авария… Точно! Мне говорили, что я пострадала в автокатастрофе. А еще… я точно помню свое имя. Помню, что была на приеме у врача. Он велел не прекращать лечение, а потом…

А что было потом?

Пустота.

Воспоминания обрываются, словно кто-то невидимый взял и вырвал их из моей головы. Оборвал все нитки.

Но… кто?

Ничего не понимаю.

Так и сижу в прострации, пока дверь палаты не открывается. Внутрь заходит молодая женщина в синем медицинском костюме. Она сразу же бросается ко мне.

– Арина Леонидовна, вам еще рано вставать. Ложитесь немедленно, – надавливает мне на плечи, заставляя подчиниться. Укрывает. А я слишком слаба, чтобы сопротивляться.

– Вы знаете, как меня зовут?

– Конечно, – она смотрит мне прямо в глаза. – Кто же вас не знает.

Мне кажется или в ее голове я слышу издевку? Это ранит.

– Простите… но я не понимаю. Вы можете позвать врача? Я… я хочу поговорить со своим врачом, – повторяю с нажимом, потому что понимаю - от нее мне ничего не добиться.

– Сейчас. Только лежите смирно. Не хватало нам еще одного скандала из-за вас.

Разворачивается и выходит, так и не оставив мне шанса на расспросы.

Вместо того, чтобы прояснить ситуацию, медсестра еще больше меня запутала. А еще мне непонятно ее отношение ко мне. Словно я сделала ей что-то плохое. Час от часу не легче.

Вскоре дверь снова бесшумно открывается и на этот раз в палату заходит мужчина в белом халате.

– Добрый день, Арина, – проходится по мне глазами. – Меня зовут Константин Михайлович, я ваш лечащий врач. Как вы себя чувствуете?

– Н-не знаю. Я ничего не помню, – признаюсь честно.

– Интересно, – доктор проходит вперед и открепляет с кровати небольшую планшетку, листает ее несколько секунд. Я все это время не отвожу от него взгляд. Сама не понимаю, что хочу в нем увидеть. – Вы можете присесть? Мне надо вас осмотреть.

– Конечно.

Доктор помогает мне подняться, проводит какие-то манипуляции с моими глазами, проводит общий осмотр, попутно внося записи в историю болезни. Хмурится, кивает своим мыслям.

– Вы сказали, что ничего не помните.

– Не совсем, – пытаюсь разобраться в своей голове. – Я помню, как меня зовут и, что я лежала в больнице после аварии. У меня была амнезия.

– Так.

– Я не помню свою жизнь до аварии. А еще не помню, как я здесь оказалась, – голос срывается на жалобный хрип. – Совсем.

– Это пройдет, – он ободряюще улыбается. – С вашей травмой это вполне нормально. Со временем память восстановится, все придет в норму. А на счет того, как вы сюда попали… Я думаю, вам лучше поговорить об этом со своим женихом. Ведь это он вас привез, еще и всю клинику на уши поставил. Сам испугался и нас всех напугал.