Я тебя заставлю

Пролог

Ана Князева

«Я тебя заставлю»

Аннотация

— Вы вытащите меня отсюда, а взамен… — вопросительно выгибаю бровь, все еще не веря в реальность происходящего.

— Все верно, — Яковлев хитро улыбается. — Ты женишься на моей племяннице.

Первая мысль: я ослышался. Не может мужик всерьез говорить о таком. Да еще и в СИЗО, человеку, которому только что предъявили обвинение в убийстве…

— А девушка как? — делаю над собой усилие, чтобы не сорваться. — Согласна?

— Ее мнение никого не интересует, — будущий тесть вонзает в меня острый, как бритва взгляд. — Она обязана мне жизнью. Сделает, как я скажу.

— Чисто теоретически представим, что невеста против. Не хочет за такого, — все еще надеюсь на благоразумие собеседника. — Что тогда?

Яковлев откидывается в кресле, и в его глазах вспыхивает нечто первобытное, слишком яркое, чтобы не заметить.

— А ты найди способ. Заставь… Ты же хочешь найти свою мать?..

———————————

Мы – абсолютные противоположности. Он – суров и опасен. Мужчина с криминальным прошлым. Бесчувственный, не умеющий улыбаться. И он выбрал меня. Девушку с особенностью, о которой он даже не догадывается… Он решил, что я буду ему идеальной женой и не подозревает, что его обманули.

ОДНОТОМНИК, ХЭ

ЧИТАЕТСЯ САМОСТОЯТЕЛЬНО

ГЕРОЙ - НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА

БЕЗ ПРИНУЖДЕНИЯ !

ИСТОРИЯ РУСТАМА ИЗ «Я ТЕБЯ СЛОМАЮ»

_________________________________________________

Пролог

Рустам

— Саидов, на выход!

Дверь с грохотом открывается, и в камеру входит конвоир – слащавый парнишка лет двадцати. Зеленый. Еще молоко на губах не обсохло, а строит из себя…

Скалюсь. Зло. На грани. Медленно встаю, впечатывая посеревшего юнца в стену. Не физически, нет. Взглядом. Потому что мозг еще соображает, не отказал. Несмотря на творящееся вокруг безумие.

— Р… Руки за спину, — заикается. Смотрит на меня, словно мы вдруг поменялись местами. Еще немного и даст деру.

Идиот. И чего только в систему сунулся? Нахрена, если даже в обычном СИЗО при виде задержанного поджилки трясутся и речь сбоит. А если на зону переведут? К настоящим зэкам?

Хотя…

Я и сам от них недалеко ушел. Судимый, клеймо имеется. Грешки тоже, под стать биографии. В общей сложности около пяти лет за решеткой. Чего я только не видел за это время, с кем только не водился. С некоторыми из них до сих пор связь держим. Помогаем друг другу, когда прижмет. Когда в правовом поле вопрос не решить и нужно достучаться выше. До тех, кто в тени…

Подхожу к мальку и становлюсь рядом. Все как положено. Лицом к стене. Еле сдерживаю смех, пока тот возится с наручниками. Закатываю глаза.

Достало. По горло уже этот цирк с конями.

Меня привезли трое суток назад. Взяли «с поличным» на месте преступления. Скрутили и под вспышки камер затолкали в полицейскую машину. Как будто я сопротивлялся.

Меня волновало только одно – прикрыть Мирного и выиграть время. С последним оказалось сложнее. Трудно изображать виновного, когда ловушка изначально предназначалась не тебе. Благо, журналисты оказались кстати. Не успели меня привезти в участок, а новости уже разлетелись по всем федеральным СМИ. С моей физиономией. У них просто не осталось шансов приплести к этой грязи Мирона.

Одно ясно: кто-то ведет с Гараевым игру. Внаглую. Исподтишка. Тот, для кого закон не писан. Кто не видит границ. Для кого жить человека - пустой звук, очередной способ манипуляции. Для него нет ничего невозможного…

Такие не умеют проигрывать. А я встал у него на пути, спутал все карты. Что из этого следует? Варианта два: либо он заявится, чтобы поставить меня на место, либо… уберет молча.

Оно и понятно. В нашем мире инициативных не любят. Как там говорят? Выше головы не прыгнешь?

Я и не пытался. Всегда знал свое место.

Но эмоции – другое. Они иногда берут верх. Особенно – злость. Агрессия. Она ищет выход. Бьет по мозгам. Душит.

Терпеть не могу интриги. Ложь. Все, что с ней связано. Но, кого это волнует?

Малой ведет меня по коридору. Вверх по лестнице. В комнату для допросов…

Значит, убирать еще рано. Не сегодня.

Все по традиции: минимум пространства, голые стены и стол посередине с разьемом под наручники. А вот стул напротив пока пустой. Маринуют. Держат интригу.

Сажусь молча. Терпеливо жду, когда малец выполнит все манипуляции. Успеваю даже растереть запястья перед тем, как он снова окольцует меня наручниками. На этот раз спереди.

Откидываюсь назад и прикрываю глаза. Слушаю. Звуки никогда не врут.

Глава 1

Иногда чтобы спастись, нужно согласиться на плен. А чтобы обрести себя – позволить другому сломать тебя…

Мари

Первые тяжелые капли застают меня, сидящей на коленях в саду.

Машинально провожу плечом по щеке, смахивая влагу. Запрокидываю голову и с удивлением обнаруживаю, что небо надо мной темное, почти черное. Тяжелые тучи заволокли солнце, где-то вдали сверкает и тут же пропадает молния – предвестник грома.

Я резко оглядываюсь в поисках домашних. Галя – наша экономка, предупреждала меня, что к вечеру будет гроза, но я так хотела подготовить свои растения к зимовке, что совсем потеряла счет времени.

Осторожно, чтобы не испачкать одежду землей, я поднимаюсь со своего укромного места. Эта часть сада – моя. Самая отдаленная, скрытая от любопытных глаз. Сюда никто, кроме нас с Галей не заглядывает. Здесь всегда тихо, нет нагромождения света, садовых украшений и надоедливых людей из числа друзей моей тети или сводной сестры.

Только цветы. Самые разные. Красивые. Мои.

А еще – Тошик. Очаровательный рыжий котик с большими зелеными глазами, острыми ушками и торчащей во все стороны шерсткой.

Черт, а вот это уже совсем нехорошо…

— Тошик, маленький, ты испугался? — спрашиваю я, в надежде, что мой голос звучит ровно и не напугает его еще больше. Наклоняюсь и, уже не заботясь о грязных руках, прижимаю его к себе. — Тише, тише, мой хороший. Сейчас отведу тебя домой.

Попрошу нашего садовника, дядю Петю, чтобы забрал мои инструменты после дождя. Теперь уже не до них…

Очередная яркая вспышка разрезает небо, когда выхожу на главную тропу. Тошик реагирует моментально – сжимается на моей груди, точно хочет исчезнуть, выпускает коготки и со всей силы впивается мне в кожу.

Дождь усиливается. Хлещет по щекам, ветер едва не срывает с меня косынку. Придерживаю ее свободной рукой и, мокрая, продрогшая насквозь, вбегаю на крыльцо флигеля.

— Мари, господи, да ты вся дрожишь, — Галя перехватывает меня у двери. — Идем, идем скорее, пока не заболела.

Она стягивает с моей головы мокрый платок, я сбрасываю грязные кроссовки и захожу в долгожданное тепло.

— Несносная девчонка, — ругается Галюшка, помогая мне снять кофту. — Кто вообще в такую погоду из дома выходит? Дуй в душ, пока никто не увидел.

Она не церемонится, бросает мокрые вещи прямо на пол, из-за чего внизу образуется маленькая грязная лужица. Страшно представить, как бы на это отреагировала тетя, будь мы в доме. А на мой внешний вид?

Так и вижу ее красное от злости лицо, слышу, как шипит:

— Позорище… Тебе никогда не стать человеком!

Пародирую ее у себя в голове и хихикаю.

— Ты чего смеешься? — удивляется Галюшка. — Я серьезно. Григорий Маратович звонил. Скоро приедет, хочет с тобой о чем-то поговорить.

— О чем? — спрашиваю удивленно, а внутри все натягивается от плохого предчувствия.

Если он снова начнет тему с безопасностью…

— Я не знаю, но голос вроде был спокойный.

Это хорошо. Дядя, хоть и никогда на меня не злится, часто бывает жесток в своих решениях. Непреклонен. Особенно, когда дело касается благополучия семьи. Мне пришлось долго уговаривать его, чтобы отпустил меня учиться в аграрный. Я с детства любила животных, мечтала стать ветеринаром, а он хотел, чтобы я училась на заочке, в безопасном ВУЗе. Как Стелла.

В отличие от меня, сестра была не против. Она никогда не любила учиться. Когда учились в школе, постоянно прогуливала занятия, сбегала от репетиторов, экзамены сдала только потому, что дядя – ее отец, а никто в этом городе, в здравом уме, не посмеет тронуть его единственную дочь. Даже ради ее же блага…

— Ладно, — осторожно отрываю от себя Тошку и отдаю экономке. — Не ругай его, пожалуйста. Он из-за меня пострадал. Я приведу себя в порядок и побегу.

В особняке Яковлевых три этажа и более двадцати комнат. Огромный сад с собственным озером. Другим он может показаться дворцом. Но для меня это своего рода тюрьма…

Дядя забрал меня, когда мне было семь. Я живу здесь уже двенадцать лет, но… Этот особняк так и не стал моим домом. А я не стала правильной дочкой тете и достойной фамилии Яковлева… Дядя Гриша удочерил меня против воли жены, она так и не смирилась с моим существованием.

В этом особняке я росла ребенком, который никому не интересен. И только здесь, в маленьком флигеле, я могу быть собой. Настоящей Мари. Не боясь, что меня осудят…

Закрывшись в ванной, быстро стягиваю с себя грязные вещи и юркаю под душ.

Боже, как хорошо…

Горячие струи возвращают в продрогшее тело жизнь. Я ускоряюсь. Действую на автомате. Намыливаю голову, смываю. Бальзам. Гель для душа.

Через пятнадцать минут выключаю фен и рассматриваю свое отражение.

На мне красивое бледно-голубое платье и белый вязаный кардиган. На лице – ноль макияжа. В ушах простые жемчужные гвоздики – подарок от дяди на мое восемнадцатилетие. На запястье – изящный браслет из белого золота. Еще один подарок, но уже с этого года.

Глава 2

Мари

— Это платье – из новой коллекции. Единственное в своем роде. Я берегла его специально для вас…

Стилист отворачивается, и я теряю нить повествования.

Чувствую себя максимально неловко, стоя на возвышенности в центре комнаты, перед огромным, чуть ли не во всю стену зеркалом. Как кукла.

Кукла, которую наряжают. Крутят. Вертят, как им вздумается. Собирают к предстоящей игре.

А я не хочу! Не хочу здесь быть. Куклой быть не хочу. Марионеткой. Безвольной.

И замуж тоже я не хочу! За незнакомца…

Но кто меня спрашивает?

Мир, в котором я живу далек от идеала. Со стороны он может показаться мечтой: деньги, путешествия, личная охрана… Моя одногруппница Света сказала, что я вытащила джекпот, став приемной дочерью Яковлева. А я не нашлась, что ответить.

Дядя любит меня, заботится. Он дал свою фамилию и тем самым оградил от девяноста процентов проблем. Вырастил, позволил самой выбрать себе профессию. Поставил на ноги и научил существовать в этом мире. Дал чувство опоры.

И забрал, столкнув меня в бушующее море жизни…

Вспоминаю его вчерашние слова, и слезы наворачиваются. Душа стонет.

За что он так со мной? Разве я мало страдала? Я всегда знала, что моя жизнь мне не принадлежит. Приняла это. Смирилась… Но мне никогда и в голову не приходило, что дядя – мой дорогой, любящий дядя – просто возьмет и отдаст меня, как ненужную вещь… Мне же всего девятнадцать… Я только перешла на второй курс, более-менее начала общаться с сокурсниками, а теперь…

У меня ничего не осталось.

Вздрагиваю, когда моей руки осторожно касаются. Поворачиваю голову и врезаюсь в растерянный взгляд стилиста. Агния. Кажется, ее зовут Агния.

Секунды растягиваются точно паутина. Опутывают мое тело, душу, стягивают горло, не давая дышать. Паника продирается сквозь патоку мыслей, вгрызается в голову, заставляет испуганно оглядеться.

Помоги же. Видишь, я не справляюсь…

Я смотрю на тетю с мольбой.

Неприкрытой. Как она любит.

Ты была права… Я все та же никчемная Мари. Ничего не изменилось.

Королева Виктория встает со своего импровизированного трона – кресла с изогнутыми золотыми ножками, поправляя идеально завитый локон. Эффектная женщина, которая никогда не упускала шанса меня унизить, делает это снова.

Виктория подходит ко мне. Медленно. Грациозно. Словно хищник к своей добыче. В её глазах – холодная сталь, губы трогает презрительная усмешка. Она останавливается в шаге от меня и окидывает взглядом с головы до ног. Рассматривает труды дорогущего стилиста, которого, на минуточку, сама и выбрала.

— Мари, милая, ты опять витаешь в облаках? Мы же не можем ждать целую вечность. Тебе нравится платье?

Отворачиваюсь.

Прикусив губу, смотрю на девушку в зеркале.

Пудровое платье-комбинация “чайной” длины. Прозрачная графитовая накидка с имитацией под вязку. Туфли на высокой шпильке…

Я в нем другая.

Безупречная…

Заказчик оценит.

— Платье… — осторожно провожу ладонями по талии. — Оно прекрасно.

— Отлично! Агния, дорогая, мы его берем. Еще то голубое и что-нибудь для коктейля. Положи на свой вкус. Мари все равно в этом не разбирается. И пусть принесут мне попить, что-нибудь без газа.

С этими словами Виктория возвращается на свое место, Агния выходит из примерочной, а я иду за ширму и переодеваюсь.

Привычные джинсы и свитер выглядят как что-то инородное, случайно затесавшееся в это царство шика, глянца и красоты. В чем-то мы похожи.

Пока переодеваюсь, радуюсь небольшой передышке. Даю мозгу и глазам отдохнуть, потому что через минуту мне снова нужно будет перейти в режим полной боевой готовности и крутить головой в попытке охватить всю, льющуюся рекой, информацию. О том, как я переживу этот вечер (и переживу ли вообще) стараюсь не думать…

Из бутика Агнии Алексей выносит по меньшей мере шесть пакетов с одеждой, складывает все это добро в багажник и везет нас на второй адрес – элитный центр красоты, который сегодня закрыт для спецобслуживания.

Салон напоминает операционную. Стерильный блеск хрома, запах дорогой химии и тихая, почти священная музыка, навевающая тоску. Меня усаживают в кресло, обтянутое белой кожей. Сразу несколько пар рук приступают к делу.

Одна пара – к лицу. Другая – к ногтям. Третья – к волосам. Я – объект. Комплекс задач.

Виктория устроилась рядом, листая глянцевый журнал.

— Сделайте ей макияж… сдержанный, но безупречный. Как на том фото в Vogue, помните? – поворачивает голову так, чтобы я видела ее лицо. — И волосы… мягкие волны. Никаких экспериментов. Она должна выглядеть… безукоризненно. И невинно.

Невинно. Слово вязнет в горле комом. Я сжимаю пальцы под накидкой. Мои ногти сейчас аккуратно подпиливают, покрывают прозрачным розовым лаком.

Глава 3

Мари

Моя маленькая тайна – пятно на безупречной репутации идеальной семьи. Изъян, который тщательно скрывают с первого дня, как я переступила порог известного особняка.

Поначалу меня пытались лечить. Водили к лучшим врачам, консультировались за границей, соглашались на все, что предлагали горе-специалисты: экспериментальное лечение, физиотерапия, сеансы гипноза… Чего только не было за эти годы. Они носились со мной, как с диковинной игрушкой, заморским зверьком, которого непременно надо адаптировать под новую среду, а именно – вернуть слух любым доступным способом.

Два года я не видела ничего, кроме белых халатов. Клиники, обследования, бесконечный круговорот лиц. И всегда неудача. Одна за другой. Дядя злился, из врачи разводили руками, а я уходила в себя. Плакала, обижалась, не понимала, почему именно я? За что? А потом дядя привел мне учителя…

Его звали Влас.

Призрак из дядиного прошлого. Бывший военный.

Суровый, мрачный. Вместо лица – лоскутное одеяло из рубцов. Старых, белесых, и более свежих, багровых. Они сползали с виска, пересекали скулу, намертво стягивая уголок рта в вечную гримасу боли. Левый глаз почти закрыт шрамом… Он пугал меня до чертиков.

Дядя однажды сказал, что внешность Власа – это отражение нашего мира. Жестокого и беспощадного. Люди превратили его в чудовище. Их алчность. И что расколдовать его может лишь настоящая любовь.

Нужно ли говорить, что уже через пару дней я не отходила от Власа ни на шаг, во всем его слушалась, а через год могла прочитать по губам все, что мне говорили.

Он ушел почти сразу. Не прощаясь. Исчез, словно его никогда и не было. А я осталась.

Такая…

Неполноценная. Но уже не беспомощная…

Я коротко вздыхаю, морщусь от резкой боли в ушах и выныриваю из воспоминаний. Реальность обрушивается какофонией звуков. В голове будто взрывается и разлетается во все стороны огромная водородная бомба.

Руки так и тянутся содрать наушники из ушей, спрятать и забыть об их существовании хотя бы на пару минут. Борюсь с этим желанием. Впиваюсь ногтями в ладони и сжимаю кулаки так сильно, что белеют костяшки пальцев.

Физическая боль помогает сместить акцент. Я заметно расслабляюсь, отрываюсь от внутреннего гула и испуганно озираюсь по сторонам, словно ища поддержку. Будто кто-то здесь может мне ее предоставить.

Атмосфера в комнате накалена до предела.

Дядя в ярости. Стелла и Виктория открыто злорадствуют, посылая в меня острые, как стрелы, взгляды. Упиваются моим унижением, точно энергетические вампиры.

— Бедная Мари, — читаю по глазам сестры, — тебя даже собственный жених ни во что не ставит. А что будет потом? После свадьбы?

“Поздравляю, сестрёнка, — ее фальшивая улыбка все еще стоит у меня перед глазами. — Правда. Мой отец нашел тебе идеального мужа – такого же голодранца, как ты. А еще… Говорят, его недавно выпустили из тюрьмы. Так и вижу: “Пара года! Ущербная невеста и жених-убийца”. Представляешь, что он с тобой сделает, когда узнает, что его обманули?..”

Нет. Не представляю. Я стараюсь вообще об этом не думать.

Дрожь внутри нарастает. Клубится. К горлу подкатывает тошнота.

Хочу закрыть глаза и снова оградиться от этого мира, но вспоминаю про слуховой аппарат как только дядя встает со своего кресла и идет к камину.

Я слышу каждый его шаг. Отчетливо. Громко. Как кувалдой по мозгу.

Смотрю в пол, дышу через раз и просто молюсь, чтобы этот ад закончился, и мне разрешили уйти.

Жених опаздывает.

Сильно.

Может он передумал? Боже, пусть это будет так…

Не успеваю об этом подумать, как в комнату влетает Галя и радостно сообщает:

— Он приехал.

И все.

Внутри все все обрывается. Я забываю, как дышать.

Мое будущее еще секунду назад шаткое, неизвестное, вдруг обретает вполне четкие очертания. Я вижу себя со стороны. Свое отчаяние. Разрушенные мечты. Все подводные камни брака с человеком из окружения моего дяди. С таким человеком…

В глазах щиплет сразу же и сердце наполняется режущей болью. Я готовила себя морально, что обречена, почти смирилась, но то, что сказала мне Стелла… уничтожило меня вконец.

За что? За что ты так со мной?

Кричит внутренний голос, пока тело медленно встает вслед за остальными.

Я думала, ты любишь меня. Ты обещал, что не оставишь. Что всегда будешь защищать.

Уши закладывает от изобилия звуков. Пульс сбивается. Кажется, я сейчас потеряю сознание…

Дядя подходит ко мне вплотную, протягивает руку, помогая не свалиться прямо здесь и сейчас. Я принимаю его помощь, словно у меня есть выбор. Оглядываюсь.

Моя Галюшка украдкой смахивает слезы. Виктория улыбается, а Стелла… Она вдруг замирает, меняется в лице. Ее злорадства сменяется… шоком? Я не успеваю разобрать, потому что все взгляды – разом – устремляются в пространство за моей спиной.

Глава 4

Рустам

К своим тридцати двум годам я хорошо усвоил одну простую истину: за все в этой жизни нужно платить. Деньгами или натурой – зависит от ситуации. Ну, или от того, насколько глубоко ты встрял.

Я, конечно, влез по яйца.

Просветов не наблюдается. А выход… В моей ситуации он один – в окно. Но и это мне не поможет, квартира на третьем этаже. Максимум – пара переломов, но даже если я весь буду замотан, как египетская мумия, Яковлев найдет способ доставить меня до алтаря. Просто из принципа. Такой он му… человек вообщем.

Так и живем. Утром – тюрьма, вечером – ЗАГС. Точнее – помолвка… с племянницей самого Яковлева. Вот блять. Приплыли.

Качаю головой.

Это ж надо было так выделиться, чтобы одним махом похерить всю свою жизнь! Как так получилось? Главное как хорошо шел, ловушку с Брагиным прощелкал, Мирона вытащил, считай прикрыл своим телом. А на Яковлева не подумал.

Да и как тут подумаешь? Кому в здравом уме придет, что это – ловушка на свадьбу. Вот реально. Охуеть план, не находите?

Выбрать жертву (в нашем случае – это Мирон), разыграть похищение кого-то из близкого круга (в идеале – даму сердца, а в нашем случае – Арину), привести к трупу и взять с поличным. Так сказать на горяченьком.

И когда ты в полном невменозе, сидишь в камере после ночи допросов к тебе вдруг приходит Яковлев и предлагает соглашение: брак с его племянницей в обмен на свободу.

Аргумент?

Всегда один.

Весомый. Убедительный.

Семья…

Дальше – свадьба, штамп в паспорте, и ты до конца жизни личная породистая собачка тестя. Зятек на побегушках.

Решаешь вопросы, заметаешь следы, подтираешь дерьмо...

Не жизнь, а мать его, сказка!

В моем случае – вполне осязаемая реальность. Вон, вырастает за углом в виде километрового забора. Сплошная монолитная стена из кирпича и металлических прутьев. Камеры. Охрана. Небольшая собственная армия из бывших спецназовцев, военных и следаков в отставке. Только элита. Лучшие из лучших. Некоторых из них знаю лично. С одними служили вместе, с другими пересекался по работе, а про кого-то читал в новостях.

Нужно отдать Яковлеву должное – приоритеты он расставляет правильно, с шушерой не водится. Вот и творит, что взбредет в голову. Не боясь последствий.

Массивные кованые ворота открываются при моем приближении. Охрана не трогает, вопросов не задает. В зеркало заднего вида вижу, как докладывают обо мне в гарнитуру. Ухмыляюсь.

Представляю недовольную рожу Яковлева и заворачиваю к массивному каменному крыльцу.

Без пятнадцати семь. Меня ждали к шести.

Сначала я выехал вовремя. Проехал половину пути, и в голове что-то перемкнуло. Остановился. Несколько минут сидел, как в отключке. Думал…

Утренняя встреча с Яковлевым не выходила из головы.

Зацикленность – это не про меня. Бессмысленное занятие, отнимающее не только время, но и энергию. Пустая трата жизни. История с Яковлевым – исключение из правила.

Разговор получился недолгим, но пиздец каким содержательным. Инструктаж, как вести себя с Мари. О чем говорить, как завлекать. Одним словом – ликбез по соблазнению будущей невесты с нехилой такой подпиткой, чтобы не забывал об истинной сути нашего соглашения. Всучил кольцо и свалил восвояси.

Итак, ловушка захлопнулась.

На телефон упало сообщение от Мирона, и я пошел собираться.

На девчонку, ожидаемо, ничего не нашли. Только справка из университета – учится в нашем аграрном, второй курс, будущий ветеринар. В остальном – пусто. Никаких зацепок.

Впрочем, какая к черту разница? Я хочу найти мать. Яковлев может мне в этом помочь. А девчонка… Пусть о ней ее дядя печется. Мне плевать.

И тем не менее любопытство разбирает. Я ненавижу тайны. Ненавижу, когда со мной играют. И всегда докапываюсь до сути.

Первое – нахер я ему сдался?

Объективно. Кто я такой? Явно не зять мечты.

Следовательно, есть что-то еще.

Что? Пока не знаю.

Второе – невеста. С ней явно что-то не так. Что-то важное. Имеющее значение.

Иначе, он бы не сбагрил ее мне…

Любящие дяди так не поступают. В моем мире так точно.

Дал по газам и поехал в ювелирку…

Что ж, посмотрим, что там за Мари такая. Моя навязанная невеста.

Выхожу из тачки, хлопаю дверцей так, что эхо гулко отдается от каменных стен особняка. Воздух здесь тяжелый, пропитанный запахом дорогой хвои и... чего-то еще. Власти. Безнаказанности.

Пахарь, как тень, материализуется из-за колонны, лицо – высеченное из гранита недовольство. Тянет ладонь. Здороваемся. Обмениваемся парой общих фраз. Тошно. Давлю эмоции и иду дальше.

Огромное крыльцо, тяжелая дверь. Не дом, а неприступная крепость. В такую не то, что воры, смертники не сунутся.

Глава 5

Мари

— Рустам, а чем вы занимаетесь? — спрашивает Виктория без какого-либо стеснения. — У вас же есть какое-то дело? Профессия, может? Знаете ли, Мари нам не чужая, не хотелось бы, чтобы она после свадьбы в чем-то нуждалась.

При этом смотрит на меня так, будто ее слова – правда. Моя милая, заботливая тетушка, из тебя бы вышла прекрасная актриса театра и кино. Такой талант… Ее взгляд скользит по моему лицу, возвращается к Рустаму. Угол рта дергается – ей смешно. Эта ситуация ее забавляет.

Она и раньше надо мной издевалась. Тонко. Филигранно. Дозируя боль и так искусно подбирая слова, чтобы у меня не было возможности ответить или пожаловаться дяде, который, в отличие от меня, никогда не слышал в ее словах ничего плохого.

Но сегодня… сейчас… это особенно неприятно. Она будто танцует на моих костях. Жестокая женщина.

— Виктория, не смущай нашего зятя, — мягко осаждает ее дядя, но я вижу, как на его щеке дергается жилка. Ему так не понравился вопрос жены, или причина в другом?

Я же сделала, как он велел. Согласилась…

Кольцо на моем пальце – печать. Холодная и ощутимая. Красивое напоминание о том, что меня продали. Как какую-то вещь. Зверушку… Бесправную и безголосую. Сделка удалась.

Мы «празднуем» уже почти час. Все это время Рустам не сводит с меня глаз.

Изучает.

Рассматривает меня. Проходится по моей фигуре сканирующим взглядом, застывает на лице. Проверяет товар? Точно знает, что со мной что-то не так…

Пока дядя с Викторией обмениваются знаками, Рустам не спешит вмешиваться. Он отпивает глоток шампанского. Ставит бокал. Звон хрусталя режет тишину, и я невольно морщусь. Потом поворачивает голову к Виктории. Медленно. Опасно. В его глазах – издевка. Неприкрытый, хищный азарт. Ему нравится эта игра.

— Вопрос резонный, Виктория, — его голос низкий, вибрирующий. — Забота о племяннице делает вам честь, — пауза. Он ловит ее взгляд, наслаждаясь моментом. — Чем занимаюсь? Решаю проблемы, — легкий наклон головы. Улыбка, которая не добирается до глаз. Они остаются ледяными, колючими. — Разные. Иногда это проблемы с поставками, иногда с конкурентами, а иногда… — взгляд его, как лезвие, скользит по дяде, задерживаясь на микросекунду, — с законом. Я нахожу выходы. Не всегда стандартные, зато эффективные. Отвечаю за результат, — пожимает плечами, будто говорит о прогнозе погоды. — Так что на счет нужд Мари… — он внезапно поворачивается ко мне. Полностью. Его внимание – физический удар. Смотрит цепко, пронзает, ищет слабину под маской. — Не беспокойтесь. Я обо всем позабочусь.

Откидывается назад, пригвождает колючим взглядом к месту и выдает нечто наподобие улыбки, а я вытягиваюсь, как струна, натянутая до предела. Замершая за мгновение до того, как лопнуть.

Я будто снова остаюсь без слухового аппарата. Уши закладывает. Мозг перестает реагировать. Холодный пот прошибает спину.

Он ничего не делает. Не трогает меня. Между нами – целый накрытый стол. Рядом – свидетели, при которых он точно мне ничего не сделает. Он даже не разговаривает со мной. Но только от его взгляда у меня внутри все меркнет. Сжимается до состояния атома.

Я не успеваю среагировать. Дядя опережает. Бьет раскрытой ладонью по столу:

— Отлично! Деловой человек, практичный, — приборы звякают в такт его фальшивому энтузиазму. — Это нам и нужно! Мари слишком… воздушная, — он машет рукой в мою сторону, будто я пустое место. Невидимая стена. — Ей нужна твердая рука. Опора. А проблемы… — снова машет рукой. — Кто без них? Главное, что Рустам знает, как их решать.

Саидов кивает. Один раз. Четко. В его глазах – ни на намека на покорность. Чистый, безжалостный расчет.

Сомнений нет, он такой же, хозяин жизни, как и мой дядя. Если не хуже… Во всяком случае, мой дядя, в отличие от него, не сидел в тюрьме.

Его взгляд снова прилипает ко мне. Прямой. Холодный. Внимательные черные глаза следят за каждой моей реакцией, за морщинками, когда хмурюсь, за застывшим стеклянным взглядом…

— Мари, — его голос звучит неожиданно мягко. Я вздрагиваю. — Тебе нравится учиться? Ветеринария… это же сложно? Животные, болезни… Неужели не страшно?

Все смотрят на меня. Воздух густой, тяжелый. Ком в горле. С трудом проглатываю и заставляю себя говорить:

— Я… я люблю животных. Это… важно. Помогать им. Когда им больно… Когда они… беззащитны, — голос срывается на последнем слове. Беззащитны. Совсем как я. — Сложно бывает, но страшно – никогда.

Рискую поднять глаза. Встречаю его взгляд. Темный. Глубокий. Нечитаемый. Но самое главное – в нем нет насмешки. Все та же безжалостная оценка. И… искра? Я ему интересна? Я?..

Он медленно кивает.

— Важно, — повторяет, задумавшись. И впервые за вечер смотрит не на меня, а будто бы сквозь. Думает о чем-то своем. Закрытом для других. Но это длится всего секунду. Миг, и он снова прежний. — Мне нравится, как ты рассуждаешь. Правильно.

Я снова чувствую себя вещью. Поджимаю губы, тянусь к стакану с водой и вздрагиваю, слыша:

— Хочу поговорить с тобой. Наедине.

Прикрываю глаза, отрезая себя от этого места. Сглатываю едкий ком и медленно встаю.

Глава 5.2

***

Слова Рустама висят в воздухе. Тяжелые. Неоспоримые. Они давят на виски, сплющивая мысли в тонкую, прозрачную пленку.

По букве я заглатываю каждое слово. Словно ребус в голове перебираю. И когда все встает на свои места, вопросительно смотрю на дядю.

— Можно? — произношу хриплым голосом и вижу, как он напрягается.

Поворачивается ко мне и прежде чем кто-то успеет прочитать в его взгляде угрозу, прячет ее за широкой улыбкой.

— Конечно, моя девочка. Вы же теперь помолвлены! Самое время. Ты можешь видеться с Рустамом, когда захочешь. Вам же надо познакомиться до свадьбы? Погулять, пообщаться… Как все молодые!

Стелла, моя кузина, только что поднесшая ко рту бокал с соком, заходится в резком, сдавленном кашле. Она хватается за горло, глаза, полные неподдельного удивления широко раскрыты и устремлены на меня.

Виктория, восседающая в кресле напротив, издает короткое, смешливое фырканье. Ее губки складываются в ядовитый бантик. Она поправляет дорогое колье на шее, и ее взгляд скользит по мне, как по экспонату на витрине, вызывающему исключительно брезгливый интерес.

— Видишь, Рустам, — дядя продолжает, будто не замечая кашля дочери, его голос приобретает наставительные нотки, — какую скромницу мы воспитали? Настоящую жемчужину. Редкость в наше время. — Он делает шаг ко мне и кладет тяжелую руку мне на плечо. Ладонь горячая, влажная. Я замираю, как под гипнозом. — Береги ее. Лелей. Сейчас таких… чистых душой… почти не осталось. Настоящее сокровище.

Мне плохо.

Тошно от всего, что здесь происходит. От его слов. От того, как нахваливает. От прикосновений. От взглядов, которыми они все меня награждают.

Тошно…

Но я все равно не могу пошевелиться. Не могу сбросить эту руку. Она – физическое воплощение моей беспомощности. И все это видят.

Рустам – особенно. Пялится на меня. Своими темными пугающими глазами. Вроде бы ничего такого не делает… Но почему-то мне кажется, что его взгляды неприличны. Мне ужасно неловко быть в центре внимания этого взрослого, опасного мужчины. Как будто между нами прямо сейчас происходит нечто интимное, не предназначенное для других. Я чувствую, что снова краснею. Тоналка на лице не пропускает, но шея… пылает огнем. Хочется развернуться и убежать, сломя голову. Спрятаться.

Он встает со своего места, и я инстинктивно распрямляю плечи, вытягиваюсь, решая сопротивляться его давящей энергетике (насколько это возможно).

Мы смотрим друг на друга. Недолго. Доли секунды. Но я словно загипнотизированная, не могу разорвать наш зрительный контакт. Он будто… не разрешает. И продолжает наблюдать. Нехорошо. Вызывающе. Как собственник. Будто я уже принадлежу ему.

Мой пульс частит.

— Скромность – достоинство не из дешевых, — произносит он наконец, и его голос, низкий и ровный, легко разрушает напускную сентиментальность дяди. Рустам делает шаг. Не к дяде. Ко мне. — Но иногда она мешает разглядеть то, что действительно важно, — его взгляд, все тот же пронзительный, сканирующий, останавливается на моем лице. Он игнорирует дядю, словно того уже нет. — Мари. Идем.

Это не просьба. Даже не приглашение. Констатация факта. Приказ.

Дядя, почувствовав смену фокуса, на миг замирает. Его улыбка становится еще шире, еще фальшивее. Он аккуратно, с преувеличенной нежностью, убирает свою руку с моего плеча, будто передавая драгоценный груз.

— Конечно, конечно! Идите, знакомьтесь, — он делает широкий жест в сторону двери на террасу. — Воздухом подышите. Там так тихо… Мари, проводи жениха.

Слово «жених» режет слух, словно острое лезвие кожу. Я все еще ошарашена происходящим. Словно в замедленной съемке, я поворачиваюсь и иду в сторону выхода. Меня потряхивает. Удивляюсь, как я до сих пор не упала на этих каблуках. Слышу за собой тяжелые шаги, и внутри все холодеет. Спину прожигает горячий взгляд. Я неосознанно ускоряюсь.

Отодвигаю стеклопакет и первая выхожу на террасу. Ночной воздух, прохладный и влажный после дождя, обволакивает лицо, принося минутное облегчение. Которое тут же исчезает, как только дверь закрывается за нами с глухим щелчком. Мы одни. Только я, он, и гулкая тишина ночи, нарушаемая редким шуршанием листьев.

Не знаю, что дальше делать. Как себя вести. Поэтому просто замираю у каменных перил, обхватывая себя руками в защитном жесте.

Терраса освещена слабо – лишь пара фонарей у ступенек в сад. Тени длинные, зыбкие. Рустам тоже молчит, но и не отходит. Он поворачивается ко мне, заслоняя свет. Его фигура кажется огромной в полумраке. Я отступаю на шаг, натыкаясь спиной на прохладный камень ограды. Ловушка.

Он не спешит. Смотрит. Его глаза, привыкшие к свету гостиной, теперь кажутся еще темнее, еще глубже. Бездонными. Он изучает мое лицо при лунном свете, как нечто инородное, не свойственное его миру.

Честно говоря – я вдруг ловлю себя на мысли – мне кажется, что я ошиблась. Рустам не такой, как мой дядя. Да, он тоже из их мира, обладает властью и привык к тому, что все ему подчиняются, но… Я выросла в этом доме и видела дядю в разных состояниях. Саидов здесь чужой. В его поведении, позах, даже взглядах, обращенных ко мне, читается настороженность, напряжение и легкое презрение. Словно его заставили здесь находиться. И, согласившись, придя на эту выставку тщеславия, он делает моей семье огромное одолжение.

Глава 6

Мари

Провожаю удаляющиеся фары глазами и спешу в дом. Хочу сразу подняться к себе, но голос дядя настигает меня раньше, чем я успеваю дойти до лестницы.

— Мари, девочка, где Рустам? — спрашивает, нахмурившись.

Я не успеваю ответить.

— Сбежал, — двоюродная сестра отлипает от окна и переводит все внимание на себя. — Я сама видела, как он только что уехал. Наша полоумная опять умудрилась все испортить.

Жмурюсь. Голос Стеллы напоминает змеиное шипение, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закричать, потому что мне надоели ее постоянные подколы. Думает, я не видела, как она на него смотрела? Буквально пожирала глазами.

— Если так хочешь, я могу уступить его тебе!

— Думаешь, меня интересуют отбросы вроде твоего женишка?! Это тебя отец на помойке нашел!

— Стелла!

Резко влезает в разговор дядя. Звонкая пощечина оглушает. Кузина вскрикивает от боли и, прижав руку к щеке, отшатывается к стене.

— Я смотрю ты забылась? Забыла, где находишься? Закрой рот и иди к себе. Не заставляй меня делать то, о чем потом будешь жалеть. Виктория, проводи дочь.

Тетя хватает всхлипывающую дочь за руку и быстро выводит из комнаты. Их шаги стремительно отдаляются. Наверху громко хлопает дверь, и дядя выплевывая смачное ругательство, отходят к бару. Наливает себе виски и залпом осушает стакан.

Я стою, не двигаясь. Не дышу.

Звук от удара отдается в голове затяжным эхо. Пульсация в висках такая сильная, что я уже ничего не соображаю. Боюсь пошевелиться.

Несколько секунд проходит в напряженной тишине. Дядя выпивает еще одну порцию. Со стуком возвращается бокал на место, и я, не выдержав, срываю из ушей наушники.

Сжимаю их в ладони и впервые в жизни благодарю судьбу за то, что такая. Неполноценная. Глухая…

Мне было шесть, когда это случилось. Соседи снизу напились и забыли выключить газ. Взрыв был такой силы, что от нашего подъезда ничего не осталось. Мама и еще шесть человек погибли на месте. У них просто не было шансов… Меня нашли под завалами уже ночью. Шкаф упал таким образом, что я оказалась внутри. Одежда защитила от удара, и я почти не пострадала. Всего пара ушибов, перелом руки и сотрясение. Они сказали, что я родилась в рубашке. А когда поняли, что я не слышу, было уже поздно.

Через год дядя нашел меня в интернате для детей с особенностями и забрал к себе…

Задумавшись, упускаю момент, когда он подходит ко мне. Его выдают запахи: дорогой табак вперемешку с кожей и резкими, обжигающими нотами виски.

— Мари, девочка моя, — тяжелая горячая ладонь в привычном жесте ложится мне на плечо. Я поднимаю голову и читаю по губам: — Ты вся дрожишь.

Он наклоняется ближе. Горячее, спиртовое дыхание обжигает щеку.

— Не бойся. Ты же знаешь, я никогда тебя не обижу. Ты сокровище, Мари. Частичка моей Этери…

Я не слышу, но знаю, с какой внезапной пьяной нежностью он произносит имя моей мамы. Его взгляд тускнеет. Морщины становятся глубже. Виднее. Как всегда, когда он о ней думает.

Дядя очень любил свою младшую сестру. Очень. И до сих пор любит. Наша с мамой фотографии все еще хранится у него в кабинете, в офисе. Он прячет ее в столе. Никому не показывает. Я увидела случайно, когда мы вместе выбирали для меня университет.

Рука на моем плече больше не кажется такой тяжелой. Она дрожит. Слабо. Почти незаметно. Но я чувствую эту дрожь сквозь тонкую ткань накидки.

— Ты так на нее похожа, — дядя формирует слова медленно, осторожно, чтобы я могла прочесть каждое. — Глаза… такие же огромные, испуганные…

Он проводит большим пальцем по моей щеке, чуть выше скулы. Прикосновение неожиданно нежное, но даже от него по спине бегут мурашки. Я сильнее сжимаю руки, наушники впиваются в кожу. Боль отрезвляет, и тут дядя говорит фразу, от которой у меня дыхание перехватывает. Я теряюсь вконец.

— Рустам хороший парень, Мари. Ты поймешь это, когда вы познакомитесь поближе.

Чувствую, как краска приливает к щекам, и те начинают нещадно пылать. Я очень хочу возмутиться и заявить, что мне это не нужно! Я не хочу его узнавать! Не хочу ни за кого замуж! И вообще, почему я?! Почему так рано?!

Но я молчу как дура, не осмелившись и пикнуть поперек его воли. Обреченно вздыхаю:

— Он сказал, что хочет увидеться со мной завтра.

— Отлично! Скажи Алексею, что после учебы тебя заберет жених. И… — он делает паузу, отпускает меня и отходит. — Не бойся его. Он… сильный. Сильные люди ценят порядок. Знай свое место, и все будет хорошо. Ты же умная девочка.

Я снова молчу. Ненавижу себя за это. Ненавижу!

Разворачиваюсь и почти бегу к лестнице, не оглядываясь. Поднимаюсь по ступеням, цепляясь за перила. Каждый шаг отдается в висках пульсирующей болью. Сбрасываю каблуки и иду босиком.

Проходя мимо комнаты кузины, замечаю, что дверь приоткрыта. Не знаю, что там происходит, но выражение лица Виктории заставляет меня замереть.

— Дура! Ты хоть понимаешь, что говоришь?! — вскакивает со стула и прижимает руку к груди. — Хочешь, чтобы отец убил тебя?!

Глава 6.2

***

Пальцы разжимаются, и туфли с грохотом летят к моим ногам. Пол вибрирует. А я, обняв себя за плечи, без сил прислоняюсь затылком к двери.

Темнота, нарушаемая лишь тонкой полоской уличного освещения, сочащейся сквозь щели в шторах, кажется безопасной. Тихой. Без этих пронзительных, режущих звуков, которые я все равно чувствую кожей, телом, нервами. Я выдыхаю. Медленно. Протяжно. Выпуская все, накопившееся за этот безумный день, напряжение.

Подхожу к туалетному столику и убираю слуховой аппарат в футляр для зарядки. Телефон рядом загорается, оповещая о поступившем уведомлении, я тут же беру его в руки.

Значит ли это, что Виктория сменила гнев на милость? Сомневаюсь. Во всяком случае, это было до того, как дядя ударил Стеллу. Из-за меня.

Они теперь не успокоятся, пока не отомстят мне… Будто я не знаю, на что они способны!

Открываю приложение для слухового аппарата и настраиваю комфортную для себя громкость. Выключаю все ненужные улучшения, из-за которых проблем больше, чем пользы и не успеваю сохранить изменения, как на телефон приходит сообщение.

«Надеюсь тебе уже лучше. Сохрани мой номер. Завтра заберу тебя после пар. Во сколько ты заканчиваешь?», – приходит с неизвестного номера.

Я и не знаю, что меня удивляет больше. То, что он мне пишет или номер, с которого он это делает? Самый обычный. Без повторяющихся цифр. Простой человеческий номер. В моем окружении, даже одногруппники понтуются зеркальными номерами, а тут…

Пока думаю, телефон вибрирует снова.

«Мари, я вижу, что ты в сети. Ответь. Или хочешь, чтобы я ждал тебя у универа весь день?».

Не замечаю, как начинаю улыбаться. Представлю его во дворе нашего аграрного и как на нас будут смотреть мои одногруппники. Нет, это уже слишком! Они же меня потом достанут своими вопросами.

«Прости, но моя Alma mater к тому точно не готова. Я заканчиваю в три», – отправляю Рустаму.

Зависаю на секунду и все же сохраняю новый контакт.

Рустам…

Пальцы, скользящие по клавиатуре, застывают в нерешительности. Чего-то не хватает. Вот только…

Открываю панель эмоджи и добавляю к имени смайл. Волк. Точно. Серый, непредсказуемый и хищный. Лучше не придумаешь.

«Боишься, что всех распугаю?», – и добавляет улыбку.

«Я не такой страшный, Мари. А ты очень красивая. Хоть и трусиха».

Вдох-выдох, Мари.

Вдох-выдох.

Это всего лишь слова.

Возникает пауза. Он больше ничего не пишет. Я тупо смотрю в экран.

Ты правда считаешь меня красивой? Серьезно?

Перевожу взгляд на свое отражение. Все те же светлые волосы, длинные, почти до пояса. Большое голубые глаза. Кукольное личико. На меня и раньше смотрели парни. Некоторые даже пытались ухаживать, но сбегали, как только встречались с Алексеем. Слух о моем телохранителе разошелся по всему университету, и на меня просто перестали обращать внимание. А тут…

«Спокойной ночи, Мари», – приходит от Рустама.

«И тебе».

Доставлено. Прочитано. Он снова что-то печатает. Долго. Точки под его именем мелькают почти двадцать секунд. Зависают. И исчезают вовсе.

Все. Он вышел…

Сердце снова сжимается.

Я выхожу из чата и, набравшись смелости, открываю поисковик. Стелла сказала, что про него писали в новостях…

«Жестокое убийство в Подмосковье», – гласит первый же заголовок. – «Начальник службы безопасности известного столичного бизнесмена задержан на месте преступления».

Глава 7

Рустам

— Саидов, ты достал уже смотреть в телефон, — голос Мирона врывается в мысли, рассеивая всю романтическую лабуду, что успела заплестись в голове после переписки с Мари.

Красивая трусиха… Это ж надо было такое родить. Где твои мозги, Саидов? Забыл, как женщинами разговаривать? Вконец уже одичал.

Вырубаю смартфон и отбрасываю в сторону, экраном вниз, будто пойманный на чем-то постыдном школьник.

Приглушенная музыка бьет по барабанным перепонкам – классика в освоенной обработке вперемешку с голосами посетителей и звоном бокалов. Ресторан Тагаева. Наше место. Где можно расслабиться, если это слово вообще применимо к таким, как мы. Дым сигарет вперемешку с паром кальяна создает в комнате что-то наподобие полумрака.

Официантка аккуратно раскладывает на столе наш заказ и молча ретируется, тихонько прикрывая за собой дверь.

— Что происходит? — не унимается Гараев.

Откидывается назад и закидывает ногу на ногу. Спокойный, как удав перед броском.

Он всегда такой, когда дело не касается его семьи. Как будто я не помню, что было три дня назад.

Мирный чуть с ума не сошел, когда Арина пропала. Мы были в шаге от третьей мировой.

Арина – это девочка Мирона. Точнее, уже невеста. Он ее похитил сначала, думал она его брата предала, а оказалось – не предавала. Такие вот дела. Она три дня назад в Англию улетела, на учебу. Так Мирон за ней рванул. И пяти минут без нее не выдержал. Теперь вот жизни учит. Конечно. В гробу я видал такие уроки.

— Ты пялился в экран, как новобранец на письмо от подружки. Девчонка?

Пытаюсь выдавить привычную усмешку, но получается криво. Беру со стола свой стакан. Чистый, обжигающий виски. Лед на дне уже растаял, разбавив крепость. Отпиваю большой глоток.

Жидкий огонь спускается по пищеводу, согревая изнутри. Принося мнимое ощущение контроля.

— Деловая необходимость, — бросаю сквозь зубы. Звучит фальшиво даже для моих ушей.

Мирон фыркает, попутно выпуская кольцо белого дыма. Оно плывет к потолку, растворяется в общем мареве.

— Не верю. Деловая необходимость у Саидова выглядит по-другому. Ты там не переписки ведешь, а ультиматумы пишешь кровью. А у тебя… — он делает многозначительную паузу, — …вид потерянного щенка. Зацепила девочка? Только честно.

Черт дери Гараева за его умение точно попадать в цель. Вот именно так я себя и чувствовал, стоя с ней на той проклятой террасе. В полумраке. Глядя в огромные, испуганные глаза Мари. Как волк, загнавший косулю в угол и вдруг осознавший, что не хочет ее рвать. А чего хочет? Понять? Успокоить? Глупость какая-то.

Я не для этого. Мой мир – это не розовая сказка для принцессы-девственницы. И единороги здесь не летают. Я варюсь в дерьме. В самом натуральном, мать его, вонючем дерьме. Решаю проблемы. А она – проблема. Очень дорогая, очень хрупкая часть сделки с Яковлевым.

— Ты же знаешь, что это невозможно, — выдыхаю я, осушая еще один бокал. Никогда даже подумать не мог, что окажусь в подобной ситуации. — Яковлев. Его племянница. Свадьба. Это работа, цена моей свободы.

Мирон меняется в лице. От цивилизованного бизнесмена Гараева не останется и следа.

Оно и понятно. Эта ловушка с браком изначально была для него. Понятия не имею, на кой хер мы сдались Яковлеву, но факт остается фактом. Мы там, где мы есть.

— Я одного не понимаю, — Мирон подается вперед. — Почему она? То, что Яковлев тебя использует для своих целей, шито белыми нитками. Он – тот еще паук. Использует всех в своих целях. Но девчонка…

— С ней что-то нечисто, — заканчиваю мысль друга и выливаю в себя третий стакан.

Виски внезапно кажется безвкусной водой.

Шум ресторана, смех, музыка – все это отдаляется, превращаясь в глухой гул.

Перед глазами снова ее лицо. Бледное, с бездонными глазами. Момент, когда она рискнула поднять на меня глаза на той проклятой помолвке. Нечитаемый взгляд. Не только жертва. Что-то еще…

— Я не знаю, как с ней быть, — произношу тихо, почти себе. Признаюсь впервые. — Я привык к крикам, к угрозам, к крови. К расчету. А она… — я ищу слово, но не нахожу. — Она другая. Хрупкая. И эта хрупкость… она как мина. Наступишь не так – и все к чертям.

— Тогда не наступай, — пожимает плечами Мирон. — Играй роль. Жених. Муж. Обеспечь комфорт, безопасность. Делай, что обещал Яковлеву. А чувства, — он машет рукой, — оставь за дверью. Ты же мастер по контролю. Контролируй ситуацию. И себя. Особенно себя.

Если бы это было так просто. Гараев не знает, что у меня в этой игре особенный стимул. Я за него не то, что трусиху, я стерву-Викторию соблазню. Сожру и не замечу...

Мой телефон вибрирует на столе.

Звук едва слышен в шуме, но я его чувствую кожей.

Как удар током. Мари? Ответ на мой идиотский комплимент? Или Яковлев с новыми «указаниями»?

Я не сразу беру трубку.

Смотрю на вибрирующий прямоугольник, как на живую угрозу. Потом резко переворачиваю. Экран светится в полумгле.

Глава 8

Мари

Время на учебе тянется, как очередь в государственной поликлинике. Впервые ловлю себя на том, что я не слежу за лекциями. Перестала записывать на моменте, когда преподаватель озвучил тему будущего семинара. Мои мысли далеко, и информация, которую я раньше старалась впитывать как губка, сейчас пролетает мимо меня.

Я снова думаю о нем. Точнее – о предстоящей встрече, до которой осталось каких-то сорок минут. Он приедет к университету и повезет меня на свидание. При мысли об этом волосы на теле становятся дыбом, а горло сжимает холодной судорогой.

Откашливаюсь, силой запихивая в себя кислород. Взгляд скользит по знакомой, но вдруг ставшей чужой аудитории.

Наш лекционный зал – самый старый в университете. Большой, шумный, с высокими потолками и стенами, хранящими следы поколений студентов. Помню, как зашла сюда впервые, в сентябре прошлого года. Волновалась до тошноты. Боялась, как все сложится? Как себя вести? Справлюсь ли?

После учебы в закрытой частной школе для девочек, с ее камерными классами и строгой дисциплиной, универ обрушился на меня какофонией звуков. Мой слуховой аппарат тогда работал на пределе, вылавливая каждый смех, каждый шорох, каждый шаг по скрипучему старому паркету. Я так отчаянно хотела списаться в этот огромный громкий мир, стать его частью, завести друзей. Доказать себе и дяде, что могу. Что я не просто беспомощный цветок из его сада, а человек. Сильный. Стойкий. Со своими потребностями.

Теперь это все кажется бессмысленным. Пустым, как эта страница в моей тетради. Я даже не знаю, закончу ли учебу. Рустам можно одним словом перечеркнуть все, что я усиленно выстраивала весь прошлый год. Чего ему стоит?

Мысль о том, что все мои старания, все надежды на независимость могут рухнуть по его прихоти вызывают в груди волны протеста.

Он сидел в тюрьме.

Этот факт врезался в мозг, как ржавый гвоздь. Всего несколько дней назад его арестовали по обвинению в убийстве. Три дня продержали в следственном изоляторе. Потом выпустили.

Вот так. Без шума. Будто мусор вынесли.

А сегодня утром, когда я снова полезла в интернет, пытаясь найти хоть что-то, подтверждающее, что это не бредовый сон, не нашла ничего. Те статьи, что читала в панике, с трясущимися руками, исчезли. Словно их и не было.

Никаких упоминаний в новостных лентах. Ни слухов на городских форумах. Чистота. Безупречная, пугающая чистота…

Внезапный смех рядом выдергивает меня из оцепенения.

Две одногруппницы перешептываются, кивая в мою сторону. Их взгляды – любопытные и оценивающие – скользят по моей руке, выхватывая переливающийся под ярким светом бриллиант. Вытягиваются от удивления, и я отчетливо вижу, как Инна спрашивает у Светы:

— Ты знала? Она правда помолвлена?

Подруга удивленно ахает и наклоняется ко мне.

— Мари?!

Я медленно киваю. Сжимаю пальцы в кулак и прячу руку под стол.

— И ты не сказала?! Кто он? Как давно вы знакомы? Рассказывай скорее, я же сейчас взорвусь от любопытства!

Инна присоединяется, пододвигаясь к нам вплотную. Две пары глаз приковывают меня к месту. Щеки краснеют.

— Все произошло так быстро, я сама не ожидала…

— Вчера? Мы еще думали, чего это наша отличница пары прогуливает. А тут такое! Ну ты даешь, Яковлева! Правду говорят, в тихом омуте черти водятся, — смеется Инна, и я вспыхиваю уже целиком.

Света пихает ее в бок.

— Да ну тебя! Мари, ты не слушай. Лучше расскажи, как? Как это было?

— А как это обычно бывает? — пожимаю плечами. — Он приехал, попросил моей руки, я согласилась…

— И почему я не удивлена? — кривится Инна. Ее интерес мгновенно испаряется, сменяясь привычной иронией. — Как будто у тебя может быть по-другому? Зная тебя с могу поспорить, что, и жениха тебе дядя подобрал, и помолвку устроил, и даже кольцо для тебя он сам выбрал. Ты же у нас такая… пресная. Живешь по указке, ни на что не претендуешь. Одним словом: скуч-но!

Владимир Степанович объявляет, что пара окончена, прощается, и все начинают собираться. Инна встает одной из первых.

— Свет, ты идешь?

— Да, сейчас… Спускайся, я догоню.

Дожидается, когда Инна уйдет и поворачивается ко мне.

— Не обращай на нее внимание. Сама знаешь, какой у нее характер. Говорит, не думая, потом извиняется, — Света аккуратно дотрагивается до моего плеча. Сжимает невесомо. — А по поводу дяди… Разве плохо, когда о тебе заботятся? Уверена, твой жених замечательный человек. Ты только это, — она улыбается, а мне отчего-то хочется плакать. — На свадьбу хоть пригласи. Мы же, как никак, подруги?

— Подруги, — отвечаю заторможенно.

Кусаю щеку изнутри, чтобы успокоиться, но их слова такие болючие, что я едва сдерживаюсь. В груди щемит от обиды. От того, как точно они описали меня. Всю мою жизнь.

Пресная…

Трусиха…

Смотрю на потолок и быстро-быстро моргаю. Дышу через нос. И снова смотрю на «подругу».

Глава 9

Мари

Всего одно касание. Легкое. Мимолетное. Это даже поцелуем нельзя назвать.

Но обжигает по-настоящему. Вышибает дух. Сердце сбивается. Бьется о ребра что есть силы и будто запинается.

Отлипаю от него, вдыхаю шумно. Поднимаю глаза…

И все. Занавес.

Глухой непроницаемый купол. Апатия. И откат к заводским настройкам.

Хочу отстраниться, но рука на моей талии удерживает. Не дает пошевелиться. Держит, вжимая в себя.

Рустам слегка прищуривается. На его лице нет ни тени недовольства, но я замечают это мимолетное движение во взгляде. Опасный, предупреждающий блес. Он ждет объяснений.

Мои щеки пылают. Кровь гудит в висках так, что слуховой аппарат глохнет от собственного шума. Язык прилип к небу, слов нет. Я не могу вымолвить ни звука. Только смотрю на него огромным, полными ужаса и неловкости глазами.

Что я наделала?! Господи, я правда это сделала? Серьезно?!

Вокруг гул толпы. Приглушенные смешки, шепот. На нас смотрят, как на цирковых обезьян. Затаились и ждут продолжения шоу. Стервятники…

Рустам переводит взгляд на толпу за моей спиной. Снова на меня.

— Все хорошо?

Его голос звучит удивительно спокойно, даже тепло.

Я киваю, все еще не в состоянии говорить.

Он вновь внимательно скользит по моему пылающему лицу. По глазам, полным паники. Но не задает вопросов.

— Тогда поехали, — говорит Рустам и указывает мне на машину.

Дважды звать не приходится. Я сильнее вжимаю свою несчастную тетрадь к груди, словно это не прямоугольный кусок бумаги, а целый волшебный щит, способный защитить меня от всего плохого, что есть в этом мире. И просто позволяю увести себя. Его рука по-прежнему на моей спине. Как твердая точка опоры. Направляющая и поддерживающая.

Рустам подводит меня к большому черному внедорожнику. Открывается пассажирскую дверь и галантно пропускает вперед. Забирает из моих рук тетрадь с сумкой, убирает все лишнее назад. Наши глаза на мгновение пересекаются, и сердце предательски сбоит. Разгоняется, точно заведенное. Качает кровь по венам. Губы сохнут, дыхание становится глубже. Я действительно сошла с ума.

Трясущаяся от страха канарейка выбралась из своей золотой клетки и бросилась прямиком в объятия волка.

И ведь знаю, что сожрет меня. Мокрого места не оставит…

Но… что с того?! Я хотя бы сделала это по собственной воле.

Подумать только! Пресная трусиха Мари впервые в жизни сделала что-то сама. Мало того, так еще и все это видели…

Перевожу взгляд на растерянных одногруппниц, так и стоящих с вытянутыми от удивления лицами. Они даже не представляют, что понимаю все, что говорят. Каждое слово.

Они в шоке, какого мужчину я себе урвала. Как? Где? Видно же, что старше меня. Солидный. Красивый. Сто процентов богатый. И что он во мне нашел?..

На этом мое терпение заканчивается, и я закрываю глаза.

Рустам садится рядом, машина тихо урчит, трогается с места. Это очень глупо, конечно. Нерационально. Но внутри я чувствую себя настоящим победителем. Правда. Оно того стоило. Вот только… что делать дальше? Я же не могу вести себя так, будто ничего не случилось. Это глупо!

Мимоходом ловлю себя на мысли, что впервые еду в машине с незнакомым мужчиной. Не телохранителем и не своим водителем. Странное ощущение.

В салоне тепло, чисто и пахнет дорогой кожей. Рустам молча ведет машину. Я украдкой его рассматриваю.

— Они тебя обижают? — спрашивает неожиданно.

— Что? — не понимаю я.

— Твои сокурсники. Они обижают тебя?

— С чего такие вопросы?

Саидов приподнимает левую бровь и бросает на меня очередной быстрый взгляд, от которого хочется поежиться.

— Твое поведение, Мари. Я видел, как они на тебя смотрели. Хочешь сказать, что поцеловала меня, потому что соскучилась? Прости, конечно, но я в такую внезапную метаморфозу не верю. Следовательно, ты сделала это, чтобы поставить зазнавшихся одногруппников на место. Я прав?

— Я, — делаю небольшую паузу. — Я не хочу об этом говорить.

Мы снова останавливаемся на светофоре, и Рустам снова награждает меня своим «читающим» взглядом.

— Понял.

— Они… — продолжаю я. — Раз уж мы начали эту тему, — пожимаю плечами. — Они ужасно боятся моего дяди, что неудивительно. Его все боятся. Меня они предпочитают не замечать. Я к этому привыкла. Но сегодня они заметили мое кольцо и как с цепи сорвались. Засыпали меня вопросами. «Кто он? Как вы познакомились? Как он сделал предложение?». А я… я вдруг поняла, что ничего о тебе не знаю.

Вот. Сказала. Даже дышать стало легче.

В груди немного шумит, но это нормально. Зато он кажется удивился.

— Мне тридцать два, и я работаю в сфере безопасности. Родителей нет, женат не был. Ты – моя первая попытка.

Глава 10

Рустам

Я уже говорил, что эмоции не для меня?

В моей жизни было многое: предательство близких, кровь, тюрьма, армия, бесконечные разборки. Я прошел этот путь вдоль и поперек, ни разу не оступившись. Потому что промах – это всегда жизнь. Твоя. Друга. Твоих людей. Ошибки в нашем мире недопустимы. Никогда.

А эмоции – ошибка. Слабость. Брешь в титановой броне мертвого сердца.

Но эта девочка…

Черт, она сводит с ума.

Каждое ее слово – вызов. Каждое движение – провокация. Сначала этот поцелуй, смахивающий на детскую игру «дочки-матери». Теперь вот – прямо в лоб, глядя в глаза, как будто спрашивает про погоду.

Кто ты, девочка? Куда дела ту испуганную, дрожащую от любого взгляда канарейку?

Чувство, будто меня водят за нос. Причем все. Вся чертова семейка Яковлевых в полном, мать его, составе.

Я раскусил каждого из них. Без труда. Одного взгляда хватило, что понять, что к чему. Шелуха. Грязь, замаскированная золотым напылением. Не стоящие и капли моего времени. Но она… С ней не клеится.

Я не понимаю, какая Мари настоящая? Кто? Либо она действительно настолько чиста и невинна, либо искусно притворяется. И первое и второе, по сути, вполне вероятно, зная Яковлева. Он точно приложил руку к ее становлению. Один тот факт, что он готов отдать ее первому встречному ублюдку на таких странных условиях – многое говорит про этого персонажа.

Зато теперь он ввел новые правила. Еще более абсурдные, чем все, что было «до». Новый виток в сюжете нашей любовной трагикомедии…

Но ведь что-то же должно быть у нее от дяди?! В характере, в привычках. Она же росла под его крышей, ела его хлеб. Родная племянница. Кровь от крови. Лживость, подхалимство, жестокость. Хоть какие-то пороки?!

Светофор щелкает зеленым. Машина сзади нервно бьет в клаксон, и я даю по газам резче, чем нужно. Резина чуть не визжит по асфальту.

Я чувствую ее взгляд на своем профиле.

Ждет. Дрожит? Наверняка дрожит. Уже не раз пожалела о своей смелости. Но глаза не отводит. Нашла в себе решимость спросить – теперь ждет ответа. Хрустальная, но со стержнем из стали?

Усмехаюсь. В зеркале заднего вида вижу свое отражение. Каменное лицо. Глаза – две щели. Полные черного льда. Таким меня видят враги перед тем, как отключиться.

«Да, — хочется рявкнуть ей в лицо. — Да, убил. Не одного. И сделаю это снова, если понадобится. Это мой мир, девочка. Грязный, кровавый, где закон – сила, а цена человеческой жизни определяется такими, как твой дорогой дядя. Ты в нем – случайная гостья. Нелепая. Хрупкая… Без обратного билета».

Но я молчу. Глотаю эту ярость. Запихиваю поглубже, под контроль. Яковлев бы аплодировал. Или смеялся. Или и то, и другое.

— Что ты хочешь услышать, Мари? — спрашиваю прямо. — Что я невинная овечка? Что меня подставили? Я не я и хата не моя?

Она вздрагивает.

Вздрагивает, но продолжает смотреть. Долго. Хмуро. Словно ищет ответы у меня на лице. В глазах, насколько ей позволяет ракурс.

Она ищет ответы там, где их априори никогда не бывает.

Глупая, наивная канарейка.

Мари неуверенно пожимает плечами и выдает тихо, так искренне, что аж зубы сводит:

— Правду? Ты сказал, что ненавидишь ложь…

Бинго!

Один – ноль, Саидов. Девчонка только что уложила тебя на лопатки.

Твоими же словами.

Острая, ядовитая ирония. Я ненавижу ложь. Презираю. Чую за версту. А сам? Сам я мастер полуправд и умолчаний. Для меня это инструмент. Оружие. Такое же точное, как нож или пистолет. Так откуда это пресловутое чувство, что его приставили мне прямо к виску?

Сворачиваю в сторону набережной и резко торможу у тротуара. Машину дергает. Я глушу двигатель и поворачиваюсь к ней. В упор.

— Правда в том, Мари, что меня обвинили в убийстве. Задержали. Три дня держали в СИЗО. А потом выпустили. Вот так. Без объяснений. Оправдали? Сняли все обвинения? Замяли? Выбери вариант, который тебе по душе. Суть не поменяется: для таких, как я система работает без ошибок.

Мы снова играем в гляделки.

Мари не моргает. Впитывает каждое слово. Я вижу, как расширяются ее зрачки, заглатывая синеву. Завораживающее, залипательное зрелище…

Засматриваюсь настолько, что упускаю момент. Еще один точный удар от канарейки прилетает едва слышно:

— Так ты сделал это?

Вот он. Главный вопрос. Прямо в сердце моей самоидентификации. Я – тот, кто решает проблемы. Иногда грязно. Иногда на грани. Но убийства… Не для защиты?

Всплывает картинка. Подмосковный коттедж. Мирон. Перевернутая вверх дном детская. Тело Брагина. Кровавое месиво вместо башки. И мои руки… Оттаскивающие от прохода Мирона. Чистые. Тогда мы пришли «после». Нашли. Мирный уехал, а я остался. И попал под раздачу. Удобный виновник. Пока Яковлев не зашевелил своими щупальцами.

— Нет, — отвечаю четко, глядя ей прямо в глаза.

Глава 11

Мари

Оказывается, мы можем спокойно разговаривать.

После моих вопросов и его откровений мы будто сдвинулись с мертвой точки. Рустам взял меня за руку, а я впервые за все это время не испугалась и не попыталась ее отнять. Его честность подкупила. Знаю, он мог сказать, что угодно. Любую ложь. Я бы поверила. Приняла, без вопросов. Но он сказал правду. Позволил заглянуть чуть дальше. Он показал мне себя. Настоящего. Рустама-защитника, который ради своих близких не пожалеет никого. Даже себя…

И все же он не похож на хладнокровного убийцу. Стелла ошиблась.

Рустам заводит двигатель. Моя ладонь, которую он держал минуту назад, все еще горит. Мы снова выезжаем на дорогу. В машине повисает неловкая пауза, и я первой нарушаю молчание. Спрашиваю:

— Куда мы едем?

Я поворачиваюсь к нему и улыбаюсь. Рустам ловит мой взгляд, затем возвращается глазами к дороге.

— В ресторан. Ты ведь голодная после учебы. Я, кстати, тоже. С утра ничего не ел.

— Почему?

Он хмыкает. Короткий сухой звук, который мой слуховой аппарат улавливает совершенно четко.

— Прости, — спохватываюсь я, чувствуя как тепло разливается по шее. — Ты не обязан отвечать. Я обычно не такая разговорчивая. Больше не буду. Обещаю.

Рустам бросает на меня быстрый взгляд. В темных глазах вспыхивает что-то отдаленно напоминающее искорки смеха. Я его забавляю.

— Мари, расслабься. Мне нравится тебя слушать, правда, — он делает паузу, поворачивая на очередном светофоре. — А завтраки я просто не люблю. Максимум – кофе. А ты? Завтракаешь по утрам?

Его вопрос звучит так неожиданно обычно, по-человечески, что я вдруг теряюсь.

— Не очень. Только, если с Галюшкой… то есть с Галиной Вениаминовной, — я быстро поправляюсь. — Это наша экономка. Иногда я завтракаю у нее… Дядя, как и ты, не ест по утрам, а Виктория со Стеллой просыпаются поздно. Наши расписания не совпадают, поэтому мне проще сбегать к Гале, — запинаюсь. Зачем, Мари? Зачем ты ему это рассказываешь? — Она замечательная. Постоянно пытается меня накормить.

— Вы с ней близки?

— Да, очень. Не знаю, что бы я без нее делала.

— Ясно, — говорит Рустам. — Хочешь, чтобы она навещала тебя после свадьбы?

— Ты серьезно? Рустам… Конечно я хочу. Очень, — тараторю я. Против воли глаза наполняются слезами, и я быстро моргаю, понимая, что плакать сейчас не стоит.

— Без проблем, — отвечает спокойно. — Будете видеться столько, сколько захочешь.

Я улыбаюсь и немного расслабляюсь в удобном кресле. Господи, это реально? Так просто? Не прятаться, не лгать, не притворяться. Быть собой. Ну, почти…

Рука невольно тянется к виску. Я осторожно касаюсь своего уха, замираю. Он… он имеет право знать. Знать обо мне. Мой маленький грязный секрет.

— Рустам, — выпаливаю, не думая.

Он поворачивается, перехватывая мой взгляд. Черная бровь привычно ползет вверх. Ждет.

— Спасибо… За то, что подыграл там, перед ребятами. И… за Галю. Спасибо.

Рустам коротко кивает и берет меня за руку. К счастью, я снова не вздрагиваю и даже почти не краснею. Лишь наслаждаюсь тем, как по коже распространяется электрический ток.

— Это, чтобы ты не вздумала от меня бежать, госпожа невеста.

Он поглаживает мою ладонь. Усмехается.

Ну вылитый хищник. Хитрый. Умный. Умеющий завлекать…

Мы выезжаем из города и несемся по трассе. Рустам включает музыку – классика в современной обработке. И я, расслабившись еще больше, едва не засыпаю. Дождь мелко накрапывает, серые редкие облака образуют на небе причудливый узор. Вокруг нас по обочинам бесконечного полотна дороги густо растущие, покрытые осенним золотом, высоченные деревья. Конец осени, до зимы всего две недели, и природа будто замерла в ожидании первого снега. Тихо и спокойно.

Я и не замечала. Вот так носишься каждый день на учебу, потом на практику, сидишь часами в саду, а жизнь проносится мимо. Я так долго пряталась в своем коконе, что теперь получаю искреннее наслаждение от всего, что вижу.

Улыбаюсь.

Искренне.

Просто потому, что мне хорошо. Спокойно. И одновременно внутри все клокочет. Чувства обострены до предела.

Вот как это работает? Я сижу в машине с человеком, которого знаю чуть больше суток. Он везет меня в неизвестное место. А я впервые в жизни чувствую себя свободной.

Глава 11.2

***

Остаток пути едем молча. Рустам не выпускает мою руку, я постепенно привыкаю. К нему. К его манере общения. К тишине, которая больше не кажется проклятием. С ним приятно молчать. Спокойно.

Кажется, я и правда схожу с ума.

Ресторанчик, куда мы приезжаем, прячется на вершине холма. Небольшой, каменный, с террасой, нависающей над лесом, будто гнездо хищной птицы. Рустам паркуется на почти пустой стоянке. Отстегивает ремень безопасности и, перегнувшись через сиденье, тянется к бардачку. Достает красную бархатную коробочку и протягивает мне.

— Что это? — спрашиваю, принимая подарок.

— Открой, — говорит он.

Я выполняю и вижу внутри браслет. Изысканный, очень женственный. Белое золото, сплетенное точно ветки растения. Россыпь бриллиантов переливается на свету. Замираю.

— Рустам, спасибо, но… Не стоило, — шею и щеки заливает краска. Я же ему ничего не приготовила. Мне и в голову не пришло, что надо.

А следующие его слова и вовсе заставляют мое сердце сжаться.

— Если не нравится, так и скажи. Я не обижусь. Мы съездим в магазин и обменяем на что-то еще. Я не знаю твой вкус, поэтому взял то, что приглянулось.

Хочется плакать.

— Нет, что ты. Мне очень нравится. Не нужно менять.

— Уверена? — спрашивает он, не сводя с меня внимательных карих глаз. — Ты выглядишь расстроенной.

Качаю головой:

— Это… другое. Я просто не привыкла, — волнение в груди нарастает. Я с шумом вдыхаю. — Поможешь? Я хочу его надеть.

Он аккуратно снимает браслет с подушечки и застегивает на моем запястье. Ловко. Словно делал это тысячи раз.

Его дыхание касается моей кожи. Все внутри вибрирует от напряжения.

Я смотрю за его действиями. Как легко он справляется с застежкой. Такой внимательный. Сосредоточенный на своем деле. Он всегда такой? Во всем?

Мое сердце так колотится, что слуховой аппарат едва справляется. Прихожу в себя только, когда Рустам отпускает мою руку.

— Я рад, что тебе понравилось. Идем?

Я киваю и выхожу из машины.

Вспоминаю об оставленном в машине Алексея пальто и инстинктивно прижимаю кардиган плотнее.

Рустам тут же обнимает меня за плечи и тянет к себе.

— Здесь ветрено, но вид того стоит, — говорит он, растирая мое предплечье своей огромной, загорелой рукой. — И внутри очень уютно.

Мы поднимаемся по лестнице и входим в большой зал. Тепло и аромат свежего хлеба, трав и чего-то мясного, томящегося, окутывают прямо с порога.

Интерьер действительно уютный: темное дерево, мягкое освещение, столики не слишком близко друг к другу. Никакой вычурности, только тепло и какая-то основательная надежность.

Официант, мужчина в возрасте с добрыми глазами, узнает Рустама, кивает с уважением и ведет нас к столику у самого окна.

Терраса за стеклом пустует – слишком холодно, но вид… Вид заставляет задержать дыхание.

Весь город лежит внизу, как россыпь драгоценных камней в лучах заходящего солнца. Река – серебристая лента. Крыши, парки, далекие огни магистралей. Красота такая, что щемит сердце.

Я застываю у стола, не в силах оторвать взгляд.

— Нравится? — Рустам стоит рядом. Его голос тихий, но я чувствую вибрацию вопроса.

— Это… невероятно, — выдыхаю я, поворачиваясь к нему. — Спасибо, что привез сюда.

Он слегка наклоняет голову, принимая благодарность. Его взгляд скользит по моему лицу, задерживаясь на глазах. Просто смотрит. Как будто тоже видит что-то интересное. Мне снова становится тепло, но уже не от стыда.

Садимся. Официант приносит меню. Оно толстое, кожаное. Я открываю и понимаю, что голодна как волк. Учеба, эмоции – все вымотало.

— Что посоветуешь? — спрашиваю Рустама, чувствуя себя немного смелее. — Я здесь впервые.

Он изучает меню. Озвучивает несколько своих любимых позиций. Я выбираю суп и утку. Рустам – утку, рагу и бутылку минеральной воды.

Пока ждем заказ, Рустам возвращается к теме с учебой.

— Так ты у нас будущий ветеринар?

Я киваю, немного нервно поправляя салфетку.

— Да, второй курс.

— Серьезный выбор. Не каждый выдержит. Особенно, — он слегка щурится, глядя на меня, — такая хрупкая девушка.

Я чувствую, как загораюсь внутри. И виной тому далеко не смущение. Азарт. Он будто бросает мне вызов.

— Внешность обманчива, — отвечаю, поднимая подбородок. — Попробуй удержать на столе испуганного дога весом под центнер. Или зашить рваную рану у кота, который не в восторге от твоих манипуляций. Тут нужны не только знания, но и крепкие нервы, и сила.

Я в шутку сжимаю кулак, демонстрируя, свои физические способности, и он усмехается. Настоящей, теплой усмешкой.

— Не сомневаюсь. Что привело тебя в эту профессию? — спрашивает он, отпивая воды.

Глава 12

Рустам

Девочка не перестает меня удивлять. Раскрывается. Щебечет без умолку, смеется, задает вопросы.

Вообще, раскрывается она довольно интересно. Это я уже понял. Сначала молчит, присматривается ко всему, словно ищет опасность. Изучает. В такие моменты она особенно похожа на затаившегося птенца.

Кто здесь? Где угроза? Сбежать или затаиться? Замереть и сделать вид, что меня здесь нет?

Но как только она понимает, что бояться не нужно, тогда… Это другой человек. Расслабленная. Интересная. С чувством юмора. Она очаровательна в своей непосредственности. Невероятная девочка.

Весь вечер за ней наблюдаю и не могу насмотреться.

Девочка-загадка.

Девочка-сюрприз.

Кажется, я начинаю понимать Мирона.

Этот диссонанс в голове сводит с ума. Она же Яковлева! Любимая племянница Григория Маратовича. Его драгоценность. И так на него не похожа.

Другая. Не из нашего мира.

Девочка сболтнула, что жила в приюте. Мельком, словно это что-то неважное, незначительный эпизод из ее биографии. А меня вставило. Конкретно так. Арматурой сквозь позвонки.

Значит, Мари приемная? Не просто племянница, а типа дочь?

Поэтому столько инструкций? Не хочет, чтобы его малышку обижали, но отдает мне, как… что? Залог моей верности? Приманку?

Жалко мне ее. Юная, доверчивая. Не понимает, что ее ждет. Впрочем, какое мне до этого дело. Я свою часть уговора выполняю, соблазняю, как могу. Это не моя игра и уж точно не мои правила.

Машинально киваю ее рассказам про учебу, кошек, растения. Поддакиваю. Создаю иллюзию полного погружения. Говорю про Феникса, наслаждаясь ее эмоциями сполна. Шок, смятение, блеск в глазах. Она доверяет мне. Не видит, как искусно расставляю вокруг нее сети. Попадается. Наивная канарейка.

А я думаю о своем. О том, что Яковлев явно недоговаривает. Отдавая ее, он знал, что я не устою. Брошусь на ее свет, как мотылек, на пламя.

Усмехаюсь.

Цепляет она знатно. Наблюдаю, как она ест. Как украдкой поглядывает на меня. Краснеет, когда перехватываю ее взгляд. Прячется за густыми ресницами.

Был бы ее ровесником, давно попался бы на крючок. Есть от чего потерять голову. Девочка интригует. Ее хочется узнавать.

Ее. Мари. Без привязки к фамилии.

От этой мысли скрипят зубы. Сжимаю руль так, что кожаный чехол хрустит под пальцами.

Мари поворачивается.

— Все хорошо? — спрашивает тихо.

Выдыхаю. Расслабляю челюсть и беру ее за руку. Подношу к губам и целую.

Она замирает, словно потерявшись. Не понимает, что ей нужно делать. Как реагировать.

Моей канарейке снова страшно? Я пугаю тебя, хрустальная? Напираю?

Но я не могу по-другому.

— Все отлично. Просто не хочу тебя отпускать.

Улыбается стесняшка. Смотрит на меня и краснеет.

Глаза блестят. Щеки горят. Только нимба над головой не хватает.

Я переплетаю наши пальцы и, устроив на подлокотнике, возвращаюсь к дороге. Привожу ее в ее позолоченную клетку с колоннами за полчаса до полуночи. Торможу у ворот. На территорию не въезжаю. Не хочу.

Чем ближе мы к особняку, тем скуднее ее улыбка. Взгляд серьезный. Собранный. Дыхание тише. Снова закрывается. Уходит в свой панцирь.

Как же легко ее читать.

— Ты приедешь завтра? Я снова заканчиваю в три, — говорит она, когда наступает время прощаться.

— Завтра не смогу. Работа.

— Понятно.

Ты расстроилась, канарейка? Правда? Я не верю.

— На выходных заберу тебя за город, — говорю вдруг. — Отдохнешь немного. Развеешься. С дядей я поговорю, не волнуйся.

— Хорошо. Я буду ждать, — улыбается.

И внутри что-то ёкает. Слабо. Едва ощутимо.

Но я чувствую.

Моргаю резко и выпускаю ее руку.

— Идем. Провожу тебя до двери.

Она кивает и выходит. Хочу обнять ее, чтобы не мерзла. Прижать к себе. Согреть.

Но вместо этого отдаю свою куртку.

— А как же ты?

— Я не мерзну, Мари, — ухмыляюсь. — Не волнуйся.

Идем к дому. Ночь тихая. Небо беззвездное, затянутое мрачными тучами. Пахнет дождем и сыростью. Ощущение, что мы совершенно одни.

Останавливаемся у крыльца, и Мари поворачивается ко мне. Ждет. Что я сделаю? Поцелую? Обниму? Снова запугаю?

Я медленно протягиваю руки и поправляю прядь ее волос. Пальцы скользят по ее щеке. Кожа горячая, как после пожара.

Она едва дышит. Смотрит на меня.

Огромные зрачки поглощают свет от уличного фонаря. Я беру ее за шею и, поймав взгляд, тяну на себя. А потом сразу целую. Она ахает так чувственно, так невинно, что мне сносит крышу.

Глава 13

Мари

Меня трясет. Сердце колотится так, словно вот-вот выпрыгнет из груди и останется биться в одиночестве на холодном полу. Ноги не держат.

Я прислоняюсь спиной к двери своей комнаты, чтобы не упасть.

Пол плывет, раскачивается, как на волнах. Пытаюсь успокоиться, но какое там. Тело будто из ваты. Не слушается. Горит.

Лицо, талия, ниже… все объято огнем.

Я поднимаю глаза к потолку и дотрагиваюсь до своих губ. Они кажется опухли. Пульсируют. Все еще хранят вкус его поцелуя. Голодного. Жадного. Подчиняющего. Я и не знала, что это может быть так. Не догадывалась.

Как и все девушки, я конечно же мечтала о своем первом поцелуе. Представляла, как это будет. С кем. Глупо, правда? Я как будто из другого времени. Если кто-то из моих одногруппниц или – не дай бог – Стелла узнают, засмеют ведь. У меня и парня никогда не было. Никого. А теперь – жених. Взрослый. Опытный. Опасный.

Я вспоминаю, как Рустам смотрел на меня, как обнимал.

С ним все на грани: разговоры, свидание. Остро. Смело. Я привыкла следовать правилам, оглядываться по сторонам, считать секунды, бояться. С ним этого делать не нужно.

Чувствую, как жар внизу живота усиливается и сжимаю колени. Обернувшись, смотрю сквозь щель в шторах на удаляющуюся фигуру.

Куртка! Я совсем про нее забыла. Он же замерзнет…

Хотя, сам сказал, что не чувствует холода. Соврал. Точно соврал, чтобы я не переживала. Ладно, верну ее в нашу следующую встречу. Мы правда поедем за город? На все выходные? Дядя точно меня не отпустит.

Я смотрю, как Рустам выходит за ворота, и те плавно закрываются, отрезая наши миры.

Свобода, страсть, эмоции – все остается там, за пределами особняка. Я снова пленница. Но что-то внутри уже изменилось. Невидимо. Едва уловимо. Какая-то ошибка. Сбой.

Моя налаженная программа жизнь вдруг перестала работать. И все из-за него.

Распахиваю глаза и улыбаюсь сама не зная, почему. Просто хочется. Дожидаюсь, когда машина Рустама окончательно растворится в ночи и только потом отхожу от окна. Действуя на автомате, прячу его кожанку вглубь гардероба. В самый темный угол, словно это украденное доказательство преступления.

А потом, как была в кардигане, выскальзываю из комнаты. Бесшумно несусь по спящим коридорам. К счастью, никого по пути не встретив. Все давно спят. Только охрана следит по камерам, но они не выйдут. Никто не захочет выйти в такую погоду.

Выхожу из дома и бегу через сад по мокрым от усиливающегося дождя дорожкам. Ветер вперемешку с тяжелыми каплями хлещут по разгоряченным щекам. Я откидываю от лица мокрые волосы, привычным движением закручиваю на затылке.

Свет в окне флигеля еще горит. Единственный, тусклый огонь.

Спасибо, Галюшка, спасибо…

Я влетаю на крыльцо и стучу в окно кухни. Дверь тут же открывается, и на пороге возникает она. В теплом домашнем платье, с распущенными волосами.

— Мари? Девочка, я чуть с ума не сошла! Ты время видела? И одета непонятно как…

Ее теплые руки хватают мои ледяные ладони, втягивают меня в уютную, пахнущую домом, прихожую.

Дверь закрывается. Я стою посреди комнаты, дрожа всем телом. Слова сбиваются в комок в горле. Я смотрю на нее, на ее доброе, испуганное лицо, и все внутри переворачивается.

— Галюшка… — выдыхаю я, и голос срывается. Обнимаю себя. Руки немного дрожат. — Мы… он…

Я подношу пальцы к своим губам – все еще горят. Глаза почему-то наполняются слезами.

Галина Вениаминовна смотрит на меня. Вверх-вниз, совсем как в детстве, когда я пыталась что-то утаить. Потом снова. И вдруг ее взгляд меняется. Испуг уходит, сменяется удивлением, а потом – медленной, лукавой улыбкой. Она качает головой, подходит ко мне и берет за подбородок.

— Божечки, да вы только взгляните на нее. Глазки горят, щечки пылают, — она замолкает, вглядываясь в мое лицо, и ее глаза округляются. — Птичка моя, да ты влюбилась!

И от этих слов во мне что-то обрывается. Губы начинают дрожать, осознание накрывает с головой, и я плачу, как маленькая. Слезы сами катятся по моим щекам.

Галюшка крепко обнимает меня, гладит по волосам, и мы долго стоим, не двигаясь.

— Идем! Идем к столу, я как раз чай заварила. Согреешься и расскажешь, что у вас происходит.

Она вручает мне цветастый текстильный платок – как всегда чистый и выглаженный до идеала. И мы идем на кухню.

За первой чашкой следует вторая. Я расслабляюсь и рассказываю обо всем. Как он встретил меня после пар. Про свою выходку, про подарок. Как прекрасно было в ресторане, вдали от всех. Как он слушал меня. Запинаюсь только, когда дело доходит до поцелуя, но она и сама все понимает.

— Он совсем не такой, как все думают. — Сжимаю в руках теплую чашку и улыбаюсь: — Суровый снаружи, но внутри… Представляешь, у него есть собака. Он спас ее, нашел на дороге и выходил. Нет, он точно не плохой человек!

Галюшка тяжело вздыхает.

— Птичка моя, золотая… Он мужчина. Взрослый. Опытный. Из другого мира. Я видела его глаза, Мари. Холодные. Пустые. А ты… — Она тянется и берет меня за руку. — Ты у нас чистая, прозрачная, как стеклышко. Я просто боюсь, что он не разглядит этой чистоты. Не поймет, какой ты на самом деле хрупкий цветок. Сломает…

Глава 14

Мари

Проснувшись, первым делом беру телефон и проверяю уведомления.

Чат по практике взрывается от всеобщей истерии – руководитель назначил защиту на понедельник, нужно подготовить подробный отчет и выступить на кафедре. Конечно все в шоке. Всего два выходных и те уйдут на учебу. Господи, какой ужас.

Смеюсь тихонько и, пролистав до конца обсуждений, переключаюсь на другую, куда более важную переписку.

Сообщение от Рустама.

«Доброе утро, Мари. Готова к приключениям?»

Я чувствую, как по щекам растекается предательская улыбка. Широкая, глупая, счастливая. Я прижимаю ладонь к губам, пытаясь её скрыть, будто кто-то может увидеть.

«Готова», — печатают почти сразу и, подумав секунду, стираю. Слишком восторженно. Так не пойдет.

«Доброе утро) Конечно, готова».

Потом добавляю:

«А куда мы поедем?»

Любопытство берет верх.

«Это сюрприз. Одевайся потеплее и поудобнее. Заберу тебя после пар. Я ужасно соскучился».

О господи!

Сердце замирает, а потом срывается бешеным галопом.

«И я. Я тоже скучала».

«Хочу тебя».

Мама…

Кажется я не дышу. Воздух застревает в легких.

Закрываю глаза и проваливаюсь в нашу крайнюю встречу. Его руки на моей талии. Вкус его поцелуя, от которого до сих пор кружится голова. Эти три дня тянулись мучительно долго, каждый час был испытанием. Его срочные дела, моя учеба, и только короткие сообщения утром и вечером.

Пока я думаю, телефон в руке снова оживает.

«Я сейчас занят, еду на важную встречу. Решу пару вопросов и сразу к тебе. Не хочу, чтобы в выходные нас отвлекали».

«Все в порядке, занимайся своими делами. Не буду отвлекать».

«До связи. Я наберу».

«Договорились».

С трудом оторвавшись от экрана, я соскакиваю с кровати и несусь в ванную комнату. Принимаю душ, одеваюсь как он просил – тепло и удобно. Узкие черные джинсы, плотный свитер цвета темного шоколада и замшевые ботинки на плоской подошве. Рассматриваю свое отражение и наношу тушь на ресницы. Часть волос собираю в маленькую кулю, а оставшуюся длину поправлю таким образом, чтобы закрыть уши.

На всякий случай складываю в дорожную сумку сменную одежду и самое необходимое для ночевки вне дома. Сверху аккуратно укладываю его куртку, не забыв перед этим уткнуться в нее лицом.

Спускаюсь вниз.

В столовой, на удивление, шумно. Стелла и Виктория, которые обычно спят до девяти уже сидят за столом. При моем появлении вдруг замолкают.

Тетя, оторвавшись от чтения новостей на айпаде, поднимает на меня взгляд. Скользит оценивающе и спрашивает, прищурившись:

— Куда это ты собралась? — кивает на мою сумку. — Переезжаешь?

Они со Стеллой переглядываются.

— Надеюсь насовсем? — поддевает моя кузина, усмехаясь.

— Не угадала, — отвечаю лелейно. Прохожу к столу и наливаю себе кофе. — Пока только на выходные, но не волнуйтесь. Потерпите еще пару недель. Потом я выйду замуж, и вы меня больше никогда не увидите.

— Нет, вы только посмотрите на нашу тихоню, — причитает Виктория, обращаясь к невидимым зрителям. — Ты с чего такая смелая, а? Забыла, с кем говоришь?

— Ее, видимо, жених-уголовник вдохновил. Признавайся, ущербная. Что он с тобой сделал?

Двойной смысл ее слов бьет по щекам, как пощечина. Я сжимаю кулаки, впиваясь в ладони ногтями.

— Тебя это волнует?

— Конечно! Мы все за тебя переживаем, — подхватывает Виктория, демонстративно хватаясь за сердце. — А вдруг он тебя в лес отвезет и там прикончит? Мало ли, на что он способен. Ты вообще в курсе, что про него говорят?

И тут меня кроет.

Я резко встаю. Стул с грохотом отъезжает, безбожно царапая ее любимый итальянский паркет. Виктория морщится, а я опаляю ее взглядом.

Произношу тихо, но так, что они обе вдруг замирают.

— Хватит. Вы больше никогда не будете так о нем говорить. Рустам не убийца. И если ты, тетя, или ты, Стелла, еще хоть раз позволите себе такие комментарии в адрес Рустама, — обвожу взглядом обеих. — Я расскажу обо всем дядя. Думаю, ему точно не понравится, как вы отзываетесь о человеке, с которым он ведет дела. И за которого отдает свою племянницу.

В столовой повисает гробовая тишина.

Я разворачиваюсь, хватаю с дивана свою сумку и выхожу с гордо поднятой головой, не оглядываясь.

***Дорогие, не забывайте поддерживать книгу лайками (кнопка "Мне нравится") и комментариями. Давайте раскачаем историю вместе))

https://litnet.com/shrt/LX7L
И обязательно подписывайтесь на автора (кнопка "отслеживать"), чтобы не пропустить старт новинок и быть в курсе всех скидок. А еще я просто хочу 8000 подписчиков ❤️ сделаем???

Глава 14.2

Алексей встречает меня у двери и сразу забирает вещи.

— Мари, почему не позвонила? Снова тяжести таскаешь. Нельзя же так.

Его забота как всегда подкупает. Он замечательный человек. Добрый, внимательный, относится ко мне, как к своей дочери. Знали бы вы, сколько я с ним воевала, пока не перестал мне «выкать». Просто ужас. Все боялся, что его уволят. Видите ли Виктории не нравится, когда служащие забывают свое место. Будто она помнит. Королева.

Дорога до университета занимает сорок минут. Все это время мы просто болтаем. Алексей рассказывает мне о своих детях, жене, как продвигается в ремонт в их новом доме. Уже подъезжая, он вдруг невзначай замечает, что я как-то изменилась. Похорошела что ли? Понимаю, на что он намекает и все равно отшучиваюсь.

Благодарю за поездку и бегу на первую пару. Сегодня по расписанию клиническая диагностика. Семинар. Меня точно спросят, поэтому надо настроиться.

За полчаса до конца третьей пары получаю сообщение от Рустама.

«На месте. Жду».

«Скоро буду. У нас контрольная».

Быстро отправляю ответ и больше не могу ни о чем думать. Мозг будто отключается. Я откладываю ручку – все равно уже все решила. И просто считаю минуты.

Вспоминаю недавний разговор с Галей. Ее слова выжжены в памяти, как маячки. Надо сказать ему. Сказать про мой изъян. Но как? Я не представляю.

Это же тайна.

Даже не все наши служащие в курсе. В университете тоже никто не знает, и это с учетом того, что все мои одногруппники, преподаватели и администрация подписали договор о неразглашении. Ничто касательно нашей семьи не должно выйти дальше определенных границ. Дядя очень за этим следит. Защищает нас таким образом от невидимых врагов. Это его правила, и какими бы абсурдными они не казались, я давно с ними смирилась. Но…

Галя права. Рустам имеет право знать, кто ему досталась. Что его невеста не так идеальна, как меня расписали. Бракованная. С изъяном, который уже не исправить.

Я должна ему сказать.

Сдаю свою работу и выхожу из аудитории в числе первых. Несусь вниз по лестнице. И неважно, что про меня подумают.

Я просто хочу его увидеть. Все.

Рустам встречает меня на парковке. Красивый, статный. В темных джинсах и черном свитере. Он идет мне навстречу и от осознания этого сердце в груди сходит с ума. Стучит в бешеном ритме, ломает ребра.

Мы встречаемся у островка с клумбами.

Не успеваю опомниться, как оказываюсь в надежных объятиях жениха. Рустам просто сгребает меня в охапку и, оторвав от земли, как пушинку, прижимает к груди.

Жар его тела обжигает. Запах наполняет легкие.

Я успеваю только пикнуть, да и тот звук сразу глохнет, утопая во внезапном напористом поцелуе. Само собой получается, что я размыкаю свои губы и наши языки сплетаются.

Рустам задает ритм. Я подстраиваюсь. Обнимаю его в ответ и забываюсь вконец.

Кровь ударяет в лицо. Мы целуемся посреди университетского двора. На виду у всех. По-настоящему. Господи…

Рустам отрывается от меня. Еще раз касается моих губ и отстраняется, но из рук не выпускает.

Я распахиваю глаза и заглядываю в его темно-карие. Наши взгляды сцепляются в немом диалоге. А потом он выдыхает. Хрипло. Как всегда на грани:

— Привет. А ты еще вкуснее, чем я запомнил. Невероятная.

Я улыбаюсь ему.

— И ты. Тоже невероятный.

— С огнем играешь, канарейка. Опасно, — смешок вырывается из его рта. Он наконец ставит меня на землю. Обнимает привычным жестом, притягивает к себе.

Я понимаю, что разговор окончен, когда мы вместе подходим к его машине. Чувствую на себе чужие взгляды, и пульс разгоняется. Качает кровь по венам, окрашивает щеки в красный.

Рустам открывает мне дверь, и я юркаю в салон. Привычный запах кожи вперемешку с табаком и его парфюмом сочится в легкие, губы горят, дыхание становится глубже. Я жду, пока Рустам заберет у Алексея мою сумку. Вижу, как они пожимают руки.

— Позаботьтесь о ней, — просит мой водитель, и я мысленно посылаю ему слова благодарности.

Мой жених стоит ко мне спиной, поэтому я не знаю, что он ему отвечает. Но судя по лицу Алексея, все хорошо. Я и не сомневалась.

Рустам только с виду такой – злой серый волк, но в груди у него бьется доброе сердце. И почему они это не видят?

Расслабленно откидываюсь на удобную спинку и на мгновение закрываю глаза.

— Надо сказать, Мари, — голос Галюшки бьет по ушам, тревога сжимает грудь. — Нельзя начинать отношения со лжи.

Рустам садится рядом, и машину качает. Я чувствую его каждой клеткой. Сжимаюсь внутри.

Мое тело реагирует как по щелчку. Запускает незнакомые процессы. Я поворачиваю голову и смотрю ему прямо в глаза. Долго. Непозволительно долго.

Потом на губы, которые только что целовала. Меня сбивает, и я снова возвращаюсь к глазам.

Глава 14.3

***

— Нарываешься на комплимент, канарейка?

Он шутит, но меня это почему-то задевает. Сам факт, что я могла произвести на него такое впечатление.

— Нет. Просто хочу понять. Почему? Стелла намного красивее меня, старше… Настоящая Яковлева, а я…

— А ты – Мари, моя невеста. Девушка, которая скоро станет моей женой. Мне плевать, настоящая ты Яковлева или нет. Вообще параллельно. Главное, что ты скоро станешь Саидовой. Вот, что важно. А по поводу красоты, — он цепляет меня за подбородок и тянет к себе. Его глаза сужаются, голос становится ниже, жестче. — Для меня ты всегда будешь на первом месте. Ты моя, Мари, и этим все сказано. Поняла?

Наклоняется и целует. На этот раз медленно, сладко. Особенно нежно.

И я верю.

Каждому слову верю.

Так ведь бывает? Случается в жизни. Когда внезапно. Увидел – и все. Навсегда.

Он же не скажет прямо, не признается в чувствах. Но глаза. Они же не врут?

Когда думаю об этом, в груди все сжимается. Резко, как удар током. Искрами по коже, вглубь, до самого сердца.

— Так я понравилась тебе с первого взгляда?

— Даже раньше, — отвечает уверенно. Не смеется. Говорит правду.

Мой пульс оглушает.

— Это как?

— Я увидел тебя на фотографии в кабинете твоего дяди. Случайно.

— И сразу же решил жениться?

Выходит очень тихо, неуверенно и даже глупо. Я не узнаю свой голос. Себя. Не понимаю, что происходит.

В груди ноет. Сильно так. Ощутимо. А я, не моргая, смотрю в его темные глаза и думаю лишь о том, какие же они у него красивые.

— Почти. Я решил, что ты будешь моей.

Он говорит это абсолютно уверенно, спокойно, и я цепенею.

Судорожно сглатываю, потому что вдруг становится нечем дышать. Быстро отвожу взгляд и смотрю на университетский двор. Жизнь продолжается, идет своим чередом. А у меня внутри – ядерный взрыв. Реальность сносит с ног.

Как? Как я могу врать после такого?

Это нечестно…

— Но ты ведь совсем меня не знаешь. Как ты можешь быть так уверен? — нервно усмехаюсь. На самом деле я с трудом сдерживаю слезы. Мне хочется плакать. Я не была готова к такому повороту. Я ждала его все эти дни, мы с ним переписывались. Он сказал, что хочет меня, что ненавидит ложь. А я даже не могу сказать ему правду. Сижу здесь и продолжаю врать о себе. Боже, как же быть?! Мне так страшно. — Вдруг я не такая? — моргаю и встречаюсь с ним глазами. — Не такая, как ты думаешь? Что тогда? Ты откажешься от меня?

Он не отвечает сразу. Смотрит на меня так пристально, так глубоко, будто пытается прочесть что-то между строк, увидеть ту самую скрытую правду, о которой я только что намекнула. Его пальцы все еще держат мой подбородок.

Рустам медленно, почти задумчиво проводит по моей нижней губе. От этого прикосновения по телу бегут мурашки.

— Отказаться? — переспрашивает он. — Нет, Мари. Я никогда не отступаю от своих решений. Ты моя, канарейка. Какой бы ты ни была, — в нем звучит сталь.

— Но….

— Все, Мари, хватит — Рустам отпускает мой подбородок, и его ладонь ложится мне на шею. Большой палец поглаживает линию челюсти. Успокаивающе. — Не знаю, кто вбил эти глупые сомнения в твою голову, но, чтобы я больше такого не слышал. Поняла, девочка?

Он злится.

Ждет, что я отвечу. Киану. Улыбнусь, как обычно. Переведу все в шутку. Ждет. И это вселяет уверенность.

Его глаза вновь сужаются, на лице отражается эмоция. А мое бедное сердце колотится где-то в горле, надрывается и рвется на волю. Руки дрожат, совсем как в день нашей помолвки. Глубокий вдох. Выдох.

Мои пальцы сами находят знакомый путь. Я откидываю волосы за уши. Легкое движение – и крошечные, почти невесомые устройства, цвета кожи, отделяются от меня.

Тишина набрасывается моментально. Глухая, абсолютная. Я больше ничего не слышу. Никаких звуков.

Я задерживаю на них взгляд на секунду. Мой маленький ключик к миру звуков. Моя самая большая тайна. Потом поворачиваюсь к Рустаму.

Беру его правую руку. Ту, что еще недавно успокаивала меня. И кладу на ладонь крошечные кусочки пластика и металла. Накрываю его пальцы своими.

Рустам в шоке. Его взгляд скользит с моего лица на нашу соединенные руки, потом снова на меня. Он не понимает.

— Что это? — отчетливо читаю по губам.

Я смотрю ему прямо в глаза.

Внутри все дрожит, но я надеюсь, что голос меня не подведет. Пожалуйста, пусть он будет ровным, без лишней дрожи, прошу…

— Правда. Теперь ты знаешь. Я глухая.

Несколько секунд он сидит без движений. Молча смотрит на свою раскрытую ладонь.

Ему нужно время, чтобы переварить. Я знаю.

Алексей тоже долго не верил, когда я ему призналась. Но то было другое. Алексей мой друг. Я знала, что он поймет. А Рустам…