Я твоё проклятие

Глава 1. Феликс и Элиана - встреча

Он жил на полную — не просто наслаждался жизнью, а будто пожирал весь мир.
Он бросался из приключения в приключение, словно время гналось за ним,
будто каждый миг был битвой, которую он обязан выиграть.

У него были друзья — слишком много.
Была страсть к своей работе.
И были женщины.
Женщины были всегда — как можно иначе? Так он говорил себе.

И было их больше, чем он когда-либо мог запомнить имена и лица.

Красивые, свежие, разные — все они тянулись к нему, как мотыльки к пламени.
А он? Он гладил, обещал, исчезал, улыбался, лгал —
и каждый раз чувствовал себя победителем.

Его обаяние было настоящим.
Что-то в его улыбке, во взгляде, в уверенности
сбивало женщин с ног.
Даже мужчины тянулись к его компании,
словно одно его присутствие делало их важнее.

Он ломал границы, даже не пытаясь.
Переходил черту, не задумываясь.
Достигал того, на что другим требовалась половина жизни.

Он шагал по миру так, будто не знал поражений —
словно носил в себе древний дар,
о котором все слышали, но только он умел им пользоваться.

И ничто не останавливало этот пир жизни.
Ни кольцо на пальце, ни голоса детей дома —
тихие голоса, просившие присутствия,
а получавшие лишь тень отца, который предпочитал мир вместо одного честного момента с ними.

Он чувствовал, что никому ничем не обязан.
Не жене.
Не детям.

Он жил так, будто никому и ничего не должен,
а весь мир лежит у его ног.

Но потом появилась она.

Без шума, без объявлений — просто была там.

И его мир, построенный из блестящих оболочек
и ложи, завернутой в золото, перевернулся мгновенно.

Всё, что раньше давало азарт и удовольствие,
стало пустым.
Женщины, заставлявшие его чувствовать себя вечно молодым, вдруг казались сломанными игрушками.
Иллюзии силы обернулись усталостью.
А он, не боявшийся ничего, испугался одного —
что хочет только её.

Она была не очередной женщиной в длинной череде.
Она была почти полной противоположностью всему,
что он знал:
тихая, но сильная;
простая, но сложная;
красива так, что поражает душу, не глаза.

Она была дыханием.
Она была ядом.

Она была его небом —
простором, где он чувствовал себя по-настоящему свободным.
Она была его падением —
землёй, о которую он разбивался снова и снова,
но всё равно возвращался,
потому что иначе не мог.

Любовь к ней поднимала его туда,
где всё слишком остро, слишком реально, слишком опасно.
И оттуда же — разбивала его сильнее,
чем может выдержать такой мужчина.

Каждый её взгляд обнажал его истину.
Каждая её улыбка высвечивала ложь, в которой он жил.
Каждое её прикосновение открывало в нём то,
что он не знал.

Она стала всем для него —
и одновременно проклятием,
от которого невозможно спастись.
Сладким проклятием,
от которого не хотят избавиться.
Проклятием, которое учит мужчину,
никогда не желавшему чувствовать,
что значит терять.

---

Феликс

Он не понимал, что в ней такого особенного,
особенно для такого мужчины, как он.
Но потом она улыбнулась — чисто, нежно.

Кто она? Он не видел её раньше.

После расспросов, друг хлопнул его по плечу:

— Феликс, оставь девушку. Она не твоего уровня.
Она не из тех, к которым ты привык.

— Ха-ха, для меня все женщины одинаковы… и она тоже.
Дай мне немного времени — и она уже будет извиваться подо мной.

И она действительно извивалась —
но добиться её было почти невозможно.

Он год гонялся за этой дамочкой. Год!!!

Но когда добился и попробовал её…
его накрыло.

Он стал одержим.
Феликс не верил, как судьба так над ним смеётся.

Она стала его дыханием и его ядом,
его небом и его падением.

---

Элиана

Она заметила его сразу.
Невозможно было не заметить —
он вошёл в её жизнь, как буря:
громкая, уверенная, как будто весь мир ему принадлежит.

Элиана сказала себе: «Держись подальше.»
Но сердце — глупое, упрямое — не умело слушаться.

Он смотрел на неё так,
словно видел её до самой глубины,
словно знал все её тайные страхи,
мечты, слабости.
Это было страшно… и восхитительно,
почти невыносимо.

И чем ближе он становился —
тем слабее становилась она.

Элиана знала, что у него есть жена и дети.
У неё — тоже.
Она знала и понимала значение этого.
И всё равно тонула глубже.

Он приходил к ней,
как к спасению,
а уходил будто убегал от самого себя.
Каждый раз она клялась:
«Это в последний раз.
Нельзя продолжать эту опасную игру.
Это конец.»

Но он возвращался снова и снова.
Не к её телу — к её тишине.
К той, кем она была, когда смотрела на него
так, будто он не чудовище.

Он называл её своим светом,
но Элиана видела,
как эта любовь сжигает его изнутри.
И сжигает её.

Иногда она ловила его взгляд —
полный нежности, беспомощный, почти болезненный и понимала,

они давно перешли точку невозврата.

Она стала его слабостью,
а он — её.

И самое страшное?
Она понимала:
если бы нужно было выбрать заново —
она выбрала бы его снова.

Даже зная, что это разрушит их обоих.

Они были людьми, которым нельзя было

встречаться , но реальность решила иначе.

Глава 2. Двадцать лет любви и одержимости

Никто не знал, что происходило между ними на самом деле.

Даже они сами не могли объяснить словами то, что связывало их — тонкая линия между любовью и одержимостью, между страстью и владением, между раем, полным огня, и сладким адом, из которого невозможно уйти.

Это был не роман.
Это было притяжение, разрывающее душу.

Двадцать лет — два десятилетия сердца, бьющие только тогда, когда другой в комнате.
Пульса, меняющего ритм от звука его дыхания.
Украденных встреч, достаточных, чтобы осветить целую неделю —
и расстояний, способных разорвать лёгкие.

Они не могли быть вместе — но и не могли жить порознь.

Их любовь не была спокойной, не была ровной, не такой, что носят в кармане.
Это был голод, жажда, нож, лезвие которого они держали вдвоём.

Она любила его тишиной, способной сдвигать горы.
Он любил её шумом, рушащим миры.

Когда они были вместе — всё сжималось до двух людей,
борющихся за право дышать одним воздухом.

Время не притупило ничего — наоборот.
Каждый год только углублял безумие.
Каждая украденная ночь становилась кирпичом в башне,
которую никто из них не смел разрушить.

Он звонил ей только чтобы услышать её голос.
Иногда не произносил ни слова — она узнавала его по дыханию.

Она чувствовала его ещё до того, как он стучал в дверь.
Её тело выучило его сильнее, чем она выучила саму себя.

Они возвращались друг к другу снова и снова — не по выбору, а по судьбе.

И была боль… сладкая боль, такая, что становится наркотиком.

Они расходились на неделю —
и возвращались, будто их тела помнили дом.
Разрушали друг друга — и строили в тот же миг.

Двадцать лет она была его опорой.
Двадцать лет он был её безумием.

Но одно было ясно:
такая любовь не остаётся без цены.
---

Первый разрыв

Всё началось не с измены.
Это началось гораздо раньше —
с маленького, почти незаметного мгновения,
которое прорезало между ними щель,
а затем превратилось в пропасть.

Они сидели в машине, возвращаясь с их обычной встречи.
Она рассказывала ему что-то маленькое —
смешное воспоминание, мысль, сон,
— а он слушал.
Или делал вид, что слушает.

И вдруг, на одно короткое мгновение,
он посмотрел на неё — и что-то внутри него сжалось.

Это был не гнев.
Не холод.
Это был страх.

Страх глубины.
Страх зависимости.
Страх того, что она держит части его души,
которые не знал даже он сам.
Страх, что она видит в нём то,
что никто никогда не видел —
и от чего невозможно убежать.

И в тот миг он понял:
чтобы выбрать её по-настоящему —
ему придётся разрушить мир,
который он построил на лжи.

Он не был готов.

И он начал отдаляться.
Не сразу — миллиметр за миллиметром.

Она чувствовала это в его дыхании,
в редких сообщениях,
во взгляде, который ускользал,
когда она приближалась слишком сильно.

И это была первая измена —
измена сердца,
ещё до действия.

Это не случилось за день.
Не было взрыва
или драматичного признания.

Это началось в тишине.
Тишине подозрительной, скрывающей что-то за собой.

Сначала он приходил реже.
Потом разговоры становились короче.

Его смех — более натянутым.

Его взгляд...
в нём появилось что-то новое.
Тяжёлое.
Словно он несёт секрет,
которого боится коснуться.

А она?
Она чувствовала это кожей, костями.
Женщины всегда чувствуют,
когда сердце напротив отодвигается в сторону.

Но она боялась спросить.
Потому что был один вопрос,
который нельзя было задавать.

«Есть другая?»

Не потому, что она не могла выдержать ответ.
А потому что знала —
ответ убьёт её.

И его тишина…
уже начинала отвечать.

Он реагировал резко, колко,
искал негатив в каждом её слове.

Вечер опустился.
Элиана сидела и смотрела на огни,
заливающие комнату,
будто ищет в них ответ.
Феликс вошёл тихо — слишком тихо —
положил ключи на стол,
не посмотрев на неё.

— «Фели… ты знаешь, как давно ты не говорил просто ‘Привет"?
Просто "Привет"… как раньше.»

Он молчал.
Откинулся на спинку стула,
словно тело его стало тяжелее.

— «Я устал. Не надо всё драматизировать.»

Она устало улыбнулась —
улыбкой женщины, знающей каждую трещину в его душе.

— «Ты говоришь 'устал', но ты не устал.
Ты… отдалился »

Он сжал губы, отвернулся.
Его взгляд его выдал —
полный вины, мыслей, страха.

— «Лиана… у меня и так много на голове.
Ты не понимаешь, сколько всего на меня навело.»

— «Ты думаешь, что я не понимаю…
Может быть, я единственная, кто понимает.
Я чувствую тебя.
Двадцать лет чувствую.»

Он ёрзнул, будто её слова режут.

— «Ты всегда делаешь из всего трагедию…»

— «Потому что это трагедия.
Потому что ты не здесь.
Потому что ты не смотришь на меня как раньше.
Потому что ты исчезаешь — даже стоя передо мной.»

Тишина.
Тяжёлая, как дым.

— «Может… ты просто…» — начал он раздражённо, но замолчал.
Он знал: продолжит — ранит.

Может, глубоко внутри он знал:
она поняла то, чему он ещё не решился дать имя.

— «Скажи это. Я выдержу.»

— «Ты иногда просишь больше, чем я могу дать.»

Она не смеялась.
Не злилась.
Просто смотрела — без масок.

Голос Элианы дрогнул:

— «Я прошу только одно —
быть здесь.
Не тело… ты.
Ты и твоё сердце.»

Он закрыл глаза.
Её сердце знало ответ
ещё до того, как он открыл рот.

— «У тебя есть другая?»

Он напрягся.
Всё тело — страх, вина, скрытность.

Он ответил слишком быстро:

— «Нет.»

И ложь упала между ними,
как лезвие.

Она глубоко вдохнула, почти дрожа.
Не потому что поверила —
а потому что поняла:
он уже не её.