Я в нас верю.

1. Первый снег

Декабрь редко приносит нам снег. Но я, как и все жители юга страны, жду его больше, чем новогодних подарков, зимних и даже летних каникул.

Три холодных месяца радуют нас редкими снежинками от силы день или два, и то не каждый год. Но раз в пару лет на улицы города укладываются сугробы, шиномонтажи ломятся от желающих экстренно переобуться, а центральная аллея укрывается белым одеялом. Кажется, только море принимает этот каприз погоды с безразличием – его волны то впадают в истерику, то поют колыбельную средь бела дня не зависимо от того, светит солнце, идет снег или льет дождь. Первый понедельник декабря стал тем самым днем, который решил обрушить белые осадки на наши головы.

Проснувшись утром, я по обыкновению не смотрю в окно – и мысли не приходит, что привычная серая зима украсит город падающими с неба снежинками. Да и видеть темноту не хочется – устала спотыкаться об нее каждое утро. Поэтому сугроб у входа становится для меня неожиданностью. В отличии от Гарри, рыжего спаниеля, названного в честь принца, увиденное меня радует. Поэтому, вопреки желаниям питомца, я цепляю на него ошейник, поводок и вытаскиваю на прогулку. Он явно не доволен моим поступком – тормозит, тянется обратно в дом и кривит свою милую морду так, как будто я ему предложила позавтракать чесноком.

Семь утра – крайне неприятное время, так что пса я не осуждаю. Темно, небо давит на веки и заставляет чувствовать себя Вием. Ледяной ветер напоминает, что мы живем у моря, а значит должны любить его и в горе, и в радости, и в декабре. Но снег, похожий на огромный матрас, накрывший землю, добавляет уюта спящей улице. Гарри сперва осторожно облизывает белый настил, потом недовольно дергает мордой, опасливо трогает лапкой сугроб и, наконец-то убедившись в безопасности, начинает радостно лаять на сугробы.

Выходим с ним со двора и, в попытках успеть за собачьей радостью, я на какое-то время даже забываю, что это утро не закончится завтраком на хрустящих белых простынях и еще парочкой часов сна. Вместо этого я должна буду на радость маме съесть кашу и поехать в школу во имя хорошего аттестата. Потому что когда ты учишься в десятом классе, никого не интересует, что ты не хочешь писать тест по истории и предпочитаешь вместо этого лучшие годы жизни проводить в радости, а не за школьной партой.

— Долго вы гуляли. — говорит мама, едва я открываю дверь дома, и чмокает меня в щеку. — Доброе утро.

Мы с Гарри и правда сегодня задержались. Это его первый снег в жизни – я не могла лишить пса возможности поближе с ним познакомиться. И теперь он сидит довольный, виляя хвостом и игнорируя капающие с длинных кудрявых ушей следы недавней прогулки.

— Привет. — отвечаю я, стягивая куртку. — Гарри пытался подружиться со снежинками, но у него получилось только их сожрать.

— Хороший мальчик. — мама улыбается и гладит наглую рыжую морду собаки. — Нина, покорми его и сама иди завтракать – чайник закипел, каша на столе. А я приведу его в порядок и вздремну еще пару часиков.

— А папа? — спрашиваю я.

— У него сегодня выходной, пусть поспит подольше. — с нежностью произносит она.

Обязанности по воспитанию Гарри мы с родителями делим между собой – я беру на себя утренние и вечерние прогулки, папа – почесывания за ухом перед сном. Маме же достаются все остальные заботы, которые, правда, иногда перепадают и на нашу долю.

Разуваюсь, бросаю ботинки на коврике у двери и, сунув ноги в любимые тапочки, прохожу на кухню. На столе меня уже ждет обещанная каша. Из чайника идет пар, словно он только что вышел на мороз и, как маленький ребенок, дышал и наблюдал как радость декабря растворяется в грядущей атмосфере первого урока. Усаживаюсь за стол и с грустью принимаюсь за завтрак, мечтая вернуться в кровать и проваляться там еще несколько часов.

Минут через пять ко мне присоединяется Гарри, счастливый и с чистыми лапами. Пес садится у ног и выжидающе виляет коротким хвостиком. Наверняка он надеется, что на завтрак у меня бараньи ребрышки или на худой конец куриные крылья. Но я решаю не расстраивать его и не показывать овсянку, поэтому старательно игнорирую жалостливый взгляд и поскуливание моего вечно голодного друга. Хотя кто знает, может он, тезка одного известного британца, предпочитает именно ее, в пять часов пьет чай, а выходные проводит за игрой в поло.

— Нина, — зовет меня мама, — я тебя прошу, оденься сегодня тепло. Погода какая-то сомнительная. И обязательно возьми шарф.

Она стоит, облокотившись на кухонную столешницу, и смотрит на меня усталым взглядом. Да, не я одна мечтаю о сне.

— Мам, ну мне не восемь. — огрызаюсь я и тут же примирительно улыбаюсь, увидев, как она нарочито строго приподнимает брови.

— Не дерзи. — на ее лице появляется полуулыбка. — Все, я пошла, а ты ешь и собирайся.

Зевая, мама отправляется досматривать сны, а я, глядя ей вслед, завидую всем, кто может себе позволить не ходить в школу в такие редкие снежные дни. Уже три года она работает на фрилансе, а потому может позволить себе такую роскошь, как простое человеческое выспаться.

По образованию мама журналист и раньше была сотрудником городского интернет-портала – брала интервью, посещала светские мероприятия местного разлива, делала репортажи. Этот образ жизни был ей к лицу – стройная, высокая, с пышной шевелюрой медного оттенка, она явно украшала собой любое событие. Да и сама получала удовольствие от работы, что, как я уже успела понять, редко случается со взрослыми людьми.

2. Нелюбовь с первого взгляда

Следующим утром я просыпаюсь с предвкушением. Торопливо умываюсь, натягиваю одежду, хватаю Гарри и выбегаю на улицу в надежде снова очутиться в зимней сказке. Но вместо нее меня встречает слякоть. Даже сквозь темное утро я вижу грязь и остатки вчерашней роскоши, стекающие по улице. А вот Гарри, кажется, ничего не смущает – он носится лужам, бегает по голым клумбам, местами покрытым грязным тающим снегом, и пытается пролезть под чужие соседские заборы, словно он не спаниель, а крот, и сейчас из норы вылезет Дюймовочка и улетит с ласточкой к какому-то ненадежному принцу.

На улице холодно, мокро и противно. Чувствую себя так, будто мне дают попробовать самый вкусный в мире торт, но едва я откусываю кусочек, его отнимают, сопровождая это злорадным смехом. Прогулку решаю не затягивать. Она, конечно, радует четырехлапого, но мне не доставляет никакого удовольствия. Ветер, дующий со стороны моря, душит мою неприкрытую шарфом шею, темнота улицы губит надежду на все хорошее. Поэтому я, дождавшись, когда Гарри сделает все свои собачьи дела, тащу его в дом согреваться завтраком.

— Привет, принцесса. — говорит папа. Он стягивает с меня шапку и целует в макушку. — Как погуляли?

— Привет. — отвечаю я. — Сыро, мокро и очень грязно. Думаю, Гарри, нужна ванна. — Я киваю в сторону чумазого пса, радостно виляющего маленьким хвостом. С его шерсти стекает грязь, лапы оставляют следы на светлом ламинате прихожей, но мордочка светится счастьем.

— Ты иди завтракай, там мама уже все приготовила. А я его быстренько в порядок приведу. — говорит папа, поднимает Гарри и, держа его на вытянутых руках, уносит в ванну.

Я неторопливо раздеваюсь и иду на кухню. Мама встречает меня при полном параде – сегодня она собирается на открытую тренировку наших местных художественных гимнасток, писать репортаж о том, как чудесен, полезен и красив этот вид спорта.

В отличии от моих родителей, я любви к чему-то активному никогда не разделяла. Это папа любит футбол, мама – все женственные виды, а когда меня отправили на гимнастику, лет в пять, то уже на второй тренировке я устроила истерику и отказалась ходить. Потом были попытки заниматься плаванием (отвратительно! как можно плавать где-то, кроме моря?), разными танцами (балет – слишком медленно, народные – старомодно, современные я посчитала просто неподходящими мне) и даже боксом. В итоге по сердцу мне пришлась только художественная школа. Но там я чуть не умерла от скуки и собственной неусидчивости, поэтому бросила, но рисовать не разлюбила.

— Ты прекрасно выглядишь. — говорю маме и улыбаюсь.

Ее волосы собраны в высокий небрежный пучок с выпущенными у лица прядями. Такая прическа придает образу элегантности, немного строгости и открывает красивую длинную шею. Мама делаета ее не часто, но знает, что такой образ вводит людей в заблуждение и позволяет ей делать вид, что она, вообще-то, даже не старалась и выглядит прекрасно просто потому что так сложились звезды.

— Спасибо, милая. Мне, кстати, сегодня звонила Виолетта Игоревна. — говорит она.

— Что? — удивляюсь я. — Когда успела, сейчас же пол восьмого!

Виолетта Игоревна – наша математичка — появилась в моей жизни в девятом классе, начав вести алгебру и геометрию, когда предыдущая учительница предпочла пенсию нудным урокам. Женщина лет пятидесяти с необычайной любовью к своему предмету, она быстро взяла в оборот наш класс. Вика даже шутит, что если другие заводят миллион кошек, то Виолетта проводит вечера за пролистыванием такого же количество учебников.

— Да она еще вчера вечером звонила, — отмахивается мама, — я просто разговаривать с ней не хотела и отвечать не стала. А тут случайно нажала, вовремя не сориентировалась…

— Катя! — укоризненно восклицает папа, зашедший в кухню с чистым Гарри на руках, и улыбается.

— Что? — спрашивает мама и невинно хлопает ресницами. — Ну я же и так знала, что она начнет говорить об успеваемости Нины. А там ничего не меняется уже много лет.

Папа в ответ на это смеется, да и я не сдерживаю улыбку, ведь прозвучала чистая правда – мы с математикой не подходим друг другу, как морковный торт и килька. Наши отношения разладились с приходом в мою жизнь таблицы умножения, до этого, честное слово, я была прекрасна! А потом все пошло под откос и я с этим смирилась, чего нельзя сказать о Виолетте. Она не теряет надежды привить мне любовь к уравнениям, логарифмам, дробям и прочим сложным вещам, никак не поддающимся моим умственным способностям.

— Она напомнила, — продолжает мама, — что тебе, Нина, все равно предстоит сдавать экзамен по ее предмету в следующем году. В конце концов, она права, надо заняться подготовкой, а не перебиваться с тройки на двойку.

— Но по другим предметам у меня все хорошо. — нахмурив брови, я пытаюсь оправдаться. Обычно это помогает и родители сразу же начинают хвалить меня, умничку, за то, что я выполняю свой базовый подростковый долг – учусь в школе.

— Милая, мы знаем. — вступает в разговор папа. — Но согласись, твои оценки по точным наукам оставляют желать лучшего.

Я молчу, ковыряя бутерброд, поданный мне с чаем в качестве быстрого завтрака. Чует мое сердце, что не просто так Виолетта Игоревна перешла от укоряющих разговоров со мной в школьных коридорах к тяжелой артиллерии – родителям…

— В общем, — говорит мама, наливая папе чай, — она сказала, что у нее в одиннадцатом классе есть какой-то способный ученик, который может раз в недельку после уроков с тобой заниматься. И тебе хорошо, и он таким образом материал повторяет перед экзаменами.

3. Тайна алгебры

Время – очень непостоянная вещь. Когда ждешь от него неторопливости, оно летит со скоростью звука. А когда хочешь ускорить его бег, то оно тут же притворяется улиткой. И очень редко его желания совпадают с моими, иначе как объяснить, что пятница наступила непростительно быстро?

Мне до ужаса не хочется оставаться после уроков на дополнительные занятия, даже если мой репетитор окажется красивым, как Аполлон. Кстати, выяснить у Виолетты Игоревны, кто же этот таинственный ученик, благородно решивший заниматься со мной дополнительно, не удалось – она заболела и нам поставили замену. Но кем бы он не оказался, надеюсь, ему быстро наскучат эти занятия и он, по-джентльменски извинившись за трату времени, убежит тусить с парнями за школу, бросив меня один на один с каким-нибудь уравнением.

— Ну а вдруг он и правда окажется хорош? — говорит Вика на одной из перемен, оглядывая будущих выпускников, столпившихся на этаже. — И не только по алгебре подтянет, но и на свидание сводит. Посмотри на них, — она кивает на толпу выпускников, — у «ашек» химия, у «бэшек» русский – все тут. Есть догадки?

Я презрительно оглядываю коридор – потенциального репетитора мой радар не обнаруживает.

— Ни одного достойного кандидата. — отвечаю, продолжая осмотр.

— А может это он? — спрашивает Вика и взглядом показывает в сторону лестницы, у которой стоит Кристина и непростительно высокий брюнет, в котором я сразу узнаю того самого Никиту.

За эту неделю я еще несколько раз встречала его в школьных коридорах в компании Виталика, из чего сделала вывод, что эти двое, к сожалению, друзья.

— Тогда эти занятия точно не продолжатся. — я смотрю на Вику, нахмурив лоб, и качаю головой

— Почему?

— Потому что он такой же отвратительный, как и его друг. — говорю я, продолжая смотреть Никиту. Видимо, почувствовав мой взгляд, он оборачивается и с улыбкой машет мне рукой. — Пойдем.

Я беру Вику под локоть и тащу в направлении кабинета географии, так и оставив Новицкого без ответного приветствия.

— Ты слишком категорична. — с улыбкой говорит подруга, присаживаясь за парту. — Почему он тебе так не нравится?

— Потому что он дружит с Виталиком. — я пожимаю плечами и сажусь рядом. — А от него ничего хорошего ждать нельзя.

Вика тяжело вздыхает, но расспросы решает не продолжать. Весь урок мы молчим, а когда звонок отпускает всех, кроме меня по домам, я клятвенно обещаю ей в мельчайших подробностях рассказать о том, кто же этот таинственный выпускник, взявшийся за уровень моих знаний.

С полным принятием ситуации поднимаюсь на этаж выше и захожу в кабинет алгебры. Он встречает меня пустотой – примерно такую же я ощущаю в своей голове, когда берусь за домашку. Сажусь за первую парту, достаю учебник, пенал, толстую тетрадь с енотом на обложке и смиренно жду своего репетитора. За дверью шумят ученики, берущие все от перемены, а за окном льет стандартный для нашего декабря дождь. Погода уже, кажется, забыла, что еще недавно с неба падали снежинки, украшая собой голые деревья и настроение горожан.

— Ой, ты уже здесь! — слышу девчачий голос и оборачиваюсь. По кабинету неторопливо идет Кристина, доброжелательно улыбаясь мне.

Это что за шутки такие? Крис вовсе не похожа на красавчика выпускника, который, по задумке Вики, непременно должен позвать меня на свидание, а лет через пять и в ЗАГС.

— Привет… — нерешительно говорю я. — Виолетта вроде говорила, что со мной будет занимать какой-то парень…

— Прямо парень? — смеется она.

— Ну, ученик… — мямлю себе под нос

— Ой, ну ты же знаешь Виолетту, — отмахивается Кристина и садится рядом, — она всех учениками называет – и мальчиков, и девочек, и, наверное, даже котов.

Да, мы с Викой были слишком заняты, чтобы помнить об этой особенности нашей математички – она строила планы на мою личную жизнь, а я от них отмахивалась. Из головы вылетело, что все мы для нашей учительницы и правда были просто учениками.

— Начнем? — спрашивает Крис. — Виолетта сказала, что у тебя проблемы примерно со всем, но, думаю, она утрирует.

— Не хочется, этого признавать, но она права. — с печальной улыбкой говорю я. — Я перестала понимать все еще в начальной школе, с тех пор спасаюсь только списыванием.

— Давай все же проверим. — предлагает Кристина. — Я подготовила небольшой тест на разные темы. Думаю, ты с ним быстро справишься. А я потом проверю, и мы выявим все слабые места.

Мне, конечно, приятно, что Крис верит в меня, однако решение теста занимает отведенные на урок 45 минут и всю перемену. Так что доделываю я под звуки выскочивших из кабинетов школьников. Искренне завидую всем, кто щелкает эти задачки как орешки, потому что для меня это как мир темной магии – загадочный и не то чтобы сильно привлекательный.

Не желая задерживать своего репетитора, я предлагаю Кристине проверку отложить на потом — нечего ей из-за меня задерживаться в этом пустом и тусклом, из-за уже опустившихся на город сумерек, кабинете. Все же неприятно, что зимой так рано темнеет – как будто мысли затухают одновременно со световым днем.

— Договорились. — кивает она. — Ты домой? Давай тогда вместе дойдем до остановки.

4. Неслучайные случайности

Декабрь – самый быстрый месяц в году. Кажется, даже лето длится медленнее, чем эта предновогодняя суета. Все кругом куда-то торопятся, как будто зима проводит неведомые гонки, в которых ни в коем случае нельзя прийти к финишу даже вторым, ведь пьедестал состоит только из первого места. Даже море волнуется за участников этого соревнования.

Между тем, праздники не терпят отговорок в стиле “я занята, мне надо учиться”. Поэтому город, уже забывший существовании снега, начал преображаться к смене года. На центральной площади появилась елка – высокая красавица с пушистыми ветвями, одетая в красные и золотые шары, укутанная гирляндами. Владельцы кафе и магазинов украсили витрины и сменили привычное радио на новогодние и рождественские песни, звучащие теперь буквально отовсюду – Мэрайя Кери еще никогда не была так близка к «Простоквашино» и его «Кабы не было зимы».

Школу тоже украсили к празднику – в холле поставили елку, на стенах развесили гирлянды, в сердцах школьников поселилось ощущение скорой свободы, ведь где новый год, там и каникулы.

Мои же дни проходят в своем привычном размеренном темпе – утром Гарри, потом школа, посиделки с Викой и ненавистная домашка. Теперь же к этому списку добавились еще и занятия с Кристиной. Репетитором она и правда оказалась классным. Я смогла в этом убедиться уже на втором занятии, куда она пришла со списком тем, которые требуют углубленного изучения, и задачами для, как она объяснила, смены деятельности и разгрузки мозга. О результатах моих стараний и мучений судить, конечно, еще рано, но если Крис вытянет меня хотя бы на твердую, а не натянутую, тройку к концу учебного года вытянет, это уже будет победа.

Я могла бы сказать, что это единственное изменение в моей рутине, но есть еще одно – каждый школьный день теперь сопровождается случайными столкновениями с Никитой. Я стараюсь не обращать на него внимание, но этот парень оказался чрезмерно вежливым и теперь здоровается при любой встрече, которые почему-то случаются практически каждую перемену. Честное слово, иногда даже из класса выходить не хочется, потому что на пути мне непременно встретится Новицкий – слишком улыбчивый и ужасно раздражающий.

Мне сложно не закатывать глаза при виде него, особенно когда рядом оказывается еще и Виталик. Но когда его нет я почему-то отвечаю Никите какой-то особой улыбкой, которая раньше на моем лице не появлялась. Контролировать ее у меня не получается, природа ее возникновения мне не понятна.

— Пойдем в столовую? — предлагает Вика, когда мы выходим из кабинета физики измученные настолько, будто сам Ньютон избил нас яблоками.

Молча киваю ей и оглядываю коридор. Все те же лица, все в той же обстановке. Одни сидят на подоконниках, уткнувшись в учебники, другие сбились стайками и болтают, а остальные просто снуют по коридорам, разнося по ним веселый смех. Но кажется, что чего-то не хватает и я упорно не могу понять, что выискиваю в толпе школьников.

— Никиту ищешь? — усмехается Вика и щипает меня за бок.

Недовольно на нее смотрю и закатываю глаза. Да, он, конечно, среди присутствующих не обнаружен, но как можно предположить, что я специально его искала?!

— Здравый смысл. — бурчу я. —Пойдем.

Беру ее под руку и, игнорируя ехидный взгляд, тащу в столовую. Вообще-то я не голодная, но от свежей булочки с корицей точно не откажусь. Мне кажется, их пекут только для того, чтобы не дать ученикам сбежать. Клянусь, даже если бы я ненавидела школу всей душой, ходила бы сюда только ради них!

— Может, еще по одной возьмем? — спрашивает Вика, отламывая сдобный кусочек и отправляя его в рот.

Я готовлюсь согласиться, но мне не дают возможности этого сделать.

— Привет. — произносит Новицкий, как всегда появившийся из ниоткуда.

Его низкий голос почему-то звучит так музыкально и приятно, что по спине начинают бегать мурашки волнения и от осознания этого я едва не роняю долгожданную булку.

— Ты что, следишь за мной? — бурчу в ответ, не обращая внимание приветствие.

Мне бы сейчас развернуться и демонстративно уйти, но он так улыбается, что я почему-то не могу отвести взгляд. Может, я заболела? Какой-нибудь лихорадкой или чем-то еще, что можно вылечить второй булкой.

— Она хотела сказать «привет», — говорит Вика, — и попросить тебя больше так не подкрадываться.

— А она не хочет со мной познакомиться? — спрашивает Никита, продолжая смотреть на меня с невозмутимой улыбкой.

Такой вот парадокс – несмотря на все его приветствия, официальное знакомство между нами так и не состоялось. Да и кто вообще знакомится в школе? Здесь же все друг друга знают, даже если и заочно. Эти банальные условности никому не нужны, а мне не нужно с ним разговаривать. Кажется, температура повышается и пора уходить, иначе начнется аллергия на его улыбку.

Я закатываю глаза, беру Вику за руку и тащу ее к выходу, предчувствуя, что как только мы останемся наедине, подруга прочтет мне лекцию о пользе вежливости. И повезет, если дело ограничится только ей. Так и случается – “серьезный разговор” стартует, когда мы забираемся на подоконник в коридоре, отделяющем учебную часть от столовой и холла.

— Я понимаю, что тебе не нравится Виталик и все, кто с ним связан. — говорит подруга, пока я разглядываю стекающие по окну капли дождя. — Но красавчик Никита ничего плохого ни тебе, ни мне не сделал.

5. С кем пойдешь на танцы?

Знаете, как сложно не думать о человеке, когда тебе постоянно о нем говорят? Мало того, что сам Новицкий продолжает мозолить мне глаза, так еще и Вика нет-нет, да и вспомнит о “красавчике Никите”. О его существовании мне напоминает и Кристина. То он помог ей с физикой, то фильм посоветовал, то что-нибудь еще. На каждом нашем занятии – два раза в неделю – я слушаю, какой хороший у нее брат.

Я раздражаюсь от каждой секунды его присутствия, от каждого раза, когда его имя всплывает в разговоре. Но почему-то иногда забываю дышать, глядя, как он улыбается, словно исчезает из моей памяти информация о том, что за этим обликом может скрываться кто-то, похожий на Виталика. Это нормально? Может, я правда больна?

А меж тем приближается конец четверти и вместе с ним итоговые контрольные и подтягивание «хвостов». Я отношусь к этому философски – просто принимаю тот факт, что отличницей мне не стать даже в самых смелых мечтах. К тому же, желание заниматься учебой и вовсе покинуло нашу школу – на горизонте маячат праздники, а перед ними учеников 10-11 классов ежегодная дискотека. Согласитесь, кому есть дело до какой-то физики или алгебры, когда коридоры и кабинеты полны разговоров о подготовке? И главная тема, конечно же, “Кто с кем пойдет?”.

Стабильных вариантов мало. В нашей параллели десятых классов в долгих отношениях состоят разве что Оля Анисимова и Костя Антонов из 10 Б. Еще классе в шестом они стали сидеть вместе за одной партой, держаться за руки на переменах и прогуливать уроки. С тех пор, конечно, их отношения шагнули вперед и учителя начали заставать их целующимися то под лестницей, то в узком коридоре, ведущем к спортивным раздевалкам.

Ася Тимофеева, наша с Викой одноклассница, набралась смелости и пригласила отличника Тимура. Мы узнали об этом случайно – застали их за разговором на перемене. Ну, знаете, как это бывает – видишь что-то потенциально интересное, и сразу зрение становится острее, слух – лучше. Короче, мы просто подслушали их беседу между географией и литературой. Порадовались за скромную Асю – только слепые не замечают ее томные взгляды на этого увлеченного учебниками парня. Есть еще несколько парочек, из разряда тех, кто то сходится, то расстается до ближайшего понедельника или, как они это называют, на всю жизнь.

В одиннадцатых классах все куда сложнее. В Санта-Барбаре будущих выпускников мы уже даже не стараемся разобраться – там все меняется быстрее, чем мода, капризы погоды и настроение учителей.

Ходят слухи, что Виталик пригласит на танцы Аню Казакову – свою одноклассницу и предводительницу местного серпентария. Ни одна ссора, ни одна сцена ревности не обходится без ее участия, а если такое все же и происходит, то Аня активно способствует распространению информации по всем потайным уголкам школы. Между собой мы с Викой называем ее Глашатай, и, замечая обилие слухов про нее и Виталика, понимаем, кто принимает активное участие в их распространении. Нам Аня не нравится – слишком громкая, всегда старающаяся пролезть в центр внимания, легко ступающая на каблуках по чужим секретам. Но наше отношение к ней теряется в шипении в шипении ее верной свиты.

— А если тебя Никита пригласит? — спрашивает Вика по пути в школу.

Сегодня у нас последний учебный день, дискотека уже завтра, а мы с ней себе пары не нашли, хотя особо и не искали. Посмотрев на круговорот поцелуев и интриг, решили, что просто пойдем вместе и будем наслаждаться первыми танцами в жизни. Удалось даже убедить наших родителей не дежурить у школы в ожидании конца вечеринки и дать нам возможность наконец-то подышать свободой.

— Не пригласит. — огрызаюсь я и поднимаю воротник пальто, пытаясь укрыться от дующего с моря холодного ветра.

— А если пригласит? — продолжает она настаивать.

— Не пригласит. — повторяю я.

— Нина, ну просто представь! — Вика останавливается и дергает меня за руку.

Встаю рядом, разочарованно выдыхаю и смотрю на нее с осуждением в надежде, что моя умная подруга осознает глупость этого вопроса. Не понимаю, как вообще он мог прийти ей в голову?! А еще не понимаю, почему от него сердце стало биться чаще.

— Хорошо. — сдаюсь я. — Если Новицкий посмеет позвать меня, я откажусь и, уходя, наступлю ему на ногу так сильно, чтобы он больше никогда не смог ко мне подойти.

Вика заливисто смеется, чем вызывает недовольный взгляд проходящей мимо женщины. Понимаю ее, мало кому нравятся веселые люди холодными зимними утрами.

— Почему ты так к нему относишься? — спрашивает она, переведя дух.

— А как еще мне относить к другу Виталика? — фыркаю я, вновь ступая на путь к школе. Если мы дальше продолжим стоять посреди улицы, обсуждая эту занозу, рискуем опоздать, а преподавательница по русскому нам этого не простит.

— Нина, — произносит Вика посерьезневшим голосом, — Виталик – это мой опыт.

— Сомнительный, согласись? — ухмыляюсь я.

— Да, но…

— А Никита его друг. Ну разве может нормальный человек дружить с таким, как Ястребов?

Возможно я и не права. А может быть, даже сильно ошибаюсь на его счет и на самом деле Никита – хороший парень. Но что-то в моей голове не может перестать воспринимать его исключительно как друга Виталика, который сперва тоже прикидывался нормальным, а потом занял первое место на конкурсе подлости.

— Нина, ты невыносимо упрямая! — заключает Вика, ставя точку в этой теме.

6. Потанцуешь со мной?

Как я и ожидалось, мое предложение Кристина не принимает. Я даже пишу ей, чтобы уточнить, не передумала ли она, но ответ остается неизменным.

— У нее сейчас нервный период. — говорит Вика. — Сами такими же будем в следующем году.

Мы собираемся на дискотеку у меня дома, под звуки какой-то рождественской комедии и шум, доносящийся с кухни – там мама пытается укротить тесто и напечь имбирных пряников. Пока я нервно выбрасываю из шкафа вещи в поисках платья, Вика оккупировала косметичку и, вооружившись хайлайтером и сияющими тенями, рисует блеск в глазах.

— А в этом году ты хочешь затмить диско-шар? — смеюсь я.

— Ну должен же кто-то составить ему конкуренцию! — хихикает подруга и пристально смотрит на свое отражение в зеркале, — Ну глянь, как хороша! А ты решила, что наденешь?

— Неееет, — вою я, выбрасывая из шкафа очередные черные джинсы.

Сама Вика наряд подобрала давно. Она вообще одевается женственно, потому ей не приходится искать клад в собственном шкафу. Сейчас на ней обтягивающее темно-зеленое платье на одно плечо, не длинное, но и не короткое – чуть выше колена. Дополнить образ должны черные туфли-лодочки, заботливо уложенные в пакет – идти прямо в них до школы ей обоснованно не позволили родители.

— У меня нет ничего праздничного, абсолютно ничего! — жалуюсь я, швыряя еще одни штаны в уже образовавшуюся на полу кучу.

— И зря, — говорит подруга, — с твоей-то фигурой давно пора выбросить джинсы и начать покорять мир.

Я смотрю на себя в зеркальную дверь шкафа. Да, фигура неплохая – талия присутствует, линии плавные. Но уверенности мне это не придает. Скорее, наоборот, заставляет чувствовать себя запертой в чужом теле. Я могу нарисовать идеально ровные стрелки за 30 секунд, но вот фигуру предпочитаю скрывать за джинсами, мешковатыми свитерами и футболками. Почему-то в них я чувствую себя более свободной.

— Может, возьмешь что-нибудь у мамы? — предлагает Вика.

— Точно! — вскрикиваю я, недовольная тем, что эта идея раньше не пришла в мою голову, и выбегаю из комнаты.

Через пять минут возвращаюсь в черном платье на запа́х с длинными необлегающими рукавами. Декольте кажется мне слишком глубоким, длина – слишком короткой. Само оно напоминает халат, который почему-то решил, что он платье. Сомнений не вызывает только цвет, но маме явно нравится в нем все, иначе она не позволила бы мне его надеть.

— Когда я пришла к маме, она так быстро побежала в гардероб, как будто только этой просьбы и ждала. — смеясь говорю я, — Ну как тебе?

— V-образный вырез визуально вытягивает шею, но не открывает ничего лишнего. А диагональ, образованная запа́хом, удлиняет ноги. — с видом главного модного критика заявляет Вика. — Ты выглядишь великолепно! Пообещай мне, что будешь чаще носить платья, умоляю!

— Не даю обещаний, которые не собираюсь выполнять. — отвечаю я и показываю ей язык. — Мама и туфли дала. Думаю, она все-таки готовилась к этому дню.

— Отлично, — смеется подруга, — мне нравится ее вера в тебя. Я уже вижу, как мы заходим в зал, и все падают от твоей красоты. Никита будет первым.

— Кто? — переспрашиваю, прекрасно услышав, что она сказала.

Моему эго действительно хочется, чтобы Новицкий хлопнулся в обморок, увидев меня в свете диско-шара. Но разум бьет его палкой и требует перестать об этом думать.

— Не прикидывайся. — улыбается Вика. — Ты так часто о нем говоришь…

— Потому что он идиот, — перебиваю я ее.

Не могу сказать, что Никита получил постоянную прописку в наших разговорах. Не бывает такого, чтобы я три часа кряду висела на ушах у Вики, восхищаясь этой занозой, влюбленно глядя куда-то в потолок. Он, скорее, незваный гость наших бесед, и то лишь потому, что он постоянно маячит где-то на виду.

— Нет, потому что он тебе нравится. — невозмутимо произносит она и наносит очередную порцию блесток на веки.

— Не нравится он мне. — бурчу я и глажу лежащего на кровати Гарри, радуясь, что ему всегда нужно мое внимание. Нет, Новицкий, конечно, высокий, кареглазый, наверняка не тупой, у него приятный низкий голос, но…

— Нина, — вновь начинает Вика, придав своему лицу чрезмерно серьезное выражение, — подумай сама. С того злополучного снежка в твоем затылке ни дня не проходит, чтобы ты о не заговорила.

Отчасти она права. Но думать, что причина этому симпатия – глупо! Эта теория нежизнеспособна, потому что он не нравится мне, а раздражает. Да, пару раз я ловила себя на том, что, не увидев на перемене его улыбку, начинаю неосознанно оглядываться по сторонам. Но это только из-за опасений, что он опять замаячит на горизонте, честно! Редкие минуты без его присутствия настолько ценны, что я просто боюсь, что он своим появлением вновь спустит мое настроение с небес в ядро Земли.

— Я уже готова, а ты? — переводит тему Вика, видимо, тоже устав от Новицкого.

— Пять минут, — говорю я и тянусь к косметичке, — мне нужно еще быстренько накраситься.

Когда наконец-то закончены, мы загружаемся в мамину машину, и она везет нас в школу, дав напоследок несколько напутствий в стиле “алкоголь не пейте, ведите себя хорошо, к мальчишкам будьте избирательны”.

7. Проводи и отпусти.

Мы медленно кружимся посреди тесно столпившихся парочек, по темным силуэтам которых скользят огни диско-шара. Пространство заполняет песня “Still loving you” Scorpions, а мы с Никитой молча переминаемся с ноги на ногу, пытаясь неуклюжим танцем замаскировать неловкость ситуации. Думаю, мы оба ее чувствуем, но мое сердце не замечает этого и предательски стучит в ускоренном темпе – может, ему просто жаль меня, ведь все медленные танцы до этого я испарялась из зала? Не знаю. Кажется, сейчас мы с сердцем говорим на разных языках, ведь ему явно нравится происходящее, а я мысленно тону в непонимании.

Неуверенно смотрю на Никиту и, поймав ответный взгляд, торопливо отвожу глаза.

— Ты хорошо танцуешь, — говорит он и я чувствую улыбку в его голосе.

— А ты плохо врешь, — отвечаю я, стараясь скрыть ухмылку, скользящую по лицу.

— Часто ходишь на дискотеки? — пытается Новицкий поддержать разговор.

— Нет, они только для старшеклассников. Так что эта у меня первая.

— И это твой первый медленный танец? — Никита осторожно проводит ладонью по моей спине, словно прогоняя невидимые мурашки. Но от этого жеста они лишь активнее заполняют мою кожу.

Я не отвечаю. Мне не хочется признаваться, что я танцевала уже миллион раз, но только в своих мечтах. В тех самых, где меня приглашает какой-нибудь парень, красивый, как само небо, и тут же влюбляется в скромно опущенные ресницы, смущенную улыбку и голубые глаза. Но в реальности все не так. И этот танец, который действительно стал первым, никак не соответствует моим ожиданиям – неловкий, неуверенный и просто не такой, как я себе придумала. Окруженный непониманием, желанием сбежать и задержаться подольше одновременно.

— Песня закончила, — говорю я, обнаружив что музыка затихла.

Убираю руки с его плеч и тороплюсь покинуть танцпол, как исчезнувшая в полночь Золушка.

Сердце мое стучит так быстро, будто я марафон бегу. Где-то за спиной голос ведущего говорит, что это был последний танец и всем пора отправляться домой – отдыхать, наслаждаться каникулами и набираться сил перед новой учебной четвертью. Я пытаюсь в толпе школьников отыскать Вику, но сделать это не так-то просто – подруга словно потерялась в волшебном лесу эфемерной подростковой свободы.

Принимаю стратегическое решение – звонить ей. Достаю телефон и вижу одинокое сообщение, пришедшее, видимо, как раз во время танца с Никитой. Вика пишет, что Саша по-джентльменски предложил ее проводить, а она, как истинная леди, решила позволить ему это сделать. «Прости, прости, прости» и десяток грустных смайликов завершают текст.

Перечитываю и улыбаюсь – моя интуиция уверена, что сегодня у этих двоих начнется история, которая приведет к чему-то большему, чем просто танец. Черт, чувствую себя свахой! Понимаю теперь Вику, постоянно твердящую про симпатию Новицкого. Но у меня, в отличии от нее, есть все основания придумывать им счастливое будущее.

Что ж, домой пойду в гордом одиночестве – родители, которых я убедила не заезжать с помощью аргумента «Вообще-то я взрослая!», наверняка уже спят.

Добираться решаю пешком – пропускать свежесть и красоту ночного города не хочется. Сую в уши наушники, включаю подкаст и, смешивая свои мысли с голосами авторов, неторопливо шагаю в сторону дома. Нужно бы разложить по полочкам мысли, впечатления и провести воспитательную беседу со своим сердце, предательски стучащим в незнакомом ритме.

Улица практически пустая – большинство ребят все еще не покинули школу, на один вечер превратившуюся в символ грядущей свободы в виде каникул. Лишь пара ребят торопливо идут впереди, и еще несколько лениво садятся в машины родителей. Свежий воздух прочищает мои мысли и прогоняет наконец-то дурацкую улыбку. Черное небо светится редкими звездами – остальные наверняка скрываются за невидимыми сейчас тучами, которые утром обрушатся на город очередным зимним дождем. Ветер медленно гуляет по улицам, никого не торопя своими порывами, воздух колет щеки.

Где-то через пару минут сквозь громкий звук наушников я слышу какой-то посторонний шум. Внутри просыпается тревога. Умиротворяющая картина ночного города начинает казаться пугающей. Голые ветки деревьев на фоне черного неба теперь видятся мне не загадочными, а опасными. Оборачиваться страшно. Убавляю громкость, прибавляю шаг и, нащупав в кармане ключи, крепко зажимаю их в руке.

— Эй! — слышу я, — Нина!

Вряд ли маньяки заранее знают имена своих жертв, так ведь? Я резко оборачиваюсь и едва не ударяюсь о чью-то грудь, одетую в черный пуховик. С опаской поднимаю глаза и едва сдерживаю их, не позволяя закатиться слишком далеко.

— Ты так быстро убежала, — говорит Никита.

Он стоит передо мной и улыбается так, будто не понимает, что еще несколько секунд назад я приняла его за маньяка, похищающего школьниц с дискотек.

— Ты меня что, преследуешь? — раздраженно спрашиваю я.

— Я вообще-то за тебя переживаю, — его улыбка становится еще шире, — ты убежала одна, на улице ночь. Мало ли что.

— Не беспокойся, этим вечером мне встретился только один псих, — язвительно произношу я.

Никита то ли не замечает, то ли игнорирует мой недовольный выпад в его сторону. Он все еще лыбится, а свет ночных фонарей добавляет блеска карим глазам.

8. Что-то не сходится

— ЧТО ОН СДЕЛАЛ? — вопит на меня Вика, поглаживая распластавшегося от удовольствия Гарри. Пес лежит на соседнем стуле, вплотную придвинутым к тому, на котором расположилась подруга.

Мы сидим у меня дома, пьем чай с маминым имбирным печеньем, отмечаем начало каникул и делимся впечатлениями. Рассказывать что-либо первой Вика наотрез отказалась, сказав, что для начала хочет послушать меня. Поэтому пришлось мне первой выкладывать события вечера, с одной стороны непримечательные, с другой – лишившие меня сна.

Сама не знаю почему, но мысли о Никите всю ночь устраивали битву в голове. Я не понимаю, почему он решил ко мне подойти, пригласить на танец, проводить и, наконец, поцеловать на прощание. Не понимаю и свою реакцию, разбудившую какие-то странные смешанные чувства. Можно, конечно, списать все на элементарную вежливость – мол не дал девушке заскучать и спас от таинственных монстров ночного города. Но почему-то мне не хочется этого делать.

— В щеку поцеловал, Вик — говорю я, смешивая речь с пережевыванием печенья, — ничего особенного.

— Все особенное! — восклицает она, — Ты понимаешь, что он мог и не пойти за тобой после дискотеки, но он пошел, догнал, довел!

— До белого каления он меня довел. — бурчу я, чувствуя, как по телу расплывается неизвестное тепло, вызванное этим ее “Все особенное”.

— Дурашка, а вдруг он влюбился? — предполагает Вика, поглаживая длинное ухо Гарри.

— В кого?

— В Аньку блин! — вспыхивает она, отчего пес недовольно приподнимает голову и с осуждением смотрит на меня. — Ну не делай вид, что ты глупая. Ты вообще видела, чтобы он к какой-то девушке на этой дискотеке подходил?! Нет! Ты первая!

— Ну какая честь. — язвительно проговариваю, пытаясь успокоить вновь разбушевавшиеся мысли. — Как приятно, что выбор короля пал на меня. Я ведь на него совсем внимание не обращала.

В правоту подруги я верить не хочу и хочу одновременно, но что-то не клеится. Мое недоверие к Новицкому растет вместе с волнами дрожи, накрывающими меня при мысли о нашем танце и прощании.

— Зря, надо было обратить. — заключает Вика и выжидательно и строго смотрит на меня.

— Давай лучше ты рассказывай. — я спешу перевести тему, потому что копаться в собственной душе таким прекрасным утром считаю преступлением.

Настроение Вики тут же меняется. Она расслабленно опускает плечи, расплывается в улыбке и мечтательно прикрывает глаза.

— Ой… — нараспев произносит она.

В ожидании смотрю на нее и Вика, наконец-то прервав свою драматическую паузу начинает рассказывать:

— Я, конечно, чуть не умерла от смущения, когда он вытащил меня танцевать и начал делать комплименты. Поэтому даже ответить ему толком ничего не смогла – хихикала, обнимая спину.

Смеюсь, потому что нужно очень постараться, чтобы смутить мою подругу, у которой всегда есть ответы на все.

— Потом он предложил проводить меня до дома. — продолжает она. — Сказал, что хочет провести вместе чуть больше времени, представляешь?

— Что тебя в этом удивляет? — непонимающе спрашиваю я.

— То, что это он сделал это прямо – без намеков и словами через рот. — объясняет она. — А по пути домой признался, что я давно ему нравлюсь, но он стеснялся и пытался разведать обстановку через тебяс помощью Кристины.

Дойдя до этой части истории, Вика пристально и немного лукаво смотрит на меня и спрашивает:

— Почему ты мне ничего не рассказала?

— Ну, — я улыбаюсь, — мне просто хотелось, чтобы ты заранее не знала и была искренне приятно удивлена его шагам. Согласись, если бы я все выложила, ты бы каждый день ждала от него чего-то и не расслаблялась.

— Да, — соглашается подруга, — ты права. Но я чуть не умерла от смущения, честное слово! Представляю, как он сам этого разговора боялся…

— Так и чем у вас все закончилось? — пытаюсь я получить новую порцию подробностей.

— Мы очень медленно шли к дому. Мне кажется, даже улитки быстрее передвигаются. И когда подошли к подъезду... Нин, он меня обнял, — подруга мечтательно смотрит на потолок, как будто там какое-то невидимое мне облачко, в котором транслируются воспоминания ее вечера, — а потом….

Я выжидательно смотрю на нее. Что потом? Он он притянул ее к себе, заглянул в глаза и поцеловал? Или шепотом признался в любви? Или….

— А потом я сказал, что мне пора. — завершила Вика и звонко рассмеялась.

— ЧТО?! — настала моя очередь вопить.

— Хочу растянуть удовольствие. — объясняет она свой вчерашний побег. — Ты же знаешь, у нас с Виталиком все быстро началось. Никакого конфетно-букетного, ухаживаний, всех этих неловких признаний. Просто пришел, увидел, победил. В общем, я так и не насладилась процессом завоевания. В этот раз хочу, что было по-другому, понимаешь?

Я киваю. Их история с Ястребовым действительно началась стремительно (если не считать несколько лет невзаимных соплей в подушку), и закончилась в том же темпе. Как внезапно вспыхнувший и так же быстро потухший огонь. Мы много раз обсуждали их отношения, пытались анализировать, размышляли. Я знаю, что она всеми силами будет стараться избежать камней, о которые они спотыкались, но, как любителю романтичных историй, мне бы хотелось, чтобы вчерашний их вечер закончился поцелуем под взглядом туч и луны.

9. Шарф

Сижу на диване и теряюсь в собственных мыслях. Сейчас даже как-то жаль, что Вика убежала на встречу с Сашей, а Гарри спит у батареи, игнорируя мое присутствие. Я наедине с самой собой и, казалось бы, это прекрасный момент, чтобы разобраться в своих ощущениях, но пока получается только еще больше запутаться.

Сложно, наверное, быть таким придурком. Врываться в жизнь так же резко, как первая майская гроза, а потом уходить и оставлять после себя вопросы, ответы на которые не знает даже сердце. Сама не могу понять, вокруг кого носятся эти думы – то ли они относятся к Виталику, ставшему черным пятном на белой стене моего настроения и неудачной первой любовью Вики, то ли к Никите, чье поведение все еще всплывает в памяти и от чего-то заставляет мурашек бегать по коже. Сейчас оба эти парня кажутся мне жутко похожими, ведь оба ворвались в наши – мою и Викину – жизни без предупреждения. И помня, к чему привело пришествие Ястребова, я не знаю, чего мне ждать от Новицкого.

Своим тихим посапыванием Гарри перебивает мои мысли. Интересно, что ему снится? Он легонько дергает ногой и, наверное, в своем сонном царстве бегает по лесу за птицами, как настоящий охотничий пес – породу не скрыть, инстинкты не спрятать. Я смотрю на него, улыбаюсь и вспоминаю, как еще недавно он гонялся за снежинками. Пора бы отвести его на вечернюю прогулку, но мне так не хочется будить этого безмятежного кудряша. Собрав всю волю и умиление в кулак, я глажу его по макушке, приподнимаю упавшие на глаза уши и тихо произношу:

— Ваше высочество, вам пора в туалет.

Гарри недовольно смотрит на меня, как я по утрам на свой орущий будильниками телефон, потягивается и, сжавшись обратно, словно гармошка, снова закрывает глаза. Я продолжаю уговоры с помощью поглаживаний и рыжий наконец-то сдается – позволяет мне водрузить на него поводок с ошейником и вытащить на улицу.

Морозный воздух обнимает и целует в щеки, как старую знакомую в момент случайной встречи. Я могла бы сделать вид, что рада ему, но врать природе – это так бессмысленно. Зима никогда не приводит меня в восторг и большую радость я бы сейчас ощутила от душного жаркого воздуха, испепеляющего солнца и горячего ветра. Но мир устроен так, что все в нем меняется, в том числе времена года.

Гарри, еще не до конца распрощавшийся со сном, никуда не торопится. Он вальяжно ходит от одного куста к другому и кажется похожим на милую важную бочку. Я медленно иду следом, ежась от холода – опрометчиво забытый дома шарф аукнулся мне покрытой мурашками шеей и легкой дрожью. Навстречу идут такие же собачники, но, видимо, более опытные – надежно укутанные с головы до ног, они сочувственно улыбаются, глядя на мои попытки совладать с холодом. Я опускаю глаза и утыкаюсь носом в поднятый воротник куртки.

— Заболеешь, — слышу я уже знакомый голос.

И почему в последнее время ко мне так часто подкрадываются? Я что, приманка для латентных маньяков? Нехотя останавливаюсь, поднимаю глаза, но перед собой не вижу никого, кроме Гарри, недовольного вынужденным перерывом.

— Да тут я. — произносит голос за моей спиной и я, обернувшись, вижу Новицкого.

— Ты точно за мной следишь! — говорю я и почему-то улыбнулась.

Эту улыбку организм со мной не согласовал и выдал ее без всякого разрешения. Надо бы постараться и провести с ним воспитательную беседу, но что-то мне подсказывает, что я себя слушать не буду.

Стираю несанкционированные и непонятные признаки радости с лица и с подозрением смотрю на Никиту. Что он тут забыл? Живет точно не рядом, иначе я бы встречала его не только в школе.

— Просто мимо шел, — оправдываясь говорит он, словно прочитав мои мысли, и присаживается на корточки.

Гарри тут же подбегает к нему, виляя хвостом и размахивая ушами от простого собачьего восторга. Никита гладит пса, а тот, почувствовав дружелюбную обстановку, ставит свои передние лапы на колени парня, высовывает язык и протягивает его к наглому носу моего преследователя.

— Как его зовут? — спрашивает Новицкий.

— Гарри. — я тоже опускаюсь на корточки и провожу ладонью по рыжей спинке пса.

— Хороший мальчик. — Никита улыбается и мне почему-то хочется, чтобы он никогда не переставал этого делать. Черт возьми, это точно какая-то болезнь! — Могу составить вам компанию?

— Да! — отвечаю я и мысленно корю себя за это – не слишком ли радостно прозвучало?

— Отлично, — говорит он и встает. Я поднимаюсь следом за ним. Новицкий стягивает с себя шарф и, пока я не успела опомниться, наматывает его на мою шею, — но только так. Иначе ты и правда заболеешь.

Улыбаюсь, не зная, как реагировать на эту неожиданную заботу, а зимние мурашки сразу же исчезают. За ними уходит и дрожь, а мороз теперь касается только моих щек и целует в нос порывами ветра. Такое ощущение, что вечер явно стал приятнее, благодаря этому колючему теплому шарфу. Он как будто старается согреть меня всю, вплоть до самой души.

— Не замечала, чтобы ты раньше здесь мимо ходил. — говорю я с плохо скрываемым ехидством в голосе.

— А я и не ходил. — небрежно отвечает Никита. — Просто сегодня почему-то захотелось. Ты против?

— Я же не владелица этой улицы. Ходи на здоровье. — огрызаюсь я.

Мы неторопливо гуляем на радость Гарри. Вечер крепко обнимает город, зимние звезды лениво освещают пустующую улицу. Разговор клеится легко, темы для беседы не приходится искать в закоулках сознания, и это, если честно, очень меня удивляет. Новицкий кажется приятным собеседником. Я даже немного проникаюсь к нему, отпуская свои сомнения, хотя они нет-нет, да проникают в голову и шепчут “Он все еще друг Виталика. Он такой же. Ничего хорошего от него не жди.”