Я вернусь за тобой

Часть 1.

Лето в этом году выдалось достаточно прохладным, что удивительно, ведь в прогнозах твердили — «Готовьте купальники, вентиляторы и солнцезащитный крем! Ниже тридцати не будет даже ночью!». А в конце мая, прячась в кафе и под зонтиками от противной мороси, закутанные в тёплые кофты жители Самары поняли, что пляжный сезон они откроют дай бог в июле, если вообще откроют.

Первый месяц пролетел для всех по-разному. Для кого-то муторно, долго и невыносимо скучно; для кого-то скоростным поездом; для кого-то обычно и привычно, с незаметной гранью между сезонами и датами. Школьники уже успели начать наслаждаться каникулами (кроме тех, у кого только-только закончились экзамены), взрослые с нетерпением ждали отпускных недель, а студенты страдали от летней сессии и считали дни до её окончания.

Позади хлопает массивная дверь, солнце выглядывает на пару мгновений прежде, чем снова укрыться в бесконечных облаках, но этого хватает, чтобы наконец-то почувствовать себя свободным от всех забот.

— Ну и погодка…

— Когда уже лето наступит?.. Надоело…

— И не говори.

Атмосферу свежести и даже какого-то душевного перерождения нарушают вечно недовольные одногруппники Оли Вихревой. Тут им слишком холодно, в аудитории разглагольствуют о духоте, зимняя сессия слишком сложная, летняя раздражает своей (как они всё говорят) бесполезностью. Ничем не угодить.

— А мне нравится… — тихо, но уверенно произносит Оля, поглубже вдохнув и подставив лицо прохладному ветерку. — И температура нормальная. Мне даже жарковато. — Она усмехается, встретившись с удивлёнными взглядами недоумевающих студентов, которые тут же молча переглядываются и, видимо, передают друг другу какой-то невербальный сигнал.

— Мы в свитеры кутаемся, а тебе жарко? — с недоверием спрашивает один из парней.

Витя, кажется.

Вихрева так и не смогла запомнить большую часть своей группы, ибо с самого начала у них как-то не задалось общение. В командной работе она участвует, на семинарах выступает, на лекциях старается отвечать, в перерывах между парами перебрасывается словами с кем-нибудь, но ближе «приятелей» они ей стать не смогли. Весь контакт заканчивается на обсуждении учёбы, расписания и каких-то общих тем. О дружбе и речи идти не может. Но Оля не унывает — ей хватает самой себя и друзей в интернете, чтобы оставаться на плаву.

— Ну да. — Вихрева пожимает плечами и снимает джинсовую куртку. — Ладно, пойду я. — Она поправляет короткие волосы и дежурно улыбается одногруппникам. — До сентября!..

Небрежно махнув им свободной рукой напоследок, Оля быстро шагает подальше от высокого здания, которое уже не может видеть. Учиться ей нравится, но всего должно быть в меру. В глазах уже рябит от бесконечных страниц с буквами, а любовь к книгам сыграла с Вихревой злую шутку — ей стали сниться кошмары про огромные библиотеки-лабиринты, откуда невозможно выбраться. И дабы не позволить этим временным трудностям отбить всякое желание прикасаться к текстам, Оля решила — до конца лета никакой литературы. Книжным червём она не является, так называемая «ломка» по чтению тоже не мучает, так что первую неделю каникул она ощущает себя действительно свободной и уже планирует, как проведёт это лето, когда в чате группы староста призывает всех к вниманию и объявляет о неожиданном мероприятии.

Преподаватель истории, о котором наслышан весь университет, предлагает всем желающим поучаствовать в небольшой экспедиции. А если он что-то предлагает, отказаться можно только по самым веским причинам, в список которых, кажется, не входит даже смерть. И значит это только одно — Олино «До сентября!» кануло в небытие и разбилось об перспективу встретиться с одногруппниками гораздо раньше.

Поморщившись, Вихрева ещё несколько раз перечитывает сообщение старосты и будто пытается выудить оттуда тайное послание, увидеть между строк что-то вроде «Это всё шутка! Отдыхайте спокойно!», но тщетно, — слова не начинают магическим образом трансформироваться в желаемые, а остаются достаточно чёткими и обезнадёживающими.

И радости было бы больше, если бы Оля поехала в подобное путешествие сама, одна, без этих вечных пустых разговоров, галдежа, большого количества людей, которым это всё неинтересно и которые только и ждут, чтобы вернуться поскорее в комфорт. Но у Николая Валериевича с памятью на лица и имена всё гораздо лучше, чем у Вихревой, так что в начале следующего семестра он точно не упустит возможности пожурить тех, кто всё же не выберет эту увлекательную возможность погулять по лесам далеко за городом. Знаем, плавали.

В прошлый раз он поголовно отчитал всех первокурсников за то, что те всем потоком не пошли с ним на экскурсию, и лучше уж съездить с ним в этот раз, чем потом слушать ту же самую тираду о бессовестной молодёжи и пропавшем поколении.

Когда в первый понедельник июля все оповещённые студенты вовремя прибывают на место сбора рано утром, Николай Валериевич даже не удосуживается похвалить их за это или сказать хоть что-то позитивное. Вместо этого он обводит присутствующих загадочным взглядом и велит для удобства разделиться на пары. Оля натыкается на растерявшегося в моменте Витю и они оба, тяжело вздохнув, понимают, что до конца мероприятия им друг от друга не отвязаться даже при сильном желании.

Большой толпой будущие второкурсники плывут к электричкам, занимают одну из них и, сбросив с плеч тяжёлые, набитые всякой всячиной, рюкзаки, рассаживаются по местам согласно купленным билетам. Вихрева спешно плюхается на сидение у окна, распутывает наушники и готовится жадно разглядывать пейзажи за стеклом. Напротив неё устраивается Витя с двумя своими друзьями, а слева от Оли садится пара девушек-подружек.

Часть 2.

Студенты выходят на большую площадь, где когда-то каждый день проводились утренние и вечерние линейки, и Николай Валериевич наконец-то говорит что-то действительно важное.

— Вот тут вы можете увидеть карту этого лагеря. — Он приближается к информационной табличке, на которой висит большая схема.

Судя по белому цвету бумаги, она приклеена сюда относительно недавно.

— Предлагаю всем ознакомиться, выбрать наиболее интересный для себя участок и прогуляться по нему. А на первую пару в новом семестре каждый должен подготовить доклад, так что филонить не удастся, всех спрошу.

— А в группах можно? — с надеждой спрашивает кто-то.

— Доклад индивидуальный. — Николай Валериевич встряхивает запястьем и проверяет время. — Через два часа встречаемся на площади.

— Ну всё, Витя… — драматично вздыхает Вихрева. — Надеюсь, ты не угодишь в какой-нибудь овраг… — Она хлопает его по плечу и, освободившись от бремени в виде пары, уходит к флагштоку.

У карты собирается толпа, в которую лезть не особо хочется, а вот исследовать площадь на предмет опознавательных знаков не помешает, — вдруг всё же Оля заблудится. И тогда у Вити и его друзей прибавиться поводов посмеяться.

Вытащив из рюкзака приготовленный заранее контейнер с обедом, Вихрева выделяет двадцать минут на приём пищи практически прямо в лесу. Гречка с тушёнкой и двумя ломтиками свежего огурца прекрасно дополняют спокойную атмосферу вокруг. Одногруппники уже разбежались по лагерю, и возле стенда с картой остаётся только пара человек, в том числе и историк.

— Карта как будто новая, — заявляет о своём приближении Оля.

— Я её в архивах нашёл, когда разрешение на экспедицию получил. Подумал, что может пригодиться, — отзывается Николай Валериевич.

— Давай на поле пойдём футбольное! Я там Олимпийские кольца видел, круто же! — просит парень, стоящий перед картой со своей девушкой.

— Ну не знаю… — тянет та. — Я думала в жилые корпусы сходить.

— Да, там могли какие-то личные вещи остаться. Ну, если пионеры что-то потеряли, конечно, — вклинивается в их разговор Вихрева, тоже заинтересовавшись этим районом лагеря. — Может, книги или личные дневники…

Девушка оборачивается на Олю, смеряет её недовольным взглядом и вдруг смотрит прямо на своего парня:

— Олимпийские кольца звучат здорово. Пошли.

Вдвоём они чуть ли не сбегают с главной площади.

— Мне больше достанется.

Вихрева улыбается себе же и, преисполненная желанием поскорее начать исследования, шагает по широкой тропинке в сторону двухэтажного здания, так и манящего своей таинственностью. Это похоже на прогулки по заброшенным школам, видео про которые Оля от нечего делать включала на фон, пока готовилась к сессии. В погоне за адреналином и желанием потрепать себе нервы многие видео записывали ночью, и Вихревой всегда было интересно узнать, что можно найти в подобных местах при свете дня.

Из распахнутых дверей тянет прохладой. Длинный тёмный коридор едва освещается засчёт окна прямо напротив входа. Оля смело идёт внутрь, слыша вдалеке чьи-то голоса. Может, это эхо прошлого, и пионеры из 80-х годов решают с ней заговорить? А может, просто кто-то из студентов тоже выбрал это здание? Наверное, лучше бы первое, а то не очень-то хочется наткнуться на кого-то знакомого.

Пыльно. Вихрева несколько раз чихает, пока шагает по коридору, читая надписи на дверях. В основном там указаны номера комнат, где жили пионеры, и Оля выбирает заглянуть в одну из них, чтобы просто посмотреть и сделать несколько фотографий для доклада. Не забыть бы про него за лето…

В широкой, но неглубокой комнате стоят одинарные кровати без матрасов, сбоку от каждой ветхие деревянные тумбочки. Из некоторых полностью вытащены ящики, а те, что чаще подвергаются воздействию солнечных лучей, выцветшие и покрыты древесной пылью. Подойдя к одной из более-менее целых тумбочек, Вихрева садится на корточки и дёргает за круглую ручку, но та не поддаётся. Внимательно осмотрев всё снаружи, Оля вдруг замечает какой-то рисунок на левой стенке. На мгновение спина покрывается мурашками, а всё тело будто застывает. Импульсивные чёрные линии выстраиваются в пугающую голову с пустыми глазами, а сбоку почти выцарапана надпись «страшно спать».

Нервно сглотнув, Вихрева предпринимает новую попытку открыть шкафчик, но на этот раз ручка с треском отрывается. Потерявшая равновесие, Оля с невольным вскриком падает на спину и успевает только подставить локти. Но не сдаётся и поднимается на ноги, чтобы поднять тумбочку и просто её потрясти на предмет наполненности. Судя по звукам, раздающимся изнутри, там действительно что-то есть. Пораскинув мозгами, Оля находит слабое место ящика и всё же добивается цели. Но результат разочаровывает и одновременно с этим вводит в ступор.

Пусто.

Нахмурившись, Вихрева практически разбирает шкафчик на составляющие, но ничего, кроме старых досок, в её руках не оказывается.

— М-да… Теперь это можно считать вандализмом… — бормочет она себе под нос, глядя на кусок дерева с рисунком, от которого ей становится максимально неприятно находиться в этом помещении.

Пионеры пионерами, но ведь не они одни были жителями лагеря. В образе вожатых Оля находит больше близкого для себя хотя бы с точки зрения возраста. Да и в их комнатах явно можно найти что-нибудь эдакое.

— Пионеры… Пионеры… Пионеры… — комментирует Вихрева, покинув одну из спален и зашагав вдоль дверей, ведущих в точно такие же. — Видимо, вожатые отдельно…

Она думает быстро сбегать до карты, чтобы уточнить этот момент, но на выходе из здания всё же натыкается на одногруппников.

— Ребят, не подскажете, где жилища вожатых?

Те переглядываются.

— Тут недалеко, мы как раз оттуда идём. По дороге прямо, там дом будет небольшой, не пропустишь, — объясняет темноволосая девушка в очках.

— Спасибо!.. — Оля почти срывается с места, получив новую цель.

— А ты чего в пыли вся? — спрашивают вслед.

Часть 3.

— Ага… — Оля почти его не слышит, разве что имя, и на автомате пожимает его тёплую ладонь.

От этого ощущения мысли наконец-то приходят в движение и плавно растекаются по мозгу, по крупицам составляя картину мира и обстоятельств.

— А к старшей это куда?.. — спрашивает Вихрева, только сейчас осознав, что всё ещё стискивает во второй руке деревянный предмет.

— Пойдём, отведу, а то она сейчас опять кричать начнёт, не здорово будет тебе одной это всё слушать. — С лица Дениса так и не сходит улыбка.

Оля молча кивает и усердно думает.

Она где-то точно читала про хрономиражи. Ну случается иногда, что в местах, насыщенных энергией прошлого, возникают такие явления, с кем не бывает. Вот сейчас они выйдут на улицу, и Денис точно растворится. Жаль, что фамилию не запомнила, так бы поискала потом в архивах…

Но Денис не то, что не исчезает, а даже наоборот, убеждает Вихреву в своей реальности всё больше и больше. Пробегающие мимо дети врезаются в него на пороге в здание и заставляют почти упасть на несчастную Олю.

— Вася! Ксюша! Под ноги смотрите!.. — кричит он им вслед со всей строгостью.

— А какой сейчас год? — в лоб спрашивает Вихрева, ослепнув от слишком яркого солнца.

На небе ни облачка, и становится даже как-то жарко, поэтому Оля стягивает с себя ветровку, под которой обычная белая рубашка с коротким рукавом.

— Год? — повторяет Денис, не поверив в возможность такого странного вопроса.

— Да. Какой год сейчас? — Вихрева смотрит на него, немного задрав голову.

— Семьдесят девятый… — неуверенно протягивает тот.

— Понятно… В следующем году Олимпиада, да? — Оля говорит это скорее для себя, но вовремя понимает, что подобное поведение вызовет у ничего не подозревающего Дениса замешательство. — Ладно… Пойдём к старшей уже.

Смирение приходит неожиданно быстро и, может быть, просто является защитной реакцией на большой стресс. Всё же не каждый день улыбается удача попасть в одну из множества своих мечт. Путешествие во времени. Звучит здорово, но при этом опасно, неизведанно и очень невозможно.

— Ты здесь впервые вожатым будешь? — интересуется Вихрева, дабы заполнить повисшую между ними тишину.

И хотя вокруг кипит жизнь, Оля ощущает себя в вакууме из размышлений.

— Ну да. Родители хотят проверить лагерь, испытав его на мне. — Денис переключается с растерянности обратно на задор. — Вот вернусь домой, расскажу им всё, а на следующий год уже с братом младшим приеду, ему понравится. А ты? Тоже первый раз?

— Ага… — Вихрева думает пошутить про то, что она тоже, по-видимому, подопытная крыса судьбы, но это уже не кажется шуткой. — А брату сколько лет? — Лучше продолжать нейтральный разговор, вопроса про год уже хватило за глаза и уши.

— Валере двенадцать. Хотя иногда мне кажется, что он очень взрослый.

— Как дядя Фёдор?

— Вроде того, — смеётся Денис. — Только у нас котов и собак нет.

— А велосипед?

— Велосипед имеется…

— Тогда понятно, почему ты такой весёлый и… — Оля усердно вспоминает цитату почтальона Печкина, но нужное слово ускользает из сознания.

— Так! Лагунов! Вихрева! — Грозный женский голос молнией рассекает только-только наладившуюся идиллию и заставляет почти подпрыгнуть на месте. — Один на день позже приехал, потому что поезд проспал, но это ладно! А ты-то чего так вовремя, а?

Недовольная женщина, уперев руки в бока, с нетерпением прожигает Олю взглядом и не дожидается от неё вразумительного ответа.

— Марш в мой кабинет! — командует она, резко указав на дверь за своей спиной.

За диалогом Вихрева не заметила, как они обогнули жилой корпус для вожатых. Видимо, это и есть главная…

Оля, тяжело вздохнув, опускает голову и, чувствуя себя по-настоящему виноватой, шагает в нужном направлении.

— А ты куда собрался? Или мало вчера было? Иди за отрядом своим следи, Лагунов… — Старшая вожатая останавливает направившегося было следом за Вихревой Дениса.

Обернувшись, Оля обменивается с ним грустными улыбками и заходит в кабинет. М-да, сплошное невезение, никакого пространства для обдумывания.

Дверь позади громко захлопывается.

— Это кошмар какой-то!.. Беспредел!.. Полное отсутствие дисциплины! А ведь ты пример для юных ребят, для детишек! И не стыдно вот так заявляться…

Вихрева стойко выдерживает все сетования, как выясняется из грамоты на её столе, Натальи Борисовны и только кивает в нужных местах.

— Ладно… Иди уже… — выдохшись, произносит Свистунова. — Галстук твой где?

— Надену, не волнуйтесь…

— «Не волнуйтесь»… Как же… — фыркает Наталья Борисовна. — Девочка же с виду приличная…

— До свидания.

Спешно покинув кабинет, в котором даже дышать становится сложно от перенапряжения, Оля выходит на улицу и ждёт, что сейчас это странное явление точно должно закончиться и отпустить её.

— Сильно наорала?.. — с сожалением в голосе спрашивает Денис.

— А ты меня тут ждёшь? — удивляется Вихрева.

— Ну, а почему бы и нет. — Он пожимает плечами. — Пошли в отряд, пока она не вышла опять.

— Мне бы галстук, наверное, не помешал.

— А твой где?

— Собака съела.

Лагунов широко раскрывает глаза. Неужели его шокирует неуважительное отношение пса к такому важному и обязательному атрибуту каждого пионера и комсомольца?

— Шутка, — машет на него Оля. — Мама в стирку забрала, а во всей этой суматохе я его забыла взять. Да и собаки у меня тоже нет.

— А велосипед? — хмыкает Денис.

— Велосипед имеется.

— Тогда пойдём на поиски галстука, добрый человек.

Точно. «Добрый». И как такое простое слово может вылететь из головы?.. Чудеса…

В компании Лагунова Вихрева доходит до крыла здания для вожатых, где, по словам Дениса, живут девушки.

— Тук-тук! — Он стучит по двери костяшками пальцев и ждёт.

На пороге их встречает немного запыхавшаяся девушка с большими карими глазами.

— Дениска? Тебе чего? — спрашивает она, поправляя выбившиеся из высокого хвостика пряди тёмных волос.

Часть 4.

— А у тебя случайно нет запасного галстука? Я просто свой дома забыла, а Наталья Борисовна требует… — спрашивает Оля, поставив рюкзак на пол.

— Свистуха и на тебя ругалась? — усмехается Маша. — Дениска тоже нарушитель порядка… — Она соскальзывает с кровати и садится перед своим шкафчиком.

— Да, он мне уже рассказал…

Пока Маша что-то ищет (и пусть это что-то будет красным), Вихрева с ожившим интересом разглядывает комнату, в которой царят чистота и порядок, если не обращать внимания на заваленный бумагами стол. На глаза попадается выбивающийся из общей композиции плакатов постер с «The Beatles».

— Я смотрю, ты рок любишь?.. — спрашивает Оля, чувствуя себя немного комфортнее, ибо их песни она знала хорошо.

— Ты про плакат? Это Коля попросил повесить, а то Денис ему запретил, представляешь? Говорит, мол, не патриотично это, слушать иностранную музыку. Главный фанат Пугачёвой, блин… — Маша по-доброму смеётся, и вдруг победно восклицает, — нашла! — Она почти подпрыгивает к Вихревой и протягивает ей лоскут красной ткани. — Держи, пионер! Носи с гордостью! И больше нигде не забывай!

— Спасибо, я в долгу не останусь. — Оля накидывает платок на шею и замирает.

Завязывать-то она его не умеет… А в интернет не глянешь…

Точно! Телефон! Он же в кармане юбки всё это время лежит, теснясь с наушниками. Настоящая аномалия, если так посмотреть. Спрятать его надо от греха подальше. Хотя не лучше ли носить с собой? А вдруг выпадет в самый неподходящий момент?..

Так. Почему это Вихрева уже рассматривает перспективу долгосрочного пребывания здесь? Отставить подобные мысли, надо надеяться на то, что это продлится максимум до вечера, а там уже и развеется вся эта странность. Если, конечно, развеется.

В другом кармане Оля нащупывает ту самую деревяшку. Что, если всё это из-за неё? Может, это какой-то радиоактивный кусок чего-то опасного, вот Вихреву и глючит. Лежит, поди, небось на самом деле в пыли вся, рядом с соседкой-табуреткой, а её всей группой ищут.

— Оль, ты чего? Забыла, как галстук завязывать? — вытаскивает из раздумий голос Маши.

— Да я как-то… Устала с дороги, наверное, вот и…

— Ну ты как первоклашка…

Её прерывает громкий звук горна.

Маша бросает взор на будильник и ойкает:

— Полдник! Надо спешить… Давай сюда свой галстук… — Она быстро и умело расправляется с ним и выскакивает в коридор, а затем и на улицу. — Второй отряд, сейчас же построились! Коля, где ты ходишь?..

Оля тоже не теряет времени, запихивает в большой отсек рюкзака телефон с наушниками, прячет вещи в тумбочку и бежит на поиски Дениса. Интуиция подсказывает, что в этом времени Вихрева всё же надолго…

А значит, что чуть позже она сможет всё же просто сесть и подумать, но это потом.

Из громкой толпы школьников выделяется высокий Лагунов, совсем не похожий на обычного себя. Возможно, пока ещё рано делать какие-то выводы, знакомы-то они всего ничего, но с пионерами Денис достаточно ответственный и строгий. Никаких шуточек и даже намёков на улыбку. Зоркие серые глаза пересчитывают детей в отряде, пока те поскорее бегут в столовую, уверенные в вожатых и своей безопасности. Они знают точно — случись что, к взрослым можно идти не боясь.

— Извините… — звучит тихонько чей-то голос откуда-то снизу.

Поозиравшись по сторонам, Вихрева видит рядом с собой девочку лет восьми, которая осторожно хватается за край её юбки и тянет немного на себя.

Девочка несмело просит Олю пойти с ней в столовую за ручку и смотрит с такой надеждой, что отказать Вихрева не в силах.

— Что-то не так? — подскакивает к ним Лагунов, посматривая на свой отряд, ровным строем шагающий на полдник.

— Всё нормально, — улыбается ему Оля.

Всего лишь ведёт незнакомого ребёнка куда-то, обычное дело.

Втроём они идут позади остальных детей и оказываются в шумной, битком заполненной столовой. Здесь пахнет сыростью из-за мытой посуды, а при одном взгляде на какую-нибудь чашку в голове уже звучит этот скрип от её чистоты.

— Где твои товарищи? — спрашивает Вихрева у девочки.

— Там… — Та указывает куда-то пальцем и без лишних слов убегает к пионерам.

И пока Оля задаётся вопросом, почему девочка шла не с друзьями, а попросилась к ней, Денис снова куда-то пропадает. У него будто какая-то способность незаметно исчезать и появляться совсем рядом, потому что Вихрева, отойдя к стенке, испуганно вздрагивает, когда её плеча касается что-то холодное.

Часть 5.

— Чего стоим? Кого ждём? — На лице Лагунова опять эта смешливая ухмылка. — Полдник сам себя не съест, а порцию твою и забрать могут. — Он протягивает Оле гранёный стакан молока и круглую булочку. — Не благодари.

— Спасибо, — всё же говорит Вихрева, принимая их.

От одного вида пищи просыпается напрочь забытый голод и аппетит. Во всей этой кутерьме Оля не обращала внимания на свои физические потребности, а потому булочка съедается за пару укусов, и только молоко Вихрева с наслаждением растягивает на подольше.

— Что сегодня будем делать? — интересуется Денис, жуя сладкую булку. — Трудиться или развлекаться?

Это он сейчас у Оли спрашивает?

— А что вчера делали? — всё же не теряется Вихрева.

— Заборы красили… — Лагунов демонстративно зевает. — Скукотища.

— Тогда развлечения. Конкурсы какие-нибудь?

— Например?

— Ну… Например, кто быстрее покрасит свой участок забора. — Оля ухмыляется и прячет улыбку за глотком из стакана. — Ну или какой-нибудь творческий конкурс. Пусть возьмут разную краску и разрисуют забор, как им захочется. И детям весело, и рисунок останется напоминанием о том, что они здесь были.

Она думает, что сейчас Денис высмеет её идею, но тот серьёзно задумывается и устремляет взор чуть прищуренных глаз куда-то к потолку, сложив руки на груди.

— А что, звучит неплохо… — протягивает он спустя пару минут взвешиваний «за» и «против». — Только надо согласовать, а то Свистуха ругаться будет, если самодеятельность без её ведома будет. Стой тут, я сейчас. — Он вручает Вихревой свой пустой стакан и испаряется в толпе детей.

Оля дожидается его появления, но приходит Лагунов не один, а в компании Натальи Борисовны, Маши и, судя по всему, Коли.

— Главное же, чтобы дети эту смену запомнили, правильно? — убедительно произносит Денис. — А на следующий год? Приедут явно и вспомнят, как хорошо было. Мы же не вандалы какие-то, согласовать хотим.

— Ну хорошо… Как раз надо ваше вчерашнее безобразие исправить. — Свистунова, судя по виду, уже успевает устать.

— Почему безобразие? Мы ставили эксперимент, как можно ускорить процесс покраски забора. Ну, не учли, что на траву тоже попадёт… — Лагунов разводит руками.

— Ой, не напоминай… — машет на него Наталья Борисовна. — Как вспомню, так дурно сразу становится. Просто давайте в этот раз без швыряния краски вёдрами в стену, поняли? — Она грозно смотрит на вожатых. — Дисциплинированно, аккуратно и красиво. Краску где брать, знаете. Кисти и прочие инструменты там же. Всё, на этом мои полномочия закончились. Мне ещё со старшими отрядами к финальному концерту сценарий писать…

Свистунова, переключившись на более важные дела, удаляется из поля зрения, оставляя несчастные заборы и траву на растерзание детям.

— Смена только началась, а уже к концу готовятся… — вздыхает белобрысый коренастый парень, приобняв Машу за плечи. — Дениска, ты чего там придумал-то?

— Я ничего не придумывал, это Оля идею подала. Я, так сказать, отвечаю за организацию, не более, — важно произносит Лагунов.

— А, на девушку решил всё спихнуть, — качает головой парень.

— Ничего я… — начинает было говорить Денис.

— Это и правда моя задумка, — перебивает его Вихрева. — Хочу, чтобы в лагере остался рисунок от детей. Как напоминание будущим поколениям или даже как какое-то послание. Могу схематично набросать, как я это вижу. Соберём наши два отряда, выберем место, принесём краску… Ну а там уж доверимся процессу и сделаем всё в лучшем виде.

Оля не ждёт от вожатых мгновенного согласия или понимания. Даже если эта идея так и умрёт, не воплотившись в жизнь, пускай. Главное, что Вихрева высказалась.

— Времени на принятие решения не так и много. Предлагаю разделить обязанности. — Лагунов потирает ладонями, переглядываясь с Олей и Машей. — Девушки, вы соберите ребят, расскажите им там всё. Идеи, может, какие у них возникнут. Пообсуждайте. А мы пока с Колей за краской сходим и до забора дотащим, да, Коль? — Он подходит к товарищу и хлопает его по плечу.

Тот тяжело вздыхает, мягко целует Машу в щёку и несколько раз кивает.

— Как говорится… Let it be, — хмыкает он.

— Ты со своим «лэт ит би» уже всех допёк… — Денис закатывает глаза и шагает к выходу из столовой.