Я выбираю/цена выбора

Цена выбора

Доверие губительно?

Люди так доверчивы. Они всегда верят тому, что показывают. Я улыбалась людям, но улыбка была фальшью. За ней скрывалась отнюдь не счастливая жизнь. Мне завидовали за то, чего я не имела. А я, в свою очередь, завидовала тому, насколько им было проще.

Маленький городок, где каждый знал друг друга. Слухи здесь распространялись со скоростью звука. И моя семья, что печется о своей репутации. Можно сказать, что статус – единственное, что они ценили больше всего. И свое мировоззрение они внедрили мне. Каждое мое действие и слово зависело от мысли: «А что подумают другие?» Я была зависима от чужого мнение, но еще сильнее зависела от матери. Не совру, если скажу, что она была одной из немногих, кто вселял страх. Даже отец ей уступал в этом. Однако, она была и самым любимым мной человеком. Моя любовь к ней была велика. Я никогда не держала на нее обиду, даже если попадала под горячую руку, не имея к этому никакого отношения. Она могла быть самой жестокой женщиной, и в то же время самой заботливой и любящей. Мне не оставалось ничего иного, как адаптироваться под ее перепады настроения. В голове я разделила ее на две личности: одна была для меня авторитетом, начальником, вторая – матерью. Так мне было проще принять все ее поступки по отношению ко мне.

Не помню дня, когда позволила себе полностью расслабиться. Я всегда считывала любые колебания ее эмоций, и не только ее. У меня это получалось легко, будто это мои заводские настройки. Научилась по звуку шагов определять любого из семьи, а если тишина позволяла – даже по дыханию.

В школе я была веселой. Наигранно веселой. Во мне смешались гордость, вдолбленной матерью, и жизнерадостность, которой я пыталась скрыть боль. Я спрятала ее глубоко внутри и никогда не заглядывала.

– Нельзя показывать слабости.

Я следовала этому правилу, но думала, что близкие исключение, и это было ошибкой. Оказалось, что они тоже бьют по больному и увидеть от кого прилетела стрела – вдвойне больней.

Мечта, сожженная до тла.

Я любила творческую сферу, но почему-то именно она не воспринимается окружающими всерьез. Родиться творческой личностью в консервативной семье то еще испытание. Родители хвалили мои рисунки. Я могла реализовать любые идеи, что приходили мне в голову. Мое тело стало референсом для моих рисунков, а зеркало верным помощником. Если бы тогда я усерднее начала заниматься рисованием, может, все и получилось бы, ведь желанием я горела… и догорела. Стоило самому близкому человеку посмеяться над мечтой стать художником и назвать твой труд ерундой, я уже не могла взять в руки карандаш. Положив белый лист перед собой, я садилась за стол, но каждая попытка оборачивалась неудачей. Скомкав один лист, я начинала рисовать на следующем, но чем больше прикладывала усилий, тем хуже получались рисунки, а голос, подтверждающий твою никчемность вгонял в истерику. Таланта… никогда и не было. Если раньше рисование приносило удовольствие, то сейчас – сплошную горечь. На бумаге могла стоять одна лишь точка от грифеля карандаша, что не скользил по ней как фигурист по льду.

Я слышала, что за мечтой нужно следовать, но не помню, что за нее приходиться бороться. Даже если бы мне так сказали, любовь к семье была бы для меня превыше всего. Человек, что с детства подстраивался под настроение и характер других, не способен пойти против установленной системы.

Имела ли я право подвести семью? Меня пугала ответственность, но и сбежать от нее не могла. Я была удобным ребенком, послушным. Но этого всегда было мало. Я всегда была недостаточно умной, недостаточно красивой, недостаточно сильной. Увидеть предел чужих ожиданий казалось сложнее чем достать с неба звезду. Я завидовала тем, от кого не ожидали ничего.

Упущенный выбор?

Несформированная личность. Почему-то, когда мне плюнули этим заявлением в лицо, я пришла в бешенство. Наверное, так реагируют на правду, которую всю жизнь отрицают.

В глубине души я это понимала. Меня никогда не спрашивали, чего я хочу – все всё решали за меня. Могу ли я винить их за это? Разве не я сама позволяла им это делать?

А вот когда начали спрашивать, мой ответ был: «не знаю.» мне приписали нерешительность как черту характера. Предоставив мне выбор, я старалась переложить его на других. Не жалко ли это выглядит со стороны? В тот момент я поняла, что человек никто без своего окружения. Общество, в котором мы живем и оказывает на нас самое большое влияние. Оно формирует из тебя личность: твой характер, взгляды; и у устанавливает рамки. Обычно выбрав одно, мы теряем другое, но один выбор остается с нами всегда: слепо следовать правилам общества, игнорируя сомнения, или преодолеть страх и быть тем, кем ты хочешь себя видеть.

Я жила в мирочке, который ненавидела и презирала по мере того, как больше о нем узнавала. Злые языки распространяли сплетни, через каждые последующие уста правда искажалась и дополнялась вымыслом. Ты не медийная личность, но за каждым твоим шагом следили, потому что это было одним из развлечений. Люди, как стервятники, ждали и молились пока ты оступишься, чтобы возвысить себя на твоем фоне. Страх допустить ошибку был величайшим из всех, а стремление к идеалу – семейной ценностью.

– Ты должна быть сильной.

– У тебя не может быть страхов.

Но страхи были, только, приходилось молча преодолевать, в одиночку.

Рожденная для сцены.

Душевную боль перекроет физическая. Не с этого ли люди начинают наносить себе увечья?

Ноги и руки окрасились синяками, но уже от собственной подачи.

Постепенно разочарование коснулось и моих близких. Мне всегда хотелось чувствовать себя в безопасности, верить, что родственные связи могут огородить от других. Забавно, что отличий между ними и чужими практически не было, более того, они сильнее выжидали твоего провала. Мы первыми оказывали помощь другим, но, когда в ней нуждались мы, от нас отворачивались все.