Страх.
Излом.
Надрыв.
И снова страх.
Знакомо ли вам это чувство «приевшейся опасности»? Не чувство постоянного напряжения, которое изматывает до нервного истощения, нет. Не то. Чувство страха, которое настолько въелось под кожу, что его уже, должно быть, можно обнаружить в крови.
Я люблю сериалы. Когда я посмотрела сериал «Игра Престолов» я узнала себя в одной героине, даже внешне мы чем-то похожи – длинные рыжие волосы, светлая кожа, голубые глаза, правильные черты лица. Так вот эта самая героиня два раза за весь сериал попадала в плен, названный браком, сначала к одному ублюдку, а потом и ко второму. Оба садисты и жестокие убийцы. И оба ломали её так, как им хотелось.
Единственное, что ей оставалось это молчать, держать лицо, скрывать синяки, смиряться, рыдать в темных углах, страдать и мучиться, а ещё мечтать о свободе.
Я была такой вот Сансой Старк. Только в жизни. И я попала в плен, названный браком, к ублюдку, садисту и жестокому убийце. Мне приходилось молчать, держать лицо, скрывать синяки, смиряться, рыдать в темных углах, страдать и мучиться, а ещё мечтать о свободе.
- Аня!
Я вздрогнула и обернулась. За долгий год супружеской жизни эта маленькая невротическая реакция на громкие звуки, моё имя и фразу «Сегодня ты останешься со мной» стала вполне естественной для меня.
Было воистину что-то ужасающее в том, что из всего класса в нашем закрытом элитном лицее в таком же закрытом элитном посёлке, именно я попала в лапы к Константину Самойлову. Почему я? Там было столько его любимых девиц, которые мечтали стать его женой...
Девиц, с которыми он до сих пор спал, и которых не стеснялся приводить в свой дом, не глядя на меня. Все они знали, что его жена здесь, вот она – запуганная мышка в темном уголке.
Мышка, которая будет терпеть всё.
Почему я? Почему он выбрал меня? Не потому ли, что именно я боялась этого больше всего на свете?
Ещё со средней школы я хорошо усвоила, кто такой Константин Самойлов. Надменный, слащавый ублюдок, вечно следящий за своей внешностью, куда более придирчиво, чем за своим поведением. Обожающий себя и только себя, окруженный бабами, деньгами, свитой своих шестерок…
Были девочки, которые не боялись его – не в его вкусе. И были те, которые были уверены, что он может обратить на них свое внимание. Не из симпатии или любви, нет, из жажды сломать.
Я была в лагере вторых. Просто видела, чего он любит и кого ищет для себя.
Именно поэтому я всегда ускользала от Самойлова, не попадалась ему на глаза, пряталась.
Особенно, если видела его, идущего в окружении своры его шавок…
Я знала, что если вдруг взгляд Самойлова упадёт на меня и он захочет меня в свою коллекцию – никто его не остановит. Хотя и предполагала, что я для него не представляю ровно никакого интереса.
Я старалась быть незаметной, но гесмотря на это, прекрасно училась, отличалась примерным поведением и тем, что всегда была одарена благосклонностью даже самых строгих преподавателей.
В конце концов, я была влюблена совсем в другого человека.
Но всё рухнуло в тот день, когда случилось то, чего я больше всего боялась – я попалась Самойлову.
- Аня!
- Я здесь, - ответила я тихо, заходя в огромную, чистую и модную до рези в глазах столовую.
Дом Самойлова – это холодные тона, отчужденный стиль хай-тек в интерьере и всё самое дорогое от первой до последней детали.
Я прихватила пальцами рукава своей бежевой водолазки и потянула вниз – Самойлов ненавидел, когда кто-то кроме него видел синяки, оставленные им же самим. На моей бледной коже они отпечатывались очень легко, а тут было полно обслуживающего персонала, который очень умело делал вид, что не болтает за спинами. Так умело – не придерешься.
Но и Самойлов, и я, оба будучи из состоятельных семей, прекрасно знали, что не бывает тех, кто не болтает. А сплетни всегда растут быстро и в больших количествах, как сорняки.
Не знаю, правда, чего он боялся. Его репутация была известна всем и каждому, но он по-прежнему пытался хорохориться. Жалкий петух.
- Доброе утро, - произнесла я, подходя к длинному столу. Мой голос чуть дрогнул.
Я опустилась за стол напротив мужа. Он всегда выглядел щеголем: стильная одежда, часы, браслеты, модная укладка. У Кости были черные волосы, глаза – карие. Пронзительные глаза, жестокие, умеющие изъедать душу другого. У Самойлова были ровные черты лица, бледная кожа, почти такая же бледная, как у меня. Он был привлекателен, и женщины любили его. Даже слишком – ложились под него по щелчку пальцев. Он же прикладывал все усилия, чтобы ни одна из них не забеременела. Самойлов считал, что родить ему ребенка должна незапятнанная связями, чистая и прилежная девушка. Та, которую он решил сделать своей женой. Та, которая должна была тащить на себе тяжелое бремя брака с ним, мучаясь от всех кошмаров его деспотизма, которого он обрушивал на неё.
То есть я.
Ко всему прочему, я должна была быть примерной, нежной, неиспорченной прожженным миром богачей, скромной и красивой женой-паинькой. Ухоженным, но без всякого излишества нежным цветочком. Я должна была слушаться его, спать с ним, когда он прикажет, закрывать глаза на его измены, срывы и применение силы по отношению ко мне.
Но главное – я должна была родить ему ребенка.
Проводил он со мной ровно четыре ночи в месяц. Перед этим проходя обследования на предмет своей чистоты. Самойлов, конечно же, целиком и полностью обеспечивал меня. О моей работе не могло быть и речи. Чудом я успела окончить университет, прежде чем мой отец полностью разорился.
Самойлов так же целиком выплатил долги моего разорившегося отца, которого он же сам и разорил. Мой папа умер меньше, чем через год после случившегося краха. К моему счастью и по моей инициативе, моей матери очень вовремя удалось сбежать с помощью её сестры. Иначе бы он добрался до неё и сделал бы ей очередным рычагом для давления на меня.
Впрочем, от моей души, внутреннего здоровья и спокойствия почти и так не осталось живого места. Он переломал меня ровно настолько, чтобы я не сошла с ума окончательно и при этом могла родить ему здорового ребенка.
***
- Доброе утро, моя Аня.
Самойлов протянул руку, жестом призывая меня вложить свою ладонь в его. Я повиновалась. Как и всегда, полностью отключив всякие эмоции.
Думаете, я не пыталась бороться? Не пыталась бежать?
Как бы ни так. Первый мой неудавшийся побег окончился тем, что я оказалась в больнице, испытав на себе гнев Самойлова в полной мере. В самой дорогой и навороченной больнице коридор к моей палате был устлан цветами и воздушными шарами. Туда он приезжал встречать меня после выписки: весь с иголочки, в самом дорогом костюме, в черном пальто, весь лощеный и сногсшибательный. Обнимал, целовал мои ладони, носил на руках.
Это якобы он так переживал, что я попала в передрягу, где меня изнасиловали и избили. Дома, так как это всё сделал именно он, Самойлов действительно просил прощения за все эти зверства. Прижимал меня к себе, словно хищник, прижимающий к груди свою добычу-игрушку, шептал, что я сама виновата, что ведь я сама подвела его к этому, что я его не люблю, что пыталась оставить его одного бедного и несчастного.
Я поднялась наверх в свою комнату. У нас с Костей были отдельные комнаты, к моему счастью. Нужно же ему было место, где он мог совершенно свободно развлекаться со своими бабами, оберегая моё бедное униженное сердечко.
Однако общая комната у нас с Самойловым тоже имелась. Там, словно постамент на обозрении, стояло наше супружеское ложе, на которое этот ублюдок утаскивал меня четыре раза в месяц.
Так что да. У нас была наша спальня. Наша общая комната.
Я там никогда не бывала, а когда попадала туда, то спешила побыстрее выбраться. Когда он мне разрешал, я сбегала оттуда настолько быстро, насколько могла.
Закрыв глаза на секунду, я постаралась выкинуть из головы все гадливо-неприятные воспоминания, и поднялась по лестнице выше.
Закрыв за собой дверь, огляделась в своей просторной светлой комнате. Моем уголке, норке. Только здесь в этом доме я чувствовала себя максимально защищенной. Я сама создала уют в этой комнате – живыми цветами, плетеной мебелью, книгами.
Здесь было хорошо. Костя почти сюда никогда не заходил. Слава Богу. Он считал, что у его жены должен быть её будуар, где ему нет места.
Мельком взглянув на часы, я решила не переодеваться. Расчесала медно-рыжие волосы, чуть подправила едва заметный макияж. Господи, каким бледным и исхудавшим мне казалось мое лицо. А запястья… Я всегда была худенькой. Не очень высокой и худенькой. Асса, что была не выше меня, но отличалась более красивыми формами, при всей своей стройности, всегда утверждала, что мечтает похудеть до уровня «Анна Тихонова».
Я зажмурилась на секунду. Зажмурилась от боли, до звезд в глазах. Моя дорогая Асса… Мой дорогой Петя… Петя. Сердце стукнуло с рваной болью в груди. И ком мгновенно встал в горле.
Нет, я запретила себе думать о них. Даже вспоминать.
Вдох-выдох. Я подхватила со стула сумку, проверила, ничего ли не забыла и спустилась вниз. Водитель уже должен был подъехать.
Сердце моё было неспокойно. Всё-таки Самойлов странно вёл себя с утра. Что бы это могло значить? Я, конечно, привыкла искать во всём подвох и всего опасаться. Но и Костю я изучила за этот год вдоль и поперек.
Я вышла из дома на великолепную площадку, выложенную камнем. Сад перед поместьем Самойлова был прекрасен, но громоздкие скульптуры в современном стиле и зеркальные фонтаны всё портили. Черный Лексус, который значился машиной только для меня, подъехал прямо к парадной лестнице. Невысокий и худощавый водитель неопределенного возраста, кажется, Владимир, вышел из салона авто и приподняв кепку, поздоровался со мной.
Я села в прекрасно пахнущий, чистый до беспредельных ноток салон и пристегнулась. Самойлов велел всем водителям следить, чтобы я всегда была пристегнута. И чтобы меня всегда везли, не превышая определенную скоростную отметку. Придурок. Это он так типа заботился о моей безопасности. А потом ломал мне пальцы и таскал за волосы. Сумасшедший козел.
Мы выехали за ворота на дороги нашего элитного поселка – это была полностью охраняемая территория, как на каком-то военном объекте. Тут и белка не проскочит.
Мне было тошно смотреть на все эти поместья, блестящие лоском, высокие заборы и абсолютно невыразительные злые лица с задранными носами, что периодически можно было здесь встретить.
Растерянная и обеспокоенная тем, что Костя был несколько странен, я думала о приёме, на который ехала.
Это был приём у врача акушера-гинеколога. Самойлов сам позволил мне выбрать врача. И это был его маленький промах. Надя Куликова некогда работала в клинике с моей мамой. Через неё я передавала маме вести о себе и получала обратные новости. Но главное – Надя знала, что я тайком предохраняюсь, чтобы не забеременеть от Самойлова, и покрывала меня.
Костя волосы рвал на себе, не понимая в чём дело. Обследования в клиниках ничего не показывали ни ему, ни мне. Всё было в порядке. Ему говорили ждать, но его мужское самолюбие с каждым месяцем всё больше уязвлялось. Когда его дружки предлагали ему поменять самку, он посылал всех куда подальше и говорил, что родить ему наследника должна только я.
Долго, конечно, это продолжаться не могло. Но я собиралась совершить ещё одну попытку побега, и мне нужно было время.
Пытаясь отвлечься, я посмотрела в окно. Мы уже подъезжали к Москве. Машин было немного, городские джунгли любимого города приветствовали до боли знакомыми чертами.
Мой мобильный телефон зазвонил. И я отвлеклась от всех мыслей.
«Надя…» - подумала я.
Я подхватила новую модель дорогущего брендового телефона, который был вручен мне на днях Самойловым, и сняла трубку.
Но звонок уже сбросили.
Пришло лишь короткое сообщение в ВотСапп.
«Аня, он знает».
Моё сердце в ужасе сжалось, а внутри всё похолодело.
***
Владимир остановил машину возле чистого и аккуратного, недавно отремонтированного здания с большими окнами. Это и была клиника, где вёл приём мой врач.
Я вышла из машины и заторопилась к холлу. Последние деньки лета укутывали своим теплом, и городская атмосфера казалась невозможно приятной. Хотелось пить горячий кофе в стаканчике, гулять по городу, смеяться. Как мы когда-то гуляли по городу с Петей.
Казалось бы, это вчера. В мыслях промелькнул каскад воспоминаний, и главные из них: самая красивая на свете улыбка и теплый взгляд зелёных глаз.
Я резко затормозила у раздвижных дверей. Господи, да что со мной сегодня?
«Выброси из головы, - велела я сама себе. – Сейчас об этом думать нельзя».
Но ничего выбрасывать даже и не понадобилось. Из головы разом вылетели все мысли, когда возле изгиба стойки для ресепшна я увидела Самойлова. Он был одет в узкие джинсы, черную футболку и короткую кожанку. Весь с иголочки. Губошлёпки с трехметровыми ресницами, что сидели на ресепшне, так и пускали слюни, рассматривая его.
«Несчастные, - подумалось мне. – Знали бы вы, как бывают опасны мышкины сладости в когтях кошки».
- Моя дорогая Аня, - проходя по практически пустому холлу, отстукивая каблуками своих ботинок, произнес Самойлов. Он жеманно улыбнулся и протянул мне руку. – Пойдём. Я решил, что должен проводить тебя к твоему врачу.
Я закрыла глаза на мгновение. Страх клокотал внутри. Страх, ужас, обида и желание выжить. Впервые я готова была вцепиться Самойлову в лицо.
Он зашёл в комнату и закрыл дверь. Остановился, сунув руки в карманы. Полутьма пугала, и этот холод тоже действовал на нервы. Было зябко, словно где-то на кладбище.
- Ты действительно думала, что я спущу тебе это с рук, маленькая дрянь? – зло выговорил Костя, сверкнув потемневшими глазами в мою сторону. – Целый год ты водила меня за нос. Я тратил деньги, убивался, а теперь выяснятся вот оно что…
А затем он вдруг стал расстегивать ремень, вытаскивая из джинсов. Я отпрянула к окну, вцепившись в подоконник до побелевших костяшек пальцев.
- Не подходи ко мне, - прошипела я. Меня хлестало жгутами страха – совершенно обессиливающего и мучительного.
- Да у тебя голосок прорезался, смотрю? – рявкнул Самойлов, направляясь ко мне. Он был зол и страшен.
- Пошёл ты к черту, - в отчаянии огрызнулась ему в ответ. – Пошёл ты к чёрту, Самойлов! Хоть бы в аду демоны изодрали тебя в клочья! Если подойдёшь ко мне, то получишь сполна!
Он даже остановился, опешив. Остановился, крепко сжимая ремень в руке. Мне было страшно представить, что он собирался сделать со мной.
«Он, наверное, убьёт меня, - подумала я. – Но я так просто ему не дамся… Не теперь. Теперь мне больше нечего терять».
- Ты собиралась сбежать, - прищуриваясь, спросил Самойлов. – Я знаю, что ты собиралась... Я вижу это по твоим глазам. У тебя есть план, маленькая гадина. Мало тебе прилетело с того раза, да? Или ты уже забыла, как это бывает?
Он медленно сделал шаг, потом ещё один. Я рывком отпрянула в сторону, но угодила прямо Косте в руки. Этот запах стали, дорогой кожи и табачных ноток в его одеколоне… Господи, это самый страшный запах на свете. Запах жестокости и боли.
Костя крепко сжал меня в руках. Его дыхание почти обожгло меня. С силой вцепившись мне в волосы, он потянул мою голову назад, так, чтобы я могла видеть его лицо.
Глаза мгновенно защипало от слёз.
- А ты думаешь, что я не сбегу? – В тон ему ответила я. – Либо сбегу, либо умру. Третьего не дано.
Самойлов отбросил меня к стене, от неожиданности я потерялась в пространстве. Выдохнула и тут же вскрикнула – скулу и щёку обожгло болью от тяжёлой пощёчины.
- Никуда ты не сбежишь, Аня, - прорычал он. Его глаза потемнели ещё больше, желваки заходили на скулах. Я опустила взгляд на ремень, что он держал в руке. – Теперь всё изменится. Ты забеременеешь от меня…
Он шагнул ко мне, и я, переполненная страхом и яростью, впервые в жизни кинулась на Самойлова с кулаками.
Толкнув его в живот, так, что он, охнув, отшатнулся, я съездила ему кулаком в челюсть. Слабо, конечно, но не так уж и плохо для первого раза. Ярость распалила мою кровь!
Я, крича, вцепилась Самойлову в волосы, но дальше – конец. Он был куда сильнее меня. Быстро спохватившись, он сбил меня с ног, перехватил руки, и вместе со мной упал на ворсистый ковёр.
Я разбила ему губу.
И вот она картина. Кровь в уголке его рта, и тут же ухмылка – гадкая, циничная. И горящие уже не злобой, а похотью глаза.
- Знаешь, а мне даже понравилось, моя маленькая Аня, - прошептал он, удерживая мои запястья над моей головой. – И ты очень зря надеешься, что я тебя когда-нибудь отпущу… Никогда не отпущу. Даже не надейся.
Я закусила губу, пытаясь пошевелиться, но Самойлов так прижал меня к полу, что я не могла сопротивляться ему ни в каком виде.
- Я буду надеяться. И буду пытаться. Так и знай, - зло прошипела я. Горькие слёзы обиды заполнили мои глаза и тут же заструились по вискам.
Самойлов наклонился ко мне. Провёл губами по щеке, потом по шее. Я с отвращением отвернулась.
- Лучше давай-ка приступим к делу, моя хорошая, - прошептал он, одним ловким движением перетягивая ремень на моих запястьях. – А то ждать становится невыносимо…
***
Я сидела в машине на заднем сидении, провожая пустым взглядом скользящие мимо пейзажи загородных просторов – лесополосы, деревеньки, посёлки, поля… Свобода. Свобода виделась мне в каждом отрезке, что встречался взгляду. Выйти бы из машины и бежать через поле, в лес, забраться на дерево или спрятаться под землёй, так чтобы никто не нашёл. Так что бы все забыли…
Я вздрогнула. Самойлов сидел на заднем сидении авто вместе со мной. У другого окна. При этом он держал меня за руку.
Вообще-то, это было редкостью, когда он соглашался ехать со мной в одном транспорте, тем более, сидя рядом. Но что поразительнее – держа за руку.
Видимо, мой эмоциональный взрыв настолько поразил его, что он начал чего-то опасаться. Может быть, чувствовал что-то. В первую очередь, надвигающуюся угрозу моего побега. Моего побега он боялся больше, чем моей смерти.
Может, он, конечно, думал, что я уже забеременела от него. И так проявлял своё внимание. Вот уж не знаю.
Он знал, что я не так проста, и запереть меня в клетке на простой замочек он не мог.
Он опасался. И был прав в своём опасении. Ведь я собиралась сбежать уже на этих выходных. Вернее, совершить ещё одну попытку побега.
Очень редко, теплой поздней весной, ранним летом или теплой осенью мы выезжали в загородную резиденцию родителей Кости. Его отец и мать относились ко мне довольно хорошо, а ещё они знали, какого изверга они вырастили и, смирившись, покрывали почти все его выходки.
Даже, когда в прошлый раз Костя при них рванул меня за волосы и толкнул, выгоняя из гостиной в их же доме, они лишь, тяжело повздыхав, отвернулись.
По счастью, совсем недалеко от Самойловых жила Оля. Моя дорогая Оля и её брат… Они жили в поселке неподалеку. Когда я впервые узнала об этом, я плакала от счастья – понимая, что это может быть моим шансом. Сколько раз я пересчитывала все детальки моего плана. Сколько раз…
И этот план должен был сработать.
В ближайшее время я уже сбегу.
Проблема в том, что этот побег не продлиться долго, но я ДОЛЖНА успеть за это время всё рассказать, возопить о помощи, дотянуться до той стороны, с которой меня утащил Самойлов в свои гнилые окопы.
Он не просто уничтожил моего отца, разорив его и доведя до смерти. Не просто заставил мою мать скрываться. Он перерезал все те нити, что оплетали нас с Петей теплой паутинкой. Мы с Орловым никогда не были в отношениях, но… Я была влюблена в него с самого детства, а он – он всегда защищал меня, помогал мне.
За неделю до того, как папины долги легли на мои плечи, и Самойлов втянул меня в бездну, из которой я пыталась сейчас выбраться, Петя хотел встретиться со мной.
Поговорить.
Что-то сказать.
Я тогда решила, что это знак, и я обязательно признаюсь ему в чувствах.
Но я не успела.
Самойлов, к счастью, не знал о моей влюбленности в Петю. Не знаю, что было бы, если бы знал. Однако друзей он лишил меня очень просто и накрепко.
Выплатив все долги, которые повисли на мне, он вынудил меня подписать контракт. Я выхожу за него замуж и разрываю все отношения с теми, кто был в моей жизни до этого брака, иначе – мне конец.
И теперь я на его стороне, в его «Самойловском отстойнике», как называли это те, кто противостоял ему. Все мои друзья противостояли. Все адекватные люди. Все они противостояли ему.
И я осталась без них.
Никто так и не понял, почему и как я оказалась по ту сторону.
Но теперь… Теперь у меня снова появился ресурс для побега, после провального первого теперь я намеревалась добраться до Оли и всё рассказать ей. Рассказать её всю правду. Я уверена, что когда те, кто был мне дорог, и кому я когда-то была дорога, обязательно помогут мне.
Я знала, что Асса сейчас в Штатах, но если бы она была здесь, и знала всё, она бы точно меня вытащила.
Но ещё быстрее меня бы вытащил её брат – мой Петя.
Но они ничего не знали. Никто не знал правды о том, что случилось со мной, и как я оказалась замужем за Самойловым.
Я зажмурилась. До боли, до зубного скрипа. Мы уже подъезжали к дому Самойловых. Осталось совсем чуть-чуть. Скоро… Скоро. Главное, добраться до Оли…
Звук мотора затих, хлопнула дверь. Я почувствовала, как Самойлов отпустил мою руку, и открыла глаза.
- Дорогие наши, здравствуйте!
Невысокая ухоженная женщина с убранными в прическу волосами, встретила нас, распахнув объятия. Рядом с ней стоял, как всегда с суровым, словно камень лицом, муж – смуглый и седой.
Это и были Самойловы. Родители Кости. Меня они не особо пылко любили, но жалели. Жалели только потому, что в свое время Костя и им знатно отвесил своей вычурной жестокости и цинизма. Они понимали меня и жалели, но вмешиваться и помогать мне – нет, они бы никогда не стали.
- Здравствуйте, - тихо произнесла я, бегло оглядывая большой участок с многочисленными хвойными посадками и вымощенными дорожками.
Зона отдыха с бассейном, кортом и патио, и ещё столько всего… Вторая часть участка была занята посадками Людмилы Тарасовны. Она обожала это дело. Я её в этом поддерживала, потому что хоть в каком-то деле в этой семье проскальзывал намёк на человечность.
Дом был большой. Из светлого камня с современным оборудованием, но в классическом стиле. Здесь царило некое подобие уюта, а ещё всё словно бы дышало лоском.
Мы с Самойловыми вошли в дом. Костя хорохорился, рассказывая о какой-то сделке отцу, его мать, наоборот, в красках описывала мне, каким плодородным было прошедшее лето.
Прежде чем пойти к столу, нам предложили разместиться. Костя сказал, что у него важные переговоры и ретировался, я же, подхватив свою сумку раньше прислуги, направилась к лестнице.
Я поднялась на второй этаж. Кровь уже стучала в ушах громким рокотом – я понимала, что сейчас у меня есть идеальная возможность сделать то, что я должна была.
Но действовать надо было быстро. Оставив сумку напротив нашей с Костей спальни, я рванула в сторону кабинета Людмилы Тарасовны.
Сердце клокотало в груди. Она всегда держала ноутбук открытым. И Интернет был в доступе.
Я бегло обернулась – никого. Вцепившись дрожащими пальцами в ручку, приоткрыла дверь. Большое окно и книжный шкаф возле него, камин, персидский ковер и огромный резной стол. Ноутбук включен!
Скайп был открыт. Это хорошо. Я вышла из профиля свекрови и тут же ввела данные моего самого старинного профиля. Никто даже не найдет концов, если что. Это был фейковый профиль, с которого я общалась с Петей ещё до того, как мы стали близко общаться с ним и Ассой.
Логин, пароль. Подключение.
Теперь мне не составит труда сделать то, что я хотела – мне нужно было хотя бы минимальное подтверждение тому, что Оля с Мишей дома. Когда мы оканчивали университет, родители Кузнецовых как раз окончательно уехали заграницу, а ребята перебрались загород. Ольга ненавидела наш элитный посёлок, и мечтала сбежать оттуда при первой же возможности. Мишка был с ней солидарен. С отъездом родителей они так и сделали.
Свой бывший дом они сдавали и появлялись там, должно быть, крайне редко.
Номер телефона их загородного дома, где они жили сейчас, я знала наизусть. Каждую цифру могла отчеканить, хоть разбуди ночью.
Мои пальцы уже почти коснулись клавиатуры, когда сердце замерло в груди.
Кто-то идёт! Я вышла из скайпа и свернула окно на рабочем столе, затем метнулась к двери. Сердце грохотало в груди, в животе всё сжималось.
Я приставила ухо к дверной щелке и закрыла глаза, прислушиваясь.
Кто-то из обслуживающего персонала. Смех, перешептывание, шаги, затем тишина.
Выдохнула. Решив больше не терять времени, вернулась к компьютеру, снова зашла в свой профиль и пустила звонок со скайпа Людмилы Тарасовны.
- Алло?
Внутри меня словно бы опалило огнём. Я зажмурилась, сдерживая улыбку. Оля. Господи. Как бы мне хотелось ответить ей прямо сейчас. Как бы хотелось возопить о помощи, но… Это слишком рискованно.
- Алло? Я ничего не слышу. Перезвоните, пожалуйста.
Звонок оборвался.
Я вышла из скайпа, зашла в профиль Людмилы Тарасовны, так как тут были сохранены данные её доступов. Ещё раз мельком оглядев комнату, я на одном дыхании покинула её.
Запах кофе и сладостей наполнял большую столовую, сменив аппетитные ароматы уже прошедшего обеда. Особо аппетита у меня не было, но в доме Самойловых действительно вкусно готовили, поэтому я поела лучше, чем рассчитывала. К тому же, мне нужны были силы.
Первый пункт был сделан. На очереди второй.
- Помню, Людмила Тарасовна, Вы хотели мне показать заросли дикой ежевики в ближайшем лесу, - с улыбкой ответила я. – Вашей любимой. Той самой, из которой получается такой чудесный конфитюр.
- О, да, конечно, Анечка! Я помню, – оживленно ответила Людмила Тарасовна. Она захлопала глазами, не ожидая от меня какой-то приветливой разговорчивости. Обычно я сидела с ними за столом, словно вежливый зомби. – Пока вы с Костей здесь, предлагаю тебе прямо завтра пройтись до этих мест. Покажу тебе эти заросли. Они прекрасны. Это точно какой-то редкий сорт. И хоть сейчас осень, там есть на что посмотреть – такая красота!...
- С большим удовольствием прогуляюсь с Вами, Людмила Тарасовна, - ответила я, широко улыбаясь и тут же замечая, как колет меня сверлящий со стороны взгляд Кости.
Я знала, что от скуки Людмиле Тарасовне здесь места себе не найти. Муж был вечно занят и угрюм, с Костей же ей было не сладить, когда он приезжал. А я, вроде как, если не отдалялась и не вела себя, как дежурно вежливое приведение, могла выступить кем-то вроде подруги. Именно свекровь я и собиралась использовать, чтобы сбежать.
- Вы что одни собираетесь по этим чащам таскаться? – хмурясь, спросил Костя. Глядя то на меня, то на мать. – Без охраны не пущу.
- Костичка, прекращай, какая охрана? – пропищала, было, Людмила Тарасовна, пекущаяся о мнении соседей больше, чем о чём-либо другом. – Нас тут не поймут. Мы всегда ходим с твоим отцом в этот лес. И с соседями ходим. А тут с охраной?... Здесь так не принято.
- Я сказал – пойдёте с охраной, - рявкнул Костя, зло сверкнув взглядом в сторону матери.
- Смотри, как бы твоя охрана внимания лишнего не привлекла, - низким басом вдруг выдал Филипп Георгиевич. Ну да, у него тут было много друзей – репутацию он себе явно портить не хотел. – Я с тебя спрошу потом. А то скажут потом, что мы тут людей в рабстве держим. Или ещё что похуже.
Отец его посмотрел на меня – ясным взглядом светлых глаз достал прямо до души. Но взгляд этот прочитать было невозможно. Мать Кости опустила лицо, спрятав дрожащие руки под стол. Сам же Костя распахнул глаза и возмущенно надулся, глядя на отца.
А мне захотелось рассмеяться.
Ведь каждый из них знал, что они держат в рабстве! Держат в плену! Меня держат.
Меня.
Держат.
Тут в округе людям, конечно, всё равно. Но сплетни дело страшное. Слухи о том, что у Самойловых сын не в себе уже ходили здесь давно, но доказательств особо не было, и вроде, как никто и ничего не утверждал. Но если дать повод…
Местные сплетни могут дорасти до такого, что репутации Самойловых мало не покажется.
Костя всё же побаивался отца. Несмотря на жесткое противостояние с ним, переплюнуть Филиппа Георгиевича он пока не мог. Тот слишком многое контролировал, и слишком многое в Костиных делах зависело от отца. Поэтому, скрипя зубами, он нахмурился и прошипел:
- Хорошо, пусть так идут, - огрызнулся Костя. – Но вообще-то погоду завтра нелётную обещают. Дождь будет.
- Если будет, - тут же деловито отозвалась Людмила Тарасовна. – Они его уже три дня обещают.
«Если будет – мне на руку», - тут же подумала я, с наигранно растерянным видом, глядя в свою тарелку. Я чувствовала на себе цепкий взгляд Кости, но не обращала на него никакого внимания. Вскоре, подали долгожданное безе по старинному рецепту семьи Самойловых, и Людмила Тарасовна снова стала увлекать меня какими-то садово-вареньевыми разговорами.
Костя, судя по всему, убедился, что вряд ли от меня следует ожидать какую-либо подставу и вроде как успокоился.
Но ночи я ждала с неприязнью. В доме Самойловых, мы с Костей всегда делили одну постель. И я подозревала, что Костя без предупреждающего разговора меня не оставит.
И так оно и случилось.
***
Вечером, когда я вышла из душа в тонкой сорочке, Костя уже поджидал меня, вальяжно рассевшись на подоконнике. В черной футболке, в темных джинсах и со своей нагло-озабоченной ухмылочкой.
Ничего хорошего этого ухмылочка не предвещала.
Внутри меня всё словно бы сжалось в тугой комок. Страх привычно опалил, заставляя остановиться на месте и в упор смотреть на Самойлова, отслеживая его любое движение.
- Мать с тобой завтра в лес пойдёт на прогулку, - растягивая слова, сказал Костя. Несмотря на моё волнение, он был довольно спокоен. – Я всё равно отправлю за вами человека. Потому что я тебя знаю, Аня. Начнёшь выкидывать фокусы – сразу огребёшь по полной.
- Не будь дураком, - вздернув подбородок, сказала я. – Это просто прогулка. Смотри, чтобы твой отец окончательно не решил, что ты помешался. Я слышала кое-что краем уха, Костя. Он считает, что ты переходишь все грани. И что ты не в своем уме.
С лица Самойлова сползла глупая ухмылка. Он в гневе поджал губы, слетел с подоконника и направился ко мне.
- Ты лжёшь, - с силой хватая меня за челюсть и приближая свое лицо к моему, прошептал он. Однако некоторое время он просто молча вглядывался в мои глаза. Чуть позже, оттолкнув меня, он начал ходить по комнате из стороны в сторону. – Я давно понял, что отец принимает меня за безумца. Я не спущу ему этого…
То, что я сказала Косте – не совсем было ложью. Я действительно слышала нечто похожее от свёкра, но не сегодня. В прошлый раз, когда мы здесь были. И эти его слова о сыне – они были мне на руку. Особенно сейчас.
Так как именно сейчас мне нужно было получить хотя бы минимальную гарантию, что Костя начнёт опасаться кого-либо отправлять за нами с Людмилой Тарасовной. Но даже если он и отправит, я всё равно приложу все силы, чтобы убежать. Я должна добраться до Оли, чего бы мне это ни стоило. Больше у меня такого шанса не будет.