— Яра, беги! — всё произошло очень быстро. Даня, до этого стоявший безучастно в стороне, вдруг кинулся на моего отца, сбил его с ног, а тот задел и повалил Морену. Елистрат рванул вперёд, схватил меня за руку и потащил за собой прежде, чем хоть кто-то успел опомниться.
— Ах ты, щенок! — зашипел Сергей. Что-то нечленораздельно верещала Морена, но останавливаться и рассматривать совершенно не хотелось. Мы проскочили Калинов мост, и богатырь волок меня всё дальше в лес. Я обернулась — Морена с прислужниками опомнились и кинулись за нами, но на мосту их встретил кот. Всё такой же огромный и спина дугой гнётся.
— Бальтазар, назад! — только и успела прошептать я, но он меня явно не услышал.
— Не пройти вам теперь обратно! — торжествующе прорычал баюн. Послышался сильный хруст, но я уже ничего не видела, кроме деревьев.
Не знаю, сколько мы бежали, пот застилал глаза, а кровь молоточками стучала в висках. Лёгкие горели, и я уже два раза споткнулась и непременно упала бы, если б не Елистрат, по-прежнему крепко сжимавший мою руку.
— Эй, сюда, сюда! — в негостеприимном, даже на вид, буреломном кустарнике проявилась фигура Лешего. Он махал руками. — Сюда, сюда, здесь никто не пройдёт, здесь закрою!
Витязь подхватил меня на руки и ломанул прямо в непролазно-колючую стену. Я сжалась в комочек, но богатырь так ловко раздвинул ветки плечом, что ни одна колючка в меня не прилетела. За стеной кустарника обнаружилась полянка. Елистрат без всяческого почтения сбросил меня на землю и опустился рядом сам.
Я закрыла глаза, свернулась калачиком и просто пыталась отдышаться. Паника ушла вместе с горячкой бега, и на меня навалилась какая-то странная апатия, а из глаз против воли полились слёзы.
Пыталась и не могла осознать: мой отец — генерал армии Морены, мой отец — навь, и он пытался меня убить вместе со своей госпожой. Парень, который мне нравился, – огненный змей и причастен к покушению на девушку, которая была в него влюблена. Мой отчим тоже пришёл сюда и тоже пытался со мной расправиться.
Я подтянула колени к груди и уже просто ревела от осознания безысходности. Реальность перетекла в дурной сон, из которого не было выхода.
Рядом опустилось что-то мягкое, и только когда это мягкое успокаивающе замурчало, я поняла, что это Баюн. Мурлыканье постепенно заполнило всё пространство и стало каким-то убаюкивающе — гипнотическим. Слёзы постепенно высохли, и на душе угнездилась, постепенно разворачиваясь, пустота. Спокойная и равнодушная, без слёз и истерик, пустота заполняла весь разум, и… я даже не знаю, как это всё назвать. Разумом я всё понимала и осознавала, а вот эмоции... Эмоций не было никаких. Ни хороших, ни плохих, словно и не со мной это всё произошло.
Только басовитое мурлыканье. Точно, Бальтазарова работа!
— Среди моего окружения хоть есть кто-то нормальный?
— Нормальный? Да ты на себя-то посмотри! — фыркнул кот. Оказывается, я задала этот вопрос вслух.
— Не хочу я на себя смотреть, — тихо ответила я, открыла глаза и наткнулась на полный ненависти взгляд Елистрата.
Понятно. Хотя чего я ожидала?
— Где мы? — я приподнялась и оглядела пространство. Полянка как полянка. Бревнышко поваленное. Только по краям кустарник стоит такой плотной стеной, ни малейшего зазора. Как прошли, непонятно...
— Место скрытное, никто сюда без моего ведома не зайдёт, и никто не выйдет, — проскрипел сзади Лесовик потусторонним голосом. Потом откашлялся и добавил уже нормальным тоном: — Но вам можно. Если что надо только будет, скажете, любая помощь будет. Охохонюшки, дела-а-а-а!
— А что там на мосту произошло? — я села, стараясь не встречаться глазами с богатырём. Все наши пожитки были сложены неподалёку, а сам парень хозяйственно потрошил мою котомку под приглядом бдительного Бальтазара, принявшего обычный размер.
— Я их запер, — промурлыкал кот. — Наложил Яргу Чура, это обережка места, границы, не пропускает тьму, пока она начерчена, и бревно одно вырвал. Не пройти теперь по Калинову мосту. Морена заперта у нас во дворе, нет ей хода в Навь, а в Явь она пока не может. Вовремя змеёныш твой подсуетился. Надеюсь, его убьют быстро, недолго будет мучиться.
— Навсегда? — я вспомнила Княжну, и меня непроизвольно бросило в дрожь. Как бы то ни было, Даня нас спас. Возможно, ценой своей жизни.
— Если бы, — вздохнул кот. — Морена – не обыкновенная навь. Плюс ты не забывай, с ней змеи и… — кот запнулся. — Твой отец. Они точно смогут выйти в Явь, а там и Моренка, глядишь, сил поднаберётся и тоже сможет. Так что время у нас, как ни крути, ограничено. Отдыхай и ищи осколки. Чем быстрее мы их найдём, тем лучше. Елистрат, дай Ягине воды, пусть отдышится. И капель успокоительных, они там во флакончике тёмном. Да, оно, капай прямо во фляжку, потом воды наберём. Всю рефлексию оставим на потом... Если выживем.
Богатырь молча протянул мне воду, старательно глядя в сторону.
— Ежели что, тут ручей недалеко, — снова подал голос Леший. — И я вот вам грибков набрал. Не знаю, что вы задумали, но чем смогу, помогу. Зовите, как понадоблюсь, не буду мешать покамест, — он шагнул в чащу и растворился, как не было его.
На полянке установилась нереальная тишина. Утренняя дурнота накатила на меня с новой силой, и к ней примешивалось зудящее чувство беспокойства, будто что-то забыла и не можешь вспомнить, что, и одновременно то непередаваемое чувство, что сильно опаздываешь на очень-очень важную встречу.
Не сразу я поняла, что так проявляется Зов.
— Сильно плохо? — неожиданно участливым тоном спросил кот.
— Есть немного, — созналась я. — Невовремя простыла.
— Это не простуда, — в лаймовых глазах баюна плескалось такое сочувствие и сожаление, что мне стало не по себе. Неужели всё, неизлечимое что-то?
— Это осколок артефакта будит и призывает твою тёмную сторону. И, скорее всего, ты почувствуешь сильное недомогание. Навья сущность будет пить жизнь. Даже если это жизнь того, кто её носит.
Елистрат молча обнажил меч, прикрыв меня плечом, и около колена зашипел, как проколотая шина, кот. Страха не было. Даже скорее, наоборот, стало легче.
Старуха перестала припадочно хихикать и замолчала, натянув благообразную показушно-кроткую улыбку. На секунду её черты смазались, и перед нами стояла уже милая, невысокая девушка с лентой поперёк лба и толстенной косой, переброшенной на объёмную грудь. В цветастом платке на плечах, беленькой рубахе и чёрной понёве в клеточку.
Девушка мило улыбнулась и сложила ручки на животе, кокетливо наклонив голову.
— Что, хорошие да долгожданные, в гости-то зайдёте? Давно вас ждём, все глазоньки проглядели, всю бражку выпили, а вас нет да нет!
— Зайдём, бабушка, — прошипел Елистрат. Я хотела заорать, что нет, там ловушка, но... все равно ж пойдём, куда денемся. Вот и незачем воздух понапрасну сотрясать.
— Зачем образ сменила? — фыркнул кот. — Мы же и так знаем твоё истинное обличие.
— Вы-то знаете, а может, мне так удобнее. Да и добру молодцу всяко смотреть приятнее, — чувственно мурлыкнула скрыга и пошла, старательно виляя бёдрами. Сразу захотелось отобрать у богатыря меч и со всего маху огреть её по макушке.
— Пошли, — Елистрат, не пряча оружие, двинулся за скрыгой.
— А может, не надо? — пискнула я. Богатырь посмотрел на меня таким красноречивым взглядом, что я поняла всё: и его мнение о моих умственных способностях, и что осколок необходимо достать, пусть даже дорогой ценой. Мне б такую уверенность в собственной правоте и готовность за неё умереть. Мелькнула призрачная надежда, а вдруг скрыги, или кто там ещё сидит, не знают, зачем мы пришли и воспринимают это как стандартную проверку. Сомнительно, конечно, раз уже силу почуяли и за границы выбрались. Но может же такое быть? Хотя бы чисто гипотетически? Может!
Во всяком случае, я на это очень надеюсь.
Мы вышли на опушку, а потом как-то незаметно оказались на грунтовой просёлочной дороге, и меня снова пробил озноб. Деревенька стала выглядеть совершенно нормально и живенько так: залаяли собаки, раздавались голоса, и чем ближе мы подходили к деревне, тем более настоящей она была — всё, кроме разрушенной церкви, та возвышалась над избами изломанным силуэтом, чужеродная, нездешняя. А в остальном всё выглядело обыденно. Даже слишком обыденно, как будто кто-то поставил спектакль. Даже если бы я не знала, где я, то, скорее всего, всё равно что-то заподозрила. Не бывает всё так тихо да гладко.
Но горе уставшим и заблудившимся, кто нежданно-негаданно набрёл на неё в ночи.
На завалинках сидели благообразные старички и старушки. Где-то раздавались звенящие голоса парней и девушек, и неслась залихватская песня – слов было не разобрать, но мотивчик явно весёленький. Ни дать ни взять, народное гуляние. Ночь перед Рождеством, только летом.
— Ну, зачем пожаловали? — провожатая обернулась и улыбнулась во весь рот, показав ровные белые зубки. Мимо прошла ватага парней, и "наша" помахала им рукой, перебросившись парой шуток с одним рослым парнем с кудрявым завитым чубом и в лихо сдвинутом на один бок картузе.
— Да так, — подала голос я, видя, что Елистрат молчит. — С инспекцией пришли посмотреть, что да как у вас, проверить, всё ли в порядке.
— Новенькая, значить! — скрыга снова захохотала, но на этот раз смех был очень мелодичным и нежным. — С инспекцией, говоришь? Ой, посмотрите, какая барыня-сударыня к нам пожаловала! — бабки с окрестных лавочек вытянули шеи. — Да отродясь в деревню Яги с инспекцией не заходили! Следили только, чтобы всё честь по чести было. А ты прям сюда явилась, не запылилась! Смелая ты девка, как я погляжу. Или глупая?
— Ну надо же с чего-то начинать, — я понемногу стала заводиться.
— Ну, начинай, Ягиня, — благосклонно кивнула скрыга. — Мы ничего не прячем, мы ничего не скрываем, завсегда Ягиням рады. За погляд денег не берем. Только провожать, извини, недосуг.
Она снова улыбнулась, в её улыбке отчётливо мелькнули острые треугольные зубы, демонстративно потеряла к нам интерес и присоединилась к проходящей мимо стайке молодёжи.
— Что делать будем? — спросила я, оставшись наедине со своей командой. Совершенно некстати подумалось, что фразу "слабоумие и отвага" мы вполне можем взять себе вместо девиза. Подходит.
Огляделась — общество по-прежнему старательно нас не замечало. И я бы даже сказала, слишком старательно.
Переигрывают твари.
— Иди быстро, куда тебя тянет, — ответил Елистрат и едва заметно шевельнул мечом, который и не собирался прятать. — Мы с котом прикроем. Быстро, пока не опомнились!
— Бальтазар?
— Что Бальтазар? — прошипел кот. — Выбора-то нет, заберём и попытаемся сбежать. Или дадим бой и помрём героями, я уже говорил. Или ты думаешь, что за час что-то радикально изменилось?
Я махнула рукой, зов становился нестерпимым, зудящим, вибрирующим, отдающимся во всем теле.
Сначала он тянул вдоль центральной улочки, потом мне захотелось свернуть направо, в какой-то закоулок с огородами. К нам никто не приставал, но при этом создавалось очень неприятное ощущение, что за нами всё время следят.
То тут, то там дорогу переходила какая-то странная компания девушек и юношей. Причём я готова была поклясться, что один приметный красный платочек я видела минимум дважды. Пробегали дети, хором желая доброго здоровьечка. Старики на завалинках приветливо улыбались.
А после переулка всё, как выключило — только огороды да бурьяны вдоль полузаброшенной тропки, да глухие стены крайних хат.
— Мне вот интересно, — инстинктивно я теснее прижималась к богатырю. Кот рысил справа. — Это что, вся деревня полна вампиров? Или скрыг?
— Вся деревня проклятая, вся деревня вурдалачья, — шёпотом, совершенно спокойно ответил Елистрат. — Ты же знаешь, что такое вурдалак? — и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Вурдалак — заложенный покойник. Мертвец, который после смерти встаёт и пьёт кровь.
— Вампир?
— Да не вампир, удумали слово, новомодное, романтизированное, да юношей бледных со взором горящим, —раздражённо проворчал кот. — Вурдалак пьёт кровь, и что самое неприятное? Он всегда приходит за родственниками! Вурдалак в первую очередь изводит свою семью, всю, от мала до велика! А потом приходит за соседями, друзьями, просто прохожими! Если их не остановить, выкашивают всю деревню. Все из семьи вурдалака становятся вурдалаками.
Лешева заимка действительно оказалась очень недалеко – можно сказать, совсем близко. Достаточно было немного углубиться в лес, как слева выросла непроглядная стена из неизвестного мне кустарника с шипами. То ли отец так ловко настроил переход, то ли у Лешего этих полянок, как грибов, натыкано под каждой берёзой.
Я поделилась мыслью с командой, но не была воспринята всерьез.
— Расслабься, — фыркнул кот. — Ну, заимка и заимка, не о том ты сейчас думаешь. Елистрат, достань большое плоское блюдо. У тебя там быть должно. И... нет, не там, куда ты лезешь? Давай, я сам найду.
— Зачем блюдо? — не поняла я. На меня снова накатила слабость и дурнота, и мне стало всё равно. Единственная радость — это то, что мучения Ивашки закончены.
Я привалилась спиной к котомке Елистрата, наблюдая, как кот роется в моей, выкидывая то одно, то другое, а сам богатырь ловко разводит небольшой костерок. Поспать бы...
— Интересное дело, — продолжил баюн, копаясь в котомке, полностью игнорируя мой вопрос и рассуждая больше сам с собой. — Святослав каким-то образом нашёл осколок, принёс его чуть ли не в единственное место, куда не могли добраться навьи. Покинул капсулу, используя какое-то очень странное заклинание своего изобретения. Всё-таки талантлив, паршивец. И...
— ...И оставил там мучиться Ивашку, — зло продолжила я.
— Это частности, — отмахнулся кот. — Он знал, что либо сам вернётся за ним, либо вернётся кто-то другой. Ты же слышала, что сказал мальчик. Дяденька велел ему дождаться либо его, либо того, кто придёт следом.
— Следом могли прийти навьи, — не согласилась я. И чего это Баюн так моего отца выгораживать начал?
— Навьи бы не зашли, ещё раз повторяю, — мурлыкнул кот. — Всё, готово. Елистрат, приладь как-нибудь блюдо на огонь. Веточками там, ну я не знаю. И передай осколок Ягине. Сейчас будет акт вандализма по отношению к культовому предмету. Один оставим поисковиком, а один прямо сейчас разобьём. Давай, бери в руку и по моей команде кинь на блюдо. Если не рассыпется, попробуем другой способ. Заговор я тебе подскажу, закрывай глаза и слушай.
— А Морена почувствует, что мы уничтожаем её артефакты? — осторожно уточнила я.
— Может, почувствует, может, нет, кто ж её знает, — голос кота раздался за правым ухом. — Ты не рассуждай, давай, а делай. И побыстрее.
Елистрат молча протянул мне камень, и из моего кармана выскочил его собрат, подлетел вверх и приклеился к осколку, стоило мне взять тот в руки. Всё произошло в доли секунды, я даже не успела ничего понять, так и хлопала глазами, глядя на внезапно увеличившийся булыжник в моей руке. Осколки словно примагнитились, срослись. Трещина между ними моментально затянулась, и теперь это был единый монолит.
— Ч-что э - эт - то? — заикаясь, прошептала я.
— Твою ж... — кот выругался с такими оборотами, что я невольно заслушалась. — Вот же стерлядь очешуевная… медведка недобитая, упыриха предусмотрительная, да что б тебя…
— Как нам теперь? — тупо переспросила я, глядя на образовавшуюся у меня в руке глыбу. Она была холодной, неожиданно тяжелой и ехидно подмигивала из глубины голубым холодным огоньком. И ещё мне казалось, что она едва заметно, на пределе чувств, вибрирует. За последнее не ручаюсь, может, у меня уже руки дрожат. — Оно что, теперь всё время так срастаться будет?
Кот закончил ругаться, обошёл кругом, чуть ли не утыкаясь носом в артефакт.
— Одна горчица – теперь это неделимый кусок! — резюмировал очевидное баюн. — Ну что ж, теперь ситуация меняется, господарь да господарыня, да не в нашу пользу. Осколки будут стремиться друг к другу, звать друг друга. То-то я смотрю, так легко поисковое заклинание настроилось — они сами хотят воссоединиться. И подозреваю, в какой-то момент это будет просто маячок для Морены. Если уже не маячок. Когда они были разбиты, видимо, они маячили не так сильно, иначе бы она их точно нашла, но когда вместе, это совсем другое дело.
— И что теперь будет? — равнодушно уточнил Елистрат, ломая сухую ветку.
— Ничего хорошего. Уничтожить мы их не можем, а негативное действие будет только усиливаться. Надо очень быстро собирать остальные, пока не стало слишком поздно!
Мне внезапно сильно поплохело. В глазах потемнело, резко усилилась дурнота и навалилась непреодолимая слабость. Я опустилась на землю, звуки казались далёкими, будто проходили сквозь толщу ваты.
— Навья сущность просыпается! — кот обеспокоенно крутанулся на месте. — Елистрат, иди сюда быстро. Обними её, пусть девка силой напитается. Не убудет с тебя. Долго ещё держалась, думал, раньше скрутит.
— Нет, не надо, я сама! — я уперлась ладонями в богатырскую грудь и попыталась его оттолкнуть. — Не надо!
Кто б меня слушал! Елистрат только сильнее сжал объятья и для верности легонько придавил затылок так, что я случайно ткнулась губами ему в шею. Я возмущённо фыркнула, отстранилась и попробовала вырваться. Бесполезно. Проще уговорить медведя отпустить, там хватка слабее. Силы окончательно меня покинули, и я затихла.
— Вот и хорошо, вот и ладушки, — мурлыкал кот. — Посиди, сейчас полегчает. Расслабься только, так энергия лучше пойдёт.
Я горько усмехнулась. Навка и Ягиня в одном флаконе. И тех, и тех Елистрат ненавидит больше всего. И тех, и тех мечтает убить. Может, и лучше, если убьёт? Меньше мучиться буду.
— Пей давай, — богатырь легонько погладил меня большим пальцем по щеке, и ладонью слегка надавил на затылок, снова ткнув меня носом себе в шею, как несмышленого котёнка в блюдце с молоком. — Ты ещё нужна Перекрестью. Ничего мне не будет, кот прав. По доброй воле отдаю, пей.
Я закусила губу и замотала головой, против воли из глаз полились злые слёзы. Я не вампир, не нежить, я не буду забирать у живого! Да и как пить? Кусаться, что ли? Обойдутся!
Пусть лучше сразу умру, чем так вот жить. Да и какая это жизнь?
Не буду! Пусть даже не уговаривают!
— Что тут у вас? — встрял кот.
Но быстро мы никуда не пошли. Пока поели сваренную на костре и надоевшую мне ещё дома кашу, пока Елистрат начал перебирать оружие, а кот — обережки... Я не заметила, как уснула на краю полянки, положив голову на котомку и свернувшись калачиком. Напряжение последнего дня давало о себе знать, а пока камушек был у Елистрата, зов меня не сильно доставал. А может, и кот что-то нахимичил, с него станется. Зов был, но пробивался лишь тем самым начальным, едва слышным ощущением, что мне надо куда-то идти. А может, это лешева заимка так действует, кто их разберёт. Но я точно знала: как только я возьму камень и выйду в лес, зов тут же перерастёт в набат и потащит меня за собой. Очень неприятное чувство, многое бы я отдала, чтобы его больше никогда не испытывать.
О своей навьей сущности я старалась не думать. И что со мной станет, когда ещё один осколок присоединится к булыжнику, тоже.
Меня разбудили, кажется, в ту же минуту. Я попыталась отбиться, натянув на нос колючее шерстяное одеяло.
Стоп, а откуда здесь взялось одеяло? Сон как рукой сняло, я села и огляделась. День клонился к вечеру, и кроме одеяла на полянке прибавилась... ммм, не знаю. Что это такое? Похоже просто на кусок брезента защитного цвета. От неудобного положения болела шея и затекла рука, и теперь она отходила мелкими, противными покалываниями.
— Проснулась? — скорее утвердительно, чем вопросительно, уточнил богатырь. — Собирайся, скоро темнеть будет. Не будем сегодня ввязываться в бой, пройдём сколько можем и всё. Ночь приближается, навья в силу входит.
— Хорошо, как скажешь, — вяло согласилась я. — А одеяло откуда?
— Леший принес, пока ты спала. И одеяло, и палатку. Сказал, из старых схронов.
— Какой у нас домовитый лесовик! — восхитилась я.
— Уж какой есть, — хмыкнул Елистрат. — Без догляду любое хозяйство запустеет, хоть лес, хоть поле, хоть болото. Нельзя без порядка.
Я потерла ладонью лицо. Зря спала. Не сказать чтобы стала бодрее — скорее осознала, насколько вымоталась. Пока мы шли на адреналине, а может, и на волшебных кошачьих травках, всё воспринималось легче. Но стоило сесть и отдохнуть, как я поняла: совершенно не хочу никуда идти. Может, попробовать уговорить подождать? Ну какая разница, пройдём мы километр больше или меньше? Или они меня всё-таки планируют скормить каким-нибудь шишигам?
Ну а что? Могут же! Хотя бы чисто теоретически? Скрытные же, как упыри в засаде.
Елистрат вздохнул и протянул руку ладонью вверх. Типа, давай, помогу встать.
Я рефлекторно подала руку и поднялась. Обалдеть... Вот что подпитка животворящая делает — даже богатырь человеком выглядит. Хотя бы внешне. Не обругал ни разу, конфетку дал, встать помогает и не искрит при каждом контакте, как неисправный щиток.
— Уверен, — вздохнул он. — Мы не по Тропам пока, так что каждый час дорог и каждая верста на пользу. По Тропам уже под конец и то... Всё-таки Тропы отследить проще, контролировать — легче. Особенно ближе к ночи. Хоть немного, а время выиграем.
Я пожала плечами и потянулась за котомкой. Если прогулки не избежать, то и тянуть нечего.
Говорят, прогулки перед сном очень полезны. Только вряд ли имели в виду такие прогулки!
Я шла, любуясь пейзажем и богатырской спиной. Лес распевался голосами птиц и пах нагретой на солнце смолой. Солнечные лучи пробивались сквозь листву и окрашивали мир в зелёно-жёлтые тона. Жужжали пчёлки или неизвестные мне мушки, распевались комары, но близко не подлетали. Кое-где распускались павлиньими хвостами папоротники... Век бы любовалась! При иных обстоятельствах, конечно.
Елистрат был куда менее поэтичен: сзади богатырь напоминал вьючного верблюда. Брезентовая палатка оказалась большой и тяжёлой даже на вид. Сзади ещё были приторочены два свёрнутых в тугой рулончик одеяла. В одной руке — посох, вторая — на мече. Выглядело одновременно грозно и комично. Мне досталось тащить обе котомки, а кот рысил рядом налегке.
— Сейчас до заимки ближайшей дойдём, — привычно вносил коррективы Бальтазар. — А там вы останетесь, а я на разведку схожу. Огонёк разожжём, отдохнёте. Заночуем, а по зорьке ранней снова за осколком.
— Мы хоть правильно идём? — не поворачивая головы, уточнил "верблюд".
Я сверилась с внутренним компасом.
— Вроде да, прямо тянет. Наверное.
Он кивнул и больше ничего не уточнял.
Ко мне вернулся камушек, а с ним — сосущее чувство зова. Но… зов был совершенно не таким, как раньше. Никакого ощущения натянутого поводка, скорее гулким, вибрирующим, идущим от самой земли. Не настойчиво тянущим, а лишь намекающим. Порой, если не прислушиваться, он совсем терялся. Уходил, звучал фоном, как постоянная боль, к которой привык.
Был одновременно везде и нигде. Напрягаться приходилось, чтобы понять, куда идти. Лучше б был первый вариант, он хотя бы точнее!
А ещё меня не покидало ощущение, что мы кого-то потеряли. Хотя, если считать по головам, все здесь: голова бедовая рыжая моя тут, голова светлая богатырская с тёмными мыслями на месте, голова котовая без всяких расхождений мысли и масти присутствует и из-за лопуха просматривается... а кто у нас ещё был?
Руш!
— А где ворон? Мы ворона с Мореной оставили! — я остановилась как вкопанная. Как я могла забыть его! Господи, что с ним теперь будет? — Надо срочно вернуться!
— Ты чего? — не понял кот. — Куда возвращаться? Зачем?
— Птичку жалко, — всхлипнула я. — Они же его убьют! Точно убьют!
— Ничего с твоим вороном не случится, — фыркнул Бальтазар. — Захочет, улетит, его ничто не удержит, да и не было его в избе, по своим делам где-то шастал. Он же нам неподотчётный.
— А почему он тогда не прилетел до сих пор?
— Хороший вопрос, — подал голос Елистрат, — но несвоевременный. Но захочет, найдёт тебя, как хозяйку.
— А если я ему больше не хозяйка? — чем больше я думала о вороне, тем больше мне становилось не по себе. Плохо, что мы его оставили, хорошо, что он улетел. И... кого он считает хозяином? Меня? Отца? Никого, потому что сейчас в нас больше навьего, чем человеческого? Ну ладно, не больше, но всё-таки...