Яхонт-князь

Яхонт-князь

Семьсот лет с тех дней прошло, и ещё столько пройдет, а сказка жить будет.

Было это в славном Яхонт-граде, столице княжества большого. И, как подобает столице, был это самый богатый, самый светлый и самый прекрасный город. Купола его виднелись за много вёрст и сияли так, что казалось солнце никогда не заходило над ними. Полнились улицы Яхонт-града голосами звонкими, смехом счастливым, и куда ни глянь, всюду кипела жизнь: вдоль по шумным улицам друг за другом носились ребятишки, в избах топились печки, разнося по округе запах свежих пирогов; корабли заморских купцов причаливали к берегам, и торговцы на ярмарках зазывали отведать яств со всего света, прикупить вещиц причудливых, тканей богатых, и сыпали горожане монетами направо и налево, не скупясь ни для купца, ни для нищего.

А посреди города высился терем княжеский, где жил сам князь со своим сыном.

За стеной городской текла река по прозванию Студёная, и на берегах её крутых раскинулся густой лес. Звали этот лес жители Яхонт-града Синим — за цвет листвы. И всё бы ничего, да лес тот издавна в Яхонт-граде жутью да безбожием славился, куда православный не зайдёт, а только безумный или проклятый. Говорили, не щадит Синий Лес ни живого, ни мертвеца, и попавшего однажды забирает навсегда.

Но поспорил как-то княжич, что сможет зайти в Синий Лес на реке Студёной. Был княжеский сын храбр и безрассуден, оседлал он коня своего да отправился в путь.

Ехал-ехал княжич по тропинкам Синего Леса, да всё понять не мог, за что его проклятым кличут. Благодать же кругом! Сквозь голубую листву, словно стрелы, пробиваются в чащу лучи солнечные, на изумрудной траве сверкает роса адамантная, птицы сладостно щебечут, гнёзда вьют, белки резвятся…

Вдруг затрещали ветки, и прямо навстречу княжичу из чащи выскочила звериная тень. Выскочила да тут же и пропала, но испугался конь княжий, оступился и пал, взвизгнув от боли — ногу сломал.

Испугался княжич. Выбрался из-под коня, осмотрелся — в самую гущу леса забрёл! Как назад воротиться без коня?

А тем временем стало смеркаться и потянуло со Студёной Реки холодом. Подумал княжич, подумал, и решил поискать ночлега, хоть дупло какое, лишь бы не замёрзнуть до утра, а утром уж придумать, как из лесу выбраться.

Накрыл он своего раненого коня попоной и пошёл. Шёл-шёл, и увидел избушку. Ладная такая — дымок тянется, окошки светятся. "Вот счастье-то!" — подумал княжич и постучал в дверь. Раз постучал, другой, на третий дверь, скрипнув, растворилась, и встретила княжича старуха — до того страшная, что сказать нельзя: горбатая, сухая, нос крючком, руки — жилистые плети, на голове туго связанный платок. Только было в этой старухе что-то особенное, что не вязалось с уродством — глаза, блестящие, как у молодой девушки.

Поклонился ей княжич.

— Здравствуй, бабушка! Я заблудился и очень замёрз. Впусти меня в избушку на ночлег!

— Здравствуй, добрый молодец Кудри-Лён-да-Глаза-Васильки! Заходи, — улыбнулась старуха и прищурилась, гостя разглядывая. — Знавала я когда-то молодца с такими же кудрями, да с такими же глазами, как у тебя… Хочешь, сказку тебе про него расскажу?

— Расскажи, бабушка!

— Тогда садись у печки, буду тебя пирогами потчевать да сказку сказывать.

Поставила старуха перед княжичем каравай медовый да молока крынку и начала:

— На реке лес, а над лесом град. Правил там когда-то молодой Яхонт-князь. Не было краше его на всём белом свете. Не было смелее его на всём белом свете. Каждая красавица града мечтала стать его суженой, да вот беда — не мог Яхонт-князь отыскать среди них себе жену по сердцу. Долго блуждал по миру, искал, печалился — совсем отчаялся. Но как-то раз, возвращаясь с охоты через одно маленькое село, заехал Яхонт-князь на боярский двор коня напоить. И увидел двух сестёр. Они собирали вишни и пели песни. Де́вицы эти оказались прекрасней всех столичных красавиц! Старшая была невелика ростом, круглолица и румяна; кудри, цвета ночи, вились в её пышной косе. Младшая же была тонка и белолица, а её золотые волосы были похожи на солнечные лучи, сплетённые в тугую косу. Она первая заметила князя и подняла на него свои чудные очи холодной северной голубизны. В тот миг полюбила она Яхонт-князя всей душой.

Засмотрелся князь на девиц. Приглянулись ему обе. «Здравствуйте, девицы! — молвил он им. — Не напоите ли коня моего?» Старшая проворнее оказалась, она коня напоила, а младшая всё глядела на Яхонт-князя и глаз отвести не могла. Сказал князь: «Ищу я себе супругу милую, да всё найти никак не могу. Увидел вас, и приглянулись вы мне обе. Поэтому назначаю состязание: какая из вас сошьёт мне лучший кафтан, ту в жёны и возьму.» Сказал так и уехал. И девицы, не долго думая, принялись за дело. Старшей уж очень хотелось поскорее княгиней стать. Она взяла сукна, ниток золочёных да бисеру цветного, что нашла у себя в сундуке, и скоро начала шить, а вот младшей все не то. Долго перебирала она у самых богатых купчих нитки шелко́вые, ткани объярные, но дольше искала камни-яхонты — такие же прекрасные, как сам князь и её любовь к нему, и только когда всё нашла взялась за работу. Хотела она Яхонт-князю самый прекрасный кафтан сшить, под стать самому хозяину.

Долго ли, коротко ли, решил Яхонт-князь наведаться к сёстрам. Заходит в терем и видит: у старшей кафтан уже готов, а у младшей только воротник вышит. Разгневался. «Так ты значит, слову моему верна, раз ленишься работать?» А она ему отвечает: «Не гневайся, любимый князь мой! Я готовлю для тебя самый прекрасный кафтан, какой ты никогда ещё не видывал! Дай мне сроку две ночи.» Но князь сказал ей: «Не нужен мне больше твой кафтан.» — и ушел со старшей. Вскоре сыграли свадьбу. Старшая сделалась княгиней, а младшая всё продолжала работать, потому что любила Яхонт-князя. Да только сердечная боль с каждой пролитой слезой иссушивала её, крала молодость и красоту.

А в один злополучный день к ней в терем ворвалась молодая княгиня со своими слугами и прогнала прочь. «Ступай в Синий Лес на реке Студёной и шей свой кафтан дальше!» — посмеялась она. И младшая ушла. Ушла, но поклялась забрать у князя самое ценное.