Только в тот момент, когда ты принимаешь себя, открывается мир с новыми возможностями.
Всю жизнь я пыталась быть экстравертом. Помню, самые частые мамины упрёки в детстве были: «Что ты лежишь, ничего не делаешь? Лентяйка! Сходи погуляй, с людьми поговори». И я как-то впитала, что «нормально» – это хотеть общаться. Правильно – искать новые знакомства, впечатления, эмоции. И, конечно, много путешествовать, потому что все интересные люди путешествуют. Если не в молодости, то когда?
А года три назад я разрешила себе быть собой. Переехала из центра мегаполиса на самую окраину, в старый двухэтажный дом, и обустроила там квартиру с видом на сосновый лес.
В моей жизни вдруг стало удивительно тихо. Визг шин, крики спортивных болельщиков, взрывы салютов, грохочущая музыка из машин – всё это осталось в прошлом. Теперь всё стало по-настоящему моим.
Вокруг дома живут кошки. В центре их почти не встретишь – они там будто прячутся от людей. А здесь, на окраине, пушистые мурлыки и крючкохвостые пёсели встречаются на каждом шагу. С ними чувствуешь себя нужной. Помогаешь протянуть зиму, делишься едой, теплом, лаской. А они отвечают тем же.
Квартирка маленькая, но в ней есть всё, что мне важно. Кухонька с грилем, духовкой и даже крошечным биокамином для настроения. Спальня в скандинавском стиле с огромной монстерой, нарисованной на стене. Кадка с чем-то мясистым, зелёным и вечнозелёным. Смешное растение – растопырилось во все стороны, и каждую ночь отбрасывает разные тени. За ним занятно наблюдать.
Но главное сокровище – это стеллаж с материалами для творчества.
Кажется, я перепробовала всё: эпоксидную смолу, скульптуру, лепку, рисование, вязание. Вязание на какое-то время захватило полностью – теперь у всех дорогих мне людей есть личные носочки для холодных вечеров. Пробовала выжигание по дереву, делала настольные игры со стабилизированным мхом на спилах. Поняла: это красиво, но чужое.
А сейчас я нашла своё.
Помню, как в первый раз сама переплела книгу. Я чувствовала себя творцом будущего. Вырезать форзац, склеить блок, выбрать оттенок кожи для обложки, сшить каптал… Всё вышло ужасно! Но процесс захватил настолько, что я не смогла остановиться.
Теперь мне довольно часто подкидывают заказы по реставрации старинных книг, как-то само получилось. Странное чувство, когда любимое хобби помогает жить в реальном мире. Похоже на сказку.А ещё я до сих пор чувствую безумную радость, когда занимаюсь этим. В первый раз, когда я плела, мне казалось, сердце стучит в новом, рваном ритме: тук-тук-тук… тук-тук-тук-тук… тук-тук. Этот ритм я слышу и сейчас, когда под моими руками старые страницы обретают новое лицо.
Вот как в этот момент.Так, стоп.
К свисту ветра и первому снегу за окном явственно добавились новые звуки. Это было странно: до ближайших сосен – несколько шагов, прямо к окну ничего не примыкает. Может, птица?
Я подошла, вгляделась в темноту – ничего. Царапающий звук повторился, и к нему добавилось тихое, на грани слышимости поскуливание. Я удивилась по-настоящему: этаж-то первый, но ни одна собака до моего окна не дотянется. А звук был таким щемящим, детским, что больше походил на щенка.
Секунду я смотрела на уют комнаты, мерцание биокамина… и решительно скинула с плеч тёплый плед. Я просто пойду и взгляну. Что может случиться? Да ничего! Если что – схожу к соседям.
Засунув ноги в ботиночки и накинув пуховик, я вышла и оглядела пространство под окнами. Ожидаемо – ничего. Развернулась было обратно в тепло, но звук повторился. Ближе, отчётливей. Я присмотрелась и увидела небольшой сугроб, неестественно бугрящийся на фоне тонкого слоя первого снега.
Я подошла. И из-под белой пелены на меня распахнулись огромные, прозрачно-янтарные глаза с узкими вертикальными зрачками. Уши, настороженно прижатые к небольшой голове. Серебристый мех сливался с рисунком снега, будто растворяясь в мире. Только передняя лапка выглядела искалеченной. Всё маленькое тельце словно светилось изнутри, но там, где было повреждено, свечение притухало, угасая.
– Что же ты такое, малыш? – прошептала я, присев на корточки, но не протягивая руки.
Это не был щенок. Это была нежная помесь лисы и совы. Что-то прекрасное, невозможное, не существующее в настоящем мире.Зверёныш затих, но его взгляд – чистый, молящий зов о помощи. Я смотрела и не понимала. А непонимание рождало страх. Я отступила, отвернулась от этой сказки, назад – к порядку и уюту. Обняла себя за плечи, ссутулилась, чтобы не видеть погибающее существо.
Но ветер рванул снегом и присыпал малыша. Свет в его глазах начал гаснуть.
Шаг. И в памяти всплыли строчки из какой-то старинной, переплетённой мною книги: «Лесные духи просят убежища лишь в крайней нужде. Отказ несёт иссушение сердца дома».Я бросилась вперёд, подхватила чуть взвизгнувшего малыша, стараясь не задеть больную лапку, укутала под полы пуховика и почти бегом понесла обратно – туда, где тепло, уют и, кажется, есть шанс на жизнь.
Взбудораженная, я вбежала в дом, захлопнула дверь и застыла на пороге, совершенно растерянная. Что делать дальше? Я ещё ни разу в жизни не спасала лесных духов!
— Что же мне с тобой делать, маковка? — от растерянности я задала вопрос вслух.
И словно в ответ, пушистый комочек в моих руках дрогнул ещё сильнее.
— Да ты же замёрз! — ахнула я и засуетилась.
Нужно было согреть его, и быстро. Но как?
Важно не просто поднять температуру, а сделать это безопасно, не обжечь нежную шкурку. А что я вообще знаю об этом существе? Ровным счётом ничего. У меня под курткой сейчас трясётся то, чего не должно существовать.
Я улыбнулась этой абсурдной мысли и бросила взгляд по комнате. Он упал на большую корзину с пряжей.
Плетёная, в форме лодки с высокими бортами, она выглядела идеальной колыбелькой. Не сковывала движений, но давала ощущение защищённости и уютного гнёздышка. И по размеру вполне подходила.
Кое-как скинув ботинки, я, не выпуская из рук диковинного зверька, подошла к корзине. Первым порывом было вывалить пряжу — пусть катится куда угодно. Но что-то внутри воспротивилось. Не хотелось разрушать и этот крошечный островок комфорта.
Во-первых, плетёное дно — не самая удобная лежанка. А во-вторых… у меня и так слишком многое перевернулось. Не стоит ломать последнее, что осталось от моего спокойного быта.
Я аккуратно отнесла зверька в кресло, завернула в мягкое полотенце из ванной и уже с какой-то лихорадочной нежностью принялась обустраивать лежанку.
Сперва нашла небольшой матрасик — раньше это была подушка для улицы, смешная, с жирафьим принтом. В память об одной классной движухе я называла ее Йосей. Конечно, изначально она была пышненькой, но я часто забывала ее во дворе под дождем, поэтому она сплющилась и стала совсем тонкой. Зато теперь она была уютной и идеально подходила.
Я будто готовилась к появлению этого создания всю свою жизнь.
Сверху надела льняную наволочку и достала ещё одно льняное полотенце в качестве одеяла. Не уверена, что оно понадобится теплокровному зверьку, но на первое время, чтобы отогреться после жуткого холода, лишним точно не будет.Когда я вышла обратно в комнату, сердце ёкнуло: малыш забился в дальний угол корзины, спрятался от окна.
— Сквозняки! — ахнула я про себя.
Нужно было создать убежище. Я аккуратно подвинула широкое массивное кресло, отгородив угол с корзиной от возможных потоков холодного воздуха. Теперь здесь был свой крошечный, защищённый мирок.
— Хорошенько бы напоить чем-нибудь тёплым, — продолжала я вслух рассуждения, чтобы успокоить и его, и себя.
Малыш внимательно прислушивался, смешно растопырив широченные уши-локаторы. Его блестящие бусинки-глазки следили за каждым моим движением. Дрожь в его тельце становилась всё незаметнее, а глазки начали предательски слипаться.
— Молоком? — предположила я.
В ответ из-под шикарного пушистого хвоста, которым он укутался, показалась лишь недовольная, сморщенная мордашка. Одно ухо, любопытно изогнувшись, продолжало торчать наружу.
— Бу...льоном? — попробовала я снова.
Хвост дёрнулся, будто от нетерпения. Явный отказ.
— Ну что же ты пьёшь, маленький? — озадаченно пробормотала я, перебирая запасы. — У меня осталось только чай, кофе, какао и... ромашка.
На последнем слове произошло чудо. Мордашка моментально высунулась из-под хвоста, и пара ярких глаз уставилась на меня с живым, невероятным интересом. Казалось, он даже насторожил свои огромные уши.
— Ромашкой? Серьёзно?
Ответом был тихий, одобрительный писк.
— Давай попробуем.
Я заварила слабенький, едва золотистый чай, остудила его до чуть тёплого состояния и поставила в низкой керамической мисочке рядом с корзиной.
Зверёк, забыв про сопение, потянулся к чашке. Он не стал пить. Вместо этого с удовольствием глубоко вдохнул аромат, и... начало происходить нечто странное.
Жидкость в мисочке начала медленно, но верно уменьшаться, становясь при этом всё прозрачнее и светлее. Словно он впитывал в себя не воду, а саму её суть — тепло, цвет, запах и целебные свойства. И с каждым его ровным вдохом его собственная шёрстка обретала яркое свечение, а тело казалось более плотным и умиротворённым.
Он не пил. Он питался уютом.
Маленькое чудо засопело, и я заметила, что его раненая лапка теперь светилась немного ярче. По кончикам шерсти пробегали искорки, будто питая её силой. «Ему нужно время», — подумала я и, к своему удивлению, почувствовала дикую усталость. Я направилась к постели, легла и провалилась в сон.
Проснулась я от шуршания и скрежета — звуков, совершенно нетипичных для моей квартиры. Вскочила и огляделась.
Лисёнок гордо сидел в центре комнаты и светился ровным, насыщенным светом, будто по его шкурке прокатывались волны крошечных искр. А весь пол был завален пряжей. Клубки раскатались, сматывались, переплетались в безумных комбинациях, создавая картину невообразимого бардака.
Я вздохнула: «Малыш разыгрался, пока спала». И начала сматывать ближайший ко мне клубок.
Зверек зашипел. Потом заметался. Аккуратно, стараясь не повредить узор из ниток, лисёнок начал прыгать через переплетения. Ему явно было неудобно, но он изо всех сил старался сохранить рисунок целым.
Я посмотрела на эту путаницу сверху — и вдруг поняла. Это была не просто игра цветными нитками. Моим глазам открылась карта. А место, где я сейчас стояла, было выделено на ней серебристой нитью.
Я с любопытством разглядывала творение малыша. Это было чудесное чувство – наблюдать, как из чего-то, казалось бы, бесформенного и случайного, рождается точная, понятная картина.
Действительно, моя кровать светилась серебристыми нитями. Эту пряжу – ярко-белую, с искорками люрекса – я купила для тренировки в узоре «снежинка». Целиком связать из неё что-то нельзя, но как дизайнерский акцент она подходила идеально. Светло-коричневым было обозначено место корзинки – вышло уютно. Зелёный клубок с голубыми прожилками изображал смешного, разлапистого фикуса. Да, того, что по ночам отбрасывает на стену такие странные и подвижные тени.
А вот шкаф, где в ожидании стоят заказы и готовая работа, смотрелся неопрятной мешаниной из тёмно-серых, бурых и чёрных ниток. Я и не подозревала, что у меня есть пряжа таких тоскливых оттенков. В жизни, наверное, они смотрятся иначе – тот же глубокий шоколадный может быть тёплым. Но здесь, в этой детской «карте» моего мира, они выглядели сгустком хаоса, пятном неразберихи.
– И что тебе не понравилось в шкафу? – спросила я, обращаясь к гостю. – Соволис? Или Лисосов? Как тебя правильно звать?
Он прижал уши и тихонько заскулил, бросая на меня тревожные взгляды и косясь на дверцу шкафа, словно за ней скрывалось нечто ужасное.Я улыбнулась.
– Ну чего ты испугался, дурачок? Там просто книжки. В одной из них, кстати, была подсказка про тебя.
Я присела на корточки, чтобы быть с ним на одном уровне.
– У этой книги интересная история. Мне её отдали на переплёт несколько лет назад, когда я только начинала своё дело и даже не была уверена, понравится ли мне это. Заказчица была приятной женщиной, чем-то похожей на библиотекаря. Попросила не торопиться, сделать всё аккуратно, пообещала забрать через пару месяцев… а потом пропала. Я звонила, писала, искала её в соцсетях – всё напрасно. А книга так и осталась у меня.
Я замолчала, глядя на пёстрое полотно. Шкаф-хаос на нём неожиданно приобрёл новый смысл. Это же не просто беспорядок. Это – клубок неразобранного, неразгаданного, место, где вещи и истории теряют свою форму. И среди них – та самая книга.
– Там много старых легенд, – тихо продолжила я, – которых я раньше не слышала. И про лесных духов тоже. Именно оттуда я узнала, что тебе нужно обязательно помочь.
Мой гость жалобно заскулил и посмотрел на меня виноватым, грустным взглядом. В его глазах читалась не просто боязнь, а какая-то глубокая тревога, словно он знал то, чего не знала ещё я.
И меня вдруг осенило.
– Тебя она беспокоит? – спросила я. – Эта книга? Но чем?..
Тишина в комнате стала густой, значимой. Я представила ту женщину – неспешную, с глазами, полными спокойного знания. Она не просто «похожа на библиотекаря». В мире, где живут Соволисы, такие люди должны быть хранителями. Стражами порогов между обыденным и иным.
Она доверила книгу именно мне, тогда ещё неумелой и сомневающейся. И исчезла, оставив её здесь – не как забытую вещь, а как задание. Как ключ.
А Лисосов… Он ведь не просто указал на шкаф, нет. Я увидела источник скрытого напряжения в самом сердце моего дома. Его виноватый взгляд говорил: «Да, это место силы. Да, опасное. Но твой путь лежит именно через него».
Возможно, книга была не просто сборником легенд. Может, она была живым артефактом, магнитом для сущностей вроде него, или замком, запирающим что-то, или невыполненным обещанием, которое теперь перешло ко мне. Он боялся не за себя. Он, чувствительный к таким вещам, боялся за меня – той, кто теперь должна была развязать этот узел из тёмных ниток.
– Понятно, – выдохнула я, поднимаясь. – Значит, нужно достать её оттуда. Посмотреть, что она хочет нам сказать.
Я подошла к шкафу, и Соволис, не отрывая от меня взгляда, настороженно притих. Его тень на стене замерла в ожидании.
И именно в эту секунду до меня дошло. Мне стало страшно.
Прямо сейчас, среди ночи, когда за окном отчётливо гудел свистящий ветер и вилась вьюга, я сообразила нечто важное и леденящее. Малыш не просто так прибился к моему жилью. Он был ранен. Он от кого-то – или от чего-то – бежал. Не от хорошей жизни это создание, всем своим видом напоминающее о зимнем лесе, инее и звонкой прохладе – одна только его пушистая шкурка чего стоила! – вышло ко мне, к человеку, в тёплый свет лампы.
Что ранило его? Что изгнало из родного дома, с морозных тропинок и от проседающих под снегом еловых лап – сюда, к людям, ко мне? В его страхе перед книгой чувствовалась не личная обида, а вселенская тревога. Кажется, не всё спокойно в лесу. В его лесу. Что-то нарушило древний порядок, что-то заставило духа искать защиты под человеческой крышей. Книга в шкафу, тёмный клубок незавершённых историй, и раненый гость из чащобы – были частями одной и той же загадки. И я, сама того не желая, оказалась в её центре.
Я медленно протянула руку к ручке шкафа. Пальцы слегка дрогнули. Соволис больше не скулил. Он смотрел на меня, затаив дыхание, весь превратившись в слух и ожидание. Готовый либо броситься прочь, либо шагнуть со мной навстречу той тьме, что дремала среди старых переплётов, сувениров из детства, например, кусочка золотистого минерала, пирита, и мягкой пряжи.