Янтарные искры

Пролог

Есть древняя легенда, что миры соединены Паутиной Реальностей, а в одном из них хранится артефакт — Янтарный Ключ, способный открывать двери между мирами. Тот, кто владеет Янтарным Ключом, может создавать любую реальность. Духи защищают границы миров.
Легенда говорит и о Бездне — месте, где реальность теряет форму. Бездна это не просто пустота, она антимир, пожирающий свет и смысл. Согласно пророчеству, однажды Бездна найдёт способ разорвать Паутину и поглотить всё, оставляя после себя пустоту. А пока она стремится проникать через Швы между мирами, нащупывая их слабину.
Бездна жаждет, чтобы города рассыпались в пепел, реки высохли, а небо потухло... Бездна не подчиняется. Бездна поглощает.

Глава 1. Мир Терра

Терра была миром закрытым, где магия считалась мифом, а реальность была жёсткой и неизменной. Терра — это мир людей, где магия спит. Города построены из камня и стали, а люди верят только в то, что можно потрогать. Этот мир был полон обыденности: аптеки, школы, лавки с безделушками. Но под поверхностью скрывалась древняя магия. Терра была одним из Якорей — миров, которые удерживали Паутину Реальностей, и была связана с другими мирами через Швы – трещины, невидимые для обычных людей, они были мостами между мирами...

Маленький городок Вереск в мире Терра, где даже небо казалось серым, жил своей обыденной скучной жизнью. Но сегодня городок проснулся в предвкушении чуда, намечалось грандиозное событие. Ярмарка — событие, ради которого даже самые угрюмые жители доставали из сундуков праздничные наряды. Уже на рассвете улицы огласились топотом босых мальчишек:
- Ярмарка! Ярмарка! Карусели! Фокусники! Сладости! - кричали мальчишки, захлебываясь от восторга. Их крики звенели, как колокольчики, разрывая утреннюю тишину.
На главной площади с утра слышался непрерывной шум, подъезжали телеги, груженные необычными товарами, покрикивали торговцы, девушки в нарядных платьях собирались стайками, важно шагали семейные пары, держа за руку своих детей.
Анна и Марк - молодая пара, собирались на ярмарку. Анна кружилась перед зеркалом в нежно-голубом платье с кружевными рукавами, Марк критично оглядывал жену. Он знал: ему завидовали. Да, Анна не была красавицей, но под её чары попадали все: её звонкий смех звенел колокольчиком, а её улыбка покоряла с первого взгляда. Марк сам был статным красавцем, любил похвастаться и гордился своей женой. Он любил пройтись по улочкам городка, держа Анну под руку, чтобы поймать завистливые взгляды мужчин и призывно горящие взгляды женщин. Он знал, каждая девушка на выданье мечтала о нем. Они любили быть первыми во всем и стремились к тому, чтобы их репутация была безупречна. Они были гордостью городка, его эталоном.
— Ну вот, теперь все мужики обзавидуются, — проговорил Марк, опершись о дверь. Его голос звучал гордо, но глаза скользили по её фигуре с холодноватым расчетом. — Ты моя королева, Аннушка. Пусть видят, какая у Марка Степановича жена.
Анна попыталась улыбнуться, но в горле стоял ком.
Королева… А королевам полагается наследник, — пронеслось в голове.
Да, за улыбками молодой семьи таилась боль: пять лет детская кроватка в их доме пылилась пустой, врачи говорили о "бесплодии неясного генеза", и это причиняло им невыносимое страдание. Вот и сегодня ночью Анна плакала в подушку, а Марк курил на крыльце, глядя на звёзды.
Наконец-то молодая пара собралась, и они вышли. Марк глазами искал в толпе знакомые лица, перед кем стоило похвастаться женой.
Казалось, сам воздух искрится радостным настроением, все жители городка высыпали на улицу: нарядные, возбужденные. Девчонки в нарядных платьях с бантами, будто бабочки, порхали за матерями. Мальчишки в вышитых рубахах толкались, дразня друг друга.
Каждая семья вела за руку или красивую дочку с огромным бантом и кружевным воротничком, или урезонивала расшалившихся сыновей, беря их за руки, горделиво поглядывая вокруг, как бы хвастаясь своим сокровищем.
— Ольга Семёновна! Ваша Машенька — точь-в-точь ангелочек с иконы! — восхищалась соседка, ласково шлёпая своего сына, рвавшегося к каруселям.
— Да ваш-то Петька богатырём растёт! — парировала та, поправляя бант на кудрях дочери.
Марк без слов почувствовал, как напряглась Анна. Каждый детский смех, каждый взгляд матери, горделиво ведущей за руку чадо, будто вырывал из её души клочья. Воздух густел, превращаясь в свинец.
— Марк… — она остановилась, будто наткнувшись на невидимую стену. — Я не могу…
Она пыталась взять себя в руки, но лишь бессмысленно открывала рот, как выброшенная на берег рыба. Марк нахмурился, крепко обхватив жену, свернул в первый попавшийся переулок и быстро повел Анну её прочь от веселья, в тихий переулок, где пахло сеном и старыми досками, подальше от центральной площади.
— Опять эти слёзы? — Марк прижал её к стене сарая, грубо подняв подбородок.
— Пять лет... — она задохнулась от горечи. — Пять лет, Марк! — … все шепчутся: «бездетная», «пустоцвет»…
Он стиснул её запястья, заставив смолкнуть. Где-то за углом звенел голос девочки: «Папа, купи куклу! Она как настоящая!»
— Заткнись! — прошипел Марк, и в его глазах мелькнуло что-то дикое, почти животное. — Ты думаешь, мне легко? Каждый дурак тычет пальцем: «Марк Степанович, а когда наследник?» Но я терплю! А ты…
Он резко отпустил её, отвернувшись. Пальцы его впились в стену сарая, словно он хотел разломать её в щепки.
— Ты не понимаешь… — Анна прижала руки к груди, где сердце билось, как пойманная птица. — Мне больно, Марк. Каждый раз, когда я вижу их… — Она замолчала, заметив, как его плечи дрогнули.
Марк обернулся. В его взгляде вдруг промелькнула беспомощность, редкая, как солнечный луч в ненастье.
— Пойдём, — Марк вытер её слёзы краем рукава. — А то подумают, что я тебя обижаю.
— Надо что-то делать... Надо что-то делать... — бессмысленно повторяла Анна, а Марк не знал, как её успокоить. Так они добрели до аптеки Доронина. Вывеска "Травы и снадобья" скрипела на ветру, а в витрине банки с сушёными корнями отбрасывали зловещие тени.
— Может, к нему сходить? — Анна вцепилась в рукав мужа. — Говорят, он бесплодным детей дарит!
— Ты с ума сошла! — Марк отшатнулся. — Говорят, он с тенью разговаривает, а кости мертвецов в зелья добавляет… В церкви батюшка сказал…
— Церковь не дала нам ребёнка! — Анна сжала его руки и выкрикнула так громко, что пробегавший рядом кот шарахнулся в кусты:
— А мы попробуем всё. Даже если это… чертовщина.

Глава 2. Аптекарь Доронин

В городке шептались, что аптекарь Доронин — не человек, а оборотень в цилиндре. Его улыбка была слаще мёда, глаза — холоднее январского льда. Он носил бархатный сюртук с серебряными пуговицами, а в кармане всегда прятал флакон с эликсиром, от которого щёки розовели, а боли утихали. Женщины краснели, принимая микстуры из его рук, мужчины уважительно кивали, но за спиной крестились. Всё в нём было двойственно: обаяние змеи и взгляд палача.
Доронин ненавидел людей. Он видел и ненавидел их слабости: купца, который травил жену, чтобы получить наследство; девчонку, подсыпавшую яд сопернице; священника, тайком пьющего настойку опия. Когда Бездна впервые заговорила с ним через трещину в зеркале аптеки, он не испугался. Страх он променял на амбиции давно.
— Ты видишь их гниль, — шептала тьма, обвивая его шею чёрным дымом. — Они не заслуживают света. Дай мне их, и я дам тебе силу. Ты будешь сеять мои семена в их душах
— Что я получу взамен?
— Видение их истинной сути, — ответила Бездна. — И власть над теми, кто уже отравлен тобой. Твой дом будет полон богатств, я исполню любое твое желание.
«Люди все одинаковы. - внутренне уговаривал себя аптекарь перед сделкой. - Рвут друг друга ради золота, лгут, предают… Зачем лечить их? Пусть получат то, чего заслуживают. А я… я стану сильнее. Я буду контролировать их слабости. Бездна права: они уже мертвы внутри. Я лишь ускорю процесс... А что, если я потеряю часть себя? —засомневался он. — Но разве я не теряю её каждый день, глядя на их ничтожество?»
Он подписал договор кровавым росчерком пера. На следующее утро понял: теперь видит тьму в каждом клиенте. Червивые пятна на душах, гнилые нити желаний.
Работа Доронина была изящна. Он подбирал жертв тщательно: алчных купцов, жестоких помещиков, ревнивых жён. В их сердца он вливал капли тьмы — чёрный эликсир, сваренный из слёз Бездны.
— Это лекарство от слабости, — лгал он, вручая склянку купцу, чьи глаза блестели от жадности. — Станешь сильнее. Непобедимым.
— Вы страдаете от жадности, — говорил он другому, протягивая флакон с чёрным эликсиром. — Это лекарство… обострит вашу проницательность.
Купцы благодарили, не зная, что эликсир — семя Бездны.
Люди пили. И менялись. Их души черствели, а желания становились ядом для окружающих. Бездна шептала им на ухо, направляя, как режиссёр марионеток.
Спустя месяцы Доронин заметил: он больше не чувствует запаха сирени под окном. Не смеётся над шутками дочери. Даже вино на вкус стало пеплом.
Однажды ночью он подошёл к спальне детей. Сын и дочь спали, обнявшись, как котята. Он сел на край кровати, пытаясь вспомнить, как трепетал при их первом крике.
— Проснитесь, — голос его звучал чужим.
Дети открыли глаза, со сна заулыбались отцу. Но вдруг в их зрачках дрогнул страх.
— Папа… ты странно выглядишь, — испуганно прошептала дочь.
Он взял их руки, но его пальцы не чувствовали тепла.
— Расскажите… о школе. О друзьях…
Петя заговорил о новой учительнице, но Доронин не слышал. Вместо слов он видел тени: зависть мальчика к однокласснику, ложь дочери о разбитой вазе.
— Довольно, — встал он, резко одёрнув занавеску.
— Папа, ты…?
— Спите, — бросил он, хлопнув дверью.
В аптеке его ждало зеркало. Бездна смеялась в нём, как в клетке.
— Ты становишься частью нас, — прошипела тьма. — Скоро забудешь, что значит… любить...
Теперь Доронин всегда сам стоял за прилавком, улыбаясь клиентам. Его пальцы сами тянулись к нужному яду. А где-то в глубине, под слоями льда, ещё теплилась крошечная искра: память о том, как он впервые взял на руки дочь. Но её голос уже не был слышен за шепотом Бездны. Его стало занимать другое: идея бессмертия.
У аптекаря был свой секрет: его надежды согревал необычный осколок, мерцающий янтарным огнём, который он нашел в развалинах старой часовни. В его руках камень дрогнул, словно живой
— Интересная безделушка, — пробормотал он, поворачивая его. — Пахнет… властью.
Он не знал, что это. Но чувствовал, что вещь опасная. И ценная.
Доронин часами изучал его, пытаясь понять природу. Камень сопротивлялся, обжигая пальцы.
Ночью он переплавил гарду* старого кинжала, вставив осколок в паз. На рукояти засветился символ якоря, а затем потух, словно уснул.
— Моё сокровище, — прошептал Доронин, пряча кинжал под половицу. — Рано или поздно я пойму тебя, и ты станет моим билетом… в вечность.

Аптекарь

Глава 3. Визит Анны и Марка к аптекарю

Лавка Доронина напоминала логово алхимика из старинной легенды. Полки, искривлённые временем, ломились от склянок с жидкостями всех оттенков: багровых, как засохшая кровь, изумрудных, словно яд змеи, и чёрных, поглощающих свет. Воздух был густ от запахов: полынь, ладан, гниль, прикрытая свежестью розмарина. На столе, заваленном сушёными кореньями, стоял череп с горящей внутри свечой, дым от которой складывался в лица последних посетителей.
— Проходите, проходите! — Доронин вышел из-за занавески, улыбаясь так, будто Анна и Марк были давно желанными гостями. Его бархатный сюртук шелестел, как крылья летучей мыши. — Для особых клиентов… у меня есть особое место.
Он провёл их через потайную дверь за стеллажом с ядами. Комната за ней ослепила: стены, обитые парчой, золотые подсвечники в форме змей, ковёр с вытканными символами, которые пульсировали, словно живые. В центре стоял стол из чёрного дерева, а на нём зеркало в раме из сплетённых костей.
Анна едва дышала. Её пальцы вцепились в сумочку так, что кожа побелела. Глаза блуждали по комнате, цепляясь за склянку с мутной жидкостью, где плавало что-то, напоминающее зародыш.
— Ребёнок... Это может быть ответом, — лихорадочно думала она. В ушах звенело, а в груди будто горел огонь из смеси надежды и отчаяния.
— Вы хотите ребёнка, — аптекарь улыбнулся, выставляя склянки с мутной жидкостью. Он не спрашивал, просто констатировал факт.
— Я слышала… вы можете помочь, — её голос дрожал, как струна. — ... С ребёнком.
Доронин сел напротив, положив на стол руки с длинными ногтями, окрашенными в синеву. В его глазах вспыхнули искры — это Бездна смотрела через него.
— О, милая, я вижу вашу боль, — он наклонился вперёд, и Анна почувствовала, как чужой разум копается в её мыслях. — Она… восхитительна, - пробормотал он. - Чиста, как пламя.
Марк ёрзал в кресле, сжимая шляпу. Его взгляд метался от жены к аптекарю. Он хотел наследника, но эта комната… Ещё это зеркало... Зеркало показывало его отражение с рогами и клыками.
— Нам нужен сын, - прорычал он, пытаясь скрыть дрожь в голосе. - Чтобы продолжатель рода был. Сколько?
Доронин усмехнулся, щёлкнув пальцами. В зеркале мелькнули образы: Марк хвастается младенцем в трактире, Анна бледнеет в постели, держа на руках девочку с глазами цвета смолы.
— Сын? — аптекарь поднял бровь. — Жизнь… непредсказуема.
Доронин изучал их.
Анна. Её душа светилась редкой чистотой. Такой, что даже Бездна не могла замарать сразу. Идеальный сосуд. Если вшить в её ребёнка семя тьмы, девочка станет мостом между мирами. А когда вырастет… её сила станет его бессмертием. " Её душа станет моей," - думал он.
Марк. Грубый, пустой. Его желания — пыль. Но страх быть осмеянным за бездетность делал его податливым.
— Ваша проблема не в теле, — произнёс он, не глядя. — Вас прокляли.
— Кто? — Марк обнял дрожащую жену.
— Жизнь. — Аптекарь поднял глаза — святящиеся, как у совы. — Но я могу... переписать условия.
Он протянул пергамент. Условия: корешок мандрагоры под кроватью, ритуал в полнолуние, каплю крови родителей. Для связи. И.… пуповина ребёнка, которую он заберёт после родов.
— Это же часть ребенка! — Марк вскочил, опрокинув стул.
— Что вы с ней сделаете? — Анна прижалась к Марку.
— Пуповина связывает ребенка... с землёй. Без неё она станет... свободнее. — Аптекарь улыбнулся, и Марку показалось, что за его спиной шевельнулась тень. — Этим я обеспечу ей ... защиту, — он провел ногтем по столу, оставив царапину. — Если дитя проявит особенности, я их… нейтрализую.
— Вы согласны? — Доронин протянул Анне перо с острым кончиком. — Всего… капля крови.
Она протянула руку, не слыша, как Марк бормочет:
— Может, не надо, Аннушка?
Но её пальцы уже сжимали перо. Капля крови упала в склянку.
— Поздравляю, — аптекарь, убирая склянку в потайной шкаф. — Через девять месяцев вы станете матерью.

Да, они согласились... Хотя чувствовали в словах аптекаря недосказанность.
Как известно, люди щедро платят тем, кто дает им призрачную надежду.

Глава 4. Лера. Тени детства

Лера родилась в мае, когда сады утопали в сирени. А в небе над Вереском, впервые за столетия, появилась двойная радуга. Девочка смеялась, едва открыв глаза, а её пальчики тянулись к солнечным зайчикам на стене, будто пытались поймать свет. Ее смех звенел, как хрустальные колокольчики. Но Анна чувствовала какое-то беспокойство, её внутренняя чистота затемнилась, она терзалась сомнениями из-за договора с Дорониным. Лера не плакала, никогда. Её первый взгляд на мир был не младенческим непониманием, а осознанным изучением. Когда Анна кормила её, малышка замирала, серьезно и пристально уставившись в лицо матери, словно читала по лицу о ее грусти, о которой даже Марк не догадывался.
— Посмотри, Марк, — Анна растерянно развернула пелёнку, показывая пупок дочери. — Он... зажил слишком быстро.
— Не выдумывай, — отец целовал крошечную ладонь. — Она просто совершенна.
Шло время. Девочка росла. Она была восхитительна, её волосы, цвета спелой пшеницы, искрились на солнце, а глаза, как два глубоких озера, где смешивались все оттенки летнего неба, заставляли прохожих оборачиваться. Марк носил её на плечах, гордый, как король, чьё сокровище затмевает все богатства мира. «Наш ангелочек», — говорил он, целуя макушку дочери, когда та засыпала, прижавшись к его груди. Ему нравилось, что все в городке называли её ангелом. Гордость переполняла Марка, ему хотелось показать всему миру, какой он замечательный отец.
Первые годы Леры были сотканы из солнечных воспоминаний: мама радостно ей улыбается, наряжает в красивое платье, ласково расчесывает волосы, качает её на качелях, папа легко подбрасывает её к потолку, крича: "Моя птичка!". Они вместе собирают воздушные одуванчики, и Лера с восторгом дует на них, представляя, что запускает в небо фей.
Анна плела для Леры венки из полевых цветов, а девочка смеялась, ловя бабочек ладошками. Они садились на её пальцы, будто чувствуя, что здесь нет места страху. А вечера с бабушкиными волшебными сказками вселяли уверенность, что добро всегда побеждает, а мир безопасен.
— Мама, смотри! — в четыре года она принесла Анне «букет» из паутинок, и те вдруг засверкали, как нити с росой.
— Волшебница моя, — Анна нежно поцеловала её в макушку, ещё не зная, как это близко к правде. Лера прижала ладонь к щеке Анны, и Анна увидела странное свечении в глазах дочери.
«Не грусти», — прошептала девочка, и Анна почувствовала, как тёплый поток успокоения разлился по жилам.
— Она чувствует, — говорила Анна Марку ночью, когда Лера спала. — Как будто видит внутри меня.
— Это материнская связь, — отмахивался Марк, нежно гладя её волосы, пропуская их сквозь пальцы, — Ты слишком много читаешь старых книг.
Марк был безмерно счастлив и гордился своей семьей.
Но когда Лере исполнилось пять, книги оказались правдивее слов. Первое предсказание случилось за завтраком. Лера, обычно обожавшая вишнёвый джем, вдруг оттолкнула тарелку и замерла, уставившись в пустоту.
— Не пойдём к тёте Миле, — произнесла она ровным голосом, от которого по коже Анны побежали мурашки. — От неё пахнет чёрным дымом.
Тётя Мила, жизнерадостная и здоровая, настаивала на встрече, и хотела подарить Лере куклу. Но через три дня её нашли без сознания в саду. Врачи разводили руками: сердце, сказали, будто прожило сто лет.
— Как она узнала? — изумленный Марк впервые говорил шёпотом, глядя, как Лера рисует на полу мелом узоры, похожие на спирали галактик.
— Она что-то видит, — испуганно ответила Анна, прислушиваясь к дыханию дочери.
Девочка начала описывать миры. «Наша бабушка светится, как маленькое солнышко», — говорила она о матери Анны. А сосед Гарт, который как-то пнул собаку, в её рассказах был окружен черным и «носил на плечах паука с человеческим лицом».
Но самое страшное случилось в день, когда Лера нашла на дороге маленького щенка с перебитой лапой. Он скулил так жалобно словно звал на помощь.
— Не трогай, он заразный! — крикнул Марк, но Лера уже бросилась к нему, прижала к груди, зажмурилась, её ладони засветились слабым золотистым сиянием. А когда она открыла глаза, то шерсть щенка была чистой, а кость срослась. Щенок лизнул ей руку, вырвался и запрыгал, словно никогда не был ранен.
— Это ты сделала? — Марк побледнел, глядя, как щенок радостно скачет вокруг дочери.
— Он болел. Я помогла, — Лера улыбалась, не понимая, почему родители не рады, но взгляд отца был хмурым и колючим...
Со своими страхами родители пошли к аптекарю Доронину.
— Помогите ей, — Марк вытолкнул вперёд Леру, которая молчала, вцепившись в подол Анны. — Она… она не такая, как все!
— А, наше дитя равновесия, — прошипел аптекарь. Его глаза, всё те же бездонные колодцы, сверкнули жадностью, он пробормотал то, что не расслышали Анна и Марк:
— Вы принесли мне то, что принадлежит мне по праву. Я подарю тебе, девочка, вечность, а ты мне в обмен свое сияние внутри.
И он потянулся к ножу с лезвием из черного стекла. Лера не плакала. Не дрожала. Она смотрела прямо в ту щель, которую Доронин скрывал за маской человечности. И увидела: паутина на стене за ним была не ловушкой, а порталом. В её узорах метались лица всех те, кого он «вылечил», отдав их тени Бездне.
— Ты врешь, — тихо сказала Лера. — Ты хочешь съесть мой свет.
Доронин ахнул, будто его ударили, а Лера вцепилась зубами в его руку, приближавшуюся к ней. Кровь, чёрная и густая, брызнула на пол. Тень аптекаря заметалась, рушась в клочья, а сама комната затряслась, сыпля с полок склянки.
— Бегите! — крикнула Лера родителям, хотя это они должны были защищать её.
Она вырвалась на улицу, и тут же земля под ногами Доронина разверзлась, поглотив его крик. Но из трещины выползли чёрные щупальца, стремясь дотянуться до девочки. Бездна не отпускала свою добычу так легко... Родители же были лишены такого зрения. Они просто бежали за Лерой до самого дома.

Она убежала, но той ночью Лера впервые заплакала. Сидя в своей комнате, она смотрела на звёзды.
— Они ищут меня, — сказала она Анне, которая тоже дрожала, обняв её. Лера не понимала, откуда в ней это знание, но сказала то, что Анна никак не могла понять:
— Паутина рвётся. И Ключ… он хочет, чтобы я его нашла.
Анна лишь крепче прижала дочь к своей груди.

Лера в детстве

Глава 5. Чернила и звёздная пыль

В семь лет Лера поняла, что она не такая, как все.
Школа в Вереске первого сентября напоминала растревоженный улей. Взволнованные первоклашки рассаживались за скрипучие парты, в классе витал запах мела и свежевыкрашенных стен. Лера с воодушевлением вошла в класс. Она верила, что здесь, среди детей, в чьих душах ещё живут фантазии снов, её поймут. Но мир детей оказался жёстче.
Первая же перемена стала уроком одиночества. Лера, пытаясь подружиться, показала одноклассникам рисунок: город, парящий над облаками, где вместо птиц летали рыбы с радужными плавниками.
— Ты что, с луны упала? — фыркнул Петер, сын кузнеца Он отнял альбом и, насмехаясь, стал кружить вокруг Леры. — Рыбы не летают!
Дети кругом засмеялись, вырывая из рук Петера ее альбом. Лера недоуменно смотрела, как дети прыгают вокруг нее и рвут ее рисунки. Внезапно она почувствовала, как в груди закипает что-то колючее, словно осколки стекла. Ощущение нарастало, и, когда мальчик Витя дёрнул её за косичку, она резко обернулась, и вдруг… парта рядом с грохотом опрокинулась, придавив его ногу. Все закричали, а Лера, бледная, смотрела, как из его содранной коленки сочится кровь.
"Неужели это из-за меня", — пронеслось в ее голове. А Витя ревел, тыкая в неё пальцем:
— Она ведьма! Это она сделала!
Учительница не поверила, но с тех пор дети обходили Леру стороной, лишь издалека показывая на нее пальцем и шепча что-то друг другу. Она выработала в себе привычку замыкаться в себе, ей сложно было общаться с одноклассниками, работать на уроках труда в группе.
С одноклассниками отношения не сложились, но и уроки превратились в пытку. Там, где другие видели буквы и цифры, Лера замечала узоры: завитки в чернильных кляксах напоминали ей карты иных миров, а геометрические фигуры на математике складывались в предсказания, говорящие о грядущих бурях. Она писала сочинения о говорящих реках и пещерах, хранящих голоса предков, но получала двойки за «несоответствие реальности».
— Ты должна стараться, — Анна испуганно сжимала её тетради, оставляя на страницах морщины тревоги. — Иначе тебя... исключат.
Марк тягостно молчал. Его отцовская гордость за «ангелочка» таяла с каждым вызовом в школу. Теперь он смотрел на дочь так, будто она носила маску, под которой скрывалось нечто древнее и пугающее. Он боялся способностей Леры.
В расстроенных чувствах Лера могла проявлять себя разрушительно. Она делала это непреднамеренно, часто даже не понимая как это ее мысли и энергия создавали такие беспорядки.
Однажды это проявилось в школе на уроке природоведения. Учитель, мистер Грант, требовал «нормального» описания леса. Лера же, стоя у доски, рассказывала о Древе-Хранителе, чьи корни сплетали миры, а листья пели колыбельные ветру.
— Выдумки! — рявкнул Грант, швырнув мел в доску. — Лес — это дубы, грибы, птицы! Никаких сказок!
Лера сжала кулаки, и воздух зарядился статикой. Книги взлетели с парт, глобус завертелся, показывая земли, которых нет на картах, а из щелей в полу выползли лозы, обвивая ножки стульев. Она приводила разные предметы в движение, хотя она даже не подходила ни к одному из них. В классе запахло грозой.
Все в страхе застыли перед Лерой, которая, закрыв глаза, стояла, окружённая сиянием.
Как только ее энергия угомонилась, и Лера открыла глаза, все рухнуло в прямом смысле. Книги шлёпнулись на пол, лозы стали обычным плющом, а глобус замер, показывая лишь Терру.
— Колдовство! — прошептал обекураженный учитель, его голос дрожал, но не от гнева, а от страха.
И это слово прилипло к Лере, как смола. А родителей очередной раз вызвали в школу.
Дома, в своей комнате, Лера прижалась лбом к стеклу. Главный вопрос ее был, как жить со своими необычайными сверхчувственными дарованиями в мире, который не понимает и не принимает их. Ей не нужно было, чтобы ее услышали и поняли, она просто хотела знать, что делать со своими умениями.
Анна уже привычно рыдала за дверью. Марк, не выдержав ее слез, вышел в ночь, стараясь сбросить напряжение. Он не знал, что искать: спасения для дочери... или способа запереть её силу навсегда.

Лера 1 сентября