Ярость, или Моя любимая студентка

Глава 1

Дисклеймер
Роман является художественным вымыслом и предназначен для взрослой аудитории 18+. В нём могут присутствовать сцены насилия, смерти, элементы психологического давления, употребления алкоголя, курения, нецензурная брань, откровенные сцены интимного характера, а также описания жестоких и мрачных событий. Все персонажи и события вымышлены, любое совпадение с реальными людьми или происшествиями случайно.

----

Макар

Новый учебный год начинается с катастрофы.

Катастрофу звали Эмилия. Она пахла вишней и свежей страстью. Я ненавидел ее с первого дня нашей встречи. Ненавидел так, что ночами не спал и думал, как... наказать.

Высокие окна в пол затягивали в синеву утреннего неба, яркие отблески солнца плыли по полу, согревая мои сложенные на столешнице руки.

В группе в основном девушки, большинство идеально сложенные, будущие звездочки-вокалистки. Одна полная, но фейсом все равно удалась — симпатичная, длинноволосая. Студентки смотрели на меня жадно, будто я каждой сейчас годовую аттестацию выдам или минимум куни предложу.

Я криво усмехнулся.

Есть и ребята, трое, но для тех учитель мужского пола — прозрачная стена. Что есть, что нет. Очень даже понимаю.

— Добрый день, — твердо произнес я, привлекая к себе внимание и обрывая гул голосов и шорох одежды.

Медленно осмотрел аудиторию. Дождался, пока ученики усядутся и поднимут на меня взгляды: пытливые, скептические, заинтересованные.

Насладившись полной тишиной, продолжил:

— Каждый из вас уже играет на инструменте, поет и воплощает свои музыкальные идеи. Я же научу вас…

Дверь, бесцеремонно прервав меня на полуслове, распахнулась. На пороге появилась светловолосая девушка в коротких джинсовых шортах и белой майке. Одежда до неприличия эротично обтягивала худенькую фигуру и подчеркивала длинные ноги.

Первое мгновение показалось, что она ошиблась дверью, но одна из сидящих в аудитории студенток приветственно махнула рукой, и опоздавшая смело ступила внутрь.

На плече блондинки болтался рюкзак из светлой джинсы с заклепками и металлическими вставками, волосы стянуты в высокий хвост, красивые губы накрашены темной, почти черной, помадой, на нижней блестело крошечное золотое колечко, а глаза, будто два лазурита, подчеркнутые стрелками и темными тенями, лукаво прикрывали щетки-ресницы.

Этот пляжно-клубный маскарад на миг сбил меня с темы, и я едва вспомнил, что хотел сказать.

— Сольфеджио здесь? — уточнила блондинка, расслабленно вплывая в кабинет.

Она напоминала акулу, с виду спокойную, но готовую в любой момент наброситься, разорвать на клочки неугодного.

Приподняв руку, чтобы угомонить остальных, я взглядом показал девице на свободное место в торце длинного стола. Как раз напротив меня.

Каблучки открытых босоножек процокали вдоль кабинета, подтянутые бедра ученицы плавно покачивались. Она молча прошла мимо окон, и солнце жадно запустило лучи в ее светлые волосы.

Я невольно сглотнул странный ком, что сдавил горло, дернул узел галстука, впервые за несколько лет работы смутившись перед студентами.

Быстро собрался и, тряхнув головой, вернулся в реальность. К своим прямым обязанностям. Я всегда держал маску холодного и невозмутимого учителя, а еще верного мужа.

— Один раз прощаю опоздание, но на будущее, — сказал твердо, обратившись к блондинке, что откинулась на спинку стула и с интересом меня разглядывала.

— Заставите отрабатывать сверхурочные? — игриво выдала она, показав белые зубки.

Какая наглая. Но ничего, мы над этим поработаем.

— Изучите расположение кабинетов и расписание уроков. Исключений не будет. — Я посмотрел в распахнутые синие глаза — и, кажется, захлебнулся. Прочистив горло, договорил: — Если дверь в аудиторию закрыта, можно не пытаться войти. Но я вдвойне спрошу за пропуск на следующем уроке. Считаю, пунктуальность — главным критерием хорошего студента, а плохие нам не нужны.

— Оу… — прикрыв ладошкой рот, новенькая озвучила еще одну наглость. — Какой грозный, — выдохнула, — и… — причмокнув, — настоящий краш…

Студенты, притихнув, с интересом наблюдали за происходящим. Все понимали, что за такие вульгарные слова я покажу на дверь, но меня что-то сдерживало. Да и испытывать учителя на первых лентах — нормальная практика, сам таким был.

Синий пронизывающий взгляд пополз по моему торсу, обтянутому светлой рубашкой, будто погладил, коснулся плеч, забрался выше, на подбородок, утяжеляя его. Юркий язычок девушки показался на миг, смочив до блеска темные губы, а меня подбросило от неуместного жара.

Бесила подобная пошлость и фамильярность, но я и тут не поставил кралю на место — предчувствие погнало кровь по венам, словно лаву. Да и не могу я из-за личной неприязни каждый раз выгонять студентов в коридор. Должен поставить ее на место иначе.

Поднялся.

С моим ростом и волка можно испугать, но глупая блондинка, что с нее взять, лишь вскинула бровь и поправила тонкими пальчиками прядку, что спустилась по виску на румяную щеку.

Красивая. Только чересчур вызывающая. Блядь.

Мой сканирующий взгляд она выдержала с блеском, не моргнула и не стушевалась, только засмеялась одними глазами, словно ни капли не боится. А стоит. Я безжалостный, и сдать мой предмет не всем отличникам по силам.

Я перешел немного в сторону, где свет из высокого окна проложил длинную яркую полоску и нагрел половицу. Глянув в окно, на проспект, и сцепив руки за спиной, я все-таки договорил:

— Церемониться с вами будут женихи и бойфренды. От меня пощады не ждите. Отсев первого курса очень жесткий. Пропускаете и не можете выдержать нагрузки? Ваши проблемы.

— Бука, — прилетел в спину женский голос.

Я резко обернулся.

Опознать, кто сказал, не мог, но по кривой улыбке блондинки понял, что именно ее ротик выдал пакость.

Глава 2

Макар

Ладно, я напишу. Будет время подумать, как ее поставить на место пожестче, чтобы неповадно было рот открывать.

И другим пример.

Повернувшись к аудитории спиной, я стиснул мел пальцами, отчего тот развалился на части. Отбросив куски на полочку, выбрал самый крупный выживший.

Позади послышался тоненький восторженный свист.

— Вот это попец. Вкусня-а-ашка, — звук посасывания карамельки впился в уши и растекся по животу горячей волной.

— Эмилия. — Я повернул голову, корпус предусмотрительно приблизив к доске, и строго сказал: — Первое предупреждение.

Студентка откинулась на спинку стула и вытянула длинные ноги из-под стола. Крепкие, молочно-кремовые, гладкие, в лаковых босоножках черного цвета на высоких каблуках.

Сучка…

Я с болью увел взгляд от ее крошечных пальчиков, чистых ноготков, покрытых темным лаком, — какие же они, блядь, сексуальные.

— Да хоть десятое, — нагло парировала новенькая и вновь вобрала в рот конфету.

В горле пересохло, и я невольно облизал губы, а девушка, словно этого и ждала, сверкнула глазищами из-под густых ресниц. Молоденькая, свежая, но явно старше двадцати. Что она вообще делает среди первокурсников? Им обычно восемнадцать-девятнадцать, совсем зеленые и дикие, а эта… профура, явно постарше и с опытом.

— Э-ми-ли-я, — я придавил тоном.

— Еще-о-о… — протянув, она хитро оскалилась, провела свободной рукой по краю стола и, нарисовав что-то, погладила поверхность, а меня еще сильнее сдавило от возбуждения.

Ведьма!

— Эмилия, хватит!

— Мое имя твоим голосом, красавчик, звучит потрясающе… Еще… еще скажи. Кончить можно. Умн...

— Вы молчать умеете? — отрезал я и прикусил язык. Маты так и рвались наружу.

Аудитория тихо ждала, чем театр абсурда окончится. Некоторые студенты еле слышно хихикали.

— Не-а, я люблю работать языком, — протянула пигалица. Голубой порочный взгляд пополз по моим плечам, спине, застыл на пояснице. Показалось, что она не смотрит, а прикасается — так очевидно жадно, невообразимо и волнующе.

Что за...

— Тогда заткни рот конфетой и работай, — буквально выплюнул я, отвернулся к доске и, скрипя зубами и кроша мел пальцами, нацарапал свою фамилию. Мысли путались, кровь кипела, а перед глазами стояли молочные ноги от ушей, тупые глянцевые ноготки и конфета во рту.

Вот же! Не удержался и перешел на «ты». Недопустимая вольность для педагога. Вообще вся ситуация дебильная. Уж соблазнений за годы работы я пережил множество, но никто не выбивал у меня почву из-под ног так легко — играясь. Я всегда находил в себе силы противостоять, а нарушителей наказывал, некоторые вылетели из колледжа с треском. Да и не цеплял никто настолько явно и так молниеносно. Все Милка виновата и чертовы «эти дни». А еще нудные лекции, пытающиеся сделать меня лучше, подстроить под выдуманный вектор и воссоздать из паршивой овцы — примерного мужа.

Меня сложно вывести из себя. Даже самые наглые студенты пытались, все без толку — я не поддавался. Сын известного дирижера в городе должен держать марку, и я держал.

А сейчас щеки наливались кровью, пах сжимало колючей пружиной, под ребрами хаотично билось сердце. Словно ударник, прежде чем сесть за установку, бахнул водки.

Я медленно дописал свое имя на доске и поспешно вернулся на стул, надеясь, что возбуждение за столешницей не видно. Пора выдохнуть и прекратить этот балаган.

Нельзя вестись на нее!

Не смотреть, пока не пойму, что со мной происходит, твою ж мать.

— М… Имя — чистый секс, — промурлыкала девица, бессердечно привлекая мой взгляд.

Удавить бы ее, чтобы замолчала и не двигалась.

Но она по моему яростному взгляду не поняла, что еще чуть-чуть — и быть со мной в одном кабинете станет небезопасно.

— Ма-а-ака-аррр... — Юркий язычок обвел конфету по головке, а я стиснул кулак на колене до хруста косточек. Дико хотелось материться вслух.

Блядь, пиздец, твою маааать!

Да что ж такое?! В горле какая-то гадость стояла, не глотнуть, не вдохнуть.

Потаскуха крашеная.

Вены моей кисти, что лежала на столе, набухли, а попавшийся под пальцы карандаш треснул пополам.

— Мака-а-арчик, а ты умеешь делать приятно? — спросила блондинка, смахнув кончиком порочного, грязного языка сладкую влагу с конфеты.

Она серьезно так спросила? Или я брежу?

Группа взорвалась смехом, с крайней левой парты прилетело улюлюканье, справа один из стриженых парней прыснул:

— Как ты, детка, никто не умеет.

Я поднял голову, уничтожая всех, кто находился вблизи, взглядом, и, услышав мягкий переливчатый смех, посмотрел на крашеную тварь. Так меня еще никто не унижал.

Ощущение внутри бешеное, словно я навел на девицу дуло огнемета.

Устроила, блядь, шабаш, беспардонная курица. Пора заканчивать.

— Эмилия, назовите свою фамилию, — сказал жестко и, выложив перед собой руки, сплел их в тугой замок.

Нервы пробивали насквозь, в кончиках пальцев рвал-взрывался немыслимый ток. Забытые ощущения огня в крови буквально сносили крышу.

Я думал, что уже перерос подобное острое желание, что в двадцать семь — это нормально — быть унылым семьянином, трахаться с женой раз в неделю и мало что испытывать от беглого взгляда на красивое женское тело.

Я ошибался. Как же я ошибался, блядь! Жаль, что понимание своей беспомощности пришло слишком поздно.

Студенты притихли. Наверное поняли, что я на грани.

Все. Кроме нее.

— В ЗАГС пойдем, Макарушка? — коварно прищурилась красотка, выставив перед собой кругляш конфеты. Плотоядно осмотрела вершинку и, облизнув губы, снова взяла ее в рот. Глубоко. Почти спрятав палочку, заглотнула, а я загорелся, как факел.

Точку кипения заклинило на отметке «максимально».

— Он женат, Эм, — подсказала невзрачная студентка и тут же, столкнувшись с моим яростным взглядом, смущенно опустила голову.

— Ой, жена не стена, — нагло протянула Эмилия, — и втроем замутить можно. — Прикрыв томно глаза, будто уже представляет озвученное, смачно облизала красный шарик конфеты. Она делала это так непринужденно и так эротично, что я каменел и терял способность двигаться. У нее даже имя сексуальное. Дрянь! Ее нужно наказать, сладкоежку вредную, разогрела мою кровь за несколько минут. Так нельзя. Никто не будет мной вертеть, как вздумается. Я не бабник, не падок на эти заигрывания. Это просто голод. Оттрахаю Милку через пару дней и успокоюсь.

Глава 3

Макар

Жена, уважаемая директриса нашего колледжа, сидела в соседнем кабинете и, как цербер, охраняла мою честь. Даже без ее присутствия я чувствовал контроль. Нервировало жутко.

Раньше такого за собой на замечал, а сегодня все обострилось, углы нашей с Людой семейной жизни выперли наружу. И все из-за этой…

Эмилия Власова — нашел в журнале список студентов. Знакомая фамилия… Где я ее уже слышал?

Поставил нахалке жирную двойку и все-таки пролистал в конец, где должна быть информация о каждом учащемся в группе. Напротив Эмилии пустовало окошко — значит, ее зачислили позже, не успели заполнить.

Ну и ладно, больно надо. Хотя знать дату ее рождения мне хотелось до красных пятен перед глазами и острого покалывания в груди. А еще адрес и телефон. Не знаю на кой черт, но вот сосало под ложечкой неудержимое желание все выяснить.

Но стоит мне криво взглянуть хоть на одну девицу — вылечу не только из паспорта Милки, но и с работы. А работу свою я люблю. Не больше, чем секс, естественно, но все равно отношусь трепетно и бережно, потому что… Потому что мне нравится создавать из черных точек нот нечто новое, особенное, невероятное. Всегда любил сложные задачи, необычные тональности и партии. А если сложное правильно переложить в более доступное, простое, оно внезапно становится максимально широким для слушателя. Я — учитель по сольфеджио и теории музыки, собираюсь и дальше им быть.

Внимание Милки, тогда еще Людмилы Максимовны и на «вы», я добивался с первого курса учебы, здесь, в любимом заведении. Молодая учительница по литературе была жуткой скромняшкой, но я ее сломил к четвертому, тютелька к выпускному, а на пятый год мы уже поженились и с наслаждением отдавались утехам на ее директорском столе, отмечая мое удачное оформление на работу.

Прошло два года. Семейная жизнь шла плавно, без резких взлетов и падений. Секс пару раз в неделю, или реже, каждый день на работу в будни, поход в супермаркет за продуктами на выходных — все вместе. Обычный слаженный до ужаса сценарий.

Уже через полгода супружества я поймал себя на мысли: что-то идет на так. Сначала успокаивался, что сильно и по-настоящему влюбился в Милку, потому прощал ей излишнюю правильность и холодность характера. Позже смирился с этим, ведь до конца не признавал, что мы поспешили с браком.

Все резко стало пресным и скучным до зубного скрежета, муторным и неприятным, как проверка тетрадей, аккурат после появления пигалицы-первокурсницы. Первый день учебы, а я уже предчувствовал, что сведет она меня с ума эпатажем и наглостью. И цветом волос, и запахом, и развратностью, граничащей с совращением, и взглядом, скользящим по моим губам, и язычком, что бесконечно и жадно облизывал эти чертовы вишневые конфеты!

Выгнал ее полчаса назад, а все еще подрагивал всем телом, все еще не мог избавиться от стягивающего нутро желания. Меня словно виагрой накормили — приходилось до конца пары сидеть, прикрываясь столом и с нетерпением ожидая конца урока.

Скупость на эмоции моей официальной женщины в контрасте с блондинистой тварью проявилась сильнее и явственнее раздражала. Я гнал прочь эти мысли — помешательство нам ни к чему, перемены ни к месту. Пигалица в шортах просто попалась под мой голодный взгляд. Это всего лишь воздержание, что исправить легко.

Но пакостные сомнения уже пустили ростки: что-то с нашими отношениями с Милкой не в порядке, если я взглянул на другую.

Не было такого! Никогда не было. Я верен своей супруге. Более того, вырос в полной семье и измену не приемлю ни в каком виде.

Но что-то не так. Сквозило холодом из груди. Может, мы уже не любим друг друга? Живем по привычке?

Это чувствуется и в сексе в миссионерской, потому что Милочке так удобней. И в скудных разговорах, что чаще всего скатывались в литературный анализ моей личности. Аж передергивает, как вспоминаю. А еще безумно давила разница в возрасте. Людмила, нет-нет, и заикалась, что она старая, ведь на семь лет меня старше. Часто намекала на детей, мол, пора бы, но я отнекивался и съезжал с темы. Мне еще и тридцати нет, я не готов стать отцом.

Или не готов именно с ней?

Дети — значит, привязать себя навечно. Штамп в паспорте ведь ничего не меняет, кроме как официально разрешает мне приставать к конкретной женщине в любое время дня и ночи, а ей позволяет требовать от меня класть вещи в шкаф и относить грязные носки в стирку. Хотя я все равно редко это выполняю, тот еще бездельник. Не люблю ограничения и хождение по струнке, только ради жены терплю всю эту чушь.

Если откровенно, последний год меня всерьез посещали мысли уйти от Милки, чтобы пожить вольно, разгульно.

Но как-то не решился. Повода она не давала, а я так и не зацепился за кого-то другого.

Держала не только любимая работа, но и обида на отца. Словно я до сих пор пытаюсь ему доказать, что у нас с женой все в порядке и так будет всегда. Это ведь он был против нашего брака. Ну и постоянный доступ к хорошему женскому телу — бонус супружеской жизни, хотя, начистоту, последнее с каждым днем привлекало все меньше. Нет, жена хуже не стала, такая же аппетитная и подтянутая, как и два года назад, просто надоело однообразие, а на эксперименты Милка не решалась. Вечно зажатая, уставшая, в хлопотах. Да и, наверное, все дело в сухости и полном отсутствии взаимных эмоций, что постепенно сошли на нет.

Мне нужно отпахать хотя бы пару лет в колледже, получить рекомендации и закончить академию, в которой мне еще три года учиться. Стоит ошибиться, благоверная вместе с разводом прикопает мой шаткий успех. Она теперь может — влиятельная стала, к ней прислушиваются. Нельзя позволить сломать мне жизнь, не для этого я столько учился и добивался хорошего статуса. И от помощи богатого отца не для этого отказался.

Несколько месяцев, еще до появления ненавистной студентки, вынашивал жуткий-прежуткий план, который мог все изменить и облегчить мне жизнь. Если я женушку-неприступную соблазнил, значит, и другой сможет. Осталось только найти этого «другого» и мягко к этому подтолкнуть. Так, чтобы не вызвало подозрений, и Милка сама меня бросила.