Яйца всмятку

Глава 1

- Ой, девки! Ну, хватит уже! - восклицает Лариса Степановна. Наш заслуженный пекарь.

Весь наш хлебозавод нынче подвергли осмотру. Медицинскому. Анализы сдали, теперь заседаем у кабинета гинеколога. Готовимся показывать самое ценное, что у нас есть. Ради такого случая я даже надела нарядные трусики. Не те, что обычно ношу, до пупка. А с кружевами по краю.

Моя подруженция, Инка, фонтанирует шутками. Мы смеёмся так громко, что нам уже сделали замечание проходящие мимо врачи.

Степановна, вытерев слёзы, встаёт:

- Я в туалет!

- Что, опять? - восклицают девчонки.

- Ну, а то! С вами девки, обоссаться не грех, - Лариса всегда излишне прямолинейна.

Я вздыхаю, мну в руках карточку. До чего не люблю гинекологов! И не потому, что стыдно. Чего уж там? Двоих родила! А просто не люблю, вот и всё. Как-то это всегда некрасиво, унизительно. Хотя и стараюсь блюсти чистоплотность. Вот сегодня я вымылась с мылом. Новое, для интимных мест. Наверное, это от него у меня там всё чешется...

На очереди в кабинет стоит Анюта, наш лаборант и моя подопечная. Я, к слову, главный технолог. Недавно сама в лаборантках ходила, так что особенно не зазнаюсь.

- Ну, чего ты? Иди давай! - шепчу я Анюте.

Та кусает губу и краснеет.

- Ольгонька Викторовна, - так она обычно зовёт меня, - Вы идите, а я постою, - и отходит.

Я со вздохом машу головой:

- Ну, как хочешь. Как по мне, чем скорее, тем лучше.

Заветный штампик о прохождении так ненавистного мной медосмотра уже почти в кармане. Точнее, в карточке. Так что, вхожу к гинекологу. С видом решительным и готовностью сдать мазок.

Женщина в возрасте, старше меня. Хорошо. Хорошо, не мужчина!

- Раздевайтесь, на кресло, - кивает она себе за спину.

Равнодушие - тоже неплохо. Уж лучше так, чем дотошный опрос. Я совершаю «стриптиз» за куцей ширмой. Думаю: «Для кого я надела трусы? Не иначе рассчитывала встретить мужчину доктора?». И сама усмехаюсь такому. Сажусь на постыдное кресло. До чего неприятно садиться в него...

Врач подходит. В перчатках и маске. Сев у меня между ног, принимается долго смотреть. Я в нетерпении ёрзаю.

- Давно у врача были? - голос её звучит глухо сквозь маску.

Я пожимаю плечами:

- Давно.

- Почему? - недовольно бурчит.

«Ну, вот», - раздражённо думаю я, - «Сглазила».

- Да как-то ничего не беспокоило, - говорю откровенно.

- Сексуальная жизнь регулярная? - равнодушным, бесчувственным тоном, интересуется врач.

Я, сглотнув, вспоминаю свой секс. Когда он был у нас с Женькой? Наверно, неделю назад. Я его особо не балую! Пока не попросит. Мне, честно признаться, особо не надо. По праздникам, разве что.

- Ну... да, - признаюсь. Регулярно редкий. Но регулярный же.

- Когда был в последний раз? - не унимается женщина-доктор.

«Да что ей надо от меня? Чего привязалась? Осматривать будет? Или будет таращиться только? Как будто увидела там самоцветы».

- Ды..., - я теряюсь, - Где-то неделю назад.

- Угу, значит, неделю, - бурчит, и прикасается. Только не к месту... Не к тому месту. А выше, к лобку. Шурудит, раздвигает растительность пальцами. Я, к слову, не бреюсь. Так, чуток подбреваю по контуру. Не люблю эпиляцию! Это для девочек юных ещё куда ни шло. А мне чего изощряться?

- Как часто партнёров меняете? - задаёт она сакраментальный вопрос.

Я аж в осадок выпадаю! Хорошо у стула есть ручки... Или ножки. В общем, держатели. А иначе бы съехала на пол.

- Как часто? Да вообще-то...

- Встаём, одеваемся! - резко бросает она. Успев за каких-нибудь пару мгновений раздвинуть мои... принадлежности, взять искомый мазок и подняться со стула.

Последний заданный ею вопрос так и остался без ответа. И, признаться, он меня оскорбляет даже! Я? Как часто меняю партнёров? Да, пожалуй, нечасто. Разве что в фантазиях. Если брать во внимание фантазии, то частенько. А так...

Но озвучить свои доводы теперь не решаюсь. Как-то упущен момент! Сажусь к столу, напялив вещи обратно. И созерцаю, как женщина пишет что-то на буром листке.

- Купите мазь и шампунь. Вот эти. У нас здесь аптека есть, на первом этаже. Применять будете по инструкции. Через неделю ко мне на приём. Это ясно? - говорит и суёт мне рецепт.

Я, сощурившись, быстро читаю:

- Это что? От чего?

Может, у них так положено? Новое веяние. Всем пропихивают какие-нибудь современные бады.

- От лобкового педикулёза, - выражается врач.

У меня в голове не загорается лампочка. Где-то слышала это слово. Но что оно значит, не помню.

- Это... что? - отвечаю практически шепотом.

- В народе, лобковая вошь, - усмехается доктор, - Не бойтесь, это не смертельно. Но волосы нужно сбрить целиком. И применять препараты на чистую кожу. У вас там расчёсы? Не видели?

Она упрекает меня своим взглядом и голосом. И я ощущаю себя виноватой, потерянной. Лобковая... вошь?

- Я... я думала, - лепечу, - Что это от мыла. Я вчера ещё им помылась и чесаться стало.

- Нет, мыло здесь не при чём, - изрекает она и принимается чиркать в моей без того перепачканной карте.

«О, хоспади», - думаю я. В голове помутнение. И вот сейчас я как раз ощущаю немыслимый зуд. И охота чесаться! Везде. И не только в промежности.

Закрываю глаза и пытаюсь унять сердцебиение. Между тем слышу ясное:

- Штампик о допуске вам не поставлю. Только когда пролечитесь.

На ватных ногах я встаю. Сжимаю в руках врученную мне карту вместе с рецептом. И, словно во сне, выхожу в коридор.

Анечка быстро ныряет за мной в кабинет. Я прислоняюсь к стене.

- Оль? Ты чего? Поплохело? - склоняется Инка. Она — бригадир. Громкоголосая, бойкая, шумная.

- Нет, всё нормально, - отодвигаю её. Думаю: «Где тут аптека?»...

Пока покупаю злосчастную мазь и шампунь, привожу мысли в порядок: «Нет, это не дело! Так не пойдёт. Я должна ей сказать». Меня отчего-то безмерно волнует, что подумает эта врачиха. Какая мне разница, что? Но волнует же!

Глава 2

Дома я делаю десять дел одновременно. Перво-наперво, моюсь с шампунем. Причём, настолько тщательно! Что, будь я сама мандавошкой, исдохла бы тотчас. Дальше берусь вычищать спальню Катьки. Подвергаю осмотру трусы и постельное. По дороге домой начиталась. Что, якобы эти вредные твари способны оставить следы на белье.

«Ничего, слава богу», - выдыхаю, когда последние дочкины трусики отправляются в стирку. Запускаю кипячение на машинке. Своё же бельё кипячу по-старинке. В кастрюле, как мама учила! Натерев туда мыло и добавив тот самый шампунь. Не знаю, что делать с постельным, на котором мы спим с Женькой. Сжечь, не иначе!

Из прочитанного мною в интернете: «Путем длительных экспериментов и детального изучения основных повадок вшей было установлено, что одна взрослая особь не в состоянии голодать более 2 суток». Я с каким-то несвойственным мне злорадством пакую бельё в целлофан. Как молитву твержу:

- Шоб ты сдохла скорее!

И оставляю его на балконе. Благо, сейчас не июль!

Дочка приходит, когда я мешаю свой «трусишный отвар» большой деревянной лопаткой.

- Фу, чё за вонизма? - кривит носит Катюша.

Она у нас модница. Широкие джинсы, кроссовки на высокой подошве. С последней зарплаты купила ей серьги. Сказала, что уши проколем, когда год закончит без троек.

- Бельё кипячу, - говорю. Открываю пошире окно.

- На фига? - выдыхает Катюша. И чавкает.

Я тяну к ней ладонь:

- Плюй.

Катя кривится:

- Ма!

- Плюй, я сказала! - повышаю я голос.

Она неохотно плюётся жвачкой. На ладони — слюнявый зелёный комок.

- Зубы с малолетства беречь надо. Останешься к старости без зубов, - напрягаю её.

- Ой, не останусь, - Катька цокает и убегает.

Слышу крики из спальни спустя минут пять:

- Ма, где трусы?

Хочу отозваться: «Какие трусы?».

Но Катюха сама добавляет:

- Мои любимые, с рюшами. Ты чё с ними сделала?

- Постирала, - отвечаю спокойно, увидев дочурку в дверях.

Она полуголая, прижимает к груди плюшевый верх от пижамы. Стоит сказать, что процесс «созревания» в самом разгаре. Уже стала лифчик носить, бугорки подросли. И волос между ножек прибавилось...

- Вообще-то бельё иногда нужно стирать, - добавляю я деловито.

Дочка хмурится:

- И чё мне теперь одевать?

- Ну, одень что-нибудь! Что у тебя, шмоток мало? - негодую в ответ.

- Блин, ма! - недовольно бурчит Катька, - Тогда и пижаму стирала бы.

Знаю её зацикленность на цветах. Что к пижаме, если она розовая, никакие другие трусы не пойдут.

Пока она не ушла, добавляю:

- Дочур! Там шампунька на полочке в ванной. Помой волосики там...

- Где? - отзывается дочка и пучит глаза.

Я докупила шампунь, перелила в пузырёк. Не хватало ещё, чтобы дочь прочитала! И узнала, какую заразу домой принесла её мать...

- Ну, писю помой! - говорю прямым текстом.

- На фига? - добавляет Катюха.

- Ну, так надо, - пытаюсь найти подходящий ответ, - Чтобы болезни там всякие не приставали. Чтобы волосики лучше росли.

- Волосики, ма? - хмурит бровки Катюша, - У меня там итак уже заросли, блин! Скоро бриться придётся.

- Бриться? Зачем это? Кто тебя там видит? - настороженно интересуюсь.

Катька уходит от ответа. Снисходительно цокает:

- Ладно.

Но, наведавшись в ванну, приходит обратно.

- Фу, мам! Он вонючий какой-то!

В руках у неё пузырёк. На котором написано: «Жидкое интимное мыло».

- А кто тебя нюхать там будет? - бросаю.

- Ну, потом будут вещи вонять, - кривит губы Катюха.

- Ничего не будет. Я мыла уже! Он выветривается быстро, - пытаюсь её убедить.

Она снова подносит к лицу пузырёк:

- Фу, мам! Ну это какая-то фигня вообще!

Тут я взрываюсь с лопаткой в руках:

- Мать в коем-то веке просит тебя что-то сделать! Что тебе, трудно хоть раз согласиться? Просто сделать приятное матери? А не спорить с ней обо всём!

Вот также вела себя моя мама, когда я не слушалась. Говорила о себе в третьем лице. И «мать» у неё всегда представлялась обиженной и оскорблённой.

Катька смягчается:

- Ну, если тебе будет приятно, - пожимает плечами.

- Да, будет! Мне будет очень приятно! - мой тон убеждает её. И дочурка со вздохом идёт намывать свою юную поросль. Ох, надеюсь и верю, что там ни намёка на педикулёз.

Я выключаю трусы на плите. Думаю, хватит вариться. А то переварятся! Накрываю их крышкой. Оставляю немного остыть. Катька, поделав уроки, уходит гулять.

- Только в восемь чтоб дома была! - наставляю.

- Да ну, мам! Мы же тут, во дворе! - и опять дочка спорит. Никогда не кивнёт, вечный спор.

Проводив её взглядом, я думаю: как вести себя с мужем? Сказать ему сразу всю правду? Нет! Нужно подвергнуть осмотру его. Как там сказала врачиха: «Подхватить его проще всего через половой контакт. Причём, тесный и продолжительный». В голове не укладывается, чтобы Женька мог с кем-то переспать. Наверняка, у него там всё чисто. Это я где-то вляпалась! Да, случаи бытового заражения — редкость. Но ведь бывают же? Вот я и оказалась в таком меньшинстве.

Вспоминаю наши с Инкой походы в бассейн. Что я могла не так сделать? Вытереть тело чужим полотенцем? И вошь-мандавошь тут как тут! Или села на лавочку в сауне голым задом. Не припомню ни то, ни другое. Но ведь случилось же! Откуда-то это взялось.

«Ладно», - говорю я себе. Разберёмся по ходу. В конце концов, муж не знает всех тонкостей. Не станет же он разводиться со мной из-за вшей...

Женька приходит домой ещё до возвращения Катьки. Та опять загулялась с друзьями! Хоть вообще из дома не выпускай.

Застывает в дверях, разувается. Я беру себя в руки. Лупа в правом кармане халата стучит по бедру.

Женька крупный, мордатый. Злодей-сердцеед. В школе он был подающим надежды спортсменом. А потом располнел. Свекровь говорит, он когда переехал от них, им ещё долго звонили девчонки. Поклонницы. Все, кого он обещался «носить на руках».

Глава 3

Моя бабуля была очень набожной. Чего нельзя сказать о матери. Последнюю видела редко. Она работала далеко. Вот только кем, так и осталось загадкой. Отца своего я не знаю вообще. Так сложилось.

Как-то раз у бабули спросила:

- А мама, как дева Мария, зачала меня от Христа?

На что бабушка грозно ответила:

- Сравнила жопу с пальцем! – и приказала молиться.

А я и молилась. И в церковь ходила по воскресеньям. Даже пела в церковном хоре. До сих пор люблю петь. Потому и считала, что спать с мужчиной до свадьбы греховно. И когда полюбила, сказала об этом ему.

На что Женька ответил с сомнением:

- Свадьба, так свадьба, - и, спустя пару месяцев сделал мне предложение.

У него-то, конечно, уже опыт был. Хотя он убеждал, что я у него тоже первая. После свадьбы любились почти непрерывно. Потому и зачали Андрюху так быстро. Он родился спустя ровно год. Так что семейная жизнь началась и продолжилась.

Теперь вон живёт на квартире. Как он говорит: «Сепарировался». Ага, сепарация! Было бы сказано. Денег у нас занимал? Занимал! Вещей грязных накопит и тащит их к мамке, стирать. Правда, давно не таскал. Да и занимать перестал как-то. Даже обидно. Неужто и в самом деле, сепарировался…

Я всю ночь не спала. Нюхала сынкины вещи. Вспоминала его, ещё мелкого. Как они с Женькой то на рыбалку, то на футбол. И всё вместе! Женька был счастлив, что первенец – сын. Правда и дочке был рад. Что вторая.

Сердце болело, когда из-за двери доносились шаги. Он целую ночь шастал курить на балкон. Приносил с собой запах табачного дыма. И холод осенней листвы. Я терпела! Хотя так хотелось пойти к нему, выведать всё до последнего слова. Где? Когда? С кем? Почему промолчал? Почему изменил? Неужели тебе со мной плохо?

Я кусала подушку. Ждала, что войдёт. Даже, кажется, пару раз шаги его замирали у дверей моей спальни. Но затем отступали. А я продолжала беззвучно рыдать. И чесаться… Так как зуд не прошёл.

Утро пришло вместе с головной болью, осознанием произошедшего, стонами Катьки:

- Мамуль, отвали!

Её по утрам не поднимешь. Хорошо, что ей в школу сегодня. А вот Женьке на смену идти только в ночь. Вот об этом-то я не подумала…

С утра по привычке готовлю яичницу мужу. Яйца всмятку. Чтобы снизу поджарились, а сверху ещё «доходили». Опомнившись, долго смотрю на «яичную рожицу». От злости решаю отправить её в мусорное ведро! Катька всё равно яйца не ест. Только варёные. Только вкрутую.

Самой кусок в горло не лезет. Дочери делаю кашу из хлопьев, изюма и ягод. Даже осенью можно купить голубику. Вот жизнь-то пошла!

Она ест, параллельно глядит в телефон.

- Кать! Отложи и поешь нормально, - упрекаю её.

Кажется, я постоянно её упрекаю? Но это не так! Просто дочка всё время ведёт себя странно.

- Ну, ща, - машет рукой на меня.

- Не ща, а положи и поешь, я сказала! – повышаю я голос.

Катюха с обидой глядит. На голове у неё что-то в стиле Мэрилин. Благо, что Катька у нас не блондинка! Мы оба с Сорокиным тёмные. Он, правда, уже поседел.

- Что у тебя с волосами? – вопрошаю.

- А что? Это мокрые локоны. Круто же? – выпрямляется Катька и трогает волосы пальцами. Словно это парик.

- И что у вас в школе так ходят? – вздыхаю я.

- Как? – хмурит Катька фигурные бровки.

- Ну, вот так! С распущенными.

Для меня это - нонсенс. Мы в своё время ходили всегда, кто с косичками, кто с пучком. Но вот так безалаберно – нет!

- Ой, ма! Ты отстала от жизни. Тебе бы тоже причёску сменить не мешало. И цвет.

- Цвет чего?

- Цвет волос! – изрекает дочура.

- Знаток, блин, - вздыхаю я тихо.

Школа поблизости. Рядом живут одноклассницы. Я смотрю из окна, как они, встретив друг друга, дружной кучкой бредут по аллее наверх. Выдыхаю, почувствовав вдруг, что на кухне уже не одна…

Сзади муж. Встал всего в двух шагах от меня. Тоже смотрит в окно. Поверх моей головы.

- Оль, я должен признаться тебе, - произносит.

Я вижу следы недосыпа, щетину, помятость. Наверно, я выгляжу также. Интересно, он мылся шампунем? Но я не решаюсь спросить.

- Валяй! – говорю, принимаясь готовить себе перекус. Нужно что-то поесть. А то на нервах совсем отощаю.

Он грузно садится на стул. И вздыхает. Спиной ощущаю его прожигающий взгляд.

- Я тебе изменил, - говорит.

- Да неужто? – мой голос звучит иронично. А сердце подпрыгнуло так, что теперь оно бьётся под нёбом.

Женька снова пыхтит, выдыхает. Собирается с мыслями, видимо.

- Помнишь тот день, когда вы с Катюхой остались у матери. А я поехал домой, мне нужно было на смену?

- Ну, допустим, - припоминаю.

Он медлит:

- Я… Я ехал тогда, и увидел на обочине девушку. Она машину ловила. Было поздно уже и темно. Я подумал тогда: «Какого хрена она тут стоит?». Ведь кто-то посадит её, изнасилует, там… Не знаю! Убьет, может быть. Так и появляются всякие эти истории о пропавших девушках.

- Ага, - усмехаюсь я, чуть не отрезав себе пару пальцев, - И ты решил сам… изнасиловать?

- Дура что ли? Чё ты несёшь? – огрызается Женька.

По моему молчанию осознаёт, как не прав.

- Оль, прости! Просто я… весь на нервах. Полночи не спал.

«Он полночи не спал», - усмехаюсь уже про себя. А я целую ночь! Да, представь себе! Целую.

- Я просто решил подвезти. Мало ли. Думаю, чё с ней случится, потом буду винить себя, что не взял. Даже представил себе объявление на столбе. Мол, пропала девушка. И приметы. Помнишь, у нас висело однажды? Потом её нашли в лесополосе.

Было такое. Припоминаю. Несчастная. Жалко её.

- Ну, в общем…, - продолжает коряво, - Она на переднее села. Ну, мы проболтали о разном. Я на подъезде уже говорю. Типа, мне денег не надо. Я за так. А она мне: «Я тоже». И давай раздеваться.

Нож замирает в руках. Я поворачиваюсь к нему. Медленно, плавно. Женька сидит, опираясь локтями о стол. Голову держит в ладонях. Как будто она у него сейчас лопнет. Взлохмаченный, как воробей. На футболке заломы.

Глава 4

Женька снял квартиру поблизости. Через пару домов от нашей. Собрал часть вещей, то, что нужно ему постоянно. И съехал. Дочери не было дома. А я предпочла не участвовать в сборах. Но порывалась ему подсказать.

Сорокин сновал по квартире и бурчал себе под нос:

- Бритва, нож… А посуда там будет?

Я усмехнулась:

- Нужно было спросить обо всём! Будет ли там посуда, микроволновка, мебель. Хотя, кто сейчас сдаёт без мебели?

- Точно! Микроволновка! – воспрянул Сорокин. И стал набирать телефон хозяйки квартиры.

Он долго пытал её, перечисляя всё, без чего он не мыслит своей жизни: телевизор, холодильник, чайник, микроволновка, стиралка, балкон.

Я вздыхала, пытаясь представить себе, как он обоснуется там.

Прикололась, спросив:

- Ты сказал ей про вшей?

Он нахмурился:

- Думаешь, надо?

- Ни в коем случае! – предупредила его, - Она же тебя не пустит тогда! Кому нужен вшивый жилец?

Женька поморщился:

- Оль, перестань.

- Ты побрился? – спросила его.

Он потрогал свои гладко бритые щёки:

- Как видишь.

- Я имею ввиду, - обвела взглядом его ниже пояса.

Женька насупился, заскрежетал зубами:

- Побреюсь сегодня.

- И остальное, - кивнула в ответ.

Катька не знает, что папа теперь не живёт вместе с нами. И я морально готовлюсь озвучить легенду! Когда дверь впускает дочурку, прохладную после прогулки из школы, то я уже жду её. На столе любимые Катькины сырники. В пиале - варенье клубничное. Я берегла его на зиму. Но одно решила открыть.

- Ма, привет! А ты чё не на работе? – удивляется Катя тому, что я дома и в фартуке.

- А… так я взяла отпуск, - пожимаю плечами, - Нас обязали всех брать отпуска! У меня неотгуленных столько, что хватит на целый отдел.

- Ааа, понятно, - произносит с досадой.

Конечно, с досадой! Хотела, небось, посмотреть телевизор? Вместо уроков. Включить свою музыку, или ногти накрасить. Чем она тут занимается, когда меня нет?

- Ручки мой, переодевайся и кушать, - спешу перевести тему.

- Ух, ты! Сырнички! – лыбится Катька. И, не успеваю я глазом моргнуть, как хватает один со стола.

Я любуюсь, как дочка обедает. Поглощает гороховый суп. Сама тоже чуть-чуть поела. А теперь догрызаю хлебную корку и думаю, как бы начать. Но Катька сама подаёт мне идею:

- А папа сегодня в дневную разве?

Я набираю в грудь воздуха:

- Папа у нас заболел.

- В смысле? – дочь прекращает жевать.

- Ну, - я царапаю скатерть, - Ковид у него.

- Что, опять? – Катя ахает, чуть ли не плачет, - Он в больнице?

В тот раз, в самый первый, когда он болел, его положили в больницу. Правда, держали недолго. Он сам убежал! Говорил, что не даст докторам довести себя до пневмонии. Один из его заводских из больницы не вышел. Так и умер, в расцвете лет.

- Нет, нет, что ты! – тороплюсь успокоить, - Папу теперь батогами в больницу не загонишь. Мы просто решили… Точнее, он сам! Что лучше его изолировать. Ну, чтобы ты не подхватила. Это ж заразно! Ты, кстати, как себя чувствуешь? Жара нет? Голова не болит? Обоняние не пропало?

Я тянусь к ней и трогаю лоб. Катька хмурится, нюхает воздух:

- Да нет, вроде чувствую запахи.

- Ну, и ладненько. Значит, мы с тобой не успели заразиться! Он буквально вчера потерял обоняние. Снял квартиру и съехал лечиться. Говорит, пока не выздоровею, к вам ни ногой, - распинаюсь я.

Катька весьма озабочена. Лобик нахмурен. В глазах неприкрытая боль:

- Бедный папочка, - шепчет она.

Я встаю, обнимаю дочурку. Прижимаю к груди её голову:

- Да, - говорю, - Но наш папочка сильный, он справится.

- А как же он там, совсем один? – отстраняется Катька.

- Ну, я ему насовала лекарств и вещей. Носки тёплые, чай с малиной. Будет смотреть телевизор, пить чай и лечиться, - я глажу Катюхину голову.

Она сомневается:

- Да? А мне можно его навестить? Ведь больных навещают в больницах.

- Нет, Катюш, он же заразный пока, - отрицаю я, - Вот, пройдёт несколько дней. Этот, как его там… Инкубационный период? И можно будет сходить к нему в гости.

А сама вспоминаю тот Женькин вопрос: «Насовсем?». А что, если да? Ведь я же пока не простила! И не решила вообще – такое можно простить, или нет. Да он и прощения, собственно, не просил. Разве можно одним лишь «прости» искупить этот грех? Эту мерзость! Переспал с проституткой, подхватил от неё вшей, а потом спал со мной, в нашей общей постели.

Меня передёргивает, мурашки бегут по спине. Нет! Не прощу. Не смогу перестать представлять себе это. И в машину не сяду теперь. Подумать только! Ведь она же сидела на моём месте. Там, где обычно сижу я сама. Ну, и где они сделали это? Прям там, на водительском? Нет! Всё. Довольно с меня. Хватит думать об этом…

Есть в нахождении дома масса плюсов. Прибралась, разложила по полочкам вещи. Всё, что чистое - в шкаф. Всё, что грязное – в стирку. Ближе к вечеру сына звонит.

- Ма! – слышу низкий, мужской голос в трубке. Если ещё на пару нот ниже, то будет совсем, как отец. И не отличишь.

Они и внешне с Сорокиным очень похожи. Андрюха в него! Такой же высокий и крупный. Потому выглядит старше своих лет. Теперь он ещё и борьбой занимается. Возмужал окончательно! Как обнимет, аж кости хрустят. Но для меня он всегда будет мальчиком, милым сыночком, моим малышом. Который хватался за юбку и плакал, когда в его любимом мультфильме погибал король Лев.

- Сыночек, ну, как ты? Давно не звонил, - упрекаю его.

- Да, нормально. Работаю. Дел накопилось, - отвечает Андрюха.

Я цокаю языком:

- Деловой! Ксюша как? Всё нормально? Не разбежались ещё?

Ксения – это его девушка. Они встречаются с ней уже два с лишним года. Бывало, ругались, и он говорил, что расстанутся. Но потом снова сходились. А недавно обмолвился, что собирается брать ипотеку.

«Ну, всё», - подумала я в тот момент, - «Возьмёт на себя, а оплачивать нам».

Глава 5

Без Женьки стало попроще. Не нужно искать по квартире носки. Не нужно готовить ему постоянно. Катька ест мало. Я – и того меньше. Так что времени хоть отбавляй! С утра сходила в ТЦ. Правда, чуть не нарвалась. Наш зав кадрами тоже «прогульщица». Мерила там сапоги. Я с трудом прошмыгнула мимо, оставшись невидимой. Нужно блюсти этикет. Я всё же болею!

Вот теперь сижу дома. Решила посвятить этот день красоте. Теперь у меня бразильская эпиляция. Можно стринги носить. Скоро выведу вшей. Расцвету…

Сижу с маской на морде. Смотрю мелодраму по телику. Ноги в тазике, в мутной воде с явным запахом роз. Растопила шипучую бомбочку. Купила пахучее масло для тела. Написано – если им мазать регулярно, то «апельсиновой корки» не будет. Верится с трудом, конечно! Но пахнет приятно. Ещё потом ногти накрашу Катюхиным лаком. И всё. Королевишна. Можно нового мужа искать.

В дверь звонят. Я пугаюсь! Ну, кого там нелёгкая принесла? Неужели соседка «за солью»? Или муж. Старый. Вшивый-плешивый.

Выдыхаю, решив затаиться. Но не тут-то было! Настойчивый новый звонок отбивает настрой расслабляться. Напрягаюсь всем телом. Встаю. Торопливо вытираю ноги и сую их в домашние тапки. Надо намазать их кремом. Но тут же кому-то не терпится! Только пусть это Женька. Убью его к чёртовой матери. Если соседка, вообще не открою. Пошлю прямым текстом. И всё.

Но за дверью ни тот, ни другая. Там Генка. Мой коллега, а ещё институтский приятель. Мы вместе учились. Это он подтянул меня на хлебозавод, в лаборантки. Правда, сам уступил место технолога мне, когда вопрос встал ребром. Честно признался:

- Я не карьерист, Оля.

Я тоже не карьеристка. Но зарплата имеет значение. Точнее, её размер.

Изучаю его сквозь глазок. В маске. Совсем обалдел?

И тут вспоминаю. Тьфу ты! Я же болею. Генка снова звонит. В руке у него большой белый пакет. Неужели, проведать пришёл? Без звонка?

Я мечусь по прихожей. Ловлю своё отражение в зеркале. Сдёрнув с лица тканевую маску, дышу через раз. Как там Сорокин вчера притворялся больным?

Вижу шарф на крючке. Обмотав вокруг шеи, решаю, что этого мало. Носки! Надеваю носки, шерстяные. Ещё кофту. Ну, вот! Так-то лучше. Напоследок решаю взлохматить волосы. Придаю лицу измученное выражение. Вроде, похоже.

Выдыхаю, кричу:

- Я сейчас! – тут же кашляю, вспомнив, что я простужена.

Когда открываю, то Генка ещё не ушёл. Терпеливо стоит у двери.

- Оля, - слышно сквозь маску, - Я думал, тебя увезли.

- Куда? – вопрошаю.

- В больницу.

- А… нет. Я спала! Проходи, - отступаю на шаг.

Генкины брови взлетают на лоб:

- Вот я дурак! Не подумал. Думал, если тебе позвоню предварительно, то разбужу. А если приду…

Он замолкает, виновато глядит в пол.

- Да заходи уже, - хватаю его за рукав. Добавляю, - Если заразиться не боишься.

- Не боюсь! – расправляет он грудь, - Я предпринял превентивные меры предосторожности.

- Таблетками, что ли, закинулся? – хмыкаю я, не забывая при этом покашливать и шмыгать носом.

- Ну, да, - смущается он.

Генка вечно смущённый. И такой нерешительный! Помню, как-то напился на корпоративе. И такое сморозил! Говорит:

- Твой Сорокин не пара тебе! Выходи за меня!

Я говорю:

- Мне сначала нужно развестись. А Сорокин не даст мне развода.

Шутила, конечно. А теперь вот совсем не до шуток! А что, если правда не даст? Да и стану ли я подавать на развод?

Генка ставит пакеты на пол.

- Эт что? – я киваю на сумки.

- Провизия, - он так и стоит на коврике возле двери. Как будто ждёт разрешения.

- Проходи, говорю, - приглашаю.

Генка пугливо озирается, смотрит вглубь квартиры. Как будто оттуда появится зверь. А что? Сорокин похож на медведя.

- Ты одна? – интересуется шепотом.

Так охота сказать: «Не одна». Вот сейчас выйдет Женя и настучит тебе по лбу.

- Входи! – приглашаю настойчиво.

Генка, поняв мой намёк, разувается. Прихватив пакеты, шагает за мной на кухню.

Он тщедушный, смешной. Правда, наш коллектив его любит! Почти сплошь женский, он опекает Геннадия всячески. Кто-то по-матерински, кто-то по-дружески. А кто-то, доподлинно знаю, претендует на большее. Например, та же Анька, давно положила на Геночку глаз. Но Генка в её сторону даже не смотрит. А зря! Ведь не старый ещё. Сорок пять. Мог бы жениться, ребёнка родить. А то так бобылём и помрёт…

- Ну, ты как себя чувствуешь?

- Да, нормалёк, - я кашляю в кулачок.

Генка качает головой:

- Ты хоть лечишься? Я тебе тут лекарства принёс всякие, - и принимается перечислять.

- Боже ты мой, ты всю аптеку скупил? – прерываю.

- Ну, не всю, - он смущается.

- Маску-то снимешь? Я чаю налью, - ставлю чайник. Варенье осталось и сырника два. Мне и Генке.

- Ой! Я же принёс язычки из столовой. Сегодня свежие были! Как ты любишь, - воодушевившись идеей чаепития, произносит мой гость.

«Ой, Гена, Гена! Поцеловать тебя что ли?», - думаю я с озорством. Вспоминаю, что я по легенде болею. А то бы точно расцеловала его в обе щеки.

Мы увлечённо пьём чай, Генка меня развлекает. Транслирует новости. Кто с кем поссорился, кто помирился.

- А у нас на складе в муке завелась мукожёрка.

- Кто?! – я смеюсь.

Но Генке мой смех непонятен.

- Ты что? Это такой паразит. Мелкий, чёрненький, жрёт и фекалии распространяет.

Мне снова мерещатся вши. И лобок начинает чесаться. Я осторожно чешу его сквозь халат.

- Ой, прости. Аппетит испортил? – сетует Генка.

- Ну, есть немного, - киваю.

- Теперь рецептуру придётся менять, пока новую партию не закупят. Вместо первого сорта второй.

- А цены опустят? – размышляю я вслух, - Это ж на качестве скажется.

- Скажется, - Генка вздыхает, - Убытки опять же.

- С нас вычтут, - я хмыкаю.

- А мы тут причём? – Генка хмурит кустистые брови.

Я смотрю на него:

Глава 6

Ещё через день у дверей возникает Сорокин. И на мой вопросительный взгляд говорит:

- Я кое-какие вещи возьму. Можно?

Пожимаю плечами:

- Пожалуйста.

Он после ночной. Обычно в таких случаях он потом целый день отсыпается. А тут вроде бодрый. Как будто и не работал! А, может и правда, отгулы взял? Тоже. Лечится.

Он исчезает в супружеской спальне. Теперь там, кроме мишки, которого он подарил мне однажды, никто не живёт. Я закрыла её. Словно вши могут выжить! Наверное, сдохли уже? Без носителя.

Эту квартира досталась мне по наследству, от бабушки. Сперва мы жили втроём. А затем вчетвером, когда появился Андрюшка. Он помнит бабулю! Её тёплые руки, и сказки, которые «баба» сама сочиняла ему.

Он просил меня потом:

- Расскажи.

Но у меня так красиво не получалось.

Когда бабуля умерла, мы взяли себе её спальню. Мне казалось, что дух моей бабушки нас охраняет. Всю предыдущую жизнь так казалось! А теперь, наверно, мой ангел-хранитель покинул меня? Может быть, я провинилась? Перестала молиться. Поститься. Да и в церкви давно не была. И вот, наказание не заставило себя долго ждать.

«Прости меня, ба», - говорю про себя. И надеюсь, она ещё слышит…

В спальне шорох. Сорокин копается. Ищет в шкафу что-то. Перерыл уже всё! А спросить не решается. Подойдя еле слышно к двери, я уже собираюсь окликнуть его. Сколько он будет здесь рыться? Как вдруг…

Он раздетый по пояс. На широкой спине лейкопластыри. Несколько. В разных местах. Один даже кровью пропитан! Я с трудом понимаю, что это – последствия. На спине ещё видно проплешины. Куда не достала рука. Представляю себе это зрелище! То, как он изощрялся, пытаясь побриться. И почему-то сейчас ощущаю такую потребность коснуться его. Хотя бы кончиком пальца. Провести по спине, по широким плечам. И вдохнуть его запах…

Сорокин резко выпрямляется. Словно мой взгляд осязаем.

Я сглатываю. Сбегать уже поздно.

- Ты… что-то ищешь? – говорю осипшим голосом.

Он глядит на меня, обернувшись. Спереди та же картина! Хотя и чуть лучше, чем сзади. Но тоже есть пластыри. А волосков почти нет.

- Я…, - говорит он, - Я майку искал. Вот! – сжимает в кулаке белый ком ткани, - Нашёл уже.

Надевает и морщится. Я кусаю губу. Словно это мне больно! Словно моё тело покрыто порезами.

- Болит? – говорю еле слышно.

Он, спрятавшись за хлопковой тканью, отрицательно машет рукой:

- Нет, нормально.

- Скоро будет колоться, - поджимаю я губы. У самой между ног уже колется. Боюсь представить себе, что придётся всё время там брить. А, может быть, не придётся?

- Ничего, потерплю, - он сглатывает шумно и смотрит в глаза. Хочет ещё что-то сказать, но вместо слов только вздохи.

- Жень, - окликаю его.

Он поднимает брови в надежде услышать какую-то реплику. Вот только, наверное, это не та…

- Ты… мазь купил? – вопрошаю.

Надежда в нём меркнет:

- Да.

А мне так отчаянно хочется снова её воскресить:

- А… шампунь? – говорю.

Он усмехается:

- Мылся уже! Он вонючий, конечно.

Я улыбаюсь:

- Зато помогает.

- Действительно? – щурится он. И надежда опять проявляется искрой в чернильном безмолвии глаз.

- Ну, мне кажется, да, - я спешу обнадёжить его.

Женька сжимает ремень своей сумки. Спортивная. Ей уже столько лет! Мы каждый год брали её на море. Пока не купили модный чемодан на замену. А старая сумка, кто бы мог подумать, пригодилась. Теперь он набил её вещами. Вижу свитер, любимый. Который вязала сама. От бабушки научилась.

- Оль, - отрывисто произносит он.

Я поднимаю глаза:

- Что?

- А…, - он вдыхает и морщится, - Когда пройдёт, ну совсем. Я… можно, вернусь?

Я возвращаюсь на землю. По крайней мере, так кажется.

- Вот, когда пройдёт, тогда и посмотрим, - отвечаю спокойно.

Женька кивает. Наверное, на большее он не рассчитывал?

Пока он думает, что ещё взять с собой, я собираю в контейнер котлеты. Вчера приготовила. Суп наливаю в большой, толстый термос. Обычно он брал его с собой на работу. А теперь что берёт?

- Я тут…, - бросаю, когда он выходит в прихожую.

- А я…, - начинает он, тут же осёкшись.

- Ты говори! - призываю его продолжать.

- Нет, лучше ты, - отзывается он.

- Я тут тебе кое-что собрала. Нам с Катькой много. А ты… Может, на ужин поешь, - я ставлю на пол возле входной пакетик с провизией.

Женька глядит на него. И мне кажется… Борется с чем-то внутри. Дышит шумно и грудь ходуном.

- А что ты хотел сказать? – напоминаю ему, - Я тебя перебила.

- Да я это…, - он ерошит ладонью волосы. Те уже отросли и торчат, - Я там кран закрутил. Подтекал. Надо кранбуксу менять. Я на днях забегу.

- Я сантехника вызову, - осаждаю небрежно.

Женька в ответ замолкает. Точно этим я его задела до глубины души! Как это? Какой-то посторонний мужик будет менять мне кранбуксу? Как будто я спать с ним намерена.

- Ты бы сюда не частил, - объясняю, - Катюха увидит! И что мы ей скажем? Женька сопит. Изображает обиду.

- Еду не забудь, - я смотрю на пакет. Удаляюсь на кухню.

И слышу, как хлопает дверь. Он ушёл. Но ведь не насовсем? Из окна мне, спустя минут пять, видно, как он уходит. Садится в машину, закинув на заднее сумку. Даже не взглянул наверх. Вот же гад!

Колёса оставляют на дороге влажные следы. Дождь прошёл накануне. И во дворе ещё мокро.

Мои щёки тоже мокрые, от набегающих слёз. Я вытираю их. Сердце болит. Я сейчас понимаю, чего не хватало мне все эти дни. Его. Его не хватало! Смертельно.

От автора

Дорогие читатели! Знаю, что вы сейчас осуждаете Олю за слабохарактерность. Надеюсь, не лишите нас звёздочек из-за этого? :( Как считаете, надолго ли хватит её желания не впускать Сорокина в дом?

Глава 7

Настал момент посещения гинекологии. Оказалось, моя докторица отсутствует. Я уж хотела уйти, но меня записали к другому. Точнее, к другой! По фамилии Бабич. Обнадёживает. Представляю себе большую, дородную женщину. Обязательно добрую и с понимающим взглядом. Попытаюсь быть смелой! Ведь мне не впервой.

Пока жду, туплю в телефон. Как сказала бы Катька. Сорокин прислал мне открытку. Где косматое чудище с цветком в правой лапе улыбается беззубым ртом. И написано: «Может, простишки?».

Простишки. Тоже мне, юморист! А от себя написал:

«Теперь я колючий, как ёж».

Сама не замечаю, как улыбаюсь. И подбородок дрожит. Только не вздумай разныться!

Убираю смартфон от греха подальше. Как раз подходит моя очередь. Девушка, что сидела передо мной, уже зашла в кабинет…

«Ёжик в тумане», - думаю я. Вспоминаю его лейкопластыри. Чёрт возьми! Ну, какая я рохля. Не прошло и недели, как я уже плачу. Какой там развод? Прощу и впущу. И не только в постель, а повсюду…

Девушка выходит спустя минут десять. С такой странной улыбочкой! Как будто ей там сообщили приятную новость. А, может быть, так оно и есть? Узнала, что беременна, например.

Я ныряю внутрь кабинета. Кабинет тот же. И даже щербинка на двери, которую я на удивление помню.

- Здравствуйте, - говорю. Осекаюсь, увидев… мужчину.

- Добрый день, проходите, - спокойно приглашает он.

Но я не спешу проходить.

- А… Где… В смысле, - я озираюсь по сторонам, - Я, наверное, ошиблась дверью?

- Ну, - он собирает ладони в замок на столе и глядит с интересом, - Это смотря, кто вам нужен.

- Мне нужна Валерия Егоровна, врач-гинеколог, - отвечаю по памяти.

Именно так мне сказали в регистратуре.

- Угу, - он кивает, - Валерия Егоровна, значит?

- Да, - пожимаю плечами.

- Бабич? – интересуется он.

- Бабич! – киваю.

- Ну, что ж, - произносит мужчина в халате врача, - Валерий Егорович Бабич к вашим услугам.

Я пару мгновений смотрю на него. А затем утыкаю нос в карточку. Кабинет 27, врач-гинеколог, Валерий! Егорович! Бабич. И как я могла не заметить? Будто сразу решила, что имя Валерия женское, а не мужское.

- Так вы… мужчина? – задаю глупейший вопрос.

Он вздыхает, глядит на себя сверху вниз:

- Я полагаю, что да.

Я нервно смеюсь:

- Ну, тогда мне точно нужно к другому врачу!

- Почему, позвольте спросить? – изгибает он бровь, - У вас предрассудки касаемо пола?

- Никаких предрассудков! – с лёгкой обидой парирую я, - Просто моя тема… Она очень деликатная, и я предпочла бы её обсудить именно с женщиной.

- Напрасно, - произносит он, - Я скажу вам по-секрету, у нас тут все темы деликатные. Других не имеем.

Я колеблюсь, и он это чувствует.

- Присаживайтесь, раз уж пришли, - добавляет почти безразлично. Словно ему всё равно, уйду я или останусь. Наверное, оно так и есть? И мне так охота уйти! Однако же ноги идут в направлении стула. Стул, кстати, тоже тот самый…

Сама не замечаю, как сажусь на него. И держу в руках карту больного.

- Позволите? – тянется лекарь.

- А… да, - отдаю ему свой документ.

Пока он листает, я думаю, как поступить? Вырвать из рук и сбежать? Ведь сейчас он долистает, почти долистал… И прочтёт мой диагноз! А именно – педикулёз. И щёки краснеют заранее.

Я набираю в грудь воздуха и говорю:

- Вообще-то, я уже здорова. Это… недоразумение.

- Что именно? – исследует он мою карту. Слишком внимательно, стоит сказать.

- То, что случилось со мной, - выдыхаю.

- И что же с вами случилось? – хмурит он брови. Забавно так хмурит!

Он вообще обаятельный. Темноволосый. В меру упитан, слегка круглолиц. Взгляд открытый и доброжелательный. Всё именно так, как я заказывала. Вот только был бы он женщиной…

Долистав, он глядит с интересом.

- Значит, педикулёз, - произносит серьёзно.

Мне слышится некий упрёк. Я спешу сообщить:

- Это муж заразил!

Он издаёт, то ли кашель, то ли смешок.

- Я не знаю, зачем говорю это вам, - добавляю в своё оправдание, - Просто не хочу казаться нечистоплотной. Я бы сама никогда…

Осекаюсь. Не знаю, что дальше сказать.

«Сорокина, заткнись!», - подсказывает мозг, - «Ты итак наговорила уже слишком много».

- Меньше всего вы похожи на нечистоплотную, - утешает меня обаятельный врач. И даже слегка улыбается.

«А на какую я похожа?», - так и тянет спросить. Но я кусаю язык и молчу.

- Что ж, - произносит он, - Прошу на кресло.

- А…, - я испуганно кошусь в направлении ширмы, - Это обязательно?

- Ну, - он кладёт мою карту на стол, - Я предпочёл бы сам оценить результаты лечения. Видите ли, если они недостаточно прогрессивны, стоит назначить другое лекарство.

- Да там всё нормально, - машу я рукой.

Он вздыхает:

- Тогда зачем вы пришли в больницу? Отстояли очередь?

- А…, - теряюсь я, - Чтобы убедиться, что всё идёт хорошо.

- Прааавильно, - тянет он мягким тоном, - Чтобы убедиться. А для этого нужно раздеться и лечь.

Звучит как-то странно, двусмысленно. Но… Раз уж пришла.

Я встаю, держа сумочку возле себя, словно щит.

- Туда? – вопрошаю, хотя мне уже не впервой.

- Да, да, за ширмой вещи оставьте. Ниже пояса раздевайтесь, стелите простынку и на кресло.

За ширмой меня настигает мандраж. И чего я так испугалась? Ну, подумаешь, мужчина! Кстати, моим акушером был мужчина. Во время вторых родов. Но, то был другой мужчина. Грузный, усатый, примерно лет пятидесяти. А мне тогда было тридцать. Есть же разница?

А этот почти мой ровесник. На вид. Не сказать, чтобы очень красив. Но весьма обаятелен. Как-то неловко светить перед ним этим самым…

- Ну что, вы разделись? – доносится голос.

А я до сих пор не разделась. Стою в штанах!

- Нет! Сейчас! – отвечаю погромче.

Стягиваю джинсы. Под ними трусы до пупка. Хорошо, что он всё равно не увидит трусы. Да и какое мне дело, увидит он их, или нет? Ничего тут постыдного нет. Он же доктор.

Глава 8

Осень — моё любимое время года. Все важные моменты в моей жизни случились именно осенью. Один из таких — когда Женька сделал мне предложение! Ничего романтичного. Просто сидели на лавочке, возле пруда. Ели булочки. Кидали мякиш в воду, подманивая уток.

А он говорит:

- Видишь, вон селезень.

- Яркий такой? - рассмотрела я в стае.

- Ага, а вон уточка, серая, - указал он пальцем на ту, что плыла рядом с ним.

- Такая невзрачная, - заметила я с сожалением.

- А для него она — самая лучшая, - Женька обнял меня, - И самая-самая красивая.

- Ну, тогда он не слишком-то привередлив, - прижалась спиной к его сильной груди.

А Женька ещё крепче обнял и выдохнул на ухо:

- Олюнь, выходи за меня?

У нас была скромная свадьба. Но на ней было всё! И белая Волга с большим розовым пупсом на капоте. И столы с угощением. Рестораном служила столовая нашего училища. И тамада, роль которого виртуозно исполнил Женькин друг. Я, как и полагается невесте, была в белом. Платье шили из штор. Прозрачная тюль, раздобытая бабушкой, превращённая ею в изысканный подвенечный наряд.

- Вот и дождалась своего часа наша тюлька, - говорила она, любовно оглаживая ладонями нежный рисунок.

Женька долго смеялся, над этим «тюлька». Он — рыбак! А есть рыба такая. Но бабуля была права! И я была очень красивой невестой. А главное — самой счастливой на свете...

Сегодня решила пройтись по местам былой славы. На пруду всё иначе. Благоустроили. Укрепили помост. Только уточек нет. Наверное, всех распугали.

Домой возвращаюсь в приподнятом настроении. Такая любовь, как у нас, не проходит! Возможно, со временем остывает. Но мы «подогреем» её.

Возле подъезда меня окликают. Окрик в спину звучит, как удар. И хотя он безликий, но я почему-то уверена, что обращаются именно ко мне.

- Эй! - женский голос, с лёгкой хрипотцой, не знаком.

Просто рядом никого, кроме меня. В зоне видимости. Так что я невольно смотрю себе за спину. На тротуаре женщина. Блондинка. По-моему, крашеная? Слишком белый цвет, неестественный. Да и вообще, она вся как кукла! Глаза и губы ярко накрашены. Выражение лица такое, как будто съела лимон и вот-вот готовится выплюнуть.

Я бы решила, что это она не мне. Но взгляд незнакомки устремлён на меня.

- Простите? - пожимаю плечами.

Может, дорогу забыла? Хотя, обращение «эй» звучит не слишком-то вежливо. Но её внешнему виду подходит! «Лук», как называет Катька наряды, такой, что глаза из орбит. Свитер розовый, с горлом. Сумка из светлой джинсы. Джинсы облегают ноги, подобно колготкам. А поверх и до самого колена — высокие лаковые сапоги на каблуке. И венчает сей образ пальто ярко-синего цвета.

- Ты же Ольга Сорокина, да? - говорит, а сама жуёт жвачку. Ну, точно, как Катька! Только этой блондинке уже далеко не пятнадцать. А лет тридцать пять.

- Мы знакомы? - продолжаю смотреть на неё. Одноклассница? Нет! Однокурсница? Вряд ли. Коллега? Возможно. Но тоже маловероятно. У меня хорошая память на лица. Её лица не припомню.

- Неа, - отзывается фифа, - Но пора бы уже познакомиться. Я — Анжела, любимая женщина Жени. Та, к кому он уйдёт от тебя.

Мир качается, меркнет. Но я продолжаю стоять. Будто тело моё ещё здесь, а душа упорхнула.

- Ч-то? - говорю по слогам.

- Ой! - отбрасывает она волосы со лба ладонью, - Только не говори, что ты не знаешь?

На пальцах такой маникюр...

«Интересно, а как она зад вытирает?», - невольно думаю я. Этот вопрос помогает отвлечься.

- Не знаю чего? - говорю.

- Про нас с Женькой, - кривит розовый ротик, - Мы уже три года с ним спим, кстати. У тебя вообще что ли нет интуиции? Аааа, ну тебе же посрать на него!

- Ч-то? - упираюсь я взглядом в лицо, так презрительно выдающее одну за другой фразы, несовместимые с жизнью.

- А чего ты так удивляешься? Сама изменяешь, а ему нельзя что ли? Он что, святым духом должен питаться? - разводит она руками, - Он мужик вообще-то! Ещё какой! - слащаво лыбится собственным мыслям.

- Сама? Изменяю? - повторяю эхом её слова, - Кому?!

В голове не укладывается, о чём говорит эта цыпа. Возможно, где-то здесь, в нашем доме, живёт другой Сорокин Женя. И его жену тоже зовут Ольга. А это — любовница, которая претендует на первенство. Но это всё точно не про нас!

- Ой, только не строй из себя! - презрительно фыркает дамочка, - Нет, я, конечно, терпела, ждала. Но, блин, это слишком! Тебе не кажется?

«Кажется», - думаю, - «Точно! Мне всё это кажется». И даже жмурюсь, пытаясь прогнать ненавистное видение. Но оно не исчезает. Оно продолжает разглагольствовать на темы, мне непонятные.

- Ты значит, кайфуешь, а страдаю я? Сама нагулялась, лобковых вшей где-то словила! А теперь мы с Женькой не видимся! Чудненько!

Я тупо смотрю на неё. Да что она несёт вообще? Да как такое возможно? Откуда она знает про вшей? Про Женьку? Одно с другим не стыкуется. Допустим, она и есть та шлюха с обочины. Но ведь он говорил, что виделся с ней всего один раз.

- Подождите, - выставляю ладонь, - Так вы и есть та... путана, которую он подобрал по дороге домой?

- Что? - отступает она, - Какая путана? Ты вообще офигела? Я официантка, вообще-то!

- Ну, - пожимаю плечами, - Одно другому не мешает.

- Ты давай за словами следи! - наступает она, - А то за такое можно и в физиономию получить.

«Невероятно», - думаю я как в тумане. Эта говорящая кукла Барби намеренно тыкает мне. Если всё, что она говорит — это правда... То в физиономию получит она, а не я.

Но вместо того, чтобы вступать в рукопашную, я решаю наладить контакт.

- Послушайте, как вас там?

- Анжела! - с гордостью называет она своё имя.

- Анжела, - стараюсь, чтобы оно не звучало презрительно, - Дело в том, что мы друг друга не поняли. Муж говорил мне, что он подхватил этих вшей от какой-то шалавы. Якобы он ехал вечером и увидел, как некая барышня голосует на дороге. Решил подвезти. А она оказалась проституткой. Ну, он и не устоял! Переспал с ней. В чём и раскаялся.