Юлия

Часть 1. Роман и Юлия. 1. День Святого Валентина

В учительскую постучали. Юлия Михайловна не ответила. Учителя стучаться не будут, а остальные пусть думают, что никого нет. Она отдыхала, удобно устроившись на диванчике и прикрыв глаза. Тот, кто был за дверью оказался настойчивым, постучал ещё раз, приоткрыл дверь, заглянул.

- О, Юлия Михайловна! Так и думал, что вы здесь. У меня для вас кое-что есть.

Юлия Михайловна в удивлении воззрилась на подростка. То, что в школе будет отмечаться День святого Валентина, она, конечно, знала: на педсовете обсуждали мероприятие, назначали ответственных. Ей поручили оформить короб для открыток-валентинок, которые потом разнесут адресатам старшеклассники. Но не предполагала увидеть почтальона с крылышками феечки, что продаются в магазинах игрушек. Забавно: взрослый мальчик и в таком наряде. Интересно, а её Саша согласился бы исполнить роль такого почтальона. Сын учился в этой же школе, в первом классе.

И ещё больше удивилась, когда рядом с ней положили десять валентинок. Она усмехнулась про себя: надо же, какая популярность. Одну открытку узнала сразу: Сашина. Мельком видела, как сын мастерил. На душе сначала стало тепло, а потом тоскливо. Купидончик замялся:

- Юлия Михайловна. Вы нам очень нравитесь. Ну, не ругаетесь, двойки не ставите, рассказываете интересно. Это вам от нашего класса, - он вынул из сумки коробку конфет и протянул учительнице.

- Спасибо, - женщина с благодарностью посмотрела на мальчика. Он смутился и убежал.

Стало неловко: сконфузила ребёнка. Но ей действительно было очень приятно, она никак не ожидала, что новенькой учительнице по рисованию подарят конфеты. Надо же, коробка конфет! Завтра они устроят дома настоящий праздничный обед. Саша обрадуется.

Она усмехнулась и вздохнула: кто бы мог подумать, какая пропасть будет лежать между 14 февраля этого года и того, восемь лет назад.

***

Юлина учёба в институте искусств подходила к концу. Студенты последнего курса всех направлений решили перед выходом на диплом устроить эдакий прощальный концерт, посвящённый Дню влюблённых.

В холле вуза повесили плакат (из шести листов а0!) - приглашение на праздник для преподавателей и тех, кто по неведомым причинам, оказался в отрыве от институтского флешмоба. А перед входом в зрительный зал устроили выставку работ студентов-художников на тему любви.

Юля стояла чуть в стороне от картин и наблюдала за публикой. Она в последний момент решилась выставить картинки обнимающихся людей, считая их слабыми даже для набросков: ничего более подходящего ко Дню влюблённых у неё не было. Она предпочитала графические пейзажи. И переживала, что её работам достанется много негативных комментариев.

Возле картин крутился один из преподавателей. Знакомые с музыкального направления, у которых он читал историю музыки, рассказывали всякие страшилки: к его семинарам готовились, как к последнему бою, сдать экзамен с первого раза считалось подвигом, а получить отлично – значило быть любимчиком небес.

Роман Васильевич рассматривал работы и кривился: да, нынешних художников можно (с натяжкой) назвать абстракционистами, авангардистами, символистами или модернистами, но до классицизма, академичности им, как до луны, а уж о флорентийской манере и упоминать смешно, да и, вообще, знают ли они что это такое. Роман Васильевич сокрушённо покачал головой в такт своим мыслям. Не считал он абстракционизм или символизм высоким искусством, не считал. Тут его взгляд упал на полупрозрачные зарисовки обнажённых тел.

- А это что за…- он поднял глаза, чтобы найти слушателя и высказать ему своё возмущение, но замолчал не договорив.

На него огромными голубыми глазами в обрамлении пушистых чёрных ресниц смотрела высокая брюнетка в красном мини-платье, с ногами, как говорится, от ушей. Нежное бледное лицо порозовело от смущения, а пухлые, яркие без помады губы, шевелились:

- Вам не нравится? Пожалуйста, объясните мне. Я хочу понять, что здесь не так.

Роман Васильевич молча таращился на девушку. О чем она спрашивает? Не нравится? Да как может не нравится такая писаная красавица. Она - идеал во плоти. Где-то глубоко внутри шевельнулось и затихло ощущение узнавания.

- Что вы! – его голос дал «петуха» и он закашлялся, прочищая горло, - Это ваши работы?

Получив улыбку-подтверждение, он с жаром принялся нахваливать наброски, предназначенные минутой ранее для порицания, находя в них всё больше и больше красоты, изящества, мастерства и высокого смысла.

Девушка внимательно слушала, наклонив голову к собеседнику. Мужчина был ниже на голову. Она видела тщательно зачёсанную проплешину среди мышиного цвета волос. Но то, как он рассуждал о её работах очень нравилось: оказывается, она талантлива. А она-то думала…

Она что-то спросила, а он рассказал ей о рисунках Дюрера, привёл в пример Матэ, упомянул Фаворского и закончил обзором графики Дали. Юленька завороженно слушала. Он рассказывал так живо и интересно, что создавалось ощущение его личного знакомства с этими людьми.

Они забыли про концерт. Он предложил прогуляться, она согласилась. В свете фонарей искрились невесомые снежинки, их обгоняли спешащие куда-то люди, а они всё говорили и говорили.

Юленьке стали не важны возраст Романа, невзрачная внешность и маленький рост. Она как-то сразу влюбилась, но не решалась открыться.

Он был внимателен, нежен, заботлив, интересен в разговорах, но при этом, как бы невзначай, всегда придавал нужное направление в мыслях девушки, поправлял в рассуждениях.

- Юленька, ты так наивна, так чиста. Ты прямо, как небожитель – всех любишь, понимаешь. Многие захотят воспользоваться твоей добротой. Тебя нельзя оставлять без присмотра, - ласково говорил мужчина, приобнимая девушку и проводя пальцами по её скулам и чуть вниз по шее.

Юленька млела от ощущения защищённости, надёжности и чего-то пока неведомого, но прекрасного рядом с взрослым мужчиной, который так понимал и ценил её. Как-то так случилось, что несмотря на яркую внешность, у неё не было поклонников. Её мама говорила:

2. Что нужно для счастья

Прозвенел звонок с урока. Юлия Михайловна вздохнула: что толку вспоминать прежние чувства. Как будто и не с ней это было. Было и ушло - в далёкие дали, где она умела счастливо смеяться, и ждала с удовольствием новый день.

Вот если бы возможно было вернуться туда, то… Женщина невесело усмехнулась: вряд ли что-то поменялось бы – она слишком простодушна. Волна уныния окатила её. Она мысленно отчитала себя: хватит плакаться, надо собраться и работать.

Сложила в сумку подарки и поднялась с дивана. Сейчас у неё 7а, потом 7в, а потом они с Сашей пойдут домой.

Сын, увидя сладости пришёл в восторг:

- Ух ты! Нам подарили конфеты! Вот не зря ты к нам в школу пришла работать. Теперь и нам подарки дарить будут.

Юля улыбнулась и потрепала сына по макушке. Конечно, не зря. Хоть какие-то деньги в семье появились.

***

Опустевший Ромин барак ограбили. В один непрекрасный день он вернулся в пустую квартиру. У него вынесли пианино, телевизор и холодильник. Роман Васильевич был ошеломлён и встревожен: он даже мысли не допускал, что к нему могут залезть воры. В милицию не пошёл, высокомерно заявив, что те всё равно искать не умеют. А оставаться в бараке одному стало страшно.

Руководство вуза сжалилось над бедолагой-преподавателем и выделило ему комнатушку, на первом этаже рядом со входом, в которой обычно хранился инвентарь для уличных работ, а ещё Романа Васильевича оформили сторожем, чтобы он мог на полном основании находиться в здании ночью.

Он перетащил в подсобку оставшиеся вещи и успокоился. Ему понравилось. Не надо было рано вставать на работу, тратиться на проезд, коммунальные услуги.

Вечерами, когда все расходились, его навещала Юленька, приносила еду, забирала грязные вещи. Она не могла допустить, чтобы ограбленный и бездомный любимый мужчина, голодал и был не ухожен. Она жалела его, сочувствовала отсутствию элементарных бытовых удобств в комнате. Ей не приходило в голову, что взрослый мужчина мог самостоятельно решить вопрос с питанием и стиркой.

Юленька жила в общежитии и кроме учёбы подрабатывала в доме детского творчества преподавателем рисунка. Роман благосклонно принимал заботу, но каждый раз уточнял:

- Ты сейчас работаешь потому, что мы не женаты. Но когда выйдешь за меня, работать не будешь. Моя женщина не должна работать. Будешь заниматься домом и искусством.

В понятие «работа» домашний труд не входил.

Юленька улыбалась, восхищалась и соглашалась. Мысли, что зарплата преподавателя совсем невысока, не только не тревожили её, но даже не возникали: она была уверена в материальном благополучии мужчины. А если появлялось иногда сомнение, что домашний труд – это тоже работа, от которой она уже не свободна, то быстро затиралось Ромочкиными рассуждениями о жизни. А рассуждал он красиво, убедительно, справедливо.

- Ты – женщина. Твоё предназначение дарить красоту и счастье, ждать мужчину, а не говорить, что устала, и не пересказывать рабочие передряги. Всё это, Юленька, убивает любовь. Я хочу видеть тебя весёлой, а не измождённой, - покровительственно говорил мужчина и притягивал девушку к себе.

После защиты диплома из общежития Юлю выселили, и она перебралась к Роману. Снимать квартиру он категорически не хотел, брызгал слюной, понося всех, кто сдаёт квартиры внаём и наживается на бездомных. Юленька успокаивала любимого, соглашаясь, что они не будут кормить барыг, а дождутся положенных им метров.

Они считали себя людьми скромными, непритязательными, умеющими ценить малое, и многозначительно переглядывались или хмыкали неодобрительно, видя, как другие идут в ресторан, или несут пакеты с новой одеждой.

Они подали заявление в ЗАГС и ожидали назначенной даты бракосочетания.

Юленька по телефону поставила родителей перед фактом: она выходит замуж. Родители охнули и пригласили дочь с избранником в гости для знакомства.

Мать и отец когда-то окончили тот же вуз, но теперь жили в другом городе, работали в театре: мать – художником по костюмам, отец – декоратором. Дочь заинтриговала их, сказав, что жених старше и преподаёт в институте и все подробности они узнают при встрече.

- Ты… - увидев, с кем пришла их единственная дочь, мать сначала растерялась, а потом разразился скандал.

Рома… Он изменился. Волосы посерели и поредели, появилась небольшая полнота, из-за которой рост, казалось, уменьшился. Но взгляд остался прежним: пренебрежение с превосходством.

- Как ты мог! – женщина была в ярости, - Это что – такая изощрённая месть? Я тебя раскусила, так ты дочери моей голову запудрил!

Они вместе учились. Точнее, она перешла на последний курс, а Рома только поступил на факультет музыкального искусства. Глядя на прежнюю пассию, он наконец-то сообразил, кого напоминала Юля.

- Дочь, ты не знаешь его, - кричала мать, - он думает только о себе, у него все виноваты, кроме него. Он – эгоист. Он даже ухаживал за мной, так, как будто делал одолжение, а я должна была в обморок от счастья падать и его на руках носить. Он - неудачник. Он – лентяй. Он хотел, чтобы всё само к нему, как из рога изобилия, падало, а он ещё и выбирал.

Роман Васильевич сидел в кресле молча, скрестив руки и выпятив нижнюю губу. Он ничего не собирался объяснять. Его вид выражал надменное удивление, смешанное с брезгливостью.

Юля пыталась защитить любимого:

- Мамочка, прошли годы и всё изменилось. Человек с годами становится мудрее, уходит юношеское себялюбие, максимализм. Мамочка, он не такой! Он интеллигентный, умный, добрый. Он любит меня, и я очень люблю его!

- Глупая девочка, измениться может только тот, кто умеет прислушиваться к другим, кто ценит других, уважает, кто хочет этого, но не тот, кто считает себя всегда правым, и, да, скорее всего он изменился, но в худшую сторону! – негодовала мать, - Посмотри на себя. Ты красавица, умница, у тебя перспективы. А он? За эти годы кем он стал? Старший преподаватель? А почему он не кандидат наук хотя бы, если такой умный? У тебя с ним не будет будущего. А где вы будете жить? У него жильё-то хоть есть? - кричала мать.

3. Кто виноват

- Пап, смотри, у нас конфеты! В коробке! – суетился Саша возле лежащего на диване отца, - мама сказала, завтра откроем, пойду в холодильник уберу, чтобы не растаяли.

- Ну, надо же. Кто это тебя пожалел? – с кривой ухмылкой процедил мужчина, когда Саша убежал.

- Ученики подарили, - тихо ответила Юля и вышла вслед за сыном.

Находиться рядом с мужем, выслушивать его издёвки и злобные упрёки было невыносимо тяжело. Юля не понимала, как себя вести, чтобы ненароком не вызвать приступ гнева. Все её попытки окружить мужа заботой, вниманием, сочувствием тонули, сталкиваясь с его обвинениями: «Это всё из-за тебя. Ты нас всех на дно опустила своим расточительством и безответственностью. Ты одни несчастья приносишь».

Сначала Юле хотелось кричать, что это неправда, что она всегда старалась угодить ему, что это он виноват в том, что они так живут. Но при Саше не могла. Ребёнок не должен присутствовать при ссорах, нельзя высказывать неуважение в отношении отца и подрывать его авторитет.

Как-то раз, когда она ещё не работала, а сын был в школе, попыталась серьёзно поговорить с супругом. Его перекосило от ярости и, сжав кулаки, он двинулся на посеревшую от страха жену:

- Дура! Ты ничего не соображаешь!.. – посыпались обвинения, затем Роман больно схватил жену за плечи, встряхнул, и глядя с ненавистью, процедил ей в лицо, — Это не ты семью обеспечивала! Это не тебя уволили!

***

Юля забеременела сразу после свадьбы. Любые запахи вызывали у неё раздражение и тошноту. Молодая женщина подурнела - нос распух, лицо стало отёчным, длинные ногти поломались и расслоились, и их пришлось обрезать. В движениях появилась неуклюжесть.

Рома изредка подкалывал жену по поводу внешности, говоря, что она стала похожа на раздувшуюся улитку, но в целом сочувствовал. Он даже быт частично взял на себя. Готовил, мыл посуду. Единственное, чего он отказывался делать – это стирать.
- Юленька, ты уж прости меня, ну никак не умею. А в стирку ходить…ну, не будешь же по две вещи носить, а копить… так прачечная далеко – ты одна не донесёшь, а мне днём, сама знаешь, некогда, и не стоит оно тех денег. Давай я тебе воду в тазике менять буду и отжимать, а остальное – ты сама.

Юленька, подавляя раздражение, прощала и старалась с благодарностью принимать любую помощь. Шум и суета за дверью, теснота комнатушки и отсутствие бытовых удобств радости и покоя не добавляли.

Женщина мужественно переносила токсикоз и негативные эмоции, считая их временным явлением, которое не должно повлиять на семейные взаимоотношения и любовь.

Юля много читала. Она увлеклась эзотерикой и пыталась постичь связанность всего сущего, понять отражение этой зависимости в знаках, видимых человеку.

Художественный, творческий ум рисовал взаимосвязь образами, которые она, когда позволяло самочувствие, перекладывала на бумагу. Рисунки получались экспрессивными, будоражащими, запутанными и притягивающими внимание.

Ей удалось принять участие в региональной выставке молодых талантов. Рома восхитился успехом жены и строил планы, связанные с продажей картин, чего пока не происходило. Никто, почему-то, не выстраивался в очередь за Юленькиными работами.

- Не каждому дано понять такое, - утешал себя и супругу Рома, - но раз ты нарисовала, значит есть тот, для кого. Мы подождём.

И они ждали, выстраивая гороскопы и уверяя друг друга, что ещё немного, и звёзды сойдутся так, как надо.

В конце весны родился Саша. Взяв на руки сына, Роман Васильевич умилился его беззащитности, беспомощности. Юля гордилась мужем.

Поначалу он подбегал к ребёнку на каждый писк, сам менял памперсы. Потом оказалось, что памперсы быстро заканчиваются и «съедают» много денег, и они перешли на обычные марлевые подгузники, вкладывая их в специальные клеёнчатые трусики.

Вот тут Рома сдал. Стирать испачканную марлю ему было неприятно.

С началом учебного года сложностей прибавилось. Рома не высыпался, бывал не доволен Юлей, обвиняя её в нерасторопности и отсутствии материнского чутья: то развешенные пелёнки вовремя не уберёт из аудитории, и их соберут и принесут ему студенты, то сына не может успокоить, и руководство спрашивает, почему ребёнок кричит так громко, что мешает занятиям, то денег ей не хватает.

Осенью Саша простыл. Прежде послушная Юля, разрываясь между супругом и больным сыном, начала огрызаться. Как-то в запале сказала, что уедет к бабушке.

Бабушка жила в пригороде, недалеко от родителей и все новости Юля узнавала от неё. Женщина спокойно отнеслась к выбору внучки, рассудив, что раз любит Юленьку, то нечего с ней ссориться – помогать надо.

Отношения с родителями оставались натянутыми. Когда Саша родился, мать пообщалась с дочерью по телефону, и то ли поздравила, то ли поругала:

- Ну, ладно, любовь, как говорится, зла… замуж вышла, но неужели ещё не поняла за кого? Вместо того, чтобы подумать уже о разводе, ребёнка родила.

Поначалу, услышав обидные слова про «уеду к бабушке» Рома рассердился и даже перестал разговаривать с женой, но обдумав, ухватился за эту идею:

- Юленька, ты бабушку хотела навестить? Это очень правильно. Женщина она пожилая, наверно, хочется правнука подержать. Да и не хорошо забывать стариков. И тебе полезно обстановку сменить. А ехать ведь не долго. Каких-то четыре часа. Думаю, Саше это не повредит.

Пусть едет к бабушке, а он в это время попробует решить вопрос с жильём, и с материальной стороны полегче ему будет, и отдохнёт.

Роман Васильевич стал выяснять, когда им дадут жильё, и оказалось, что всем, кроме него, уже выдали квартиры, а его как-то случайно пропустили. Перед ним извинились, и обнадёжили, что в ближайшее время решат этот вопрос.

Рома расписал ситуацию, будто против них чуть ли не заговор был, но он возмутился, а те так извинялись, так извинялись…

Жилищный вопрос в ближайшее время не решился. Точнее дело было так: Роману предложили квартиру, аж, трёхкомнатную, но…далеко от вуза и близко к промышленной зоне. Рома отказался.

4. Саша

Ночью Юлю разбудил сын. Они спали на полу между кухонным столом и стеной. Саша прижался к матери и зашептал:

- Мам, маам, а ты не забудешь про конфеты? Мы их точно откроем? Никому не подарим?

Она развернула его спиной к себе и, поглаживая по голове, тихо сказала:

- Не забуду. Мы их обязательно откроем, можем даже прямо утром открыть. И всё съедим сами, никому не подарим.

- А папа не будет ругаться?

- Не знаю, не должен, но у нас завтра будет праздник. И конфеты. Спи.

Успокоенный и обласканный ребёнок уснул, а она лежала, глядя в черноту, не замечая катившихся слёз.

***

Юленька, когда сынишке исполнилось три года, надумала выйти на работу:

- Ром, напиши заявление на детский сад. Я работать пойду. Помнишь, то место, где я подрабатывала, пока училась? Сегодня заведующую Центром детского творчества встретила, она меня пригласила. Здорово же, деньги будут. На продуктах экономить перестанем. Может, на мебель скопим. Саша уже скоро вырастет из своей кроватки. Да и стол хорошо бы ему купить.

- Знаешь, Юленька, я всегда с жалостью смотрю на детишек, которых сонными родители тащат в детский сад. Это хорошо, если просто сонными, а то дети кричат, просят не оставлять их в саду. Так и хочется спросить у тех горе-родителей: а зачем вы его родили, если вам деньги дороже ребёнка.

На это Юля не нашлась сразу что ответить: конечно, ей важнее ребёнок, чем работа. Не получив ответа, заботливый папаша продолжил:

- И потом, я не считаю правильным, что малыша начнут ломать и приучать к дисциплине, социально адаптировать, так сказать. Я хочу сам развивать Сашу. Ну, и, конечно, я доверяю в этом вопросе тебе больше, чем постороннему человеку. Ты – мать, лучше сумеешь найти подход к сыну. Сколько мы книг по воспитанию купили – зря, что ли? Считай, что ты работаешь воспитателем. Ребёнку нужно общение с родителями, а не с чужими людьми. А мебель… Ну, подвернётся оказия – купим. И ещё, помнишь, что я тебе до свадьбы говорил про работу? Я своё слово держу.

Юля покивала: помню. Но в жизни почему-то получалось совсем не радужно. Да, она сидела дома, занималась сыном и бытом, но уж лучше бы трудилась, как все. Ей казалось, что она что-то упускает. Но, может быть, она слишком капризная? Хочет роскоши, совсем необязательной для счастья? Да… и хотелось бы не думать каждый день, чем накормить семью.

Сына Роман Васильевич любил, но был строг и взыскателен. С отцом нельзя было спорить. Капризы Рома не выносил. Нет, он не ругал, он замолкал и отворачивался от сына, показывая полное равнодушие, или смотрел таким тяжёлым взглядом, что малыш пугался и прятался.

Саша воспринимал общение с отцом, как необходимость, которую нельзя проигнорировать. Юля считала, что муж слишком требователен к сыну, не учитывает возраст, характер. Как-то она сказала:

- Ром, ну что ты с ним, как со взрослым, и шпыняешь потом, если он сделать не может. Он же маленький ещё. Вырастет - научится.

- Юленька, ребёнок с детства должен быть приучен к ответственности. Поиграл в машинку – убери сразу. Ну и что, что не доиграл. Раз переключился на другое – значит убирай. Сказали ему слепить снеговика из пластилина – пусть лепит снеговика, а не змей. Не умеет шарик катать – пусть сидит и учится до тех пор, пока не слепит, - наставительно заметил Роман Васильевич.

Юленька сына жалела и старалась возместить любовь, которой, по её мнению, не доставало от отца. Для Саши она была единственным человеком, который никогда не поучал и обнимал, если он капризничал (конечно, не в присутствии Ромы). Саша даже этим пользовался, когда хотел порцию ласки. Он доверял матери страхи, мечты, обиды. А она всегда ободряла его и поддерживала.

- Мам, сегодня давай не пойдём в наш двор гулять. У нас мальчик такой вредный есть, такой задавака. Я с ним поиграть хотел, а он говорит: «Не буду с тобой играть, у тебя машинки фиговые». Мам, разве в машинках дело? Какая разница, какие машинки? Он говорит, что у него коллекционные. Мам, а ты мне такую купишь? Я её спрячу, чтобы папа нас не поругал.

Юля обнимала сына и шептала на ухо:

- Мы обязательно купим тебе самую лучшую машинку. Я обещаю. Я придумаю…

Что она придумает, сыну не говорила, да и сама толком не знала. Но очень хотела изменить их с Сашей жизнь.

Глядя на Рому, ей стало казаться, что он получал удовольствие от постоянных неудач. Он как будто упивался своим неблагополучием, радовался ему и не желал ничего менять.

Юле очень хотелось выпутаться из беспросветной нужды, не считать копейки, покупать сыну красивую одежду и игрушки, водить его в парк аттракционов и кафешки, ездить с ним не только к бабушке, но и в путешествия.

Она забросила гороскопы. Не помогают ей звёзды, не понимает она астрологию. Неужели не будет у неё счастья такого, каким она его видит? Надо что-то придумать, на что-то решиться. Но и Рому обижать не хочется, он же их любит, по-своему, но любит.

Творчество Юля тоже забросила. Даже хороший карандаш и большой лист бумаги считала для себя роскошью. Надо в развитие сына вкладываться, о его интересах думать, а не о своих «хотелках». Тем более, никому не нужны её рисунки, её никто не знает. А говорить о том, чтобы продавать работы – смешно. Покупают у того, кто часто выставляется, вращается в нужных кругах. А она никуда не выходит, ни с кем не общается.

Одну картину удалось пристроить в художественную лавку на продажу. Уже несколько лет она висела там. Каждые полгода хозяин магазинчика сбрасывал цену, объясняя, что держит работу только из симпатии к художнице и любопытства: возьмёт ли картину кто-нибудь, когда цена скатится до нуля.

У Юли и Саши имелась игра, которая нравилась обоим. Они выдумывали и рисовали истории. Мать говорила:

- Кто? (или что?)

Сын сочинял персонаж, а мать быстро его зарисовывала и задавала следующий вопрос:

- Где?

Сын называл место. И так – вопрос-ответ – вырисовывалось приключение.

5. Праздник

Утром Юля открыла холодильник и, посмотрев на конфеты, мысленно щёлкнула себя по носу. Ну вот что за ночь могло появиться, если вчера на ужин они доели творог – последнее, что там было.

Её бабуля сказала бы: «В холодильнике мышь повесилась». Она глянула на подоконник, где стояли коробки с крупами.

Тут завозился сын. Он привык к тому, что мать проснувшись, включала свет, и ему это не мешало спать дальше, но сегодня было не до сна.

- Мам, - вполголоса позвал Саша, - Мам, знаешь, что я придумал? А давай праздничный завтрак сделаем.

Юля усмехнулась:

- Давай. Только у нас почти всё закончилось. Те крупы, что остались – так по одной порции. Картошки три штуки. Надо в магазин идти.

- Мам, а давай сварим всего что есть, и разложим красиво по чуть-чуть каждому. Получится празднично, - подал идею сын.

Идею Юля одобрила и занялась готовкой, неосторожно звякнув кастрюлями.

Саша, не поднимаясь с пола, потянулся за лежавшей на табурете книжкой. Мальчик увлекался приключениями Алисы Кира Булычёва.

Мать крутилась возле плиты, сын читал. Лампочка в стареньком абажуре мягко освещала кухню, создавая атмосферу тепла и уюта. За окном кружил снег.

Дверь открылась, вошёл помятый и взъерошенный отец, одарил домочадцев хмурым взглядом.

- Чего это вы разошлись. Я только к утру задремал, а вы меня вознёй своей разбудили. Выходной же, чего не спится.

- Пап, мы тихо, - подался вперёд Саша, - мы праздничный завтрак готовим, к конфетам.

- Ах да-да, как же это я забыл. У нас же конфеты, праздник, - кривая усмешка исказила лицо, - а почему столько кастрюль на плите. Вы гостей ждёте?

- Не ждём, - включилась в разговор Юля. – Просто у нас продуктов мало осталось, вот мы и решили…

- Что ты за хозяйка, - перебил её Рома, - не можешь даже вовремя элементарные продукты купить, - у нас ведь не деликатесы, простая еда. Тебя даже на это не хватает.

- Пап, -вступился за мать Саша, - так даже лучше. – У нас будет, как в ресторане – разнообразное меню.

- Ах, как в ресторане, - с издёвкой протянул отец, - что там в нашем меню? Каша ячневая с гарниром из каши овсяной под соусом "Пусто"? Ты откуда про рестораны знаешь? Что, мать о счастливой жизни песни поёт?

- Ром, ну не надо, хватит, - миролюбиво протянула Юля, - у нас сегодня праздничный завтрак, с конфетами. Ты помнишь, какой вчера день был? День нашего знакомства. Восемь лет прошло. Помнишь, как мы первый раз гуляли? Ты мне про художников-графиков рассказывал, а потом…

Рома не дал договорить:

- Что толку вспоминать, что было давным-давно, ещё и Сашке голову забивать чем попало. Было и было. Ушло. Сейчас всё совсем по-другому, - злость сквозила в голосе отца.

- Ром, ну как же чем попало? Это же наша история, история нашей семьи, - попыталась смягчить слова мужа Юля. – Для Саши это важно.

- Что важно? – вспылил отец, - что его мать не может вовремя продукты купить, или что не умеет деньги расходовать, так, чтобы на всё хватало. Он на полу уже третий год спит, а ты праздновать собралась. Неужели за это время не могла скопить на кровать? Или скажешь, что это я виноват? Ну, конечно, удобно устроилась. Обвинять-то гораздо легче, чем самой пахать. Вот теперь узнаешь, каково это работать, гроши зарабатывать, а их ещё и разбазарят куда ни попадя…

Голос Ромы повышался, в нём появилась визгливость. Он не мог стоять на месте и беспокойно крутился из стороны сторону, взмахивая руками. Саша вжался в угол и, вытаращив глаза, наблюдал за отцом.

Юля оторопела от неожиданной ярости супруга.

- Ром, Ром, успокойся. Тебе нельзя волноваться. Посмотри, Саша напуган, - попыталась образумить она мужа.

Вода в кастрюльках закипела, крышки забренчали, но Юля боялась к ним обернуться. Её взгляд был прикован к мужчине. Роман покраснел, глаза выпучились, зрачки заняли всю радужку. Он перестал крутиться, напрягся и медленно пошёл на Юлю, шипя так яростно, что видно было, как летит слюна:

- Вот, ты даже варить толком не умеешь, у тебя пар вовсю от кастрюль идёт, а ты не шевелишься. Что, хочешь посуду сжечь? Кто тебе на новую даст? Ты сама не заработаешь, ты же не знаешь, что такое работать. Вот какой праздник? Вот бежать мне от тебя надо было восемь лет назад, бежать без оглядки. Дура. Ты всю мою жизнь искалечила. Я повёлся на твою внешность, а где она теперь? Кикимора лучше выглядит. Ты даже за собой следить не можешь. А я тебе деньги давал. Куда девала? Наивной притворялась, неопытной. Да от тебя сына изолировать надо. Мать называется. Для ребёнка еды нет, спать не на чем, конфеты – праздник. Ты, ты…Убить меня хочешь? – завизжал вдруг Рома.

У Юли в руках был нож, она чистила картошку, и так и стояла с ним. Она обернулась, выключить плиту, не ожидая, что Рома в этот момент прыгнет на неё. Не успела она сообразить, как Роман схватил за руку с ножом:

- Ах ты… - мужчина вопил ругательства, - ты… меня жизни лишить хочешь. А потом на моей могиле плясать будешь, с любовниками обжиматься. Отдай нож, я сам тебя ...

Юля поначалу старалась отвернуться, освободиться, или хотя бы откинуть нож. Супруг наваливался на неё, прижимал к столу, всё сильнее выкручивая руку.

- Рома, Рома. Хватит, больно, - кричала она, - здесь Саша. Пусти.

Она теперь боялась выпустить из руки нож, не сомневаясь, что муж тут же схватит его.

Тут Рома придавил Юлю так сильно, что она почти легла на стол.

- Папа! Отпусти! Папа! Папа! – подскочивший сын, сначала потянул отца сзади, а потом попытался вклиниться между родителями.

- Ах ты… - ругательство досталось мальчику, - на её стороне? Вырастил на свою голову предателя. И ты отца ни во что не ставишь?

Но отчаянные попытки мальчика принесли успех. Рома отпустил Юлю, чтобы откинуть сына. Юля швырнула нож в угол, соскользнула со стола, больно ударившись боком и метнулась к Саше.

- Ах вы… вот я сейчас…- мужчина пнул ребёнка и женщину и бросился к плите. Схватил кастрюлю с кипящей водой и плеснул. Юля успела закрыть собой Сашу.

6. Травмы тела и души

Юле казалось, что она гуляла в поле. Подул ветер, пригнал чёрные тучи. Загрохотал гром, засверкали молнии. Одна ударила недалеко от Юли. У Юли закружилась голова, она упала.

А молнии били всё ближе и ближе. Пошёл ливень, спине стало больно от колотящих струй. Размокшая земля стала затягивать её.

Юля испугалась, вскочила и побежала, увязая в жиже. Скорее, скорее. Вон там впереди нет бури, там совсем светло.

Свет манил её теплом, покоем. Там так хорошо. И ноги уже не застревали в грязи. Она почти летела.

Внезапное беспокойство застопорило движение. Она услышала неясный зов, плач. Он тревожил, мешал бежать, сковывал. Юля остановилась и оглянулась.

Молния настигла её. Боль пронизала тело.

***

Скорая и полиция подъехали одновременно. В подъезде толпились вышедшие на шум жильцы.

Юлю осмотрели. Полиция дождалась вердикта врача и занялась Романом и свидетелями.

Женщину стали поднимать, чтобы переложить на носилки. В этот момент она очнулась и застонала.

- Потерпи милая, потерпи. Сейчас мы тебя аккуратно на носилки и в больницу. Там уже ждут. Потерпи, - ласково приговаривала пожилая врачиха, помогая незнакомым хмурым мужчинам уложить Юлю.

Что с ней? Почему так больно? Мелькнувшее было непонимание вытеснило ужасом. Она всё вспомнила и дёрнулась.

Врач внимательно наблюдала за ней, и увидев, как гримаса боли сменяется страхом тут же сказала:

- Ты о сыне беспокоишься? Так он здесь. Мальчик…- позвала она оглянувшись.

Подошёл Саша. Лицо его болезненно осунулось. Он хлюпал носом и то и дело вытирал льющиеся без остановки слёзы.

- Не плачь, - собирая остатки сил, едва слышно проговорила Юля, - не плачь. Ты у меня молодец. Жди меня. Мы уедем. Только ты и я. Как мечтали. Я обещаю. Обязательно позвони бабуле, она приедет, поживёт с тобой. Всё будет хорошо. Я обещаю.

***

В палате Юля расслабилась, беспокойство ушло. Появилась уверенность, что всё плохое закончилось, что всё наладится. Она не просто поверила, она срослась с этой мыслью и не сомневалась, что будет по-другому.

В больнице её навестила свекровь. Плакала и причитала, как такое могло случиться. А потом, пряча глаза, спросила:

- Юль, а ты можешь, ну, заявление забрать, или другое написать, что не винишь Рому? Ему срок дадут. Но он ведь не со зла такое натворил, не специально. Болен он. Ты с ним теперь, наверно, разведёшься. А как же сын-то без отца. Хороший, плохой, но он отец. А Рома без вас как будет? Он ведь любит и тебя и Сашу. Вот подлечат его, и снова всё хорошо будет. Юль, ты подумай.

Юля слушала сбивчивый монолог женщины и удивлялась себе. Раньше, она тут же бы с ней согласилась, поддержала бы, что ребёнку без отца нельзя, и что надо всеми силами стараться находить компромиссы, терпеть ради семьи. А теперь её не трогали эти слова. Она твёрдо знала, чего хочет для себя и сына и не испытывала вины за то, что Роме там места не было.

Но вот так высказать женщине всё, что думает по этому поводу, не смогла.

- Я подумаю, - сказала тихо и закрыла глаза. Визит свекрови утомил, и Юля решила, что имеет полное право показать это.

Свекровь покивала своим мыслям, тяжело вздохнула и ушла.

Юля подумала, как и обещала. Она попыталась представить себя на месте Роминой матери. Чувства женщины стали понятны. Юля даже заколебалась, возникла неловкость за своё бессердечие, нежелание посочувствовать и помочь.

На всякий случай спросила у следователя, когда тот пришёл к ней повторно:

- А я могу заявление забрать?

- Да вы что! – эмоционально воскликнул мужчина, - Юлия Михайловна, вам жалко стало супруга? От таких людей подальше держаться надо, если дорожите своей жизнью и жизнью сына, а не жалеть, - и уже сухо добавил, - нет, не можете.

У Юли гора с плеч свалилась: её вины перед свекровью нет.

Неожиданно навестила подруга. Та, которая была на свадьбе. Оказывается, новость о Романе Васильевиче и Юле докатилась до института. Юля смутилась: вот ведь прославилась.

- Ты не переживай, что все узнали, - успокаивала подружка, - все тебе искренне сочувствуют. Привет передают. Я там по делам была, ну, и когда узнала обо всём, сказала, что тебя обязательно навещу. Так вам с Сашей мат.помощь передали, продуктов собрали. Я всё твоим отнесла.

Разговор с подругой поначалу вызывал стыдливость и неудобство. Но девушка говорила с юмором, доброжелательно и так просто, что Юленька оживилась. Ей показалось, что она глотнула свежего воздуха.

Подружка работала художником в небольшом местном издательстве.

- Я - одна из первых о новинках узнаю, ну и читаю, конечно. И вот прямо нос от гордости задирается, когда вижу свою работу в магазине. Иду потом и думаю: сейчас в лужу какую-нибудь свалиться – самое то, чтобы не «звездеть», - девушка рассмеялась, сказав нелепое слово.

- А у меня тоже книжка есть. Самодельная, - и Юля рассказала, как они с Сашей рисовали истории.

- Здорово. А давай ваши истории в издательстве покажем? Может понравятся. Напечатают.

Юля вытаращила глаза: неужели их выдумками может кто-то заинтересоваться?

- Я обязательно на работе поговорю, - продолжала подружка, - и расскажу тебе потом. А ты, на всякий случай, попроси своих уже сейчас всё найти и в папочку собрать.

За несколько дней до выписки Юле позвонил незнакомец.

- Лев Григорьевич, - бодрым голосом представился мужчина. – Мне ваш телефон дал…- он назвал владельца художественной лавки.

- Я купил ваш рисунок. Это именно то, что я так долго искал. Понимаете, я работаю с людьми, помогаю добиваться поставленных целей, справиться с тем, что мешает. И мне не всё равно, как выглядит мой кабинет. Давно хотел украсить его чем-то необычным, но соответствующим проблематике работы. Ваша картина заставляет задуматься. Мне понравилось. Но одной мало. Я бы хотел заказать у вас несколько рисунков и обговорить темы. Вам интересно моё предложение?

Женщина не верила своим ушам: её работу купили и хотят ещё. Она немедленно согласилась, попросив перезвонить через неделю, если он не передумает.

Часть 2. Юлия. 1. Болезнь

Юля вышла из кабинета врача и села на кушетку. Что с ней происходит? Что за болезнь у неё такая непонятная. Всё болит.

Любая еда вызывала спазмы и тошноту. В голове завёлся «барабанщик», и стучал не переставая. В груди давило так, что сбивалось дыхание. В пояснице, казалось, организовали склад кирпичей, и они своей тяжестью мешали, а бывало, не давали двигаться.

Она прошла обследование. Нашлись некоторые отклонения, связанные с её длительной диетой, с былыми травмами, но, как объяснила врач, это лечится, и не должно вызвать устойчивых повсеместных бол и медикаментозную непереносимость.

У Юли началась какая-то непонятная реакция на лекарства. Через три дня приёма любого препарата лицо и горло отекали, вылезала сыпь, поднималась субфебрильная температура, кружилась голова.

Однажды ей показалось, что останавливается сердце. Это случилось ночью. Юля очень испугалась, вскочила с кровати, открыла настежь окно и начала медленно дышать, стараясь успокоиться и расслабиться, думать о сыне.

А не так давно её увезли в больницу на скорой. Заболел живот, да так сильно, что разогнуться невозможно было. Сказали: аппендицит. Провели лапароскопию. И ничего. Всё в порядке.

Врачи разводили руками: показания были, мы сделали, как положено. И никто не мог объяснить, что с ней происходит. Хорошо, хоть домой на второй день отпустили. За Сашей тогда соседка присматривала.

-. Юль, привет, - женщину выдернули из невесёлых мыслей, - надо же, где встретились. Ты чего, заболела? - на Юлю с интересом смотрела полноватая шатенка средних лет. – Я тоже болела. Ангиной. Вот больничный пришла закрывать.

- Здравствуйте, Анна Ивановна, - Юля приветливо улыбнулась.

Анна присела рядом.

– Как дела-то у тебя? Какая-то ты невесёлая.

Юля вздохнула: как у неё дела? Да она сама не понимает. А как про это рассказать… Хотя, может Анна Ивановна дельное что скажет. Биолог всё же. В школе вместе работают.

- Понимаете, Анна Ивановна, болею я чем-то, а чем никто понять не может, все анализы отличные. И смотрят на меня, как на симулянтку, будто выдумываю всё. А я есть ничего не могу, спать перестала, - и Юля доверительно рассказала о своих ощущениях.

- Ох, бедняжка, - посочувствовала Анна Ивановна- может, это на нервной почве у тебя? Ты вот кажешься такой спокойной, на детишек голоса никогда не поднимешь, улыбаешься всегда. А может у тебя внутри негатив копится? Успокоительные надо попить, и всё восстановится.

- Нет, в школе мне нравится, с детьми нахожу общий язык. С Сашей проблем нет. Не нервничаю я. А лечиться ничем не могу. Аллергия на все приписываемые лекарства. Пробовать, подбирать…слишком дорого получается.

- Знаешь, все болезни, кроме простуды, из головы, - очень серьёзно сказала Анна, - к психотерапевту тебе надо.

- Ну, не знаю, -протянула Юля, - может, и надо. Только вот туда точно не пойду. Не хочу, чтобы в моей душе копались.

- Знаешь, Юля, - женщина понизила голос, - у меня телефон есть на такой вот крайний случай, - она порылась в сумке, нашла кошелёк и вынула оттуда мятый листочек.

– Вот. Если хочешь запиши. Это Аглая Петровна, - и помолчав добавила, -шаманка.

Юля непонимающе уставилась на Анну Ивановну.

- Да ты не бойся, - усмехнулась та, - Аглая Петровна вреда не причинит. Я её давно знаю. Она мне, в своё время, помогла. Знаешь, тогда ещё не было такой быстрой и точной диагностики, как сейчас. Так вот, силы стали у меня уходить. А я молодая, ничего не болит, и первичные анализы вроде бы хорошие. Врачи только плечами пожимали. Мне вот по знакомству адрес Аглаи и дали. Я к ней приехала, а она на меня посмотрела и говорит: «Вовремя ты. Осы гнездо внутри тебя вьют. Сейчас гнездо выкинем». Я про ос не поняла. А она меня в разные стороны подёргала, постучала по мне, помяла, ну, как массаж, что-то поговорила, водой напоила и сказала ещё раз прийти провериться: не осталось ли ос. А знаешь, что потом оказалось? Когда все анализы получила? Рак. А Аглая ещё предупредила: «Лечение тебе назначат, но ты не соглашайся, попроси повторное обследование, а там видно будет». Когда, после Аглаиного лечения, анализы пересдала, врачи вновь плечами пожали: куда всё делось.

Юля слушала очень внимательно. Пожалуй, стоит переписать телефон. На всякий случай.

Из больницы шла не спеша, наслаждаясь весенним ароматом талого снега, треньканьем синиц, суетой улиц. Вот если бы не её непонятная болезнь, как бы она наслаждалась своей жизнью.

Сейчас надо зайти за Сашей в Центр детского творчества. Это далековато от их дома, надо несколько раз переходить дорогу, и поэтому она провожала и встречала сына с занятий - побаивалась пока отпускать одного. А когда сама не могла, просила соседку.

Соседка у них хорошая, на бабулю похожа, только помоложе. С Сашей всегда выручала: встретить-проводить, покормить, присмотреть. Юля ей тоже помогала по-соседски: то продукты принесёт, то окна помоет, а то и конвертик на праздник подарит.

В Саше проснулся талант рассказчика, и он захотел заниматься в кружке актёрского мастерства. Мальчика не брали, говоря, что ещё мал и не справится с заданиями.

Юля проявила неожиданную настойчивость, и добилась, чтобы сына приняли. В благодарность она предложила помощь в оформлении сцены и изготовлении декораций к спектаклям.

Саша увидел мать издалека и помчался навстречу, размахивая сумкой для сменной обуви.

- Мам, маам! Представляешь, меня в спектакль включили. По-настоящему. Мы ко Дню победы спектакль готовим, ну, помнишь, я рассказывал, говорил ещё, что мне сказали дублёром быть на всякий случай. Так вот, тот, который основной, совсем плохо справляется и забывает всё. А я всё выучил и рассказал всё правильно. Меня хвалили. Сказали, что теперь я – основной, и на меня вся надежда, - выпалил мальчик, едва добежав до матери. Он искрил радостью и счастьем.

Юля постаралась переключиться со своих мыслей на сына. Она похвалила, подробно расспросила, как всё происходило, выразила уверенность, что и в дальнейшем сын будет настойчиво идти к мечте, и предложила устроить по поводу этой маленькой победы праздник:

2. Позвонить, не позвонить

Звонить по переписанному номеру Юля не решалась. Слово «шаманка» настораживало. Не доверяла она такому - непойми какому - лечению.

Решила подождать. Вдруг, предложенное на сей раз врачом, поможет? Выполняла буквально все рекомендации. Лекарство принимала по чёткому расписанию. Гуляла перед сном, невзирая на погоду и состояние. Выходила одна или с Сашей около девяти, чтобы в половине одиннадцатого уже лежать в постели.

Прогулка была незамысловатой. По своему двору, вокруг детской площадки, до школы, вокруг школы. Вскоре Юля стала узнавать жильцов микрорайона.

Вон, тяжело переваливаясь, шла грузная женщина с огромными, набитыми разной снедью, сумками в обеих руках. Она жила в доме напротив.

Первый раз Юля обратила на неё внимание, когда та стояла на углу своего дома и грозно кричала куда-то за угол:

- Стоять! Назад! Ко мне! Кому сказала! Сколько тебя ещё ждать! - женщина нетерпеливо хлопала себя рукой по бедру.

«Собака непослушная убежала», - подумала Юля. Во дворе в это время выгуливали собак. Через некоторое время из-за угла появился пошатывающийся встрёпанный мужчина, видом похожий на бомжа.

- Ты где был? Где был? Я тебе что сказала? Из дома ни ногой. Где деньги взял? – напустилась суровая жёнушка, подхватывая споткнувшегося супруга и не давая ему прилечь.

Мужчина что-то промычал в ответ. Юле было не слышно, но жена, похоже, хорошо разобрала. Она встряхнула бедолагу и заорала тому прямо ухо, чтобы уж наверняка дошло:

- Скотина ты, а не мужчина! Переживал он! Меня нет, еды нет! Тебе холодильник лень открыть? Премию он получил! Из рук в руки! Вот я кому-то ручонки-то пообрываю, чтобы в другой раз с головой дружили, - и она со второй попытки запихнула вихляющегося мужа в подъезд.

Юля её почти каждый вечер видела. Женщина возвращалась поздно, всегда увешанная авоськами. А однажды утром, только проснувшись, Юля подошла к окну и увидела эту женщину выходящей из подъезда.

В одно и тоже время выходили жильцы с собаками. Все отлично знали друг друга (и жильцы, и собаки). Прогулка была для них не просто прогулкой, а своеобразным ритуалом. Одни обсуждали любимцев, их проблемы и делились опытом, другие резвились и тоже делились опытом.

Юля обратила внимание на молодого мужчину. Подходя к школе, видела его бегущим вокруг школьного стадиона. Бигль носился у ног бегуна, не обращая внимания на своих собратьев. Хозяин никогда не вступал в разговоры, кивком приветствуя гуляющих. Набегавшись, они уходили к домам за стадионом.

Уже почти неделю Юля чувствовала себя хорошо. Лекарства приносили облегчение, появился аппетит. Сон хоть и не долгий, с частыми пробуждениями, позволял расслабиться и отдохнуть.

В пятницу, завершив дела, они с сыном отправились на прогулку. К вечеру немного подморозило, и покров, что днём готов был растечься ручейками, схватился и похрустывал, выпуская из-под себя струйки воды, когда на него наступали. Воздух легко пах талым снегом, прохладой и предвкушением чего-то удивительно нового.

Юля потихоньку шла по своему маршруту, Саша умчался на школьный двор. Там, рядом со стадионом была площадка с уличными тренажёрами. Обычные звуки двора нарушил звонкий собачий лай и окрик:

- Барт! Ко мне! Не бойся! Он не укусит. Барт!

Юлю, как будто подстегнули. Она интуитивно почувствовала, что это относится к Саше, что на Сашу напала собака, и рванула к школе.

Увидела испуганного побледневшего сына, и активно виляющего хвостом, мечущегося между застывшим мальчиком и бегущим навстречу хозяином, бигля. Бигль отбегал от мальчика, но, не добежав до хозяина, возвращался к Саше.

Наконец мужчина поймал собаку за ошейник. Удерживая одной рукой четвероного друга, другой стал поглаживать по плечу мальчика и говорить:

- Сильно испугался? Извини, пожалуйста. Это бигль…

В этот момент подоспела Юля и не дала ему договорить. Она прижала к себе Сашу и, пылая возмущением и пережитым страхом, выпалила:

- Ваша собака могла покусать моего сына. Почему нет намордника? И, если она не приучена слушаться хозяина, почему без поводка? Какая безответственность.

Юля хотела добавить, что это школьный двор, и здесь могут быть ещё дети и пожилые люди, а скоро начнутся каникулы, ребятня будет допоздна гулять, но её опередил мужчина.

- Девушка, извините нас. Послушайте, это бигль. Он не кусается, он добродушный и воспитанный. Но он очень детей любит. Увидел бегущего ребёнка и решил, что это бегут играть с ним. Но Барт даже не коснулся вашего сына, он просто скакал вокруг. Так ведь? – и увидев кивок, продолжил - мы здесь будем бегать пока снег лежит, да детей и пожилых почти нет. А потом в парк переберёмся, там специальная площадка для собак есть. Далековато, но там нам спокойнее будет.

Барт, как будто понимал речь хозяина. Он переминался и, виляя хвостом, виновато смотрел на Сашу. А хозяин ещё раз извинился и вдруг спросил у Юли:

- А может ваш сын хочет познакомиться с биглем и поиграть? Я научу и рядом буду. Барт очень любит играть и бегать.

У Саши загорелись глаза. Вообще-то собаки ему нравились, просто здесь неожиданно всё случилось, и он растерялся.

- Мам, можно мне? – неуверенно протянул мальчик.

- Ну, если пёс не кусается, то можно, - согласилась Юля.

Мужчина улыбнулся и принялся с воодушевлением рассказывать о бигле, его повадках, а потом они втроём – хозяин, Барт и Саша - бегали, играли в догонялки и в «принеси палку».

Юля тоже улыбалась, глядя, как радуется Саша.

Саша раскраснелся, глаза блестели. Он с огромным удовольствием провёл время. Радости его не было предела, когда мужчина предложил приходить на вечернюю прогулку играть с Бартом.

- Ты понравился Барту с первого нюха, - пошутил мужчина, - Барту надо много двигаться, да и тебе полезно перед сном лишнюю энергию выплеснуть.

Всю дорогу до дома Саша рассказывал матери как весело он играл, какой Барт умный, и как здорово иметь такую собаку. Юлю взволновала возбуждённость сына, и дома она заварила мятный чай. Мятный чай с мёдом, мягкий бублик, усталость от прогулки и эмоций сделали своё дело – Саша раззевался и отправился в кровать.

3. Аглая Петровна

Боль отпустила под утро, и Юля задремала. Но проснулась всё равно рано - как привыкла вставать обычно. И сразу вспомнила об обещании позвонить шаманке.

Юля вздохнула, повернулась на бок, полежала немного, перевернулась на другой. Потом снова на спину. Ну вот что она скажет этой женщине? «Здравствуйте, у меня всё болит»? Или начать объяснять, где конкретно и как болит?

Юля представила себя говорящей, вздохнула и покачала головой. Картинка представилась жалостливая и неприятная: она говорит-говорит со скорбным видом, тычет себя в разных местах, показывая, где у неё проблемы.

Не умеет она так убедительно жаловаться. Вот подумает Аглая, что она просто взбалмошная неврастеничка. А как сказать, чтобы понятно было, что у неё болит нестерпимо и везде, но при этом поменьше говорить? Юля задумалась, но ничего не придумала.

Решила вставать. Всё равно сон не идёт, да и належалась она так, что удобное положение найти не может.

Саша спал. Юля любила такие моменты раннего утра, когда была предоставлена сама себе, и никуда не торопилась.

Она включила лампу над разделочным столом, осветившую тёплым светом небольшое пространство. Остальная часть кухни осталась в полумраке. Заварила чай и уселась возле окна, наблюдая за ранними прохожими.

Интересно, куда люди спешат в выходной так рано? Дела. А вот у неё никаких дел на сегодня, кроме того страшного, вызывающего беспокойство, звонка.

Тут в левом боку кольнуло. Юля поморщилась, потёрла бок и решила отвлечься рисованием. Как только она брала в руки карандаш, время исчезало. Юля погружалась в мир линий, теней, передавала свои ощущения через изображения.

Изредка поглядывала на часы и удивлялась: села рисовать она в 6.30. а сейчас уже 7.30. Звонить пока рано. Вдруг шаманка ещё спит. 8.45 - а теперь можно звонить? Юля решила подождать еще 15 минут, и позвонить ровно в 9.00. Наверно, уже не слишком рано.

Руки вспотели и подрагивали, сердце колотилось где-то в горле, когда Юля набирала номер.

- Да. – спокойный женский голос ответил сразу, как будто на том конце ждали звонка.

- Аглая Петровна?

- Да.

Тут Юля растерялась. А что дальше-то говорить? Представиться? Или сказать откуда у неё номер Аглаи. Молчание затянулось, и Юля, побоявшись, что Аглая не выдержит и отключится, выпалила:

- А можно к вам приехать?

- Ну и когда ты хочешь?

Ответ Юлю немного удивил. Она-то думала женщина сама скажет, когда сможет её принять.

- Не знаю. А когда вам удобно.

- Сейчас приедешь?

Юля растерялась: так скоро. У неё ещё Саша спит. А Аглая Петровна, словно почувствовав замешательство, сказала:

- Давай так. Дела свои доделай. Я тебя жду к 12.00. Запоминай, как добраться… - и женщина подробно объяснила маршрут.

Юля готовила сыну завтрак в возбуждённом состоянии. Она не могла представить себе шаманку. Точнее, воображение рисовало шалаш, возле него ритуальный столб, обвешанный масками и бусами, костёр и лохматую женщину, замотанную в шкуры, с бубном в руке.

Сыну рассказала, что поедет на окраину города знакомиться с одной женщиной, которая умеет лечить. Саша тоже захотел на окраину города, но Юля объяснила, что первый раз съездит одна, на разведку. А пока она надеется, что сын выучит все уроки, чтобы вечером играть с биглем, а завтра не думать про дела.

Добиралась легко, несмотря на пересадки. Нужный транспорт, как будто по заказу, ждал Юлю.

Потом от остановки шла, внимательно следя за ориентирами, данными Аглаей. Новая школа, от неё поворот налево, потом магазин, тоже по левую руку, затем поворот в проулок. Идти до конца, последний дом по левую руку – зеленый с белыми ставнями.

Юля открыла рот от удивления. За обычным дощатым забором стоял ярко-зелёный дом под красной крышей. Окна в кружевных белых наличниках. А ставни разукрашены рисунками животных. Между причудливо вьющихся растений жили и петухи, и медведи, и лисы, и зайцы. Дом, как из сказки.

Толкнув калитку, Юля прошла по дорожке, выложенной деревянными кругляшами, к крыльцу и остановилась. Лестница в три ступени вела к двери, у порога которой валялся веник. А теперь как? Просто подняться? А веник? Почему-то Юле стало тревожно, глядя на этот преграждающий дорогу веник.

Дверь открылась.

- Ну чего остановилась? Поднимайся. Веник не про тебя лежит. Просто перешагни, - невысокая пожилая женщина в синем спортивном костюме смотрела внимательно и спокойно.

Юля как-то сразу расслабилась, напряжение отпустило, и она поднялась в дом.

- Одежду вот здесь оставь, - женщина указала на вешалку на стене, - а обувь — вот тут. И тапки надень. Пол у меня холодный. Видишь, в чем хожу?

На ногах красовались валенки ручной работы, расшитые бусинами.

Юле хотелось спросить, она ли Аглая Петровна, но почему-то не решилась. А женщина распахнула обитую дермантином дверь справа от вешалки.

- Проходи. Присаживайся.

Юля робко прошла в комнату. Два окна по стене напротив, окно с торца. Тюлевые короткие занавески, цветы на подоконниках. Фикусы в кадках на полу.

Между окон диван. Сбоку журнальный столик и кресло. В кресле спала кошка. Напротив дивана, по глухой стене шкаф-стенка. И покой.

Покой наполнял всю комнату. Юле захотелось сесть на диван, закрыть глаза и сидеть-сидеть, не двигаясь и ни о чём не думая.

- Так-так, - женщина стояла напротив, и прищурившись рассматривала Юлю. – Ах, как нехорошо! Сердце-то! Ты чего тянула? Думала вечная? Ну, ничего-ничего, это мы сейчас поправим. Вставай.

Юля от этих слов приободрилась. Вот сколько раз она врачам на сердце жаловалась, а ей кардиограмму снимут и скажут: «Изменения допустимые, ничего страшного, сходите к неврологу». Юля себя тогда неловко чувствовала, словно выдумщица. А Аглая Петровна (Юля уже не сомневалась, что это она) сама сказала, что сердце у неё болит.

Аглая развернула гостью спиной к себе, велела развести руки в стороны и держать параллельно полу. Подхватила Юлю под подмышками и резко дёрнула вверх. Вот даром, что женщина невысокая и хрупкая, а силы оказалось достаточно, чтобы приподнять высокую Юлю.