За Бессмертного замолвите слово

Глава 1. Ежа на стрижа.

Лето 5532 от Сотворения Мира в Звёздном храме, месяц ветров

«Зачем доверилась ему?» — скользнула отчаянная мысль в её голове и заставила сердце испуганно сжаться в груди.

Беляна несметное число раз повинила себя за то, что вступила в сговор с волхвом.

Пять лет назад пришлый княжич со своей дружиной разрушил её жизнь. Присоединил их земли к своим, да обложил данью народ. А её, дочь воеводы, мало того, что низвел до челяди, так ещё и наложницей сделал. Это её-то! Сколько парней за ней увивалось. Да, каких! А она нос воротила. Княжича всё ждала. Дождалась. А он, паскудник, обещания обещал, а в жены другую взял из семьи со связями позначительнее. Саму принцессу западную с другого конца великого Дуная. А она что? Всё равно в роли челяди никуда не денется. Даже изгнание отца не так печалило Беляну, как это событие.

После свадебки, казалось, княжич совсем о ней позабыл. Вскоре оказалась жёнушка в положении. Каждый день в груди Беляны злоба чёрная росла и крепла. Смотреть на этих двоих сил у неё не было, но приходилось терпеть. В своих мечтах таила она месть страшную. Не просто убить княжича, а весь род его извести.

Как громом среди ясного неба стало известие о том, что сама по осени понесла от княжича. Чуть разума не лишилась от такой новости. Сгоряча едва топиться не бросилась в воды могучего Дуная. Там, на его брегах и повстречала она Сновида, который пропал куда-то вскоре после поражения и сдачи города пришлому князю. Помог он Беляне избавиться от нежеланного дитя. Поведала она ему все свои обиды-печали, а он возьми да скажи, что есть способ её мечты в жизнь воплотить. Обменять урождённого сына княжича на исполнение их желаний. Вызнать только стоило тайное имя, данное ребенку при рождении. И созрел у них общий коварный план.

Сновид мудрён был. Знал травки разные, чтобы молоко в груди Беляны не пропадало, а у жёнушки княжьей не появлялось. Да сама Беляна не терялась, всё больше княжича обхаживала. И имя вызнала, и кормилицей дитятке стала.

А сейчас готова обо всём позабыть, сама воротиться, да во всём покаяться. Настолько жутко ей было. Да пути-дороги обратно не знала, вот и приходилось следовать за Сновидом. И чем дальше они продвигались в лес, тем темнее он становился. Ей повсюду виделись неясные тени и переходы. От ветерка, больше похожего на тихий шепот, волосы дыбом вставали, и мураши то и дело пробегали по коже.

«Глупая, глупая девка!» — вновь поругала она себя.

Беляна старалась не смотреть по сторонам, а всё равно нет-нет да скосит глаз. И вот видятся ей деревья до дрожи пугающего вида: их стволы, словно изогнутые в страшной агонии тела людей, тянут к ней свои руки-ветви из сумрака леса, наблюдают за ней огоньками блуждающих огней, что клубятся у корней. Она вздрогнула и резко отвернулась, вперив взгляд в спину впереди идущего волхва.

Несмотря на немолодой уже возраст Сновид был крепок телом, шагал твердым уверенным шагом, словно уже не раз тут хаживал. А тропинки-то под ногами и не видать. Впервые за все время она задумалась о том, каким же богам служит теперь Сновид? На чью помощь он полагается? И страшно ей стало до одури. Беляна опустила глаза и позавидовала младенцу, который спокойно спал у неё на груди в перевязи. Дитё у княжича родилось крепким, здоровеньким да чернявеньким в мать. Беляна корила себя за то, что испытывает к ребёнку противоречившую ей нежность и ничего не может с этим поделать. Глядя на него, она невольно думала, а какой ребенок был бы у неё?

Она так задумалась, что не сразу заметила, как Сновид резко остановился. Едва не врезавшись, Беляна чуть отступила в сторону и могла поклясться, что избушка без забора посреди леса появилась сама собой, из ниоткуда. Обычная такая, бревенчатая, с утыканным мхом между бревен, с резным окном, в котором мерцал теплый свет от лампады, и большой крепкой дверью. Беляна сглотнула. Только ведьма могла жить так далеко в лесу... И нет секрета в том, что ведьмы служили не добрым... Ох, и не добрым силам.

Сновид громко постучал. Беляна вздрогнула, словно очнувшись. Хотела у Сновида спросить чего и не смогла слова вымолвить. И куда только её боевой характер подевался? Никак весь по дороге растерялся. Дверь с легким скрипом отворилась, явив темную женскую фигуру, освещаемую светом из избы. Возле её ног крутился чёрный кот.

— Явился, не запылился, — молвила та мелодичным грудным голосом: — Чего тебе надобно, Сновид, в неспокойное время трёх Лун?

— Хочу с ним повидаться, — буркнул волхв. — Сама знаешь с кем.

— Уверен, что тебе это надобно?

— У нас с ним уговор.

— Думаешь, на берегу сговорился, что и за реку пройдешь?

— Не играй со мной, женщина! Зови давай!

Рассмеялась та, словно что-то смешное услышала, и в дом воротилась, двери прикрыв. По телу Беляны нервная дрожь прошла, неприятный это смех был, неуместный. Она сглотнула и произнесла:

— Сновид, давай воротимся. Боязно мне.

— Не глупи, Беляна, — молвил ей, а у самого глаза безумной радостью горят: — Будь покойна. Скоро княжич за страдания наши поплатится.

Хотела Беляна возразить, что пустое это и не стоит связываться с тёмными силами, да двери вновь отворились. Вышел к ним мужчина, высокий такой, что нагнуться пришлось тому, выходя. В белой рубахе нараспах, словно только от домашних дел оторванный, и важным особо не кажется. Лица не разглядеть, тьмой против света оно скрыто. Разве что волосы, по плечам раскинутые, огнём поблескивают.

«Никак, рыжий» — догадалась Беляна.

— Ну, говори, с чем пожаловал, — а голос такой низкий бархатный, теплотой обволакивающий, что Беляна едва не поплыла.

— Ребенка принес, как договаривались.

Шагнул мужчина к ним и посох от стены прихватил, что вроде как всегда там был. Идёт он, сапогами красными траву приминает, а Беляна все больше сжимается. Подошел и в землю рядом с ними посох воткнул, а тот, как факел какой, так и вспыхнул. От неожиданности Беляна аж вскрикнула.

Глава 2. И серёжка из ушка.

Лето 5842 от Сотворения Мира в Звёздном Храме, месяц даров

Добромира, сидя на лавке, широко зевнула, не потрудившись прикрыть рот рукой. Через окно пробивались первые лучи солнца, а по кухне распространялся сладковатый аромат свежей выпечки. Она встала, потянулась и поспешила к печи. Сунула лопату в нутро кормилицы и вытащила пирог. Круглый, красивый, румяной корочкой равномерно покрытый. Калинник удался на славу! Скинула его на полотенце белое, заранее подготовленное, как на пороге повариха появилась:

— Ох, ты ёжички! — воскликнула она. — Никак сама княжна поготовить решила.

— Не велика я, княжна-то. Так, княжёночка, — улыбнулась Добромира и опустилась на лавку, словно кот, пойманный на месте за поеданием сметаны.

Хотя неверно это всё. Кот скорее всего бежать кинется, да крынку со сметаной перевернёт, а вот пёс повинится, хвост подожмёт. Мира вздохнула. План о тайном приготовлении пирога трещал по швам.

Матушка Добромиры умерла так давно, что оставила ей лишь неясную память о своих ласках; место её заступила повариха Кирияна, что жила при усадьбе, превосходная женщина, одарившая их с братом поистине материнскою любовью. Кирияне было лет под шестьдесят где-то, и коли обнять захочется, то не обхватишь её двумя руками, а будешь прижат к груди большой да мягкой. И так хорошо на душе сразу станет, покойно, сердце радостью наполнится. Вот такая у Кирияны магия! Чмокнула Кирияна её в макушку и говорит:

— Чего это? Я пришла, а ты вся пригорюнилась?

— Прошу, не сказывай никому. Не хочу, чтобы мой брат старшой прознал о моем замысле. А коли спросит, где я, скажи, за ягодами спозаранку ушла.

— Ну, и чего ты, солнце моё, задумала?

— Для богини Макуши подношение приготовила. Хочу у неё кое-что для себя попросить, — отвечает Добромира, а сама чувствует, как щеки жаром да не от печи опаляет.

Улыбнулась Кирияна по-хитрому, но и по-доброму одновременно:

— Знаю я, что просить вздумала. Никак о парнише чернявом речь вести будешь?

Заалела Добромира пуще прежнего:

— Да с чего ты решила?!

Рассмеялась Кирияна:

— А то можно подумать, не была я молодушкой. Да и не скрыть тебе этого. Всяк, кто глаза имеет, уж про всё знает, — и во двор глянула, словно кого приметила: — А ты давай беги, коли в секрете удержать задумку свою хочешь. Вон уже и помощнички мои идут.

Завернула Добромира горячий пирог в полотенце, в корзину положила, подхватила, чмокнула Кирияну в щеку на прощание и выскочила с кухни мимо каморы отца для дел важных к выходу боковому.

Встретило её утро свежестью. Запах травы и земли в это время как никогда ярок, насыщен. Небо розовело от восходящего солнца, чьи лучи расстилались по крышам домов, играли в кронах деревьев и блестели мириадами искр в каплях росы на травинках. Казалось, весь мир охвачен, как и она, радостным нетерпением. Ох, и что сегодня за настроение? Меняется почто ветерок. Добромира улыбнулась и, пока остальные не проснулись, поторопилась на вершину пологого холма, где было расположено капище богов и богинь.

Ворота ещё закрыты были. Благо искать дозорного не пришлось, он благополучно спал под воротами. Добромира нахмурилась. Она, конечно, всё понимала, края у них мирные нечета многим, но всё-таки надо совесть иметь, ну или страх перед батюшкой её. От недовольства взяла и пнула его, не сильно, по-свойски:

— Никомир, ты чего дрыхнешь?!

— Уф! — спросонья глаза вытаращил Никомир, за пику схватился, да и ту выронил. Узрел, что перед ним дочка князя стоит и искать пику оброненную бросил: — Ты чего, Добромира? Мало ли чего? Приму за кого?

— Да кто на посту спит? Придут вражины, а ты их проспишь! Вот возьму расскажу отцу, — пригрозила она ему.

Таки возымело это на него действие, встал Никомир:

— Да какие у нас вражины, Добромирушка? На моём веку и не было такого. Мы же в центре земель Звенковых. Но ты так не шути боле, девонька. Чего доброго накликаешь, — ещё и пальцем ей погрозил.

Отряхнулся, пику поднял и для приличия к забору приставил. Вздохнула Добромира. Да что скажешь дядьке, что раза в три тебя больше на свете прожил?

— А ты куда ни свет ни заря собралась?

— За ягодой.

Ухмыльнулся тот загадочно:

— А знаешь ли ты, что я не только поступь злую слышу, да от доброй отличаю. Но ещё и запах пирога за версту чую.

Снова Добромира покраснела, да в нападение пошла:

— Открывай ворота раз сюда поставлен!

Хихикнул Никомир, словно догадался о чем-то, но возражать не стал. Снял венок из бессмертника со столба, исправно им помахал, злых духов отгоняя. И только потом ворота отпер и никак вспомнил:

— А ты чего меня пнула что ли?

— Ну, пнула, — призналась Добромира.

— Ладно, тебе можно, — улыбнулся он по-доброму и бороду почесал.

— И ещё пну, коли спать будешь, — уже с улыбкой пригрозила она на прощание.

— Эх, вся в мать пошла ты, — вздохнул Никомир. — С такой княжной не забалуешь.

Иногда Добромире было обидно от того, что все её матушку помнили, уважали, а в её памяти даже лица не сохранилось. Лишь один эпизод удержался, смутный, как грёза, больше на ощущение похожий. Малая она тогда была. Жар изводил. Ночь, свеча мерцает, а матушка её качает, слова ласковые шепчет. Тепло и тоскливо от этих воспоминаний делалось, но не сегодня. Сегодня она довольна сравнением, ведь её матушка знатной поленицей была. Смелой, решительной женщиной, что когда-то её отца в плен взяла.

Добравшись до вершины, она оглянулась на просыпающийся град, что гордо носил имя Звенигород. Название громкое ему было, хоть и раскинулся широко, да не так широко, как города великие. Но было в этом название кое-что примечательное. Если поехать хоть в правую сторону, али в левую, да хоть прямо или назад двинуть: встретится по пути тебе город с таким же названием.

Глава 3. Что ни город, то норов.

Мира сидела на лавке. Внешне она была спокойна, покуда в её душе кипело недовольство. Бурлило так, что казалось, ещё минута, и из ушей повалит пар. Она глянула через окно во двор, куда вынесли столы и лавки, за которыми расположили дружину дядьки Блуда, и нахмурилась. Значится, разговор не предназначен не только для её девичьих ушей, как сказал дядька. Но вот Богдана-то они пригласили в малый зал, хотя он, по сути, им не родня. Ну, по крайней мере, пока, мыслила Мира про себя.

Нет, конечно, Богдан ей всё потом расскажет. Но где столько терпения-то взять? Мира посмотрела на царившую суету на кухне. В это время Кирияна с необычайной для её габаритов проворностью доставала пироги из печи и загружала новые. Затем быстро кликнув своих помощниц, велела отнести два пирога дружине, а третий, загрузив на поднос, собралась нести сама. Тут Миру как осенило. Она кинулась к Кирияне и пристроилась сзади. За габаритами любимой поварихи её худенькую девичью фигуру никто и не приметит. Губы Миры растянулись в довольной улыбке от своей хитрости.

— Ты чего творишь, дочка? — оглянулась на неё Кирияна.

Сговорить Кирияну было проще простого. Имея мягкий характер, она неспособна была принуждать и обуздывать, но главное, пуще всех она любила Миру. Иногда отец ворчал на живущих в усадьбе, что излишняя свобода поступать своевольно и склонность лестно думать о себе — это зло, которое не принесет девице ничего хорошего, а уж тем более княжеской дочери. Но сам баловал и дозволял не меньше остальных. Поэтому она не боялась гнева отца, если её поймают.

— Я спрячусь за твоими юбками, а когда уходить будешь останусь в зале и разговор подслушаю, — призналась Мира.

— Да к чему это? Сказал же князь Блуд: не положено тебе.

— А вдруг они меня замуж выдать сговорятся без моего согласья.

— Быть не может. Богдана кондратий хватит за столом от новости такой.

— А ежели опять с кем воевать?

— А это зачем скрывать? Да и тихо у нас в миру.

— Ну, Кирия-я-на-а, — протянула Мира свой последний аргумент. — Если что, скажешь, мол, старая и не заметила.

— Ух, ты негодница! Не такая я старая. А ну, не путайся под ногами! Тяжело держать, — деланно возмущённо вскричала Кирияна.

Идёт Кирияна по коридору, а Мира за ней хвостом:

— Ты главное пирог со стороны Богдана поставь. Он меня не выдаст.

— Хоть шикай, хоть не шикай не отгонишь эту вошь, — пробормотала Кирияна, бедром открывая дверь в малую залу.

Мира прижалась к спине поварихи и последовала за ней, скрываясь. Мира тихо усмехнулась, когда Кирияна взяла чуть влево, чтобы не увидали за столом, кого скрывает позади себя. Хоть и противилась, но заслоняет. И верно, Мира угадала, что за столом Василёк сядет подле обожаемого дядьки, а Богдан расположится против них один. Кирияна наклонилась, а Мира быстро опустилась к полу и юркнула под стол.

— Князь Блуд, рыбный пирог ваш любимый, — не без гордости заметила Кирияна.

— Спасибо, мать. И уж прости за прибавления заботы.

— Пустое, — Мире даже показалось, что видит, как та рукой махнула: — Ешьте от души! — и вскоре вышла, а мужчины продолжили свой разговор.

— Ну, давай, рассказывай уже с каким ты делом к нам явился, — велел князь Златан.

— С семейным, — кратко бросил Блуд. —Я, как ты видишь, уже сам выехал с дружиной. Да по дороге передумал, брат. Не сам вопрос решать, а способ. Если мне откажет, я ж его прибью! — он стукнул по столу, что Мира вздрогнула.

— Ты о ком?

Блуд за столом тяжело вздохнул:

— О Щукаре. Ну, ты его видал. Он в Новый град ездил с нашими мечами на продажу. У его семьи там обитается родня. Сам останавливался у его родни не раз, — он немного помолчал: — А тут, в начале лета он мне передал, что не вернётся. И у меня претензий не было к нему. Но оказалось, что моя Маруся с ним имела отношенья. Да будь я клят от Перуна, что обречёт меня погибнуть от собственного меча, если бы я мог предположить, что всё настолько далеко зашло. Маруся на сносях! Я человечка отправил в город с требованием воротить Щукаря. Его он не нашёл, а родня евойная мне говорит, не знают сами, где он.

— Дети — это наша радость, — заметил Звенко.

— Оно понятно, брат, но я-то князь и у меня ещё пять младших дочерей. Как я могу такое отношенье к дочери простить старшой?

Тут уже вздохнул её отец:

— Никак.

— И вот, прошу тебя, съезди за меня. Ты добрый и убеждать умеешь словом, а не силой. Себя боюсь. Если посмеет мне перечить — прибью мальца. А мне Маруська пригрозила — не простит.

— Отец, пошли меня! — не дожидаясь ответа от отца влез Василёк. — Дядька, я прекрасно знаю Щукаря. Он хороший парень.

— Хм, если желанием горишь, то я не против. Поезжай! Что скажешь, Звенко?

— Ну, я смотрю вы уже сами порешали.

— Эх, не дали боги сына мне, лишь девок наплодил, — вздохнул тут Блуд. — Одни проблемы с ними.

На этой фразе Мира скрипнула зубами. Когда тема разговора за столом переместилась на приближающийся сбор урожая, от сгорбленного положения у Миры окончательно затекли ноги и шея. Она тихонько сменила позу. К тому времени, когда её родня принялась обсуждать варианты разработки новых мест на болотах для добычи железа, она уже улеглась на живот, мечтая быстрее выбраться из-под стола. Ну, кто бы мог подумать, что подслушивать так скучно. И сама не заметила, как уснула, вполне объяснимо учитывая, что она сегодня встала до рассвета.

Проснулась от того, что её тело вроде потянули. Она вздрогнула, резко распахнула глаза и села, врезалась лбом, упала обратно, ударилась головой и схватившись за пострадавшую часть тела, сквозь слёзы осознавая, где она. Рядом кто-то тихо хихикнул:

— Ты что творишь, дурная? Так убьёшься.

— Богдан? — и в этот миг, другая боль вдруг озарила тело не привыкшее спать на полу, ломило то ли кости, то ли мышцы. Постанывая, она выползла из своего укрытия: — А где отец и остальные?

Глава 4. Рыбак рыбака видит из далека.

На следующий день к гриднице они подъехали не поздно, но и не рано, чтобы не бросаться сильно уж в глаза кому не надо. Коней на стойло сдали рядом и для начала стали наблюдать.

— С чего решил, что мы его тут найдём? — спросил Василёк, облокотившись на забор.

— А я и не решил. Митрофан сказал, что он с кем-то свёл знакомство на рядах. А пир, где соберётся весь торговый люд, — хороший повод разузнать, кто чем живёт. Всегда найдётся тот, кто спьяну что-нибудь сболтнёт, — сказал Богдан.

В своей душе Богдан не сомневался, что с Щукарем действительно случилось что-то подозрительно дурное. Митрофан виделся серьёзным парнем, и вряд ли он бы стал юлить, выдумывая то, чего в помине нет. Щукарь реально чем-то брата напугал. Богдан не очень-то желал быть втянутым в странные дела. И у него зрел план уговорить Василя на обман из лучших побуждений и просто дядьке сообщить о том, что Щукаря убили в пьяной драке. Как говорится, нож в печень — никто не вечен. Он и предложил Васильку понаблюдать снаружи, чтобы время потянуть, покуда размышлял, какое же решение принять.

Дочь Блуда была красивою зазнобой, в чертах лица немного схожей с Добромирой. Щукаря он видел пару раз всего. В памяти он образ воскресил его с натугой. Такой кряжистый мелкий паренёк, но на язык подвешан был и обладал стремительным умом, что от болтливого соратника не отставал. Наверное, тем дочке Блуда он и полюбился.

Мимо них по направлению к гриднице прошла дружина князя. Их трудно было не признать. Не выдавал их схожий с братом красный с золотом кафтан, не притороченные к поясам мечи. Уж меч себе позволить мог любой, у кого лишняя деньга водилась. Управится с мечом простой крестьянин, не даром дети их с младенчества играли деревянным. А бравый шаг, с которым они шли, их с головою обличал. Несли себя те десять человек, как властители миров.

— Пойдём, — махнул рукой Василь и с такой скоростью рванул за ними вслед, что в попытке его приостановить, Богдан успел лишь воздух ухватить.

Он тяжело вздохнул, легко предполагая мысли друга, а именно усесться к дружинникам поближе. В гриднице Богдан, как и Василь, впервые был. Застольная изба размерами своими потрясала. Казалось, что она в себя вместила весь торговый люд Нового града, от самых простеньких и до мастистых торгашей. Длинными столами в несколько рядов заставлено тут было всё пространство. Народу тьма, из сонма голосов лишь шум стоял и гомон. Особенностью на таком пиру являлось то, что за еду здесь приходилось заплатить. И, видимо, по той причине столы ломились от питья, еды и дичи. Стремился каждый похвастать пред другим, что может он себе позволить.

Не успел Богдан толком оглядеться, как в крепкие мужские руки он попал. Его обняли, к груди прижали, приподняли и принялись в воздухе качать. Богдан не разговорчив был всегда, но от такого совсем дар речи потерял.

— Дружище! Как я рад тебя видеть! — радостно кричал мужик, его качая.

Незнакомец этот по ширине и высоте, да волосатости своей похож был на медведя. Единственное, в чём Богдан уверен, что эту бородатую рожу ни разу не встречал. И вроде пьяным от мужика не пахло, но глупость явную несёт. Когда на землю он его вернул и по плечам чувствительно похлопал, Богдан сказал:

— Мужик, кажись, ты обознался.

— Да что ты! Я тебя не в жизнь бы не забыл. Ведь у меня перед тобой должок, — мужик прижал к груди ладонь, как-будто клялся.

Богдан взгляд быстрый бросил в зал, отметив, что они вдвоем уже внимание всех привлекают.

— Ну, если ты уверен, что это я. Я долг тебе прощаю, — произнес он, стараясь побыстрей отвадить мужика.

— Никак меня ты не признал?

Богдан повторно на него взглянул, решил, что точно не знаком с медведем этим.

— Да как же так! — воскликнул тот и принялся всё разъяснять: — Помнишь, прошлым летом никак вы рыбачили вдвоём. И угодил вам в сети налим матёрый. Я в тот день допоздна в реке хаживал, от братиев отстал и в сети угодил. И верно, быть бы мне в ухе, коль не твоя бы доброта...

Богдан резко схватил мужчину за грудки и несмотря на то, что тот был редкий здоровяк, с легкостью притянул к себе. И в его ухо с угрозой зашептал:

— Ты что несёшь во всеуслышанье, паскудник?

Мужик, свою оплошность осознав, ответил так же шепотом ему:

— Ох! Ты прав! Опять спас голову мою. Что рыба без мозгов. Порою забываю, где я. Я тот налим, которого ты в реку отпустил.

Богдан не помнил точно, но вроде было кое-что такое. Показалась ему тогда странной эта рыбина, хотя и не помнил почему. Ох, и сокрушался о той потере Василёк.

— Зачем налимом ходишь?

— Мы промышляем рыбу. Ну и в разведку ходим, смотрим, где рыбы больше, там и промышляем, — пояснил мужик поспешно.

— Тому, кто со мной ни слова, — прошипел Богдан.

— Он не из наших?

Богдан ответил ему взглядом. Затем мужика отпустил. Рубаху даже на груди поправил. Шептаться дольше на виду у всех становилось подозрительно. И тут же уловил непонимающий взгляд Василька:

— Чего там про налима?

— Так я Налим! — вскричал мужик. — Знакомы будем!

И процедуру встречи повторил, после которой, к счастью, Василёк о всех вопросах позабыл. Богдану очень хотелось спросить, как этот оборотень понял, кто он, но как это сделать ума не приложить. Неумышленно ему пришёл на помощь здоровяк:

— Ну, если ты мой долг списал, то не откажи, уважь, за стол со мной и братьями присядь. Я угощаю!

Прошли они к столу, где сиживали ещё двое, на первого, назвавшимся Налимом, не только телом, но и челом похожи. Богдан не отказался с ними выпить и закусить, покуда знал, что оборотень может чуять, слышать больше человека. На это и был его расчёт. Но как начать сей разговор, не знал.

— Значит, вы торгуете рыбой на рядах? — поинтересовался Василёк.

— Немного приторговываем тем, что сами не съедаем, — рассмеялся Налим. — А аппетиты у нас будь здоров!

Глава 5. И память будет о тебе.

Приземление на спину едва не выкинуло дух из Василька, разбив размеренность дыханья. Всё тело будто онемело не двинуться и не вздохнуть, боль озарила тело. Пока он воздух ртом пытался заглотнуть, как рыба, трепыхавшаяся на безводье, из глаз прекрасно-синих ускользнула блестящая слеза, и пробежавшись по виску, укрылась в ухе. Превозмогая, он хриплый сделал вдох и стон не смог унять. Казалось, Щукарь одним ударом переломал ему все рёбра. В глазах мутилось, плыло и дрожало.

И если тело в норму приходило, то с разумом творилось искренне дурное. Отчаянье им безраздельно овладело как в час пред гибелью неотвратимой. Беспомощность сознанье охватило, как у той ничтожной мухи в сетке паука. Он был готов от ужаса кричать, как всё вокруг вдруг погрузилось во мрак. Страх отступил, оставив холодный пот на коже. И где-то за стеною темноты гремело что-то и рычало, под свист испуганных коней.

Шептала темнота, похожая на шорох листьев или шуршанье под половицей серой мыши: «Василь, ты цел?» И сам не зная почему он прохрипел в ответ:

— В порядке.

Говорящая тьма погасла столь резко, что причинила боль. Нежданный свет от фонаря на некоторое время ослепил его и зрения лишил. Когда он разлепил глаза и стал способен хоть что-то разглядеть, увидел странную картину. Щукарь лежал распластан на полу в проходе, не подавая признаков, что свойственны живым. Над ним стоял какой-то волхв в хитоне белом с орнаментом защитных знаков по его краю. От всей его фигуры веяло уверенностью в своих силах, что свойственно людям облаченных властью. Посохом волхв грудь нечисти проткнул, чем к полу пригвоздил.

— Ты как? — спросил Богдан.

Василь вздрогнул и резко обернулся. Каким-то необъяснимым Василю макаром друг оказался за спиной, поддерживая его плечи. Василь нахмурился и понял для себя, что многое из происходящего в конюшне не отложилось в памяти его. Вплоть до того, что не способен с точностью сказать, как долго валялся на полу и не терял ли он сознанье. Он ощупал рёбра и сделал заключенье, что хоть они и ныли, но были целы. Богдан помог ему на ноги встать.

— Вы кто такие? — грозно волхв спросил и с хлипким звуком вынул посох из тела Щукаря.

Посох тот твореньем странным был. На голову он возвышался над волхвом, ствол древа красного рунами испещрён, а самую его вершину украшал шар, светившийся огнём.

— Отец, — сказал Василь, чем подчеркнул своё почтенье. — Я Василёк, сын князя Звенко из Речного Звенигорода. А это друг и названный мой брат Богдан.

— Угум, — задумчиво заметил тот.

В конюшни запоздало ворвались те, кто за помещенье отвечал. И вот же чудо из чудес! Плащ волхва, что мгновение назад по полу расстилался, в миг взвился, как живой, закрыв обзор от нежелательных свидетельств.

— Пшли прочь! — волхв вскричал и стукнул посохом по полу, для подтвержденья слов.

Вбежавшие поспешно скрылись с глаз. Волхв в оправдание за грубость проворчал:

— Не стоит простой люд пугать и множить слухи, — волхв вновь обратил на них свой взор, сурово глядя из-под кустистых бровей: — И кто из вас колдун?

— Колдун? — переспросил Василь, едва не подавившись этим словом. — Ни я, ни он уж точно заверяю.

А если честно, то Василёк подумал, что волхв единственный, кто был достоин сего званья. Чего лишь стоит его посох, который он отставил и тот продолжил ровненько стоять, владельца дожидаясь.

«Никак сей волхв благословлён богами» — решил в итоге Василёк.

Волхв в плотную подошёл и произнёс:

— Я всё-таки проверю, — с этими словами к груди обоих он прижал исписанные рунами листки. Те вспыхнули огнём и пеплом обратились. — Хорошо, — заключил волхв. — Можете идти.

Василёк так понял, это подтверждало: не колдуны они. Но что вообще произошло?

— Во что он превратился? — спросил у волхва Василёк.

Тот, окинул его тяжёлым взглядом, но всё-таки ответил:

— Им завладела нечисть. Вам повезло, что я оказался рядом.

— Скажи, кого благодарить?

— Я Сновид, главный волхв храна в Новом граде.

Василёк уже собрался благодарственную речь толкать, как тут его Богдан за локоть потянул к коням:

— Поехали отсюда. Мы Щукаря нашли. Теперь он не годится в женихи.

Василь не хотел уходить, не разобравшись, но, глянув на лицо друга, передумал. Тот был несвойственно для его загорелой кожи бледен. Лоб покрывала испарина, словно он испытывал физическую боль. И за грудину хватался также, как он недавно. Василёк не мог знать, а не досталось Богдану больше, чем ему. Волхв ничего не говорил, не останавливал уход. Бездвижной статуей замерев подле тела Щукаря, он не сводил лишь глаз с Богдана. И неизвестно почему от такого взгляда Василю сделалось не по себе.

Взяв под узду своих коней, они вышли на улицу, где их встретила толпа, вывалившаяся из гридницы. Дружина, гуляющая на пиру, что повстречалась им в начале, удерживала любопытных, да и, как видно, сам волхв был не один. Всем хотелось знать, что за чертовщина произошла в конюшне. Они протиснулись через множество людей и на лошадей вскочили не так быстро, как хотелось. Васильку до сих пор любое движенье отдавалась болью в рёбрах. К тому же, ему казалось, что они чуть ли не сбегают. Василёк повернулся к Богдану мыслью этой поделится, а тот внезапно на его глазах с коня свалился.

Приостановив Буяна, Василь на землю спрыгнул и к другу поспешил:

— Что с тобой, Богдан?

Тот глаза открыл и непонимающим взглядом посмотрел, как будто ещё секундою назад он находился без сознанья. Придя в себя, он сам немного удивился:

— Внезапно слабость тела, — выдохнул Богдан.

Сказать по правде, он выглядел совсем неважно.

— Тебе досталось от Щукаря? — поинтересовался Василёк.

— Да. Нет. Не знаю, — ответил друг бессвязно. Сам на себя был не похож.

Глава 6. Держи метлу наготове.

А между тем в Новом граде уже на утро знали все, что на неделе день в конюшне на Торговой прибили упыря. Так скоро этот слух весь город обежал. И был, конечно, тот, кого не радовал такой итог.

И этот кто-то, в это время сидя за широким дубовым столом что-то напряженно изучал в большой и толстой книге. Когда он находил нужное себе, то выносил пером пометки на листок. И делал это настолько увлеченно, что не заметил, как измарал чернилами рукав белоснежного хитона, в который был одет. Язык в той книге состоял из незнакомых для простого люда старинных рун. И в этой тишине, нарушаемой лишь шорохом страниц, казалось, только алый плащ волхва изнывал от скуки. Он, как живое существо, перемещался горкой ткани от одной ножки стула до другой.

В большом помещении без окон было светло, как днём, благодаря многочисленным факелам, огонь в которых неживой, не оставлял следов на стенах. Вдоль выбеленных стен располагались стеллажи. Одни с заставленными книгами и свитками, другие с бутылями, то жидкостью наполнены, то неизведанными существами. На некоторых инструмент лежал различного ремесленного дела.

А в центре, пред столом, на каменном каком-то постаменте лежало тело, что некогда носило имя Щукаря и даже говорило. Хотя на человека он мало был уже похож. Большая голова, глаза на выкате, на рыбьи схожи, и пасть огромная от уха и до уха, широкая грудина сейчас с зияющей дырой, а руки, ноги — просто кости.

Из темноты прохода на яркий свет внезапно вышел человек. Мужчина с высоким чубом и длинными усами, спадавшими на грудь. Из одежд на нём красовались шёлковые портки, что обычно надевались под штанины, да красный плащ с золотым шитьём. За ним шла девушка в одной рубахе до колен. Она была до неприличия прекрасна. Её волосы стекали по плечам, подобно гречишному медку.

Мужчина подошёл к постаменту с телом Щукаря, пристально оглядел со всех сторон и произнес:

— Очередной твой неудавшийся эксперимент, Сновид?

Волхв оторвался от письма и отложил перо:

— Князь? — немного удивился он, только заметив, что не один. И вздохнул: — С начала всё шло хорошо, а потом его куда-то понесло.

— Зачем тебе вообще такой слуга? Люди и деньгам неплохо служат. И как тебе не надоест над ними издеваться?

Сновид поднялся и подошёл к мужчине:

— Хочу понять, что я делаю не так. Ведь у тебя со мной неплохо получилось.

Князь улыбнулся.

— Я много раз тебе уж это объяснял. Тут дело главное в желанье. Вот ты, — мужчина тыкнул пальцем в грудь Сновида, — желал служить. А этому бедняге было тошно, вот магия его и исказила. Теперь весь город говорит о нём, — заметил он и взял девушку за руку, повернул запястье вверх, и пододвинул в сторону Сновида: — Угоститься хочешь?

Сновид поморщился:

— Благодарю! Напился лошадиной крови. До сих пор тошнит.

Полуодетый, или точнее, полураздетый князь расхохотался так, что дико чуб дрожал:

— Так это ты, — смеялся тот: — Не он?!

Сновид тяжело вздохнул. Спокойно обождал, когда другой уймёт своё веселье.

— Ну, что? Что ты так смотришь на меня? — сквозь смех выдавил усатый. — Это же смешно! Зачем?

— Чтоб было людям, о чем поговорить, — пробурчал Сновид.

Сновид перевёл взгляд на девицу, которая стояла с ними рядом. Её безмятежное лицо не выражало ни единого чувства. Ничто не интересовало и не тревожило её. Не пугало даже существо, что перед ней лежало.

— И как тебе не надоест с девицами в любовь играть? — спросил Сновид.

Князь в раз переменился. Его веселье как ветром сдуло. Нахмурился, отступил назад и тоже посмотрел на девушку. Он ухватил пальцами подбородок послушной девы, повернув её лицо к себе, внимательно вглядываясь в прекрасные черты.

— Мой друг, любовь сильней любого колдовства, — девушка всё с тем же равнодушием в глазах смотрела на князя, как и на всё иное. — А эта меня не любит, — он с недовольством оттолкнул, словно было неприятно прикасаться к ней: — Любила — не поддалась бы чарам.

— Раз уж мы заговорили о любви, — сказал Сновид и двинулся к столу: — Как давно ты Ждану видел?

— К чему ты это? Сам знаешь, она ко мне русалок подсылает, — упавшим голосом ответил князь. — Решил напомнить о моих ошибках?

— Да зачем? — Сновид махнул рукой. — Вчера в конюшне я встретил паренька. Лет где-то двадцати и с ног до головы был оплетен проклятьем. И только сегодня утром я понял, что оно твоё. И вот вопрос, что стало с тем младенцем, что я тебе принёс?

— Ну, раз я здесь, то он покамест в Нави.

Сновид за стол уселся и принялся искать нужную страницу в той книге, что изучал до появленья усача. Князь терпеливо ожидал. Наконец волхв нашёл и повернул раскрытую книгу к тому, что стоял перед столом:

— А вот такая печать тебе знакома?

Князь внимательно рисунок изучил и молвил:

— Пентаграмма дара и печать контракта с демоном, — он оторвал взгляд от книги и серыми глазами на Сновида посмотрел: — Тут нет тех, кто в это верит, а значит, оно бессильно. Скажи уж прямо, что ты изыскал?

— На том парнишке эта печать. Ты должен помнить имя младенца, что я отдал тебе.

— Богдан, — не размышляя ни секунды, ответил князь.

— Его так и зовут. Как думаешь, это совпаденье? — спросил Сновид и сам ответил: — Не думаю.

— Да быть этого не может! Мальчишка сам выбрался из Нави? Я там томился почти полтыщи лет! — князь порывисто развернулся, отчего едва не натолкнулся на девушку, что безропотно следовала за ним всё это время. Он оттолкнул её со злостью. Девушка упала. Её рубашка задралась до самых бёдер, оголив стройные девичьи ножки. Ей это тоже было безразлично. Она тут же поднялась и снова последовала за князем, что мерил комнату шагами.

— Согласно этой пентаграмме, кто-то дарует своё тело демону. Добровольно! От всей души! — он провел рукой по усам и замер: — Если решить, что такой сумасшедший нашёлся в этих землях. Ты думаешь, что оно его из Нави провело?

Глава 7. Скучна без Нави будет Явь.

В одно мгновение она стояла в коридоре своей усадьбы, а уже в следующий миг оказалась в лесу. Мира захлопала глазами, открыв рот. Посмотрела на Богдана, но вместо него её прижимал к груди незнакомый молодой мужчина. Мира с силой оттолкнула его:

— Кто ты такой?!

Мужчина молчал. Он был высок, темноволос, и она могла поклясться, что видит его впервые в жизни. Мира тревожно оглянулась. Странный сумрак окутывал лес, словно не раннее утро сейчас, а промежуток между вечером и ночью. Над багряными сухими листьями, укрывающими землю, расползался алый болотный туман. Мира посмотрела на невиданные доселе деревья с красной листвой. В этот момент подул ветер, и лес зашумел звуком, похожим на стоны и крики. Мира вздрогнула. В голове не укладывалось, как она оказалась в этом кровавом лесу.

Она снова посмотрела на мужчину, который просто стоял и наблюдал за ней, не предпринимая каких-либо действий и ничего не говоря.

«Колдун! — подумала Мира. — Тот самый колдун, о котором говорил волхв. Её похитил колдун!»

Следующее решение было спонтанным, практически лишённым раздумий. Мира развернулась и кинулась бежать.

— Мира! — прокричал мужчина ей вслед, с такой знакомой интонацией, что она едва не остановилась.

Рассудок взял верх. Мира не оглянулась и упорно прибавила ходу. Она не понимала, что произошло и зачем она этому человеку, отвернувшемуся от светлых сил. Страх расползался в её крови, подобно яду.

Деревья проносились мимо неясными силуэтами. Неважно куда бежать, лишь бы подальше от него. Но он не желал так просто её отпускать. Краем глаза она заметила, как рядом с ней несмотря на бег формируется тёмный непрозрачный сгусток, похожий на чёрный дым. Она невольно скосила глаза и дым приобрел лицо того мужчины, что произнес:

— Мира, прошу, остановись.

Она взвизгнула, дёрнулась в сторону, обо что-то запнулась и, не в силах остановить свое падение, кубарем полетела по земле. Она больно оцарапала руки, ударилась лбом о дерево и потеряла один из башмаков с ноги, но не заметила этого. Мужчина было кинулся к ней. Она отчаянно завизжала. Мужчина замер в нескольких шагах от неё, оглянулся, подобрал потерянный ею башмак и как-то задумчиво покрутил его в руках. Мира сглотнула, чувствуя себя мышью в мышеловке.

— Что тебе от меня нужно?! — вскричала она, едва сдерживая слёзы.

— Мира, это я, Богдан, — с грустью в голосе ответил тот.

— Богдан?

Мира вгляделась в лицо незнакомца. Ничего общего с Богданом! Разве что в цвете волос. Квадратный подбородок с едва заметной ямочкой по середине, островатый прямой нос. Глаза хоть и тёмные, но совершенно другие: большие, с тонкими веками и широкими, немного срастающимися на переносице бровями. А волосы! Волосы кучерявятся. К тому же он выглядел на десятку лет старше.

— Что ты сделал с Богданом?! — истребовала Мира.

Она заметила палку возле себя и, схватив её, выставила перед собой в защиту.

— Ничего я с ним не делал, — ответил тот.

Она встала, не сводя с незнакомца глаз и готовая в любой момент пустить палку в ход.

— Тогда, где он?

Мужчина вздохнул.

— Того Богдана, которого ты знала, никогда не существовало. Он умер в возрасте десяти лет.

— Ты лжешь! Как такое может быть?!

— Он отдал своё тело мне...

Она не дала ему договорить:

— Это о тебе говорил волхв? Ты колдун! Зачем ты похитил меня?!

— Я не похищал. Ты сама дала согласие.

— Я?! — воскликнула Мира. — Я не давала тебе никакого согласия. Я впервые тебя вижу!

— Ты согласилась пойти с Богданом.

— Богданом, — уточнила она. — Ты не он! Ты обманул меня.

Казалось, в один миг терпение мужчины испарилось, как и недавний чёрный дым. Он стремительно подлетел к ней, выбил палку из рук, и прижал к дереву:

— Я и есть он! Ты моей женой хотела быть. Это мне ты позволяла себя целовать.

И прижался губами к её губам. Глаза Миры в ужасе расширились. Она с силой толкнула его в грудь:

— Не смей целовать меня! — зло прокричала она. — Я не буду твоей женой!

Взгляд незнакомца совсем потемнел. Он смотрел на неё тяжёлым, чужим взглядом. И цвет глаз у него другой. У Богдана они были чёрные, как сама ночь, а у этого ореховые с янтарными проблеском гнева.

«Богдан в жизни не гневался! Кого он хочет обмануть этот проклятый колдун?!» — промелькнуло в её голове.

— Будешь, — глухо сказал он.

— Я никогда не буду женой колдуна! — горячо возразила Мира.

— Посмотрим, — как-то хмуро произнес он, схватил за руку и потащил за собой.

Мира безуспешно пыталась выдернуть руку, замедлить движение. Она колотила его по спине, но незнакомец не обращал на избиение никакого внимания и целенаправленно продолжал идти вперёд. Мире удалось извернуться и пнуть его. В итоге лишь больно ударила ногу, сбилась с шага и свалилась на землю.

— Прекрати, Мира. Ты только себе вредишь.

Она зло посмотрела на него, всё еще удерживающего её за руку:

— Тогда отпусти меня!

— Не могу. Этот лес опасен для тебя. Ушибла ногу? — заботливо спросил он, чем невольно напомнил ей о другом Богдане.

«Негодяй! — подумала она. — Ещё имеет наглость притворяться»

— Не твоего ума дело! — бросила она вместо ответа.

Он сделал попытку осмотреть её ногу. Она отдернула их подальше, насколько это было возможно.

— Прости, — он протянул ей башмак, о котором, казалось, совсем позабыл, держа в руках.

Как никогда Мира захотела стать дочерью Перуна и карать неугодных молниями из глаз. Эх, если бы... Лежать бы ему сейчас мёртвым. Но, видимо, такое неугодно богам. Поэтому она недовольно выхватила свою обувку и выразительно посмотрела на его руку, что удерживала её запястье:

— Отпусти, — сквозь зубы процедила Мира.

На удивление, он быстро выполнил её указание. Какое-то время они оба молчали. Под неотступным взглядом незнакомца Мира рассматривала красный мох, устилавший плотным ковром всю землю.

Глава 8. Где она, там и ума нет.

Вскоре дверь снова распахнулась, и в комнату вошли четверо мужчин, что несли большую вытянутую бадью за металлические ручки, наполненную водой. От воды, усыпанной лепестками роз, шёл легкий пар. Но замереть сердце Миры заставило вовсе не это, а лица мужчин, точнее их отсутствие. Там, где у обычных людей были глаза, нос, рот, находилась тьма. Все их тело состояло из сотканной черноты, одетой в добротную, даже немного вычурную одежду. Мира отпрянула к дальней стене и застыла.

Одна из теней, очертаниями похожая на мужскую и в мужских одеждах, сделала пару шагов в её сторону и с поклоном произнесла:

— Купель мёртвой воды готова, хозяйка.

Хозяйка? Почему он назвал её хозяйкой?! Мира ещё теснее прижалась спиной к стене, желая слиться с камнем или находиться где угодно, но только не здесь. От страха перехватило горло, и она хрипло выдавила из себя:

— Поди прочь!

Мужская тень не стала спорить, послушно развернулась и вышла, но вместо неё в комнату вошёл Богдан. Ну или тот, кто себя так называл. Каждый его шаг наполнял комнату звоном бубенцов-оберегов, которыми был щедро расшит его кушак вместо кисточек.

— Не бойся, Мира, никто не причинит тебе худого в этом замке, — сказал он.

Его слова привели её в чувства.

— Что это за твари? — спросила она и почти истерично добавила: — Что ты за тварь такая, коли они тебе подчиняются?!

Мужчина тяжело выдохнул и прикрыл глаза рукой:

— Мира, прошу, вымойся и мы поговорим.

«Так вот зачем это принесли в комнату» - осознала Мира. Она глянула на парящую купель, которую установили в центре комнаты:

— Вымыться в мёртвой воде? Ни за что!

— Тебе это необходимо.

— С чего вдруг?

После кувырков по лесу сарафан чуть порвался и измарался, но не настолько, чтобы мытьё стало необходимым. Да и не хотела она вовсе мыться. Она хотела домой!

— От тебя смердит жизнью, — с неохотой буркнул он.

— Смердит? — удивилась Мира и с дрожью в голосе спросила: — Где я? Куда ты меня притащил?

Она озвучивала вопрос, но в душе уже догадывалась в каком мире находится. И мрачное выражение лица нового Богдана подсказывало, что она права. И наконец, он признался:

— Мы в Нави.

— В Нави?! — поразилась Мира, сомневаясь в том, а верно ли она поняла: — Навь? Мир мёртвых? — и тут же удивленно воскликнула: — Ты убил меня?!

На лице мужчины отразилась целая гамма чувств от полного изумления до возмущения:

— Как ты могла такое подумать? Я никогда не причинил бы тебе вреда.

— А что можно ожидать от колдуна?

На какой-то миг они оба застыли в немом противостоянии.

— С тобой просто невозможно стало разговаривать, — вздохнул Богдан.

— Со мной?! — вскричала она. — Ты себя видел? Я вообще не знаю, кто ты!

У него был такой вид, словно его ударили под дых. Он снова тяжело выдохнул и указал на купель:

— Прошу, вымойся. Ты не представляешь, какой сильный запах у живых в Нави. Ты привлечешь всю округу. Это необходимо для твоей безопасности.

Сказав это, он собирался выйти и оставить её в комнате одну, не предполагая какие мысли гуляли в голове у Миры. Мира немногое слышала о Нави. Единственное, что она знала — это мир мёртвых. Мира никогда не слышала о мёртвой воде и первое о чём подумала: что в этой воде мыли мертвецов. Её аж передернуло от отвращения:

— Я в эту воду не полезу!

Богдан остановился. Мрачно поглядел на неё. Мира лишь повыше вздёрнула подбородок.

«Не заставит» — она скрестила руки на груди.

Он всё понял правильно, потому произнес следующее, что поразило Миру:

— Тогда я сам тебя выкупаю.

— Что? — её глаза расширились от ужаса.

В её душе заколебался страх вперемешку с неверием, что он на такое способен. Богдан, которого она знала, никогда ничего не делал против её воли. Но, глядя на то, как он скинул кафтан и закатал рукава рубахи, а затем решительно направился к ней. Мира пришла к заключению: этот сделает. Дожидаться она не стала. Рванула прочь, обежала купель и кинулась к двери. Та оказалась всё-таки запертой. Она оглянулась. Богдан стоял у противоположной стены:

— Мне что за тобой бегать?

— Почём мне знать, — дерзко выкрикнула она. — Но ежели я сказала не буду, значит, не буду!

Он двинулся в её сторону. Мира огляделась. Комната не была такой уж большой и манёвра для побега не так много. К тому же по середине комнаты теперь стоит огромная купель. Она двинулась вокруг бадьи в противоположную сторону от Богдана. Они не сводили с друг друга глаз, напряжённо следя за действиями.

— Мира, — произнёс он предостерегающе.

— Богдан, — передразнила она его.

А в следующее мгновение прямо на глазах он превратился в плотный чёрный дым, что в следующий миг материализовался возле неё и схватил в охапку. Она завизжала, брыкаясь всем телом.

— Проклятый колдун! — кричала она.

Но он, не обращая внимания на слова, кинул её на кровать и принялся стягивать одежду. Мира сопротивлялась изо всех сил, но силы были не равны, и вскоре ему удалось стянуть с нее сарафан и нижнюю рубаху, полностью обнажив. Победа осталась за ним. Мира не могла решить, чего же ей хочется больше: то ли сгореть от стыда на месте, то ли по-настоящему умереть, чтобы не мучаться.

Он подхватил её на руки и бережно опустил в тёплую воду купели. Мира закрыла красное от смущения лицо руками и уткнулась в колени. Она чувствовала, как он нежно моет её волосы, и от этого становилось ещё более тошно. Этот человек, если его можно так назвать, всё видел! Но теперь Мира точно знала — это не её Богдан! Он никогда бы так с ней не поступил. Сколько стыда и позора она пережила, словами не описать.

— Мира, я не со зла, — услышала она голос. — Ты теперь веришь мне, что это не опасно.

— Убирайся! Видеть тебя не желаю, — сквозь зубы прошипела Мира.