За гранью Добра и Нечисти

Пролог

Дождь хлестал по спине, ледяными прутьями проникая сквозь стеганку под броней. Грязь под коленями была холодной, липкой трясиной. Я всей тяжестью тела вдавливала его в эту грязь, прижимая ладонью, обернутой в жесткую кожу перчатки, ко лбу. Под пальцами хрустели кости его черепа, а мышцы шеи напрягались, как стальные тросы, пытаясь вырваться.

"Держись, чертово отродье!" – хрипло выдохнула я, чувствуя, как трясутся от напряжения собственные руки. Сил не хватало. Не на то, чтобы удержать – пока еще держала, – а на то, чтобы изгнать. Чтобы выжечь эту скверну из него дотла.

Он выл. Нечеловеческий, леденящий душу вой вырывался из его горла, искаженного гримасой, которая не принадлежала этому лицу. Глаза закатились, оставив только белки, испещренные лопнувшими сосудами. Потом они резко опустились – и в них вспыхнул холодный, разумный свет, полный ненависти и насмешки. Не его свет. Ее свет. Нечисть внутри него.

"У-у-йди... Охотни...ца..." – проскрежетал его голос, но это был не его голос. Это был шипящий шелест высохших листьев под ногами мертвеца. Он дернулся подо мной с такой силой, что я чуть не потеряла равновесие. Грязь брызнула в лицо. "Сла...бая... Человечишка... с-с-слабая!"

Я стиснула зубы, впиваясь коленом ему в спину, усиливая давление на лоб. Внутри, в самой глубине, где теплилась искра моей воли, я пыталась разжечь священный огонь изгнания. Но он гас, едва вспыхнув, как спичка под ледяным ветром. Я чувствовала его – древнее, скользкое, как угорь, зло, пустившее корни в его душе. Оно было слишком сильным, слишком укоренившимся. Мои обычные ритуалы, мои заклинания – они отскакивали от этой брони тьмы, как горох от стены. Я была плотиной, сдерживающей потоп, но плотиной, которая трещит по швам.

"Где же они?!" – мысленно кричала я, вглядываясь сквозь завесу дождя в темноту переулка. Мои, подмога. Они должны были быть здесь! Но улицы были пустынны, залиты водой и мраком. Только вой ветра в трубах и этот... этот ад под моими руками.

Еще один рывок. Кость хрустнула громче – его ключица? Моя? Неважно. Боль пронзила плечо, но я не ослабила хватку. Не могла. Если отпущу – оно вырвется. Окончательно. И тогда этот мужчина... он станет лишь первой жертвой в череде многих. Нечисть, захватившая его, не удовлетворится одним телом.

Она снова заглянула мне в глаза через его. И усмехнулась. Я почувствовала эту усмешку, холодную и торжествующую.

"Твоих... с-сил... не хватит..." – прошипело чудовище его губами. И я знала, что оно право. Я держала его. Но не изгоняла. А силы таяли с каждой секундой, как кровь из раны.

А где-то вдали, глухо, словно под землей, завыла сирена. Мои? Или просто городской шум, слившийся с воем одержимого? Надежда, острая и болезненная, кольнула в грудь. Еще немного. Держись еще немного.

Но под пальцами, прижимавшими лоб, кожа стала неестественно горячей. Слишком горячей. И тени вокруг, казалось, сгустились, потянулись к нам. Нечисть внутри него не просто ждала. Она готовилась.

Я вжала его голову в грязь, чувствуя, как последние капли моей силы уходят в эту бесплодную борьбу. Держать – да. Изгнать – нет.

И тогда я поняла: помощи не будет. Это была только моя битва. И я проигрывала.

Глава 1

Пыль, Пот и Шляпа

Кирпичная пыль, смешанная с чем-то сладковато-гнилостным, въелась в ноздри. Стандартный аромат «нового старта» в нашем прекрасном, слившемся в экзистенциальном объятии мире. Я стояла посреди того, что когда-то было библиотекой – судя по полуразрушенным стеллажам, торчащим из-под гор битого бетона и перекрученной арматуры. Свет фильтровался сквозь дыры в перекрытиях этажом выше, рисуя на полу причудливые, пыльные световые пятна. В воздухе висела тишина, напряженная, как тетива моего арбалета. Тишина перед бурей. Или перед тем, как из-за угла вывалится что-то с щупальцами и слишком большим количеством глаз.

«Очаг аномалии подтвержден, сектор Гамма-7, подуровень 3. Один актив. Низкий класс, предположительно Гниль. Но осторожно, Хантер, развалины нестабильны». Голос в комлинке, встроенном в воротник моей куртки, был сух и деловит. Кей, наш оперативник-навигатор. Отличный парень, если не считать его маниакальной любви к протоколам и полного отсутствия чувства юмора.

«Принято, Кей. Иду на тишину», – пробормотала я в микрофон, автоматически переводя взгляд по периметру. Гниль. Мерзкие твари. Быстрые, липкие, пахнут как недельный труп в летнюю жару. И укус – зараза еще та. Но, по крайней мере, предсказуемые. Как моя тетя Марта после третьей рюмки самогона. Только без сентиментальных воспоминаний о молодости.

Я сделала шаг вперед, сапог с глубоким протектором мягко шлепнул по слою пыли и мелкого щебня. Кожаная куртка – не новая, видавшая виды, цвета запекшейся крови – не скрипела. Хорошая кожа не должна скрипеть. Она должна шелестеть, как змея перед броском, или вообще молчать. Как и мои сапоги, штаны и перчатки. Весь мой «рабочий гардероб» – это дань уважения практичности, долговечности и… ну, ладно, признаюсь, эстетике. Есть что-то невероятно *правильное* в хорошо выделанной коже. Она облегает, защищает, дышит (иногда) и с возрастом становится только лучше. В отличие от, скажем, синтетических бронекостюмов новомодных корпоративных охранников, которые скрипят, пахнут пластмассой и разваливаются после первой же встречи с когтями чего-нибудь зубастого.

И да, на голове – она. Моя неизменная спутница. Широкополая шляпа из плотного, темно-коричневого фетра. Не ковбойская, не сомбреро, а что-то среднее, с четкой тульей и полями, слегка загнутыми вверх сзади и опущенными спереди. Защита от солнца (когда оно решается показаться сквозь вечный смог), от мелкого мусора, падающего с разрушенных зданий, и от любопытных взглядов. А еще она чертовски мне идет. Это мой фетиш, моя визитная карточка, мой… талисман. Попробуй тронь – откуси руку. Не в переносном смысле.

Арбалет в моих руках – не игрушка. «Тишина» – так я его назвала. Компактный, рекурсивный, с полимерными плечами невероятной мощности и прикладом, обтянутым той же мягкой кожей, что и рукоять. Весь черный, матовый, без лишних бликов. И смертельно точный. Серебряные болты с накаткой из освященной стали лежали в магазине, готовые к работе. Любимое оружие. Почему? Потому что оно требует мастерства. Потому что выстрел из него – это не просто нажатие на спуск, а акт концентрации, расчета, почти медитации. И потому что в момент выстрела он не орет, как оголтелый пулемет, а лишь тихо *щелкает*. Отсюда и имя. Тишина перед неизбежным.

Еще один шаг. Обломки книг хрустнули под ногой. Жалко их. Знания, истории – все превратилось в труху и декор для логова нечисти. Вот так и живем. После Катастрофы – того самого Великого Разлома, когда наш мир и… ну, *другой*… решили потанцевать страстное танго и слиться в экстазе, – многое стало жалко. Но сентиментальность – роскошь для мертвых. Я предпочитаю оставаться живой.

Семья Хантер – охотники. В третьем поколении. Бабушка говорила, что наша фамилия – не совпадение. Hunter. Охотник. Родители, видимо, решили не отставать и назвали меня Амалией. «Сильная, трудолюбивая», – гласит значение. Ну, спасибо, мам, пап. Прямо пророчество какое-то. Или проклятие. Особенно учитывая, *почему* мы стали охотниками.

Тени в дальнем углу зашевелились. Не просто дрожь пыли в луче света. Что-то крупное, темное, скользкое выползло из-под груды обломков. Гниль. Метра полтора в холке, на кривых, суставчатых лапах. Кожа – если это можно назвать кожей – серо-зеленая, покрытая слизью и какими-то гнойными волдырями. Голова как у раздувшейся жабы, но с пастью, полной игольчатых зубов, торчащих во все стороны. И глаза… Много глаз, маленьких, тусклых, как гнилые ягоды, беспорядочно усеявших верхнюю часть морды.

«Контакт», – тихо сказала я в комлинк, уже поднимая «Тишину» к плечу. Приклад плотно лег в привычную выемку. Щека коснулась прохладного приклада. Глаз искал цель в оптическом прицеле с ночным режимом. Зеленая сетка легла на пульсирующее горло твари.

Она зашипела, почуяв меня. Шипение перешло в булькающий рык. Капли слизи летели с ее зубов. Красота неописуемая.

Мои пальцы знали что делать. Плавно, без рывка, нажатие на спуск.

*Щелчок.*

Серебряный болт прошил воздух с тихим свистом и вонзился точно в основание черепа. Маленькие глазки Гнили расширились от непонимания, потом помутнели. Тварь дернулась, как подкошенная, и рухнула на бок, издав последний булькающий звук. Смерть Гнили всегда была антиклиматичной. Никакого пафоса, просто – хлоп, и готово.

«Цель нейтрализована», – констатировал Кей. «Возвращайся на поверхность. Зачистка сектора завершена».

«Работаю», – буркнула я, осторожно приближаясь к телу. Всегда надо проверять. Иногда они притворяются. Вытащила из ножен на бедре тесак – широкий, тяжелый, с серрейторной заточкой у основания. Уверенным движением отделила голову от туловища. На всякий случай. Никаких сюрпризов. Тело начало быстро разлагаться, издавая тот самый сладковато-гнилостный запах, но уже с нотками химического разложения. Через пару минут останется лишь лужица зловонной жижи и несколько особенно прочных костей. Стандартно.

Разрядила «Тишину», поставила на предохранитель, закрепила на магнитной пластине за спиной. Протерла тесак о менее грязный кусок обломка и вложила в ножны. Поправила шляпу, которая съехала набок во время выстрела. Все в порядке.

Глава 2

Кровь, Серебро и Догма

Утро в Старом Кряже встретило меня привычным аккомпанементом: дребезжанием где-то работающего генератора, криками уличных торговцев, пытающихся сбыть сомнительный товар («Свежие крысы! Копченые тараканы! Боеприпасы калибр неизвестен!»), и вездесущим запахом – смесью гари, пыли, дешевого синтетического топлива и человеческой немытой немощи. Я стояла под вывеской «Глоток» – таверны, которая служила неофициальным клубом, биржей труда и центром обмена сплетнями для таких, как я. Охотников. Точнее, для тех из нас, кто не прибился к корпоративным стаям или религиозным орденам. Независимые. Вольные стрелки в мире, где свобода часто пахнет кровью и порохом.

Поправила шляпу, привычным жестом проверила, свободен ли тесак в ножнах на бедре, и толкнула тяжелую, обитоя железом дверь. Внутри пахло дешевым самогоном, жареным жиром неизвестного происхождения, табачным дымом и… людьми. Много людей, каждый со своей историей, зачастую написанной шрамами и грязью.

«Глоток» гудел как потревоженный улей. За столиками сидели знакомые и не очень лица. Кто-то чистил оружие, кто-то играл в кости на патроны, кто-то хрипло спорил о цене на серебро или эффективности нового типа заклинательных гранат. Я прошла к барной стойке, кивнув хмурому верзиле за стойкой – Борису, бывшему шахтеру, а ныне владельцу этого злачного места и неофициальному арбитру в наших делах.

- Хантер. Обычное? – буркнул он, не отрываясь от протирания стакана грязной тряпкой. У Бориса было одно выражение лица – «все вы мне надоели, но платите – и ладно».

- Обычное, – подтвердила я. «Обычное» означало кружку мутной жидкости, условно называемой пивом, и миску чего-то горячего и жирного, что в лучшем случае можно было назвать похлебкой. Гарантировано не отравишься. Почти.

Пока Борис возился, я окинула зал оценивающим взглядом. Вот они, «коллеги». Калейдоскоп человеческих (и не только) характеров, объединенных одной профессией – убивать нечисть.

У дальнего стола, в углу, словно отгораживаясь от суеты, сидела группа в одинаковых серых плащах с вышитым на груди пылающим глазом. Фанатики из «Ордена Прозрения». Их лидер, высокий, худой как жердь, с горящими фанатичным огнем глазами и бритой головой, покрытой ритуальными татуировками, – Элиас, прозванный «Крестом». Они молились перед едой, их пальцы нервно перебирали четки из освященных костяшек. Для них нечисть была абсолютным злом, исчадием ада, подлежащим безжалостному искоренению. Никаких полумер, никаких сомнений. Их догма была высечена в камне: «Вся нечисть – зло! Всякая тварь должна быть сожжена!». С ними было опасно работать – они могли подорвать себя и всех вокруг, лишь бы уничтожить «скверну», не глядя на жертвы среди людей. Но зато их вера давала им силу в ритуалах изгнания, против которой меркли мои скромные попытки.

Рядом с ними, явно раздражая своей беспечностью, сидела другая группа. Наемники. Грубые, шумные, в смешанной амуниции от армейских бронежилетов до кожаных наплечников с шипами. Их главарь – здоровенный детина по кличке «Вепрь», с мордой, напоминающей действительно одноименное животное, и пулеметом невероятных размеров, прислоненным к стене. Они пили наперебой, громко хохотали, перебивая друг друга историями о том, как «разнесли в клочья» того или иного упыря. Для них охота была бизнесом. Выгодным, рисковым, но бизнесом. Они брали заказы от кого угодно – от корпораций до подпольных синдикатов – и выполняли их с пугающей эффективностью, если платили хорошо. Их кредо: «Плати – и мы уберем твою проблему. Не платишь – сам станешь проблемой». С ними можно было договориться, но доверять? Ни в коем случае. Они продадут кого угодно за лишнюю пачку патронов.

И были такие, как я. Одиночки или маленькие группы прагматиков. Мы не горели священным огнем фанатиков и не гнались исключительно за наживой, как наемники. Мы делали свою работу потому, что это нужно было делать. Чтобы защитить тех, кто не может защититься. Чтобы мир, каким бы сломанным он ни был, не погрузился окончательно во тьму. Или чтобы отомстить. Или просто потому, что это единственное, что мы умеем. Мы знали, что нечисть бывает разной – от тупой и опасной Гнили до хитрых и могущественных сущностей. Мы использовали все, что работало: серебро, святые символы, заклинания, взрывчатку, холодную сталь и горячий свинец. Наша догма была проще: «Выжить и выполнить работу. По возможности – сохранив тех, кого защищаешь». Но и среди нас были те, кто негласно придерживался ортодоксального «Вся нечисть – зло!», просто без фанатичного пыла.

Мое «обычное» появилось передо мной с глухим стуком. Я пристроилась у свободного края стойки, спиной к стене, чтобы видеть вход и большую часть зала. Старые привычки.

В этот момент в таверну вошел он. Кей.

Он выделялся, как чистая пробирка в куче ржавого лома. Аккуратный, серый костюм корпоративного кроя, идеально сидящий на подтянутой фигуре. Чисто выбритое лицо, коротко стриженные волосы. Холодные, серые, ничего не выражающие глаза за тонкими стеклами очков с затемненными линзами. В руках – планшет. Он был воплощением порядка и протокола в этом хаотичном мире. Наш оперативник-навигатор, диспетчер, поставщик информации и, по сути, работодатель для многих независимых охотников в этом секторе. Кто он на самом деле и кому служит? Загадка. Знаем только, что он эффективен, невероятно точен в данных и абсолютно бесстрастен. И что его связи простираются гораздо дальше Пограничья.

Кей бесшумно подошел к стойке, поставив планшет рядом с моей кружкой. Борис тут же отпрянул к другому концу стойки, делая вид, что занят.

- Хантер, – поздоровался Кей. Его голос был ровным, лишенным интонаций, как голос синтезатора. - Задание. Приоритет высокий.

Я отпила из кружки. Жидкость обожгла горло.

- Слушаю, Кей.

Он запустил на планшете запись. Сначала – статичные кадры с камер наблюдения, установленных на стыке Пограничья и заброшенного промышленного квартала «Ржавый Пояс». Размытые силуэты в темноте. Потом – фотографии. Жесткие, кровавые. Тела. Несколько человек, мужчин и женщин, найденных за последнюю неделю в разных точках этого района. У всех – характерные раны на шее. Две аккуратные, но глубокие точки, как от укуса змеи, но крупнее. И… обескровленность. Тела выглядели неестественно бледными, высохшими. На некоторых снимках видны следы борьбы, сломанная мебель, разбросанный хлам.

Глава 3

Кровь, Тени и Сомнение

Темнота внутри насосной станции была не просто отсутствием света. Она была живой, вязкой, пропитанной запахами старой ржавчины, затхлой воды и… чего-то еще. Сладковатого, едва уловимого, но оттого еще более противного – запаха разложения, смешанного с пылью веков. Я вошла, прижавшись спиной к холодному бетону уцелевшего дверного косяка, дав глазам привыкнуть. «Тишина» была готова, палец лежал на спуске, не давя. Сердце билось ровно, как метроном перед выстрелом.

Внутри царил хаос разрушения. Гигантские насосы, похожие на окаменевших чудовищ, застыли под слоями пыли и паутины. Перекошенные металлические лестницы вели на верхние ярусы и в зияющие провалы в полу. Трубы, как петли исполинского кишечника, оплетали стены и потолок, местами оборванные, изгибающиеся в немыслимых направлениях. Вода капала с высоты, ее эхо разносилось по залу, создавая жуткую, нервирующую музыку.

Я двинулась вдоль стены, ступая осторожно, проверяя каждый сантиметр перед собой. Пол был усыпан битым бетоном, кусками изоляции, острыми осколками стекла. Ощущение слежки вернулось, усиленное многократно. Он здесь. Где-то в этих тенях. Казимир? Имя само пришло в голову, странное, старомодное, будто сошедшее со страниц пожелтевшей книги. Почему я так решила? Интуиция? Или тот тяжелый, оценивающий взгляд?

Монета «Затмение» жгла карман. Я вспомнила истории деда. «Затмение» – не просто знак контрабандистов. Это была сеть. Тайная, могущественная, существовавшая задолго до Катастрофы, занимавшаяся торговлей не только товарами, но и… артефактами. И существами. Между мирами. Возможно, этот вампир был их «грузом»? Или их оружием? А жертва с монетой? Клиент? Посыльный? Жертва самого «Затмения»?

Шорох.

Справа. Выше. Я замерла, вжавшись в тень разбитого пульта управления. Прицел арбалета метнулся вверх, сканируя балки перекрытия, галереи второго уровня. Ничего. Только капля воды упала с большой высоты, звонко шлепнувшись о металл.

Скрип.

На этот раз слева. Ближе. Как будто что-то тяжелое, но осторожное, ступило на ржавую пластину. Я развернулась, перенося вес тела. «Тишина» была продолжением моей руки. Глаз слился с прицелом. Зеленая сетка плавала в полумраке.

Ничего. Только сдвинувшаяся тень? Игра света от моих собственных почти бесшумных шагов? Паранойя? Нет. Охотничье чутье редко ошибается. Он водит меня. Играет. Как кошка с мышью. Гнев, горячий и острый, кольнул под ребра. Я ненавидела игры.

Я двинулась дальше, к центру зала, где зиял провал в полу – вероятно, ведущий в подвальные уровни или коллектор. Источник воды. И идеальное место для засады. Воздух здесь был холоднее, влажнее, запах гнили – сильнее. Я подошла к краю, заглянула вниз. Темнота. Глубина метров пять. На дне – мутная вода, блестящая масляными разводами в слабом свете из провалов в крыше. Обломки.

Именно в этот момент атака пришла. Но не сверху, не от вампира.

Шипение.

Множественное. Резкое, злобное, исходящее со всех сторон сразу. Из-под обломков, из вентиляционных решеток, из темных углов за насосами – выплыли *они*.

Шипящие.

Невысокие, не выше пояса, но быстрые до умопомрачения. Человекообразные, но скрюченные, с длинными, костлявыми руками, заканчивающимися когтями, похожими на хирургические скальпели. Их кожа была серой, влажной, как у лягушек, покрытой скользкой слизью. Головы – удлиненные, безносые, с огромными, полностью черными глазами, лишенными всякого выражения, кроме голода. И рты… Широкие, растянутые до ушей, полные игольчатых зубов, из которых капала желтоватая слюна. Шипели они постоянно, отсюда и прозвище. Обычно – падальщики, питающиеся отбросами и трупами в самых грязных углах Пограничья. Но в стае, почуяв слабину или кровь, могли стать смертельно опасными. А здесь, в логове вампира… возможно, его «домашние животные». Или уборщики.

Их было штук десять. Может, больше. Они двигались стремительными, дергаными рывками, окружая меня, отрезая путь к отступлению. Их шипение слилось в оглушительный, нервирующий хор.

-Черт! – вырвалось у меня. «Тишина» – оружие точное, но не для толпы. Особенно такой быстрой. Я рванулась назад, к стене, спиной к бетону, чтобы не дать окружить полностью. Одновременно сбросила арбалет на ремень за спину и выхватила тесак. Плечо жгло от резкого движения – напоминание о прошлых травмах.

Первый Шипящий прыгнул. Невысоко, но с невероятной скоростью, целясь когтями в лицо. Я отвела руку с тесаком вверх, блокируя когтистую лапу, и тут же послала короткий, мощный удар ногой в его грудь. Кость хрустнула под ударом сапога. Тварь с визгом отлетела, сбивая с ног двух сородичей.

Но другие не замедлили. Они набросились сразу с трех сторон. Я крутилась, как волчок, тесак свистел в воздухе, оставляя серебристые дуги. Клинок впился в серую шею одного, почувствовал сопротивление хрящей и кости – голова отлетела, брызнув липкой черной кровью. Другого ударила рукоятью в висок – он захрипел и рухнул. Но когти третьего впились мне в левое предплечье, выше локтя, прорезая кожу и кожаный рукав куртки как бумагу.

Боль! Острая, жгучая. Я вскрикнула, не сдержавшись, и рванула руку на себя. Кожа порвалась глубже, когти вышли, орошенные моей кровью. Запах крови, *человеческой* крови, словно поджег порох. Шипение превратилось в безумный, алчный визг. Глаза Шипящих загорелись черным огнем.

Я отступила, прижимаясь спиной к холодному насосу. Кровь текла по руке, теплая, липкая, капая на пыльный пол. Рука горела, пальцы левой кисти немели. Тесак в правой казался вдруг тяжелее. Их было слишком много. Они кидались волнами, не давая опомниться, не боясь смерти. Я рубила, била ногами, локтями, чувствуя, как силы уходят вместе с кровью. Один коготь царапнул по бронежилету на груди – скрежет по кевлару. Другой едва не достал до лица. Я отбилась, но поняла – так долго не продержаться. Нужен прорыв. К выходу.

Собрав остатки сил, я сделала рывок вперед, протаранив тесаком грудную клетку ближайшего Шипящего, и рванула в сторону, где между двумя насосами был узкий проход. Надо было прорваться к лестнице, наверх!

Глава 4

Пепел Убеждений и Холодная Монета

Холодный металл монеты впивался в ладонь. Не физически – ощущением. Ощущением чуждости, лжи, предательства. Я сидела на жесткой койке медпункта, спиной к холодной бетонной стене, и смотрела на символ «Затмения»: стилизованное солнце, перечеркнутое волнистой линией. Ключ? К чему? К хаосу в моей голове? К моральной пропасти, в которую я рухнула?

«Изучите символ. Он ключ. К.»

Вампир. Чудовище. Мой… спаситель.

Спаситель. Это слово жгло изнутри сильнее яда Шипящих. Я сжала монету так, что ее края впились в кожу. Левая рука, туго перебинтованная им, пульсировала тупой, глубокой болью под действием сильных анальгетиков, которые вколола себе сама. Но эта боль была ничто по сравнению с жгучим стыдом и леденящим страхом, разъедавшим душу.

Он вынес меня. Он обработал рану. Он зашил ее. Аккуратно. Профессионально. Он вернул мое оружие. И оставил предупреждение. И подсказку. От вампира. От нечисти.

«Вся нечисть – зло! Всякая! Без исключений!»

Голос деда Ивана грохотал в черепе, как гром среди ясного неба. Суровое, изборожденное шрамами лицо вставало перед глазами – лицо человека, чью душу выжгла потеря. Лицо моего учителя. Моего последнего щита от безумия этого мира.

«Не рассуждай, Аля! Не сомневайся! – Его хриплый крик резал память, смешиваясь с запахом дешевого табака и оружейной смазки в подвальном спортзале. – Скверна – она и есть скверна! Лютый зверь, тварь поганая! Она не думает, как ты! Не чувствует! Она только жаждет твоей крови, твоей боли, твоей погибели! Ты видишь ее в человеческом обличье? Это маска! Обман! Под ней – гниль и ненависть ко всему живому! Запомни: убивай, пока она не убила тебя! Убивай, пока она не убила других! Убей или умри! Другого выбора нет!»

Я видела его слезы лишь однажды. В годовщину. Пьяного, сжимающего в кулаке пожелтевшую фотографию бабушки. «Она была… светлая, Аля… Как ангел… А эта тварь… в моей шкуре… она пришла… и…» Он не договорил. Но я знала, что он нашел. Знания, оплаченные кровью и сломанной душой, стали моим фундаментом. Его ненависть – моей броней. Его догма – моей истиной.

А теперь? Теперь эта броня треснула. Истина рассыпалась в прах. Потому что нечисть спасла мне жизнь. Хладнокровно, расчетливо, без капли жалости, но спасла. И не просто выбросила, как мусор, а позаботилась. Обработала рану. Вернула оружие. Предупредила.

Почему? Этот вопрос гвоздем засел в мозгу, раскаляясь от бессилия и ярости. Рациональный ответ – его «расчет» – не приносил облегчения. Он лишь подчеркивал пропасть между чудовищной логикой вампира и простыми, черно-белыми истинами моего мира. Мира деда.

Я поднесла перебинтованную руку к лицу, вдыхая запах антисептика, перекрывающий слабый, но все еще уловимый аромат чего-то древнего и холодного – его прикосновения? Он был практичен. Он старался жить тихо. Не убийца? Как тогда те люди в Пограничье? С обескровленными телами? Он признал, что питается… но «избирательно». Маргиналами. «Дает быстрый конец». Звучало как кощунственное оправдание. Но… разве не так охотятся хищники в природе? Старые, больные, слабые? Рационально. Без ненависти. Без *зла*? Просто… природа?

«Вся нечисть – ЗЛО!»

Догма билась в конвульсиях, сталкиваясь с фактами. Я чувствовала себя предательницей. Предательницей памяти деда. Предательницей родителей, погибших от когтей другой нечисти. Предательницей самой себя. Каждая клетка моего тела, закаленная годами тренировок, кричала, что это ловушка. Что Казимир играет в какую-то свою, непонятную игру. Что его «спасение» – лишь отсрочка или часть плана. Но… рана была зашита. Я была жива. И он ушел. Не попытался обратить. Не попытался использовать. Просто ушел, оставив монету и записку.

Я разжала ладонь. Монета «Затмения» лежала на загрубевшей коже. Холодная. Тяжелая. Зловещая. Ключ. К его прошлому? К организации, которая его преследует? Почему он дал его мне? Чтобы я отвлекла от него внимание «Затмения»? Чтобы я, глупая охотница, полезла туда, куда он боится? Или… был ли в этом крошечном шанс, что он действительно хотел предупредить? О чем?

«Затмение». Контрабандисты между мирами. Работорговцы. По слухам. Сила, окутанная тайной, чьи щупальца проникали даже в Неокорпы. И их «Коготь»… Казимир назвал его «уборщиком». Орудием, уничтожающим цели без следов. На молекулярном уровне. Мысль вызывала леденящий ужас, незнакомый даже после лет охоты на самую отвратительную нечисть. Это было нечто иное. Техномагия высшего уровня или адское порождение Разлома. И оно, возможно, уже здесь. Ищет его. И… меня? Из-за моей крови? Из-за того, что я видела слишком много?

Стук в тяжелую металлическую дверь медпункта заставил меня вздрогнуть. Я мгновенно сунула монету в карман брюк, натянула куртку на перебинтованную руку, стараясь скрыть профессиональные швы.

- Войдите, – хрипло сказала я, голос звучал чужим.

Дверь открылась. На пороге стоял не Кей. Элиас «Крест». Лидер фанатиков Ордена Прозрения. Высокий, худой, как жердь, в сером плаще с пылающим глазом на груди. Его бритая голова, покрытая ритуальными татуиками, казалась черепом при тусклом свете лампы. Глаза горели фанатичным огнем.

- Охотница Хантер, – его голос был низким, нарочито спокойным, но в нем клокотала неистовая энергия. - Оператор Кей сообщил о твоем… ранении. В логове скверны. Мы пришли предложить помощь Ордена в ее очищении.

Он вошел без приглашения. За ним следовали двое его людей – такие же аскетичные, с горящими глазами и пальцами, нервно перебирающими костяные четки. Они пахли ладаном и чем-то горьким.

- Ранение несерьезное, – отрезала я, стараясь держать спину прямо, несмотря на боль и слабость. – Скверна нейтрализована не была. Она скрылась.

- Скрылась? – Элиас подошел ближе. Его взгляд, пронзительный и неумолимый, скользнул по моей перебинтованной руке, скрытой под курткой, но все равно заметной. – Странно. Опытная охотница, каковой ты слывешь, ранила нечисть, но позволила ей уйти? Или… – он сделал паузу, и в тишине медпункта его следующая фраза прозвучала как обвинение, – …или скверна оказалась сильнее? Хитррее? Отравила твой разум своими уловками?

Глава 5

Кровь Тишины и Тени Союза

Запах тления въелся в стены трущобного барака сильнее, чем копоть и сырость. Не сладковатый, как у Гнили, а тяжелый, удушающий, как запах разлагающейся надежды. Я стояла на пороге разгромленной комнатушки, поправляя шляпу, которая казалась единственной твердыой точкой в этом качающемся мире. Боль в руке, приглушенная сильными анальгетиками (купленными у Бориса за последние кредиты), пульсировала тупым напоминанием о насосной станции, о вампире, о трещине, расколовшей мой мир.

Это была уже третья точка за ночь. Не обескровленные тела с аккуратными укусами вампира. Это было… мясорубка. Стены забрызганы темной, уже засохшей кровью и чем-то вязким, напоминающим слизь. Останки двух человек – местного мелкого контрабандиста и его подручной – были разбросаны по углам, словно куклы, в которые вцепился разъяренный медведь. Кости переломаны, ткани разорваны с чудовищной силой, внутренности… Я отвернулась, глотая тошноту. Никакой избирательности. Никакой «практичности». Чистая, неконтролируемая ярость и сила.

- Не его почерк, – прозвучал голос из тени за моей спиной. Тихий, ровный, лишенный интонаций, но от этого еще более жуткий в этом месте.

Я не обернулась. Не вздрогнула. Чувствовала его приближение с того момента, как покинула «Глоток», уйдя от назойливых взглядов Бориса и шепота наемников. Вампир. Он шел за мной. Как тень. Как совесть. Как воплощение всех моих кошмаров и сомнений.

- Очевидно, – процедила я сквозь зубы, заставляя себя снова смотреть на кровавое месиво. – Он убивает… то есть, питается аккуратно. Это – бойня.

Я наклонилась, стараясь не наступить на ошметки плоти, и провела пальцем в перчатке по странному узору на стене. Не просто брызги. Что-то намеренное. Сложное переплетение линий, выведенных темной субстанцией – смесью крови, слизи и, казалось, самой тьмы. Узор мерцал тускло, как гнилушка, под лучом моего фонаря.

- А это что?

Вампир шагнул из тени. Он был в своем темном плаще, но без капюшона. Бледное лицо в полумраке казалось маской из мрамора. Его темные глаза, лишенные отражения света, скользнули по узору. В них мелькнуло… узнавание? И тревога?

- Печать. Древняя. Очень древняя. Знак метки и призыва, – произнес он. Его голос оставался ровным, но я уловила ледяную струю. - Это не его. Это… работа Когтя? Нет. Слишком грубо. Слишком эмоционально.

- Призыва чего? – спросила я, ощущая, как по спине ползет холодок. Древняя магия. До Разлома? Или из глубин того, другого мира?

- Сущности, – Он приблизился к стене, не касаясь ее, лишь изучая мерцающий узор. - Сильной. Голодной. Неуправляемой. Такие печати рисуют кровью жертв и собственной болью. Это крик. Крик отчаяния и ярости.

- Крик кого? – настаивала я. – Кто это сделал? И зачем? Если не твой Коготь, не ты…

Он повернулся ко мне. Его взгляд был тяжел, как свинец. - Охотница, ты все еще мыслишь категориями «нечисть» против «люди». Мир после Разлома… он сложнее. Среди тех, кого вы зовете нечистью, есть разумные. Сильные. Древние. Со своими законами, иерархией… и конфликтами. То, что ты видишь… – он кивнул на бойню, – …это не охота. Это война. Или акт террора. Кто-то… или что-то… нарушило древний запрет. Подняло руку на нейтральную территорию. На «Затмение».

- На «Затмение»? – Я не поняла. – Эти люди… контрабандисты. Мелкие сошки. Какое отношение они имеют к «Затмению»?

«Прямое, – холодно ответил он. – Они были «глазами» и «ушами» «Затмения» в этом секторе Пограничья. Низшее звено. Но звено сети. Их убили не как людей. Их убили как метку. Как предупреждение. И эта печать… – он снова взглянул на стену, – …это вызов. Крик войны. Кто-то объявил «Затмению» войну. И сделал это здесь. Громко. Грязно. Чтобы все увидели.

Информация обрушилась лавиной. Контрабандисты – агенты «Затмения». Их убили не как жертв, а как символ. Война между… чем? Фракциями нечисти? Древними кланами? И вампир, похоже, знал правила этой игры.

«Ты знаешь, кто это мог сделать», – не спросила, а констатировала я. Его знание было слишком конкретным.

Он помолчал, его взгляд задержался на моей перебинтованной руке, скрытой под курткой.

- Есть… возможности. Клан Осквернителей Костей. Они практикуют кровавые ритуалы, почитают силу, рожденную болью и разрушением. Им нравится оставлять… автографы. - Он кивнул на печать. - Или Тенистые Наследники. Они старше. Хитрее. Любят стравливать других, оставаясь в тени. Эта бойня могла быть их провокацией. - Пауза. - Но это лишь гипотезы. Чтобы точно знать… нужны доказательства. Или свидетель.

- Свидетеля здесь нет, – констатировала я, оглядывая кровавый хаос. – Только куски того, кто мог им быть. Доказательства… - Я достала из кармана портативный сканер спектрального анализа, стандартный инструмент охотника для поиска следов аномальной энергии или магии. Навела на печать. Прибор завизжал, шкалы зашкаливали. - Энергетический след… чудовищный. Древний. И… знакомый?- Я посмотрела на вапира. - Похоже на твой след. Только… дикий. Необузданный».

Он не удивился.

- Мы все черпаем из одного… Источника. Той силы, что просочилась в ваш мир при Разломе. Но каждый фильтрует ее через свою природу. Свою историю. Свою дисциплину… или ее отсутствие. Мой след чист. Холоден. Этот…– он снова взглянул на печать, – …заражен безумием и болью. Как гниющая рана.

Слово «дисциплина» резануло слух. Всегда дисциплина. Его оправдание. Его щит. Но глядя на эту бойню, я понимала разницу. Между хирургическим скальпелем и окровавленной кувалдой.

- Почему ты здесь? – спросила я прямо, отводя сканер. – Почему следишь за мной? Почему помогаешь? Не говори про расчет. Расчет мог подсказать тебе убраться подальше от Пограничья, пока Орден и Коготь не накрыли это место. А ты… ты здесь».

Он смотрел на меня. Его темные глаза были непроницаемы, но в них не было лжи.

- Потому что это касается меня. Прямо. «Затмение» – моя старая… проблема. Их война – моя война, хочу я того или нет. Они будут искать виноватых. И я – удобная мишень. Беглец. Чужак. Ты тоже стала мишенью, Охотница. Ты видела Когтя. Ты ранена моим… подобием. Твоя кровь – метка для него. И для них. Мы в одной ловушке. Временно.