За гранью дозволенного

От автора.

Дорогие мои!

Рада пригласить вас в свою новую историю!

Хочу сразу предупредить, что в книге может встречаться нецензурная лексика, но иногда она необходима для красного словца, куда уж без неё! И большинство из нас этим тоже грешит в обычной жизни.

Тут также встречаются сцены жестокости, но разве в реальности её нет? Поверьте, в жизни всё может быть намного хуже...

Но я ни в коем случае не оправдываю всё вышесказанное и ни к чему не призываю, ни в коем случае! И все совпадения (если таковые найдете) случайны!

Будут встречаться откровенные постельные сцены, но все мои герои совершеннолетние! Так что давайте просто дадим им рассказать свои истории, полные боли, страданий и, конечно же, любви!

Готовы? Тогда листаем дальше!

Пролог.

— Что ты творишь?! — слова рвутся наружу, но голос предательски дрожит, словно пойманная птица в клетке.

— Беру свой приз, девочка! — в его голосе сквозит неприкрытая властность, а руки, словно стальные обручи, держат меня без малейшего усилия.

Девочка?! Да я старше его лет на десять, как минимум! Неужели ослеп? Или адреналин затуманил остатки разума?

— Я тебе не девочка, понял?! И согласия своего я не давала! Отпусти меня сейчас же! — яростно вырываюсь, но тщетно.

Его хватка лишь крепчает. Внезапно, словно дикий зверь, он хватает меня за горло, из его груди вырывается утробный рык, и в следующее мгновение я уже лежу на столе, прижатая к ледяной столешнице.

Пальцы сжимаются на шее, лишая воздуха, и чем отчаяннее я пытаюсь освободиться, тем сильнее становится хватка. Он смотрит на меня, как хищник, играющий с обреченной добычей перед тем, как разорвать её в клочья.

— Будешь дёргаться — придушу, девочка. Не советую испытывать моё терпение. Я, конечно, люблю погорячее, но сейчас мне просто нужно выпустить пар. Будешь покладистой, и тебе понравится, обещаю, — в его голосе клокочет угроза.

Его взгляд, пронзительный, как сталь, обжигает до костей, заставляя внутренности плавиться от страха и бессилия. В этих глазах, лишённых даже намёка на радужку, лишь голодный блеск победителя. И я понимаю, что он не шутит. Адреналин бурлит в его венах, затмевая разум, и я для него сейчас лишь трофей, приз, за который он чуть не отдал концы несколько минут назад.

— Ну так что, девочка? — хриплый голос прорывается сквозь пелену ужаса. — Будешь послушной? Обещаю, потом отпущу на все четыре стороны.

Выбора нет. Никто не придёт на помощь, сюда просто не пустят. А кричать бесполезно — звукоизоляция здесь, похоже, выше всяких похвал. Смирившись, киваю в знак согласия и чувствую, как хватка на шее ослабевает, позволяя глотнуть немного воздуха. Но облегчение длится лишь мгновение, сменяясь новым ужасом от его слов:

— Вот и умница. Хорошая девочка. А теперь покажи мне, какой приз выиграл победитель. За что я чуть не сдох на этом чёртовом ринге!

Сердце уходит в пятки, я не понимаю, чего он хочет. Мои познания в подобных вещах ничтожны, и, кажется, единственное, чем я могу удивить этого чемпиона, это потоком слёз, хлынувших из глаз.

Глава 1.

— Уля! Да ты скоро в своей квартире, как моль, зачахнешь! Превратишься в старую деву, которой и стакан воды подать некому. Разве что кошку заведёшь, чтобы совсем уж картина маслом!

— Мне никто не нужен, Тома! Мне одной – как в раю. А после твоего брата… словно заново родилась. Царство ему небесное, конечно.

— Ты что, всю жизнь его вспоминать собралась? Да, он ангелом-то и не был конечно…

— Я бы сказала, совсем наоборот, Том. И давай закроем эту тему. Я тебя очень люблю и не хочу, чтобы Руслан даже с того света между нами вставал.

— Да, братец был ещё тем засранцем, но я ему благодарна за знакомство с тобой. Пожалуй, единственное правильное решение в его никчёмной жизни – это женитьба на тебе, Уль.

Вибрация телефона на столе прерывает наш разговор и заставляет нас обеих улыбнуться, как только мы видим имя звонящего. Вероничка! Отвечаю на вызов, включив громкую связь, чтобы Томка тоже могла слышать.

— Привет, ягодка! Что стряслось? — Тома перехватывает инициативу. — Ты, вроде как, должна сейчас своего бурундучка до полусмерти ублажать! Или он не выдержал твоего бешеного либидо и умер прямо в оргазме?

Я еле сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться.

Вероника – вторая моя подруга, дама с весьма пышными формами и полным отсутствием комплексов. В поисках красивой жизни она остановила свой выбор на каком-то депутате, который с ума сходил по её округлостям и сдувал с неё пылинки, несмотря на наличие жены.

— Типун тебе на язык, Томка! — хохочет она в ответ. — Мой бурундучок был в таком экстазе, что пригласил меня сегодня на закрытую вечеринку для очень влиятельных персон.

— Поздравляем! — включаюсь в разговор я. — А разве есть в нашем городе кто-то влиятельнее твоего Эдуарда Петровича?

— Зависть — плохое чувство, Уля! Я вот не забыла и за вас словечко замолвить, мои булочки!

— Булочка в нашем трио только одна, ягодка! Пышная такая, аппетитная булочка со сладкой начинкой! — мои слова вызывают всеобщее веселье. — Короче, кошёлки, сегодня вечером идём отрываться, и отказы не принимаются! Особенно это касается тебя, Ульяна Игоревна! Если ты не соберёшь свою шикарную задницу в горсть и не присоединишься, считай, что одной подругой у тебя станет меньше!

— Двумя! — тут же подхватывает Томка. — И я серьёзно. Пора выгулять свою самочку уже, а то скоро мхом порастёт!

— Вот это разговор! Вот это я понимаю! — радуется Вероничка. — Всё, дикие самки, готовьтесь! Адрес скину в сообщение, встретимся на входе!

Тома смотрит на меня непрошибаемым взглядом, потому что знает, что сейчас я начну отнекиваться от предложения в надежде остаться дома.

— Узнаю этот блеск, Царёва. Можешь ничего не говорить мне даже. Пошли!

Тома тянет меня за руку в комнату, усаживает на кровать и сама открывает шкаф, вытаскивая из него все платья, висящие на вешалках. Остановив свой выбор на чёрном коротком варианте, она удовлетворительно кивает и снова обращается ко мне.

— Я сейчас еду к себе, а ты, моя дорогая, идёшь в душ, приводишь себя в порядок и надеваешь то, что я тебе только что приготовила. Я заеду за тобой, и только попробуй найти хоть одну нелепую отмазку! Я лично тебя вытащу за шкирку, отвезу на вечеринку и найду самого красивого мужика, чтобы он оттрахал тебя как следует и выбил, наконец, эту хандру из твоего шикарного тела! Всё понятно?!

— Более чем…

— Отлично! Я пошла, меня не провожай!

Слышу, как захлопнулась дверь, и в квартире сразу наступила тишина. Вот уже пять лет я живу в этой тишине, наслаждаясь одиночеством и спокойствием. Мой бывший муж, а по совместительству младший брат Тамары, погиб при странных обстоятельствах. Он сгорел в машине, направляясь на очередную бандитскую сходку.

Да, он был кем-то из криминального мира, но я никогда не интересовалась его делами и не лезла в них. Мне хватало того, что он иногда возвращался домой живым, порой поздно ночью, а иногда — под утро, просто заваливаясь спать.

Периодически он занимался со мной сексом, но это длилось считанные минуты, после чего он беспощадно засыпал рядом.

Я не понимала, в чём прелесть этого процесса, от которого все сходят с ума. Честно говоря, для меня в этом не было ничего особенного. Мне казалось, что это со мной что-то не так, и, наверное, я не способна получить тот самый оргазм, хотя пару раз что-то похожее я испытывала. В итоге я сочла это за него и на этом успокоилась.

С Русланом мы познакомились случайно в ресторане, название которого, конечно же, не помню. Я работала врачом по лечебной физкультуре в реабилитационном центре, и у нашего коллектива был корпоратив в этом месте. Руслан тоже там был вместе с друзьями, но его компания, надо сказать, вызывала не самые приятные эмоции. Долго наблюдая за мной, он всё же подошёл и пригласил на танец. Он был симпатичный, вёл себя достойно и я согласилась.

А потом начались ухаживания, подарки и цветы, и через полгода я поняла, что беременна. Руслан сделал мне предложение, и мы тихо расписались, после чего он сразу же отправился к своим друзьям и появился лишь через несколько дней. А дальше начался ад.

Тот Руслан, за которого я согласилась выйти замуж, куда-то исчез, уступив место жестокому тирану. Его словно подменили на другого человека или сделали с ним что-то, я не понимала. Он заставлял меня пойти на аборт, но я категорически отказывалась. Тогда он подсыпал мне что-то в стакан с соком, которым я спасалась от токсикоза, и уже через несколько часов я лежала в палате гинекологического отделения после неизбежной чистки.

Самое страшное, что он даже не отрицал, что это его рук дело. Именно тогда я приняла решение развестись, и это оказалось самым тяжёлым решением в моей жизни. После потери ребёнка мне казалось, что хуже уже быть не может.

Но, Боже, как же я ошибалась!

Мои дорогие! Вот я и добралась до новой истории! Снова она о боли и предательстве, о дружбе и неумирающей надежде, о жизненных трудностях и силе духа. Но всё постепенно и поэтапно. МУЗ просто молча лежит и смотрит в одну точку... А я буду рада каждому вашему комментарию и с удовольствием пообщаюсь с вами. Пописывайтесь на мою страничку, чтобы не пропустить новые главы, жмите кнопочку « Мне нравится» и забирайте книжулю в бибилиотеку!

Глава 2.

Глава 2

О разводе Руслан и слышать не хотел, пригрозив, что если ещё раз услышит это, то зашьёт мне рот, в прямом смысле этого слова. А в его способностях я не сомневалась ни капли. В его кругах такое, скорее всего, было в порядке вещей. Эти выводы я сделала из обрывков его телефонных разговоров, случайных фраз, периодически долетавших до моего слуха.

Он не ставил меня ни во что, я была как та пыль за шкафом, про которую знаешь, но вымести просто-напросто лень. Ведь её не видно, так же, как и меня. И для чего ему нужен был этот брак, я не понимала, но больше ни разу не заводила эту тему.

Мы были дружны с его сестрой, Тамарой, которая старше Руслана на пять лет. Она единственная, кто жалела меня по-человечески, часто приходила к нам домой, и мы часами обсуждали сложившуюся в моей жизни ситуацию.

— Он бьёт тебя? — как-то в лоб спросила она меня.

— Нет, — и это было самое настоящее враньё, которое я выдавала за правду. — Пару раз давал пощёчину, но я тогда сама была виновата.

— В чём, Ульян? В чём ты виновата? Это уже просто невозможно! Я завтра же поговорю с ним! Если родители в своё время не вправили ему мозги, то пора мне этим заняться. Они в гробу поди вертятся.

Я ничего не отвечала, потому что знала, что и родная сестра не сможет повлиять на человека, жизнь которого, по какой-то неясной мне причине, перевернулась с ног на голову.

Через два дня, Руслан влетел в квартиру в бешенстве. И это мягко сказано.

— Ты подослала ко мне эту суку?! Отвечай! — его глаза готовы были выскочить из орбит.

— О чём ты? Я никого не подсылала и ни о чём не просила!

— Развода не будет, тварь! А Томке меньше надо свой нос совать куда не следует. Мужика ей надо найти и своей жизнью заняться. Ну ничего, я помогу ей... Как сестре помогу... Мы же, все-таки, одной крови, — его мерзкий смех вызывал волну страха.

После этого разговора он меня изнасиловал. Да-да, именно изнасиловал, несмотря на то, что он мой муж. Грубо, швыряя меня с дивана на пол и обратно, а потом просто встал и ушёл. А я, в очередной раз, полуживая поплелась на кухню, чтобы снова выпить таблетку экстренной контрацепции. Рожать от этого ублюдка я больше не собиралась. Скажу больше, я вообще не собиралась этого делать, никогда!

Через пару дней позвонила Томка, сказав, что не сможет приехать в ближайшие несколько дней точно. И как позже выяснилось, причиной этому был никто иной, как Руслан, который просто отдал свою сестру на растерзание своим дружкам, которые не просто попользовали её, но и изрядно приложились, оставив на красивом теле просто кучу синяков и ссадин. Но Томка, к моему великому удивлению, стойко перенесла всё это и даже не заявила в полицию. Да оно и понятно по какой причине. Во-первых, Руслан её родной брат, а во-вторых, жизнь ей была всё-таки дорога.

Однажды, спустя несколько месяцев, мне позвонили из полиции, сообщив, что скорее всего мой муж погиб, сгорев заживо в машине, которая взорвалась на пути в область. Правда причина взрыва до сих пор оставалась неизвестной.

Было ли мне больно в тот момент? О нет! Я почувствовала ни с чем не сравнимое облегчение, словно с моих хрупких плеч свалился огромный груз, который я тащила несколько лет. Никаких слёз, никаких эмоций, я просто впервые за последнее время вдохнула полной грудью.

На похоронах были я, Томка и несусветное просто количество братков, половина из которых жадно скалились, глядя на нас с его сестрой. Мы держались всё время вместе, рядом, а по-другому и нельзя было. И до сих пор, Тома не оставляет меня одну.

Несмотря на разницу в семь лет, мы очень близки. И я, и она в полной мере ощутили на себе гнев и ярость, насилие и унижения, и всё это от одного человека, которого теперь уже нет в живых, но забыть которого не получится никогда. Да, и так бывает, помнить можно не только тех, кого любил, но и тех, кого всеми фибрами души ненавидел.

Любила ли я Руслана? В самом начале да. Мне казалось, что я вытянула свой счастливый билет, и что после смерти родителей теперь моя жизнь изменится. Возможно, я устала быть одна, мне не хватало кого-то рядом и я схватилась за него, как за соломинку, которая оказалась гнилой и не выдержала, сломавшись почти сразу же. И теперь, я не ищу никаких соломинок, мне комфортно одной, в уже своей квартире, оставшейся мне после смерти мужа.

Я сделала ремонт во всём доме, сменила мебель, посуду, бельё и даже шторы. Выкинула всё, что хоть немного напоминало мне о прошлой жизни, решив начать всё с чистого листа. Забыть весь тот ужас, который творился со мной и просто жить.

Я стала практически нелюдимой, словно зашуганный мышонок, прячущийся в своей норке и боясь оттуда выйти. Мне так было спокойнее и комфортнее. И так я и жила... До определённого момента в своей жизни. До того самого вечера, в который я согласилась поехать на ту самую вечеринку.

Глава 3.

Я смотрю на себя в зеркало. Совсем неплохо выгляжу для сорокалетней женщины. Хотя чему удивляться, я не рожала и фигура от этого не пострадала. В спортзалы и на фитнес я не ходила по известным причинам, а грудь у меня всегда была почти полный третий размер. В общем, завидная, но зашуганная невеста.

Усмехнувшись своим мыслям, ещё раз оцениваю свой внешний вид и смотрю на часы. Тома должна приехать через десять минут, и если я не спущусь вниз через это время, то скорее всего, она вызовет службу захвата, чтобы силой вытащить меня из дома.

Накинув на себя тренч, брызгаюсь своими любимыми духами и, взяв в руки клатч, выхожу из квартиры.

На лестнице сталкиваюсь с соседкой — Галиной Ильиничной. Она уже много лет живёт в этом доме и славится своей наблюдательностью и проницательностью.

— Ульяна! Здравствуй, дорогая! — она одаривает меня искренней улыбкой, поглаживая ладонью по спине.

Мне, можно сказать, повезло, что наши отношения с этой женщиной сложились дружескими, и она даже иногда угощает меня своими фирменными пирожками, приговаривая, что я слишком худая и мне надо больше есть.

— Добрый вечер, Галина Ильинична! Вы с прогулки?

— Нет, Улечка. К внукам ездила нянчиться. Люблю их, но устаю быстро. Слишком шебутные они у меня. А ты куда такая красивая? На свидание что ли?

— Нет, какое свидание в моём-то возрасте, вы что? С Томой и ещё одной подругой на концерт собрались.

Тамару она знает ещё с тех пор, когда та жила в этой квартире с родителями и Русланом.

— Концерты, это конечно дело хорошее, но на них нужно ходить не с подругами, а с кавалером. И ты ещё молодая, красивая, в самом соку. Обязательно найдётся тот, кто тебя полюбит.

В этот момент у меня звонит телефон, и я вижу входящий от Томы.

— Галина Ильинична, простите меня, но я уже опаздываю. Вы же знаете Тому, она спецназ вызовет, если понадобится. Снимаю трубку, сбегая по лестнице вниз, не дожидаясь лифта.

— Бегу уже! Соседка задержала! — оправдываюсь в трубку.

Выхожу из подъезда и вижу перед собой машину такси, из которой мне машет Тамарка.

— Давай быстрее, Уль! Наша ягодка звонила, они со своим Эдичкой уже на месте!

Запрыгиваю в машину, и такси сразу же трогается с места. Смотрю на Томку и поражаюсь, насколько она, всё-таки, сильная, независимая женщина. А ещё красивая. В свои сорок семь она выглядит прекрасно, и у неё до сих пор горят глаза, несмотря на всё, что с ней произошло в жизни.

А нахлебалась она не меньше моего. Но, в отличие от Томки, я уже не вижу в своей жизни ярких красок, не чувствую радости. Я просто живу, а точнее, существую.

Машина тормозит возле какого-то странного здания, совершенно не похожего на то, в котором проводят мероприятия для элитных слоёв населения. Рядом со входом мы замечаем Вероничку под руку с Эдуардом Петровичем, но по лицу её бурундучка видно, что он не очень-то и доволен.

— А вот и девочки! — Вероничка замечает нас и радостно машет рукой. — Ну сколько вас можно ждать?! Скоро уже всё начнётся!

— Что начнётся? — недоумеваю я.

— Как что? Бои, конечно же! — встревает её Эдичка. — Пойдёмте скорее! Ещё же ставки надо сделать!

В отличие от меня, Томка явно заинтригована и находится сейчас в состоянии эмоционального возбуждения, а вот я на такое, как говорится, не подписывалась.

Бои?! Да какие, к чёрту, бои?! Мне их в жизни хватило, чтобы смотреть на то, как кто-то колошматит друг друга, да и ещё за деньги! Но возразить уже не получается. Томка мёртвой хваткой вцепляется в мою руку и не отпускает, таща следом за остальными.

Перед входом нас встречает амбал в дорогом чёрном костюме, проверяет внимательно наши пригласительные и отступает в сторону, приглашая войти внутрь зала. Но как только я вижу в дверном проёме ринг, окрашенный в красно-чёрные цвета, просто застываю на месте. Ноги не шевелятся, а сердце замирает.

— Я не пойду туда, — шепчу на ухо Томке. — Я не хочу на всё это смотреть.

— Уля, прекрати! Такие люди тут собираются! Приличные, богатые...

— Извращенцы! Они делают ставки на людей, Тома! Живых людей! Ты знала? Знала, куда мы идём?

— Нет, не знала. Но мне интересно на это посмотреть, правда. И чтоб ты знала, те, кто выходят на этот ринг, делают это по собственной воле и получают огромные бабки за победу. Их никто не заставляет.

— Всё равно, это ненормально!

В спину кто-то подталкивает, и я слышу недовольный мужской голос.

— Вы идёте или так и будете стоять тут, как памятник?!

Поворачиваюсь и вижу, что позади собралась уже приличная очередь, чтобы пройти внутрь, а я стою у них на пути.

— Пошли! — Томка резко дёргает меня за руку и мы оказываемся в огромном помещении, больше напоминающее стадион.

Мне реально становится не по себе от того, с каким размахом организовано это всё. И ведь действительно, столько богатых, влиятельных людей собрались сегодня в этом месте, что кажется тут будут не бои, а заседание или симпозиум высокопоставленных лиц.

И я сглатываю, подступивший к горлу комок, в надежде, чтобы этот вечер побыстрее закончился, и я смогла его стойко пережить.

Ну вот и веселье подъехало... Добавляем книжулю в библиотеку и подписываемся на мою страничку, чтобы не пропустить выход новых глав. За нажатие кнопочки «Мне нравится» — плюс к вашей карме и к моему настроению!

Также напоминаю про мой канал в ТГ-канал (Романы о любви и не только...). Там много интересного: визуалы, новости, спойлеры и просто приятное общение. Всем рада, всех приглашаю!

Знакомимся с героями.

Царёва Ульяна Игоревна (Нестерова), 40 лет.

Врач-реабилитолог, временно не работающая. После смерти мужа-тирана ведёт спокойный, почти затворнический образ жизни. Детей нет. Живёт на накопления и деньги, оставшиеся от мужа. Боится его прошлых друзей из криминального мира. Близко общается лишь с его старшей сестрой Тамарой и их общей подругой Вероникой.

Царёва Тамара Георгиевна, 47 лет.

Родная старшая сестра Руслана (погившего мужа Ульяны). Одинока, замужем не была, детей нет. Несмотря на близкое родство, тоже страдала от своего брата, но бойкий характер и жизнелюбие не дали ей сломаться.

Глава 4.

Первое, что меня поражает, это количество пришедших сюда людей, добрая половина из которых — женщины, причём, разных возрастов. Они с горящими глазами расходятся по рядам, усаживаются на места и начинают прихорашиваться. Зачем? Хотят выглядеть красиво на фоне кровавого месива? Они точно все ненормальные, психически нездоровые личности.

А дальше я вообще начинаю паниковать, потому что наши места оказываются в первом ряду, в непосредственной близости к рингу, а это значит, что всё действие я увижу, как на ладони.

От этого мне становится нехорошо. Но сбежать у меня не получится. С одной стороны от меня сидит Тома, а с другой — Вероника с Эдиком, и мне придётся лицезреть это всё, хочу я этого или нет.

— Расслабься, Уль! — шепчет мне Ника. — Тебе понравится. Это такой адреналин!

Но как только я хочу рассыпаться в угрозах в адрес своих подруг, на ринг выходит мужчина в сопровождении пары полуголых девиц, и зал взрывается бурей аплодисментов.

— Дорогие наши гости и те, кто уже не первый раз приходит поболеть за отважных участников! Мы рады приветствовать вас в нашем клубе под названием «Рай», где сегодня разгорится пламя страстей, а эмоции будут просто кипеть!

Я слушаю и не верю своим ушам! Он что, серьёзно? Это же самый настоящий ад! И атмосфера тут довольно схожая.

Тем временем, мужчина продолжает.

— А ещё, мы приготовили приятный сюрприз для одиноких молодых представительниц прекрасного пола. Сегодня тот, кто станет победителем вот на этом самом ринге, сможет выбрать любую из вас и, если вы будете согласны, провести с вами вечер! А может быть, даже и ночь!

Мне кажется, что это розыгрыш какой-то. Но радостные женские крики убеждают меня в обратном.

— И ты будешь утверждать, что это нормально? — наклоняясь к Томке, спрашиваю.

— Смотри, как им зашла эта идея. Интересно посмотреть, ради кого они сюда пришли.

А дальше свет резко гаснет и всё тот же голос объявляет о начале первого боя.

— На ринг выходят всеми любимые Ба-а-арс! — зал наполняется восторженным рёвом. — И Лю-ю-ютый! Кто!? Кто же победит в этой нелёгкой схватке?! Девушки и все остальные, болейте за своих фаворитов! И пусть победит сильнейший!

Свет прожекторов светит прямо в центр ринга, где друг напротив друга уже стоят два здоровых мужика, готовые разорвать друг друга.

Я не знаю кто из них кто, да мне и дела никакого нет. Я не хочу смотреть на всё это, но взгляд непроизвольно падает туда, где уже сцепились эти двое.

От чьей-то первой брызнувшей крови, мне становится плохо, и я зажмуриваю глаза, а затем закрываю руками уши, потому что в воздухе смешиваются болезненные стоны, удары, что-то, похожее на хруст костей и крики, похожие на звериные.

Не знаю сколько времени проходит, меня толкает в бок Тома. На её лице столько восторга, что я начинаю сомневаться и в её адекватности тоже.

— Уль, ты на какого мужика ставила? Я на Барса! — тараторит она. — Только выиграл Лютый! Смотри как девчонки радуются!

А мне кажется, что меня сейчас стошнит от увиденного на ринге. Омерзительное зрелище! Тот, которого называли Барсом, распластавшись, лежит перед вторым бойцом, весь в крови, лица практически не видно, потому что оно похоже сейчас на месиво. Лютый наступает ему на горло своей огромной ногой, и зрители словно с цепи срываются.

— И победу одерживает Лютый!!! — снова голос ведущего заполняет помещение. — А значит, он переходит в следующий раунд!

Смотрю на ринг и пытаюсь понять, живой вообще этот Барс или уже нет. Несмотря на всю омерзительность ситуации, мне по-человечески жалко этого парня, который неизвестно сколько теперь проваляется на больничной койке, если ещё в морг не уедет. А главное, что он по собственной воле пошёл на это всё, и от этого становится ещё хуже.

Перевожу взгляд на Тому, которая горящим взглядом смотрит перед собой, совершенно не осознавая всего ужаса, происходящего перед нами в данный момент. Победитель уходит под восторженные крики болельщиков, а проигравшего уносят на специальных носилках, видимо предназначенных для таких случаев.

— Боже! Уля, ты только посмотри какие мужчины! Это же сгустки тестостерона, не меньше! — восхищению Томы нет предела. — С таким бы хоть рядышком полежать!

Но я совершенно не разделяю её мнения. Мне по прежнему хочется сбежать отсюда, и я поднимаюсь со своего места с чётким решением покинуть это жуткое заведение.

Непроизвольно, в последний раз бросаю взгляд на ринг и замираю на месте. Потому что то, что я вижу, вообще не укладывается в моей светлой голове.

Глава 5.

На ринг выходит парень, и язык не поворачивается назвать его иначе. Молодой, почти ребенок, в сравнении с остальными, особенно с тем матёрым волком, что уже скалится напротив, в предвкушении схватки. Да, у него все при себе: сталь мускулов, бронза загара и взгляд, режущий воздух смертоносным лезвием. Но это же за гранью вообще всего! Он слишком молодой! На вид ему не дашь даже тридцати! И он готов вот так безрассудно бросить свою жизнь в эту мясорубку?

Лишь сейчас до меня доходит, что я всё ещё стою, застыв как восковая фигура, но ноги словно приросли к полу. С немым ужасом я наблюдаю за ним, силясь взглядом остановить эту безумную, немыслимую затею, и вдруг он медленно поворачивает голову… Смотрит прямо на меня.

Волна ледяного озноба пронзает тело, кажется, каждый нерв реагирует, ноги предательски подкашиваются, и я, сраженная, словно невидимой подсечкой, обрушиваюсь обратно в кресло.

Не могу отвести глаз. Тот мальчишеский облик испаряется в один момент. Если поначалу мне казалось, что он малыш, у которого ещё молоко на губах не обсохло, сосунок на этом ринге, то сейчас моё мнение в корне меняется.

Его взгляд, прожигающий насквозь, впивается в меня, не позволяя думать ни о чём другом. В этих глазах нет и следа ребячества. Лишь зрелая, испепеляющая ненависть, готовая разорвать мир на части.

— Ты только глянь, Уля! — Тома, кажется, вот-вот пустит слюну, которая предательски потечёт по подбородку. — Как думаешь, этот чертёнок вырвет победу?

Я не сразу понимаю, о ком она, но стоит лишь проследить за направлением её взгляда, как всё становится кристально ясно.

— Интересно, сколько заходов за ночь он потянет?

— Тома!!! Ты вообще в своем уме?! Да он же мальчишка! Тебе в сыновья годится!

— У меня нет детей, дорогая. И если такой вот смазливый чужой ребенок не прочь порадовать взрослую истосковавшуюся женщину, то я только за! И, поверь, угрызения совести меня совершенно не побеспокоят!

Голос ведущего, словно удар грома, раскалывает тишину, провозглашая тех, кто сейчас разогревается на ринге.

— Дамы и господа! Встречайте бурей оваций следующих гладиаторов сегодняшней ночи! Скала!!!

Рёв толпы, как обвал горной лавины, обрушивается на зал, и громила, чьи кулаки, кажется, способны одним ударом убить этого парня, вскидывает руки, словно ловит ими волну обожания.

— И… Люцифер!!!

Люцифер?! Господи всемогущий! Кто даёт им эти имена? Почему, во имя всего святого, именно Люцифер?

— Потому что он сын Господа Бога, низвергнутый им в ад и лишенный ангельских крыльев. Безбожно красив, дьявольски силен и нечеловечески жесток, — тут же отвечает подруга.

Неужели я произнесла это вслух? Какой позор! Интересно, как его на самом деле зовут? И вообще, они ещё помнят свои настоящие имена?

Зал погружается во тьму, и лишь прожекторы выхватывают из мрака арену, где вот-вот развернётся очередной кошмар. Но мой взгляд, словно заворожённый, прикован к нему. И я ловлю себя на безумном желании, чтобы он победил. Он так молод, и вся жизнь ещё впереди.

С первого ряда видно всё до мельчайших деталей, даже слишком. При всей своей сдержанности, его мышцы напряжены, на руках выступают вены и, мне кажется, что я даже вижу, как они пульсируют, а красивые узоры татуировок лишь подчёркивают его дикую, необузданную силу.

Взгляд, прикованный к противнику, который яростно, но пока безуспешно атакует. Он, словно тень, уклоняется от градом сыплющихся ударов, не спешит переходить в наступление. Хищник, играющий с добычей, изматывающий её в предвкушении решающего броска. И вот, молниеносный прыжок, и нога, словно хлыст, обрушивается точно в челюсть противника.

Скала падает на настил и хватается руками за голову. Идёт отсчет. Десять, девять, восемь… Но тут он снова поднимается и разъяренно орёт, харкая во все стороны кровью. Мерзкое и пугающее зрелище.

Кажется, сейчас эта каменная глыба с идентичным именем просто раздавит его. Но то, что происходит дальше, повергает меня в еще больший ужас.

Под дикий женский визг из зала Люцифер грациозно уклоняется от удара и ловко обходит Скалу сзади.

— До-бей! До-бей! — вопль режет слух сквозь нарастающий гул толпы, но смысл слов ускользает от меня. Дышать становится трудно, в висках пульсирует так, что кажется они сейчас разорвутся.

И все же, вопреки здравому смыслу, я продолжаю неотрывно смотреть на разворачивающийся передо мной кошмар. Холодный пот проступает на ладонях, и я судорожно вытираю их о подол своего платья.

Слева надрывается в крике Тома, справа Вероника, вцепившись мертвой хваткой в руку своего Эдика. И лишь я, оцепенев от ужаса, безмолвно молюсь. Бессвязно лепечу что-то, не зная слов, прося о милости, не понимая, за кого именно.

Люцифер со всей силы наносит удар под колено громиле, и тот падает на пол, сотрясаемый животным воплем. В мгновение ока он оказывается у Скалы за спиной, молниеносным захватом сзади его шея уже оказывается в мертвой хватке. Лицо гиганта багровеет, он судорожно хватает воздух, отчаянно пытаясь сорвать стальную хватку, но тщетно. С каждым движением давление лишь усиливается, и вот уже Скала начинает сдавать. Руки бессильно повисают вдоль тела, лицо становится серым, словно тронутое смертью. Люцифер вскидывает свободную руку, торжествующе вырисовывая в воздухе победное «V», не оставляя никому сомнений в своём превосходстве.

Я даже не успеваю осознать, как Скала уже распростёрт на ринге, безжизненный. Так называемый мной мальчик лишь безучастно взирает на отчаянные старания медиков вокруг бездыханного тела. Жест, словно удар кинжала – опущенный вниз большой палец одного из санитаров, и зал взрывается в ненормальном экстазе.

— Лю-ци! Лю-ци! Лю-ци!

В зале включается свет, и я вижу то, от чего теряю дар речи. Практически все поднялись со своих мест и стоя аплодируют победителю, который просто стоит посреди ринга и обводит взглядом ряды. Словно хозяин этого мира, властелин этих падших душ, словно он и есть Люцифер!

Знакомимся с главным героем.

Люци ( он же Марк, он же Марко Морелли, но об этом мы узнаем позже ), 29 лет.

Дьявольски красив, силён и хладнокровен. Участвует в боях без правил лишь с одной целью — отомстить ( за что и кому узнаем позже ). Запал на нашу Ульяну Игоревну с первого взгляда и сделает всё, чтобы добиться её, причём любыми способами.

Глава 6.

Не знаю, сколько ещё боёв проносится мимо, пока я пребываю в состоянии шока. Я больше не смотрю на ринг, мне уже всё равно, кто там корчится в агонии, кто калечит и умирает. Понимаю лишь одно: в отличие от подруг, от всей этой проклятой интеллигенции, мне никогда не смириться с увиденным здесь кошмаром.

Я даже не понимаю, от чего конкретно расплакалась. То ли искренняя, почти болезненная тревога за парня, разбитая вдребезги о его истинное лицо, то ли отвращение ко всему этому балагану, свидетелем которого я, кажется, пребываю уже целую вечность.

— И долго мы будем любоваться этим клубом потных тел? — цежу я сквозь зубы, надеясь, что в моей интонации прозвучит достаточно яда, чтобы Томка оторвалась от зрелища.

— Ну, Уль, еще чуть-чуть! Сейчас этот красавчик выйдет на ринг, последний бой. Потерпишь, и клянусь, я сама от тебя отстану, лично куплю кошку и внесу в список самых отъявленных старых дев! — отвечает Тома, не отрывая взгляда от разворачивающейся на ринге драмы.

— Вообще-то, я была замужем… — бормочу себе под нос, но острый слух Томки ничего не упускает.

— Зато в остальном — стопроцентное попадание по всем признакам. Так что, прости, красавица.

— Это по каким же таким признакам? — не унимаюсь я, отчаянно пытаясь расспросами отвлечь подругу от происходящего перед нами зрелища.

Тома резко разворачивается и смотрит на меня так, словно хочет испепелить одним лишь взглядом. Мне хочется, подобно улитке, спрятаться в свой домик и больше никогда не высовываться. А она, с небрежной грацией, начинает перечислять те самые признаки, эффектно загибая пальцы с безупречным маникюром.

— Ненависть ко всему мужскому роду – раз. Пессимизм, пропитавший тебя до мозга костей, – два. Затворничество в стенах своей квартиры, словно это твой неприступный форт, – три. Внешний вид, за исключением сегодняшнего, оставляет желать лучшего, – четыре. И, наконец, отсутствие хоть какого-то подобия социальной жизни – пять. Если подумать, еще парочку наскребу, но, думаю, и этого предостаточно, чтобы понять масштаб трагедии.

— У меня есть ты и Вероничка. Вы – мой социум. Большего и не надо.

— Купи себе хотя бы вибратор, – она отворачивается, буравя взглядом разгоряченную потасовку мужчин.

Да что ж такое! Неужели мир сузился до примитивного влечения? В жизни столько граней, столько всего, что ускользает от их внимания, погребенного под лавиной тестостерона. Но судьба распорядилась так, что мои подруги — заложницы этого культа тела, и против рока не пойдешь. Если отвлечься от их навязчивой идеи, то в остальном они вполне сносны. И я, в который раз, надеваю маску равнодушия, чтобы не ранить ни себя, ни их.

Время ползёт, как улитка по наждачной бумаге. Голова раскалывается от какофонии криков, свиста и густого, осязаемого запаха пота, пропитавшего воздух. Любые попытки абстрагироваться разбиваются о стену сенсорной перегрузки.

И вдруг — зловещая тишина. Такая внезапная, что я даже не сразу осознаю её. Лишь когда Тома впивается ногтями в мою ногу, я вздрагиваю от боли и возвращаюсь в реальность.

Перевожу взгляд на ринг и снова вижу его. Люцифер во плоти! Дьявольски красивый, словно сошедший со страниц готического романа. Возможно, я ошибаюсь, но в его внешности чувствуется примесь южной крови. Смуглая кожа, точёные черты лица, нетипичные для славян. Скорее всего, в нем течет кровь итальянца или испанца. Наверняка, кто-то из родителей был родом с берегов Средиземноморья. И имя у него должно быть под стать внешности – знойное, мелодичное, как шепот волн: Джованни… Анджело…

Пока я мысленно перебираю имена, словно примеряю их, толпа вновь взрывается скандированием:

— Лю-ци! Лю-ци!

И в этот миг все мои фантазии рассыпаются в прах, словно карточный домик. Это имя, словно высеченное на камне, идеально ему подходит.

Начинается финальная битва двух выживших гладиаторов, и мой взгляд невольно притягивается к арене. Там, словно два диких зверя, приготовившихся к смертельной схватке, стоят парень, чья молодость кажется хрупкой перед лицом надвигающейся опасности, и матерый воин, чья мощь, кажется, способна сокрушить соперника одним ударом. И это реальная битва за самку! Победитель получит право выбрать любую из нас.

По команде, словно выпущенные из клетки, бойцы срываются с места. Дикий рык, грохот сталкивающихся тел и стоны боли наполняют арену. Публика беснуется в исступлении, и кажется, что этот оглушительный рёв должен сбивать бойцов с толку, но, наблюдая за их яростью, я понимаю, что он лишь разжигает их звериную страсть.

Уже через пятнадцать минут я ловлю себя на том, что грызу ногти, не отрывая взгляда от арены. Люцифер явно уступал этому громиле, и было видно, как он из последних сил цепляется за возможность устоять. Когда он падает, я вскакиваю, словно ужаленная, и зал мгновенно погружается в звенящую тишину.

Здоровяк, торжествуя, скачет по рингу, похотливо оглядывая толпу девиц, и к моему ужасу, его взгляд намертво прилипает ко мне.

— Ты! — ревёт он, тыча в меня пальцем. — Да, ты, куколка! Сегодня я тебя отымею!

С леденящим ужасом я медленно перевожу взгляд на поверженного Люцифера, и наши глаза встречаются. В его взоре клокочет такая бездна ненависти и злобы, что я сначала не понимаю, что происходит.

Со звериным рыком он взмывает на ноги и сокрушительным ударом подсекает громилу под колени, заставляя того рухнуть с воплем агонии. Не давая опомниться, Люцифер набрасывается на него, захватывая жилистую шею в уже знакомый смертельный удушающий приём. И все бы ничего, но пока из его противника медленно вытекает жизнь, Люцифер смотрит прямо на меня, не отрываясь, не моргая, словно намекая, что делает это ради меня, и меня пронзает волна первобытного, ледяного ужаса.

— Улька, — слышу взволнованный шёпот Томы. — Да он на тебя запал! Зуб даю, Люци выберет тебя! Ты только посмотри, как он смотрит… Вижу, как тело громилы обмякает, и Люцифер с презрением отшвыривает его в сторону, словно надоевшую куклу.

Глава 7.

Глава 7

Он уносит меня прочь от ослепительного ринга и разъярённой толпы, словно безвольную куклу на плече. Бесполезно бью его по спине, отчаянно выкрикивая имена подруг в бешеный водоворот лиц, но он, кажется, непробиваем, неумолимо двигаясь в неизвестность.

Сквозь мелькающую толпу я вижу Тому и Нику, тщетно пробивающихся ко мне, но их тут же грубо останавливают охранники, словно каменные истуканы. Они что-то кричат, пытаются объяснить… но тщетно.

— Отпусти меня! Слышишь, дьявол?! — кричу ему, захлёбываясь отчаянием, но он словно оглох, не реагируя на мои мольбы.

Он поднимается по узкой лестнице, ведущей в сумрачный лабиринт длинного коридора, усеянного однообразными дверями, и направляется в самый его конец.

— Ну, пожалуйста! Умоляю, отпусти! Я не хочу! Там сотни других девушек, выбери любую! Наверняка найдется та, которая тебе понравится больше! — взываю я, пытаясь достучаться до его разума и сердца. Но, к моему удивлению, не проронив даже слезинки.

— Не найдется, — отрезает он, словно приговор.

— Ты даже не смотрел!

— Ага, ты затмила всех, как полнолуние. Считай это за комплимент, — ухмыляется он, и от его слов становится еще страшнее.

— Ты зверь! Так нельзя!

— Еще какой зверь. Сейчас сама увидишь…

Его шаги замедляются, и я слышу, как скрипит открывающаяся дверь. Он вносит меня в кромешную тьму комнаты, где лишь робкий луч света пробивается сквозь грязное окно, рисуя причудливые тени на стенах.

В тот же миг он почти сбрасывает меня со своего плеча, и я чудом удерживаю равновесие. Проклятые каблуки сейчас — худшее, что могло случиться. Бежать на них — безумие. Впрочем, куда бежать?

Выпрямляю спину, силясь изобразить бесстрашие и готовность к сопротивлению, но его взгляд ясно говорит: это его не трогает.

Он стоит передо мной, возвышаясь на полголовы, в одних лишь спортивных шортах, сквозь которые недвусмысленно проступает внушительный рельеф. От одного этого зрелища меня бросает в жар, и я поспешно отвожу взгляд.

— Заценила, девочка? Понравилось? Ты ему тоже приглянулась!

Его голос пронизывает дрожью до самых костей. Он надвигается медленно, вынуждая пятиться, пока я не спотыкаюсь о предательские каблуки и не падаю на копчик, ощущая острую боль. Но страх заглушает даже её.

Люцифер хватает меня за руку и рывком притягивает к себе, и я врезаюсь в его стальную грудь. В нос ударяет пьянящий запах мужского тела. Несмотря на то, что он только после боя, от него исходит какой-то неуловимо приятный аромат. Не могу понять, что это.

Его вторая рука властно ложится на мою ушибленную ягодицу и с силой её сжимает . По телу пробегает разряд тока, и я испуганно вскрикиваю:

— Что ты творишь?! — слова рвутся наружу, но голос предательски дрожит, словно пойманная птица в клетке.

— Беру свой приз, девочка! — в его голосе сквозит неприкрытая властность, а руки, словно стальные обручи, держат меня без малейшего усилия.

Девочка?! Да я старше его лет на десять, как минимум! Неужели ослеп? Или адреналин затуманил остатки разума?

— Я тебе не девочка, понял?! И согласия своего я не давала! Отпусти меня сейчас же! — яростно вырываюсь, но тщетно.

Его хватка лишь крепчает. Внезапно, словно дикий зверь, он хватает меня за горло, из его груди вырывается утробный рык, и в следующее мгновение я уже лежу на столе, прижатая к ледяной столешнице.

Пальцы сжимаются на шее, лишая воздуха, и чем отчаяннее я пытаюсь освободиться, тем сильнее становится хватка. Он смотрит на меня, как хищник, играющий с обреченной добычей перед тем, как разорвать её в клочья.

— Будешь дёргаться — придушу, девочка. Не советую испытывать моё терпение. Я, конечно, люблю погорячее, но сейчас мне просто нужно выпустить пар. Будешь покладистой, и тебе понравится, обещаю, — в его голосе клокочет угроза.

Его взгляд, пронзительный, как сталь, обжигает до костей, заставляя внутренности плавиться от страха и бессилия. В этих глазах, лишённых даже намёка на радужку, лишь голодный блеск победителя. И я понимаю, что он не шутит. Адреналин бурлит в его венах, затмевая разум, и я для него сейчас лишь трофей, приз, за который он чуть не отдал концы несколько минут назад.

— Ну так что, девочка? — хриплый голос прорывается сквозь пелену ужаса. — Будешь послушной? Обещаю, потом отпущу на все четыре стороны.

Выбора нет. Никто не придёт на помощь, сюда просто не пустят. А кричать бесполезно — звукоизоляция здесь, похоже, выше всяких похвал. Смирившись, киваю в знак согласия и чувствую, как хватка на шее ослабевает, позволяя глотнуть немного воздуха. Но облегчение длится лишь мгновение, сменяясь новым ужасом от его слов:

— Вот и умница. Хорошая девочка. А теперь покажи мне, какой приз выиграл победитель. За что я чуть не сдох на этом чёртовом ринге!

Сердце уходит в пятки, я не понимаю, чего он хочет. Мои познания в подобных вещах ничтожны, и, кажется, единственное, чем я могу удивить этого чемпиона, это потоком слёз, хлынувших из глаз.

— Если ты думаешь, что меня это хоть как-то трогает, то ты глубоко ошибаешься. Вы все поначалу льёте крокодиловы слёзы, а потом сами готовы вымаливать, чтобы вас насадили как можно глубже… Так что не прикидывайся невинной овечкой.

Я начинаю понимать, что броню этого зверя ничем не пробить. Он словно лишённое чувств животное, ведомое лишь инстинктами. И сейчас в его голове пульсирует только одно — завладеть желанным трофеем.

Его ледяной тон пробирает до дрожи, кажется, слышно, как в панике стучат мои зубы. Он грубо дёргает меня за подол платья, заставляя рухнуть перед ним на колени.

Что это, жалкая пародия на власть? Боже, что ещё таится в его больном воображении?

Стою, коленями впиваясь в холодный бетонный пол, и взгляд невольно прикован к одному месту — туда, где нагло, вызывающе топорщится его возбуждённый орган.

Отвожу взгляд, пытаясь отвернуться от этой постыдной картины, но его пальцы железной хваткой впиваются в мой подбородок, рывком заставляя поднять лицо.

Глава 8.

Никогда прежде унижение не обжигало меня так сильно. Даже воспоминания о Руслане, о его грубом отношении ко мне, не шли ни в какое сравнение с этим.

Муж брал моё тело, но никогда не требовал, чтобы я сама… А здесь… Этот демон хочет моей инициативы. Моей… и только моей. Господи, один этот стыд уже невыносим. Чувствую себя жалкой, половой тряпкой, о которую вот-вот вытрут ноги.

Дожив до сорока лет, я так и не смогла сбросить оковы стыдливости. Напротив, они лишь окрепли, сплетаясь с липким страхом, скованностью и болезненным ощущением собственной ничтожности как женщины. И теперь, стоя на коленях и глядя прямо ТУДА молодому мужчине, я должна совершить нечто, что противоестественно самой моей сути.

— Поторопись, девочка! Время — деньги, слышала? Обещаю, если мне понравится, я постараюсь сделать так, чтобы ты запомнила этот вечер.

Чёрт бы его подрал! Да я и так никогда не смогу забыть этот кошмар!

Но сейчас я понимаю, что выбора у меня нет. Либо я выполню его приказ, либо он раздавит меня здесь, как ничтожную моль. Вряд ли он поверит, что я просто уйду и не заявлю в полицию… если, конечно, вообще останусь жива.

И в этот момент, словно ответ на мои мольбы, в дверь раздаётся резкий, громкий стук, и мужской голос, требовательный и властный, прорезает тишину, выкрикивая его имя.

Люцифер вздрагивает, как от удара, отвлекаясь от меня. Выплюнув сквозь зубы проклятие, он, словно хищник, грациозно и опасно, направляется к двери. Приоткрыв её, он погружается в шёпот чужого голоса, слова которого до меня, естественно, не долетают. Дальше следует короткая, злобная ругань Люцифера, и я вижу, как он нервно трёт покрасневшую переносицу.

Этого для меня достаточно. В сердце робко теплится огонёк надежды, готовый вспыхнуть ярким пламенем. Он оборачивается в мою сторону, испепеляя меня ледяным взглядом.

— Подумаешь выкинуть что-нибудь, знай, девочка… Я тебя найду. В любой точке мира.

С этими словами он выходит, и я слышу, как с лязгом захлопывается замок, запирая меня в этой клетке.

Вскочив на ноги, я лихорадочно окидываю взглядом комнату, и он падает на единственный, кажущийся спасительным, выход — окно. Надо немедленно бежать…

Сердце бешено колотится, отсчитывая секунды, пока он скрывается за дверью, оставив меня наедине со страхом и отчаянием.

Быстро, словно это сейчас последние секунды моей жизни, я оцениваю обстановку. Окно — моя единственная надежда, пусть и призрачная. В голове мелькает предательская мысль, что это может быть ловушка, но оставаться здесь равносильно смерти, и я решаюсь на этот отчаянный шаг.

Подкравшись к окну, я осторожно выглядываю наружу. Второй этаж. Высота, конечно, не смертельная, но прыжок может обернуться серьёзными травмами. Собрав остатки духа в кулак, я с трудом распахиваю створки и смотрю вниз.

Под самым окном виднеется небольшая клумба с рыхлой, тёмной землей. Возможно ли, что она хоть немного смягчит падение?

Легкий озноб вечернего воздуха касается кожи. Глубоко вдохнув, я перекидываю ногу через подоконник и… чёрт! Дурацкие каблуки! Быстро сбросив их, оставляю валяться на полу под окном. Сейчас это уже совершенно неважно.

Медленно, осторожно начинаю спускаться, цепляясь руками за шершавую стену. Стараясь не шуметь, отталкиваюсь от неё и прыгаю.

Земля встречает меня неожиданно мягко, но острая, пронзительная боль, словно кинжал, вонзается в лодыжку. Я прикусываю губу до крови, с трудом сдерживая крик.

Превозмогая боль, поднимаюсь на ноги и стараюсь идти как можно быстрее. Нужно убираться отсюда, пока он не вернулся. Каждый шаг отдает мучительной болью в ноге, но я не могу останавливаться, не сейчас.

Адреналин, словно хлыст, гонит меня вперёд, даря обманчивую силу. Я не знаю, куда бежать, но понимаю, что здесь оставаться — смерти подобно. Нужно найти людное место, где я смогу чувствовать себя в относительной безопасности. Главное – выжить. И больше никогда, никогда не поддаваться на безумные провокации подруг! Таких впечатлений мне хватит до конца жизни… С лихвой.

Хромая, я иду по каким-то закоулкам, ведущим, как мне кажется, в сторону оживлённой улицы. Вокруг простираются тёмные силуэты деревьев, зловеще качающихся в ночном ветре. Каждый шорох, каждый треск ветки заставляет меня вздрагивать и прибавлять шаг, невзирая на боль. Кажется, что все сейчас сговорилось против меня, желая вернуть в лапы этого ненормального.

Идти становится всё труднее. Боль в ноге перерастает в невыносимую и сковывает движения. Я чувствую, как адреналин отступает, оставляя меня наедине с отчаянием. Слёзы невольно катятся по щекам, смешиваясь с грязью и пылью. И я не знаю, сколько еще смогу продержаться.

Внезапно вдалеке вижу огни. Слабые, но такие манящие и дарящие надежду. Собрав волю в кулак, устремляюсь к ним, словно мотылек на пламя. С каждым шагом надежда разгорается всё ярче, даря новые силы. Выйдя на освещённую улицу, вижу небольшую заправку с круглосуточным магазином. Заметив женщину за прилавком, я, превозмогая боль, направляюсь к ней.

— Помогите мне, пожалуйста! — еле пищу я, едва сдерживая рыдания. — Мне нужна помощь…

Женщина, окинув меня быстрым, оценивающим взглядом, не выказывает ни удивления, ни испуга. Словно она привыкла к таким вот ночным гостям.

— Что случилось, девушка? — спрашивает она, сохраняя спокойный тон. Сначала я хочу вкратце рассказать ей о случившемся, опуская некоторые моменты и подробности, но разум берёт своё. Я понимаю, что точно подпишу себе этим смертный приговор.

— У меня с ногой что-то. Кажется, вывих или растяжение. Идти невозможно просто! — подтверждаю свои слова гримасой боли и болезненным стоном.

— Ты что, пьяная? — логичный вопрос, судя по моему внешнему виду. Грязное платье, босиком, волосы торчат в разные стороны, выбившись из прически. А главное, само моё нахождение в такое время и в таком месте сомнений не оставляет.

— Нет, я не пьяная! Просто... Так сложились обстоятельства...

Глава 9.

До начала боëв

— Слышал о нововведении? — Колдун, вальяжно развалившись в кресле напротив, покручивает связку ключей на пальце.

Его взгляд поблёскивает не то лукавством, не то предвкушением.

— Нет. Что-то из разряда апокалипсиса? — отзываюсь я, не особо вдаваясь в суть.

Мои пальцы на автомате продолжают методично заматывать кумпур. Скоро мой выход, и мысли о грядущем поединке занимают всё мое внимание.

— Победивший в последнем раунде выбирает себе девку. Любую. Прям из зала.

Поднимаю глаза на друга, внимательно смотрю на него, пытаясь понять, шутит он или нет.

— Да ты бы видел, что сегодня творится! Бабы словно с цепи сорвались, весь зал в филиал салона красоты превратили. Боевая раскраска, перья, стразы…

— Шалавы… — бормочу я себе под ноги, словно выплевывая горечь. — На что они рассчитывают?

— На билет в рай, — хохочет Колдун. — Или, как минимум, на отличный трах. Ты, кстати, как сегодня? В форме? Что-то ты хмурый, как грозовая туча.

— Нормально. Как всегда.

Колдун… мой старый товарищ по этому проклятому клубу выживания. В отличие от меня, он больше не танцует свой кровавый танец на ринге. Пару лет назад судьба сыграла с ним злую шутку, соперник обрушил жестокий удар на его позвоночник. Чудом выжил, но цена оказалась высока — дорога на ринг для него закрыта навсегда. Теперь он лишь тень былого бойца, верный соратник, переживающий за меня и остальных, всё ещё поддерживающий форму, но живущий прошлым.

У нас тут у всех клички — боевые имена, как маски, скрывающие истинное лицо. Звериные оскалы, но с налетом искусственности. Кто-то выбирает сам, кто-то получает клеймо, прилипшее, как жвачка к подошве. И с этим именем ты срастаешься. Главное — чтобы врезалось в память и не унижало достоинство. Чтобы имя звучало, как гром, заставляя сердца биться чаще, а кровь – кипеть в жилах. Чтобы при одном упоминании трусы у девиц становились мокрыми от предвкушения. И это работает.

Колдуном его прозвали за взгляд — пронзительный, гипнотический. Достаточно ему окинуть девушку мимолетным взором, как та, словно зачарованная, готова уже плестись за ним на край света, ведомая невидимой нитью.

Мне же досталось имя куда более зловещее — Люцифер.

Считают, что я — само исчадие ада, воплощение беспощадности и жестокости. Если честно, мне на это плевать. Я выполняю свою работу, получаю за неё приличную плату и лелею в сердце лишь одно — жажду мести.

Внезапно дверь в комнату приоткрывается, впуская полоску тусклого света, и в образовавшейся щели возникает большая голова нашего охранника Сергея. Его лицо, всегда непроницаемое, кажется ещё более суровым в полумраке.

— Люци, готов? Твой выход.

В ответ ему лишь молчаливый кивок, и дверь тут же бесшумно захлопывается, отрезая меня от остального мира. Тяжелый вздох вырывается из груди. Поднимаюсь, чувствуя, как Колдун встаёт следом. Мы выходим в сумрачный коридор, в котором гулко отдаются наши шаги. Чем ближе к рингу, тем яростнее рёв толпы, словно голодный зверь, ждущий крови.

— Твою мать! — Колдун сплёвывает на грязный пол. — Лютый Барса уделал. Перспектива у тебя, я скажу… м-да.

— Нормально. Справлюсь.

— Если сегодня победишь, выберу тебе самую охуительную бабу во всем зале! — Колдун хлопает меня по плечу. — Ну давай, Люцик. Пусть удача будет на твоей стороне.

Первый бой со Скалой, но я в себе уверен. Он здоровый, но бестолковый бугай. Буром прёт, не отдавая отчёта, что это глупо. Я полностью сосредотачиваюсь на бое и уверен, что выиграю. Но я никогда не недооцениваю своего противника. Так меня учил мой тренер. И все мои победы я посвящаю исключительно ему.

Со Скалой я разбираюсь довольно быстро. И вот, арена взрывается рёвом толпы, словно разбуженный зверь.

— До-бей! — скандируют они в едином порыве кровожадной жажды.

И я обязан повиноваться. Железное правило этого проклятого клуба. Исполняю их волю, эту звериную прихоть. Поднимаю руку, приветствуя триумф. Медленно обвожу взглядом обезумевший зал и вижу... её.

Внутри что-то болезненно щёлкает, в солнечном сплетении завязывается зудящий, липкий узел предвкушения. Вот она — та, которую я сегодня заберу с собой.

Изящный силуэт, дразнящие изгибы под тонкой тканью платья, волосы цвета спелой пшеницы. Губы чуть приоткрыты, словно она застыла на пороге несказанного слова.

Но больше всего меня завораживают её глаза — омуты, полные невыразимого страха. В них плещется дикий испуг загнанной лани, увидевшей охотника. Эта паника, плеснувшая в её взгляде, почему-то вызывает во мне неконтролируемый всплеск адреналина и кривую усмешку. Потому что прекрасно знаю: до окончания боев из этого зала не выпустят никого. Ни под каким предлогом.

Быстро ухожу с ринга и на меня мгновенно налетает Колдун.

— Красавец, Люцик! Давно пора было отправить этого увальня в утиль. Бестолковая груда мышц, и больше ничего.

Я молча застываю, выглядывая из-за плотной шторы, отделяющей арену от закулисья, и ищу глазами её.

Она сидит в первом ряду, так близко, как только возможно. Вижу, как она украдкой смахивает слезу, и меня пронзает недоумение. Какого чёрта она плачет?

— Что там? — Колдун пытается выследить мой взгляд, и ему это удается. — Ни хрена себе, какая богиня! Раньше я её здесь не видел!

— Заткнись! — неожиданно для себя огрызаюсь на друга. — А то ненароком ослепнешь...

Не знаю почему, но меня взбесила его реакция на ту, которую я уже заочно присвоил себе.

— Базара нет, Люцик! Девчонка — отпад. Теперь ты просто обязан победить, иначе...

— Не сомневайся, Колдун. Рано меня списывать со счетов. Да и выиграю я хотя бы для того, чтобы тебе шанса не оставить.

Друг присвистывает и растворяется в полумраке, оставляя меня наедине с тайным обожанием своего будущего трофея. Мысленно представляя, как эта девочка изнемогает в моих объятиях, а я выплескиваю всю бурю скопившегося адреналина, во мне вспыхивает неутолимое желание. Никогда прежде до окончания боя со мной такого не случалось. Но эта кукла разжигает во мне какую-то первобытную страсть. И я понимаю одно: я должен победить сегодня, чего бы мне это ни стоило. Иначе я поднимусь за ней из самого ада, чтобы эта девочка поняла кто я такой на самом деле.

Глава 10.

Я наблюдаю за этой куклой и не могу оторвать от неё глаз. Видно, что она нервничает, что всё происходящее рядом её совсем не забавляет, а скорее, наоборот. Так какого чёрта она здесь, да ещё и в первом ряду этой клоаки?

Внезапно накатывает дикое, собственническое желание — запереть её где-нибудь, подальше от этого ада, чтобы ни один похотливый взгляд не смел коснуться её.

Она что-то оживленно обсуждает с женщиной рядом, вероятно, с подругой, хотя та выглядит заметно старше моей девочки. Моей? Откуда во мне вообще вдруг появилось это чувство собственничества?

То, что она немного старше меня, было очевидно с первого взгляда, но два-три года никогда не были преградой, особенно для тех целей, что я обычно преследую. В данном случае это даже добавляет остроты.

Краем уха улавливаю, как ведущий, захлебываясь в азарте, выкрикивает имена победителей, а вернее, выживших бойцов. Толпа сегодня, распалённая зрелищем, отличается особой жестокостью. И я в который раз убеждаюсь, насколько лицемерны люди, сбрасывающие маски благопристойности за этими стенами, обнажая звериную сущность. Что не скажешь о ней.

Её эмоции кажутся кристально чистыми. Она вздрагивает от каждого удара, каждого хриплого стона, доносившегося с окровавленного ринга, трепеща всем телом, словно осиновый лист на ветру, и отворачивается, не в силах смотреть. Ей страшно и противно всё то, что происходит сейчас здесь, в этом багровом пекле.

Я вижу, как она украдкой вытирает слёзы. И в тот самый миг, когда наши взгляды встречаются, я чувствую зудящее чувство вины. Чёрт, готов поставить на кон, что именно я стал причиной этих слез. И мне, грешному, это неимоверно льстит. А значит, я просто обязан сегодня выжить.

— Люци! Готов?! — Колдун нависает за спиной, словно тень ворона. — Лютый уже чует кровь победы.

— Не сегодня. У меня другие планы на этот вечер.

Под оглушительный рёв толпы я выхожу на ринг, испепеляя Лютого взглядом. Хороший боец, ничего не скажешь, но эта непомерная жажда славы и чрезмерные амбиции всегда только мешают.

Пронзительный сигнал гонга разрывает тишину, и мы сходимся в яростной схватке. Два диких зверя, готовых растерзать друг друга за право обладания.

Но сегодня Лютый как никогда на высоте. Его удары сыплются на меня с яростью шторма, и один из них, словно удар молнии, обрушивает меня на настил. Звон в ушах, грудь сдавливает невидимыми тисками, и я отчаянно пытаюсь подняться, но ноги, словно чужие, отказываются повиноваться. Сука! Не так я планировал провести этот вечер. Уж точно не на больничной койке.

Боковым зрением замечаю, как Лютый, торжествуя, скачет по рингу, и его голодный взгляд, словно у хищника, высматривающего добычу, прикован именно к моей девчонке. Она вскакивает со своего места, и её глаза, полные отчаяния, в этом хаосе находят меня.

— Ты! — ревёт Лютый и тычет в неё пальцем своей окровавленной рукой. — Сегодня я тебя отымею!

Я словно застываю, захлёбываясь ненавистью. Внутри клокочет ярость, открывая во мне неведомые резервы. А в её глазах плещется животный ужас, мольба, беззвучный крик о спасении.

Не знаю, откуда у меня находятся силы. Адреналин бьёт фонтаном, оглушая разум. Я вскакиваю на ноги и, словно дикая кошка, бросаюсь к Лютому со спины.

Звериный рык срывается с губ, когда я обрушиваю удар ногой под его колени. Он падает на землю с воем, полным агонии. Боль? Мне плевать. Он посмел посягнуть на моё. А такого я не прощаю.

Его последние вдохи охватывают мгновение, застывшее в воздухе. Моя рука крепко обвивает его жилистую шею, сжимаясь на ней, словно тиски. Вот и всё, Лютый. Нельзя поворачиваться спиной к противнику, даже если он кажется поверженным.

Всё время, что я высасываю жизнь из этого наглеца, я смотрю лишь в её глаза. Сегодня я посвящаю победу ей и никому больше.

Резко откинув обмякшее потное тело в сторону под крики обезумевших зрителей, я спрыгиваю с ринга и направляюсь прямиком к ней. Осознав, что сейчас будет, она стремительно движется к выходу, расталкивая всех на своём пути, но это лишь раззадоривает меня. Я уверенно двигаюсь за своим трофеем, не сомневаясь, что заберу её себе.

Настигаю её уже на лестнице, подхватываю на руки и, забросив на плечо, уношу подальше отсюда. В нос ударяет сладкий запах ванили, и я сразу же теряю голову, будто дурею.

— Не так быстро, девочка! Я выбрал тебя!

Пока я тащу эту куклу в свою комнату, она отчаянно молотит меня руками, вопит, призывая на помощь своих подруг, но мне плевать с высокой колокольни. Знаю наверняка: охрана никого сюда не пропустит, да и сами не сунутся — слишком велик риск схлопотать по физиономии. Это как потревожить взбесившегося зверя в период гона — себе дороже. Она, видимо, осознаёт, что физически у неё ничего не получится, поэтому переходит к словесным уговорам.

— Ну, пожалуйста! Умоляю, отпусти! Я не хочу! Там сотни других девушек, выбери любую! Наверняка найдется та, которая тебе понравится больше! — сама не понимает, что лучше неё там нет никого.

— Не найдется. Ты всех затмила, — резко отрезаю.

Вхожу в сумрачную комнату и сбрасываю хрупкое тело с плеча. Пошатнувшись на предательски высоких каблуках, она смотрит на меня испуганно, как загнанная лань. Взгляд скользит по моему телу сверху вниз и останавливается там, где уже всё горит от желания. Вижу, как она отступает, теряя равновесие, и падает. Мгновенно хватаю за руку, рывком притягиваю к себе, впечатываю в своё тело, ощущая сквозь шёлк платья упругие ягодицы.

— Что ты творишь? Отпусти! — голос дрожит, но попытки вырваться лишь подливают масла в огонь.

Меня внезапно накрывает. Её запах сводит с ума. Уже сам себя не узнаю. Хватаю её за тонкую шею, прижимаю к ледяной столешнице, с каждым движением всё больше перекрывая кислород.

— Дёрнешься — придушу! — сейчас мне нужно лишь одно: взять свой приз, за который я так отчаянно сражался, едва не сдохнув на проклятом ринге.

Казалось, она осознаёт бесповоротность происходящего, и её прорывает потоком слёз. Но мне сейчас плевать, потому что знаю, что как только возьму её, всхлипы превратятся в стоны удовольствия. Всё они одинаковые, овечки невинные.

Глава 11.

Глава 11

Я сижу в своей квартирке на диване, утопая в объятиях огромного пледа, судорожно сжимая кружку с обжигающим чаем и тщетно пытаясь унять дрожь во всём теле. Взгляд, словно пригвождённый, застыл в одной точке. Осознание случившегося обрушилось всей своей тяжестью лишь сейчас, терзая мозг, отказывающийся принять всё, что произошло.

— Улечка, ну ты как? — голос Томы, прозвучавший сквозь пелену оцепенения, заставил меня вздрогнуть.

Я смотрю на неё, обуреваемая диким, почти неконтролируемым желанием придушить. Если бы она послушала меня, если бы мы ушли раньше… Но нет, этой извращенке кровь из носу нужно было попытать удачу, утоляя свой похотливый интерес. Хотя, возможно, она даже не представляла, что её могло ждать. Зато я познала эту бездну на себе. И да хранит Господь того, кому в тот роковой момент понадобился Люци. Обязательно схожу в церковь, поставлю ему свечку за здравие.

— Ну скажи хоть что-нибудь, Уль! — Ника сидит рядом с Томой, нервно переплетая пальцы, словно пытаясь удержать ускользающее спокойствие. — Что вы хотите от меня услышать, а? Признание в том, что я вас обеих ненавижу? — огрызнулась я, и мои слова, полные горечи и обиды, полоснули по ним словно удар кнута.

— Согласны, имеешь право злиться... — Тома принимает соглашательскую позицию. — Мы просто не думали, что…

Но тут меня прорывает. Слова вырываются наружу, словно поток лавы из разверзшегося вулкана, сметая всё на своем пути.

— Да вы вообще ни о чём не думали! Вы даже не слушали меня! Я просила тебя уйти оттуда, Том! Но нет, надо же было потешить своё раздувшееся эго, насладиться эффектным зрелищем! Только вот кульминация, как назло, досталась мне!

Подруги обмениваются молчаливыми, полными мрачного понимания взглядами, а затем Ника едва слышно признаётся:

— Мы бы все равно не смогли оттуда выйти…

— Что?! — в моей голове это звучит как абсурдный бред. — Как это? Почему?

Вероника делает глубокий вдох, словно собираясь с духом, и медленно выдыхает.

— Правила клуба таковы, что до окончания боёв никто не имеет права покинуть помещение.

— И ты знала об этом с самого начала?!

Я никогда в жизни не чувствовала такой обжигающей злости. Меня разрывает на части от ярости, хочется крушить всё вокруг, выпустить наружу этот клокочущий внутри ураган.

— Ника, ты вообще соображаешь?! Да я бы в жизни не переступила порог этого заведения, если бы знала, как именно там развлекаются! И ты молчала, змея подколодная!

— Мы же как лучше хотели… Думали, ты хоть немного стряхнешь с себя пыль. Уль, да ты же такая красавица, а зарылась в четырех стенах, как мышь в старом тряпье!

— Ну правда, солнышко! — поддакивает Томка. — Тебе давно пора впустить в свою жизнь хоть какой-нибудь роман. Немного раскрепоститься, так сказать.

— Ах, спасибо, дорогие! — рычу я, чувствуя, как закипаю изнутри. — Я, можно сказать, почти раскрепостилась! И роман… чуть было не случился! Во всей красе!

Обе, встревоженные моим тоном, моментально оказываются рядом, словно две ласковые кошки, и обнимают меня с обеих сторон, пытаясь смягчить удар.

Сразу после того, как Ника с Томой вызволили меня с той проклятой заправки, они взяли курс на ближайший травмпункт. Томительное ожидание, беглый осмотр, рентген — и вот я уже свободна, как птица, с диагнозом «растяжение связок». Легко отделалась, можно сказать. Теперь мне предписан полный покой на несколько дней, чему я, признаться, несказанно рада.

— Как нога? Сильно болит? — интересуется Тома.

— Пройдёт… Вашими молитвами…

— Зато мой бурундучок… — Ника, словно заевшая пластинка, вновь принимается за своё.

— Умоляем, пощади! — взмолились мы с Томой в унисон, и тут же гомерический хохот разрывает тишину комнаты.

— Ладно, не буду. Прощаешь, Уль?

Как я могу на них обижаться? Они ведь — всё, что у меня есть. Точнее, единственные, кто у меня есть. И я люблю этих двух сумасшедших девчонок, несмотря ни на что.

Подхваченная с двух сторон теплыми объятиями подруг, я чувствую, как постепенно нервозность отступает, уступая место умиротворению. Но хрупкое спокойствие тут же разбивается о жестокую реальность: моя сумочка, а в ней и телефон, осталась в той злополучной комнате.

Вряд ли стоит объяснять прописные истины о том, что львиная доля нашей жизни теперь заключена в этих вездесущих гаджетах. И я не исключение. В заточении четырех стен телефон стал для меня ничем иным, как окном в мир. Помимо важных приложений и бесценных фотографий, там хранились контакты моих давних пациентов, с которыми я поддерживала связь, пусть и нечастую. Волна паники, захлестнувшая меня с головой, мгновенно передаётся подругам.

— Что?! — Тома отскакивает, словно от удара током, и вперивается в меня растерянным взглядом. — Что случилось, Уль?

— Телефон… — бормочу я, роняя голову в ладони, будто она стала неподъёмной. — Мой телефон остался там, у него. Вместе с сумочкой… — Так, спокойно, дыши! Сейчас позвоним в службу поддержки, заблокируем номер. Потом восстановим, не проблема.

Я киваю, сдерживая предательские слёзы, готовые вот-вот хлынуть из глаз. Просто великолепно, Царёва! Вечер удался на славу. Стресс, растяжение и потерянный телефон в придачу. Теперь ты точно оторвана от мира, в полной изоляции, как и мечтала. Радуйся. Но не успеваю я до конца осознать всю глубину своего падения, как в квартире раздаётся звонок, резкий и неожиданный, словно выстрел. Мы переглядываемся с подругами и замираем в нелепом, напряжённом молчании.

— Кого-то ждёшь? — голос Томы прорезает тишину, гулко отзываясь в полуночной квартире. — На часах уже за полночь.

— Ты серьёзно? — в который раз за сегодня огрызаюсь я, чувствуя предательскую дрожь в коленях.

— Я открою! — Ника, словно сорвавшись с места, бежит к двери.

Слышу, как открывается замок, впустив в квартиру обрывок незнакомого мужского голоса, и тут же защёлкивается снова. Ника возвращается, неся в руках небольшой свёрток, перевязанный алой лентой.

Глава 12.

— Да что там?! — Тома не выдерживает, врываясь в моё личное пространство и заглядывая через плечо. — Сумка? И что с ней не так?

Видно, её мозг явно буксует, отказываясь воспринимать реальность. Кажется, из нашей безумной троицы только я сохраняю остатки разума.

— Твой тайный воздыхатель решил поиграть в экстрасенса? — снова эта идиотская версия. — Лучше бы сразу телефон прислал, чего мелочиться.

— Том, ну ты совсем ничего не понимаешь?! Какой ещё ухажёр?! Это моя сумочка, слышишь? Та самая, что я оставила в клубе! Неужели до тебя не доходит вся суть ситуации?

Неловкую тишину прерывает озадаченный голос Ники:

— Почему-то я абсолютно уверена, что ты не оставляла этому… э-э… демону свой адрес.

— О, Ника, ты просто гений дедукции! До этого, как-то, дело не дошло.

— Тогда… Откуда он его узнал?

Резким движением подхватываю сумочку и распахиваю её. Как и следовало ожидать, чуда не произошло. Телефона в ней нет.

— У него мой мобильник… — шепчу едва слышно, и сердце замирает в ледяном ужасе, словно готовясь к последнему удару. — Теперь он знает всё… где я живу, кто мои друзья, все мои секреты… Это конец!

Голова бессильно падает в ладони, и слезы текут ручьём, обжигая щеки. Истерика подступает комом к горлу, грозя вырваться наружу.

— А говорят, спортсмены тупые! — восклицает Томка, пытаясь разрядить обстановку. — Поздравляю, Уль! Тебе достался уникальный экземпляр – красив, как греческий бог, да ещё и мозгами не обделён.

Но её слова лишь подливают масла в и без того бушующий огонь. В голове эхом отдаются его слова: «Попробуешь сбежать, знай, я тебя из-под земли достану…».

И почему-то сейчас ни капли сомнений в этом нет. Даже в аду он меня найдёт. Спустится туда, как к себе домой, и наденет поводок на шею. Хотя, судя по всему, ад и есть его родной дом.

— Пойду поставлю ещё чайник… — Ника ускользает в сторону кухни, а у меня возникает острое желание, чтобы она прихватила с собой и Томку.

— Ладно, не кипятись, Уль. Что-нибудь придумаем…

Нога пульсирует болью, словно её терзают раскалёнными щипцами, и это лишь добавляет к моему раздражению. Да, я понимаю, что легко отделалась, могла и вовсе не вырваться из той ситуации, но сейчас, глядя правде в глаза, осознаю, что это проклятое растяжение — словно нож в спину. В случае чего, я даже убежать не смогу.

— Тссс… — шиплю я сквозь зубы, растирая ногу ладонью, пытаясь унять адскую боль.

— Болит? Сейчас, мазь принесу.

Врач прописал какой-то гель от растяжений, эластичный бинт и покой. При нестерпимой боли — обезболивающее. И если следовать его указаниям, то через три-четыре дня я смогу нормально наступать на ногу.

Тома как раз роется в бездонных недрах своей сумки, выуживая аптечную мазь, когда в комнату вплывает Ника, словно чайная фея, с неизменной кружкой в руках. Странный запах, кажется, разносится и въедается в каждый уголок квартиры, заставляя поморщиться.

— Что это? Ты решила меня сразу отравить? – ворчу я в ее сторону.

— Это травяной настой, для успокоения. Мама всегда поила меня им перед экзаменами. Умиротворяет, знаешь ли. Так что пей и не кривись. Уверяю, вкус намного приятнее запаха.

Я принимаю из её рук кружку и с опаской подношу к лицу. Запах, конечно, всё ещё бьёт в нос едким букетом полевых трав, но вкус и правда оказывается неожиданно приятным, даже с какой-то неуловимой сладостью. Тома тем временем извлекает из упаковки тюбик с чудодейственным гелем и протягивает мне.

— Намазать? Или сама справишься? Или может, дождёшься своего рыцаря, чтобы он тебе в этом помог?

Первым порывом было окатить её содержимым кружки. Ну что это за человек такой? И, самое парадоксальное, за что я её люблю?

— Послушай, Уль, — Ника вдруг резко разворачивается ко мне. — А хочешь, я попрошу Эдика приставить к твоей квартире охрану? Ну, если ты так боишься...

— Да ну, нет. Это же неудобно. Кто я такая для твоего бурундучка, чтобы он ради меня шёл на такие жертвы?

— Ты — никто. А я — его сахарная вата. Ему не составит труда, поверь.

Ника тут же хватает свой телефон, и мы замираем в предвкушении разговора, от которого у нас с Томой всегда возникает ощущение приторности и лёгкой тошноты, словно от передозировки зефира. Никогда не переносила эти сахарные сюсюканья. Они кажутся мне до невозможности фальшивыми, но лучше так, чем то леденящее душу, что я пережила всего несколько часов назад.

— Привет, мой сладенький! — голос Ники мгновенно преображается, звенит колокольчиком, а на лице расцветает улыбка, словно она сейчас видит его воочию. — Твоей сладенькой булочке срочно нужна помощь!

Мы слышим, как она вкратце, стараясь не вдаваться в имена и детали, плетёт в трубку наполовину придуманную историю и объясняет, для каких целей ей вдруг понадобилась пара крепких ребят.

— Сладкий, ты самый лучший бурундучок на свете. Завтра твоя булочка отполирует твои орешки до блеска, жди… И я по тебе, мой ненасытный хищник… Люблю, целую… — Ника бросает трубку, посылая в динамик воздушный поцелуй.

— Орешки?! — Тома хохочет, сквозь смех пробиваются слезы. — Я правильно расслышала?

— Ой, Том, не начинай! — Ника отмахивается, но в уголках губ играет улыбка. — Зависть — штука некрасивая. Главное, что в течение получаса сюда примчатся ребята и будут охранять сон нашей конфетки!

— Прямо здесь? В моей квартире? — изумляюсь я.

Мой дом — моя крепость, мой кокон. После смерти Руслана я словно приросла к порогу. Перед глазами до сих пор стоят эти голодные, хищные взгляды его друзей на похоронах. Казалось, они пожирали меня глазами. И мне всё время мерещится, что кто-то из них, а может и сразу несколько, обязательно заявятся по мою душу. Даже спустя пять лет.

Магазины, аптека, редкие вылазки в парк возле дома — вот и вся моя жизнь. А впустить незнакомых мужчин в свой дом, даже если они и будут меня охранять, для меня равносильно самоубийству.

Визуализация.

Вероника! Ника, или просто сладкая булочка! 39 лет.

Еще одна подруга нашей Ульяны. В отличие от всех, у неё есть свой бурундучок (правда женатый) Эдуард Петрович! Но этот вариант её вполне устраивает...