За окном

За окном

Операция прошла успешно. Славка выжил после аварии — уже огромная удача. Перелом позвоночника, сотрясение, множественные травмы. Он в свои двенадцать, спустя несколько операций и недель в реанимации, понимал: больница надолго станет его домом.

Кровать с растяжкой занимала половину площади двухместной палаты, смотрела на дверь и узкое окошко для персонала, через которое медсёстры всегда могли видеть пациентов и в случае необходимости помочь.

У соседа по палате вроде как тоже были проблемы с позвоночником, но Славик не вникал в чужие диагнозы, хватало своих. Они ни разу не виделись, оба лежачие. Главным развлечением на долгие месяцы стали разговоры и рассказы Димки о том, что происходит за окном. Славка немного завидовал соседу, но сделать ничего не мог и потому мирился с обстоятельствами.

— Листья кружат. Красивые, цветные. И жёлтые, и красные. Зелёные тоже падают… Вот это да!

— Что там, что?

— Представляешь, они венком легли на зонтик нянечки Светы. Зонт прозрачный, листья яркие. Она сейчас как русская красавица с картинок в книжке.

— Ага, ещё и в своём фартуке? — смеялся Славка.

— В нём! — отвечал Димка, и в палате надолго слышался смех и обсуждения русских красавиц, книжек, картин.

— Снег выпал. Мальчишки в снежки играют. Весело там у них.

— А какой снег? Крупный? Мелкий?

— Ещё какой крупный! Хлопья с пол моей ладони. Каждую снежинку разглядеть можно. Кружевные, красивые.

— Врёшь!

— Не вру!

— Врёшь!

— Доктор придёт, у него спросишь!

— А вот и спрошу!

— А вот и спроси!

Доктор пришёл ближе к полудню, с дневным осмотром. До этого времени мальчишки напряжённо молчали каждый о своём. Когда Славка разглядел в коридоре, а после и в проёме двери белый халат, он уже не мог терпеть.

— Алик Борисович, а там какая погода? Снег крупный, хлопьями? Снежинки разглядеть можно?

— Да куда там! — досадовал доктор. Его машина застряла в каше на дороге, он опоздал, поссорился с женой и теперь задумывался о том, где брать деньги на новую резину и развод. — Слякоть одна. Как у нас дела, парни?

Парни не разговаривали после этого дня два. Но Славке очень быстро надоела тишина, и он первый пошёл на примирение. Димка с радостью поддержал. Снова рассказывал другу о невероятных пейзажах и событиях по ту сторону окна.

Осень в описаниях Димки пестрила красками. Кружились в быстром вальсе по дорожкам листья, переливаясь от бледно-зелёного до тёмно-бордового, собирали в себе практически весь спектр. Нестройным хором подпевали им те, что оставались на деревьях или пускались наперегонки с ветром среди перьевых облаков. Красился рассвет в бледно-коралловый, когда ранним утром им приходили делать уколы. В цвет фуксии, как помада у постовой медсестры, закат, когда они заканчивали ужин и начинали свои привычные вечерние разговоры. Рассы́палось бисером звёзд после отбоя небо. Димка читал наизусть стихи, Славка слушал, удивлялся тому, как талантлив его друг, и снова завидовал.

Сезоны сменяли друг друга, время шло. Всё чаще в своих рассказах Димка приплетал совершенно фантастические образы: то в окно заглядывал огромный жираф, поднимая бананы, то два пёстрых попугая садились поболтать прямо на подоконнике. Снегирь рисовал клювом узор на окне. Однажды облака обернулись диковинными птицами и разлетелись в стороны. Хвостатая комета пронеслась мимо окна. Всё чаще раздражался Славка. Он тоже хотел видеть невероятное, делиться с другими и вызывать восторг и зависть. Стал чаще огрызаться, спорить, говорить, что так красиво не бывает и Димка — лгун.

Прошлым вечером они поссорились из-за того, что, по словам Димки, мимо окна проплывал воздушный флот искателей небесных сокровищ.

— Они непобедимы и ничего не боятся. Капитан Кирк выходит на палубу, берётся за штурвал. Он машет шашкой, и среди облаков появляются силуэты новых и новых кораблей его флота. Они несут сокровища в небесный город, куда попадают только избранные. Те, кто нёс свет и добро на земле.

— Чушь какая, — пробухтел Славка. — Так только в сказках бывает.

— Нет, не только, — Димка грустно вздохнул, но спорить в этот раз не стал. — Однажды и я попаду на корабль капитана.

— Ага. И шашкой будешь махать. Брехун ты.

Ответа не последовало.

Славка плохо спал ночью. Ему мерещился свет хвостатой планеты, жираф, который заглядывает в лицо и почему-то говорит, что он спит, будто это и так не очевидно. Тревожные голоса звенели перекличкой цветастых птиц на подоконнике, а потом наступила тишина. Такая плохая, от которой щекочет нос и мурашки бегут по позвоночнику. Он резко проснулся, окликнул Димку, чтобы извиниться, но сосед молчал. «Ну и пусть! Тогда я тоже обиделся!»— думал Славка. На душе было погано.

Терпения Славика хватило на один день. Уже в следующий обход он умоляюще взглянул на Алика Борисовича.

— Повлияйте на Димку. Разговаривать со мной не хочет. Я уже и прощения просил, и не спорить обещал, а он всё дуется.

Доктор опустил глаза. Помолчал. Коснулся руки мальчишки и как-то нервно дёрнул головой.

— Слава, ты уже взрослый парень. Поэтому не буду сочинять. Дима умер. Два дня назад.

Казалось, что он оглох и ослеп одновременно. В голове шумело, перед глазами всё плыло. Сквозь вату в ушах он слышал что-то про тромб, про то, что всё произошло быстро. Что так бывает, это жизнь. Что ему самому не сто́ит бояться и расстраиваться.

— А можно мне на его кровать?

Алик Борисович замер, но быстро взял себя в руки. Он был опытным врачом и решил, что так проявляется шок.

— Теоретически можно. Но зачем?

— Хочу смотреть в окно. Как Димка смотрел. На все чудеса, людей, природу.

В палате повисла тишина.

— Но там ничего нет, Слав.

— Как это? Димка же рассказывал…

Алик Борисович молча разблокировал колёса койки, чуть повернул её так, чтобы можно было увидеть край окна. За стеклом в паре метров была лишь каменная стена другого корпуса. Глухая мёртвая стена.