За пять минут до любви

1. Лина

— Пять минут, пожалуйста! — парень в зелёной жилетке и красном колпачке, исчезает будто его и не было.

Мне кажется, мы нашли друг друга и идеально проведём все предпраздничные дни и каникулы. Да, дорого. И это явно не то что превысит, а просто порвёт мой бюджет в клочья, но должна же я оторваться за все годы! Мне так надоели искусственные заменители, что я готова на многое. Но зарплата пока крошечная. Я только-только устроилась на новую работу и боюсь, шикануть, даже если очень захочется не выйдет. Поэтому и отправила консультанта уточнить цену и по возможности выбить скидку.

Вообще, я пришла за метровой малышкой, а меня непреодолимо потянуло к самым высоким и пушистым ёлочкам. И среди всех деревьев я нашла её. Самую идеальную ёлку на всём белом свете. Головокружительно высокая, пушистая, ароматная. Каждая сочно-зелёная иголочка мягенькая и на своём месте. Мне совершенно нечем её украшать, но она сама по себе праздник!

Москва к Новому году становится похожа самый настоящий сказочный город. Хоть сегодня всего лишь первое декабря, всюду уже мерцают гирлянды, витрины усыпаны блёстками, а иногда и настоящими бриллиантами. Стоят ёлочки самых невероятных форм, размеров и из непривычных материалов. Около метро кто-то додумался установить ёлку из кругленьких мотков пряжи. Такая уютная и домашняя, что хочется немедленно в неё укутаться. Надеюсь, когда выпадет снег, придумают, как укрыть эту красоту от непогоды.

И только лица жителей города никак не отражают приближающийся праздник. Спешащие, хмурые, злые. Мой жёлтый пуховик и улыбка на лице их пугает. Они не обращают никакого внимания на чудеса вокруг, а я чувствую себя совершенно чужой.

Но мне, вопреки всему — хорошо. Меня не раздражает ни медлительность консультанта, ни то как кто-то, с другой стороны ряда ёлочек, строго распекает собеседника по телефону. Неужели, прожив несколько лет в столице, я растеряю всё южное солнце, на котором выросла и стану такой же?

Эта мысль меня до чёртиков напугала. Что-то щёлкнуло внутри напоминая, что как только моя жизнь начинает складываться, жди беды. Кажется, даже ёлочка напряглась от моих мыслей и от приглушённого мата с другой стороны ряда. Именно в этот момент её с силой вырвали у меня из рук.

Конечно, я не заметила островок льда притаившийся под ёлкой. Конечно, именно на него я наступила. Поехала очень роскошно. Так, что любая балерина позавидовала бы моему фуэте.

Конечно, я упала. Фуэте не могло пройти без последствий. Ногой я задела ёлку, которая упала прямо на меня. Мне с ростом в сто пятьдесят семь совсем никак нельзя быть накрытой пихтой два двадцать. Это практически смертельно опасно. Но получилось как всегда.

Поначалу я просто ничего не понимаю. Почему попе мокро, холодно, а моё мелкое тельце оказалось в лежачем положении? Почему перед глазами только зелёная хвоя и летают золотистые мушки?

Первая мысль — только бы ёлка не пострадала. Растянутые мышцы и синяки пройдут, а вот чем дыру в бюджете заштопать… Прислушиваясь к организму, понимаю, что печёт рука, попа становится всё мокрее и стремительно замерзает, а вот ногам, наоборот, становится тепло. Тупая, навязчивая боль пульсирует жаром. Если после такого падения я всего лишь подвернула ногу, то, считай, выиграла джекпот.

С меня неожиданно исчезает ёлка. И первым делом я решила оглядеться. У идеальной ёлочки сломано несколько веток, а у меня содрана в кровь ладонь. Не успеваю ни о чём больше подумать, как те же руки, что телепортировали ёлку, поднимают меня с мокрого асфальта. Я взвизгиваю и, подлетая в воздухе, впечатываюсь в грудь. Мужскую грудь.

На голубой рубашке, которой обтянута эта самая грудь, остаётся несколько капель моей крови с содранной ладони. Это кажется неожиданно красиво и, увы, извиняться не тянет.

Я задираю голову, чтобы высказать все накопившиеся еще до столь тесного знакомства претензии, но спотыкаюсь взглядом об острый кадык, подбородок, покрытый лёгкой щетиной, губы сжатые в ровную линию и зелёные глаза. Они так близко, что я могу пересчитать все оттенки и даже замечаю золотистые капельки в радужке.

Если бы мы встретились при других обстоятельствах, примерно в этот момент меня можно было бы безнадёжно потерять. Ни одна реанимация не смогла бы меня спасти от влюблённости. Но этот нахал жёстко оторвал меня от своего тепла и вернул на землю уже в вертикальном положении. Я взвизгнула как только коснулась твёрдой поверхности не только от неожиданности, но и потому что левую ногу прострелила резкая боль.

— Вот же балбесина мелкая?! Что ж ты так неаккуратно? Родители где? — послышалось где-то высоко над головой.

Мужчина оказался сильно выше меня. Он достал из кармана платок и демонстративно брезгливо зачем-то начал вытирать мои насмерть испачканные и немного надорванные джинсы.

— Это вы что делаете? — отрываю его руки от своей пятой точки и отпрыгиваю подальше.

Отпрыгивать приходится мелкими шажочками и аккуратно балансируя на правой ноге. Потому что левую от каждого касания будто жидкой лавой изнутри поливают.

— Смотреть нужно под ноги, барышня, тут же лёд везде! — он снова покушается на мою задницу, а я мучительно отступаю. — Не пищи, стой спокойно!
— Я смотрела! Это всё вы!.. Что там трёте?! Только размазываете! И вообще, это я жертва! Вы зачем ёлку у меня из рук вырвали? Посмотрите, во что превратились мои джинсы. И нога боли-и-ит! Вы в перчатках, а мне даже своей собственной кожи на ладони не хватает по вашей милости!
— Были бы вы внимательнее, не пришлось бы обвинять нормальных людей в своей неуклюжести, — он выбрасывает свой платок в рядом стоящую урну и уже собирается уходить, но такой выпад даже сквозь боль я просто так оставить не могу.
— Нормальных здесь не заметила, но вот вы вид и правда приличный мужчина, а на самом деле хамло подзаборное.

Возможно, он и хотел бы мне ответить. Возможно, он хотел и добить меня здесь же, но к нему подбежал какой-то лысенький, потный в минус пять, мужчинка и начал активно жестикулируя что-то рассказывать, уводя подальше от меня.

— К сожалению, все ёлки выше двух метров уже проданы, их сейчас увезут, а что здесь… — очень вовремя вернулся консультант и немного растерялся, оторвав взгляд от каких-то ведомостей в руках.

Пока консультант замешкался, я одной рукой нашла в рюкзаке санитайзер, который после пандемии живёт в каждой моей сумке. Он пригодился, чтобы хоть как-то обработать ладонь. В носу защипало и выступили слёзы. И я даже не пойму это от боли или обиды…

— Метровую брать будете?
— Пожалуй, в другой раз, - с содранной ладонью и больной ногой я не дотащу домой ёлку, даже метровую.

Пачка салфеток у меня ушла на то, чтобы понять, что джинсам уже ничем не помочь и придётся вызывать такси, чтобы доехать домой несчастные пятьсот метров.

Пятнадцать минут, чтобы дохромать до места посадки. Ещё десять, чтобы понять, что с ногой дела совсем плохи. Мне постепенно начинают давить мягчайшие Угги! Эти плюшевые создания всегда ощущаются как нежные облачка, но сейчас стопе становится тесно и с каждой минутой сильнее нарастает ноющая боль.

Водитель с большой опаской оглядел меня, когда я открыла дверь автомобиля. Пришлось достать из рюкзака шоппер и постелить его под грязную задницу. Беленькая сумка с цитатой из одной из самых любимых книг было жалко, но альтернативы не нашлось. А ещё пришлось поменять конечную точку маршрута с адреса моего дома на травмпункт. Нам даже удалось проскочить без пробок, но на каждой ямке, кочке и лежачем полицейском я попискивала от вспышек боли, прожигающих ногу.

Таксист, видимо, чтобы не тратить время на простой, пока я самостоятельно пыталась выбраться из салона, то опираясь на больную ногу, то пытаясь ухватиться пострадавшей рукой, помог и даже довёл до крыльца.

Приёмное отделение встретило ещё более хмурыми, недовольными лицами, слегка покосившейся пластиковой ёлкой, разъедающим слизистую запахом антисептика, каплями крови на полу и длинной очередью. Очередью, в которой было страшно поднять глаза. Каких травм я только не увидела, пока уточняла, а кто же здесь последний.

Сначала я прочитала все новости и даже написала несколько заметок по работе. Зарядки оставалось немного и телефон пришлось отложить. От скуки провела генеральную уборку в рюкзаке и собрала внушительный комок чеков, обрезков бумаг, фантиков и даже незаконченную поделку снеговичка, оставленную одним из учеников, которую уже не спасти. Это заняло полчаса. Ещё час пришлось разглядывать кафель и считать плитки на потолке.

Ботинок с больной ноги пришлось снять. Становилось совсем тесно. Носок снимать было попросту страшно. Вдруг стопа там уже посинела и готовится отвалиться?! Но я уже почти решилась на этот отчаянный шаг, как в глубинах рюкзака зазвонил телефон.

— Ну что ты там? Закончила со своей красотой? Я могу приходить? У меня тут бутылочка мартини скучает. Ей должно правится в нашей компании. Ты не переживай, я со своей подушкой приду. Будет хоть на чём посидеть! — затараторила подруга не давая и вставить слово.
— Оль, тут такое дело…
— Некрасова, что опять?! Что могло случиться, пока ты за ёлкой ходила?!

Олькино "опять" очень красноречиво намекает, что я настоящее ходячее несчастье и даже она уже устала от моих постоянных косяков. Потому и начинаю реветь на всё отделение. К счастью, никто тут не обращает на меня внимания. У каждого своя беда, а врачам просто нет дела.

— Я ёлку хотела… А он как дёрнет, я не ожидала… А там лёд, а нога…
— Так, прекрати реветь и скажи где ты.
— В травмпункте… Тут очередь…
— Давно сидишь?
— Час уже.
— Сиди. Сейчас буду.

2. Виктор

— Пять минут, пожалуйста! — парень в зелёном жилете и красном колпаке, исчезает в подсобке, чтобы узнать, сколько у них осталось двухметровых деревьев на складе. Сейчас подъедут грузчики — заберём всё.

— Поторопитесь, если хотите бонус, — сухо прошу этого эльфа пошевелиться.

Ёлочные базары только открылись, но уже можно увольнять половину логистов и продавцов. Двоечники. Это четвёртая точка, где, во-первых, я знаю о ёлках больше продающего их человека, а во-вторых, тут тоже катастрофически мало деревьев нужной высоты. Никто не хочет работать.

Принимаю звонок от управляющего филиалом моего банка, вот кому точно жмёт бонус. Годовой. Пока выслушиваю пустые оправдания, как санкции обвалили автокредитование, начинаю автоматически выбирать самые высокие ели и относить к подсобке, пока не купили. Мне не хватает всего тридцати штук до двухсот, на счету каждая.

Если вы умилитесь, глядя, как Виктор Образцов, собственник не самой мелкой финансовой группы в стране лично выбирает ёлки для благотворительных мероприятий, то мой психотерапевт с вами не согласится. Я чужд благородных порывов. Всё просто: если хочешь сделать хорошо, сделай сам. Это правило работает в девяноста процентах случаев.

Вытягивая очередную разлапистую красавицу, мимоходом замечаю какой это отличный экземпляр, неплохо бы поставить в приёмную… Управляющий так усердно сушит мне мозги, что я не сразу понимаю, почему ёлка слишком тяжёлая. Зацепилась за что-то? Дёргаю с силой и, не удержав, выпускаю из рук дерево, которое валится, придавив схватившую его с обратной стороны девчонку. Ох, чёрт, не увидел.

Быстро достаю пострадавшую балбесину — вроде цела, изгваздалась только по уши.

— Что ж ты так неаккуратно? — извинения у меня такие. — Родители где?

Достаю платок и пытаюсь очистить налипший грязный снег с ярко-жёлтого пуховичка и джинсов. Порвала, недотёпа. Жертва пищит и брыкается, а ещё грубит. Это хорошо, значит, пострадала не сильно. Да и при ближайшем рассмотрении оказалась не девчонкой, как подумал, а девушкой. Обычной симпатичной девушкой, неожиданно приятной на ощупь. Не то чтобы я прямо лапал, но пока оттирал, отметил.

— Смотреть нужно под ноги, барышня, тут же лёд везде! — ещё один минус эльфу, чистить надо рабочие площади. Сейчас подойдёт — ткну носом. И скидку пусть сделает жёлтому пуховичку, и доставку, и такси оплатит.

Девушка, хотя всё равно девчонка, смотрит гневно и строго отчитывает. Даже отвечаю что-то, но тут материализуется один из юристов банка. Конец года — горячее время, и уж если не склонный к бегу Марк Аронович нашёл меня здесь, то дело явно не из рядовых.

Оставив последнее слово за девчонкой, по-боевому поправляющей сползшую шапку на растрёпанных волосах, разворачиваюсь в поисках эльфа. Деревьев действительно хватило впритык. Расплачиваюсь, уведомляю о скользком участке, даю наличные, чудом оказавшиеся у Марка Ароновича, на такси для Пуховичка и распоряжаюсь о скидке с доставкой.

— Виктор Алексеевич, — у машины меня ждёт начбез, — планы меняются?

— Да, Сергей, — называю ему новый адрес, куда мне придётся поехать вместо офиса, потому прямо сейчас мой зам лажает на подписании контракта с немцами.

Поднимаю салонную перегородку, с пульта затемняю стекло, выключаю музыку и раскладываю кресло. Ставлю таймер и устало прикрываю глаза. Спать не буду, минут на десять расслаблюсь, и останутся ещё полчаса в дороге, чтобы поработать с документами по сделке. Психотерапевт не одобрит, но если хочешь что-то сделать хорошо… Представляю её осуждающий взгляд. На последнем сеансе мы почти поругались.

Каждый раз, устраиваясь в мягком кресле у терапевта, спрашиваю себя, что здесь делаю. Я здоров, и у меня нет проблем. В детстве никто не бил и не насиловал, я - тоже никого. В школе не унижали и в университете сразу приняли в братство. Никаких скандалов и перипетий в личной и общественной жизни, просто продолжал и развивал отцовское дело. Стал тем, кем стал. Всё.

Но перед прошлым Новым годом меня жёстко сорвало. Не люблю вспоминать эту историю. Моя служба безопасности ситуацию разрулила, правда, пришлось обещать, что пройду терапию.

Перебрав несколько специалистов, становился на Лидии. Её предшественники с порога закидывали шаблонными вопросами и сыпали шаблонными советами, а она молчала. Предлагала чай, усаживала в кресло и занималась своими делами. Один сеанс, второй, третий. На каком-то из них я даже поспал, чтобы не терять время даром. Стало интересно, на сколько у неё хватит наглости, ведь оплата производилась за каждую встречу.

— Вы собираетесь со мной работать? — я не выдержал первым.

— А вам это нужно? — выглянула из-за открытого ноутбука, в котором что-то бойко набирала.

— Нет, — ответил честно.

— Тогда как вы видите наше сотрудничество? — спросила, в первый раз улыбнувшись. Очень тепло. Сразу вспомнился её принцип “лечить душу душой”, обозначенный в резюме.

Я задумался.

— Никак? — решительности, честно говоря, поубавилось.

Лидия вышла из-за стола и села в кресло напротив, сложив кисти в замок.

— Я пообещала, что возьму вас, и не могу отказаться, пока вы сами не решите, что не нуждаетесь в моих услугах.

— А если нуждаюсь?

Ещё одна улыбка.

— Причина?

— Разве не вы должны её выяснить? — бросил раздражённо.

— Нет, — всё так же доброжелательно. Без единого объяснения.

— Что ж… — включил иронию на максимум, — благодарю за работу. Всего хорошего. У вас отлично спалось.

Поднялся и вышел из кабинета, хлопнув дверью. А через неделю вернулся в своё время - на кресле ждали подушка и плед. Тогда же признался, что испытываю сложности с доверием. И с контролем. И с желанием всё за всех переделать.

— Виктор, вы понимаете, что довериться - это отдаться на веру, вверить себя кому-то - в данном случае мне, готовы?

3. Лина

В детстве, возвращаясь из летних ссылок в деревню, все дети во дворе хвастались полученными ранениями. Синяки и царапины были не в счёт. В рейтинге оказывались первыми только по-настоящему достойные. Аньку как-то покусала собака, Гордей нырнул в озеро и напоролся щекой на арматуру, ему даже швы накладывали! А вот Лёха приехал с поломанной рукой после падения со скейта. Он был звездой двора в расписанном и разрисованном гипсе! Круче всех!

Я тогда завидовала страшно! Меня берегли как фарфоровую куклу, надёжно упаковывая не только в вату, но и пупырчатую плёнку, для надёжности. Например, на даче мне босиком побегать не разрешалось. Так что даже никаких мелких порезов от камушков мне не светило. Никаких сбитых коленок и даже комариные укусы расчёсывать мне строго-настрого запрещалось.

А сейчас! Ух! Настоящий перелом! Было бы мне на десять лет меньше, я бы визжала от восторга! Но… Жаль, что похвастаться не перед кем. Жаль, что это с большой вероятностью отберёт у меня работу и единственный доход вместе с ней. Жаль, что на самом деле это так чертовски больно!

Не успела я пикнуть, как меня уложили на кушетку, сняли носок, разрезали джинсы до колена, что-то там прощупывая и примеряясь к снимку, начали готовить гипс.

— Ну что ты скисла, не так уж и больно. Потерпи, миленькая, рожать гораздо больнее! — медсестра, заметив, как из-под моих прикрытых век катятся слёзы, решила подбодрить.

Ощущения были странные. Всё равно, что в мокрых носках гулять по холоду. Всюду сквозняки, а единственная одежда не то что не греет, а ещё сильнее охлаждает. Джинсы превратились в совсем непотребное нечто. Сзади все ещё мокрые и покрытые разводами грязи, спереди левая штанина разрезана до колена и просто свисает тряпкой. Что там с моим пуховиком, даже думать не хочу.

Когда меня, наконец, отпускают из перевязочной и помогают выйти в коридор, становится так обидно и больно, что первым делом хочется броситься Ольке в объятия. Ноя так пугаюсь при виде неё, что самостоятельно отпрыгиваю к диванчику у стены.

— Ты! Ты где это взяла?! Только не говори, что купила их! Бабуля рассказывала, что это очень плохая примета! Они же как олимпийский огонь. Всё время ищут новые руки!

Оля привычно закатывает глаза, а медсестра рядом хмыкает, оставляя выписки и рецепт на сидении рядом. Напоминает, чтоб поставила треугольную печать в регистратуре.

— У тебя же нога, — продолжает Оля с ехидной улыбкой. Любит она меня подразнить по поводу суеверий.

— Не придирайся к словам. У меня стресс! — показываю на кривоватое произведение искусства у меня на стопе. Пока что ещё белое. Боже, а как же я с вот этим вот по улице пойду?! — Оль, Оль, а может можно ещё их вернуть? — опасливо кошусь на костыли, которые придерживает подруга.

— Конечно, вернуть, Некрасова! Я их в аренду в аптеке на первом этаже взяла. Не порть компот, хватай снаряжение, укутывайся в плед и поехали домой!

Ещё на холодной кушетке перевязочной я поняла, что это только самое начало моих приключений и меня ждут крайне увлекательные квесты. Первым выпал достаточно лёгкий. Я бы даже сказала увлекательный. Разденься, если сможешь.

В носу снова защипало. В этот раз от злости на зеленоглазого нахала с ёлочного базара. Ну неужели Его Величество не могли дождаться, пока простые смертные продемонстрируют ёлочку?! Обязательно нужно было самостоятельно тащить её во все стороны? Ещё и умотал так ничего и не купив.

Собираю всю злость в горсточку и по свеженькому разрезу, сделанному в травмпункте, начинаю рвать джинсы, представляя его на их месте.

— А я принесла орудие убийства, но смотрю, ты сама справляешься, — появляется в комнате Олька с громадным кухонным ножом.

В моей квартире практически нет мебели и совершенно отсутствуют уютные мелочи. Я только въехала в эту квартиру и ножниц, которыми можно было решить проблему, естественно нет. Но я и моя злость справились.

Ещё одной глобальной проблемой оказалось то, что все вещи хранились по коробкам. Пришлось Оле самой выискивать домашнее платье и помогать мне не только переодеваться и учиться передвигаться по квартире, но и принять душ.

Гипс было решено обернуть полотенцем и сверху пакетами, чтобы не намочить. Ну и пытаться не сломать себе ещё что-нибудь, балансируя на одной ноге в ванной и держась за руку подруги, протянутую мне через шторку.

Оля хотела остаться на ночь, чтобы не дать мне скиснуть, но мне хотелось только отвернуться к стеночке и проспать весь этот кошмар. Я уверила её, что справлюсь, и отправила домой к мужу, который периодически позванивал, уточняя обстановку.

Заснула я ещё на подлёте к подушке, но досмотреть тревожные сны не вышло. В глухой тишине квартиры стало слишком громко слышно боль. Она пульсировала горячими волнами, то убегая, то обжигая острыми уколами. Каждая волна казалась сильнее предыдущей, и я даже поднялась проверить, не лижет ли мне пятки настоящий огонь.

Кое-как добравшись до кухни, набрала воды, чтобы запить обезболивающее, но развернувшись обратно поняла, какую ошибку совершила. Кружку я с собой взять не могу, мне просто не хватит рук, чтобы её нести, а таблетки остались в спальне.

— Да твою же!!! Чтоб тебе, мужик, спалось крепко!

К счастью, в холодильнике нашлась маленькая бутылочка воды. Пришлось прижать её подбородком, как скрипку и идти очень аккуратно, чтобы не уронить и не убиться.

За окном беззвучно падал снег, укутывая город в белое одеяло. Мерцали тёплые огни гирлянды в доме напротив. Город спал, и я уснула, сидя у окна, глядя, как нежно кружатся снежинки в своём бесконечном вальсе.

Разбудил меня звонок в дверь. Искренне хотелось наорать на вандала с другой стороны, но там оказалось лишь облако воздушных шариков.

4. Виктор

— Здравствуйте, — делаю несколько шагов по направлению к Пуховичку, — это же вы?
Глаза мокрые, выглядит очень расстроенной. На ноге гипс… Плохие новости?
— А это вы?! — прищуривается узнавая. — Вы что за мной следите?!
Нет, но знаю, какого цвета у вас трусы. Конечно, говорю это мысленно, а вслух:
— Нет, так совпало, но это к лучшему для нас обоих.
— Не думаю! — разворачивается и принимается идти. Спешит, оттого неуклюже путается в костылях. Сейчас опять полетит, недотёпа. Сокращаю дистанцию - в этот раз уж не уроню. — Знаете, если бы не случилось первого совпадения, то и второе бы не… — спотыкается о порог и опасно кренится. Возвращаю в вертикальное положение за талию.
— Да не трогайте меня, — брыкается и отпрыгивает на одной ножке, — что вам вообще надо?

Демонстративно поднимаю руки: не трогаю, безопасен.
— Вы правы, кое-что надо, но для начала есть два вопроса. И задать их я бы предпочёл не здесь, — обвожу взглядом коридор отделения. — Может, переместимся в более удобное место? Здесь есть кафе неподалёку…
— Вот ещё! — снова начинает удирать, запыхавшись, выговаривая на ходу, — по вашей милости я осталась без работы, без Нового года, даже без ёлки! Вы что-то ещё хотите у меня отобрать?

Вопросов прибавляется, главный из которых - почему в своих несчастьях Пуховичок винит меня. Это гипс после того падения, что ли? Пазл выстраивается и всё становится понятно. Кроме ёлки. Эльф должен был доставить.

— Стойте… - как её зовут? - Не вынуждайте вас догонять, это смешно.
— Ах, вам смешно? — резко тормозит и, гневно сдувает с носа выбившуюся из причёски прядь. — мне вот нисколечко, — морщится. — Идите-ка вы… куда шли!
— Обязательно пойду, — примирительно соглашаюсь, — но сначала поговорим.

Она действительно идеальный кандидат на роль “случайного попутчика” - меня явно не знает, для СМИ авторитета не имеет. Кто поверит девчонке, которая станет рассказывать сказки о Викторе Образцове, да ещё и без доказательств. А их у неё не будет, я позабочусь.

Что-то в моём тоне убеждает её, что не отстану.
— Говорите, — устало делает одолжение.
— Не здесь. Всё-таки настаиваю на кафе.
— Как вы себе это представляете? — задирает ногу с “сапожком”. — Только до такси доскакать могу...

Представляю. Через десять минут Пуховичок сидит в кафе и морщит нос от брызг газировки в высоком стакане. Я уже знаю, что её зовут Лина, не замужем и работает в детском саду. Служба безопасности проверит, но пока меня устраивает. А ещё выяснилось, что ногу ей сломал я. Это ответ на мой первый вопрос.

— Что ж сразу не сказали, что у вас перелом?! — раздражаюсь скорее на себя, потому что не привык оставлять людей в опасности.
Лина смотрит на меня, как на слабоумного.
— Выяснилось на рентгене, — чеканит. — Сразу не было понятно, только больно… Я говорила, только вы слишком спешили уйти, чтобы услышать.
Точно. Надо было везти в больницу.

— Лина, — перехожу к главному пункту программы, замечая Сергея с папкой на пороге кафе. Привёз договор. — Если уж по моей косвенной вине, — сердито прищуривает свои прозрачные глаза на слове “косвенной”, — вы остались без работы, позвольте это компенсировать. Естественно, моральный и физический ущерб тоже, но у меня будет предложение...

Официант приносит пирожные в нужный момент, мешая Пуховичку разразиться гневной тирадой. Рассматриваю - забавная. Возмущенно сопит. Пытаюсь представить, как буду ей “исповедоваться”, а она начнёт так же хмурить брови или рассмеётся в лицо… Рассмеётся? От этой мысли неприятно посасывает внутри. Мне должно быть плевать на её мнение о своей персоне, но прямо сейчас что-то в этом механизме сбоит. Просто она… милая. С котятами.

Усмехаюсь, глядя, как на эмоциях вилкой разрушает белую шоколадную сферу, скрывающую десерт. Кровавыми потёками выступает вишнёвое варенье. Надеюсь, Лина не представляет на месте пирожного меня.
— Все ваши предложения можете засунуть… — сердится.
— Подождите, — перебиваю, — компенсация отдельно от “предложения”, её выплатят независимо от вашего согласия или отказа.

Затихает, продолжая месить десерт. И лишь проглотив щедрую порцию сладкой каши, заявляет:
— Ладно, на компенсацию я согласна. Это справедливо, а остальное…
— Что, даже не любопытно? — вновь перебиваю. Если хоть что-то понимаю в людях, она согласится. Не за деньги.
— Любопытно, — признаёт.
Делаю Сергею знак, чтобы подошёл. На стол ложится папка и ручка.
— Только озвучить его я смогу после того, как вы подпишете соглашение о неразглашении…

— Вы знаете, кто я?
— Знаю, — активно кивает.
Не может быть.
— Кто? — бесстрастно уточняю. Если реально знает, будет немного сложнее.
— Вам не понравится. — делает паузу и продолжает с мстительной улыбкой, — чёрствый, самодовольный хам.
Первый раз выдыхаю с облегчением от оскорбления.
— Допустим. Это всё?
— А вам мало? — ей явно есть что добавить.
— Нет, достаточно, — подталкиваю папку в её направлении, Пуховичок синхронно отодвигается, будто она её укусит. — Лина, это стандартное соглашение.
Открывает папку с опаской. Бегает взглядом по строчкам, ни черта не понимая, хотя держит "лицо". Подписывать будет вслепую. Если будет. Кто бы подумал, чтобы я доверился ей, ей придётся довериться мне.
— Эм… — поднимает от бумаг округлившиеся глаза, увидела пункт “Штрафы”.
— Всё, что требуется, — вкладываю в голос максимальную убедительность, — не говорить никому о содержании сегодняшней беседы с момента, когда вы поставите свою подпись. Это ведь не трудно? А вот столько вы получите, если согласитесь на моё предложение.
Поворачиваю к ней экран телефона с цифрой, равной стоимости среднего автомобиля.
— Если это что-то противозаконное или непристойное… — дерзко щурится.
Широко улыбаюсь. Да, сумма весомая, но на покупку души не тянет.
— ...то вы просто откажетесь и забудете о нашем разговоре. И обо мне.

5. Лина

Виктор меня удивил. Даже детям, которые сочиняют и изобретают на ходу, не всегда это удаётся. А вот он каждым словом привносил что-то новое в мою жизнь.

Когда подсунул договор о неразглашении, очень хотелось уточнить наличие у него дома красной комнаты боли с плётками всех видов и материалов. Но он так внимательно и строго смотрел, что я просто не решилась пошутить на тему нашумевшего романа. Да он бы и не понял, наверное. Такие как он слишком высоко летают, чтобы разглядеть, что там на земле происходит.

Жаль, кстати, что он не дал мне высказать всё, что я о нём думаю. Я не умею красочно, но от души точно вышло бы неплохо. Особенно сейчас, когда нога чешется так, что лучше бы болела, ей-богу! Ходить в этой штуковине минимум до Нового года и, кажется, я сойду с ума раньше чем там всё срастётся как необходимо.

Сейчас, когда энтузиазм посетителей немного поутих, я выспалась, переделала все возможные дела по дому... Мне стало невыносимо скучно. И одиноко. Олька завидует, что я легально бездельничаю, но грустно, что она не понимает какой ценой. На вязание смотреть уже невыносимо, от новых схем оригами болят пальцы и даже любовные романы перестали радовать. Курьеров местных доставок я сразу предупредила, что ближайший месяц, видеться мы будем часто. Даже пыталась выспросить про абонемент для постоянных клиентов, на что мне ответили загадочной улыбкой, а с последующими заказами один из курьеров начал таскать мандаринки лично от себя.

Пока настраивала тот космический корабль, что курьер назвал ноутбуком, задумалась, как называть своего собеседника? Виктор Константинович? Или по-простому Витя? А хамить ему можно? Комментировать как-то? Подшучивать? Он же всё-таки заплатил за пять минут моего времени… Чокнутый.

Я привыкла работать с детьми. Малыши любят чёткий режим, порядок и предсказуемость. Чем мужчина, кстати, интересно сколько ему лет, отличается от дошкольника? Правильно, дорогими игрушками. Поэтому готовилась к нашей пятиминутке как к уроку. Ну и похулиганить хотелось, чего уж врать. Он, вне зависимости от того, сколько денег переведёт на мой счёт, тот самый хам, который упаковал мою ногу в гипс и заставил сидеть дома.

Бег моих мыслей останавливает входящий звонок в Скайп. На экране меня встречает совсем не тот уверенный в себе наглец, а испуганный мальчик Витя. Он пытается держать лицо, но перемены слишком значительные, чтобы не заметить. Не зря я готовилась как к уроку с трёхлеткой. Демонстративно переворачиваю песочные часы, чтобы перестал теряться и начал говорить.

— В детстве я украл линейку в магазине, — он очень-очень старается выглядеть уверенно, но это скорее похоже на то, как маленький Роберт уверял меня, что вазу разбил сквозняк. Тот, что дул из закрытых окон, ага.

Но мне ни в коем случае нельзя подавать виду, что я раскусила его ложь. Хочется посмотреть, что будет дальше. Я пока плохо знакома с тараканами в его голове, но те, которых уже успела заметить - особо крупных размеров. Может, он купил моё время, чтобы врать?! Мало ли!

Виктор вот-вот лопнет от напряжения, и я пытаюсь разрядить обстановку шуткой.
— Меня же потом не уберут, как опасного свидетеля?

Но он только закрывается ещё сильнее и вовсе сбрасывает звонок. Не сказала бы, что это совсем неожиданно. Я с трёхлетками ко всему привыкла. Поэтому сразу же иду на второй заход подбирать ключик. Чёрт, это опасно - мне становится интересно! Повторно жму на вызов и включаю училку на полную катушку.

— Так что там с линейкой? У нас ещё три минуты!
— Лина, — медлит, подбирает слова, становясь немного прежним, — вынужден принести вам извинения. Это, наверное, большая ошибка...
— Что именно “ошибка”?
— Всё это: моё предложение, “секретики”, как вы их назвали. Не стоило начинать, — устало проходится по лицу ладонью. — К вам никаких претензий, деньги будут перечислены в полном объёме.

Говорила же, что не перестаёт меня удивлять. Хлопаю глазами растерявшись, что ему ответить.

Когда песок в часах не просыпается полностью, он отрезает:
— Время кончилось, прощайте.
— Ну, во-первых, не “прощайте”, а “до свидания”. А во-вторых, у нас с вами договор, будьте добры выполнять условия! Так что жду вас завтра на пять минут! — раз уж он играет за ребёнка, я включаю взрослую и захлопываю ноутбук.

“Завтра” наступает слишком быстро, и я уже сижу напротив ноутбука, вооружившись песочными часами. Но в восемь, и даже в восемь пятнадцать мне никто не звонит. Неужели передумал? Пора переходить в наступление.

Набираю его сама и после долгих двух гудков вижу напряжённого Виктора в окружении его мрачного кабинета. Сам такой же мрачный. Кажется, что он не спал уже неделю. Под глазами - тени, меж бровей залегла глубокая складка, в руке стакан явно не с чаем. Молчит. Как я понимаю, говорить он не намерен.

— Могу я задать вопрос? — интересуюсь, показывая часы, но пока не переворачиваю для обратного отсчёта.
— Пожалуйста, — снисходительно позволяет.
— Я вам нравлюсь?

Наверное, не стоило говорить это, когда он отпивал из своего стакана. Виктор подавился, закашлялся… Бедный. И по спине постучать некому…

— Вы руки вверх поднимите. Диафрагма расширится и дышать станет легче, — первую помощь оказать я не могу, но хоть так… хотя это больше похоже на издевательство.

Виктор пытается попить, чтобы остановить кашель. Жидкая лава, что плещется стакане, мало для этого подходит, но он всё равно допивает до последней капли. Когда его дыхание, наконец, выравнивается, он начинает перекатывать камушки на дне стакана. Они с приятным звоном бьются о хрустальные стенки, сопровождая наше молчание.

Сидим. Смотрим. Знакомимся? Я — точно. Кажется, впервые вот так его могу поразглядывать. Пока он не орёт или предлагает невероятные по своей глупости сделки. Просто перекладывает стакан из одной руки в другую, длинными пальцами обнимая стекло. Сегодня Виктор закатал рукава рубашки до локтя, и мой взгляд самовольно утекает по рекам вен, к предплечьям, где под кожей перекатываются стальные мышцы. И снова возвращается к пальцам, когда Виктор зарывается ими в волосы.