За Серебряным утесом

Пролог

- Дедунь! Дедунь! – перепачканная детская ладошка настойчиво дергала за широкие холщовые штаны стоящего рядом старика.

- Чего тебе, пострел? – он перевел свои выцветшие подслеповатые глаза, от которых по загорелому лицу разбегались лучики морщин, на светловолосого мальчонку с россыпью веснушек на носу.

- Дедунь, а правду говорят, что мы все прокляты? Или бабы языками чешут? – тоненьким голоском поинтересовался парнишка, тараща на деда голубые глазенки.

- А кто ж такое треплет? – строго спросил старик, кряхтя и бурча себе что-то поднос, присел, чтобы оказаться лицом к лицу с внуком, уже пожалевшим о своем любопытстве.

- Так. Слышал давеча, - мальчонка спрятал глаза, делая вид, что полностью погружен в созерцание ползущей по листику улитке.

- Матвейка! – старик был настроен серьезно, а в таком расположении духа спорить с ним себе дороже.

- Аграфена по утру сказывала, - со вздохом сдался Матвейка. – Мария-то хозяйством еще не обзавелась, вот и молока брать пришла. Я мимо бёг и услыхал. Она так и сказывала «прокляты мы за грехи какие-то давешные и не нами сотворенные».

- Тьфу ты, - плюнул на землю дед и с досадой почесал затылок. – А ты-то сам чего думаешь?

- Я-то? – малец сперва растерялся – дед вольнодумства всякие не поощрял, но тут прямо интересовался его, Матвейки, мыслями, поэтому он и выдал. – Прокляты, точно!

- Поди ж ты! – старик поднялся на ноги и задумчиво посмотрел на реку. – Разве ж мало нам дадено? Дома справные, ребятня нарождается здоровая, сытно и дружно живем. А вокруг какая красота! Глаза-то раскрой!

Он обвел рукой пространство, словно направляя неразумное дитя. Следуя взглядом за дедом, Матвейка невольно залюбовался. Прямо перед ними юркой змейкой вилась река, горделиво неся свои воды меж извилистых берегов. Солнце отражалось в ее зеркальной глади, рассыпаясь при малейшем дуновении ветерка на миллиарды мельчайших брызг. А какой вокруг стоял дурман! Босые ноги мальчонки утопали в густой и сочной траве, покрытой цветочным ковром, над которым без устали гудели пчелы, вплетаясь своей партией в гармоничную мелодию журчащей воды и щебечущих птиц.

- Хорошо, дедунь! – счастливо прищурился мальчонка. – Токмо вот… уехать мы не можем. Проклятые мы.

- А чегось отсюдова ехать? – изумился дед. – Кудысь бежать? Но а ежели, кто и хочет, пущай едет. Были же такие!

- Агась, - возмутился Матвейка. – Вона как батяня мой убег отсюда и не возвернулся, сгинул совсем!

Он шмыгнул носом, стараясь не выдать обуревающих его эмоций. Легко ли без отца расти! Вон Ванятка, Егорка, да и другая соседская пацанва вся при отцах. Бывает, конечно, всыплет батя по пятое число за шалости, но они и не обижаются. Знамо дело – батя! А вот Матвейке так не повезло! Он снова шмыгнул, тайком оттирая предательские слезинки рукавом рубашонки.

- Вона что! – дед сорвал травинку и принялся задумчиво ее пожевывать. – Ты уж не серчай, пострел, но батя твой непутевый. От того и сгинул вдали от родной земли.

- А тетка Мария? – не сдавался мальчишка. – Тоже ведь до городу подалась, а обратно чуть живая возвернулась.

Старик нахмурился – слишком много разговоров ходит по селу и все не для детских ушей и умишек.

- То другое, - бросил коротко.

- Опять другое?

- Другое. Живая же. Возвернулась. Вот и неча.

- Нетусь проклятия, - будто про себя проговорил Матвейка и с облегчением добавил. – Хорошо это.

Что-то в его голосе насторожило старика, и он внимательнее посмотрел на потупившегося внучка.

- А ну-ка выкладывай! – строго приказал он и для острастки легонько дернул Матвея за ухо.

- Аяяй! За что, дедунь? – завопил мальчонка и попытался дать стрекача в сторону леса, но дед ловко ухватил его за край рубахи и приподнял над землей.

- Выкладывай, говорю! – рявкнул он прямо в лицо зажмурившему от страха внуку. Тот пискнул и вдруг совершенно по-детски разревелся, размазывая слезы грязной ладошкой, оставляющей на худом личике черные следы.

- Ладно ты, ладно, - засуетился дед, ставя парнишку на ноги и неловко приобнимая его. – Не виновачу я тебя, вот только беду чую.

- Нет же проклятия, - икая оправдывался Матвей, - чегось пужаться-то?

- Проклятия нет, а беда зверем диким всегда подле кружит, - авторитетно заявил дед. – Говори, сечь не стану.

Мальчонка недоверчиво покосился на деда. Тот был строгим, но справедливым и словами не бросался.

- Мальчишки на утес сегодня идти засобирались, - выдал он, ощущая себя предателем, но старик уже не видел его виноватого лица.

Он резко развернулся в сторону от реки, где черной глыбой высился утес, на который ни одного из сельчан даже медом не заманишь! Зови – никто не пойдет! С малых лет все научены – в долине безопасно, а на утесе зло лютует и нет от него спасения. Таков откуп… плата за жизнь…

- Дедунь, ты чегось? – Матвейка испуганно теребил уставившегося на утес остекленевшим взглядом деда.

- Да не шуми ты, пострел, - пришел в себя тот. – Кто собрался? С чьих дворов? И когда?

- Дедунь, как я? Выдам, так им так всыплют, что они в мою сторону только плеваться будут, - заканючил мальчонка.

- Не выдашь, а спасешь, - отрезал дед. – Не возвернется оттуда никто.

Матвейка деду верил всегда, но сейчас было в его тоне что-то такое, поднимающее из глубин детской души самые темные и потаенные страхи. Он снова икнул и как на духу выдал:

- Емельян, Ванятка и Михайло с крайнего двора. Меня звали, да я отказался. По луне собрались бежать. Сперва через луг, а том через брод и в лес. Сказывали, что там ужо не поймают и не возвернут.

- По луне, говоришь, - старик заволновался и рассеянно потеребил внука за выгоревшие вихры. – Беги домой, мать небось уже все глазья проглядела, а я по дворам пройдусь.

- Дедунь, - мальчонка отбежал на пару шагов, но снова вернулся, - а ежели проклятия нет, то ЧТО есть? Что-то же есть?

- Поди ж ты, - восхитился дед, - чуешь значится… ладно будет тебе на ночь сказка. Беги.

Предыстория

Он бежал. Не чувствуя усталости. Не делая остановок на сон и пищу. Не замечая саднящих ран от впивающихся острых камней и горящих легких, безжалостно разрывающих ребра. Он несся вперед, ведомый одной единственной целью – успеть до восхождения на небе Кровавой Луны.

Позади осталось несколько долгих дней пути, промелькнувших невзрачной и совершенно пустой вереницей лесов, гор и полей. Впереди то, ради чего он не жалел себя и с радостью проделал бы еще более тяжелое путешествие.

Зверье и птица сторонились его - стремительно пролетавшего мимо белой молнией и оставлявшего после себя странный и пугающий лесных обитателей след, учуять который не сумел бы самый опасный среди хищников.

Выступающие бугры мышц перекатывались под кожей. Мощное тело сжималось и разжималось, одним прыжком преодолевая внушительные расстояния и совершенно не замечая с испугом разлетающихся по сторонам ночных квакш и летучих мышей. Его вела лишь одна цель, подпекающая где-то внутри, в области сердца, если бы он еще помнил, где оно находилось.

Он ощущал скорый восход Кровавой Луны как никакое иное живое существо! Остро, болезненно и одновременно со сладостным предчувствием, медленно и коварно отравляющим его. Этот зов прорастал сквозь его кости, мышцы и кожу, требуя одного – движения вперед. И он подчинялся. Сегодня. И всегда. Так было и так будет. Во веки веков неизменно…

Местность вокруг затопила его чутко вздрагивающие ноздри знакомыми, но уже почти забытыми запахами, а это означало только одно - он успел. Не снижая взятого темпа, он все несся вперед, игнорируя ноющие и затекшие мышцы, но уже с интересом посматривая по сторонам. Здесь почти ничего не изменилось за время его отсутствия и все же… каждая кочка и дерево стали совсем чужими. В той прошлой жизни это была его земля, тесно связанная с самыми счастливыми и горестными воспоминаниями, надежно похороненными здесь. Большую часть времени вдали отсюда он ловко держал рвущиеся воспоминания под контролем, но родные запахи и звуки пробудили то, что он уже не в силах был держать в узде.

Неестественно огромный снежно-белый волк с горящими золотом глазами остановился как вкопанный, задрал морду к плещущемуся в сумерках небу и выпустил из себя столь долго копившийся внутри душераздирающий вой, в который вложил все свое отчаяние и беспрестанно гложущую его боль. Заслышав его, зверье бросилось наутек, забившись в свои норки и лежбища, предчувствуя ночь Кровавой Луны. И лишь особо любопытные молодые лягушки, выбравшиеся на сушу, неспешно шлепали лапками по влажной от первой росы траве, приближались к странному зверю, от которого веяло смертью.

Волк выбежал на край утеса и зорко оглядел равнину под ним. Он не мог видеть Ее, но кожей ощущал, что она уже услышала его зов и обязательно придет в назначенный срок. Оставалось только ждать. Зверь устало добрел до нагретого за день камня и растянулся на нем, прикрыв глаза и не обращая никакого внимания на все-таки подобравшихся совсем близко лягушек. Запахи родной земли будоражили, и он провалился в тревожный сон, больше напоминающий воспоминания.

*****

Он пришел в этот мир уже не таким. Неправильным. Судьба с ходу пометила его, не оставив даже шанса на вольную жизнь в стае. Волк-альбинос в ней никогда не найдет себе места, поэтому ему не было суждено вырасти, окрепнуть, испытать радостное возбуждение преследования в своей первой охоте и заслуженно вкусить кровь, впиваясь острыми молодыми зубами в трепещущую плоть.

Если бы не мать-волчица. Когда в срок и по установленному обряду совет принял всех новорожденных волчат, кроме белого, и пришел требовать его по праву Сохранения Крови, она ощерилась и приготовилась биться за своего щенка до последнего вздоха. Волки рычали и призывали ее к ответу. Но она лишь устало поднялась, прикрывая обвисшим пузом распластавшегося белым пятном слепого и глухого детеныша, и издала такой вой, что сомнений не оставалось – в Холодный мир она утянет с собой не меньше пары членов совета. Матерые волки растерялись, топчась у входа в нору, откуда их гнала молодая, едва держащаяся на ногах волчица. Вредить ей они не решились и оставили альбиноса в стае. Так он получил право на жизнь, которое использовал с лихвой до самой последней капли, став самым выносливым, быстрым и неуловимым в стае. Никто кроме него, не умел так тихо подбираться к добыче. Никто не был способен прокормить стаю в одиночку во время прихода долгой и суровой Зимней ночи. Он стал самым незаменимым среди молодняка, но… все равно ощущал себя чужаком. Его лишь снисходительно терпели.

Встретив свою третью весну, он покинул стаю. Волк-одиночка. Огромный белый альбинос сентиментально ткнулся носом в бок все понимающей матери и одним прыжком скрылся в ночи, оповещая воем всю округу – он намерен найти свои земли и биться за них с любым хищником, рискнувшим оспорить его право. И он бился с накопленной за свою недолгую жизнь яростью! Безжалостно рвал на части любое живое существо, пролитой кровью прорастая в понравившиеся ему земли. Вскоре уже никто не смел зайти в его владения, не попросив на то разрешения. Кроме Нее…

Белая волчица. Совсем молодая. Изрядно потрепанная и чудом выжившая в одиночку после изгнания из стаи. Она пришла по стаявшему снегу следом за высоким солнцем, с опаской ступая по меткам. Он внимательно следил за ней и что-то в его волчьей душе дрогнуло, наполнившись щенячьей, пузырящейся внутри радостью. Он сделал свой выбор. Теперь их было двое, а вскоре в норе запищали и белоснежные щенки с золотистыми глазами.

Но Великий Хронос никогда не раздает щедрые дары просто так… Он понял это, когда на окрестные земли опустилась Голодная Зима, вынуждающая людей из долины уходить в леса чаще и забредать глубже, чем обычно. Они лютовали, уничтожая зверье для своего пропитания и не оставляя ничего лесным обитателям. Трескучие морозы прочно сковали все живое, лишь изредка ослабляя свою хватку. И тогда они снова приходили в лес из долины, чтобы уничтожать и забирать жизни.

Начало

Он несся, не чувствуя под собой лап и не выбирая пути. Становившиеся все более редкими удары Ее сердца толкали его вперед просто с невероятной скоростью. Лишь каким-то чудом он не свернул себе шею, с ходу не влетел в избытке расставленные капканы и кубарем не слетел в обледенелый овраг, откуда со своей ношей было бы уже не выбраться. Чудом…

Этот дом он учуял раньше, чем смог разглядеть сквозь плотно переплетенные ветки деревьев мечущийся, чуть размытый свет свечи в оконце и курящийся над крышей дымок.

Небольшая бревенчатая избушка с кривым крыльцом оказалась огорожена высоким и остро заточенным частоколом, через который зверью не перемахнуть. Он осторожно обошел ограду с боку и заприметил распахнутую настежь калитку. Будто кто-то ждал его… Обострившееся до предела чутье подсказывало, что частокол окружает нечто неведомое, чему у него не могло быть объяснений. Как и все дети леса, он помнил и свято чтил простое, извечное правило – не стоит близко подбираться к пограничному миру и тогда сохранишь свою жизнь. Но сейчас выбора не оставалось! От присутствия чуждой силы, окутывающей и буквально выдавливающей его отсюда, шерсть на загривке поднялась дыбом, но вместо того, чтобы броситься прочь, он опустился на землю и, перевалившись на бок, аккуратно переместил Ее тело на притоптанный снег. А потом завел свою песнь, вложив в нее все полноту отчаяния, слабо приправленного медленно угасающей надеждой.

Она выбежала из домика почти сразу, на ходу скручивая в тугой узел распущенные волосы, блеснувшие медью при свете луны. Нисколько не опасаясь диких зверей в своем дворе, она склонилась над Ней, осматривая и ощупывая раны быстрыми, умелыми движениями. Он потянул ноздрями воздух – от нее пахло людьми, но не теми, что жили в долине. Она источала удивительно тонкий аромат человека, смешанный с запахами шерсти, из которой было соткано ее длинное тяжелое платье, сушеных трав, молока и чего-то еще, совершенно незнакомого и потому странного. Если бы он умел философствовать, то назвал это самой Жизнью. Девушка пахла Жизнью, первоначальным ее источником, который ему доселе ни разу не встречался. Среди волков ходили легенды о людях, несущих в себе свет источника Жизни. Когда-то они заселяли все вокруг, но уже давно их следы затерялись… Так утверждали старейшины, так им говорили их старейшины, а до того и другим поколениям молодняка. А вот эта обеспокоенная человечка пахла Жизнью, что обязательно должно что-то, да значить…

- Какие чудовища это сотворили? – изумленно прошептала она и он, напряженно вслушивающийся в происходящее, различил в интонациях человечки жалость с примесью гнева, возродившие в нем надежду. – Покажи мне.

Она смело шагнула к распластанному на земле огромному волку и по-хозяйски обхватила его шишковатую голову маленькими ладошками, пристально вглядываясь в золотистые глаза. Он заволновался и что-то заворчал, но она успокаивающе и немного покровительственно улыбнулась. Он никогда раньше не видел улыбки от тех, кто нес детям леса только смерть, и растерялся. Но она продолжала смотреть, поглаживая его, дрожащего и измученного, тонкими пальчиками.

- Чудовища! Необразованные, беспощадные и жадные, – ее расширенные зрачки впитали в себя его боль и стало немного легче.

Она отпустила его и снова метнулась к Ней. Он так внимательно следил за каждым движением совсем юной ведьмы, что не заметил постепенно стягивающихся к домику детей леса. На частоколе обустроилась пара филинов, застыл рядом с девушкой мощный сохатый, лопотали без умолку прискакавшие неизвестно откуда белки. Жизнь кипела вокруг, но он всем своим существом ощущал только одно - как она по капле вытекает из единственного дорогого для него существа.

Плечи ведьмы устало опустились. Она уставилась на него покрасневшими, почему-то ставшими влажными глазами и излишне резко спросила:

- Что ты смотришь на меня с такой надеждой? Чего хочешь? Ты опоздал! Я не всесильна. Она уже почти перешла в Холодный мир, откуда никто не возвращается. Понимаешь? Уходи. Убирайся прочь. Давай!

Она вскочила на ноги и замахала на него руками, но он даже не вздрогнул и не отвел от человечки желтых глаз. Не мигая, он смотрел на нее и жалобно поскуливал, позабыв о своем статусе хозяина здешних мест, силе и опыте. Здесь он был просителем и с радостью согласился бы на любую озвученную цену. Но ведьма не собиралась торговаться.

- Да что же с тобой делать? – раздраженно выпалила она и, сжав кулаки, развернулась к Ней. Вновь руки заскользили по белоснежной шерсти, пропитанной во многих местах кровью, сменившей уже свой алый оттенок на бурый. Он предчувствовал скорое наступление рассвета и тем отчетливее понимал, едва первый бледный луч нащупает путь через лесную чащу, Она навсегда покинет этот мир. Он завыл еще жалобнее.

Ведьма отняла руки от волчицы и опустилась прямо перед ним на холодный снег, даже не поморщившись от брошенных прямо в лицо порывистым ветром обжигающе-колючих льдинок.

- Есть одно заклинание. Давно утерянный способ, - она почти прижалась лицом к его морде, отчего каждое произнесенное шепотом слово, гулкими каплями падало куда-то внутрь его, прорастая отчаянной надеждой. – Если у меня получится, она останется жива, но… цена… Великий Хронос возьмет с тебя свою цену, прямо сейчас. И, возможно, она будет непомерна. Ты узнаешь об этом только потом. Готов ли ты на такую сделку?

Полыхнувшие желтые глаза говорили сами за себя. Человечка грустно кивнула:

- Я тебя поняла. Но подумай, может лучше не вмешиваться в ход событий? Отпусти ее и иди дальше. Так случилось… Сделки с Великим Хроносом всегда оборачиваются против просителя.

Он вновь завыл, и она услышала в этой песне решимость пойти на любые жертвы.

- Твой выбор, - она поднялась и рожденным какой-то внутренней мощью, заключенной в девичьем теле, голосом скомандовала. – Все вон!

Зверье улепетывало наперегонки, едва не передавив друг друга. Во мгновение ока двор опустел. Лишь он не сдвинулся с места.

Легенда

Казалось, что волк дремал, окончательно завязнув в обрывках своих воспоминаний, заставляющих то и дело дергаться его сомкнутые веки. Вдруг он насторожился и вскинул морду, зорко оглядывая лежащую под ним долину. С высоты утеса людские домики и дворы казались не больше второпях сброшенных деревьями осенних листочков, а люди и вовсе напоминали букашек, беспрестанно копошащихся в своей извечной суете. Разглядеть что-либо сверху было невозможно даже зверью, привыкшему выслеживать добычу, но он все-таки смог. Чуткие ноздри раздулись и затрепетали, когда до них долетел Ее родной запах. Боясь потерять его тонкий след, он часто задышал и подобрался поближе к обрыву, уставившись на самый крайний в поселке дом.

За ним сразу начинался лес, становившийся практически непроходимым, стоило отойти от ограды буквально на пару шагов. Поэтому местные особо не рисковали, выбирая для себя другие тропы. Да и не было ничего в той стороне – только утес, о котором с незапамятных времен ходили самые недобрые слухи. Старики говаривали, что именно оттуда многие лета назад спустился ужас долины – Белый волк, задравший в ту лютую зиму всех мужчин-охотников.

Он появлялся с наступлением темноты. Неслышно проникал в дома. Баб с детишками, да стариков не трогал, а вот мужиков… Каждое утро в течение недели бабы находили на ступенях уже окоченевшие тела своих мужей, изуродованные волчьими зубами. Вой бабий тогда стоял на все село. Никого Белый волк не пощадил, ни одного охотника в долине не оставил в живых. И ведь никто даже не мог понять, как зверь проникает в дом и почему уничтожает только мужиков в полной силе. Иначе, чем колдовством такое не объяснишь!

Старейшины нарекли его Духом леса, потревоженным и прогневанным людьми, за что и поплатились местные. Далеко не все им поверили, но голоса не подали. Тем более, что едва скупой на краски зимний рассвет озарил растерзанное тело последнего из охотников, Белый волк исчез. Сказывали, что он никуда не делся и издалека присматривает за долиной, готовый в любой момент вернуться, неся с собой наказание каждому поправшему священные законы Жизни и Смерти. Иногда местные даже видывали его тень на утесе, стараясь тут же скрыться в домах, погасив свет и моля всех духов о прощении. Возможно, они слишком усердно молились или усвоили урок, избегая прежних ошибок… Как бы то ни было, но случаев гибели от волчьих зубов здесь больше не припоминали.

Ему не было дела до человечьих страхов и историй – его вниманием завладела Девушка, босиком вышедшая во двор самого крайнего дома с большим корытом. Высокая, гибкая, с водопадом блестящих платиновых волос Она, ловко балансируя на самых носочках, развешивала мокрое белье.

- Брысь, - заливаясь смехом, отгоняла Она крутящуюся под ногами ребятню. – Вот же бесовы дети!

Девочка лет десяти и мальчик младше ее всего на пару лет смеялись в ответ, продолжая свою занятную беготню вокруг матери.

Дети! Его сердце сжалось! Их щенки, так и не дожившие до своей второй весны, навсегда остались в лесу. В той лютой зиме. Смотря остекленевшими глазами в пустое, выцветшее небо. А Ее человеческие детеныши видят солнце, ощущают кожей шелковистое прикосновение влажной от росы травы, по их жилам струится красная кровь… Жгучая несправедливость накрыла его с головой и он едва сдержал рвущийся наружу вой, ткнувшись мордой в пучок мелких светло-голубых цветов.

- Отхожу я вас мокрым, почище отца будет! – выкрикнула Она, в шутку замахиваясь на хохочущих детей скрученной простыней, и вдруг замерла. Он видел, как подрагивала напряженная спина. Как шевелились, послушные легкой ласке ветерка, светлые пряди. Она учуяла его – он знал это, улавливая бешеный стук сердца, еще недавно выдававшего ровный ритм. Она нелепо покачнулась и бросила в корыто так и не расправленную простыню, медленно развернулась к утесу и подняла повыше голову. Ее ноздри трепетали, а на губах играла счастливая улыбка. Он пришел. Он ждал ее. А значит с наступлением темноты Она снова станет свободной.

- Мама, мама! – на крыльцо выбрался светловолосый малыш в длинной рубахе не по росту, а потому подпоясанной сыромятным ремешком. Он кубарем скатился со ступенек, насупился, потирая ушибленное колено, но слезы сдержал.

- Мама! – он настойчиво потянул за подол платья и, не дождавшись ответа, встал между Нею и утесом, хмуро уставившись на того, кто отнял у него внимание матери.

По загривку зверя прошла дрожь – человеческий детеныш не мог ни видеть, ни учуять его. Но тем не менее ребенок, не мигая, смотрел в сторону утеса. Прямо на залегшего там волка! Это подтверждали и нервно заходившие детские ноздри. Видел и ощущал его запах!

Он дернулся от робкого предчувствия… Кровавая Луна радовала их своим сиянием чаще, чем обычно, но он даже не смел предположить возможность появления… щенка. Их щенка! По измученному телу разлилось тепло, он прижался мордой к земле. Осталось подождать совсем немного! Она придет, и он все узнает. Но главное – Она придет.

******

- Так чего там дале? Дедунь? Нешто уснул? – не дождавшись от деда ответа, Матвейка скинул плохонькое, латанное-перелатанное одеялко и прижался к чуть сгорбленной дедовой спине.

- Чего ж ты, пострел? – старик встрепенулся и приосанился, сгребая внука во все еще крепкие жилистые руки, радуясь оставшейся в них силе. – Доколе безобразничать будешь?

- Дак я ниче, - обиженно засопел Матвейка, перебираясь обратно под изношенное одеяло, - ты ж на самом таком месте оборвал. Дале-то что случилось? Встретились они?

- Кто? – дед хитро прищурился, нарочно дразня внука.

- Дедунь, ты совсем старый стал! Память ослабла – волки те, из легенды твоей, - мальчонка аж подрыгивал на месте от нетерпения, подковыривая ногтем незамеченную матерью прореху на рубашонке.

- Встретились, встретились, - старик погладил мальчишку по волосам. – на беду токмо это все… на беду… Слухай и не встревай, коли страшно будет.

Глаза Матвейки округлились, и он ящеркой юркнул в постель, натянув одеяло до самого подбородка, и только потом кивнул деду, для пущей убедительности приложив палец к губам. Мол не волнуйся - ни за что не выдам себе, буду слушать и молчать.

Малуша

- Как вы посмели отобрать Жизнь? Играючи и бездумно! Ироды окаянные, - усиленный неизвестно откуда взявшимся здесь многократным эхом голос заставил мужчин сжаться в комок и заткнуть уши ладонями.

Митяй пригнулся к самой земле и вдруг с испугом отдернул руки от головы, поддавшись обманчивому ощущению ползущей по ним змеи, но открывшаяся реальность вызвала у бывалого мужика совершенно неконтролируемый приступ паники. Видано ли такое? Из его ушей обильно сочилась кровь, алой струйкой стекая между пальцев и оставляя следы на одежде. Украдкой он бросил взгляд на Степана. Тот изо всех сил зажимал уши, но участь Митяя не миновала и его – кровавый ручеек затекал в рукава рубахи, расползаясь по ним яркими багровыми пятнами, которых Степан совершенно не замечал.

- Иссушенные ваши души! – продолжала гневаться женщина. – Не будет вам нигде покоя, ваша доля – чахнуть и сохнуть. Призываю Великого Хроноса в свидетели!

При ее последних словах над каменном пятачком взвился ветер, легко приподнявший женскую фигурку в воздух. Она зависла над плато на высоте двух метров и вдруг резко выкинула вперед руку со скрюченными пальцами. Степан с Митяем и без того выпучившие глаза от страха одновременно схватились за горло – казалось, кто-то сжимал его изо всех сил, медленно перекрывая доступ кислорода. Они захрипели, беспомощно извиваясь и пуская носом пузыри, и в накрывшем приступе животного ужаса ощущая, как та же неведомая сила бесцеремонно тащит их вперед сквозь кусты и коряги. Сопротивляться этой мощи им даже не приходило в голову – быть бы живу! Одежда с треском рвалась, цепляясь, за коряги и пни, камни обдирали голые ноги, а в глаза каждую секунду целились острые ветки. Степан поскуливал от страха, вывалив наружу уже синеющий язык, но неумолимая и беспощадная сила продолжала тащить его вперед, пока не бросила безвольно болтающегося мужика на колени прямо перед зависшей в воздухе женщиной.

Она была довольно молода. Даже слишком молода для управления такой мощью. И если бы не искаженные гневом черты лица, могла претендовать на звание настоящей красавицы: большие светлые глаза, опушенные длинными ресницами, широкие брови вразлет, аккуратный носик, припухшие нежные губы и россыпь веснушек, притаившаяся на переносице и щеках. Длинные медного цвета волосы развевались на ветру, напоминая плащ, способный закрыть девушку целиком. Она была слишком молода и удивительно красива, но ни Степан, ни бухнувшийся на колени рядом с приятелем Митяй не видели этого. От священного ужаса, пронзившего их тела и разум, зубы выстукивали мелкую дрожь, а глаза застилала серая пелена.

- Отступники! – вновь загремевший голос разорвался в головах мужиков вспышкой невыносимой боли. – Отныне и во веки веков ни вам, ни вашим потомкам не будет более места нигде в мире. Не забыть вам никогда сотворенное зло! Жить вам и мучиться, ибо никто и никогда, покуда хотя бы капля вашей крови будет течь в жилах потомков, не сможет покинуть этих мест. Ибо награда им смерть – скорая и мучительная! Таково мое слово вам! И Великий Хронос тому свидетель!

Невидимая стальная хватка, сжимающая шеи мужиков, ослабла и они упали на четвереньки, с ужасом ощущая, как произнесенное проклятие ядовитой змеей вползло под кожу, растворяясь внутри и становясь их неотъемлемой частью. Как накрыло оно темной вуалью долину и всех живущих в ней…

Женщина исчезла, просто растворившись в воздухе. Митяй осторожно выпрямился и поднялся, дошагав на дрожащих ногах до края каменного плато. Сверху долина выглядела по-прежнему безмятежной – все так же курился дымок над домами, развлекались лаем дворовые псы, да сновали по своим делам сельчане. Но он чувствовал, что все изменилось! И был уверен, что каждый человек внизу ощущал безотчетный страх, с которым теперь предстояло сжиться всем им без исключения.

- Что же мы натворили? – сухими губами прошептал Митяй, упав на колени и уткнувшись лбом в горячий и равнодушный к его запоздалому раскаянию валун.

*******

Малуша сидела на крыльце и бережно осматривала зайчонка, который пару дней назад приковылял к ней с поврежденной лапкой.

- Чего дрожишь-то, дурашка? – ласково приговаривала она, быстрыми и аккуратными движениями ощупывая лапу зверька. – Все у тебя хорошо, травками да заговорами обошлись. Вечером к своим побежишь.

Она знала, что он ее отлично понимает. На то пограничницы здесь и поставлены, чтобы помогать детям леса. Конечно, не только ради этого, чего уж лукавить! Но Малуша относилась к тем, кто заботу о зверье ставил превыше всех остальных задач. Именно ради этого она и стала пограничницей, живущей вдали ото всех. В самых непроходимых местах, где граница настолько истончена, что без хозяйского пригляда неразумные существа примутся шастать туда-сюда, невольно или осознанно творя беды.

Она выпустила зайчишку из рук, и он тут же пустился наутек, но со двора не пошел – не разрешила ему еще Малуша. А потому притаился в сочной зелени, тяжело дыша и поглядывая на ведьму большущими глазищами. Добрая она, но вот пахнет странно и распространяет вокруг себя что-то… для зайчишки то осталось необъяснимым и немного тревожащим. Хотя он, как и все дети леса, пришел в мир уже с твердым знанием – коли беда настигла, беги к пограничнице. Кто вкладывал непоколебимую уверенность в силу пограничниц в их умишки, зверью было невдомек. Все эти размышления, да слова лишние не для них, для людей такое оставлено.

При мысли о людях Малуша, до того момента улыбающаяся и жмурящаяся под приветливыми солнечными лучиками, игриво щекочущими лицо, нахмурилась. Она встала со ступенек и одернула доходящее до щиколоток темно-зеленое платье, подпоясанное мудреным ремешком, который преподнесли ей в дар после успешного прохождения обряда посвящения в пограничницы. Люди… Будь ее, Малуши воля, она бы никогда не помогла ни одному из них! Но с того дня, как она поселилась здесь, прошло много времени и люди подбирались к границе все ближе и ближе. Они стремительно занимали новые земли, бездумно уничтожая все, чего не понимали или боялись. К Малуше они относились так же – она не обольщалась их учтивыми речами и обильными дарами, с которыми они смиренно приходили сюда, когда нуждались в помощи. Отказать им пограничница не могла, но истинные лица людей знала слишком хорошо! Лица тех, кто уничтожает лесных детей без меры и надобности на то! Убивает для забавы даже самых редких и ценных из существ! Перед ее глазами вновь промелькнула картинка смерти белых волков, которых она считала одними из самых удивительных созданий, вступивших в сделку с Великим Хроносом.

Пограничница

Руки мяли конверт из плотной бумаги с личной печатью Власты, знакомо обжигающей пальцы.

- Думаешь, грядет что-то? – она вскинула на посланника встревоженные глаза.

- Почем мне знать? – парень потупил взгляд, не выдержав этого сквозящего в каждом ее жесте вопроса.

Малуша ему очень нравилась и сердце саднило, прося помочь ей, вот только не в силах посланника хоть что-то сделать. Его возможности ограничены, да и не посвящают таких, как он, в серьезные дела. Их задача – оповещать и отслеживать исполнение данных распоряжений. Не более. Он вздохнул.

- Одно могу тебе сказать – Власта места себе не находит и даже несколько раз тайком покидала укрепление, - почти шепотом сообщил парень, оглядываясь по сторонам.

- Власта? – Малуша не поверила своим ушам.

Ведь за все годы Власта выбиралась за пределы укрепления только в двух случаях, когда ставила метку на новых послушницах и когда забирала их с собой. А тут… Пальцы девушки невольно сжались, превратив конверт в бумажный комок, который в пору было отправить на выброс. С огромным удовольствием Малуша так бы и поступила, но вряд ли ей предоставился потом еще один шанс объясниться с Властой и другими наставницами. Она быстро распрямила заломы на конверте и спрятала его в карман платья.

- Спасибо, посланник. Весть пришла, я прибуду на синклит в положенное время, – произнесла она традиционные слова.

Парень с облегчением кивнул и принял от нее маленькую, не больше букашки фибулу, выполненную в виде особого знака пограничницы – схематичной человеческой фигурки с поднятыми вверх руками. Его миссия на этом закончилась. Он развернулся, собираясь покинуть двор, и уже около калитки его нагнало тихое Малушино:

- Спасибо, Ведан.

Ведан… Не оборачиваясь, он улыбнулся. Обычно пограничницы не утруждали себя запоминанием имен посланников, а вот она помнит. Пространство привычно изогнулось, и парень исчез в его дрожащем мареве.

Малуша постояла еще несколько минут на крыльце, но стой-не стой, а ничего не изменится. Она насупилась и с видом обреченного на казнь зашла в дом. Сюда не было хода никому, кроме нее. Этот урок пограничницы учили самым первым. Детей леса они встречали во дворе, там же принимали и человеческих просителей. А вот дом оставался только для хозяйки, был ее надежным убежищем и самой сильной защитой. Так говорили наставницы, но Малуша, привыкшая смотреть чуть глубже, дальше и пристальнее, чем другие послушницы, понимала истинную причину такой закрытости и таинственности – не пристало людям видеть, что за вещички хранили и использовали пограничницы. Каждая из них вызвала бы множество ненужных вопросов, а следом и слухов, которых вокруг лесных ведьм, как их величали люди, вертелось и так с избытком. Коли люди поддадутся страхам и взбунтуются, то ей придется уйти. А оставлять истонченную границу нельзя… Вот и терпит Малуша. Ведет себя тихо и незаметно. Помогает людям, когда требуется, а в остальное время никак себя не обнаруживает. До недавнего времени не обнаруживала…

Погруженная в свои невеселые думы, девушка села на ладный деревянный стул, выполненный на заказ мастерами укрепления, и положила порядком измятый конверт со все еще держащейся печатью на тщательно отполированный стол. Она разгладила бумагу ладонью и, помедлив, все-таки разломила печать. Она сломалась с тихим звоном, мгновенно исчезнув с развернувшегося листа. Малуша быстро пробежала глазами ровные строчки, написанные собственноручно ее наставницей. Что же – ее ждут на синклите через два дня, едва с небосклона сойдет Кровавая Луна. При мысли о ней, которая дарила надежду тем двоим несчастным, внутри все сжалось. Пусть будет, как будет! Малуша ни капли не жалела о том наказании, на которое обрекла убийц волков, всех жителей долины и их потомков. По делам им!

Она нахмурилась. Да, не зря все-таки Власта научала ее:

- Не доведет тебя, Малуша, до добра равнодушие к людям. Нам с ними бок о бок жить во века. А потому нужно учиться понимать их, да помогать по силам. Ежели они решат, что совсем без нас справятся? Куда мы деваться будем? Как на границе стоять? – она склонялась над насупленной девочкой с растрепанной косой и уже мягче добавляла. – Учись сперва думать, потом чувствовать и уже потом делать. А лучше, коли на первом и остановишься. Думай, Малуша.

Она и думала. Вот только, чем больше думала, тем сильнее презирала людей. Порой Малуше казалось, что она пришла в мир уже с этим чувством. Мать ее в пору младенчества дочкиного распознала в ней способности. Уж больно жались к малышке все домашние животные, да скотина. А когда Малуше исполнилось 2 года, к их поселению стали стягиваться дети леса, чувствуя близость пограничницы. Тогда местные и смекнули, что к чему, требуя проверить всех нарожденных девочек на принадлежность к лесным ведьмам. Мать призналась сразу, а следом в их дом непрошено, но ожидаемо пришла Власта. Кинула на копошащуюся на полу с кошками малышку внимательный взгляд и, расправив складки длинного темно-синего платья, лишь для соблюдения правил поинтересовалась у мнущейся на пороге женщины:

- Я признаю в твоей дочери пограничницу. Согласна ли ты в назначенный срок передать ее нам?

- Согласна, - кивнула порядком напуганная визитом высокой гостьи мать.

Власта кивнула и поставила на девочке запечатывающую метку. Только после этого местного смогли вздохнуть спокойно – зверье потеряло к Малуше, а значит и к их селению всякий интерес. Община зажила по-прежнему, вот только наставница недооценила будущую послушницу. Способности, которые под печатью должны были мирно спать до поры-времени, бурлили внутри девочки, пробиваясь наружу яркими и мощными всполохами. Поэтому видела и ощущала она все по-особенному. Никогда Малуше не нравилась в своих родичах жажда убийства и уничтожения всего непонятного. Тайком она убегала в лес, чтобы лечить зверье, убирать поставленные накануне силки и засыпать ямы-ловушки. Знаний в ней не было, но растущие способности позволяли легко справиться с простыми недугами и ранами. Местные ни о чем не догадывались и лишь мать, заметив перепачканную дочкину рубашонку, гладила ее по растрепанным волосам, приговаривая:

Наставницы укрепления

- Нет, ты так и не поняла, что натворила! Маленькая, заносчивая девчонка, возомнившая себя всесильным творцом! Ты хоть представляешь своим скудным умишком, какую кашу заварила? Они стали источниками Жизни этих мест. Понимаешь? Жиз-ни! Великий Хронос связал их воедино! Ты в своем невыносимом тщеславии самолично обрекла живые существа на вечное скитание между мирами людей и детей леса. Кто ты такая, чтобы принимать подобные решения? Не ведаю, почему Великий Хронос не остался глух к твоим молитвам…

Власта лютовала уже больше часа и постепенно начала выдыхаться. Все это время Малуша молча стояла в центре зала, куда еще пока не добрались другие участники синклита, и из-под смиренно полуопущенных ресниц наблюдала за наставницей. Та была невероятно зла и чрезвычайно изобретательна в брани.

Хотя даже если бы она и не произнесла ни единого слова, крайнюю степень ее негодования по мечущим молнии светло-серым глазам и вздернутым пшеничным бровям не составляло труда считать даже новенькой послушнице. А уж сколько раз эти признаки подступающей бури довелось наблюдать Малуше и не сосчитать! Иногда ей казалось, что по мимолетному движению воздуха подле Власты она способна безошибочно определить настроение наставницы! Да и немудрено – именно Малуша чаще всего становилась причиной замешательства, разочарования и негодования самой грозной женщины укрепления. На губах девушки мелькнула улыбка, которую она тут же спрятала. Воспоминания накрыли ее с головой, утягивая как можно дальше от мыслей о синклите и неминуемом наказании за несдержанность и своеволие, как не отказала себе в удовольствии отметить Власта.

Несмотря на то, что до выполнения уговора было еще 2 года, мать беспрекословно отдала Малушу наставнице. Та не горевала ни секунды! Наоборот, со стремительно разрастающейся радостью, доколе неизвестной десятилетней девочке, торопливо семенила за Властой, навсегда уводящей ее из родного дома. Уже у порога она почему-то замедлила шаг и обернулась. Вся ее семья жалась друг к другу у длинного стола, бывшего центром унылой жизни домочадцев. Малуша успела заметить растерянный взгляд матери, сжавшей подол своего ношеного и латаного платья, и облегчение в глазах отца, который всегда сторонилась дочери, открыто называя ее чудной. Отпечатались в памяти девочки и лица многочисленных братьев и сестер – довольные и немного виноватые в своей странной радости. Впервые Малуша отчетливо ощутила, какая пропасть разделяет их! Им, живущим простыми человеческими заботам, она напоминала соринку в глазу. Раздражающую и заставляющую постоянно промаргиваться, силясь увидеть нечто новое, но совершенно чуждое для той жизни, которую они вели. Малуша вздернула повыше подбородок и ослепительно улыбнулось, с мстительным удовлетворением отмечая отвисшие челюсти взрослых и детей. Теперь она была не с ними!

Укрепление встретило юную послушницу суетой и строгими взглядами. Уже позже Малуша поняла, какие связи пришлось использовать Власте, чтобы забрать ее из семьи раньше срока. В укреплении все было подчинено веками выверенным ритуалам и правилам – помеченные девочки становились послушницами в 12-летнем возрасте и в течение долгих 5 лет учились всему тому, что умело вдалбливали в их легкомысленные головки наставницы. И лишь Малуша, оказавшаяся в рядах послушниц в столь юном возрасте, впервые за долгие века нарушила плавное и сонное течение здешней жизни. В первый же день Власта привела ее в свой кабинет и, буравя холодными серыми глазами, произнесла:

- По неведомой мне причине Великий Хронос одарил тебя более щедро, чем остальных, но я не советую задирать нос – если я поймаю тебя на высокомерии или лени, то с преогромным удовольствием выставлю отсюда. Ты поняла меня? – Власта нависла над послушницей.

- Вам не удастся этого сделать, - девочка, которой полагалось опустить голову и трепетать, слушая наставницу, открыто посмотрела на Власту и невинно улыбнулась. – Я не дам ни единого повода.

Наставница отпрянула от девочки. Ее бросило в дрожь и пришлось призвать на помощь все свои силы, чтобы скрыть охватившее женщину смятение. Она сложила руки на груди и заставила себя более пристально взглянуть на послушницу. Худенькая, со спутанными медными кудрями, падающими на спину упругими пружинками, широкими светлыми бровями и недетским взглядом, за которым совершенно невозможно было разглядеть ее саму. Казалось, обычное дитя, предназначенное в пограничницы… Но Власта никак не могла избавиться от давящего ощущения совершенной ошибки. Непоправимой и от того фатальной.

- Поди прочь, - женщина махнула рукой, демонстрируя сим небрежным жестом завершение аудиенции, и нетерпеливо бросила в спину. – Помни о том, что я сказала.

Малуша помнила и неожиданно для всех училась, жадно впитывая знания по всем дисциплинам без исключения. Перво-наперво всех послушниц обучали неслыханному в их поселениях – грамоте. Мало кто в общинах мог похвастаться таким умением, но пограничницы-то совсем иное. Птицам высокого полета без грамоты никуда и девочки усердно познавали ее, складывая непонятные символы в слова на древнейшем из существующих языков. Едва Малуша овладела новым навыком, как стала пропадать в вивлиофике. Она буквально глотала книгу за книгой, каким-то чудным образом умещая в своей головке знания не по возрасту и умениям. Однажды, увлекшись чтением старинной книги, она задержалась в зале дольше обычного и, заслышав скрип двери и голоса, притаилась в дальнем углу. Иначе очередного нагоняя от наставниц не миновать!

- Они прибывают и прибывают, вскоре мы не сможем вместить всех помеченных, - озабоченно произнесла Власта.

- Придется что-то придумать, ведь мы обязаны обучить каждую, - Малуша узнала голос наставницы Драги – одной из самых благодушно настроенных к ней.

- Не стоит напоминать мне о долге, - раздраженно отмахнулась Власта. – Мы все сделаем, но ведь это ничего не изменит. Граница стремительно истончается и потому девочек становится все больше. Мы лишь затыкаем ими прорывы и не более! Сколь долго? Ты думала о том, что произойдет далее?

Власта

Подслушанное Малушу взволновало, вот только уразуметь, к чему велся тот разговор, и подвести одно к другому не сумела. Поэтому справедливо рассудила убрать так нежданно пришедшую информацию на дальнюю «полочку». Убрала, да и позабыла Малуша. Уж очень захватила ее учеба!

Наставницы на пытливую девочку нарадоваться не могли, и она имела все шансы стать лучшей среди более взрослых товарок, если бы не вздорный характер послушницы. Все и всегда Малуша делала по-своему! Смотрела на наставниц уж слишком пристальным для ребенка взглядом, кивала и делала так, как сердце подскажет. А подсказывало оно ей почему-то совершенно невообразимые, если верить словам наставниц, вещи. Невзирая на строгие запреты, девочка пробиралась ночами в вивлиофику, выбирая фолианты потяжелее, да на самых высоких полках запрятанные, так как не предназначались они для юных и неокрепших умов. Но разве упрямицу было остановить? Зачастую там и заставали ее наставницы – мирно спящую с книжкой в обнимку. Ох, и ругались они! В наказание отправляли ее на кухню работать, за огородом следить, но все без толку! Ни замки, ни запреты, ни угрозы не могли остановить Малушу, коли она чего удумала.

К невероятному неудовольствию всех остальных обитателей укрепления юная послушница на лету схватывала лекарскую науку и с огромным энтузиазмом экспериментировала с составами и травами. Результаты порой приходилось соскребать со стен, выковыривать из чашек либо находить под кроватями в кельях в виде лесных жаб и полевых мышей, но Малуша не унывала – а как же еще учиться, если не на собственном опыте. А еще она умудрилась в первый же год в укреплении «достучаться» в своем обращении до Великого Хроноса, что обычно удавалось лишь неофилкам, готовящимся к обряду, чем ввергла в неописуемый ужас ведущую тогда занятие Власту. Она невидящим взглядом смотрела на Высший Хронограф, обещая себе в ближайшие пару лет не подпускать девочку так близко, чтобы не накликать беды на находящихся под ее защитой обитателей.

Но больше всего проблем доставляли стихийные вылазки Малуши за стены укрепления, что находилось под категорическим запретом самой Власты. Не обращая внимания на правила, девочка выбиралась за пределы порядком надоевших стен и восторженно бродила по шумным улочками, забывая о времени и любуясь диковинками, свезенными сюда торговцами. Далеко не каждый из них мог получить охранную грамотку от Власты, открывающую двери в укрепление. Поэтому редкие счастливчики своим положением дорожили и везли сюда самые разные товары в надежде получить одобрение и сопутствующее ему право появляться в здешних местах на особых условиях. Все торговцы мечтали о нем, ибо сами были далеко не самыми простыми людьми. Малуша не всегда понимала, кто перед ней, но с живым интересом приглядывалась к гомонящим у прилавков приезжим, пытаясь угадать их суть. Люди с необычными способностями. Бывшие гонцы. Выходцы с той стороны границы. Конечно, последние встречались крайне редко, но Малуше все же довелось столкнуться с ними и даже не единожды.

В целом она всей душой полюбила укрепление, считая его своим настоящим домом. Ни на что непохожим и примечательным местом, куда девочек специально привозили так, что им даже невдомек было, где находятся и как вернуться обратно. Малуша помнила свои первые впечатления от укрепления – огромный резной терем из темного дерева, стоящий на высоком холме. Тронешь шероховатую стену и услышишь, как говорит с тобой древесина, рассказывая о мастерах, касавшихся ее многие лета назад. Но стоило только зайти внутрь, как тебя обступают настолько плотные каменные блоки, что и соломинки между ними не вставишь! Малуша помнила, как откровенно глазела на эти почему-то всегда теплые стены из камня, на уходящие ввысь своды и многочисленные коридоры с дверьми, за которыми скрывались неведомые пока юной послушнице тайны. Уже много позже девочка поняла, что внешние размеры укрепления заметно отличаются от внешних. Любуясь теремом со стороны торговых рядов, никогда и не поверишь, что он легко вмещает в себя несколько сотен людей разом! И это только по весьма приблизительным подсчетам, ибо истинного числа тех, кто нашел здесь приют и время от времени останавливался, ведя свои извечные дела с Властой, никто и не ведал.

- Малуша! Малуша! Да слышишь ли ты меня, вредная девчонка? – заметив, что девушка уже давно витает в своих мыслях, Власта, совсем как раньше, пребольно дернула ее за ухо.

- За что? – вскинулась пограничница и на секунду потеряла контроль - их взгляды столкнулись.

Малуша тут же спохватилась и благоразумно опустила голову, но Власту уже было не остановить. Она крепко ухватилась за острый подбородок «железными» пальцами и с такой силой запрокинула голову девушки вверх, что в шее что-то больно хрустнуло. Наставница жгла своим взглядом, тщетно ища одной ей ведомые признаки сомнений и сожалений.

- Ты не раскаиваешься! – вдруг отпрянула от пограничницы Власта и с недоумением произнесла. – Ты – торжествуешь! Малуша!

Далее изображать покорность не имело смысла и девушка, обиженно потирая ухо, открыто взглянула на хмурую и порядком озадаченную управительницу укрепления, позволяя той увидеть все то, что скрывала ранее.

- Не раскаиваюсь, - тихо произнесла она. – Мне надлежит оберегать детей леса, и я выполнила свой долг.

- Но какой ценой?

Стоило ожидать новой брани, но Власта почему-то не торопилась с этим. Она опустилась на резной стул с высокой спинкой и подперла рукой голову, будто оказалась не в силах снести все это.

- Ты считаешь, что цена не слишком высока?

- Нет, - упрямо мотнула головой Малуша. – Не дело говорить о плате, когда на кону Жизнь. И неважно чья! Детей леса, жителей постграничья… любая. Разве не для того мы и есть – источник Жизни? Нет, не говори мне о цене. Пустое это.

- Как и в тот день, когда ты прошла обряд?

Малуша ожидала услышать все, что угодно, но только не это. Она побледнела и мгновенно растеряла всю свою уверенность, посмотрев на Власту затравленным зверьком.

Отречение

Совсем молоденькая девочка-послушница неуверенно топталась у дверей, чтобы сопроводить гостью в отведенную келью. Малуша скользнула по ней взглядом и усмехнулась про себя – ох, не зря Власта выбрала именно ее, не зря! Небольшого росточка, худенькая, но с большими живыми глазами, девочка чем-то неуловимым напоминала ее саму много-много лет назад.

Мудра Власта, мудра и хитра! Недаром занимает пост бессменной управительницы укрепления! Поставь она в провожатые одну из наставниц, Малуша мигом ощутила бы себя пленницей и там… кто знает, чего могла бы вытворить. А эта девчушка излучала лишь неуверенность и жажду жизни, а еще где-то глубоко запрятанный страх. Впервые в укреплении собирался синклит, призывающий к ответу пограничницу.

- Вот, - девочка толкнула одну из вереницы одинаковых дверей, пропуская вперед Малушу, - отдыхайте. Я приду за вами в назначенный час. И…

Послушница замялась, пряча глаза, но все же решилась и выпалила:

- И пусть Великий Хронос будет для вас защитой.

Она пулей вылетела из кельи, оставив улыбающуюся Малушу в одиночестве. Смелая крошка! Девушка прикрыла дверь, обернулась и… улыбка медленно сползла с ее лица - Власта отвела ей ту же келью, что и во время обучения в укреплении. Задумчиво следуя за девочкой, пограничница даже не обратила внимания на маршрут по витиеватым коридорам. И вот круг замкнулся. Привел Малушу в ту же точку, откуда она когда начинала свой путь, сияя от счастья и предвкушая радужное будущее. Это было сродни удару под дых. Кто бы ожидал такого от Власты? Неблаговидно, но предельно показательно и в духе наставницы – знай свое место!

Одним движением Малуша сбросила натершую обувь и, как в былые времена, забралась на дубовый стол, примостившийся у окна и занимающий большую часть кельи. Она подобрала под себя босые ноги и оперлась спиной о теплые каменные плиты, любуясь открывшимся видом. Вплоть до своего отъезда Малуша любила сидеть здесь и мечтать о будущем. Сейчас же ею владела только тревога, до предела истончившая преграду, которую девушка когда-то выстроила от неприятных ей воспоминаний. Всего мгновение и они прорвались наружу, мгновенно вытеснив все то, чем жилось последнее время.

******

- А почему Великий Хронос не берет за право служить ему со всех пограничниц одинаковую жертву?

Власта прервала свою столь тщательно отрепетированную речь и медленно перевела на рискнувшую задать такой неуместный вопрос Малушу взгляд, способный испепелить любого. Но у девушки уже успел выработаться к нему стойкий иммунитет, и она лишь с любопытством посматривала на наставницу, с трудом сдерживая следующие вопросы. Шутка ли – она вскоре пройдет обряд вместе с остальными завершившими обучение послушницами и ей даже не придется ожидать положенные 2 года! О таком даже мечтать было страшно, а вон как оно повернулось!

Малуша знала, что по поводу ее участия в обряде среди наставниц возникли серьезные разногласия. Еще ни разу не допускались до сложного и опасного испытания девочки младше установленной грани в 17 годков. И только Малуша, проявившая себя как одна из самых перспективных послушниц, освоила всю науку аккурат к своему 15-летию. Что с ней делать, не знал никто!

- Я понимаю, что мы обязаны соблюдать правила, но девочка полностью готова, - заступалась за нее Власта. – По способностям она превосходит любую из более старших послушниц, и мы не можем оставить это без внимания.

- Да, - согласилась с ней Драга, - но девочка слишком порывиста и непредсказуема. Эти качества недопустимы для пограничницы и лучше дать ей подрасти, оставив в стенах укрепления еще на 2 года.

- Поддерживаю, - из кресла поднялась Гордана и, сложив руки на груди, встала напротив Власты. – Недаром определен возраст вхождения в пограничницы, наше дело – соблюдать закон.

- Граница истончается, а ты предлагаешь оставить самую способную девочку еще на 2 года? Того ли ждет от нас Великий Хронос? – вкрадчивым голосом возразила Власта.

Гордана поморщилась, нервно дернув плечом, но не смогла подобрать контраргументов.

- Ты готова взять на себя ответственность за нее, если мы проголосуем за прохождение обряда? – зычный голос Озары заставил Власту вздрогнуть. – Ты лучше остальных знаешь, что это означает. Нет проку в спешке, поразмысли хорошенько.

- Готова, - проигнорировала мудрый совет Власта, и собравшиеся наставницы зашумели, не веря услышанному.

Так, по воле Власты, все 16 наставниц приняли право Малуши проходить испытание наравне с остальными. И вот теперь, когда до него оставалось совсем немного времени, самую юную из учениц укрепления просто разрывало от вопросов, которые могли бы приоткрыть завесу тайны, окутывающую предстоящий обряд.

Послушницы испуганно притихли, наблюдая за тем, как Власта приблизилась к Малуше и смерила ее холодным, презрительным взглядом.

- Девочки! – голос, заслышав который хотелось мгновенно забраться под стол, заставил всех послушниц вытянуться в струнку. – Я возлагаю на вас большие надежды, но не допущу до обряда ни одну из вас, если буду слышать подобные глупости. Так почему же Великий Хронос ждет от каждой свою жертву? Есть ли те, кто даст ответ?

Послушницы сжались, избегая острого взгляда наставницы. Ни разу они не позволяли себе задать тревожащие их вопросы, а потому ответа на них не имели, считая, что так и должно оставаться дальше. Поэтому Малуша, пусть и невольно, своей непосредственностью приоткрыла ящик Пандоры, в который даже одним глазком страшно заглянуть. Не дождавшись ответа, Власта покачала головой.

- Сожалею, что не донесла до вас главного. Вы – пограничницы – опора Великого Хроноса в этом мире и каждая из вас пока все еще вместилище своих страхов, радостей и надежд. Вы открыты для него и во время обряда добровольно отдаете то, чем дорожите более всего! Без колебаний. Сожалений. И вопросов, - она многозначительно посмотрела на Малушу. - Как знак принадлежности Великому Хроносу! Отныне и навсегда.