За стеной пылающих небес

Глава 1

Глава первая. Городок, которого не было на карте

Утро началось с компаса.

Макс Крылов, с подвешенным на шнурке старым «Адиусом», шёл впереди и каждые десять минут сверял курс, словно от этого зависела не только дорога, но и репутация. Он ещё вчера разложил по карманам всё, что считает «навигационным набором»: складную карту с заломленным углом, огрызок карандаша, дешёвый свисток и мел. На березах через равные промежутки оставлял едва заметные стрелки — углём от потухшего костра. «Чтобы обратно найти, если придётся», — говорил он тоном человека, который никогда не возвращается назад.

Данила «Дэн» Шаров плёлся рядом, щёлкал семечками и по очереди вытягивал то телефон, то селфи-палку: «Контент, ребята! Выживание без вайфая, серия первая». Сеть ловила урывками; каждый раз, когда на экране появлялось пол-деления, Дэн подпрыгивал и записывал голосовую: «Лес, день второй, настроение бодрое. Макс ведёт нас строго на север, но на север, по моим данным, сейчас только комары». Он смеялся собственным шуткам, а когда шутки кончались, жевал карамельки и совал их остальным — мириться, если вдруг кто-то на него ворчал.

Илья Тихонов шагал позади Макса, считая в уме шаги: «Тысяча двести… тысяча триста…» У него на поясе болтался моток паракорда, на лямке — петля для ножа, который он доставал редко, но уверенно. Илья был тем, кто вечно знает, как отличить ель от пихты, где искать воду и почему мох — плохой компас. Когда тропа исчезала под хвоей, он делал маленькие каменные туры — крошечные пирамидки из гальки, будто для кого-то невидимого, кто пойдёт следом.

Саша Воронцова взяла самый тяжёлый рюкзак и не спорила. Спорила она по другим поводам — например, когда кто-то предлагал «короткую тропу» через бурелом. Саша умела молча лезть в горку, ловко перетягивать ремни, чтоб рюкзак не давил на поясницу, и вовремя шутливо «шипеть» на мальчишек, если начинали выяснять, кто тут главный. В боковом кармане у неё звякал металлический карабин с аптечкой; на запястье — спортивные часы со стертым безелем. К обеду Саша уже успела дважды перетянуть Даниле колено эластичным бинтом («перестань козлить с бревна на бревно») и один раз — упрямо всучить Максу батончик, когда тот из принципа «не голоден».

Кира Мельникова шла немного в стороне, будто слушала лес. На её рюкзаке висел маленький медный колокольчик — тихий, как дыхание, — и Кира иногда касалась его пальцами, когда становилось тревожно. В руках — скетчбук и карандаш; она умела идти и рисовать одновременно: сосновые шишки, странную кору, собственные кеды на фоне корней. Иногда доставала старую плёночную «мыльницу», которую нашла у деда на даче; щёлк — и кадр, возможно, весь с перетянутой засветкой, но зато «как в кино». Кира замечала то, мимо чего другие проходили: перья на тропе, одинокий след копыта, ржавую крышку от газировки с буквой «М».

Алина Пархоменко, самая младшая, старалась ни на шаг не отставать. Она всё запоминала — не картинками, а цифрами: «Сегодня мы свернули на 35-й минуте после привала, шли тринадцать минут по прямой, потом пять — в горку». Её любимой игрушкой был потёртый кубик Рубика, который она крутнула пару раз и упрятывала обратно в боковой кармашек. Когда взрослые слова теряли смысл, она уходила в свои задачки: «Если идти со скоростью четыре километра в час и каждые полчаса делать пятиминутный привал, то…» Ещё Алина носила на шее свисток в виде лисёнка и иногда нюхала воздух, как щенок: «Пахнет сахарной ватой. Вам не кажется?»

— Тебе кажется, — отмахнулся Дэн. — Тут пахнет потом и хвойным прачечным порошком.

— И пылью, — добавила Кира, не поднимая взгляда от рисунка.

К полудню солнце стало лезть в глаза, лес редел, и Макс уверенно заявил: «Ещё два часа — и выйдем к дороге. Там уж точно какой-нибудь посёлок». Он говорил так, будто поселки стоят в очереди за каждым сосняком. По плану они должны были пройти лёгкий однодневный маршрут с ночёвкой на оборудованной стоянке, но утром перепутали тропы. Никто не паниковал. В этом лесу было больше звуков, чем угроз, и ребята с самого начала держались мысли, как за поручни: вокруг — сеть городков, к вечеру найдём любой.

Они нашли. Но не такой.

Сначала — столб с деревянной стрелой, на которой чёрной краской написано «К Лебяжьему» и неразборчивая цифра. Потом — жидкий, пыльный ветер. Потом — дорога, настоящая, с трещинами и пучками травы в швах, и брошенная машина на обочине, которую заросли скрывали почти целиком. И, наконец, — табличка, потемневшая от времени: «Добро пожаловать в Лебяжье. Население 4 206». Кто-то облупил краску на цифрах так, что «6» похожа на «0».

— Я же говорил, — сказал Макс, оглядываясь. По привычке приложил компас к табличке, словно узнал в ней север. — Пойдём по главной, найдём магазин, воду, людей.

Дэн наконец-то получил сеть и тут же радостно воскликнул: «Ого, три деления! И… э… ребят?» Он протянул руку, показывая экран. Экран показывал дату — сегодняшнюю — и время. Только время стояло: 11:11. Он заблокировал-разблокировал — 11:11. «Ну и совпадение», — сказал и неловко хихикнул.

Главная улица Лебяжьего была безупречно пустой. Никаких «собаки лают — караван идёт», только вязкая тишина, как после развода облаков. Ветер гонял ремешок старого рекламного щита. На витринах — афиши: яркие, как леденцы, но бумага у них чуть-чуть серая, будто кто-то посыпал мукой. На одной — длинноногая девушка в блестящем трико, на другой — тигр в прыжке, на третьей — шатёр с красным флагом и надпись: «БРОДЯЧИЙ ЦИРК „ЗАМКОВЫЙ ВАЛ“ — СЕГОДНЯ, ТОЛЬКО ОДИН РАЗ, 18:00».

— Цирк? — сказала Кира и, не удержавшись, щёлкнула «мыльницей». — В таком городке?

— Ну наконец-то повеселимся, — обрадовался Дэн. — Контент! Между прочим, я всегда мечтал съесть сахарную вату размером с голову.

Саша ткнула пальцем в витрину продуктового, где вместо привычных бутылок и банок — аккуратно расставленные пустые коробки, как в витрине музея: «Похоже на муляжи». Дверь закрыта, но внутри свет. Никого.

— Может, у них сиеста? — предложил Илья. Он снял паракорд, завязал на перилах аккуратный узел, проверил — держит — и легко перепрыгнул через невысокий забор на крыльцо магазина. Постучал. — Эй! Есть кто?