За твоей спиной

Глава 1. Татьяна

— Своих детей давно пора рожать, Таня, — тихо ворчит мама в трубку. — А ты все за чужим сопли подтираешь!

— Прекрати, пожалуйста!..

Разминая шею, поправляю ворот на платье-водолазке. Лука поднимает уставшие глаза от тарелки и вопросительно смотрит. Я гашу немой вопрос нежной улыбкой, словно говоря сыну, что все хорошо.

— Кто там, мамочка? — все же беспокоится он.

— Бабушка, мой хороший. Ешь, пожалуйста.

— Бабушка, — снова недовольное ворчание. — И вообще, который час, Таня? Почему ты кормишь ребенка ужином так поздно? Почему Герман молчит?

— Герман задерживается на работе, мама. Я разрешила Луке поужинать сегодня не по расписанию.

Открываю дверцу микроволновки и достаю кружку с разогретым молоком. Замешивая какао, посматриваю за окно.

Начало ноября в этом году холодное. Позавчера на землю лег первый снег, а сегодня днем выглянуло солнышко и все подтаяло. Глядя на свое отражение, поправляю светлые длинные волосы и возвращаю штору на место.

— Какой мужчина твой Герман! Господи! Симпатичный, обходительный, зарабатывает много. А как про тебя у папы на юбилее сказал: «Моя Таня самая прекрасная женщина на свете»? Нас поблагодарил за твое воспитание. И часы подарил именные. У отца в части все сослуживцы обзавидовались. Вот только тете Рите с Вадиком твой муж отказался помогать, — опять недовольна она.

— Мама, сколько можно повторять? Герман адвокат в сфере земельного права. Гражданскими делами он не занимается. Это как с больным ухом идти к окулисту, неужели ты не понимаешь?

— Ерунда! А в чем там разница? Адвокат — он и есть адвокат. Называй статьи да с судьей общайся. Вадику пять лет светит…

— Герман дал контакты своих коллег, — напоминаю.

— Ты в курсе, сколько они берут?

— Ладно, мам. Завтра это обсудим. Нам надо поскорее спать укладываться.

— Иди уже, домохозяйка. И зачем мы тебя в МГУ выучили?

— Я не всю жизнь собираюсь дома сидеть…

Отложив телефон, дожидаюсь, пока с тарелки исчезнет хотя бы половина рисовой каши, и подхватываю сына на руки.

Он заливисто хохочет. Эта, казалась бы, простая реакция отдается нежным перезвоном в моем, пусть не родном этому мальчику, но все же материнском сердце. Какой путь, оказывается, нужно пройти, чтобы ребенок просто захотел посмеяться! Сам! Без приказов и уговоров.

— Вау, сколько ты съел! — тоже смеюсь, делая вид, что мне тяжело.

На самом деле, Лука легкий как перышко. Педиатр постоянно говорит про недобор веса, а эндокринолог утверждает, что все в порядке. Я оптимист, поэтому верю последней.

— Мамочка, — трогательно шепчет сын, уже лежа в кроватке.

Мое сердце снова трепещет. Убрав книжку с русскими народными сказками, отзываюсь:

— Да, мой хороший…

— А ты не уйдешь от нас?

— Нет, конечно. Что за мысли? Я без своего Лу-Лу никуда, — обнимаю его и нежно целую в лоб. Путаю русые волосы на макушке. — Засыпай быстрее, скоро папа придет.

— Не хочу, чтобы он приходил!..

— Ты чего? — пугаюсь. Как бы при Германе такое не ляпнул. — Папа тебя любит, Лука. Он просто устает…

Сын засыпает, а я долго любуюсь в тишине тем, как подрагивают тонкие реснички и выравнивается его дыхание.

Вернувшись на первый этаж, быстро убираю разбросанные вещи. Запускаю робот-пылесос и натираю до блеска зеркало в ванной комнате.

Чуть позже на кухне, помешивая чай, со скуки щелкаю пультом. Палец замирает, когда на экране появляется знакомое лицо.

Телеканал «Новости Кавказа». Читаю бегущую строку: «Советник главы Республики по территориальному развитию Расул Рашидович Хаджаев с супругой Мадиной Хаджаевой посетили благотворительный прием».

Стараясь не смотреть на статного брюнета, с интересом изучаю его миловидную спутницу. Длинное, расшитое жемчугом платье не облегает фигуру — это дань традициям, но по изящным, тонким запястьям понятно, что лишних килограммов там кот наплакал. Все на своем месте.

Да уж…

Хладнокровно выключаю телевизор.

Надо позвонить нашему провайдеру. Поругаться с ними как следует. Пусть убирают этот канал из списка вещания. Новости Кавказа давно мне неинтересны. Вообще неинтересны.

В прихожей хлопает дверь.

Окинув кухню быстрым взглядом, убираю на место пульт и выравниваю салфетки на столе. Ногой задвигаю не захлопнутый до конца ящик на кухонном гарнитуре и поправляю платье.

— Привет.

Герман направляется ко мне. Я оглядываю серый деловой костюм, белую сорочку и красный в клетку шейный платок. Запрокинув голову, смотрю в карие глаза.

— Привет, Гер, — немного нервно здороваюсь.

— Все хорошо? — спрашивает он заботливо, награждая мою щеку сухим поцелуем.

— Да, конечно. Ужинать будешь?.. Отбивные.

Муж осматривается. Исследует каждый гребаный сантиметр нашей кухни и только потом удовлетворенно кивает.

Глава 2. Татьяна

На кухне такая тишина, что в ушах звенит. Выпрямив спину, обхватываю миниатюрную чашку.

— Как прошел твой день? — спрашивает Герман, нарезая на тарелке отбивную. Ровные квадратные кусочки. Как по линейке.

— Да все хорошо, Гер. Мы ходили в парк. Лука кормил уток хлебом, потом играл на площадке с детками своего возраста.

Муж задерживает взгляд на моем лице, он вдруг становится цепким, как клешня.

— Ну а чем ты занималась?

— Я? — удивляюсь. — Следила, чтобы Лука не расшибся на горках и лазилках.

Герман кивает и указывает на белоснежный фарфоровый чайник.

— Пей чай!..

— Хорошо, спасибо, — мямлю.

— Почему ты не спрашиваешь, как мои дела? Тебе неинтересно?

— Интересно, конечно, — тут же подхватываю. — Не хочу тебе мешать ужинать.

Исподлобья наблюдаю, как он монотонно жует очередной кусок и накалывает на вилку следующий.

Промокнув губы салфеткой, резко вскидывает взгляд на меня и сжимает зубы. Делает это не меняясь в лице, но я уже знаю — Герман злится. И у этого должна быть причина.

— Аделина сказала, Лука пропустил ужин?..

Боже.

Холод в груди усиливается.

Как я могла забыть, что в доме за нами с сыном неустанно следит горничная? Ей сорок, и у нее муж в инвалидном кресле. Герман очень хорошо платит, поэтому Ада слушается его беспрекословно. А вообще, она женщина неплохая и отношения у нас прекрасные.

— Объяснишься, Таня?

— Гер, — смягчаю голос. — Лука растет, становится старше. Помнишь Ольгу Львовну? Это психолог, к которой мы обращались насчет проблем с аппетитом и набором веса. Она советовала сменить питание с режимного на «по запросу». Ребенок должен чувствовать, хочет ли он сейчас есть. Понимаешь? Это его тело, и Лука обязательно научится…

Вторая половина моей речи тонет в воздухе, будто в воде при затоплении. Герман меня уже не слышит. Он в молчаливом бешенстве сжимает вилку и… улыбается.

Смеется.

— Остыло… — резким движением отправляет тарелку скользить в мою сторону по столу. — Погрей. Будь добра.

— Конечно, — выдыхаю с облегчением.

Задвинув за собой стул, ставлю тарелку в микроволновку и настраиваю таймер на сорок секунд. Так мясо будет идеальным — не горячим и не едва теплым.

Взяв прихватку, жду заветного щелчка.

— Принесешь мой телефон из прихожей? — снова обращается ко мне муж.

Оборачиваюсь. Он буравит меня настойчивым взглядом.

— Да, конечно, отдыхай, Гер, — улыбаюсь.

Кинув прихватку на стол, быстрым шагом пересекаю просторную гостиную. Отыскав телефон во внутреннем кармане пальто, возвращаюсь.

— Погрей подольше, — велит Герман, забирая у меня мобильный.

— Ты замерз? — неловко улыбаюсь.

Еще раз ставлю таймер.

— Достаточно, — слышу через минуту. — Дай мне тарелку.

Кидаю взгляд на стол и хмурюсь.

Прихватки нет.

Пусто.

В груди леденеет.

— Гер… — шепчу.

— Дай мне тарелку, Таня, — настаивает он ровным голосом.

Растерянно обвожу взглядом кухню. Аделине не разрешено ничего оставлять на столешнице: никаких полотенец, тряпок, губок. Только идеальная, стерильная чистота.

— Гера… Пожалуйста…

— Черт тебя побери… — хрипит он зловеще и ударяет по столу. — Дай мне эту чертову тарелку!.. Ты меня злишь! И делаешь это специально. Намеренно выводишь меня из себя, Таня.

Сжимаюсь в комок.

Прикрыв глаза, открываю дверцу и… беру раскаленную тарелку. О-ох. Закусываю губу от жгучей боли.

Терплю, терплю, терплю, пока несу.

Внутренний стон заревом разносится по телу вместе с сумасшедшим желанием заорать.

— Поаккуратнее, Таня…

Поставив тарелку перед мужем, сжимаю ладонь в кулак и прислоняю ее к груди. Герман приступает к еде.

Всхлипнув, бегу в ванную комнату. Врубаю ледяную воду и направляю обожженные пальцы под мощную струю.

— Блин… Как же больно!..

Скулю, разглядывая как прямо на глазах вздуваются волдыри.

Смотрю на себя в зеркало.

Морщу брови и моргаю.

Меня всегда называют красавицей. Высокая, стройная, гибкая. Комплексами на этот счет никогда не страдала.

У меня были мужчины. Не так чтобы много… В студенческие времена встречалась со старшекурсником, потом недолго жила с молодым человеком. Не понравилось, буду честной.

Чуть больше четырех лет назад Амир Хаджаев — мой старый друг из МГУ — попросил помочь ему развить бизнес в Дубае. Частные авиаперевозки. Я согласилась.

Глава 3. Татьяна

— Что это с твоей рукой? — спрашивает Вера озадаченно.

— Обожглась вчера, — прячу ладонь под стол.

— Господи, Борисова, или как ты там теперь… Салтыкова! Что ты за недоразумение ходячее? То волосы тебе Лука случайно остриг, то вот обожглась…

Она весело смеется и пьет шампанское из бокала короткими глотками. Выглядит так, словно поимела эту жизнь. Я же удрученно качаю головой и давлю в себе неприятное чувство зависти.

Вера приехала к нам с рабочей встречи. Красивая и деловая. В сером брючном костюме и на шпильках. На лице макияж с красной помадой, готовый посоревноваться с профессиональным.

Я еще три года назад тоже была заядлой карьеристкой. Офис — моя стихия. Все эти дедлайны, переговоры, согласования с руководством и совещания — все мое. Обожаю.

— Как у вас с Германом, Танюш? Улучшение есть? — спрашивает Вера с интересом, покачивая шипящий напиток в бокале.

— Нет. Все по-прежнему.

— Так и не спите? — переходит на шепот.

Кинув взгляд на дверной проем, проверяю, что он пуст. Ада с Лукой собирают в гостиной конструктор. Герман вернется примерно через час. К тому времени мы точно успеем прибраться.

— Мне кажется, я и сама уже этого не хочу, — пожимаю плечами и так же шепотом отвечаю.

— Не хочешь секса с мужем? — Вера игриво закатывает глаза.

— Именно! Не хочу!

— Я не узнаю тебя в гриме, Тань.

Я кисло улыбаюсь и разглаживаю складки на шелковом платье.

Конечно, подруге я о своих «приключениях» не рассказываю. Во-первых, Герман помог ей с работой, и сейчас она трудится бухгалтером в фирме, где мой муж полноправный партнер. Во-вторых, это, в конце концов, просто стыдно. Стыдно жаловаться на то, что твой супруг всячески тебя наказывает. Изощренно и с удовольствием.

— Люди меняются, — философски замечаю.

— Никогда! — снова смеется Вера. — Никогда люди не меняются, Танюш.

— Пусть так, — сразу соглашаюсь.

Совершенно нет сил спорить.

— Ни за что не поверю, что тебе не хочется. Ты же рассказывала, как встречалась с этим… какой-то кавказец-красавчик!..

— Расул. Вчера его по телевизору видела.

— Ого. Надеюсь, не в какой-нибудь передаче про уголовников?

— Нет, что ты? — посмеиваюсь устало. — Он в правительстве республики работает, я так понимаю.

— А как его фамилия? — Вера сужает пристальный взгляд.

— Хаджаев.

Рассматриваю свои забинтованные пальцы. С утра перед отъездом из дома пришлось выпить обезболивающее. Да и ночь была так себе. Еще и Лука испугался, увидев меня. Это вылилось в то, что он до обеда ни с кем не разговаривал.

— Татьяна Романовна, — на кухне появляется запыхавшаяся Аделина. — Наверное, пора собирать конструктор, готовиться к приходу Германа Ярославовича, а Лука раздурился. Хочет еще поиграть.

Мы с горничной обмениваемся понимающими взглядами.

— Пусть еще минут пятнадцать поиграет, Ада. Я потом помогу ему прибраться до прихода мужа.

— Спасибо, — кивает она. — Я тогда домой пойду.

— Конечно.

— Так что с усыновлением, Тань? — шепчет Вера, когда мы остаемся одни. — Есть у вас успехи? Хоть в этом.

— Пока ничего.

— Герман передумал?

— Нет, такого он не говорил. Мы ждали, пока пройдет три года с тех пор, как Агату объявили без вести пропавшей. Теперь необходимо подать в суд, чтобы маму Луки официально признали умершей, но у Германа нет права этого делать — они ведь не были женаты.

— У Агаты ведь есть мать, — вспоминает Вера. — Ты рассказывала, что она звонила тебе. Помнишь?

— Да. Гера запретил нам контактировать и сам не хочет к ней обращаться.

— И какой выход, Тань?

— Герман сказал, мы обязательно его найдем.

Вздрагиваю, потому что неожиданно слышу голос мужа в прихожей. Тут же забегает Лука и, найдя меня взглядом, садится за стол. Вскакиваю со стула и начинаю метаться, проверяя каждый угол.

— Ты чего, Тань? — удивляется Вера.

— Сейчас…

Герман заходит на кухню и, увидев мою школьную подругу, приветливо ей улыбается:

— Привет, Верунь.

— Гера! Рада, что застала тебя, — тянет она к нему руки.

Они обмениваются вежливым поцелуем в щеку.

— Лука, пойдем конструктор соберем? — быстро приглаживаю волосы.

— Пойдем, — кивает сын и бежит в гостиную.

Пытаюсь проскользнуть мимо мужа, но он обнимает меня за талию и притягивает к себе. В нос проникает знакомый стерильный аромат, который три года назад в Дубае я даже посчитала приятным. Герман не признает мужской парфюм. Даже в конце дня от него пахнет так, будто он только что окунулся в больничный антисептик.

Глава 4. Татьяна

Боже! Нет, пожалуйста!

Подхватив Луку на руки, не обращаю внимания на то, что он проезжается грязной подошвой по бежевому кашемировому пальто. В обычной ситуации было бы почти физически больно от такого варварства, а сейчас все равно.

Я несусь к выходу из парка с сыном на руках.

Прохожие оборачиваются мне вслед. Кто-то из них, поравнявшись с нами, отходит, ну а кто-то забывается, не успевает, и мы с Лукой мараем ботинками и их одежду.

Драгоценные секунды теряю, когда пытаюсь отыскать в кармане ключи от «Тойоты». Захлопываю дверь, предварительно посадив сына в кресло, и выдыхаю с облегчением. Пытаюсь отряхнуться.

Фух. Вот это забег!..

— Татьяна, — слышу справа.

Вздрагиваю от неожиданности и выпускаю связку из рук. Придерживая разлетающиеся на ветру волосы, брезгливо поднимаю брелок из снежной каши. Бинты на пальцах пачкаются.

— Что вам нужно? — строго спрашиваю, но голосом выдаю свое волнение.

— Зачем вы бегаете от меня? Я старый человек, — пытается отдышаться Аврора… Отчество я не помню.

— Герман будет недоволен. Не заставляйте меня жаловаться ему.

— Он может вообще не узнать, что мы встречались.

А если узнает? Мне будет плохо!

Я быстро оглядываю женщину напротив. Ей около пятидесяти и… она выглядит странно. Короткие розовые волосы, торчащие из-под шапки, красный пуховик и белые сапоги. Сложно было не заметить ее на детской площадке, где мы проводили дневную прогулку.

— Я хочу общаться с внуком!

— Поговорите об этом с его отцом, — предлагаю как можно мягче.

Я не жестокая. Самое простое в моей ситуации — обозлиться, но я держу себя в руках. И Аврору мне по-настоящему жаль. Вот только, черт возьми, в этом мире каждый сам за себя.

Я хочу остаться со своим сыном. Я его люблю.

Именно поэтому я не буду еще больше портить отношения с мужем ради этой женщины.

— Герман со мной не разговаривает, — с отчаянием произносит она. — Я все потеряла. Свою девочку. Свою Агаточку. И внука. Ты хоть понимаешь, что такое до полутора лет видеть, как он растет, а теперь не иметь возможности встретиться. Мое сердце каждый день разрывается на части.

Она плачет. И я вместе с ней.

Заметив уличную камеру, утираю слезы и сажусь в машину.

— Простите, — шепчу, закрывая дверь. Сделать этого не могу: Аврора ее крепко держит.

— Он и тебя убьет. Беги, — говорит она с горящими безумством глазами.

Кровь в венах стынет от такого.

— Что-о?.. — морщусь.

— Агату убил, я уверена. Думаешь, я не знаю, какой он дома? Чертов психопат. Он и тебя убьет, и Луку, моего мальчика.

Аврора пытается заглянуть назад.

— До свидания, — хриплю, резко дергая дверь на себя.

— Беги! — орет она на всю улицу. — Беги, дура!

Ее голос звенит в ушах, пока я еду домой, готовлю ужин и занимаюсь с сыном. До самого вечера в голове только эти дурацкие вопли. Сосредоточиться на чем-то невозможно.

Герман возвращается поздно. Вымыв руки, садится за накрытый к ужину стол и с подозрением осматривает кухню.

— Как прошел твой день? — спрашиваю с улыбкой.

— Отъебись, — цедит сквозь зубы, сжимая ложку. — Я домой прихожу не для того, чтобы меня дергали. На работе проблемы, еще здесь лезут.

Молча отворачиваюсь. Улыбка стекает с лица.

Никогда не угадаешь, что ему не понравится.

От греха подальше иду к сыну. Переодеваю его в удобную пижаму с модными среди детей его возраста головастиками и пытаюсь успокоить, потому что мы забыли в машине его любимую игрушку — Алило. На самом деле, она слишком детская, но Лука сильно к ней привязан.

— Дорогой, завтра поедем гулять и заберем. Давай не будем сегодня беспокоить машинку?

— Алило!.. Я хочу Алило!

— Что у вас случилось? — заглядывает в детскую Герман.

Лука как по команде застывает с открытым ртом.

— Ничего, — качаю головой.

— Я не глухой. Че ты ноешь? — обращается к сыну. — Ты мужик или кто?

— Гера, — прикрывая ребенка собой, умоляю: — Не лезь к нему, пожалуйста. Я принесу игрушку из машины.

Дергаюсь в сторону двери, но меня грубо отталкивают.

— Я сам принесу. Где ключи?

Паника внутри нарастает. Я давлю ее здравым смыслом. Герман не будет копаться в потайном ящике бардачка.

— Я схожу сама, — настаиваю.

Он пристально на меня смотрит.

— Ключи, — рявкает.

— В ящике. Под зеркалом в прихожей, — шепчу, чувствуя, что щеки горят от ужаса.

Пока муж спускается по лестнице, звенит ключами и хлопает дверью, молюсь Богу, чтобы он ничего не нашел.

Глава 5. Татьяна

— Кажется, это за вами, — кивает полицейский на моргающий слепящими фарами микроавтобус.

Как настоящий мужчина, он не бросил даму в беде и почти два часа провел в лесу.

Кое-как приглядевшись, замечаю, что номера на пожаловавшем от Хаджаева транспорте немосковские. Окна наглухо затонированы, а над местом водителя, на крыше, установлен проблесковый маячок.

— Серьезный человек этот ваш знакомый, — почесывает затылок Афанасьев. Смотрит на меня с интересом.

— Это точно, — шепчу, разворачиваясь к своей машине. — Тот еще зануда.

Проверив, что за мной никто не идет, достаю из сумки ножницы и распарываю кожаную обивку на спинке водительского кресла. Разбирать его аккуратно времени нет. Бумагу за бумагой достаю доказательства неадекватного поведения Германа: справки из травмпунктов с моими постоянными «случайными» увечьями, заключения от педиатров и детских неврологов о том, в каком состоянии был мой сын, когда мы с мужем только поженились. Здесь же фотографии с камер видеонаблюдения, установленных в нашем дворе. Кажется, в тот день я выбесила мужа тем, что не убрала самокат Луки в гараж, и Гера, не посмотрев в зеркала, резко сдал назад. Наехал на меня. «Случайно» опять же.

Спрятав «досье» в потайном кармане сумки, забрасываю ее на плечо и потуже завязываю пояс пальто. Несмотря на это, под него забирается ледяной ветер. Он волнует шелковую ткань сорочки и вызывает озноб.

Аккуратно достаю из кресла Луку, который, спустя несколько часов истерики, после увиденного в своей комнате наконец-то успокоился и уснул. Поправляю сыну шапочку, натягивая ее на уши.

Иду к дороге. Не оглядываясь. Душа рвется на части от неизвестности, но я с каждым шагом приближаюсь к микроавтобусу.

— Здравствуйте, — здороваюсь с мужчиной в строгом костюме. Явно кавказцем.

— Доброй ночи, Татьяна. Меня зовут Буба, — он быстро обстреливает взглядом стоящие на лесной дороге машины и тянет на себя дверь, чтобы помочь нам устроиться в салоне.

— А ваш автомобиль? — кричит Афанасьев, заглядывая внутрь.

— Я потом заберу. — На самом деле, ключи я оставила там же. — Всего вам хорошего, капитан. И спасибо за помощь.

Мы долго едем куда-то. Сначала по трассе. Потом по Москве и снова оказываемся за городом. Я периодически засыпаю, ежусь от холода и прошу водителя добавить температуру на климат-контроле.

Один раз все же интересуюсь о месте нашего назначения, но мне сухо отвечают: «Расул Рашидович дал указание не говорить».

— Мне нужно заехать в магазин, — прошу сонно.

— Не положено.

— Но у нас даже еды нет!

— Не положено.

— Там вода хотя бы есть?

Мужчина с идиотским именем, которое я не запомнила, смотрит на меня в зеркало, как на дуру.

— Есть, — отвечает коротко.

Мне ведь не послышалась улыбка в голосе?

Отвернувшись к окну, горестно вздыхаю. В груди периодически тянет, нервы на пределе. Пытаюсь запомнить дорогу по указателям, но на третьем названии оставляю эту затею. После моего вынужденного, можно сказать, декретного отпуска памяти почти не осталось.

Мы проезжаем небольшой коттеджный поселок и сворачиваем… в поле. Когда пересекаем его, в лесу я замечаю двухэтажный деревяный дом, огороженный высоким забором из черного профлиста.

Приобняв Луку, оглядываюсь. Кажется, что вокруг ни души. Жутко становится.

— Приехали, Татьяна.

— Мы здесь будем одни? — удивленно спрашиваю.

— Расул Рашидович не давал указаний охранять. Сказал доставить.

Стиснув зубы, закидываю сумку на плечо и подхватываю сына. Кажется, за время, пока мы ехали, на улице стало еще холоднее. Зима на пороге, а у меня ни одежды, ни денег…

— На самом деле, дом оборудован сигнализацией, — почему-то смягчается водитель. Видимо, почувствовав мой страх. — И места здесь тихие. Можете не переживать за это. Никто вас не побеспокоит. А если что — дежурная бригада будет через минут семь. Они из соседнего поселка приедут.

Я немного успокаиваюсь. Иду за водителем по узкой заснеженной дорожке и дышу чистым воздухом. Лука, слава богу, даже не шелохнулся. Как я буду ему объяснять, где мы оказались и зачем? Не знаю.

— Проходите. Замок электронный. Сейчас я вам включу газовый котел. Через пару часов в доме станет тепло. Одеяла, постельное, полотенца — все в кладовой под лестницей. Разберетесь?

— Постараюсь, — неловко улыбаюсь.

В гостиной пахнет хвоей и чем-то домашним. Новым годом, радостью, счастьем. Тем, чего у меня давно не было.

Когда зажигается свет, разглядываю стены, обитые брусом, каменный пол и высокие потолки с коваными люстрами. Похоже на охотничий домик, только премиум-класса. Для избранных и богатых.

Аккуратно устроив Луку на диване, ставлю сумку на пол и разуваюсь.

— Еда есть на кухне. В морозилке — мясо. В шкафу — крупы, консервы, аптечка. Вода из крана артезианская. Скважина свежая. Можете кипятить, если не доверяете. Чайник сами найдете.

Глава 6. Татьяна

«И как я не додумалась про халат?» — ругаю себя, затягивая потуже узел на талии и шлепая босыми ногами на кухню.

Очерчиваю взглядом внушительные плечи, обтянутые белой рубашкой, и, пройдя мимо, сажусь напротив. Расул изучает меня исподлобья, тяжело дышит. Его ладони сцеплены в замок на столе прямо передо мной.

Я чувствую, как в горле пересыхает. Одновременно стараясь на него не смотреть, делаю вид, что не боюсь этого.

Никогда бы не хотела больше с ним встречаться, но последние три года я мало что решаю в своей жизни. У меня ее вообще нет.

Расул поднимает руку и только хочет коснуться моего подбородка, как я резко отшатываюсь.

— Не трогай, — произношу ровно. — Пожалуйста.

Голос звучит как чужой. В нем нет уже привычного тотального послушания мужу. Нет. Хаджаева я не боюсь, но Герман в целом пошатнул мою веру в мужчин. Пожалуй, даже в людей.

И если взять в расчет, что супруга я воспринимаю не иначе как шакала, у которого нет моральных принципов, то Расул скорее вожак стаи. Может, и загрызет, но исключительно по справедливости. Это осознание добавляет мне смелости, но… вот загвоздка — волков я больше на дух не перевариваю.

Ни вождей, ни шакалов!.. Никого!

— Как ты в это вляпалась, дикарка?

Я морщусь словно от боли. Прозвище старое. Мне сегодняшней несоответствующее. Гораздо хуже смотрится жалость в глазах, в которых когда-то явно читалось восхищение.

— Странный вопрос, — безразлично пожимаю плечами. — В травмпункте, где приходится часто бывать… — прячу смущение за грустной улыбкой. — В общем, там женщина есть. Которая справки выписывает. Она у меня все время то же самое спрашивает…

— И что ты ей отвечаешь?

— То же, что и тебе, — ничего. Когда я слышу этот вопрос, мне всегда стыдно до жути. Будто это я виновата, что Герман такой… Плохой себя чувствую. Грязной.

— Я этого не говорил. Не хочешь — не рассказывай, но тогда чего ты ждешь от меня? Вы ведь не можете вечно жить в лесу?

— Нет.

— Так чего ты хочешь, Тань? — спрашивает он вкрадчиво.

— Я. Хочу. Уехать. Хочу новые документы и билеты в один конец. На Сахалин, к примеру. Там, говорят, красиво…

После недолгой паузы Расул качает головой.

— Я не нарушаю законы, которые Фемида учила меня защищать. Если тебе нужны поддельные документы, Таня, лучше поискать другое убежище, — разводит руками.

— Ты спросил, чего я хочу. Я ответила. Только и всего.

Он постукивает пальцами по поверхности стола и задает новый вопрос:

— У тебя есть какой-то план?

— Я хочу доказать, что мой муж болен. Хочу, чтобы маму Луки признали умершей и я могла его усыновить. Хочу, чтобы нас не трогали, — срываюсь.

Дрожать начинаю. Всем телом и душой.

— Почему ее не могут признать умершей? — сохраняет спокойствие Расул.

— Думаю, этому как-то способствует Герман. Правда, совершенно не понимаю, зачем ему это надо.

— Как она пропала?

Я смотрю ему в глаза и шепчу:

— Просто исчезла… В здании аэропорта.

Расул приподнимает брови, выражая крайнее удивление.

— Они собирались на отдых с годовалым Лукой. Сдали багаж, уже прошли таможню и досмотр. В отстойнике Агата исчезла… Просто как сквозь землю провалилась, Расул.

— Я так понимаю, записи с камер видеонаблюдения подтверждают показания очевидцев?

— Конечно. У следователя, который ведет дело, к Герману нет никаких претензий.

— А у тебя? Тоже считаешь, она просто пропала?

— Я не знаю…

Обняв себя за плечи, гипнотизирую загорелые мужские руки. Раньше они символизировали надежность и защиту, а сейчас опасность. Все поменялось.

— Я тебя понял, — кивает Расул, что-то обдумывая и печатая сообщение в телефоне. — Узнаю, как можно тебе помочь. Живите пока здесь. Но связью лучше не пользоваться.

— Я и не планировала…

На лестнице появляется заспанный Лука в майке и трусах. Не обращая внимания на Расула, быстро топает по ступеням и, преодолев гостиную, врезается мне в ноги.

Прячется.

— Ну ты чего? — смеюсь, поглаживая тонкие волосы. — Это Расул. Он наш друг.

Хаджаев на мое признание никак не реагирует. Внимательно за нами наблюдает. Я снова задаюсь вопросом, есть ли у них с Мадиной сын или дочка? А может, уже двое? В интернете об этом ничего нет.

— Пить хочу, — жалобно просит Лука.

Посадив сына на свой стул, иду к чайнику. Затылок и спину тут же, будто под анестезией, подмораживает.

Сын жадно пьет воду, обхватив руками прозрачный стакан, затем ставит его на стол и смачно вытирает рот. Пристально смотрит на Расула. Изучает. А тот не отводит глаз от Луки. Коротко ему кивает. Мол, чего тебе?

Глава 7. Расул

В Москве я всегда хочу только одного — поскорее вернуться в республику. Не знаю, с чем именно это связано, но мне здесь… душно. Скучно и пресно, будто посолить забыли. Увы, даже в столичных ресторанах — невкусно.

Я люблю свою родину. Горжусь ей безмерно. Патриот, твою мать. Мне нравится, как солнце встает на рассвете, а пики гор прячутся за облаками.

Выхожу из полпредства и, подняв воротник пальто, тут же заворачиваю за угол. Ветер резким порывом бьет по лицу так, что дыхание приходится задерживать. Улыбаюсь. Странно, но море вдруг напоминает.

Уверенно пересекаю заставленную припаркованными машинами проезжую часть и, нырнув в арку, дергаю на себя дверь. В нос ударяет запах ванили.

— Здравствуйте, Расул Рашидович! — кричит девчонка из-за барной стойки.

— Привет, Агуша.

Направляюсь к проходу между столиками и, преодолев несколько метров, бью друга по плечу.

— Привет, бродяга…

— Ух! Какие люди!.. — с иронией отвечает Ренат, лениво поднимаясь с места. — Сам советник главы республики пожаловал!

Крепко обнявшись, обмениваемся бодрым рукопожатием. И еще раз на эмоциях коротко обнимаемся.

— Все растешь? — спрашиваю, кивая на внушительный бицепс.

— Как и ты…

— Я-то всегда был большим, — подмигиваю с долей иронии.

Он смеется и качает головой. Не злится теперь. Детство кончилось.

С Аскеровым мы еще в нулевых посещали в Махачкале секцию спортивной борьбы. Несмотря на астенический тип телосложения, Ренат рос настоящим бойцом и правильным, верным товарищем. Правда, выигрывал мало. После школы с отцом переехал в Москву, и мы ненадолго потерялись.

Когда встретились вновь, не узнал его: Аскеров раскачался, раздобрел. Шкаф такой.

— Как ты там? Тяжко? Главный доволен? — закидывает вопросами, как из пулемета.

— Сложно сказать, — философски отвечаю, отправляя пальто на соседний стул и обращаясь в сторону барной стойки: — Кофе сделай, пожалуйста.

Девчонка кивает и берет чашку.

— Главный-то? — переключаюсь на друга, почесывая подбородок. — Вроде не жалуется.

— Ну ты пока что живой, Расул, — смеется Аскеров. — На твоей должности это уже победа!

— Сплюнь, — морщусь. Аж передергивает.

— Как у вас там с Каспием?

— Дело вернули к нам на доследование.

— Участки успели изъять?

— Пока только опечатали. Со всем содержимым.

Ренат давится кофе.

— Двадцать участков? — переспрашивает.

Я довольно киваю.

— Скоро туристический сезон. В случае если суд изменит решение, они ведь не успеют ничего достроить в срок.

— Суд не изменит решение, — твердо сообщаю. — Земли Каспия — это федеральная собственность. И она ею останется. Иначе на хрен тогда нам вообще работать?

— Ты-ы псих! — с восторгом тянет Ренат.

— Кто бы говорил, — тихо отвечаю и, отставив пустые тарелки, которыми сервирован стол, серьезно спрашиваю: — Есть что-нибудь по моему вопросу?

Он тоже становится сосредоточенным.

Наша встреча здесь с пометкой «инкогнито». Никто не должен знать, что сотрудник ФСБ делится со мной следственной информацией.

— Девочка твоя… его гирей огрела перед уходом.

— Гирей? — повторяю. — Да она руку поднять не в состоянии. Пусть не пиздит.

— Салтыков заявил на нее. Статьи две. Нападение и похищение ребенка. Ты ведь знаешь, где она находится?

Ренат приподнимает брови в ожидании ответа. Я делаю покерфейс.

— Понятия не имею, — поблагодарив официантку, в два глотка выпиваю эспрессо. Горло обжигает горечь.

— Я серьезно, Расул. Не лезь в это дело. Они семья. Сами разберутся.

— Разобрались уже, — ворчу, оставляя на столе тысячную купюру и забирая пальто. — Я ушел. Приятно было НЕ увидеться, Ренат. Если ты понимаешь, о чем я.

— Взаимно, — вздыхает Аскеров, подавая руку.

Отыскав на парковке микроавтобус, забираюсь внутрь и сажусь рядом с выдвинутым столиком. Вытягиваю ноги и зависаю.

— Куда едем, шеф?

— Стоим пока, Буба.

— Я тогда до супермаркета отойду. Надо вашим гостям запасы пополнить.

— Конечно. Сходи, закупись.

Глядя в окно, сам с собой кумекаю. Да-нет. Да-нет. Голова ломится. Брата набираю. Три часа назад мы расстались на «подумать», но ощущения странные. Будто уже все решил, а что-то упустил. Самое главное.

— Ты же понимаешь, что выход только один? — мрачно спрашивает Амир. — За границу их не вывезти. Самолет, поезд — все мимо.

Я снова прокручиваю в голове возможные маршруты. Раз за разом отсеиваю то, что не подходит.

— Ты ведь все уже для себя решил? Да?

Глава 9. Татьяна

Следующая ночь выдается темной и холодной.

Расул и Буба приезжают ближе к полуночи. К этому времени мы с Лукой, уже полностью одетые в спортивную одежду и кроссовки, привезенные нам заранее, ожидаем в гостиной.

Нервничаю так, что руки трясутся.

Сын, прижав к груди злосчастную игрушку Алило, оставившую след на моей щеке, не замолкает:

— Куда мы едем, мамочка? Пожалуйста, только не к папе…

— Нет, конечно! — спешу его успокоить.

Расул на наши слова никак не реагирует. Ловко подхватывает Луку на руки и несет в сторону микроавтобуса. Усаживает на заднем сиденье и отходит, уступая дорогу мне. В нос ударяет аромат мужского парфюма. Я пытаюсь выбросить роящиеся в голове мысли, что раньше Хаджаев предпочитал более терпкие и горькие нотки. Наверное, эту туалетную воду выбирала жена…

Злюсь на себя, что вообще об этом думаю. Зачем?

Проигнорировав вытянутую ладонь, забираюсь в салон и пытаюсь устроить сына поудобнее.

— Тебе так нормально?

— Да, мамочка. А куда мы едем?

— Мы едем в другой город, Лука.

— В другой город?

— Да. В путешествие.

— Я люблю путешествия!

— Я знаю, сынок, поэтому Расул и предложил нам посетить его город.

Лука замолкает.

Я накрываю сына своим легким пальто и толкаю сумку с вещами поглубже под сиденье. Когда дел больше не остается, сажусь напротив Расула. В передней части салона. Избегать общения в условиях совместной поездки — это глупо и совершенно по-детски.

Заметив на себе внимательный взгляд, благожелательно улыбаюсь.

— Он боится отца? — спрашивает Расул тихо.

— Да.

— Герман бил его? — карие глаза становятся черными.

— Нет. Его он не бил…

Мы оба отворачиваемся к окну.

Автомобиль выруливает на поле, а затем, покинув его, оказывается на проселочной дороге, по которой мы приехали. Сейчас кажется, что это было очень давно, хотя в охотничьем домике мы пробыли совсем недолго.

— Ты уже решил, где мы будем жить? — интересуюсь задумчиво.

Он делает вид, что с трудом отводит взгляд от дороги.

— Да. Я все решил.

— Нам понадобятся кое-какие вещи…

— По приезду все приобретем, Таня.

— У меня есть некоторые сбережения в банке, но сейчас, как ты понимаешь, воспользоваться ими я не могу. Поэтому, как только ситуация изменится, я все тебе верну. Обещаю.

Расул усмехается так, будто его что-то в моих словах умиляет.

— Я буду ждать! Обязательно верни!

Опять злюсь.

Как у него так получается? Одной фразой указать на мое место?

Отвлекаюсь на пролетающие мимо деревья. А в груди пусто. В душе полный раздрай.

Что с нами будет, где мы будем жить? Понравится ли нам в республике и как отнесутся к этому знакомые Расула?

Но главное: как отнесется к нам его жена? Женщина, на которой он женился сразу после того, как оставил меня.

Все эти вопросы не дают мне искренне радоваться тому, что с каждым новым километром расстояние между нами и Германом увеличивается.

Лука покашливает в тишине. Некритично, но за сегодняшний день не в первый раз. Это настораживает. Бросив нечаянный взгляд на Расула, замечаю, что он пристально за мной наблюдает.

В салоне полумрак. Только отсвет от фар, озаряющих дорогу.

— Что? — спрашиваю чуть раздраженно.

— Ничего.

— У меня есть ощущение, что ты все время хочешь мне что-то сказать, — не сдерживаюсь.

— Если бы я хотел, я бы сказал. А вот ты почему-то нервничаешь…

— Боюсь, что Герман нас найдет, — тут же смягчаюсь.

— В республике? Как? Он знает, что у нас были отношения, Таня? Ты делилась об этом с мужем?

— Отношения? — горько усмехаюсь. — Ты хотел сказать, что мы какое-то время спали, а потом ты все прекратил, вместо объяснений одарив меня цветами?

Расул вздыхает так тяжело, будто жалеет, что затеял этот разговор.

— Прости, — тут же смущаюсь и уже чуть тише объясняю: — Про тебя конкретно Герман не знает. Когда мы только познакомились, я говорила, что встречалась с одним… мудаком, но, как бы сказать…

— Что?

— Тогда я еще не знала, кто окажется настоящим мудаком...

— Ты всегда умела делать поспешные выводы и принимать глупые решения.

Он все такой же спокойный и уравновешенный, а я вдруг завожусь. Мы, вообще-то, обсуждаем, как некрасиво и не по-мужски Расул меня бросил. Неужели он не может извиниться хотя бы за это?

Прикрыв глаза, отправляюсь в воспоминания…

Глава 8. Татьяна

На грани сна и реальности происходит совершенно разное. Кто-то видит и слышит уже когда-то случившееся: смутные отголоски, обрывки фраз или образы конкретных людей, а некоторые достают из подсознания то, что обычно хранится под толщей общественных условностей и запретов — свои потаенные желания.

И только у меня одной проклятое комбо: ко мне третью ночь приходит сам Хаджаев. Сначала в виде воспоминаний, потом — в виде фантазий. Эротических, конечно.

Наш роман чуть больше трех лет назад начался довольно банально. Около полугода мы работали в одном офисе и всячески старались не замечать друг друга. Сейчас я уже забыла, какой громкой была тогда. Веселая, заводная, с собственным мнением, которое не боялась высказывать.

Расул Хаджаев — ужасный шовинист. Джигит, спустившийся с гор и не знающий, что у женщины тоже может быть собственное мнение и в придачу мозги.

Думаю, основная конфликтная линия понятна.

Редкие обращения в мою сторону ограничивались тремя фразами: «принеси», «не отсвечивай» и «Таня, быстро кофе». Я, в свою очередь, неробкого десятка. Цепляла брата своего однокурсника там, где чувствовала слабые места: демонстративно просила Амира успокоить своего «младшенького» и всячески принижала мужественность Расула.

Правда, он никак на это не реагировал... Совсем. Проклятый бессердечный кавказец!.. Чаще всего жестких губ касалась легкая полуулыбка.

Я же от льющихся рекой строгих приказов в мою сторону рвала и метала.

А потом мы со Златой, моей коллегой, решили поехать на «Формулу-1». К тому времени у них с Амиром уже завязались отношения, и, естественно, он ее никуда не отпустил. А в двухдневное путешествие со мной отправился Расул. Стоит ли говорить, что до Абу-Даби мы в тот день даже не доехали?

Слишком сильное между нами было напряжение, чтобы оно и правда оказалось просто взаимной неприязнью. Это была страсть. Настоящая. Маниакальная. Неконтролируемая.

Я не была девственницей, но до сих пор считаю, что Хаджаев был моим первым мужчиной. Повелительная нежность — так бы я назвала близость между нами. Я влюбилась в него… Думаю, это вообще случилось задолго до нашего первого раза, но я умело сопротивлялась.

Да уж!

Когда-то я умела сопротивляться. Сейчас мои суперспособности ограничиваются развитием навыков подстраиваться и защищаться… От собственного мужа.

— Таня, — слышится вдалеке.

Открыв веки, вздрагиваю.

Болтаюсь на поверхности, медленно осматривая высокий лоб с нависающей над ним черной челкой, прямые брови и обеспокоенные глаза. Тянусь к красивому лицу и трепетно очерчиваю высокие скулы и выступающий подбородок.

На кончиках пальцев улавливаю ощущения, разрывающие душу.

Я так тебя любила…

Беспокойство в карих глазах резко сменяется черной удушающей волной чего-то запретного. Дыхание останавливается, а в груди становится жарко.

— Таня, — хрипло зовет Расул, в ту же секунду накрывая мои губы горячим поцелуем.

Черт…

Тело пронзает сладкая судорога. Это одновременно приятно и не очень. Слишком долго я такого не чувствовала, чтобы принять сейчас как данность и отпустить себя.

— Рас… — тяну, отстраняясь. — Не надо…

Он берет мое лицо в ладони и еще раз целует. На этот раз требовательнее. Подчиняя мой язык своему, сталкивает их в бешеном ритме и покусывает губы. Целует так, будто… скучал и ему вкусно. Вкусно снова целовать меня…

— Рас… — шепчу отчаянно. — Рас. Рас… Рас…

— Таня!..

Проснувшись, вдавливаю дрожащие пальцы в твердые плечи и вижу прямо перед собой глаза с темной поволокой. Те же, что и во сне, только не такие яркие. И беспокойные.

— Таня, — хмурится Расул, опуская голову. — С вами все в порядке?

Плечи под моими ладонями напрягаются.

Быстро окинув взглядом свою наполовину оголенную грудь, шиплю сквозь зубы:

— Не трогай меня…

Черные брови заламываются, а беспокойство в карих глазах сменяется на уже привычное равнодушие. Отодвинувшись, Расул прячет руки в карманы брюк и ровным голосом просит прощения:

— Извини. Я подумал, с тобой что-то не так…

— Со мной все хорошо, — отвечаю, поспешно прикрываясь одеялом.

— Что у вас случилось?

— Сигнализация сработала.

— Ты кого-нибудь видела?

— Нет. Я… в общем, испугалась…

Отвернувшись к окну, Расул коротко кивает.

— Здесь безопасно, — по-доброму успокаивает.

— Он найдет нас. Уже нашел… — срываюсь в омут страха и сомнений.

Неужели мне всю жизнь придется бегать? Нам придется?

Осматриваю спящего сына… Он только-только успокоился, освоился на новом месте и даже начал улыбаться.

Глава 10. Татьяна

Ближе к обеду мы делаем остановку у придорожного кафе где-то за Воронежем. Буба покупает себе бизнес-ланч и садится за отдельный стол. Я не настаиваю. Наверное, у Расула с его работниками так принято.

Я выбираю куриный суп для себя и для сына. А потом ловлю флешбэки из дубайского прошлого, пока Расул все это оплачивает своей картой. Куда бы мы ни ходили и где бы не появлялись, я никогда не позволяла платить за себя.

Это было мое главное правило: ни от кого не зависеть финансово. Вообще ни от кого не зависеть.

Грустно усмехнувшись, снимаю с сына куртку и вешаю ее на спинку стула. Кто бы мог подумать, что через три года, я буду не только безропотно принимать помощь Расула, но и радоваться этому, как бездомный щенок.

Кто мог такое подумать?

— Суп? — морщится Лука. — Фу-у…

— Он самый, — отвечаю тихо. — Поешь, пожалуйста.

— Я не хочу суп!

Набрав побольше воздуха в легкие, выдыхаю его малыми дозами, и ровным голосом объясняю:

— Лу, мы весь день будем в дороге. Возможно, полноценно поужинать уже не сможем, поэтому нужно съесть теплый суп. Пожалуйста…

— Я не хочу суп!.. Не хочу, мамочка!

— Лука, пожалуйста…

— Не хочу!

Расул, поставив поднос с едой перед собой, внимательно наблюдает за нашей перепалкой, а потом придвигает тарелку с супом и коротко приказывает моему сыну:

— Ешь.

Я изумленно наблюдаю, как маленькие глаза сначала наполняются удивлением, а затем округляются в каком-то благоговейном страхе. Уже через пять секунд Лука хватает ложку, черпает бульон и… ест!

Расул тоже приступает к еде.

— Просто феноменально, — шепчу под нос, оглядываясь по сторонам.

— Что, Таня?

— Как у тебя это получается? Со всеми!.. Без исключения.

Он, вместо того чтобы раскрыть секрет, серьезно кивает на мою тарелку и повторяет:

— Ешь.

— Спасибо.

Прикрыв глаза от удовольствия, наслаждаюсь теплой пищей и свежеиспеченным белым хлебом. Улыбаюсь девушке на раздаче и смущаюсь, когда она задерживает взгляд на моей щеке, а потом недобро смотрит на Хаджаева.

Боже. Она думает, что это он меня так уделал?

Отворачиваюсь, чувствуя, что все настроение катится в трубу. Вся моя жизнь теперь как качели. Радуешься солнцу — и тут же чего-то боишься. Наверное, все преступники в бегах так себя ощущают.

— Я наелся, — пищит Лука через пару минут.

— Ты даже полпорции не съел! — ругаюсь, но Расул тянет руку и забирает тарелку из-под носа моего сына.

— Молодец, — хвалит его.

— Спасибо. Мам, я вон там поиграю, — сообщает Лука, ловко спрыгивая со стула.

Изумленно наблюдаю, как он бежит к детскому уголку с качалкой-динозавром и столиком с фломастерами.

— Что это было? — негромко интересуюсь у Расула.

Он невозмутимо на меня смотрит.

— Никогда не указывай ему, сколько надо съесть. Он мужчина, сам знает.

— Но…

— А ты доедай! — бросает небрежно, посматривая в мою тарелку.

— Ты… — злюсь так, что сейчас пар из ушей пойдет. Это не человек, а самый настоящий женоненавистник.

Расул коротко смеется и приступает ко второму блюду — что-то вроде говядины с овощами. Движения резкие, мужские.

— Ты специально, да? — вдруг догадываюсь. — Специально меня бесишь?

Вздохнув, нависает над столом и ровно произносит:

— Ты когда злишься, на мертвую непохожа. А если доешь, может, еще и щеки порозовеют. Вон как у твоего пацана.

Задумчиво смотрю на Луку. И правда, у него на скулах яркий румянец.

Снова перевожу взгляд на Расула. Он так и не забрал у меня свою куртку. Когда я проснулась, на нем была дутая черная безрукавка. А сейчас я заглядываюсь, как высокий ворот шерстяной водолазки подчеркивает квадратный подбородок.

Он же как лучше хочет… Это вдруг умиляет.

— Я просто волнуюсь, — не справляюсь с сумасшедшим желанием поделиться. — Как там все будет? И что скажут люди?

— Люди всегда что-то говорят…

— Я не хочу быть проблемой для тебя и твоей… семьи, — последние слова выходят сложно. — Не хочу, чтобы кто-то страдал.

— Все будет хорошо, Таня. К тебе привыкнут. И ты, надеюсь, привыкнешь.

— Ты сказал, что уже знаешь, где мы будем жить?

Надеюсь, мне не придется находиться в одном доме с его женой. Это было бы слишком жестоко по отношению к нам обеим.

Расул задумчиво на меня смотрит. Так, словно решает, можно ли мне рассказать правду.

— Я отвезу вас в родительский дом, — наконец сообщает.

С ужасом на него смотрю. Жить с его долбанутым восточными традициями отцом?.. С безропотной, по словам Амира, мамой?..

Глава 11. Татьяна

В город мы приезжаем глубокой ночью.

Лука к тому времени засыпает после принятой таблетки парацетамола, а я вымотана настолько, что едва соображаю.

Дом, у которого мы паркуемся, одноэтажный, но большой. Расул выходит из машины первым и помогает мне. За то время, пока мы ехали, я немного привыкла к его касаниям и уже не отпрыгиваю от них, как дикошарая белка.

— Вам подготовили две смежных комнаты. Они в правом крыле. Туалет и ванная тоже рядом.

— Две? Зачем нам столько?

— Дело твое. Но мальчик должен жить отдельно. На своей территории.

Я не спорю с ним. Просто сил нет. Контролирую, как он заносит Луку внутрь. Скидываю обувь. В нос ударяет запах чужого дома. Не могу сказать — приятный или нет. Просто новый для меня.

Раздев сына, оставляю его ненадолго, чтобы попрощаться с Расулом.

Я осматриваю свою комнату, с каждой секундой все больше не понимая, почему тело бросает в жар, а в ушах фоном стоит звон.

Возможно, от усталости?

Впитываю в себя каждую деталь: обои металлического цвета, массивная кровать с железным основанием, ненавязчивый, я бы даже сказала скучноватый, текстиль на ней и на окнах. На полу красивый, но холодный мрамор, в общем-то, как и по всему дому. Потолок впечатляет гипсовой лепниной у стен и в центре, вокруг будто бы парящей в воздухе хрустальной люстры.

Все здесь чудесное, но… мужское, что ли.

Горло сводит спазмом.

Обернувшись, сталкиваюсь взглядом с замершими на моем лице карими глазами.

— Это твоя комната? — догадываюсь.

Только от одного человека меня так же трясет, как от ауры, которую чувствую сейчас.

— Была моей.

Расул снимает жилетку и, повесив ее на спинке кровати, проходит к окну. По-хозяйски сдвигает шторы и открывает центральную створку. Я завороженно наблюдаю, как объемные мышцы гуляют по широкой спине, как напрягаются сильные руки. Не хочу этого замечать, но черт возьми, стою, как заколдованная.

Почему-то здесь, в республике, я как никогда ощущаю, что Хаджаев чужой.

Чужой человек другой веры и отличного от моего воспитания.

Чужой мне мужчина.

Чей-то муж…

— Закрой потом окно. Обязательно.

— Хорошо, как скажешь.

— Только не забудь, — кидает через плечо.

— Ты считаешь, я окно закрыть не смогу? — срываюсь на шипение. Всему виной состояние загнанного в угол зверька, до которого довел меня Герман.

Я не хочу грубить Расулу. Никогда, наверное, не хотела. Так… получается.

— Я считаю, что ты недооцениваешь силу резкого, порывистого ветра. Ты жила когда-нибудь в горах? — вполне мирно спрашивает.

— Прости, пожалуйста, — зажмурившись, шепчу.

— Считать до тридцати, Таня, — напоминает Расул. — В твоем крайне тяжелом случае хотя бы до пяти…

Я, слабо улыбнувшись, замечаю в дальнем углу забитый книгами шкаф и направляюсь к нему.

Смущаюсь и грущу одновременно. Эмоций миллион, и ни одну из них нельзя оголить сейчас. Они выстроились в горле и вот-вот вылетят наружу. Больше всего я боюсь, что мое состояние заметно.

Это все слишком.

Никогда не мечтала выйти за Расула замуж. Вообще об этом не думала, но сейчас не могу избавиться от гаденького, противного чувства, словно моя мечта сбылась у кого-то другого и меня в это яркое, безоблачное счастье, как нерадивого котенка, тыкают носом.

Сглотнув, неловко улыбаюсь:

— Никогда бы не подумала, что ты читающий человек.

Указательным пальцем проезжаюсь по ровному ряду разноцветных корешков и подцепляю один из них. Изучаю глянцевую обложку. Космические корабли, пауки и герой в камуфляжном костюме. Судя по названию, тут целая серия.

— Фантастика? — удивляюсь.

Вздрагиваю, ощущая ровное дыхание на затылке. Когда он успел подойти? И зачем так близко?..

— Раньше увлекался, — звучит над ухом. — Чтение помогает перераспределить собственные силы и принять верные решения. А еще… человек проживает тысячу жизней, если читает. А если нет, то всего одну. Свою.

— Тебе не нравится твоя жизнь? — выпаливаю раньше, чем успеваю подумать.

Черт.

До пяти, Таня!.. Хоть раз! Умоляю!

— Я не думал об этом, — отвечает Расул. — Просто живу. Делаю то, что должен. Дома, на работе и в целом в республике.

— У меня ведь даже телефона нет, — с грустью вспоминаю. — Можно я воспользуюсь твоей библиотекой? Что-нибудь почитаю.

— Да. Кстати, хорошо, что напомнила. Буба привезет тебе мобильный.

— Не надо, — пугаюсь и, повернув голову, рассматриваю воротник черной водолазки и щетину, уже больше напоминающую короткую бороду. — Я не хочу быть на связи, Расул… Пожалуйста.

— Как скажешь.

Глава 12. Татьяна

Не знаю как, но я продолжаю натянуто улыбаться, а дальнейший диалог выходит вполне естественным. Мадина, пересев за стол, обращается к моему сыну:

— Здравствуй, Лука.

— Здравствуйте, — отвечает он излишне настороженно.

Черные раскосые глаза, подведенные тончайшими «лисьими» стрелками, внимательно осматривают детское лицо. Взгляд соскальзывает выше, на меня, и замирает.

— Приятно познакомиться, Таня, — говорит она.

— Мне тоже, — как-то неловко киваю.

На самом деле, нет. Мне неприятно.

Тереблю рукав детской куртки.

Я все выскажу Хаджаеву при встрече. Почему ничего не сказал? Не предупредил? Он… издевается надо мной, да? Знает, как я переживаю, и специально это делает? Может, даже чувствует, как сильно я ревную.

Я все-все-все ему выскажу.

Первая отвожу взгляд.

Нет. Черта с два, Таня. Ты будешь, как душевнобольная, считать до тысячи и глотать. Глотать женскую обиду, но Расула своими обвинениями не потревожишь.

Он и так сделал для тебя больше, чем должен был сделать бывший…

— Как ты себя чувствуешь, Лука?

— Мм… Хорошо.

— Температуру измеряли с утра? — спрашивает у меня Мадина.

— Я… нет, — мотаю головой, внутренне собираясь. — Мне кажется, она снова поднимается. Лоб горячий.

— Сейчас я дам градусник.

Я подбадривающе улыбаюсь сыну и слежу, как Мадина достает градусник из навесного шкафчика в углу.

— Спасибо, — забираю его и быстро прячу руку.

Во-первых, отмечаю, что ни Расул, ни его жена не носят обручальных колец.

Во-вторых, чувствую себя замарашкой. Мои пальцы выглядят неухоженными, на лице —минимум косметики. Еще и этот синяк замазанный.

Черт.

— Расул предупредил, что Лука простыл. Расскажите, что именно вас беспокоит?

— Кашель, — говорю чуть громче, чем следовало бы. — Он сухой. Соплей нет, ну или они где-то внутри. По крайней мере, я ничего такого не замечала. Температура была вчера тридцать девять и пять.

— Понизилась после приема жаропонижающего?

— Да. Сразу же.

— Разденьте ребенка, Таня. Я послушаю легкие.

Пытаюсь снять с Луки кофту и при этом удержать градусник под мышкой. Чувствую себя ужасно неуклюжей, особенно когда он с глухим стуком падает на пол, а Мадина поднимает взгляд от бумаги, на которой что-то царапает ручкой.

В такие моменты в душе всегда зарождается чувство неполноценности: может быть, у меня не получается, потому что я ненастоящая мама? Вообще не способна быть матерью?

— Простите.

Раздается характерный писк. Подхватив градусник, округляю глаза и передаю его девушке. Тридцать восемь и семь. Температура снова поднимается.

В районе затылка формируется тягучее чувство страха. А вдруг с Лукой что-то случится? Вдруг он серьезно болен? Что если, похитив его и приехав сюда, я совершила страшную ошибку и ему бы помогли только в Москве?

Там лучшая медицина.

Там… Герман. Какой бы он ни был, а о физическом здоровье сына всегда очень заботился.

Одергиваю себя.

Вспоминаю, как штудировала детские форумы сразу после замужества. Понимаю, что переживаю сейчас как самая настоящая мама — из мухи раздула огромного слона и заранее просчитываю все плохие варианты.

— Ребенок ел с утра?

— Нет. Мы не успели.

— Тетя Марьям не накормила вас завтраком? — удивляется Мадина.

Вполне доброжелательно. На ней медицинская маска в пол-лица. Разглядеть истинные эмоции невозможно.

— Мы еще не познакомились, — тихо признаюсь.

— Ясно. Обязательно попробуйте лепешки с творогом. Я каждый раз ухожу от родителей Расула с лишними двумя килограммами.

Я киваю, понимая, что это, наверное, шутка. Талия у девушки отличная. И почему-то сейчас кажется, что детей у нее нет. Или мне просто так хочется.

Принимаюсь дальше раздевать Луку. Он выглядит уставшим, полусонным, уютным котеночком.

— Как ты, Лу? — склоняюсь и обжигаю губы об алую щечку. Приглаживаю мягкие волосы, наэлектризованные шапкой.

— Все хорошо, мамочка.

От его ласкового ответа все скрученное внутри напряжение выходит из меня слезинками. Я всячески пытаюсь их скрыть, незаметно смахивая с лица, но они будто не кончаются. Обнимаю сына за плечи и чувствую, как он вздрагивает от прикосновения холодной головки фонендоскопа к груди.

— Задержи дыхание, малыш, — просит Мадина. — А теперь дыши… И еще раз. Ага… Хорошо. Давайте послушаем спинку.

Я киваю.

Лука, повернувшись, доверчиво утыкается мне в грудь, словно прося поддержки. Я склоняюсь и целую светлую макушку.

Глава 13. Татьяна

Смотрю по сторонам, чтобы отвлечься.

Длинная улица, на которой стоит дом Хаджаевых, усеяна такими же одноэтажными домами и похожа на небольшой поселок.

Дверь микроавтобуса резко открывается. Непривычно теплый для ноября воздух проникает в салон. Лука обнимает меня и боязливо прячет лицо на груди.

— Добрый день, — здороваюсь первая, накрывая макушку сына рукой. — Как поживаете?

Банальная вежливость. Не больше.

— Не жалуемся. Добрый, — холодно кидает мне отец Расула, а затем внимательно смотрит на Луку.

Я же замечаю, что прошедшие три года отразились на волевом лице еще более глубокими морщинами. Седые волосы, чуть сгорбленный силуэт, черная одежда и мусульманские четки в руке.

К моей личной неприязни, основанной на наших прошлых конфликтах, сейчас добавилась обида за Злату. Отец не принял новые отношения старшего сына, и с тех пор они не общаются. Даже несмотря на то, что в новой семье родился ребенок.

Это чудовищно.

Амир Хаджаев умер для Рашида Хаджаева.

Живой сын умер для отца.

Вот так радикально решаются проблемы здесь, в горах. Наотмашь и без сантиментов. Был человек — и нет человека, а жизнь продолжается. Это стоит всегда помнить и… считать до скольки угодно, Таня. Чтобы не ляпнуть лишнего.

— В город поедем! — приказывает Рашид Бубе.

— Не получится, — спокойно отвечает водитель. — Распоряжение Расула Рашидовича — не отлучаться от Татьяны с ребенком.

— Да что с ними будет-то? Кому они нужны?

Пренебрежительно машет рукой в нашу сторону.

— Распоряжение Расула Рашидовича, — повторяет Буба.

— Нашелся тут командир. Пусть республикой вон руководит, а отец сам разберется. Тогда эти… с нами поедут, — ворчит старик.

Один, два, три, четыре, пять…

Кажется, получается.

— Извините, — откашливаюсь и чересчур вежливо произношу. — Но мы никуда больше не поедем. Не сейчас. У моего сына повышенная температура и кашель. Он кое-как перенес дорогу сюда. К тому же сейчас обед, а мы еще не завтракали.

Сглаживаю неловкость слабой улыбкой.

На удивление Рашид молчит, но в черных глазах — лютая злость. Густые брови соединяются в одну линию, а губы становятся тонкими.

— Хорошо, Татьяна. Я провожу вас в дом, а когда привезут лекарства, принесу, — говорит Буба и выбирается из машины.

Подхватываю сына на руки. Рашид уступает. По дорожке, вымощенной фигурной плиткой, иду к крыльцу.

— Мамочка, мы будем здесь жить? — шепчет Лука, обнимая мою шею.

С опаской осматривает большой дом.

— Какое-то время, малыш.

— Мне здесь нравится…

— Я очень рада.

Сегодня в доме вкусно пахнет выпечкой. Желудок превращается в крепкий узел и молит о пощаде.

— Я хочу есть, — слышу от сына.

Ушам своим не верю. Чтобы найти его аппетит, мы обошли все столичные больницы, а, оказывается, надо было просто приехать сюда и пропустить завтрак.

— Сейчас, мой хороший.

Оглядываюсь на закрытую дверь. Не знаю, как должно быть правильно. Мне нужно купить продукты и приготовить самой?..

В дверном проеме появляется женщина. На вид ей около пятидесяти. У нее черные волосы, забранные под серый платок, и стройная фигура, хоть и едва различимая в свободном длинном платье.

— Здравствуйте, — снова пытаюсь быть вежливой. — Таня.

— Доброго дня, — она хмурится. — Я Марьям. Проходите на кухню, как будете готовы. Время обедать.

— Спасибо, — выдыхаю с облегчением.

Мы моем руки в прилегающей к кухне ванной комнате и садимся за стол. Я впитываю в себя все мельчайшие детали. Красивую разноцветную посуду, кухонные фасады из темного дерева и большое окно, из которого так же, как и из нашего, видно внутренний двор. Здесь по-домашнему уютно и очень чисто.

Лука ведет себя настороженно.

— Я приготовила похлебку, — сообщает Марьям ровным голосом.

— Что такое похлебка, мамочка?

— Так называют суп, малыш, — отвечаю на автомате.

— Я люблю суп, — он с энтузиазмом кивает и складывает руки на столе.

Я улыбаюсь и замечаю, что Марьям наблюдает за Лукой с интересом. У нее ведь тоже внук подрастает. Она вообще думает об этом?

Пока мама Расула накрывает на стол, я снова борюсь с мыслями — надо ли мне ей помогать, или в чужом доме это будет выглядеть неприлично?

Движения женщины неожиданно завораживают. Плавные, четкие и выверенные. Мягкие, как облачко. Она практически не поднимает глаз, при этом в каждом ее жесте — доброжелательность и внимание.

Я снова отправляюсь в воспоминания.

…Республика сменяется на жаркий Дубай.

Глава 14. Татьяна

На набережной в будний день совсем немного людей. С интересом поглядывая в сторону моря, выбираюсь из микроавтобуса и подхватываю сына на руки. Температура отпустила, поэтому мы поехали сюда.

— Вы пока заходите в магазин, — кивает Марьям на блестящую вывеску и надевает холщовую сумку на плечо. — Мне надо новые ткани посмотреть. Слава Аллаху, вырвалась от домашних дел.

Я разглядываю ее спокойное симпатичное лицо, совсем капельку тронутое благородными морщинами. Вне дома Хаджаева стала более общительной и разговорчивой.

По дороге сюда она рассказывала про город и его историю. Было интересно.

— Конечно, Марьям, не переживайте. Мы с Лукой сами справимся.

Схватив детскую ладонь и улыбнувшись всегда хмурому Бубе, спускаюсь по лестнице и толкаю стеклянную дверь.

— Добрый день, — тут же поднимается со стула немолодая полноватая женщина.

— Здравствуйте, — расстегиваю замок на спортивной кофте. Здесь жарко. — Нам нужна одежда. Для меня и для моего сына.

— Меня зовут Алия, я хозяйка этого бутика, — торжественно произносит она, осматривая нас. — Детский отдел у нас во-о-он там, — указывает на дверь. — Пойдемте за мной. А какой размер у такого чудесного молодого человека?

— Сто шестнадцать уже, наверное, — чуточку теряюсь. — Но надо будет примерить…

В небольшом зале одежда висит на специальных вешалках. Для мальчиков ассортимент, как всегда, невелик. Мы довольно быстро примеряем два теплых костюма, выбираем три футболки, пижаму и непродуваемую куртку. Добавляю в стопку с одеждой носки и трусы.

Посмотрев на Луку, решаю, что шапка сгодится и прежняя.

— Этого пока достаточно, — командую.

— Мама, а можно мне еще такую футболку? Красную, с машинкой? — спрашивает сын, выставляя указательный палец.

Я перевожу удивленный взгляд на Алию, она подбадривающе улыбается.

Теряюсь.

Лука ведь никогда не проявлял интерес к тому, во что был одет. Никаких истерик или чего-то подобного. Максимально удобный ребенок, с детства привыкший, что свое мнение лучше оставлять при себе.

— Конечно, можно, малыш, — радостно соглашаюсь. — Посчитайте нам еще эту футболку… Может, ты еще хочешь что-нибудь, Лу?

— Нет. Только это, мамочка.

Мы возвращаемся в женский отдел, и я принимаюсь выбирать что-нибудь для себя. Это сделать непросто, потому что мой сорок второй размер всего за неделю усох до сорокового, стремящегося к тридцать восьмому.

— Я вам покажу платья, которые мы сами производим. Их шьют по спецзаказу. Вам понравится широкий ремень на пуговицах. Сможете затянуть его и тогда будет незаметно, что в талии великовато.

— Отлично, — тут же соглашаюсь.

В примерочной надеваю мягкое трикотажное платье до пола, а затянув действительно широкий пояс, о котором говорила Алия, кручусь перед зеркалом. Заглядываюсь, медленно водя ладонями вдоль живота.

Жемчужно-голубой оттенок, безусловно, мне идет. Сразу хочется уложить волосы свободными волнами, как раньше, и подкрасить губы персиковым блеском.

— Я возьму это платье, — решаюсь.

— Есть еще платок в тон, — заглядывает Алия и с явным одобрением смотрит на мое отражение. — Шикарно на вас село. Просто загляденье. Примерьте с платком.

— Я как-то к платкам не привыкла, — смеюсь, но решаю вдруг поэкспериментировать. Германа нет. Кто мне запретит? — А как их носят?..

— Я помогу.

Подцепив тонкую ткань, Алия мягко покрывает мою голову и аккуратно завязывает концы под волосами сзади. Поправляет, посматривая в зеркало.

Вдруг чувствую себя женственной и прекрасной. Яркая эмоция, как резкая молния, проходится по телу, оседая в голове. Давно такого не было.

— Глаз не оторвать!

— Спасибо вам, — смущаюсь.

Выйдя из примерочной, шарю взглядом по прилавку и стенам, завешанным разноцветными вещами. Лука мирно сидит при входе, на пуфике. С целым пакетом своей новой одежды.

— Ты красивая, мам.

— Спасибо, — с теплой улыбкой оборачиваюсь и замечаю Марьям. Ловлю в ее взгляде интерес к моему новому наряду.

Алия выходит из подсобки еще с двумя платьями. Одно из них — изумрудное, шелковое. Безумной красоты. Руки к нему так и тянутся.

— Марьям. А ты как здесь?

— Я… с ними.

— С ними? — обернувшись, хозяйка магазина тут же меняется в лице. До отвращения. — А это…

Сжав губы, убирает вещи и холодно произносит:

— Расплачивайтесь и уходите. Сейчас же.

— В смысле? — уставляюсь на нее непонимающе.

— С вас пятнадцать тысяч, — она быстро подсчитывает сумму на калькуляторе.

Бьет словами, словно пощечиной.

Ничего не понимаю.

— Хорошо. Как скажете. — Ободряюще взглянув на сына, иду в примерочную за своими вещами.

Глава 15. Татьяна

Думает обо мне целыми днями? Зачем?.. Он ведь сам меня бросил. Уехал, не попрощавшись лично. Так, будто несколько месяцев, проведенных вместе, абсолютно ничего не значили.

Пульс зашкаливает, но я с трудом нахожу внутри остатки смелости и поднимаю лицо. Смотрю в потемневшие от возбуждения глаза.

Тело неистово дрожит.

Расул склоняется и грубовато проезжается своими жесткими губами по моим, приоткрытым, жадно забирая с них рваное дыхание. Я издаю короткий стон.

Он делает это со мной снова. И еще. Так жадно, будто целовать меня нельзя, но ему… сил нет как хочется.

До ужаса хочется мои губы.

И я, черт возьми, снова это чувствую. Женщиной себя ощущаю. Красивой и желанной. Забытое ощущение проходится стаями мурашек от макушки до пяток и концентрируется внизу живота.

— Блядь, это невозможно!.. — бормочет Расул и нападает.

Целует!.. Он меня целует!

От напора горячего языка в голове становится пусто. Земля уходит из-под ног, поэтому я покрепче сжимаю лацканы пиджака, а руки Расула гуляют по моим волосам, плечам, позвоночнику, бедрам и ягодицам. Ласкают, сжимают.

Подчиняют и вспоминают.

Тоже вспоминаю. Только заторможенно.

После нескольких секунд искреннего замешательства робко отвечаю на поцелуй и перемещаю ладони на мужественное лицо. Царапаю кончики пальцев короткой щетиной и наслаждаюсь этим забытым ощущением.

Так вкусно…

Выгибаюсь, сильные руки требовательно стискивают талию, и я чувствую внушительную эрекцию, упирающуюся мне в живот.

Нам нельзя. Или можно?

Расул с громким вздохом отстраняется и уверенно разворачивает меня к окну, прижимаясь сзади всем телом и сцепляя руки под грудью.

— Красивое платье, — замечает, очерчивая ряд пуговиц на талии.

— Откуда я знала, что эта Алия — родственница Мадины? — жалуюсь.

Его тело еще больше напрягается.

— Вы к Дзаитовым ездили?..

— Да, — горько усмехаюсь. — Я даже не успела ничего выбрать, меня на выход попросили.

Горячие слезы снова застилают глаза.

— Пиздец. Магазинов больше не нашлось?

Пожимаю плечами.

Я почему-то молчу. Привезти меня туда было решением Марьям. Не верится, что она это сделала намеренно. Скорее всего, не знала, что Алия может быть в курсе о нас с Лукой.

Мы поговорили в машине.

Оказывается, здешнее общество становится все более светским и некоторые семьи резко негативно относятся ко вторым женам. Мадина пожаловалась на мужа родителям, а те рассказали родне.

Особым унижением для девушки стал мой возраст. Я на шесть лет ее старше. А значит, видимо, считается — хуже.

И тем не менее Расул выбрал меня сам. Три года назад так уж точно. Его никто не заставлял быть со мной тогда и помогать сейчас. Это не навязанный брак, отдающий дань вековым традициям.

Это… по-настоящему?

— Рас, я… прости. Я погорячилась.

— Все будет хорошо, — произносит он, проезжаясь носом по моим волосам и наконец-то отпуская.

Оправив платье, иду в ванную, чтобы спрятаться и все обдумать, но что-то внутри заставляет меня обернуться и растерянно прошептать:

— Расул… Я…

— Иди, Таня. Иди, будь добра.

Он упирается ладонями о подоконник и смотрит в окно. Широкие плечи, упакованные в темный пиджак, мерно вздымаются и опускаются.

Когда выхожу из ванной, его уже нет. Привожу себя в порядок, беру лекарство и направляюсь на кухню. За накрытым по-простому столом вся семья.

Вся семья.

«Не считая первой жены», — язвительно шепчет мой рассудок.

— Садись за стол, — гостеприимно приглашает хозяйка дома. — Я дам тебе приборы.

Слабо киваю.

— Мамочка, — счастливо улыбается Лука. — Я съел весь рис. А мясо не стал. И тетя Марьям дала мне конфеты, но я их не ел…

— Почему?

Он резко сникает. Герман — приверженец правильного питания, поэтому на сладости реагировал негативно.

— Можешь съесть одну, я разрешаю. Только после лекарства, — говорю, наполняя мерную ложечку сиропом.

Делать это сложно, потому что чувствую сразу три пары глаз. И все они принадлежат Хаджаевым. Что за наказание?

— Пойдем, я покажу тебе нашу гостиную, — зовет Марьям Луку, когда он расправляется и с лекарством, и с двумя конфетами.

Я благодарно ей улыбаюсь и кладу на тарелку пару ложек риса с красивого широкого блюда. Подумав, добавляю три дольки огурца и кусок мяса.

Мужчины пьют кофе и оба смотрят на меня.

Отец и сын.

Такие похожие и одновременно разные. Честно говоря, после всего, что сегодня случилось, да еще и под таким грозным надзором, спокойно есть совершенно не получается.

Глава 16. Татьяна

Проходит несколько дней, прежде чем мы с Марьям и Рашидом вырабатываем определенный стиль общения, который всех нас устраивает.

Это сложно, потому что никто из нас не хотел оказаться в одном доме, но я в безвыходной ситуации, а они не могут отказать своему среднему сыну.

По утрам мы с Лукой приходим на кухню, только когда хозяин дома уже позавтракал и курит свою трубку на крыльце. После того как сын съедает кашу, Марьям уводит его в гостиную, а я занимаюсь хозяйством. И да, меня никто не заставлял этого делать, просто так мне гораздо спокойнее. И я чувствую себя обязанной чуть меньше.

Обед и ужин у нас обычно совместный. Чаще молчаливый и напряженный. Один Лука не особо ощущает накаленную обстановку, сохраняющуюся между мной и Хаджаевым-старшим, и неустанно закидывает нас вопросами, на которые я или Марьям тихо отвечаем.

А по ночам… я читаю книги из личной библиотеки Расула и представляю, что он, лежа на этой самой кровати, тоже держал их в руках.

С того дня, когда мы целовались в моей комнате, он больше не приезжал. Буба сообщил, что босс в командировке, но где именно не сказал.

Хотя я из любопытства интересовалась.

— Вам нравится? — спрашиваю у Марьям, расправляя на одну сторону складки тяжелой, портьерной ткани.

В гостиной стало чуть темнее, но намного уютнее.

— Очень нравится, Таня, — она скромно складывает ладони на груди.

Спокойного лица касается легкая полуулыбка.

— Красиво. Просто волшебно. Где ты так научилась?

— В школе, но потом еще маме помогала. Она любит шить, и я с ней за компанию. В подмастерьях.

Отойдя от окна, еще раз оцениваю свою работу. Шторы получились — загляденье. Марьям купила ткань и хотела отдать ее швее, но я предложила сделать все сама.

— Остался еще один кусок ткани, — задумчиво гляжу на стол со швейной машинкой. — Можно сделать ламбрекен. Как вы на это смотрите?

— Даже не знаю… а тебя не затруднит?

— Нет, конечно, — смеюсь. — Я прямо сейчас приступлю к работе.

Боже, я смеюсь? Получается очень естественно.

— Я давно так не отдыхала, — признаюсь. — Все как-то с Лукой, или домом занималась, а вот шить — не додумалась. Хорошо, что вы показали мне эту ткань. Спасибо.

— Скажешь тоже, — качает Марьям головой и касается моего плеча. — Такую работу сделала. Это тебе спасибо, дочка.

Прислушиваюсь к внутреннему голосу.

Вообще, я человек современный и, к примеру, родителей Германа, так редко появляющихся у нас в гостях, называла исключительно по имени. Но здесь, в республике, почему-то такое теплое, почти материнское обращение греет замерзшую душу.

— Я тогда позову вас, как закончу, — вставляю нитку в иголку. — Пока Лука спит и мне не мешает, как раз успею.

— Делай, девочка, — благословляет Марьям. — А я ужином займусь. Тем более отец сказал, Расул сегодня заедет.

Резко повернувшись, ловлю воздух губами.

— Один? — выпаливаю, тут же прикрывая рот.

— Конечно, один…

Она подозрительно на меня смотрит.

— Ты, наверное, хочешь спросить про Мадину? Они сюда вместе не ездят.

— Нет, я не про нее, — отворачиваюсь. — Просто спросила.

Прострочив основные швы, встаю на стул с мягким сиденьем и пытаюсь прицепить готовый ламбрекен к гардине. В губах зажимаю лишние крючки — руки заняты.

— Привет, — слышится сзади.

Закатываю глаза, потому что хуже момента Расул придумать не мог. Продолжая зацеплять крючками петли, сосредоточенно работаю.

— Ты меня игнорируешь?

Спину вдоль позвоночника покалывает, поэтому ускоряюсь. Убрав последний крючок, наконец-то отвечаю:

— Привет, я говорить не могла.

— Так даже лучше.

Смеюсь еле слышно.

Ловко спрыгнув на пол, замечаю черные кожаные ботинки и снова любуюсь результатом. Получилось и правда красиво.

— Спасибо, что помогаешь, — произносит Расул тихо.

— Да не за что, — смущаюсь. — Ты тоже нам помогаешь, хоть и не обязан.

Вполоборота стараюсь рассмотреть темные волосы и снова небритое лицо. Он выглядит усталым.

— Я сегодня освободился пораньше, — сообщает он. — Могу свозить тебя в город. Ты хотела что-то купить?

— Мм. Прямо сейчас?..

— Ну да, если ты тут закончила. Лука останется с мамой. Она тебя отпустила.

*

В салоне автомобиля не отказываю себе в удовольствии обсмотреть Хаджаева еще раз. Черные джинсы облепляют стройные каменные бедра, высокий воротник водолазки подчеркивает легкий оттенок загара и небритость, а в этой кожаной куртке Расул выглядит похожим на героя какого-нибудь голливудского вестерна, где он спасает бедовую девицу.

Мне нравится все, что вижу. И это положительное чувство кислотой разъедает мои истощенные нервы. Будто против шерстки ласково почесывают.

Глава 17. Татьяна

— Не нужно перебарщивать с этническими костюмами, Таня, — произносит тихо Расул, когда я перебираю ряды с разноцветными платьями.

— Тебе не нравятся женщины в этнических костюмах? — прикладываю к себе один из нарядов и смотрюсь в зеркало на стене.

Вижу, как мои щеки мгновенно вспыхивают негодованием, когда он чуть лениво и так же тихо отвечает:

— Смотря какие это женщины…

Обернувшись, ловлю наглый взгляд на своей талии и отвечаю, раздраженно закатывая глаза. Разговаривать с Хаджаевым о других женщинах весьма странно.

У него есть как минимум Мадина. Официальная жена и близкий человек.

А еще девушка по имени Таша…

Гордость не позволяет мне поинтересоваться этой загадочной особой, поэтому я сгораю от ревности молча.

Одергиваю себя.

От ревности, Таня? Серьезно?

Ты приехала сюда с четкой целью — избавить себя и сына от Германа. Не сбивайся с нее, пожалуйста!..

— Не нужно указывать мне, какую одежду покупать, — ворчу, нервно возвращая длинное платье на вешалку.

— Разве тебе не нравятся властные мужчины? — подстегивает.

— Мм… Смотря какие это мужчины…

Наши глаза снова устремляются друг к другу, словно мощные магниты.

Расул склоняется, облокачивается о широко расставленные колени и смотрит на меня весьма строго. Давая понять, что он вести беседы о мужчинах, которые мне интересны, тоже не намерен.

Сексуальная перестрелка заканчивается ничьей: он отворачивается, я приглаживаю волосы и иду дальше по рядам.

С помощью скромной девушки, которая выходит из подсобного помещения, выбираю повседневные вещи. Две пары джинсов, теплый джемпер, лонгслив, кофту на пуговицах и несколько маек. А еще удобное, комфортное белье и ночные рубашки.

Примеряю с десяток различных платьев и оставляю три из них, два из которых длинные и этнические.

Напоследок Расул настаивает на том, чтобы купить теплые, непродуваемые плащ и куртку. Я скрепя сердце соглашаюсь.

— Осталась только обувь, — устало сообщаю, наблюдая, как сотрудники магазина упаковывают покупки.

Пока Хаджаев расплачивается на кассе, замечаю мужской отдел напротив.

Пройдя мимо металлических рамок, останавливаюсь у крутящейся стойки с головными уборами.

Выбор небольшой.

— Что-то конкретное интересует? — тут же оказывается рядом парень.

Я, почувствовав мимолетное прикосновение к пояснице, и шелест пакетов сзади, указываю на шапку:

— Во-от эту. С отворотами, пожалуйста.

— Я такое не ношу, — с иронией произносит Хаджаев.

— А это не для тебя. Я ее выбрала для Бубы.

— Для кого? — усмехается он зловеще.

— Для Бубы, — складываю руки на груди, пока продавец упаковывает шапку в пакет. — У вас такие ветра, а твой помощник ходит с открытой головой. Я ему позавчера уши лечила…

— Блядь. Что ты делала?

Расул тянет меня на выход, бросив напоследок:

— Отбой, брат. Мы не будем брать.

— Но почему? Расул?! — возмущаюсь, едва поспевая.

— Вероятно, потому, что у Бубы теперь не будет ушей.

— Ты сдурел? — шиплю, выдирая свой локоть.

Хаджаев быстро озирается по сторонам и снова тянет меня, на этот раз на лестницу. Ею, из-за того, что в торговом центре работает два лифта, никто не пользуется.

— Буба, значит? — хрипит Расул и нападает на мои губы.

Поцелуй стремительный, жадный. Будто бы продолжение того самого, который случился в моей-его комнате.

Я дура, потому что только этого и ждала.

Может, Герман и сделал со мной что-то непоправимое… По крайней мере, раньше к женатым мужчинам я относилась с особой брезгливостью, а сейчас ничего не могу с собой поделать — поднимаю ладони и обхватываю ими жесткое лицо.

— Рас, — шепчу, перемещая руки на каменные плечи.

Смотрю на него из-под полуприкрытых век, напоминая, что мы в общественном месте. Чувствую мужское возбуждение всем телом. Острое, запретное и горячее.

Бумажные пакеты в руке Расула ужасно неприятно скрипят. Этот звук резонирует с нашим дыханием и заставляет всплыть на поверхность.

— Пойдем? — зову. — Пожалуйста…

Он сосредоточенно кивает и, не давая мне прийти в себя, снова ведет на этаж. В магазин обуви, где я выбираю сразу четыре пары.

Все заднее сиденье приходится заставить пакетами и коробками.

— Багажник занят, — объясняет он, открывая передо мной дверь.

Я все еще в раздрае. Эмоций целый спектр. Радость, что Расул рядом. Волнение — все это не к месту сейчас. А когда было к месту?

В Дубае были такие же эмоции.

Глава 18. Татьяна

— Ау-у! Вы где? — кричу с террасы.

Плотно прикрываю дверь и выглядываю во внутренний ухоженный дворик.

Нет никого.

Хм.

Сложив руки на груди и радуясь шелесту листьев под кроссовками, иду за дом. По пути останавливаюсь, чтобы полюбоваться заснеженными горными вершинами вдали.

Улыбаюсь блаженно. Дышу!..

Все это похоже на сказку! И позолоченные кроны вековых деревьев, и ярко-синее небо над головой, и свежий, дурманящий счастьем и свободой воздух. Я бы хотела здесь, в горах, остаться, о чем уже сказала Расулу, но его эта перспектива совсем не обрадовала.

А еще у него шикарный дом, чем-то напоминающий тот охотничий домик в Подмосковье, в котором мы скрывались в первые дни. Благодаря этому сходству, я поняла, что он тоже принадлежит Хаджаеву, просто в Республике Расул бывает чаще.

Здесь уютнее и… чувствуется рука хозяина.

Мы приехали сюда втроем примерно пару часов назад. На мой вопрос: почему с нами не едет Буба, Расул посмотрел на меня так, что необходимость уточнять дальше полностью отпала. С помощником тоже, по всей видимости, была проведена беседа. Он стал серьезным и общается со мной только по делу.

В дороге Лука спал, а, оказавшись на месте, стал чересчур активным. Благо Расул не похож на Германа и его эта детская шаловливость не раздражает. Они вместе ушли заниматься дровами, а я разобрала продукты, которые мы привезли из города, и приготовила ужин. Для сына — картофельный суп, а для нас — запекла в специях мясо и нарезала салат.

Ограда оказывается открытой, а красную шапку Луки я замечаю за редкими деревьями. Иду по узкой тропинке.

— Я вас потеряла, — улыбка тут же сходит с лица. — Это… что такое?

— Мы стреляем, мам!

У моего сына в голосе такой восторг, будто он всех своих любимых героев из мультфильмов встретил воочию. Вот только я этот энтузиазм не разделяю.

Оружие — для взрослых.

— Рас…

— Я все контролирую. Это пневматика. Не беспокойся.

Присев и обхватив плечи Луки, он накрывает детскую руку, зажимающую небольшой пистолет. У меня сердце замирает от страха. Раздается отчетливый выстрел. Вздрагиваю всем телом.

— Расул, твою мать, — шепчу.

Где-то в двадцати метрах с бревна валится на землю консервная банка.

— Ура!!! — визжит Лука, подпрыгивая на месте. — Мам, ты видела?

— Видела.

— Ма-а-ам! Ну ты видела?

— Боже... — смеюсь. — Видела, Лу. Здорово!

Он поворачивается к Хаджаеву и смотрит на него снизу вверх, как на бога.

— А можно еще раз, дядя Расул?

— Если найдешь банку и поставишь ее на место, — отвечает он, убирая пистолет за пояс.

Я подхожу ближе, и мы оба наблюдаем, как, напевая какой-то веселый мотивчик, мой сын бежит искать мишень. Выглядит при этом как бездомный. Шапка набекрень, куртка в грязи.

— Спасибо, — повернувшись, замечаю, что лицо Расула покраснело от солнца и тяжелой работы.

Он тоже задевает меня взглядом. Немного ироничным.

— Ерунда.

— Ему здесь нравится. Герман никогда с ним так не занимался. Ну… все эти ваши мужские дела, — закатываю глаза смутившись.

— Я подберу для него детский сад. Конечно, руководство которого войдет в наше положение.

— Детский сад? — вдруг пугаюсь. — Думаешь, это необходимо?

Лука никогда не посещал садик. Я бы с удовольствием воспользовалась этим шансом, чтобы выйти на работу, но уже сейчас понимаю — мой муж хотел постоянного поклонения своей персоне.

— Ему нужны дети, Таня. Он смышленый парень, но уж больно забитый.

— Не знаю…

С сомнением смотрю, как Лука возвращается и они снова стреляют по банке. Благодаря меткости Расула, конечно, попадают. Детский восторженный вопль разрезает воздух.

— Дядя Расул, а пусть мама тоже постреляет! — предлагает сын, когда устает.

Хаджаев, уперев руки в боки, смотрит на меня.

— Это не женское дело, Лука. Женщина не должна трогать оружие.

Да что вы говорите?

Сделав шаг, касаюсь тонкого вязанного свитера, облегающего упругие мышцы, и выхватываю пистолет из-под кожаного ремня.

— Дай сюда, — мрачно вздыхает Расул. — Я проверю.

Взглянув на Луку, присевшего отдохнуть на землю, направляю ствол на консервную банку.

— Стреляла когда-нибудь? — горячее дыхание задевает мою щеку, а ягодиц касаются каменные бедра.

— Не-е-ет, — шепчу. — Мне всегда казалось, что оружие — это опасно.

Перекинув мои волосы за плечо, Расул, точно так же, как с Лукой, накрывает мою ладонь и резко ее сжимает. Вторая рука ложится на талию.

— Оружие — это не опасно, Таня. Хотя, наверное, смотря в чьих оно руках? Когда ты видишь пистолет, то всегда знаешь, чего от него ждать. Максимум — это выстрел. С людьми все сложнее…

Глава 19. Татьяна

— Чем ты занимаешься в правительстве? — спрашиваю, когда Лука наконец-то отправляется спать в дальнюю комнату.

Подтянув к груди колени, обхватываю их и устраиваюсь в кресле поудобнее.

— Я там работаю, — на жестких губах моя любимая усмешка.

Хм…

— Спасибо, — принимаю бокал с красным вином. — Ты… не пьешь?

— Крайне редко это делаю.

— Не составишь мне компанию? Как-то неловко пить одной…

Рас без ответа уходит в сторону примыкающей к гостиной кухни и открывает навесной шкаф. Молча наблюдаю, как напрягаются и играют мышцы под черной майкой, и делаю небольшой глоток.

— Мм… Чудесное, — раскатываю на языке сладковатый, терпкий вкус. По телу растекается приятное, обволакивающее тепло. В виски ударяет слабость.

— Это местное вино, — Расул наполняет бокал для себя, держа темно-зеленую бутылку.

— Боже. И это местное? Я отсюда теперь не уеду, — говорю, смущенно опуская голову.

— Тебя никто и не гонит, — твердо произносит. — Живи.

— Я… шучу.

— Можешь оставаться, — садится в кресло напротив и тоже отпивает вино. Улыбается. — Ты неплохо готовишь…

— Вот как? — смеюсь. — Так и знала.

Хочется продлить эти непонятно откуда взявшиеся легкость и беззаботность. В себе, в уютной атмосфере, между нами.

Сейчас момент, когда я стараюсь не вспоминать, что в Москве есть Герман, который так просто меня не оставит. А здесь, в республике, у Расула жена. Мы с ним, как два желтых листа, упавших с тех деревьев, что растут за оградой. Встретились на время, чтобы горный ветер раскидал нас в разные стороны.

— Так чем ты занимаешься на работе? — интересуюсь, чтобы как-то занять паузу, и прячусь за бокалом. — Ответ «работаю» не подходит, Рас.

— Занимаюсь развитием территории, — устало отвечает. — На данный момент отстаиваю интересы государства по делу о Каспии, которым, кстати, занимается твой любезный муж.

— Да, я что-то слышала, — киваю и морщусь от воспоминаний. — Кажется, продали прибрежные земли без согласования с регулирующими органами.

— Все гораздо сложнее. Изначально кадастровый паспорт был выдан с нарушениями Водного кодекса, а затем мои бывшие коллеги… подарили эти участки москвичам.

— Как щедро!..

— Думаю, размер… хм… благодарности исчислялся сотнями тысяч долларов. Тоже был щедрым.

— И что теперь будет?

Расул тяжело вздыхает и слабо покачивает вино в бокале. Я снова залипаю на его плечах с армейской наколкой на левом. Взгляд отвожу первая.

— Будет по справедливости, Таня.

— Ладно, не хочешь — не рассказывай.

— Не буду, — усмехается.

Я осматриваю уютную гостиную.

Здесь нет какого-то единого стиля. Стены отделаны мореным деревом, бежевый кожаный диван и кресла выглядят неуместно современно, а камин — так волшебно, будто сошел с иллюстрации убранств старинных английских замков.

— Мне здесь нравится, — повторяю, пожалуй, в пятый раз.

— Я понял, — почесывает бровь с улыбкой и вытягивает ноги.

Это правда самый лучший день за последние несколько лет.

Нет, мы отдыхали с Германом. Много раз были в лучших пятизвездочных отелях Турции и на Мальдивах, жили в его собственной квартире в Дубае и навещали партнеров в Европе.

Если мы были одни и я не совершала ошибок в поведении — в целом было терпимо.

Если к нам присоединялись его друзья со своими семьями, чаще всего муж был раздражен. На общих ужинах при всех вежливо улыбался, а в номере срывался. Я в таких случаях думала, что понимаю Агату, которая сбежала от Германа прямо перед отъездом.

— Ты давно купил этот дом?

— Чуть больше двух лет. Я нашел его недостроенным, но удалось быстро договориться со строительной фирмой. Они справились меньше чем за три месяца.

— Получилось чудесно…

Со стороны спальни раздаются быстрые шаги.

— Ну что? — расслабленно смеюсь, глядя на сына. — Пить? Есть? В туалет?

Он, стоя в новенькой пижаме, хитро на нас смотрит и прищуривается.

— Пить, — выдает, немного подумав.

— Ясно. Пить так пить. — Ставлю бокал на журнальный столик.

Пока иду на кухню, чувствую на себе внимательный взгляд. Осознание, что мы здесь одни и впереди целая ночь, бьет в голову сильнее, чем легкий алкоголь.

Лука намеренно долго пьет, а затем смотрит на меня, задрав голову, и складывает губы бантиком.

— Иди спать, Лу, — прошу его, теребя смешной хохолок на макушке.

— Я хочу с тобой.

— Со мной ты будешь дольше засыпать, — настаиваю. — Я приду чуть позже. Тебе страшно?

— Нет, — отвечает не задумываясь. — Мне… скучно.

Глава 20. Татьяна

Переспать с ним в первый раз было легко и даже интересно, потому что таких неандертальцев у меня еще не было.

Расул прекрасен. Крепкий, подтянутый, рослый. Несмотря на слухи о восточных мужчинах, умеет доставить удовольствие. Хотеть Хаджаева всем телом так же легко, как хотеть выпить стакан ледяной воды в пятидесятиградусную жару. Каюсь, у меня постоянная жажда.

Я и сейчас хочу именно его.

Телом — да. Да! Да!

Мозг же всячески сопротивляется, упрямец.

Все то время, пока Расул несет меня в свою комнату, прикрывает ногой дверь и укладывает на холодную постель, я стараюсь примирить Таню-тело и Таню-мозг. Хорошо, что вторая отключается, как только Хаджаев стягивает майку и ослабляет ремень на джинсах.

В полумраке он выглядит божественно!..

Свет никто не включил, но шторы здесь не задернуты, поэтому со двора в окно проникает мягкое сияние фонаря.

Моя обнаженная кожа усеивается мурашками.

Пропускаю вдох и следом еще один.

Просто забываю, как дышать, когда горячее мускулистое тело нависает надо мной, а пылающей от желания скулы касаются бесстыдно жадные губы. Кровь вскипает. Они с напором проезжаются по щеке, дрожащему подбородку и страстно зацеловывают мою шею.

Запрокинув голову, начинаю шумно дышать и сдаюсь им окончательно и бесповоротно.

— Рас… Боже…

Тянусь к нему.

Пальцами сжимаю жесткие короткие волосы на затылке и откровеннее раскрываю бедра, потому что грубая джинсовая ткань задевает нежную, увлажненную плоть ровно под таким углом, чтобы это трение сладким перезвоном расходилось по всему телу.

Не верится, что это происходит.

Полнейший восторг вызывает то, как Расул, грубовато выругавшись, привстает и подтягивает меня ближе. Соединяет руки у меня за спиной, обнимая полностью. Я доверчиво обхватываю крепкую шею и прижимаюсь к нему.

Кожа к коже. Каждым атомом прилипаю. Срастаюсь.

Не знаю, сколько это длится…

Дальше сильные руки уверенно исследуют мое тело, сантиметр за сантиметром повторяя его плавные изгибы.

— Надо сходить за презервативом, — хрипит, путаясь в моих волосах губами.

— Я принимаю таблетки. Все в порядке…

Отшатываюсь, закусив губу.

Мы смотрим друг на друга внимательно. В ярких глазах Расула мелькают злые огоньки, потому что раньше я таблеток не принимала, но с моим браком в жизни все поменялось.

Мужская ладонь, до этого оглаживающая грудь, вдруг больно ее сжимает. Это будто непроизвольно происходит. Я, как дикая кошка, резко выгибаюсь то ли от удовольствия, то ли от дискомфорта. Промежность снова проезжается по вздыбленной ширинке.

Мычу от того, насколько это приятно, и откидываюсь на подушку.

Подняв руки к основанию кровати, плавно двигаю талией. Расул, не сводя с нее глаз, расстегивает пуговицу, справляется с ширинкой и избавляется от джинсов и трусов.

Обхватив мои ноги под коленями, небрежно разводит их в стороны и снова часто моргает, тщательно рассматривая меня там. Я веду себя так же, но не спуская взгляда с большого, покачивающегося от собственной тяжести члена.

— Да-а-а… — шепчу, чувствуя умелые пальцы на клиторе.

Снова и снова качаюсь на волнах, ловя возбуждающие ласки. Удовольствие, подобно сахарной вате, наполняет. Делает это особенно быстро, когда я чувствую приятное натяжение внутри.

Мы занимаемся сексом. Черт.

Расул резко подается бедрами и снова нависает надо мной, плотно прижавшись.

— Как это приятно… — трусь носом о влажное, колючее лицо.

— Надеюсь…

Он в себе сомневается?..

Улыбаюсь, сжимая твердый член собой, и вскрикиваю, когда он делает первое движение. И еще. Четкими толчками вбивается в меня, заставляя все больше и больше приподниматься. Расул останавливается и исправляет свою оплошность — фиксирует мое тело собой.

— Ты тяжелый, как медведь, — не жалуюсь, а радуюсь, обхватывая руками твердую спину, а ногами — каменные ягодицы.

Вместо ответа он меня жарко целует с языком и продолжает трахать.

Теряю связь с реальностью и полностью отдаюсь острым ощущениям. Абсолютно все в этот момент забываю. Ласкаю бугристые мышцы на спине и сжимаю гладкие плечи.

Все это кажется чем-то сказочным.

Одновременно с приятными эмоциями ловлю и горечь. Выходя замуж, женщина, как бы то ни было, мечтает, чтобы это было навсегда, а муж стал навеки единственным мужчиной. О плохом никто не думает. Выжигаю эти мерзкие пуританские чувства, снова концентрируясь на своих ощущениях под Хаджаевым.

Член приятно скользит внутри, Расул неожиданно опускается к моей груди и, прикусив твердый сверхчувствительный сосок, влажно его облизывает, заставляя меня наконец-то взорваться.

Да!.. Это идеально!

Снова и снова содрогаюсь, вообще ни о чем не думая.