За Вуалью Тьмы

РЕКОМЕНДАЦИЯ ОТ АВТОРА.

Дорогие читатели…

«За вуалью тьмы» – это тёмная и мрачная история для лиц, умеющих держать себя в руках. Для лиц, чьё воображение работает не против них самих. И чьи убеждения о нравственном зле граничат с собственными идеалами.

Здесь присутствуют подробные сцены насилия и убийства. Нецензурная лексика ходит рука об руку с людьми (и не только) на протяжении всей истории.

Прошу Вас: если данный контекст вызывает у Вас уже приступы беспокойства и тревожного состояния, лучше воздержитесь от чтения или будьте весьма внимательны на переворотах страниц. Ведь если, окунувшись в мир людей (и не только), живущих на страницах книги, Вы до сих пор не выявили ваши границы дозволенного… то я сочту за честь, если именно здесь Вы их обретёте.

Приятного погружения…

ГЛАВА 1.

Протяжный чавкающий звук отскакивал от бетонных полуразрушенных стен, отдаваясь эхом в голове.

Если бы кто-то сказал мне, во что выльется сегодняшняя аттестация, то, скорее всего, я бы рассмеялась этому ублюдку в лицо, зная, что мой Наставник ни за что бы не отпустил меня… Хотя теперь у меня закрались сомнения на этот счет.

Сегодня утром густой и непроглядный туман прилег бархатистым слоем на отчуждённую землю, пряча в себе всю потаённую тьму, скрывавшуюся в ночи. А это значит, началось время для всей нежити в Хосхелле.

Я начала хмуриться, как только моя нога переступила порог цивилизации, еще до туманной мглы, поглощающей первые лучи солнца, и вообще, наверное, еще до того, как я услышала, где будет проходить наш последний в жизни экзамен.

– Уверяю тебя, это плевое дело. Ты даже не успеешь выгнуть свою заостренную бровь, перед началом…

Так звучали слова Наставника, когда он бесцеремонно вломился ко мне в комнату с лопнувшими – то ли от усталости, то ли от гнева, а возможно, и от того и другого – капиллярами в угольных глазах.

Я насторожилась, зная, что сейчас осталась совершенно одна, но мигом отмахнулась от давящих мыслей, уверенная в том, что ОНО ни за что на свете не позволит мне умереть. И сомнений в том, что Наставник отправил меня собственноручно на верную погибель, не было.

Сколько я себя помню, а помню я мало, но все же это он нашел меня и приютил, когда я думала, что мой час пробил, и адские с небесными псами явились за мной, чтобы растерзать меня, деля освободившую от бренного тела душу меж собой.

Наставник подобрал меня на окраине городского порта, не до конца уверившись, что я выживу. По рассказам всех причастных, трудящихся из последних сил над моей, на тот момент, оболочкой (потому что телом это было назвать непостижимо) от зари до зари, не разнимая сцепленных рук от единственной цельной части меня, сидел он, не позволяя никому оторвать себя от меня.

Таинственно и необъяснимо: ни одному живому разуму, и даже мне, кроме него самого, понять, почему именно я.

Что было особенного в той, что уже на шаг приблизилась к мирозданьям забвения? А после? Когда он решил, можно сказать, «заново взрастить» девичье тело без памяти и основных природных инстинктов, рождающихся с первых минут самостоятельного порыва делать первые глотки кислорода?

Я не знаю… И не знаю того, на кой хрен он все же отправил меня сюда.

Сейчас, слившись с темнотой, отбрасывающей тень разваливающихся стен, я стояла, не дыша, уже минут семь, прислушиваясь.

План был прост – поймать тварей на живца. Правда, наживку было жаль. Ею стал ни в чем не повинный и самый безобидный парень нашего «сплочённого» отряда – Николас.

Проучившись первые два-три года под индивидуальным гнетом Наставника, я весьма быстро нагнала своих сверстников, выпускаясь вместе с ними в этом году обучения. Не сказать, что мне было легко, скорее наоборот, но сейчас не об этом.

Косыми взглядами во время трапезы, я наблюдая за этим самым отрядом все пять лет составляя некое подобие иерархии. «Головорезы» – так теперь зовут и мой отряд. Это прозвище закрепилось на третьем году обучения, после первой вылазки на нежить.

Вы спросите, почему?

Все просто. Группа из двадцати человек не особо блещет умом, а если точнее – большая ее часть.

Их девиз:

– Сначала отсеки, потом спрашивай.

Я предпочитаю обратный порядок.

И от семидесяти человек на сегодняшний день осталось двад… девятнадцать с половиной, пока Николас еще дышит. Тогда как, кстати, все остальные отряды придерживаются сохранности и объединённости друг с другом.

А почему так вышло именно с моим годом обучения? Тоже все просто.

Одно слово…

Один человек…

Леон.

Этот самодовольный засранец, будем говорить прямо, возомнил себя главой отряда и тянет на дно всю нашу группу.

Я давно раскусила его план: убрать со своего пути как можно больше слабых и не подходящих кандидатов, а особенно таких же лидирующих личностей, как он сам.

Грязно.

Подло.

Бесконтрольно.

Так сегодня и произошло с безобидным Николасом. Он остался единственным слабым звеном в нашем отряде – кстати с этим, как ни странно, я согласна с Леоном. Николас и дня бы не протянул после выпуска, когда его отправили бы на первый самостоятельный заказ. Так что… возможно, этот самодовольный урод оказал ему услугу, пронзив его клинком по самую рукоять.

Не изменяя своим традициям, Леон, подобно самой мерзкой твари – мыши, – подкрался к Николасу со спины. Когда все остальные, сомкнувшись в круг спиной к спине, стали вслушиваться в приближающийся, подобный грому по небесам, рокот шагов.

Наша глава «Головорезов» решил все за нас, бросив:

– Приманка почти готова. Прячетесь.

Не сказать, что все были в шоке – скорее, это было даже ожидаемо. Просто никто не знал, где и когда нам придется прощаться со своим товарищем по несчастью.

«Ничего, Николас, скоро мы все с тобой встретимся, если не сможем отбиться от обвала болотных тварей», – подумала я в тот момент, когда укрылась в тени с замершим дыханием.

Я наблюдая, как Леон в кромешной тишине, с чавкающими звуками, резонирующими могильному гимну окружающего мрака, проделывал длинным лезвием глубокие дыры в худощавом теле бедолаги. Но надо отдать должное нашему безобидному Нику – он принял смерть почти стойко, не проронив ни звука. Лишь хриплые последние вздохи выдавали его скорую встречу с Божествами.

Я прикрыла глаза, опрокинув голову на грязную стену, проросшую небесно-голубым грибком, считая замедленное биение сердца и раздумывая над тем, что еще сокрыто в глубине…

Но резкий хлопок, разрывающий барабанные перепонки, вернул меня в мгновенную реальность, вынуждая организм сделать первый за столь долгое время вдох и разлепить слипшиеся веки.

ГЛАВА 2.

В сверхъестественном мире, где нежить и мистические существа стремятся захватить иерархию над человеческим видом, стоит кое-что заметить: бояться нужно совершенно не их…

– Да как вы, суки, посмели отправить состав из двадцати человек на кровавую бойню нежити?!

… а людей.

– Вы хоть знаете, что там творится, мать вашу?!

Ведь самая большая и распространённая ошибка природы при создании человечества – это эмоции. А точнее – страх.

Не важна стадия страха – важна сила её обуздания. Ведь если не сможешь сдержать в своих собственный руках эмоциональные выплески, ты – Труп с большой буквы.

– Я потерял семнадцать товарищей!

А вот кстати и пример.

Ор Леона не замолкает уже около трёх часов с момента нашего возвращения в Академию. Его разрывают переживания. Боязнь смерти до сих пор цепкими щупальцами придерживает его за яйца. И если бы не Мишель, сейчас бы он кормил своими останками Леших.

– Он нам нужен, Ри.

Это были слова Ми, когда последние выжившие твари пустились в бегство от синего пламени, прихватив с собой тело Леона.

Если бы не Мишель, я, не задумываясь ни на секунды, сама лично с не принадлежавшим мне радушием отдала бы бессознательное тело Лешим, параллельно злорадно подхихикивая. Но увы.

– Завали свою пасть, Леон! – рявкнула Ми, не в силах больше слушать его крики. – Задрал.

Мы сидели в просторном зале за круглым столом, обсуждая случившееся. Ну, как обсуждали… На протяжении двух часов, Леон со своей истерией не дает нам и слова сказать.

– Ты бы лучше помалкивала, черноглазая, – оскалился самодовольный ублюдок.

Я закатила глаза, складывая руки на груди. Нас тут держат, не выпуская, уже два с половиной часа. Мои собственные нервы были на подходе, я ужасно воняла слизью и разложениями, а про внешний вид тут и говорить нечего. Кстати, Мишель была ненамного лучше.

Она сидела по правую руку от меня, с заброшенными на стол ногами. С чёрных берцов на белоснежный мраморный стол уже успели посыпаться водоросли и куски плоти. Её кожаные штаны теперь больше походили на располосованную тряпку для мытья полов в сортирах. А на лице в форме сердца красовался глубокий порез. Он брал свое начало от кончика левой брови, пересекая пухлую щеку и очерченный подбородок. Признаться честно, этот шрам теперь придавал ей некий шарм красоты, каковой раньше не было. Мишель была идеальной кандидаткой для разведывательной спецгруппы: стандартная внешность, ничем не примечательные черты лица – самое то, чтобы затеряться в толпе. Она подавала большие надежды, но теперь, если лекари не справятся…

– Ты своей мамаше будешь рот затыкать, сыкло!

Я стукнула ногой по стулу Ми, чтобы она попридержала язык за зубами. Не хватало чтобы еще один срыв этого ублюдка – мы выслушивали ещё пару часов по новой, пока нас наконец так не выпустят отсюда.

– Что ты сейчас сказала? Я не расслышал, – процедил сквозь сжатые зубы Леон, поднимаясь со своего места.

– Я сказала… – Мишель подпрыгнула, роняя стул на когда-то отполированный пол. – … можешь своей безмозглой мамаше затыкать рот своим сантиметровым членом, сыкло!

От любезного голоска Ми меня аж затошнило.

Леон зарычал, как разъярённый медведь, и, вытащив из кобуры ствол, нацелился в Мишель.

«И почему, чёрт возьми, я должна в очередной раз одна выслушивать их вечные перепалки?!».

Выхватив клинок из нагрудника, я метнула заостренный тонкий сплав титана в трясущуюся руку нашего главаря. Звонкий стук пистолета, ударившегося о стол, прокатился к центру карты Хосхелла, прокручиваясь как юла.

Владелец огнестрельного оружия, так легко потерявший свой единственный весомы аргумент на свое первенство в ругани, завизжал, хватаясь второй рукой за окровавленную кисть с торчащим клинком, и медленно стал сползать вниз по стене.

Я томно выдохнула, прикрыв глаза.

– Аврора Ролсон, Мишель Кинг и Леон Леопарт.

В проёме открывшейся двери зала заседаний раздался грубый голос.

– Мастер, – сказали мы с Ми, почти синхронно, опустив головы. Она стоя, а я сидя – не потрудившись подняться.

Мастер в белом одеянии, как принято ходить в Академии, прошествовал мимо всё ещё скрюченного от боли Леона дальше к своему «законному» месту, где возвышался резной стул с заострёнными шпилями вверх, похожий на трон.

«Кажется, я порвала этому ублюдку сухожилия», – подумала я, провожая взглядом высокопоставленного Мастера.

– Прошу, Наставники, входите.

И как только громогласный голос Мастера разнёсся по всему помещению, из дверей, словно бурный поток, стали вытекать Наставники только уже в серых одеяниях.

Мишель подняла свой стул и с грохотом упала в него, задевая меня локтем, подмигивая. Как бы говоря: «Спасибо».

До сих пор не могу понять её страсть к этому куску дерьма. Не счесть на пальцах, сколько раз я собиралась его прикончить. Но вечные слова Мишель о том, что он нам нужен, не давали мне осуществить задуманное, пользуясь нашей мнимой дружбой.

В очередной раз закатив глаза на её миловидную улыбку, я отвернулась, цепляясь взглядом за своего Наставника, вставшего на против меня за столом.

Максимильян стоял в своей серой мантии, сверля меня взглядом в поисках ран. Он всегда так делал перед тем, как начать говорить или что-либо делать.

Его густые сидящие брови были сведены на переносице, а тонкие губы поджаты в тонкую линию, оттеняя его выразительные скулы. Не сказать, что мой Наставник был красив – скорее в нём преобладали более мужские черты величия. Уверенный в себе и в своём слове. Вечная прямая осанка. Изящные, в мужском понимании, руки с широкими ладонями и длинными пальцами. Внушительны рост и мощная грудь, не сжимавшая плечи.

Наверное, такие качества мало кого интересуют в наше время, но, находясь рядом с ним на протяжении пяти лет, начинаешь понимать, что внешность – не всегда главное.

– Мишель Кинг, соблаговолите рассказать всем нам, что же приключилось с вами на итоговой аттестации, пока Леопарт приходит в себя. – Грубый голос Мастера повис над головами собравшихся, словно углекислый газ, жаждущий поглощения, пока наставники рассаживались по местам.