Забери моё имя

Глава 1. Отъезд

Алиса стояла, прислонившись плечом к оконному откосу, и смотрела на серую улицу за стеклом. За окном сгущались сумерки, и по карнизу монотонно барабанил мелкий дождь. Взгляд её скользил по монохромным стенам домов, симметричным окнам и голым унылым деревьям. В здании напротив угадывались все пятьдесят оттенков одного и того же цвета. Глянцевая серость асфальта напоминала зеркало. Если наклонить голову под определённым углом, в нём можно было различить отражение города, застывшее и лишённое цвета.

Из кухни тянуло запахом тефтелей с томатным соусом и едкой химией от чистящего средства. Мать всегда убирала до стерильного блеска, затирая эмаль плитки так, что со временем на ней образовались матовые залысины.

— Ты бы хоть на заочку документы подала! На уме одни гулянки! — раздался за спиной её голос, и Алиса поняла, что она уже в комнате. — Домой являешься только поесть и выспаться!

— Нет, — спокойно отвечала Алиса.

— Что? Почему?

— Не хочу.

— А что ты хочешь, Алиса?! — В её голосе слышалось отчаяние. — Я просто… я правда не знаю, что с тобой делать. Помоги мне понять.

Алиса не ответила. Она слегка потянула ручку сумки со стула, переместив её на окно, будто боялась: мать заметит то, что лежало внутри. Билет в Сеул выглядывал из плотной стопки документов, аккуратно уложенных ещё днём. Она оплатила его деньгами, которых у неё не было.

Деньги Алиса взяла в долг. Много раз, в разных микрозаймах под огромные проценты. В первый раз, когда Алиса решилась оформить займ, её руки тряслись. Она боялась, что при первом же вопросе сотрудник поймёт, на что она берёт деньги, и откажет, внеся в чёрный список. Тогда с Сеулом можно будет попрощаться навсегда. Но, к удивлению Алисы, всё прошло гладко, и первый займ она получила без труда. Девушка-клерк с дежурной улыбкой пододвинула ей договор, где мелким шрифтом вырисовывалась цифра семьдесят девять процентов годовых. Алиса с безразличием смотрела на них. В её глазах застыли просто цифры, лишённые смысла и веса. Та же девушка водила шариковой ручкой по графику платежей, что-то говоря о числах, пятом или двадцать пятом. Алиса не слушала. Её пальцы механически подписывали бумаги. Она не запомнила ни сумм платежей, ни имени на бейдже сотрудницы микрозайма. Затем сочиняла истории про учёбу, про украденный ноутбук, стараясь быть убедительной. Чем больше она брала, тем меньше думала над легендой, доводя свои походы по микрозаймам до автоматизма.

Алиса наклеила под прозрачный чехол телефона стикер — яркий жёлтый квадрат с аккуратной надписью: «В новой жизни всё будет по-другому», вместе с карточкой красавчика айдола, которую ей подарила Оля незадолго до отъезда в Сеул. Фраза на жёлтом квадрате казалась обещанием самой себе. Таким, какого в детстве ей не давал никто.

До развода родителей в доме пахло пивом чаще, чем ужином. Отец проявлял к ней доброту при одном условии: если дома его ожидало несколько бутылок пива. Впрочем, чаще он покупал их сам по дороге с работы. Тогда в нём просыпалась неестественная ласка и забота. В такие дни он приносил шоколад, обещая цирк на выходных.

Затем наступала суббота, и отец исчезал.

Алиса долго верила его обещаниям о походах в цирк, парк, на аттракционы. Она старалась учиться хорошо, даже записалась в школьный театральный кружок, лелея смутную надежду, что отец увидит её однажды на сцене и поймёт, какого замечательного ребёнка имеет. «В следующие выходные непременно сходим!» — клялся он, и его дыхание уже пахло хмельным перегаром. А открытая бутылка в его руке в пятницу вечером каждый раз становилась сигналом, что все его обещания можно смело умножать на ноль.

Со временем он перестал приносить шоколадки, а потом исчезли и обещания.

После развода родителей наступила тишина.

С тех пор жизнь Алисы переменилась. После ухода отца она стала шататься по бесконечным впискам, пьяным вечеринкам. Учиться не хотела. Мать кричала, пускала в ход ремень, пытаясь вбить в неё хоть какую-то науку, тогда Алиса сбегала из дома. Отойдя от очередного приступа ярости, мать задабривала её новыми модными вещами. В какой-то момент Алиса так отдалилась, что ей стало безразлично и на крики матери и на её ласку. Алиса не хотела ровным счётом ничего.

В пятнадцать она уже шаталась по ночным клубам, возвращаясь под утро на такси, с сигаретой в ослабевших пальцах. Мир заполонили мимолётные знакомства, шумные компании, лёгкие деньги, которые она без труда вытягивала из карманов пьяных парней.

— Ничего не хочу! — отвечала она на очередной вопрос матери, пытавшейся хоть как-то понять дочь.

Лица так называемых друзей возникали и растворялись, не оставляя следа. Пока однажды не появилась Оля — чуть младше, спокойнее, из совсем другой реальности. В её доме пахло чистым бельём, а в семье существовали свои правила. Вечерами они с Олей смотрели дорамы под одним пледом. В жизни Алисы, лишённой хоть каких-то твёрдых ориентиров, Оля внезапно стала тем маяком, по которому она неосознанно начала сверять свой путь. Рядом с Олей Алиса больше не ощущала одиночества, и ей хотелось одного: быть ближе к Оле, раствориться в её уюте и оставить за порогом шумный гул прежней жизни. Поэтому Алиса отчаянно старалась заслужить одобрение Оли и её родителей. Перестала шататься по вечеринкам и ярко краситься. Даже былые привычки покинули её жизнь.

Со временем Алиса стала частой гостьей в доме Оли. Они создали свой маленький мир, защищённый от внешней суеты и проблем. Вечерами смотрели дорамы, и экран мягко подсвечивал их лица, словно открывая окна в другие жизни. Иногда Алиса ловила, как Олины большие глаза ещё шире распахивались, будто впитывая весь экранный ужас.

Глава 2. Сеул

Сеул встретил её влажным густым дыханием: ароматом свежесмолотого кофе, горьковатым шлейфом бензина и приторно-сладким флёром духов из дьютифри.

Алиса миновала стеклянные двери терминала и застыла в хаосе аэропорта Инчхон у своего огромного чемодана. Люди проносились мимо стремительным, незнакомым потоком. Их речь звенела и обрывалась, и каждая минута здесь, казалось, обладала невероятной ценностью.

Язык она почти не понимала. За три лихорадочных месяца перед отъездом она успела выучить только хангыль и несколько фраз. А вокруг всё происходило быстро: люди доставали транспортные карты одним движением, проходили через турникеты, ловко уворачиваясь от столкновений. Алиса застыла на краю этой чужой жизни, словно зёрнышко, закатившееся между тяжёлых жерновов.

И вот, сжав в кулаке все необходимые документы, с двумя оплаченными семестрами в сеульской языковой школе и студенческой визой на целый год, Алиса стояла под сводами незнакомого терминала, наблюдая за нескончаемым потоком, и сердце её бешено колотилось от страха и предвкушения.

Оля появилась в дверях терминала, и заметив Алису, сразу махнула ей. Легко протиснулась через поток людей, прижимая к боку плюшевого мишку. Движения Оли казались естественными, словно город давно признал её своей и расчищал перед ней дорогу.

Алиса неловко обняла её. Оля улыбнулась и подарила Алисе плюшевого мишку. Тепло объятий не успело тронуть Алисиных плеч, его перехватил резкий холодок досады: «Это ведь должна быть я… такая уверенная, нежная и красивая».

За время, проведённое в Корее, Оля явно успела стать частью местного ритма: уверенно читала указатели, свернула в нужный переход аэропорта, по пути нашла маленькую кофейню. Поговорила с бариста на корейском, попутно сверившись с расписанием автобусов в телефоне. Одной рукой Оля крепко удерживала ремень сумки, другой споро направляла чемодан Алисы вперёд.

Даже Олина одежда вписывалась в стройный порядок, вобрав в себя местный шик: лёгкое пальто песочного оттенка, широкие джинсы, воздушная светлая блуза и модный бархатный берет, который её очень шёл.

— Пойдём, — сказала Оля, и Алисе оставалось только поспевать следом.

Квартира Оли оказалась крошечной, но аккуратной: белые стены, узкая спальня без окон, вмещавшая только кровать, и малюсенькая кухня. Алисе Оля отвела угол у окна, с видом на унылые крыши и беспомощно мигающий неоновый щит.

В первую ночь Алиса не сомкнула глаз. Слышала, как кто-то ходит наверху, как где-то вдалеке закрываются двери соседних квартир, и как за тонкими стенами просачиваются короткие, рубленные фразы на языке, которого она не знала.

Учёба в языковой школе стала пыткой. Глаза слезились от непривычной письменности, пальцы судорожно выводили палочки и кружочки, а преподавательница говорила с ней так, будто перед ней сидел человек, который не выдержит и месяца. Алиса ловила каждое слово, цеплялась за интонации, уставала так, словно разгружала вагоны.

Олина квартира находилась в Синлиме, очень далеко от Каннама, где находилась языковая школа Алисы. Дорога в одну сторону занимала чуть больше часа, и ежедневные поездки постепенно высасывали из Алисы силы.

Снять собственное жильё она не могла: залог за квартиру в Корее оказался неподъёмным. Алисе оставалось лишь приспосабливаться к тем удобствам, что были под рукой. Например, к метро, которое находилось сравнительно близко к языковой школе, хоть и далековато от Олиного дома.

Но она не сдавалась. Каждый день, проводя в дороге по два с половиной часа своей жизни, она продолжала зубрить и заучивать материал. Способность к языкам у неё была с детства. Ведь язык — единственный ключ, чтобы остаться.

Сеул казался прекрасным и равнодушным. Город, похожий на сверкающий кристалл, где сталь и стекло сливались в идеальный симбиоз. Неоновые вывески отражались в мокром асфальте так ярко, что всё вокруг ощущалось подсвеченным изнутри. Поезд метро прибывал на станцию почти бесшумно, только ветер обдавал лицо. Раньше, в родном городе, она вздрагивала от каждого скрежета дверей старого автобуса. Теперь же Алиса с удивлением ловила себя на том, что звук закрывающихся дверей в Сеульском метро не пугает. В переулках пахло жареным мясом, соевым соусом и свежей зеленью — запахами жизни, где нет места унынию. И на фоне этого великолепия её родной город вспоминался старой выцветшей фотографией, лишённой цвета и запаха.

Бутики, сиявшие в искусственном освещении, манили шёпотом шёлковых тканей. Салоны красоты сулили преображение в гармоничную и идеально сложенную версию себя. Футуристичные витрины с гаджетами заманивали обещанием, что статус успешного человека можно приобрести вместе с новым девайсом.

Но стоило остановиться, и город переставал замечать Алису. Люди проходили мимо, искоса кидая на неё быстрый оценивающий взгляд. Бариста улыбался всем одинаково. Продавцы обсуждали что-то между собой, не замечая её заминок. На экранах билбордов с высокомерным снисхождением улыбались безупречные лица айдолов.

Все эти блага были так близки, что, казалось, стоило лишь протянуть руку, но они отступали, оставаясь мучительными, недосягаемыми миражами. И Алиса, судорожно сжимая в кармане потрёпанный корпус старого телефона, ощущала себя нищенкой прилипшей к аппетитной витрине булочной.

Когда деньги начали таять, она устроилась горничной в гостиницу. Это оказалось куда тяжелее, чем она представляла.