Заберу тебя себе

Глава 1.

Кирилл.

— Ну что, тебя можно поздравить? — раскрываю ладонь, чтобы поприветствовать друга.

Мой друг Глеб Навицкий женился. Снова.

Подхожу к его жене Миле и аккуратно приобнимаю. Спину начинает прожигать взгляд Глеба, будто высекает прутиком по сгоревшей коже. Контролирует, чтобы близко к себе не прижал.

Отхожу на безопасное расстояние и выдыхаю. От Навицкого такое напряжение исходило, земля под ногами трескалась.

— Я смотрю, вы по-скромному решили? В этот раз? — спрашиваю и подмигиваю.

Навицкие забронировали стол в ресторане и пригласили близких друзей. Вот и все торжество.

— Пойду девчонок встречу. Только подъехали, — Мила обращается к Глебу.

Хорошо они смотрятся вместе и правда дополняют друг друга. Где-то глубоко внутри пронеслась вспышка, что хочется так же. Чтобы улыбались мне искренне, чтобы рука касалась невзначай как незаменимая поддержка. Вспыхивает и тухло гаснет, прокрутившись пару раз вокруг своей оси.

Делаю два больших глотка воды и отворачиваюсь к окну.

— Ты же планировал не один быть, — интересуется Глеб и смотрит вслед своей жене, ни на градус взгляда не смещает. — Передумал?

— Планировал. Но не срослось, — веду плечами.

Хотел бы сказать, что жаль, но мне нисколько не жаль. Слишком цепкой оказалась девчонка. Возьми я ее с собой на такое событие, считай, уже примерила на себя мою фамилию и придумала имена нашим детям.

Пфф… Аж перекосило от этой мысли. Вот только не с ней.

— Ничего, сейчас с подружками Милы познакомишься. Но сближаться не советую.

Мысленно потираю ладошки.

«Так-так-так. Это интересно».

— Почему это? Прилипнут, что как кожу сдирать придется? — усмехаюсь. Сам кошусь на окно, где замечаю три фигуры. Притягивают хлеще магнита.

Такая липучка тоже была. Мамина идея. Дочь одной знакомой из ее дамского клуба. Богатая родословная, два высших образования, без вредных привычек, и … до зубного скрежета скучная и надоедливая. Мама расстроилась, а я бежал от такой, только пятки сверкали.

— Нет. Сучки редкостные. Особенно Зоя. Черт, меня прям крутит от бешенства, когда вижу ее.

Глеб сцепил челюсти, и я правда слышу хруст зубной эмали. Стало теперь интересно, кто такая эта Зоя.

— Значит, Зоя, — повторяю я себе тише.

И тут же перевожу взгляд на Навицкого. Эта подруга его жены, кто знает, что он со мной может сделать, реши я провести с ней вечерок. Ну, или два. Пока тяжело решить.

В зал заходит Мила, а позади нее идут две девушки. Обе высокие, с длиннющими ногами. Сглатываю слюну. Женские ножки — моя слабость. Сердце перемещается чуть ниже, и слышу звон вместе глухого стука.

Они идут медленно, шаги легкие, будто и пола-то не касаются.

— Кир, знакомься, это Соня, — Мила аккуратно взмахивает рукой и указывает на брюнетку. Та мило улыбается. А в глазах вижу яркие брызги, словно бенгальские огни зажгли пачкой. Улыбка тягучая и манящая.

Киваю ей и улыбаюсь в ответ. Приятная, красивая, но пока мимо. Кто бы еще сказал, что ищу…

А это Зоя.

Перевожу взгляд на другую девушку. Та достала телефон из малюсенькой сумочки и пишет что-то там, быстро перебирая наманикюренными пальчиками. Ни тебе тягучей улыбки, ни блеска в глазах. Ничего. Тотальный игнор. Руку даю на отсечение, не слышав, что ей говорит Мила.

Как-то подобрался даже весь. Плечи расправил и спину выпрямил.

— Зойка! — окликает ее Навицкая и извинительно кривит губы. Забирает у этой Зойки телефон и, можно сказать, силой заставляет посмотреть на меня. Дождался, называется.

Хмурюсь. Терпеть не могу такое поведение псевдокоролевы. Такие особы нервы выдергивают пинцетом. Внутри зарождается протест и горячий шар негодования.

«Зойка, значит…».

— Привет, — подает она свой голосок. Эхом заполняет черепную коробку. А там вдруг стало пусто…

В глаза смотрит долго, пристально. Заставили ведь. Меня от ее взгляда прошибает взрывной волной пренебрежения и высокомерия. Плющит и раздавливает.

— Ну, привет, — отвечаю.

Трясти начинает от бешенства. Она хоть и высокая, но ниже меня, а смотрит так, что хочется сесть на стул. Вроде как перестал иметь право смотреть на нее сверху вниз.

Глеб уходит встречать Кречетова. Я остаюсь в обществе этих балерин. Знал, что женщины в сборе те еще змеи, но сейчас я чувствую, как скользкая тварь обвивает мою шею. Слышу шипение над ухом, а зубы вот-вот вонзятся в артерию. Рукой стряхиваю фантомное шевеление по телу.

Отодвигаю стул для Зои и взглядом цепляю тонкую длинную шею и узенькую золотую цепочку с кулоном. Он исчезает в ложбинке груди, теряется. Хочется нырнуть туда к нему. Цепко хватаюсь за спинку стула до побелевших костяшек, чтобы все-таки не коснуться ее светлой-светлой, почти молочной, кожи.

— Вино? — спрашиваю Милу. Она здесь самая нормальная.

Глава 2.

Зоя.

Телефон в очередной раз пиликает в сумочке. Еще с прошлого сообщения жгут руки. Быстро касаюсь взглядом Милы и как профессиональный воришка под столом, открываю входящее сообщение.

Да что ж такое! Хнычу, как пигалица малолетняя. Соперница присылает фотки, где она в обнимку с любовью всей твоей жизни. Он целует Ирку и зажимает в углу. Сучка блондинистая. Так бы и повырывала ее наращенные лохмы.

Чешу ладонь усердно, стараюсь унять стойкое желание.

Р-р-р..

— Зоя! — Сонька по правую руку рычит хлеще, чем я в душе. — Убери свой телефон, пока я его не разбила.

— Да все-все, — гашу экран, выключаю звук.

Перед глазами все та фотография. Въелась намертво. Она темная и нечеткая, но я ясно видела, как Ирка прижималась к Лео, трогала его своими лапами загребущими.

Меня сжимает тисками от ревности, когда представляю их вместе.

Лео приехал к нам полгода назад. Новый режиссер. В него нельзя не влюбиться. Высокий, красивый, с озорными темными кудряшками и просто сногсшибательной улыбкой. В самое сердце, в «десяточку» и навылет. С первой попытки.

— Еще вина? — голос с легкой хрипотцой жужжит противно над левым ухом и отвлекает от зудящих мыслей.

«Как его зовут? Мила представляла… Кир, это ведь Кирилл, друг Навицкого».

Еще раз обвожу его взглядом, вкладываю такое безразличие, словно его и нет рядом. Только в клетки мои он яростно стучится.

Нет.

— Правильно, а то опять из-за тебя скатерть в пятнах будет, — говорит в шутку, и… улыбается хищно, плотоядно. Ха, думает испугать или завлечь? Три раза, ха.

Убийственно выжигаю взглядом его глаза, губы, шею, как паяльником по контуру тела прохожусь.

— Нравлюсь? — двигается ближе.

В нос ударяет запах его парфюма. Если и есть в нем что-то офигенное, так это аромат. Объем легких хочется увеличить, чтобы вдыхать его еще больше, еще сильнее.

— А должен? — говорю на выдохе.

Его глаза устремлены на мои губы. Я рефлекторно облизываю их, нежная кожа быстро высыхает. Ее покалывает от лишнего внимания. Привычного мне, но лишнего сейчас.

Кирилл странно хмыкает. В глазах темень, как в колодец смотришь. Пугает. Отвожу взгляд и переключаю свое внимание на Милку. Она с Глебом что-то рассказывает. Суть пока не улавливаю. Глупо улыбаюсь и выпиваю всю воду в бокале до последней капли, некрасиво опрокинув его.

Левую часть тела и лица ощутимо печет. Гадко так, словно наждачкой шкрябают вверх-вниз.

— С тебя Кир глаз не сводит, — Соня наклоняется и шепчет как заговорщик. Еще и бровями ведет. Раздражает только.

Я привыкла к вниманию. Когда каждый клочок одежды подвергается критике, а каждая клеточка твоего тела рассматривается под мощными прожекторами. Но сейчас другое чувство. Я словно букашка под микроскопом. Неуютно дергаю плечами. Этот Кир заставляет меня неуклюже ежиться под его тяжелым и жгучим взглядом.

— Мне все равно, — говорю Соньке и отмахиваюсь.

Смотрю на него, думаю, если уж заметили его наглые рассматривания, должен свернуть их, найти другой объект. А он все улыбается открыто и вроде как пленительно и подмигивает.

— Врушка, — Соня шепчет тихо и на ушко. Морщусь от ее правды.

Мне не нужно его внимание. Кир мне неинтересен. Он наглый, упертый и вообще друг Навицкого. Но главное, он не Лео.

Телефон снова дает о себе знать. Вибрация перекатывается на тело и приятно пульсирует.

— Прошу прощения, — откладываю салфетку, беру сумочку и направляюсь в дамскую комнату.

Быстро-быстро теперь перебираю ногами. Зудит, как хочется открыть сообщение. Выбиваются какие-то мазохистские наклонности. Ведь знаю, что там, на присланной фотографии.

Добегаю и с шумным выдохом закрываю дверь кабинки с громким щелчком. Несколько раз сбиваюсь, набирая код на телефоне.

— Да что ж такое! — ругаюсь.

На экране опять фото Лео и Ирки. Сучка. Они целуются. И это не просто чмок в щеку. Это настоящий поцелуй. Даже на этой маленькой картинке, я вижу их связанные узлом языки.

Внутри разрастается тугая субстанция, противно склеивая все жизненно важные органы. Меня кроет от ненависти к ней, перед глазами даже темнеет, и воздух становится плотным и черным как дым от костра. Он въедается во все поры и проникает в кровь.

Сжимаю телефон, и один Бог видит, как хочется от отчаяния запустить этот аппарат в стену. Только фиг мне кто новый купит. За этот-то еще кредит не выплатила.

Выхожу из кабинки и направляюсь к зеркалу. В глазах инквизиторский огонь. Готова губить все живое и невинное вокруг себя. Закусываю нервно губы, что они покрываются ранами и кровят.

Так обидно. Чем Ирка его зацепила? Искусственная и холодная мымра, вот кто она. Но хоть вой от бессилия и злости.

Выхожу, резко распахивая дверь.

— Блядь! — голос с хрипотцой эхом отбивается от стен, цепляется маленькими крючочками ко мне и тонет в пространстве. — Больно! А еще говорят девушки слабые.

Глава 3.

Зоя.

Бегу в театр, опаздываю. Мой извечный косяк. Ругаюсь на себя и бегу, бегу и снова ругаюсь. В очередной раз обещаю будильник раньше заводить, или меньше времени на макияж и прическу отводить. Хотя… Лео же будет на меня смотреть!

Пожалуй, мне нужно меньше спать.

— Зоя! Тебя уже искали!

— Да тут я! — цежу сквозь зубы недовольно.

Быстро переодеваюсь. После сегодняшнего спринта можно как бы и на разминку не идти. Дыхание только перевести нужно. Горло все першит и щекочет, тело требует воды. Сползаю по стене, хватаясь за воздух.

Забегаю в зал, девчонки уже вовсю приступили к разогреву. Глазами сразу ищу Ирку.

— Эй, Зойка, иди сюда.

Соня выхватывает меня за руку. Ноги заплетаются, и я чуть не падаю. Ирка в центре, посылает мне лучи «добра» и «счастья». Отвечаю тем же.

Вечером мне пришло еще одно сообщение. На этот раз текст. «Он классно целуется». Перед глазами заискрила сварочная стружка, глазные яблоки жжет. Ненависть и ревность скрутили по рукам и ногам. И вздоха невозможно сделать.

— Ты вчера так сбежала со свадьбы. Не стыдно? — шепчет в наклоне Соня. Раздражает.

— Ни капельки. Не смогла уже находиться за одним столом с ним, — снова наклон, и теперь шепчу я.

— Только потому, что он друг Навицкого? — щекочет нервы своими вопросами.

Ирка разминается усерднее. Как бы чего не вывихнула себе и не растянула. Хотя пусть. Ее партию тогда буду танцевать я. И с Лео буду рядом. Будем касаться друг друга и дыхание ловить.

«Ой, мамочки, я уже поплыла только от одной этой мысли».

— Он мне просто не понравился. Его интерес вчера был навязчивым и лишним, Соня, — чуть громче говорю, внимание привлекаю. И Иркино в том числе. Маленькие сплетницы.

— Хм… а по-моему, он офигенный.

«Как же, офигенный…».

А в нос странным образом ударяет волна его парфюма, даже покрутилась вокруг себя. Это же невозможно, чтобы Кир оказался в репетиционном зале. Он и на балете-то ни разу не был. Гонщик этот.

Разминка занимает час, потом следует репетиция. Я взглядом стараюсь ухватить Лео. Вот он зашел в зал, что-то говорит девчонкам из кордебалета, улыбается им, что хочется оказаться на их месте.

— Зоя, — Лео говорит немного с акцентом, который понравился мне с первого произнесенного им слова.

Лео проходит так близко, стоит чуть подать руку в сторону и коснусь его. Уф, мурашки крупными ручьями устремились по коже, дёргаюсь.

— Давай попробуем сегодня вместе порепетировать? — обращается ко мне.

Я забыла, как говорить. Уставилась на него, как на божество, сошедшее на грешную землю.

— К-конечно, — улыбка дурацкая. У Ирки лучше получается. Каждый ее вдох легким флиртом пропитан.

Отходим в центр и начинаем двигаться. Тело внезапно становится деревянным и неподвижным. Не слушается.

Внутри происходит что-то невообразимое. Как с цепи все сорвалось в диком скаче, не успокоить и не усмирить.

— Зоя, расслабься.

На нас смотрит половина труппы, в том числе и Ирка. Оглядываю всю эту толпу. Кто-то репетирует свои партии, кто-то продолжает разминку, а кто-то каждую мою клеточку обсуждает.

— Лео, — говорю с придыханием. Трясет сильно, будто голой на мороз вышла. — Не получается, — и зуб на зуб не попадает.

Со стороны всегда кажется, что это просто — находиться рядом с тем, кого любишь. Но это ни фига непросто. Твое тело перестает слушаться, предает тебя. Кровь бурлит, а мозги в кашу. И Боже, как это состояние бесит.

Вот он мой шанс, показать, как Лео мне нравится, обратить на себя внимание. А я как дурочка млею. Танец — тотальный провал. Одно разочарование.

Тьфу.

— Зоя, ты так хорошо на репетиции свою партию танцевала. А сейчас, что с тобой случилось?

О, этот акцент. Хочется слушать его речь и слушать. Кажется, что по коже проворные букашки крадутся и перекатываются.

— Вот смотри, я кладу свою руку тебе под грудь, ты опираешься на нее. Не боишься. И прогибаешься.

Он касается моих ребер — они трескаются — ведет вниз, другой рукой слегка надавливает на грудной отдел позвоночника. Я прогибаюсь. Господи, я готова выучить все твои молитвы, только бы он не убирал свои руки. Такие теплые, даже горячие.

— Вот, правильно. Молодец!

Он хвалит. Лео меня хвалит! Хоть в обморок падай счастья.

Из дальнего угла Ирка высекает меня взглядом. Печет невообразимо все участки тела. И те, что скрыты, и голые. Хлещет прутиком. Но, я, получается, склонна к мазохизму, мне ведь нравится ловить ее выпады.

Поворачиваюсь в ее сторону и подмигиваю.

Так тебе, получай. Душа хочет кричать, чтобы Ирка подавилась своей ревностью. Пусть поймет, что я чувствовала вчера, когда смотрела на отправленные ею фотографии. Увеличивала, вглядывалась и по кусочкам себя разбирала.

Глава 4.

Зоя.

Дорога до одного загородного дома заняла больше часа. Кто бы знал, как я ненавижу машины, пробки и постоянный запах бензина и выхлопных газов. Тошнит! И в прямом и переносном смысле.

— Будешь водичку, Зойка? — спрашивает Анька.

Я с ней познакомилась около полугода назад на одном конкурсе. С тех пор нет да нет, но она вытаскивает меня на подработки. Часто вот такие вот закрытые мероприятия: благотворительный вечер, день рождения очередного важного человека, открытие фонда и все в таком духе. Мы танцуем какое-нибудь варьете или вариации из классики. Бывает и современный танец.

— Не помешает, — выхватываю бутылку и жадно пью.

Струйки скатываются из уголков губ, пачкая новую футболку. А я все пью и пью. Кажется, в эту жару невозможно напиться. Время шестой час, а солнце шпарит ядрено. Меня будто в пекле полощут.

— Вот засада, — отряхиваю.

Но на ярко-розовой ткани уже темные ручейки.

— Жара!

«А то я не чувствую», — вопит голос у меня внутри. Но я только откидываюсь на спинку сидения. Сил ведь нет. Если к вечеру температура не спадет, не представляю, как танцевать-то.

До конечной точки доезжаем за полчаса до начала нашего выступления. Организатор сего мероприятия чуть кожу нашу взглядом не содрал. Так он, точнее, она, был зол. Ну, сорри, как говорится. Была б моя воля, вообще бы не приехала. Но деньги платят хорошие за несколько минут выступления.

— Сегодня она какая-то взволнованная, — шепчу Аньке.

Так-то это организаторша нормальная. Деньги выплачивает хорошие, ничего в карман себе не откладывает. Да и сами вечера более, чем достойные. Ни пьяного сброда, ни противных и жирных старичков-папиков. Брр… аж в груди закололо.

— Сегодня какой-то важный прием одной дамочки. Говорят, она с мужем переехала из Питера в Москву. Из-за сына. Тот уже несколько лет, как покинул их дворец под Гатчиной и свинтил в столицу.

Потираю ладошки. Вот что мне еще нравится на таких вечерах, так это сплетни про богатеев. Ну а что? У меня жизнь скучна, так хоть в чужую нырнуть.

— Да ладно? Это такой прием в честь переезда? Крутяк!

Окидываю взглядом сад размером с футбольное поле, через который нас проводят, входная дверь — черный выход. Да чтоб у меня дома такая стояла! Потом коридоры, комнаты, столовая. И это только гостевой домик.

Вот… почему некоторым достается все это великолепие с рождения, а кто-то телефон в кредит берет? Почему так все несправедливо? Топнуть ногой хочется и по-детски надуть губки.

— Ты чего застыла, Зойка? Нас живьем сейчас съедят! — Анька психует.

На самом деле нас не штрафовали ни разу, потому что мы девушки дисциплинированные и ответственные. Но такая статья есть. Нас могут оштрафовать. А так как приехала я сюда из-за денег и только, то ноги в руки, Зойка, и бегом за Анькой. Потом погуглю и фотки с вечера посмотрю.

Нас ведут в большую комнату. Наверняка у нее есть неординарное название. Типа чайной или приемной. Фиг этих богатых разберешь. Но мне здесь нравится. Уютненько.

— Вот скажи мне, Анька. Почему у этих богатых такие причуды, а? Взять этот дом. Здесь точно живет их прислуга, повар, дворецкий там. Уверена, и такой здесь имеется. А это, блин, дом по метражу больше моей съемной квартирки раз в десять, может, и больше.

— Да не знаю я, Зойка. — Спешно натягивает белые колготки, — кто-то вот в этом во всем родился, затем его женили или выдали замуж за такого же. У этих людей свой род и свое племя получается. Живут они своей группой и живут. Ну, множится их богатство и множится. Мне до них нет никакого дела.

— А мы беднеем и беднеем. Ты это хочешь сказать? Лучше молчи тогда!

— Нет. То, что богато и изысканно для нас, обычно для них. Но и то, что имеем мы, может быть роскошью для кого-то.

Смотрю вопросительно на Аньку. Она завязывает ленты на пуантах с таким непринужденным видом, будто находится в репетиционном зале, а не в роскошном доме, где даже в воздухе витает не пыль, а золотая пыльца. И так тошно на душе стало. Прям в морской узел завязаться хочется.

Уселась в широкое кресло. Сейчас бы охлаждающий коктейль с ярким зонтиком, а не тесная пачка и натянутая улыбка. Устала… Жара еще эта…

— Девочки, готовы? Через пару минут свое выступление заканчивает пара танцоров, и выходите вы.

Мы снова пересекаем сад. С другой стороны дома большая лужайка с беседками. Там все торжество и проходит. Все в красивых вечерних платьях, шикарными прическами. А мужчины в костюмах.

— Готовы?

Сцена освобождается. Ведущий вечера представляет нас, и мы слышим редкие хлопки.

В груди поселяется объемное чувство, которому нет название. Оно раздувается словно воздушный шарик больше и больше. Только никак не может лопнуть. Давно я его не испытывала. Смесь какой-то тревоги, волнения и опасности. Ноги сводит. А они мне сейчас очень нужны, причем послушные.

Мы с Анькой поднимаемся по ступеням на сцену. Воздух стал горячее, чем был в полдень. Будто в пустыню переместились, где даже легкого ветерка нет.

Глава 5.

Зоя.

Когда на сцене во время спектакля с артистом что-то случается, то же падение, его задача быстро собраться, взять себя в руки и продолжить танцевать свою партию. Проще говоря, сделать вид, что ничего страшного-то и не произошло. Ну, упал и упал.

Я же разлеглась белым лебедем и вперилась в одну точку. Она в шикарном черном костюме, белой рубашке с запонками и взлохмаченными от ветра темными волосами. В легкой небрежности что-то все-таки есть манящее и притягивающее.

Только сил нет, как бесит!

– Ты с ума сошла, Зойка! – Анька начинает тихо кричать мне на ухо. Это неприятно. – А ну вставай! Все, точно, за выступление нам денег не видать. Леманны те еще перфекционисты и снобы. Такой провал, да на их вечере!

Уходим со сцены в кромешной тишине. Вот черт, как же стыдно. И перед зрителями, и перед этими Леманнами (как хоть они выглядят?).

Анькину злость я ощущаю всей кожей. Вон как за предплечье схватила и тянет вперед. Того и гляди руку мне вывернет и ни капельки не пожалеет.

– Ну? И что это было? – строго спрашивает.

Мы заходим в ту комнату, где и переодевались. Здесь уже накрыт небольшой стол с закусками и горячим. Из чашек дымится ароматный кофе. В животе зазывно заурчало, привлекая внимание. Ненавижу такую подставу от своего желудка. Предатель!

– Упала я. Не видела? – обиженно говорю. Накинулась на меня, будто сама такая безупречная. Ага, как же!

– Видела! Еще как! Просила ведь тебя собраться. Теперь все наше выступление, вся эта долгая дорога – все коту под хвост. Не заплатят нам. И все из-за тебя, Зоя!

Опускаю взгляд. Неудобно вышло, согласна. Мне ведь деньги нужны не меньше, чем ей. И не появись здесь этот Кирилл, все было бы по-другому.

– Прости. Это вообще первое мое падение. Я… тоже несколько в шоке. Извини… – повторяю. Вину свою чувствую и не отрицаю. От этого не менее тошно.

Мы подходим к накрытому столу и садимся друг напротив друга. В полном молчании, а может и игноре. Уверена, это мое последнее совместное выступление с Анькой. Больше она не пригласит. Это значит, искать мне подработку в другом месте.

Аппетит вроде как есть, но только вилкой ковыряю в тарелке. Заполнить пустоту и тишину хочется, а нечем. Слов нет.

Снова извиняться? Ну уж нет. С таким же успехом и сама Анька могла зацепиться за выступ и грохнуться.

Каждый косится на часы. Прошло уже около часа после нашего выступления. Нет ни организатора, ни хозяйки вечера. Это значит, что нам точно уже не заплатят. И хочется заплакать. Зажмуриваю глаза, сдерживаю слезы.

Просто я не люблю плакать.

– Девушки, добрый вечер, – мужской голос заставляет вздрогнуть.

Он неприятно пробирается под ткань костюма, под кожу и предательски холодит. Хочется пятиться назад, укрываться и прятаться. Настолько он неприятный.

– Добрый вечер, – Анька реагирует первой. Обладатель низкого голоса ей тоже не нравится. По сторонам оглядывается в поисках поддержки, которой и нет вовсе.

Парень лет двадцати пяти, не больше. Одет в шикарный костюм, как и все гости. Улыбается только странно. Не хочется ему отвечать улыбкой в ответ. Противное состояние внутри. Будто сладкого переела, внутри все горит и щиплет, а живот и желудок скручивает от ударной дозы сахара.

– Видел вас на сцене. Не оставили вы меня равнодушным. А я, признаться, не очень люблю такое искусство.

– Такое это какое? – Анька зачем-то решила вступить с ним в диалог. А мне хочется схватить свой рюкзак и уносить ноги.

– Классическое. Я больше про выход за рамки, – подмигивает нам обеим и показывает свои зубы. Два передних резца чуть выдвинуты некрасиво вперед. – Немного разнообразия не помешает. Да, малышки?

Он смотрит ровно на меня. Так, что сердце все болезненно скрючивается от страха. Волоски по всему телу встают дыбом и от моего частого дыхания шевелятся.

– Тебя как зовут? – обращается ко мне. Во рту сухо, слова невозможно произнести. Кажется, и гул какой-то в ушах. Комната начинает вращаться вокруг меня со скрипящим звуком.

– Ух-ходите, пожалуйста, – звучит так жалко, что он вот-вот рассмеется мне в лицо.

– Ну-ну, так быстро? Я рассчитывал на некую беседу там, общение.

Парень поднимается с кресла и идет в мою сторону. Перестаю дышать. Все безусловные рефлексы дают сбой. Тело резко забывает, как это – дышать?

– Боишься меня, да? Не бойся.

Сам настолько приблизился, что я чувствую тяжесть его тела, пригвождает меня к земле только своей силой. Маленьким испуганным зверьком себя чувствую. Мой взгляд, уверена, мечется, а слезы предательски скатываются.

Анька быстро забрала свой рюкзак, вещи и только и слышу, как хлопнула дверь. Она меня бросила, сучка. Оставила один на один с этим неандертальцем и тупо сбежала.

Разозлиться бы на нее. Но, знаю, сама поступила бы так же. Инстинкт самосохранения он ведь такой. В первую очередь думаешь о себе.

– Так как зовут тебя, красивая?

Глава 6.

Зойка.

– Ты мне нос сломал, ублюдок! – голос этого Петюнечки уже не кажется мне холодным и противным. Только писклявым. – Жди ответку, Леманн. Матери расскажу.

– Ты еще больший дебил, чем я думал. Маме он расскажет… Ты еще захныч. Помнишь, как ты с дерева упал в десять лет и в слезах жаловаться матери побежал? «Мама, Мама, меня Кирилл толкнул». Тьфу!

Он говорит это все быстро, но с выражением. Нагнулся к сгорбленному Петечке и сам вставать не спешит. А я хочу, чтобы уже отошел от него и обратил внимание на меня. Кого защищал-то? Или кулаками просто пришел помахать?

– Давай, Петька, извиняйся, – устало говорит и бросает на меня взгляд. Он такой темный, еще злостью отливает за слиток золотой.

– Да пошел ты, – толкает Кирилла, и… убегает.

Смотрится смешно, я даже прыскаю от смеха. Страх ушел и больше не возвращается. Комната вернулась на место, голова уже не кружится. Дышу свободно и чувствую туалетную воду моего спасителя.

Эх, Зоя, друг Навицкого стал уже для тебя не просто Кириллом, сокращенно Киром, а «спасителем». Треснуть бы тебе за то, что размякла как сыр на солнце.

Мы оба смотрим на дверь, которая открыта настежь. Мне резко становится неуютно в одном помещении с Кириллом. Знаю, спас, но от него я тоже не знаю, чего ожидать. А учитывая его настойчивость, так вовсе паутиной рядом с ним обрастаю.

– Извини его, – начинает первый.

Мне вдруг начинает казаться, что сейчас он стал другим. Пропала настырность, вседозволенность. Игра, в конце концов. Передо мной не мажор, которому можно все, а обычный парень, который поступил благородно.

– Он бы ничего не сделал, поверь мне, – снова говорит быстро, словно не успевает, – всю жизнь на пару минут его смелости хватало. А так, ткни палкой и заплачет, мамочке жаловаться побежит. Я не уверен вообще, что он знает, как обращаться с… – осекается. Думает, как бы помягче все обставить, – прекрасным полом и доставить удовольствие.

Закатываю глаза и так приятно от этих слов. То, как он красиво их подобрал. Удовольствие, прекрасный пол…

Ты ли это, Кир?

– Ну, когда тебя зажимает такая детина, это не кажется безобидным и безопасным.

– Хм, согласен. Еще раз прости. Это, если что, я за него прошу.

Киваю. Когда он кажется таким простым, с ним и разговаривать проще. Возможно, мы даже смогли бы подружиться.

– Ты правда за меня испугался? Как ты вообще оказался здесь?

– Увидел, что Петька к вам пошел, за ним отправился. Знаю ведь, что дурной.

– То есть ты пошел проследить за ним, а не найти меня?

Как-то неприятненько стало. То с цветами у театра встречает, то не спешит увидеться. Подобралась вся, резко встаю и направляюсь к кучке своей одежды. Она упала и теперь моя новая красивая футболка смята.

Кир молча следит за моими движениями. Я замечаю привычную наглую улыбку и острые клыки. Меня это завораживает и раздражает одновременно. Хочется сказать, чтобы уходил и не возвращался и в то же время, чтобы остался и снова что-то мне рассказал. Я любопытная до чужих секретов и историй.

– Выйди. Мне надо переодеться, – отворачиваюсь и начинаю медленно развязывать юбку.

– А если я не хочу?

Он уселся в кресло. Ровно на то место, где сидел Петечка. Наблюдаю за сменой его настроения. И вообще, снова наглый Кир ворвался и раздражает все мои рецепторы.

Только страха перед ним нет. Где-то в глубине души я уверена, он никогда меня не обидит.

Устало опускаюсь на кресло рядом с ним. Выдохлась.

– Что ты от меня ждешь, Кирилл Леманн?

Да-да. Кирилл Леманн. Мажор, сын хозяев, которые так и не заплатили за выступление, до ужаса богатые, интеллигентные, с родословной, в которой одни царские советники и министры.

– Я требую всего три свидания, – говорит уверенно и несколько расслабленно.

– Требую? – мои нервы подожгли как фитиль свечки.

– Ну, прошу, – разводит руки в стороны. В глазах нездоровый огонёк, его искры не обжигают, а жалят. – Я тебя спас, между прочим. Хотелось благодарности, как бы…

– Ты мне не нравишься, Кир!

– Не проблема. Исправлю.

Разглядываю его пристально, будто в первый раз вижу. В груди сдавливает неуемное чувство какой-то обиды, смешанной с удовольствием. Безумная смесь получается так-то.

– Хорошо, – тихо отвечаю. Сама еще не понимаю, на что подписалась. В моих планах было завоевание Лео, а тут свидания не просто с другом Навицкого, с самим сыном Леманнов.

Кир улыбается так, что у меня ноги подгибаются. Ох, тепло как обруч раскручивается по телу. В его глазах пылает азарт, радость и, черт возьми, победа.

Глупо улыбаюсь ему в ответ. Потому что сдерживаться – сил больше нет.

– Тогда я позвоню? – пятится назад, сшибает еще какую-то вазу или что это. Она падает с громом, разбивается. Кир матерится и снова извиняется. Таким милым кажется, улыбку еще больше растягивает на моем лице.

Глава 7.

Кирилл.

Выхожу из гостевого дома. В голове такая хуеверть пока происходит, пока сам не могу еще разобраться.

Я пошел за Петечкой, зная, что он может натворить дичь. Всю жизнь таким был, сколько его помню. Наши мамы двоюродные сестры, поэтому знаю я этого ушлепка с самого его рождения.

Поначалу неплохо дружили. Делить нам было нечего, всего было завались у каждого. А потом в нем то ли зависть проснулась, то ли обида. У меня получалось все лучше, чем у него: учеба, спорт. Тут еще и родители его сыграли не последнюю роль.

«Посмотри, как у Кирилла» , «Бери пример с брата», «Если бы делал так, как Леманн, вышло бы лучше и правильнее».

Поэтому его неприязнь ко мне вполне имеет под собой почву. Ну и, что уж, иногда ее подпитывал. Сам не знал зачем. Просто в какой-то момент мне это понравилось. Видеть его реакцию, как он розовеет от бешенства, а ноздри белеют до синего отлива. Нравилось, черт.

Пока не вырос.

Последний раз мы виделись с ним года четыре назад. Мать юбилей справляла. Не мог не приехать. В Питере они еще с отцом жили. Мы не обмолвились с Петечкой ни словом. Я лишь кивнул в знак приветствия, а он отвернулся.

Оборачиваюсь на дверь, за которой оставил Зойку и по-дебильному улыбаться начал. Не думал, честно говоря, что согласится на эти три свидания. В голове еще несколько вариантов имел, как заставить ее согласиться. Упертая ведь, сучка.

Ну, а там легкая романтика, привычное соблазнение. И моя. Моя будет. Ух, руки чешутся приступить к задуманному.

– Кирилл, – голос матери как всегда мягкий, привычный.

Она стоит на углу гостевого домика. Ждет. Слышала, что происходит за дверью? Видела? Снова раздражение какое-то по всем внутренностям пробегается. Потому что сколько себя помню, не было ни одного дела, куда бы она не совала свой идеально сделанный носик.

Я маму люблю. Очень. Но в какой-то момент она стала забывать, что я вырос. И все, что мне нужно от нее получать, это безусловная любовь и поддержка.

– Мама? Я думала ты не оставляешь своих гостей одних?

Иду не останавливаясь. Мне важно увести маму от домика, где вот-вот должна выйти Зоя. Вопросов ведь потом не оберешься, замучаешься отмахиваться.

– Ты так быстро умчался за Петром. Что у вас произошло?

Она догоняет и по-матерински берет меня под локоть. Я, конечно же, его подставляю.

– Петр, – выделяю его имя, – ведет себя некрасиво. Вот и все.

– Он просто еще молодой, неопытный. Ты бы научил, подсказал бы.

Как-то резко захотелось снять ее руку с себя и уйти еще дальше, в сад. Хочу побыть один и не слушать очередные просьбы и наставления мамы. Все это напоминает забытый спектакль, где я основной добродетель, а Петечка – злодей, который должен в конце этой самой пьесы исправиться.

– Ему двадцать четыре мама. Двадцать четыре. Я в его возрасте уже переехал в Москву, начал зарабатывать свои деньги и строить свою жизнь. Самостоятельно, вдали от дома и вашего с папой влияния и связей. Пока он сам не поймет, что нужно что-то менять, советы бесполезны.

«Особенно, если ты немножечко гондон», – про себя заканчиваю свою мысль. Матери ее знать не обязательно.

– Кстати, сын. Ты говоришь, что уже взрослый, но о моих просьбах о присмотреть себе невесту, ты отмахиваешься как от надоедливой мухи. Нехорошо, дорогой.

– Мне двадцать семь, мама. Я не планирую пока жениться. Не планирую семью.

– Только развлечения?

Широко улыбаясь, вспоминая Зойкины глаза. Как ошарашено она смотрела на Петьку. Я видел столько страха в них, что мне искренне захотелось спасти ее, а не проучить брата. Защитник, блядь. По телу тепло растекается как расплавленное масло. Ей понравился мой поступок. Я все-таки молодец.

– Почему бы и нет, – неопределенно пожимаю плечами и все еще озираюсь в сторону домика. Дверь не хлопает, значит, Зойка еще внутри. Возможно, переодевается.

Шумно сглатываю, вспоминаю, как ее золотой кулон затерялся в ложбинке груди. Она у нее небольшая, но отчего-то уверен, что с очаровательными сосочками-вишенками.

Моргаю часто, смахивая воображаемые картинки и поправляя брюки. Только от этого у меня уже все каменеет в паху. Через три свидания проверим, прав ли я оказался.

По дорожке идем медленно, будто еще не все мне сказала мама. Желание сбежать с этого вечера растет с каждой секундой.

– А кто эта девушка? – интересуется аккуратно.

Странность в том, что мне отчаянно не хочется обсуждать с ней Зою. Не то чтобы я всегда с матерью разговаривал о своих пассиях, но ее слова в их адрес я пропускал мимо ушей. А теперь странным образом либо желаю отшутиться, либо промолчать вовсе.

Зоя не вписывается ни в один мой стандарт. За исключением одного – обожаю небольшую грудь. Вот фетиш такой. Все любят упругую троечку, у меня стоит на аккуратную единичку.

– Одна знакомая.

– Я спрашиваю: кто она? Кто родители? Откуда родом? В какой стране училась?

У меня глаза с легкой болью закатывается под веки. Челюсти сжимаю крепче, а язык прикусываю. В прямом смысле этого слова.

Глава 8.

Зоя.

«Придурок!» – пишу я в итоге и сразу отправляю. Даже если слово написано с ошибкой, пусть читает так.

Откидываю телефон на кровать, тот ударяется об стену с глухим стуком. Аж дыхание остановилось. Нервы ни к черту с этим Леманном. Вон, телефоном уже разбрасываюсь.

Ложусь следом, телефон к себе прижимаю. На обоях фотография Лео. Как только он приехал к нам, и я впервые его увидела, влюбилась в его красоту.

Никогда не верила в любовь с первого взгляда. А тут такая подстава. Влюбилась, спать не могла, о нем мечтала. А Лео на Ирку внимание обратил. Мне лишь кивки приветствия доставались и редкие сцены на репетиции. Бесилась жутко.

Я скопировала все его фотографии из интернета. А свою самую любимую, где он стоит на фоне реки, летом, позирует – на обои поставила. Его кудряшки смешно развиваются, улыбка широкая, открытая. У глаз морщинки солнечными лучиками расходятся. Не мужчина – мечта.

И как я только могла согласиться на эти свидания с Кириллом? Боже, стыдно за свою легкомысленность.

Телефон в руке подпрыгивает, когда звуковая вибрация раздается по комнате.

Мила.

Долго смотрю на имя лучшей подруги. Не взять – нельзя, а ответить на звонок… Знаю, о чем будет разговор. Я среди ночи спросила телефон парня, чтобы что-то важное ему сообщить. Вопросов у нее должно быть целое море.

– Мила? – искусственно зеваю. Может, разговор будет коротким?

– Позвонила?

Закатываю глаза. Не будет.

– Написала.

– И?

Делаю глубокий вдох. Непросто рассказывать о своих «отношениях» с мужчинами. У меня-то их никогда особо и не было. Не знаю я, что можно рассказать, что нельзя. Как это вообще происходит? Теряюсь. Вроде и поддержка нужна, совет, а вроде, и сама справлюсь.

– Сказала, что не пойду с ним на свидание. Не хочу. Я… с Лео хочу.

Мила вздыхает. Какое-то необъяснимое напряжение между нами натягивается. Мы не видим сейчас друг друга, да и в трубке тишина. Чувствую ее невысказанное недовольство. Мила больше, чем уверена, думает над тем, чтобы переубедить меня на счет Лео. Он ей не нравится.

«А мне Кирилл Леманн», – добавляю в свою неозвученную мысль.

И вспоминаю, как он оттащил от меня своего брата, каким диким взглядом смотрел на меня. Упертость его эта, наглость… Губы сами растягиваются в улыбке. Са-ми!

– Зойка, – тон непринужденный, немного поучающий. Не люблю его. Он словно разрезает нас, ставит на разные ступени. И от этого обидно. – Кирилл хороший, правда. На свидание позвал тебя он, а не Лео, – выговаривает последнее имя спешно и четко. – Ты просто не даешь ему шанса из-за своей фантомной влюбленности.

Кладу трубку. И так ужасное настроение становится еще хуже. Спать не хочу, а хочу плакать. И первый раз за очень долгое время я позволяю себе выпустить пару капель, пока никто не видит.

* * *

Утром конечно же встаю со слегка опухшими веками. Крылья носа предательски красного цвета, а губы чуть увеличились из-за постоянных прикусываний. И кажется стали очень чувствительными и сухими, как на солнце обгорели.

– И куда ты такая пойдешь? – говорю своему отражению. Снова в горле предательский ком. Теперь от обиды на себя, что позволила вчера себе чуть поплакать.

Наношу тональный крем. Он скроет не только мои веснушки, но и красноту.

Из гардероба достаю джинсы и белую футболку. Не хочу наряжаться для Леманна. И гладить вещи не буду. Так и пойду в мятой одежде.

Волосы собираю в высокий хвост.

Кеды, сумка через плечо, и я готова выдвигаться из дома.

Смотрю на себя в зеркало, и мне не нравится то, что я вижу. Ну вот совсем. Вспоминаю, какие девушки были на вчерашнем вечере, и становится грустно. У меня ведь не получится быть такой как они – элегантными, изысканными, очаровательными до мозга костей. Я ведь другая. Изначально была другой.

Берусь за ключ, хочу открыть уже дверь, но с каким-то отчаянным вздохом и ругательством прохожу обратно к шкафу. Достаю платье. Я его еще ни разу не надевала. Мила посоветовала его купить, когда мы ходили по магазинам. Оно, как она выразилась, очень женственное.

Глажу его, чтобы ни одного залома не осталось, и надеваю. Волосы распускаю. А губы крашу розовым блеском, на скулы наношу легкие румяна.

Улыбка сама собой растягивается на губах.

О, еще духи забыла. По капельке за мочки ушей и капелька на впадинку между ключицами.

Ну и кто теперь скажет, что Зоя Беляева хуже тех особ с праздника, а?

Кирилл прислал сообщение с адресом ранним утром, я еще спала. Открываю его, пальцы слегка потряхивает. Но я списываю это на недосып. Потому что я не волнуюсь. Не могу волноваться.

Встреча в небольшом сквере в центре. Пока нет ни одной мысли, куда поведет меня Кир. Это заставляет сердце как-то странно танцевать в своем радостном ритме. Объясняю это тем, что приятная неизвестность всегда так действует на организм. Позови меня куда-нибудь другой человек, реагировала бы так же.

Я выхожу из метро и чуть ускоряю темп. Опаздываю дико. Странное желание, чтобы он все-таки дождался. Если нет, я… разочаруюсь в нем, пожалуй.

Но другая часть меня твердит, что хочет, чтобы он уехал, не дождавшись. Потому что так будет легче. А что легче – не понимаю.

Подхожу к скамейкам. Вижу несколько парочек. Целуются. Противные скребки ощущаю в груди. Моя мечта сидеть так же на лавочке с Лео. Обниматься и целоваться.

Глава 9.

Зоя.

Мы едем размеренно. Больше всего боялась, что Кир будет гнать. А я не люблю скорость. Но он даже из ряда в ряд не перестраивается, хоть, как поняла, мы и опаздываем. Мне нравится, как он ведет машину. Есть в этом что-то сексуально-возбуждающее. В таком спокойствии и уверенности.

– И куда ты все-таки меня везешь? – спрашиваю между делом. Стараюсь придать голосу непринужденный тон, а саму так и раздирает любопытство. Усидеть спокойно на месте очень сложно.

– В одно интересное место. Сам еще не был. – Кир говорит это спокойным тоном, взгляд устремлен на дорогу. Только изредка посматривает на меня, словно проверяет, на месте ли я еще.

Пальцы постоянно теребят повядшие лепестки гвоздики. Кир убрал огромный букет роз снова на заднее сиденье, а сломанный цветок остался у меня в руке.

– Знал бы, букет гвоздик тебе подарил, – говорит тихо, с легкими хриплыми нотками в голосе, и странно косится он на мои руки. Взглядом колен касается. Кожу покалывать начинает, словно щетиной по ней провели.

– Я люблю пионы, – томно вздыхаю и отворачиваюсь к окну, скрывая ладонью улыбку.

Тащусь от того, как на мою колкость, он отвечает своей. До порхающих мотыльков в животе.

Кир хмыкает, но молчит. Готова снова повторить то, что сказала. Я просто требую его вкусную реакцию на мой выпад!

А он лишь говорит:

– Душу из меня вынимать по кусочкам будешь, да? Эх, Зоя.

– Только если она сладкая.

Ох, мурашки расползаются от наших диалогов.

Мы подъезжаем к ресторану. Хочется сказать, что банальщина. Возникает желание позлить Леманна. Но я пока сижу и помалкиваю. Все же предвкушение чего-то странного и необычного окутывает невесомой дымкой.

И совершенно выбешивает меня, когда помогает выбраться из машины, подав руку. Что ж он такой… хороший?

– Ты никогда не был в ресторанах, Леманн? – провоцирую и смотрю прямо в глаза.

Говорят, в мире зверей у самцов это означает вызов. А если самка с таким вызовом будет смотреть на самца? На задворках сознания мелькает, что это опасно и нужно быть осторожной.

– Этот ресторан особенный, – говорит скомкано и опускает взгляд на мои губы. Рефлекторно облизываю их, а Кир повторяет ровно тоже со своими. Мы стоим и пялимся на губы друг друга.

То, что происходит в эту секунду между нами, заставляет дыхание сбиться. Это становится привычным, но я противлюсь изо всех сил.

Потому что «всего три свидания».

Мы проходим в холл ресторана, где нас встречают и просят надеть на глаза что-то вроде очков. Долго смотрю на этот предмет. Воздух вбираю ртом, по нервам разряды проходят как по проводам. Они опасно искрят.

– Ты. Куда. Меня привел? – цежу сквозь зубы. Или шиплю. От страха и гнева просто пелена застилает глаза.

– В ресторан, – кажется, Кир не замечает изменений во мне. А я уже трясусь вся. Понять бы, это так страшно или от желания голову ему открутить.

– А это зачем? – указываю на «очки».

– Чтобы ничего не видеть.

Боже, меня выворачивает наизнанку и скручивает в рулет. От неприятных ощущений готова выть и ругаться. Ненавижу. Не-на-ви-жу!

– Кирилл. Я туда не пойду. Я. Боюсь. Темноты.

До остановки сердца, до высушенных вен, леденеют органы. Всегда боялась. Я даже сплю только с включенным ночником. Потому что как только закрываю глаза, дыхание сбивается, сердце частит до гулкой боли, а тело сводит от пронизывающего страха.

В детстве бабушка в наказание часто запирала меня в чулане. Он был маленьким, и света там не было. Я постоянно слышала скрип половиц и какие-то шуршания в углах. Спиной прижималась к двери, обнимала колени руками, глаза были зажмурены настолько, что сверкали молнии перед ними. Векам от напряжения со временем становилось больно, а я терпела. Время растягивалось как свежая смола.

– Пфф, ты чего? – спрашивает между делом.

Кир рассматривает очки пристально, словно выбирает: купить или нет. Это выглядит странно. А потом достает из кармана маленькую упаковку влажных салфеток и достает одну, чтобы протереть.

Страх куда-то уплыл. Вместо него удивление ударило по голове.

– Ничего не бойся. Я же с тобой буду, – говорит ровно и так, блин, уверенно. Шансов не оставляет.

Кир протягивает вторую салфетку мне. Жест выглядит обыденным, и его совсем ничего не смущает. Ни вопросительный взгляд встречающего, ни мое молчание. Будто все так, как и должно быть.

А тут мужчина очки дезинфицирует салфетками, которые носит с собой в кармане как мама малыша.

Я забираю у него салфетку и повторяю его действия. Пока мой мозг переваривает происходящее, Кир помогает мне с очками, надевает их на меня и берет за руку.

С этого момента его рука самое ценное. Я помню, какая она. И, не задумываясь, сжимаю крепче.

– Трусишка, – говорит мягко. Это почему-то сейчас не кажется мне обидным, хотя я всю свою жизнь не люблю это прозвище.

Глава 10.

Зоя.

– И что? Ты вот так прервала свидание и попросила отвезти тебя домой? – удивленно спрашивает Соня.

– Ну да, – скованно отвечаю и взглядом утыкаюсь в свои пуанты. Поправляю невидимую ниточку.

– Вот ты дура, – прыскает Соня. Злит своими словами.

Может, и дура. Может, и стоило вчера остаться. Но как признаться даже лучшей подруге, что меня беспокоят те чувства, которые проблескивают внутри, когда я рядом с Киром. Если это зайдет дальше, чем три свидания? Я влюблюсь в него по уши, а он… просто играл. Как богатый мальчик со своей новой игрушкой.

– Больно ты понимаешь, – встаю резко и отхожу. – Мне Лео нужен. Ты разве этого не знаешь? – чуть тише говорю. Саму разрядом прошибает и разрывает в разные стороны.

– Лео. Лео. Лео. Он с Иркой, ты этого не видишь? Ты ему не нужна.

В это время в зал входят Ирка с Лео в обнимку. Они уже не скрывают своих отношений. В эту секунду безумно хочется стать слепой. Видеть их вместе по-настоящему больно.

Это сможет понять та, кто знает, что такое безответная любовь. Мое сердце полосуют старыми ржавыми бритвами, стоило увидеть любимого мужчину, идущего рядом с этой крашеной сучкой.

Душа орет, органы все горят от всепоглощающей ненависти к Ирке. А Лео… такой красивый, улыбается ей. Рука лежит на ее талии, на ушко шепчет что-то щемяще-нежное. Моя ненависть трансформируется в какое-то отчаяние.

Последний спектакль проходит на отлично. Впереди небольшой отпуск. Мы с девчонками забиваемся в раздевалку и дружно выдыхаем. Хочется снять с себя весь реквизит, смыть грим и продумать план отпуска.

Нужно будет обязательно съездить к маме. А еще неимоверно хочется на море. Точно посмотрю все фильмы, которые записывала к себе в блокнот, и сходить на концерт одного известного исполнителя. Билеты давным-давно прилеплены к зеркалу в коридоре.

А общем, планов полно.

Дверь открывается резко. Красавчик Лео стоит в проеме и цепляет меня взглядом. Сердце вначале замедляет свой ритм – опасно – а потом быстро набирает обороты, что оно как по лесенке к горлу подкатывает.

Лео идет в мою сторону не спеша, ни на кого не обращая внимание. Так и хочется выкрикнуть: «Выкуси, Ирка, он мой!».

Немею и стою как вкопанная. Что говорить, как себя вести – не знаю. Ох, жаль в академии этому не учили. Кажется, это умение важнее знания французского языка. Намного важнее.

– Зоя?

Кажется, все забросили свои дела и обратили свое внимание на нас. Это приятно греет изнутри, но и заставляет немного нервничать. С каким-то навязчивым движением поправляю зализанные волосы, зубами черчу по губам и переминаюсь с ноги на ногу. Ненавижу такое состояние.

– Лео, – обворожительно улыбаюсь. Ну, насколько умею. Я, конечно, не Ирка, но тоже что-то могу.

– Тебе, – говорит мягко, словно в транс вводит. Я и не сразу замечаю большой букет в его руках. Конечно, в глаза ему смотрю от самой двери.

Шумно и резко выдыхаю. Окажись я сейчас одна, прыгала бы до потолка и визжала как сумасшедшая. Выплясывала бы ненормальные танцы и пела нелепые песни. Так ведут себя те, кому любимый мужчина дарит цветы? Безумие в каждом шаге.

Букет из крупных белых пионов с розовой окантовкой и бледно-розовых гвоздик. С ума сойти!

– Спасибо, Лео. Это несколько неожиданно, – изъясняюсь чересчур быстро. Словно у Кира привычку переняла.

«Учитывая, что ты с Иркой спишь», – подсказывает сучье нутро. Но я улыбаюсь. Широко-широко.

– О, нет-нет. Это просили тебе передать, – Лео отрицательно замахал рукой. Милый, красивый, но … почему не ты, а? Просто выгрызаю себя изнутри от обиды. Даже дыры уже видны.

– Передать? – спрашиваю. Скулы затекли от искусственной улыбки.

Лео передает мне тяжелый букет с радостью, что избавился от этой ноши. А в голове, как испорченная пластинка, играет: «Просили передать, просили передать». Вечер теряет краски и яркие звуки.

– Да-да. Молодой человек. Он встретил меня у входа в служебное помещение. Еще на словах сказал: «Надеюсь, любовник будет не в обиде». Да, кажется, именно эти слова.

Дыши, Зоя, просто дыши. Это легко. Ты делала это, как только родилась на свет. Не получается. Будто легких нет, выдрали с корнем. Вместо них впихнули злость, гнев, а еще яд и желчь. И все это перемешали и сиропом полили. То еще месиво.

Ух, Кирилл Леманн!

– Зоя, у тебя есть любовник? – удивленно спрашивает. Это несколько обидно. У меня что, не может его быть? Я так плохо выгляжу? Или пахнет от меня плохо?

– Тебе это не нравится? – голос несколько дрожит. Такая тонкая тема. Не думала, что когда-то буду ее касаться в разговоре с Лео. Хм.. Лео и любовник. Внутри все затрепетало от такой комбинации.

– Ты очень красивая, Зоя. Я рад, что есть кто-то, кто может доставить тебе удовольствие.

Я покрываюсь неприятными красными пятнами, они становятся ярче и ярче с каждой секунду, а я смущаюсь сильнее и сильнее. Непривычно слышать такое от Лео, да еще и сказанное мягко и по-доброму, что чуть подбешивает. Слегка так, до сплющенных плоскогубцами нервов.

Глава 11.

Зоя.

Первый день отпуска проходит по обычному сценарию: уборка, закупка продуктов, встреча с девчонками. Собирались оторваться в клубе, но за Милой бы увязался Глеб. Не может ее теперь одну отпускать, говнюк мажористый. Поэтому по-скромному собираемся вечером у меня.

Я снимаю небольшую однокомнатную квартиру, зато в хорошем современном районе. До театра мне меньше получала по прямой ветке метро. Ну, разве не шикарно? А какой вид из окна! Дом крайний и из окон квартиры красивый вид на город. Ночью особенно классно.

Так бы смотреть на закат, зажигающиеся фонари и обниматься с любимым человеком. Я так мечтаю. Речь, конечно же, про Лео.

Звонок в домофон. Стараюсь избавиться от навязчивых картинок в своей голове и открываю девчонкам дверь.

– Привет, – здороваюсь.

Соня заходит первая, за ней Мила. В коридоре после них как всегда целая вакханалия цветочных ароматов. Нос немеет и отказывается воспринимать другие запахи.

– Как вчерашнее выступление? – начинает с главного. Значит, Соне уже донесли про букет.

– Правда, что у Ирки такая же офигенная попа, как и у меня? – устала задаваться этим вопросом. Как Кир мог перепутать? Мы же абсолютно разные!

– Я не обращала внимания на ее попу, Зойка, – раздраженно отвечает. Так и хочется ущипнуть за плечо. Могла бы и соврать ради лучшей подруги. Со вчерашнего вечера сравниваю свою пятую точку и Иркину по ее фотографиям в соцсетях.

Мила хозяйничает на кухне: раскладывает нарезку, разливает вино по бокалам, подключает выбранный на вечер фильм. И молчит. Хотя более чем уверена, ее мнение ничуть не отличается от Сониного. Как против меня дружат, заразы.

– Жаль, – что еще могу сказать?

Но Кир обратил внимания. И сравнил. Точнее, перепутал. Не прощу, гада. И, конечно же, после такого никуда с ним не пойду.

– А букет от кого был? – осторожно интересуется. Сама с Милой глазками стреляет. Почти незаметно. Но я-то все вижу. Кулаком по столу хочется стукнуть, чтобы прекратили, заговорщицы. Обидно, так-то…

– А то ты не знаешь?!

Снова мажущие взгляды. Уголки губ невинно ползут вниз.

– Нет.

Сощурила глаза и рассматриваю своих подруг. Хитрые обе, у каждой в голове сотни мыслей вертятся, как шарики в лотерее.

– От Леманна, – сознаюсь тихо.

По коже очень осторожно начали появляться мурашки. Незаметные такие еще, как от легкого прохладного ветерка. Букет стоит на окне в комнате. Вчера как пришла, достала цветы из упаковки, обрезала нижние листья и поставила в вазу. Долго любовалась ими.

– От Ле-е-еманна, – тянет гласные. Да, мне тоже нравится его фамилия. Звучная. И очень красивая. – То есть, не от Лео?

Начинаю закипать. Тема с шуточной переходит в разряд острых. Если раньше я спокойно могла пропускать мимо ушей их издевки в его адрес, и в свой, соответственно, сейчас внутри пульсирует раздражающее и зудящее чувство. Мне неприятны их нападки в сторону Лео и постоянное восхваление Кира в моих глазах.

– Нет, не от него, – отворачиваюсь от них к раковине, чтобы помыть фрукты.

– А Кир… он звонит? Звонил тебе?

С грохотом бросаю уже чистые яблоки обратно в раковину. Брызги летят в разные стороны. Но мне плевать.

– Мы можем поговорить о ком-то, кроме Леманна? – спрашиваю резко.

Сама себя перестала узнавать. А главное, я не совсем понимаю, почему такую реакцию вызывают эти вопросы, намеки, да и сам Кир.

Как голыми и мокрыми руками провода коснуться - в секунду вспыхиваю и трясусь.

– Можем, – говорит Мила.

На кухне воцарилась тишина. Дыхания такие тихие, что нервы тоненькими кручочками цепляются и тянутся в разные стороны.

– Какие планы на отпуск? – ненавязчиво спрашивает Милка. Между нами ощущается натянутость. Резко становится неуютно даже на собственной кухне. Такого давно между нами не было. Мы могли ругаться, ссориться, но вот это молчание на кухне… жуть.

– К маме съезжу. Была у нее еще в феврале. Скучаю.

Отодвигаю бокал с вином, не сделав и пары глотков. Не хочу. Ощущение одиночества поглощает даже среди близких подруг.

Наш вечер заканчивается раньше обычного. Резко иссякли все темы для разговоров. Так паршиво внутри от этого чувства.

– Тебе сегодня что-то твой Навицкий не звонил, – хочу съязвить. Нереализованное желание укусить за причиненное мне душевное беспокойство. Странная черта, девчонки знают о ней и уже привыкли, что иногда я и правда веду себя как… сучка.

– В Питер уехал. Что-то там сделка какая-то срывается. Они с Кириллом побросали все дела, и…

Снова игра в «гляделки». Имя «Кирилл» в этом доме приравнивается к ругательству. Сердце замирает, набрав высоту, и дрожать начинает. Я сама не своя. Ощущений столько, что задыхаться начинаю.

Он уехал со спектакля, передав букет, потому что проблемы с салоном. Не потому, что не интересно, не потому что устал… Какие еще оправдания вертелись в моей голове?

Глава 12.

Зоя.

– Как Питер? – спрашиваю между делом.

Сама смотрю в окно и стараюсь не смотреть в его сторону. Каждый раз, как только ловлю его взгляд, что-то щелкает внутри.

– Ты уже в курсе? – довольно улыбается. А улыбка у него и правда очаровательная. – Зойка, а мне приятно, что ты обо мне думала.

Кир чуть расслабляется и откидывает голову на подголовник. Езда сейчас мягкая и приятная. Вот-вот усну.

– Я не думала. Так, Милка обронила между делом, – веду плечами и стараюсь не выдать себя.

– И ты распереживалась, – продолжает.

– Много на себя берешь, Леманн. Вот еще, переживать. Ты перепутал мою попу с Иркиной! После такого я вообще не хотела к тебе выходить!

– Ирка, как я понимаю, не твоя подруга. Дрянь последняя и сучка крашенная? – говорит так уверенно, будто в курсе всех моих чувств. Это несколько настораживает, но и подкупает. Первая догадка и сразу в десяточку.

– А ты на нее пялился.

– Не пялился я, – чуть повышает голос. Но мы не ругаемся. Это нечто другое. Какой-то странный флирт, особенный.

Скрещиваю руки на груди. Меня на самом деле задело, что он ее попу оценил в первую очередь. А я так, какая-то там третья слева.

– Зато у нее ноги короче.

Бросаю на Кира быстрый взгляд. Что я надеялась там увидеть? Что врет? Ничего не вижу. Тепло только по телу растекается, как растопленное сливочное масло, смазывает все шероховатости и неровности.

– Правда? – опасливо спрашиваю. И не дай Бог сейчас ответит, что он пошутил. Я даже подобралась вся в ожидании его слов.

– Пфф, ты еще спрашиваешь? Коротенькие и невзрачные.

– И кривые! – добавляю я.

Господи, мы обсуждаем Иркины ноги. Едем вроде как на свидание, а обсуждаем не меня, а ее. И тут, черт возьми, удружила.

– Так, а я о чем, – восклицаю, – а у меня? – осторожно спрашиваю. Сейчас самое время засыпать комплиментами. Зажмурилась и жду. По коже холодок приятный пробегает.

Кир молчит. Кажется, погасил наш диалог в одну секунду. Потерял интерес. Это пугает. Всего лишь секунда, а он уже не со мной. Переключил свое внимание на объект более выгодный ему. Что это?

– А у тебя классные ножки, Зой, – нейтрально говорит. Я перестала ровно дышать. Его фраза обычная, пустая. А я так надеялась услышать приятное в свой адрес. Да даже шутку. Они у нас получаются классные.

– Кир? Ты… У тебя все в порядке? – он снижает скорость и перестраивается в другой ряд. Потом быстро скролит что-то в телефоне. Кажется, я для него перестала существовать. Пустое место, пшик.

Когда наше общение с Леманном прекратится, я буду знать, что творится у меня внутри: обида, горечь и сожаление.

Только никому и никогда я в этом не признаюсь.

– Кир? – чуть повышаю голос. – Да черт тебя дери, ты для этого меня вытащил из дома, на руках к машине нес и звал меня под окнами?

– Помолчи! – говорит с грубостью.

И весь внимания в своем телефоне. Хоть бери и выкидывай. Только страшно. Я не знаю, что ожидать от такого Леманна.

Закусываю губу с такой силой, что, кажется, зубами разгрызла тонкую кожу. И молчу. Я правда молчу. Не кричу обидные слова в ответ, не ругаю, не лезу. Будто правда своей грубостью на какую-то кнопку нажал, что мне резко стало … больно.

– Так что ты там говорила? – снова улыбается и возвращает мне того Кира, который вызывает у меня раздражение и симпатию одновременно.

– Ничего.

Хочу добавить, чтобы развернул машину и отвез обратно, поставил на то место, где взял, и уехал. И никогда не возвращался.

Кир останавливает машину и включает аварийку. Нам сигналят сзади и кричат ругательства. Но Леманну все равно, он же … Леманн. Ему, получается, можно все.

– Я, – набираю воздуха в легкие, пока она не затрещат от боли, и произношу на одном дыхании, – ты так резко выключил меня из своей реальности. Как долбаную вилку из розетки. Хоп – и нет контакта. Меня это пугает, Кирилл.

– Почему?

– Потому что ты переключился на другую тему, не завершив эту. Резко, грубо, словно потерял интерес.

– Надо было кое-что отправить. Это работа.

– Но ты мог попросить подождать. А ты как тесаком рубанул между нами.

– Черт, Зоя, все лишь попросил помолчать. Мне нужно было переключиться. Если я весь внимания в одном деле, не успокоюсь, пока не доведу до конца. Я такой, – он значительно повышает голос. – От первого до последнего числа, от старта до финиша я отдаюсь по максимуму ради цели.

Ради цели… мигает капслоком у меня в голове. Я для него цель? Что будет, когда он получит желаемое? Ведь я могу быть финишом, как он сказал.

Языком даже не могу пошевелить, чтобы хоть что-то ему ответить.

– Все, не дуйся.

Отключает кнопку аварийки и выжимает газ. Тема для него исчерпана, а меня в лед заморозили, даже зябко стало.

Глава 13.

Кирилл.

– Ну что? Документы все подписаны? Можно выдыхать? – спрашиваю быстро как из автоматной очереди.

Я звоню Наве, как только отвез Зою обратно домой. Коза снова не дала себя поцеловать. Ничего, и не такие крепости брали. Рано или поздно девочка будет моей.

Остановился на шоссе и снова включил «аварийку». Не могу вести машину, когда такой нервяк. Руки как у алкоголика со стажем, взгляд бегает как у умалишенного. Про голос молчу. Кажется, он сел из-за переживаний.

– Блядь, думал, поседею, пока все не подписали. Поздравляю, Кир, мы официально открыли второй салон.

Сердце бахает как взрывная граната. Глушит до легкой контузии. А я ржу. Точно ненормальный. Глеб тоже не вполне в адеквате.

Но только мы и можем понять друг друга, когда два мажора начинают свое дело с нуля. Наше дело началось с банальной любви к гонкам и спортивным машинам. А переросло во вполне приличный бизнес.

– Уфф! Пиздец! Я счастлив, Нава-а!

Аж колбасит не по-детски. Как на голодный желудок стопку опрокинул и косячком затянул. Кайф!

Откидываюсь на подголовник и прикрываю глаза. Только-только начинает отпускать напряжение.

С детства не люблю, когда начатое не доводится до конца. Выбешивает так, что об стенку долбиться буду, но завершу дело. Если тема заинтересовала, я изучу ее от и до.

Мама говорит, это потому что я овен по гороскопу.

– Слушай, может, куда-нибудь рванем отметить? А? – расслабленно спрашиваю.

– Я в Питере еще. Забыл? Завтра утром только в Москву возвращаюсь.

– Точно. Из головы вылетело. Совсем закрутился.

– Или кто-то закрутил, – неприятно намекает. Чувствую какой-то подтекст. Его просьбу держаться от Зои подальше я помню. Но, как настоящий овен, делаю только то, что считаю нужным. Уперто, целенаправленно и без зазрений совести.

Слышу звук входящего сообщения. По барабанным перепонкам вибрация разошлась и эхом в теле отозвалась.

«Коза»

Быстро прощаюсь с Навицким. Но сообщение открывать не спешу. Мне нравится это состояние ожидания. Мозг посылает тысячи идей, что же могла прислать Зоя. Но больше чем уверен, ни одна не подтвердится. Зойка отличается от других девушек. Необычная она какая-то, не просто с изюминкой, а легкой ебанцой. А это никак не скучно. Может, поэтому и тянусь с ней. Разгадать хочу, узнать, в мозг к ней прорваться, а уж потом и телом закусить.

– Третья слева, блядь, – ругаюсь под нос и смеюсь.

Сообщение открываю только дома в постели. Ну вдруг так нечто сексуальное и эротичное. В белье себя, например, сфоткала и мне отправила. Приятней смотреть на это чистым, лежа в кровати, а не за рулем машины.

Там правда фотография. Только не ее сиськи первого размера, упакованные в лифчик-сеточку. А я. Я, твою ж мать! Сплю у нее на коленях.

Было очень уютно. Глаза слипались намертво. Потом я увидел их – колени – и понял, что хочу. Так глупо, наверное, выглядело.

Но сижу и улыбаюсь по-придурошному.

«Хотела тебя поцеловать. Понадеялась, что превратишься в нормального человека», – пишет следом. Эта девушка заставляет меня и правда смеяться. Над ней, над собой, над нами вместе. День за днем путь к моей цели кажется мне интересней и забавней.

«Главное, чтобы ты меня в жабенка не превратила. У твоих поцелуев возможен обратный эффект»

Пишу и погружаюсь в какое-то слепое ожидание ее ответа. Эти долбанные мигающие три точки так здорово играют на моих нервах «Лунную сонату», что Бетховен обзавидовался бы.

«Возможно моя слюна ядовита. Рискнешь, Леманн?»

Вот коза балетная.

«Как у змеи? Отсосешь потом? Яд, разумеется»

Ответа, конечно же, не жду. Зойка, наверное, переводит гневное дыхание. От злости мысли не могут сформироваться в интересный ответ, и она отбрасывает телефон в сторону, чтобы потом кинуться к нему и пожалеть. Небось, куплен в кредит и до безумия боится его разбить.

* * *

У матери сегодня вечером очередной прием. Как только они с отцом переехали в Москву, так весь столичный бомонд стал ошиваться в их доме в выходные дни.

Подъезжаю, скорее всего, одним из последних. Раньше считал, что у меня тачка отпад. А сейчас у гаража столпились такие машины, что сам присвистываю, проходя мимо «Bugatti Divo» за шесть миллионов зелени. Твою мать, люди, кем и где вы работаете?

– Дорогой, ты все-таки решил почтить нас своим присутствием? – сладко поет мама.

Она аккуратно касается моих идеально выбритых щек и оставляет след красной помады, чтобы потом также аккуратно стереть следы.

– Тебе. Твои любимые, – протягиваю любимые мамины гардении из ее любимого салона цветов. Я, конечно, неплохо зарабатываю, но при виде цены за один какой-то беленький цветок, чуть не поперхнулся. Жаль, на них не бывает акции.

– Ох, они прекрасны. Правда, мой сын просто сокровище? Не бывает вечера, чтобы он матери цветы не подарил.

Улыбаюсь так искусственно, до сведенных жевательных мышц. Ауч!

Глава 14.

Кирилл.

Не нравится мне ее любезный тон. Ох, как не нравится. Чую, мои мозги снова будут промыты и прополощены.

Может, снова в Питер перебраться? А что? Нава будет руководить салоном здесь, а я в северной столице. Как-то по белым ночам уже успел соскучиться.

– Кирилл, милый, присядь, пожалуйста, – просит мама.

Мы в кабинете отца. Он сидит за своим столом и, кажется, ему совсем нет дела до этого разговора. Это просто просьба матери – быть здесь, которой он не смог отказать.

Киваю ему в знак приветствия, и… понимания. Получаю зеркальные эмоции и жесты.

– Что-то случилось, мам? Вы решили вернуться обратно в Питер?

Господи, хоть бы это было так, хоть бы это было так. Никогда не мог грубить матери, даже, когда она выходила за рамки. Просто с детства отец вдолбил мне, что мама – это мама, какая бы противная и вредная она ни была. Только с каждым прожитым годом я начинаю терять терпение. Хочется раз и навсегда поставить родительницу на место.

Я уже вырос, мам. И сам могу за себя все решать.

Отец, кажется, читает мои мысли и медленно качает головой, чтобы и думать не смел грубить.

– Нет, меня и Москва устраивает. Тут нет таких пронизывающих ветров. Они очень вредят моей коже, кстати.

– Мне казалось, ты решила эту проблему зимовкой во Франции. Все уши прожужжала про нового первоклассного косметолога в Виши.

Отец откашливается и смиряет недовольным взглядом. Все детство мне было достаточно одного его строгого слова и взгляда исподлобья, чтобы я подобрался весь по струнке и начал маршировать. Пусть даже и под вальс.

– Ой, не такой уж он и первоклассный. Жулик алжирский, – отмахивается.

Иногда кажется, что мое чувство юмора я унаследовал от нее. Если убрать всю эту мишуру, в которой она куталась после замужества за влиятельным бизнесменом с немецкими корнями, то моя мать офигенная и простая женщина.

Зойку мне напоминает…

– Я хотела с тобой поговорить о другом, – делает паузу. Как одна моя знакомая коза. Взглядом пытается пробиться до сетчатки и чуть недовольно кривит подкаченные губы. – Мне тут сообщили, что ты не наигрался еще с той балериной.

– Ты взялась за старое, мам? – спрашиваю очень осторожно. Самого трясти начинает.

Помню, как узнал, что она приставила ко мне одного охранника, чтобы докладывал, чем я занимаюсь и на что трачу свое время. Это был, насколько я помню, первый и единственный раз, когда мы поругались. Через день я и перебрался в Москву. Мы не разговаривали несколько месяцев.

И вот она опять за старое.

– Зачем тебе вообще знать, с кем я развлекаюсь и провожу время? Я как-то фамилию нашу позорю? Обдолбаным по клубам езжу? Насилую официанток на заднем сиденье тачки? В кутузку попадаю за беспредел с полицией? Что, мама?

Перевожу дыхание. За секунду я разогнался до отметки в пятьсот километров в час. Даже не уверен, что есть такой мощный движок, а я смог. Трясет сильно, и уши закладывает от скорости.

– Я просто переживаю, как бы ты не притащил в дом кого-то по типу твоей балерины. Без рода и племени. Еще и беременную. Ты разве не понимаешь, что тебе нельзя, Кирилл. Мы – другие, – говорит на одном дыхании.

Сцепляю руки на груди, пытаюсь сдержать то пламя, которое поражает изнутри и рвется наружу, прожигает кости. Мне отчего-то неприятно стало… из-за Зои. Не потому что я не согласен с матерью, скорее наоборот, я понимаю, что ее слова верные. Просто, блядь, больно.

Кошусь на отца. Он снова будет потакать капризам матери? Подкаблучник, блин. Мне кажется, нашим домом управляет не «пятая строчка ‘’Форбс’’», а милая женщина-генерал с мерцающей кожей от алжирского жулика.

«Пап, ну скажи ты хоть слово. Прошу...».

– Не притащу, мам, – говорю уверенно и, сука, с таким напряжением в связках, сейчас треснут, – мы же это обсуждали там, в саду.

Не верит. Мама мне не верит.

– Как тебе Николетта? – резко меняет тему.

Усмехаюсь. Как хитро она все продумала и решила. Мама моя та еще змея. Она не ядовитая, но все равно вызывает приступ панической атаки. Именно страх вызывает обморочное состояние, учащенное сердцебиение и одышку. Ровно то, что я сейчас испытываю. Просто укус какого-то Дальневосточного полоза, мама.

– Как Калифорнийский повязный уж, – отвечаю, не задумываясь.

Отец подавляет смешок, за что получает быстрый взгляд от мамы с укоризной. Это мы с отцом увлекались рептилиями, когда я первый раз увидел питона в Лондонском зоопарке. Помню, он на день рождения подарил мне Королевскую поперечнополосатую змею. Мама не заходила ко мне в комнату, а я от счастья тогда торпедой носился по дому. Змея, кстати, через несколько месяцев куда-то странным образом исчезла… А через год мой интерес к ним угас до ноля километров в час.

– Что это значит? – нервно спрашивает, – Герман? – обращается к отцу за поддержкой.

– Калифорнийские ужи обитают вблизи жилищ, но они не ядовиты. У них другой защитный механизм. При опасности они выпрыскивают зловонную жидкость из… – отец замолкает и вопросительно смотрит на маму.

Глава 15.

Зоя.

На экране ноутбука очередная мелодрама с красивым концом. Вытираю краем пододеяльника слезы и кошусь на телефон. Он рядом и противно молчит. Второй день.

Не то, чтобы я ждала от него звонка. Или сообщения, хоть строчки. Особенно после последнего его СМС.

Но, черт, я постоянно порываюсь взять в руки телефон и отправить ему какую-нибудь колкость. Что-то вроде «Мой любовник спрашивает, куда ты пропал» или «Тебя уже покусала какая-то другая змея?».

Только бью себя постоянно по рукам и запрещаю даже проверять, когда он последний раз был в сети. Это глупое ожидание только больше нервирует и заставляет мысли крутиться в ускоренном темпе.

Но только стоит услышать мелодию входящего звонка, пулей подрываюсь к телефону. Нехороший признак, мне не нравится.

Гипнотизирую мигающий экран. «Мажор» светится так ярко, до рези в глазах. Я ждала его два дня, теперь его черед. Даже возникает упрямая мысль сбросить.

– Что-то срочное? – спрашиваю, как только подняла трубку на седьмом гудке. Надеюсь, он понервничал. Стучал пальцами по рулю, закусывал острыми зубами губы и взглядом ловил пыль в салоне. Класс!

– Пфф, иначе я бы не звонил, – говорит так уверенно и спокойно, как… как… как Леманн.

Перевожу дыхание. Я сама начинаю кусать губы зубами, стучать пальцами по столу и взглядом ловить пыль на полках.

– И… что хочешь? – спрашиваю осторожно, в руках навязчиво тереблю кончик пояса халата.

– Мне прямо ответить на твой вопрос или придумать приятный для тебя ответ?

Начинаю задыхаться от наглости, которая просто невероятным образом разносит теплые волны по телу. Она как газированная воды, покалывает и шипит.

– А есть нечто среднее?

– Среднее по приятности или по правдивости?

– По скорости ответа, Кир. Я спать собираюсь, так что… – замолкаю. Слух фиксирует ход секундной стрелки часов, работающий холодильник и мое частое дыхание. Все это так странно, в новинку.

– Поехали прокатимся?

– На средней скорости по средней полосе? – не могу не съязвить.

Подхожу к зеркалу и смотрю на свое отражение. Глаза светятся, их видно даже в полутьме. Улыбка широкая, боюсь, как бы уголки губ не треснули. Мне нравится, что я вижу. Но и пугает немного. В отражении влюбленная девушка. Милка была такая же, когда встречалась с Навицким.

Стремительно подбегаю к шкафу и достаю платье, которое мне Мила дала. Наношу макияж, но долго выбираю духи. Хочется пахнуть по-особенному. У меня желание чем-то отличиться от тех, с кем Кир может проводить время. Быть для него другой.

Лифт как назло едет медленно. Постоянно слышу пиликающий звук кабины, но не на своем этаже. Время позднее, а люди все эти куда-то приезжают и уезжают. Взвыть уже готова. Или спускаться по лестнице.

Снова торможу перед тем, как открыть дверь. Сердце свое рвущееся из груди хочу успокоить. Ведь я просто волнуюсь перед встречей с ним.

Кир стоит у подъезда. Безумное желание кинуться к нему и крепко-крепко обнять. Оно так свербит в душе, что только Богу известно, каких трудов мне стоит не совершить желаемое. Как я буду выглядеть в глазах Леманна?

Как, как? Влюбленной дурой, вот как. Влипла ты, подруга.

– Привет, – произношу тихо, – это третье свидание, получается? Последнее?

Сердце несется галопом, больно задевая ребра. Подаюсь вперед и вдыхаю его аромат. Он пахнет вкусно, как и в первую нашу встречу.

– Придется тогда сегодня тебя ко мне домой увезти и закрыть там. Так ты будешь всегда рядом. И свидания не нужны.

Леманн говорит это ровно и без шутки.

Глупо улыбаюсь. Глупо-глупо. Возможно, выдаю себя с потрохами.

Кир открывает передо мной дверь машины и помогает сесть. Посадка низкая, чуть головой не стукнулась. Влюбленность делает меня неловкой.

Медленно выезжаем со двора и вклиниваемся в поток машин. Кир набирает скорость и подозрительно косится на меня. Проверяет реакцию. Отметка в семьдесят, восемьдесят, девяносто. Он значительно превышает скорость, но педаль газа не отпускает.

А я взлетаю. Такая легкость в теле и полная свобода. Хочется смеяться. И смотреть на его профиль, изучать, как загнуты его ресницы, как напрягаются его губы, когда скорость достигает ста десяти километров в час. Трасса здесь полупустая, и мы просто едем вперед.

– Мне нравится, – кажется важным это сейчас сказать.

Кир ведет плечами и косится в мою сторону, улыбается правым уголком губ и странно хмыкает.

– Что будешь делать, если увидишь змею?

Вопрос, который ставит в тупик. Или в замешательство.

– Стоять смирно и без резких движений уходить от нее. Так бабушка говорила, - вспоминаю ее слова и резко захотелось поехать в деревню и искупаться в холодной речной воде.

– Твоя бабушка молодец.

– Да не особо. Мы как-то пошли с ней в лес и, собирая чернику, наткнулись на змею. Она как заорет! За руку меня дернула и побежали мы из от этого черничника через валежник.

Глава 16.

Зоя.

– Ну, прости меня, Кир, – говорю в сотый раз и стискиваю губы, словно помаду размазываю.

Я сижу на пассажирском сиденье и постоянно поглядываю на Леманна. Он сосредоточен, закрыт и полностью погружен в свои мысли. Просто другим человеком стал. Если с моим Киром я могла отпустить пару шуток, то сейчас я снова теряюсь.

В той салатовой машине оказалась любовница какого-то чиновника. На вид ей столько же лет, сколько и мне, но гонора в ней будет побольше.

Она устроила скандал. Кричала в мой адрес такие слова, что и вспоминать противно и обидно. Любовник ее подъехал спустя час. Грузный мужчина с обильной растительностью на руках, даже из выреза рубашки сибирские леса проглядывали.

С ними и с гайцами разговаривал Кир. Я стояла в стороне, опершись на машину. И… любовалась им. Там был уже другой человек. Не мажор или избалованный сынок, а мужчина. Он не шел на конфликт, правильно, то твердо говорил, а главное, полностью взял вину на себя.

Наверное, у меня не было другого пути. Я бы рано или поздно в него влюбилась. В него нельзя не влюбиться.

– Прости. Я не умею водить. Никогда этого не делала, – сознаюсь. Но он это ведь и так знал. Но все равно пустил за руль.

Молчит. Если начну сейчас ему мешать, то снова будет ругаться, прикрикнет до испуга, как это однажды уже было. Но остановиться не могу. Хочу хоть слово услышать от него.

– Я хотела оттянуть момент. Поцелуй твой оттянуть. Так глупо сейчас себя чувствую, – прикрываю руками лицо и готова расплакаться.

Но он молчит. Молчит. Смотрит в лобовое стекло и спокойно ведет машину. Тихо играет радио, даже не различить, какая играет песня. Кондиционер работает на максимум. Я вся покрылась мурашками от холода. На приборной панели мигает цифра в пятнадцать градусов. Зубы стучат до трещин на эмали, но я не прошу прибавить.

– Кирилл, я оплачу ремонт, – говорю сквозь слезы. Я и правда чувствую, что щеки стали мокрыми.

Он хмыкает, но молчит. И не смотрит на меня. Ему все равно на мои слезы и жалобный голос. Ему вообще все равно.

Должно отпугнуть, но, кажется, поздно.

На часах три часа ночи. Глаза закрываются, но я не могу их закрыть, потому что от слез, они начинают щипать. И слез становится больше.

– Где мы? – спрашиваю взволнованно.

Несколько высоток, огороженные кованым забором. Мы заезжаем на подземную парковку, Кир целенаправленно куда-то ведет машину. Значит, он знает, куда едет.

– Это твой дом? – волнение нарастает.

Его молчание какое-то густое. Словно так он сдерживается, чтобы не накричать. Стоит ему открыть рот – сорвется.

На парковочном месте красивая цифра «500». Он за него заплатил, наверное, больше, чем нужно.

– Ты же не убивать меня собираешься? – вспоминаю все ужастики, которые смотрела. Обычно такое глупое начало у всех фильмов. Много вопросов, тихое закрытое место и очаровательный убийца, на которого никто и никогда не подумает.

Брр…

Кир странно бросает на меня свой взгляд. Я читаю его, как «хотелось бы, но не буду», вызывает первую, скованную улыбку.

– Это твой дом, – уже не спрашиваю. Знаю.

Только почему привез меня к себе, а не обратно домой? Одни догадки. По коже пробегает озноб, который сменяется обжигающими касаниями. Волнение бурлит внутри.

Кир говорил, что после трех свиданий я буду его. Звучит романтично, но с какой-то горькой начинкой, как вишня в коньяке.

Мы долго едем в лифте, успеваю вся известись. Рукам не могу найти место, постоянно переминаюсь с ноги на ногу. Глазам больно.

– Квартира тоже «500»? – голос хрипит. Кажется, я заболеваю.

Лифт останавливается на последнем этаже. Вид, должно быть, шикарный. Похлеще моего будет.

– Проходи и чувствуй себя как дома, – первые его слова. Готова улыбаться и обнимать. – Если чем-то не умеешь пользоваться, попроси помощи.

Киваю. Не может он без подколов.

– Кирилл, – он останавливается в дверях. За ними большая комната, возможно, гостиная. – Я виновата, знаю. Но, обними меня, пожалуйста. Мне это так нужно!

Голос дрожит, не верю, что он принадлежит мне. Смотрю в его темные глаза и жду хоть слово, хоть его фирменного «хмыка». Только бы не игнорировал. Это начинает убивать.

Кирилл делает два шага в мою сторону. Они маленькие, но кажутся огромными, словно в секунду преодолел пропасть. Завораживает.

Обхватывает лицо руками, дышит часто. Сдерживается изо всех сил. В глазах вижу отголоски урагана. От него все внутренности обвариваются и погружаются в льды.

Наклоняется к губам и смотрит на них долго. Нежную кожу больно пощипывает. Голову держит так крепко, что и в сторону не увести. Становится несколько страшно. Как тогда, в машине. Перед настоящим поцелуем, думаю, всегда так.

– Поцелуешь? – шепчу ему в губы. Я уже чувствую их вкус. Черт, они как вишня в коньяке, но не горькая, а пьянящая. Мне хватит и миллилитра его вкуса, чтобы мозг расплавился, а мысли унесло течением.

Глава 17.

Кирилл.

Твою ж мать, у нее точно ядовитая слюна. Меня от одного ее вкуса сжимает и разжимает как кистевой эспандер. И мышцы так же затекают, что болеть тело начинает.

В голове проблескивающим мачком только одна, блядь, навязчивая мысль: Хочу, хочу, хочу!

Откажи – озверею и башку сверну. Точно свихнулся с этой козой.

– Кир, остановись, – просит так жалобно, и, сука, на стон ее слова тянут. Аж трясет на десятку по десятибалльной шкале.

Какой на хрен «остановись»?

Рукой грудь сжимаю и шиплю от какого-то поистине детского восторга. Единичка, моя любимая. А сосочки карамельного цвета? Как я и думал?

Целую тонкую шею, остановиться не могу. Какая-то программа в голове, новая, неизученная. Молочного цвета кожа по вкусу на крем-брюле похожа. Это коза будто знала, что я обожаю это мороженое и специально намазалась каким-то кремом.

Пальцами по бедру поднимаюсь. Ноги ее еще эти бесконечные. Член в штанах уже так давит, что в ушах звон от церковных колоколов слышу. Бредятина полнейшая.

Очерчиваю резинку трусов и касаюсь промежности. Пока через ткань. Она мокрая насквозь. Я даже чувствую запах ее возбуждения. Он, блядь, тоже как крем-брюле.

Бдыщ! Бам!

Вспышки от взрывов яркие, а звуки громкие и оглушительные. Меня как наркомана штырит. Самое ужасное, что мой наркотик находится сейчас в моих руках и тоненько постанывает. В сердце булавки вставляют и цепляют больно. Потому что я хочу ее, но не хочу чувствовать то, что со мной сейчас происходит.

Хотя, похуй… Это всего лишь гармоны. Любовь, влюбленность – лишь химическая реакция, биологические соединения.

Целую настойчивей и сильнее вжимаю в стену. Того и гляди трещина пойдет по стене.

Сказал, что будет моей, значит, будет.

– Ты любишь у стены, на кровати? Еще есть диван и кухонная столешница. Выбирай.

Трогаю ее волосы какими-то нервными движения. Поправляю их, за ухо заправляю. Шея, молочная, вкусная. Ее платье валяется в ногах. Она без лифчика, стоит в одних трусиках и жмется, стесняется.

Это так мило, румянец ее еще этот. Сожрать готов!

Руками грудь сжимаю и соски по очереди облизываю. Как вишенки они. Еще вкуснее, чем думал. Зойка пальцами в волосы зарылась и больно оттягивает их.

Зарычу!

– Кир, пожалуйста… Давай не сегодня? – снова не то стон, не то всхлип. Это несколько напрягает.

Недовольно отстраняюсь. Может, это шутка такая? Новая версия сериала «Возбудим и не дадим?».

Хмурюсь, все свое раздражение вкладываю. Я сегодня на ремонт встрял в несколько лямов. Из-за козы этой. Меня это расстроило, надо отметить. Хотелось бы компенсацию получить.

– Ты же, – вздыхаю. Крепись, Кир. – Ты же хочешь потрахаться не меньше моего.

Она заливается густым румянцем. Член пару раз взвыл и дернулся. Вот черт, она обворожительная такая сейчас: голая, с растрепанными длинными волосами, зацелованными губами. Грудь поднимается высоко, готов любоваться на это зрелище вечно. Псих, блядь.

– Кир, я… – кончиком своего острого язычка облизывает губы. Ух, ведьма, смерти моей хочет, – я же не обязана? Ты вообще еще два свидания просил.

Умная, коза.

Но ведет себя как девственница.

Так и смотрим друг на друга, взглядами пронзаем. Он у нее с поволокой, серо-зеленые глаза в какой-то черной паутине возбуждения. Хочет, вижу, что хочет. Течет вся. Но нет, Кир, «она не такая».

Заладила…

В голове гул, заглушает все скоротечные мысли. Не могу ничего внятного сказать и придумать. Все слова растерял. Только смотрю на нее… такую красивую.

– Телефон, – читаю по ее губам. Красивым.

– Ну и пусть звонит, – говорю хрипло.

Нет, не останавлюсь. Не смогу. Снова целую ее губы. Она облизала их, и на моем языке взрыв ее вкуса. Не думал, что яд может быть таким вкусным и приятным.

После укуса Тайпана, сердце здорового мужика остановится спустя полчаса. И правда, бестия рыжая. Так и хочется выкрикнуть: проверим? Мы сосемся в коридоре уже около получаса. Мое сердце пока еще работает. Правда, ритм у него странный, почти безумный. Дышу так же сбивчиво и рвано. Но живу еще, черт. Еще как живу!

– Кир, три часа ночи! Это вряд ли спамщики.

В ее глазах легкая паника и волнение. Она и правда хочет, чтобы я отвлекся от нее и ее тела, и подошел ответить на дурацкий звонок?

Со звуком отрывающейся липучки отхожу от Зои. Внутри царит Бразильский карнавал, но, сука, мне не весело. Мне хреново. Швыряет в разные стороны то от дикого возбуждения, то от колючего раздражения, то от необъяснимой паники.

«Мама».

Мысль сбросить. Звонок не просто не вовремя, он… конкретно так не вовремя.

Но не могу. Коза права. Три часа ночи. Даже для мамы это странно.

– Да, мама, – выделяю обращение.

– Кирилл. Тут… отец… Герман… Он… я не знаю. Его забрали. – Она плачет. Слов почти не разобрать. Напрягаюсь до треска в мышцах.

Глава 18.

Зоя.

От Кира три дня ни слуха ни духа. Просто пропал человек, выпал из моей и так не шибко интересной жизни, тем самым смыв все яркие краски.

Все эти три дня стабильно утром и вечером курьер приносит мне огромные букеты цветов. Моя обида на него за его молчание с каждым принесенным букетом тает как карамелька на южном солнце: медленно, но все-таки тает.

В ту ночь, когда Кир уехал в больницу к отцу, я так и смогла уснуть. Его спальня вся пропахла им. Точнее запахом его кожи и дико сексуальной туалетной водой. Я ходила по комнате и дышала до звездочек перед глазами. Кажется, мои легкие получали не дозу нужного кислорода, а смесь каких-то парфюмерных тяжелых нот.

Диагностирую у себя первую стадию зависимости. И это, честно говоря, напрягает.

В его квартире превосходный порядок. Там настолько было чисто, что даже между книгами не увидела ни одной пылинки. Костюмы выглажены и развешаны в шкафу с вымеренным расстоянием между вешалками. На полках все вещи лежат идеально, как по линеечке проверяли. Их не так много, но одного взгляда на крошечный лейбл хватило, чтобы посчитать в уме, сколько мне крутить фуэте, чтобы заработать на один рукав футболки. Не посчитала, сбилась.

В ванной концентрация его запаха. Просто эпицентр какой-то. В душевой кабине снова идеально расставлены баночки. С закрытыми крышечками и, черт, на них даже следов от капель жесткой воды нет. Это удивляет и пугает.

Я стащила одну. Поставила к себе в ванну и все эти три дня мылась именно этим гелем. Господи, я надеюсь, об этом никто и никогда не узнает. Иначе я сгорю со стыда.

Телефон звонит, когда я в очередной раз подношу баночку к носу, чтобы как наркоманка втянуть нужную дозу.

– Мила? – разочарованно спрашиваю.

Чего ты ждала, Зоя, что Кирилл Леманн и правда будет в тебя влюблен?

– Зоя? Не хочешь прогуляться? Мы давно не виделись.

Услышав ее голос, поняла, что соскучилась. После того разговора на кухне мы и не общались толком.

– Конечно, – радостно говорю. Надеюсь, наш конфликт исчерпан, – я… извини меня за те слова. И поведение.

– Зойка… ты тоже. Прости меня. Нас, – за Соньку извиняется. С этой заразой я еще потом разберусь. Она мне еще не ответила, что оставила меня с Леманном в первую нашу с ним встречу у театра.

Я собираюсь медленно. Взгляд падает снова на то платье, в которое я была в тот вечер три дня назад. Оно стиранное висит на вешалке, и я срываю его и надеваю. А чего? Я не из тех, кто закидывает вещь далеко в шкаф после одного раза.

До нужной станции добираюсь еле-еле. Жара в городе — это то еще испытание. Уже несколько раз думала, что надо было оставаться дома под кондиционером.

– Привет, - целует в щечку при встрече. Мила выходит из своего авто. С климат контролем, надо полагать, не гоже барыне какой-то кондиционер в машине иметь.

– Жара сегодня пипец. Даже голова кружится.

Мы гуляем по парку и только в тени. Съедаем по два мороженых. Я люблю солнце, но только где-нибудь у речки под кустом. Солнечные лучи так обжигают мою кожу, что через минуту она краснеет. Загар – это не мое.

– Ты не против, если мы доедем до салона? – аккуратно спрашивает.

– Красоты? – шутливо спрашиваю.

Понимаю, что она не про него. Сердце качает кровь усерднее, ритм частит и отдается в голове. Закусываю губу и отворачиваюсь от Милы. Поймет ведь все. А мне так хочется все мои глупые чувства держать при себе. Потому что… сама еще в них не разобралась. Это нечто другое, не то, что я испытывала к Лео. Это глубже, но и болезненней.

– Я про автосалон, Зоя. Ты поняла.

Считаю в голове до десяти. Мне безумно хочется увидеть Кира, но моя девичья гордость как Серена вопит, что нельзя так делать. Он оставил, так пусть сам и приходит. Вот еще, Зоя Беляева не такая!

– Если только ненадолго, – сдаюсь. Надеюсь, жалеть я об этом не буду.

До салона доезжаем быстро. Все это короткое время я не могу нормально сидеть. Ерзаю на удобном кресле, то и дело поправляю юбку, чертыхаясь про себя, что надела то, что он уже видел.

Его вообще может и не быть в салоне. У него отец в больнице, а … я даже не спросила, как он, не поинтересовалась.

Дура ты, Зоя!

– Можешь остаться в машине, я быстро. – Мила постоянно бросает на меня обеспокоенные взгляды. И вместо того, чтобы поделиться с подругой переживаниями я широко улыбаюсь.

– Все в порядке. Может, машину себе подберу, – отшучиваюсь. Какая мне нафиг машины?

В салоне прохладно, даже очень. Не отказалась бы накинуть один из пиджаков Кира на плечи. Мила быстрым шагом прокралась наверх по лестнице, ее никто и не заметил. А я осталась стоять в зале. Чувствую себя очень глупо. Неописуемо глупо.

Присаживаюсь на уютный белый диван и молюсь, чтобы меня никто не заметил. Светлое платье, светлый диван… Мимикрирую как могу.

Взгляд падает на журналы на столике. Машины, машины, еще машины. Скучно! На обложке одного вижу Навицкого и Леманна. Стоят такие все деловые, что ль. Беру в руки и быстро пролистываю страницы в поисках нужной статьи.

Глава 19.

Зоя.

– И чем занималась все это время? – Кир расслабленно откинулся на спинку мягкого кресла и уставился в меня своими обворожительными глазами. Он ведь знает, что это сводит с ума? Знает и пользуется, пижон напыщенный.

Мы сидим за дальним столиком какого-то шикарного ресторана. Название на французском, но я не знаю, что оно обозначает. Мои языковые познания скудные, как количество морской воды в Аральском море.

– Ой, столько дел накопилось, некогда и присесть было.

– Например? – наклоняется и складывает локти на стол. Нехорошо, Леманн, не по этикету.

– Квартиру убрать. У меня в отличие от некоторых нет постоянной уборщицы. Все приходится этими ручками убирать, – показывая я ему свой свежий маникюр. В моих мыслях он должен был взять мои ладони и воскликнуть, какое прекрасное сочетание цвета.

А он мазнул по яркому покрытию и уперся взглядом в грудь. Туда и продолжает смотреть.

– Я бы посмотрел, как ты убираешься. Передничек, чепчик и штука эта с перьями.

На его лице нахальная улыбка, в глазах вижу свое отражение, где я и правда в этом дурацком образе.

– Зачем ты столько цветов присылал? Мог бы просто скромный букетик каких-нибудь беленьких хризантем.

– Мог бы. Но я в этом магазине стал постоянным клиентом, мне торжественно вручили золотую скидочную карту.

– И что, много уже сэкономил?

– ремонт машины все равно не хватит. Придется пойти донором спермы. Говорят, за это неплохие деньги дает. Ты же не против, милая?

– Почему не почки?

– Почек две, а спермотозоидов много. Ты чего в самом деле?

Мы привычно пререкаемся, и так хорошо внутри становится. Его подколы это из области неописуемого восторга. Шутки пошлые, но нельзя не засмеяться. Он весь сейчас такой обворожительный и очаровательный.

Ревность только моя в первый раз дает о себе знать. Он со всеми такой или только со мной? Тонкие металлические щупальцы горло сдавливают и кожу корябают. Неприятное все-таки это чувство – ревность.

– Мне понравились букеты, – говорю, не поднимая на Кира взгляда, с силой зажимая губы между зубами.

– Пфф, сам выбирал. По картинкам правда. Ты знаешь, что пион – символ женственности и любви? А в христианстве есть поверие, что Мария плакала у креста распятого Иисуса, и из ее слез появлялись розовые гвоздики. Класс, да? С этой историей связано то, что в США розовая гвоздика неофициальный цветок для поздравления с Днем матери.

Кир снова так быстро говорит, еле успеваю за его мыслью. Он бегло просматривает меню, а потом небрежным жестом откидывает его. Я начинаю подмечать каждую деталь. Еще один признак влюбленности.

– Ты был ботаником в школе? – прищуриваюсь. Никогда их не любила. Чем же этот зацепил? – Просто признайся и разойдемся.

– Тебя это смущает?

– У тебя точно немецкие корни, а не… – замолкаю. Наши взгляды сцепились саблями и машут ими до звонких тресков.

– Скорее, они у тебя. Вон, какая хитрая и ушлая.

Леманн всегда, из любого спора, выходит победителем. Так, выходит? Потому что сейчас, кажется, он меня уделал.

– Вы уже выбрали? – официант появляется из ниоткуда. Словно паузу между сражением объявил.

Только сейчас заметила, что дышу часто и поверхностно. Хотя в ресторане не душно, даже наоборот. А меня всю как на костре поджаривают и прокручивают.

Кирилл озвучивает заказ. И за меня в том числе.

– Ты же не против?

По глазам читаю обращение «коза»

– Я хотела стейк, – снова провоцирую. А еще хочу сидеть уже не напротив него, а рядом, – с кровью. М-м-м, обожаю.

– Извини, в этом ресторане у меня скидки нет. Так что будешь рыбу и салат. Но они вкусные, зуб даю.

– Надеюсь, в стоматологической клинике у тебя скидка все же есть. Печально, если зуб-таки выпадет. Так хоть вшивые пять процентов, но сэкономишь.

Кир не выдерживает и пересаживается на свободное место рядом. Наш поединок закончился и, кажется, я победила. Он наклоняется ко мне и вдыхает мой запах у шеи. Бурчит что-то невнятное, словно под каким-то дурманом. Перестает себя контролировать.

Руку на бедро кладет и ведет вверх. Замираю. Воздух сгущается и становится таким сладким, до тошноты и спазмов. Его горячая ладонь прожигает тонкую ткань. И мне нравится, правда… Но постоянно этот дурацкий страх. Он логичный для меня, но абсолютно не ощущаем им.

– Все-таки, блядь, скучал, – разбираю я его слова в непрекращающемся мычании.

Под ребрами что-то так сильно колотится. Хочется кричать, кружиться, обнимать, целовать. Да просто быть рядом.

– Поедем ко мне сегодня, а? – шепчет на ухо, рукам вольность дал.

– Кир… о, заказ.

Выдыхаю. Нутро подсказывает, что надо начистоту с ним поговорить. Спешит, давит… Это все круто, но, как же мне хочется немного нежности от него и терпения. Глупо звучит, да? Леманн и терпение.