Ранний вечер, начало осени — самая приятная ее часть. Легкий дождь не требует зонта. Мне давно пора быть дома, а я опять паркуюсь на стоянке, рядом с любимым бульваром. Недалеко от моей квартиры есть хороший парк, но вместо него регулярно приезжаю сюда. Раньше реже. А последние две недели почти каждый вечер. Сама не знаю, почему меня так тянет в это место. Да и какая разница, куда? Лишь бы подальше оттуда, где мне холодно и пусто. И от человека, присутствие которого не греет, а замораживает во мне остатки тепла. Все чаще задаю себе вопрос: как я допустила все это? И даже знаю ответ, но от него не легче.
Выхожу на улицу, ставлю машину на сигнализацию и медленно шагаю по влажному асфальту, покрытому желто-оранжевой листовой. Свет фонарей и вывесок живописно отражается в лужах. Будь я художником, постоянно рисовала бы такие картины. С осенним дождем, яркими красками и легким туманом. Прохожих совсем немного, все же погода мало пригодная для прогулок. А те, кто попадаются навстречу, в основном, спешат по своим делам, прячась под зонтами. И от этого почему-то еще сильнее ощущается одиночество. Словно, всё вокруг — лишь декорации. А я один единственный актер в пьесе моей жизни.
Впрочем, компания мне не очень-то нужна. Я не из тех, кто легко открывает душу, хотя от подружки не отказалась бы. Но как-то не сложилось. Нет, в школе были, конечно. А потом медвуз и сумасшедшая по загруженности учеба. На первых курсах даже вздохнуть лишний раз не было времени. Не то, что ходить по клубам или встречаться с парнями. Вообще никакой личной жизни. В ординатуре появилось чуть больше свободы. Но к тому времени обстоятельства моей жизни кардинально поменялись, и стало совсем не до друзей.
Под эти грустные размышления прохожу половину бульвара, когда справа слышу дикий визг тормозов, жуткий скрежет металла и громкие крики. Не раздумывая, бросаюсь туда. Меня что-то просто толкает в спину. К тому же, я все-таки врач. Пусть теперь уже бывший. Расталкиваю толпу зевак и застываю перед страшной картиной. Черная груда металла, недавно бывшая внедорожником, обернулась вокруг фонарного столба. Асфальт засыпан крошевом стекла. Внутри, за рулем, человек. Несколько мужчин пытаются оторвать покореженную дверь. Вместе им это удается. Заглядывают в салон и громко ругаются.
Слышу, как сзади кто-то вызывает скорую. Но пока она приедет, пройдет время. Для того, кто сейчас внутри, возможно, критическое. Решаюсь и пробираюсь вперед, помогая себе локтями и словами:
— В сторону! Я — врач!
Люди расступаются. Заглядываю в салон. Мужчина, большой, мощный. Короткие темные волосы и лицо залиты кровью. Подушка безопасности сработала, но удар был слишком сильным. Кусок металла торчит из левой стороны груди. Сердце не задето, иначе я бы уже констатировала смерть. Но, судя по свистящему, хриплому дыханию, повреждены легкие. Изо рта мужчины тоже течет кровь. Судорожно вспоминаю все, чему меня учили. Пусть я детский хирург, опасность ситуации осознаю сразу. И то, что без помощи пострадавший скорее всего захлебнется кровью, не дождавшись скорой. Оборачиваюсь назад и кричу:
— Мне нужен нож, водка или любой алкоголь и ручка. Обычная, шариковая или гелевая! Быстро!
Толпа на тротуаре начинает двигаться, шарить по сумкам, переговариваться. А я осторожно касаюсь крупного запястья под рукавом дорогого пальто и отсчитываю пульс — слабый, неровный. А потом осматриваю голову мужчины на предмет открытых травм. Когда касаюсь пальцами черепа, мой пациент вдруг глухо стонет и открывает глаза. Мутный взгляд с трудом фокусируется на мне. Пару секунд мы смотрим друг на друга. Успеваю заметить, какие у него необычные радужки: темно-зеленые с янтарным ободком вокруг расширенного от болевого шока зрачка.
Мужчина дышит натужно, хватая ртом воздух. Дергается, пытаясь сдвинуться с места. А это точно нельзя делать. Кроме видимых повреждений у него может быть куча внутренних травм. В том числе и позвоночника. Упираюсь ладонями в мощные плечи, стараясь не причинять лишней боли. Ему и так ее хватает. Удерживаю на месте и шепчу:
— Тихо-тихо, родной… Все будет хорошо. Держись!
Не знаю, почему вырываются именно эти слова. Некогда задумываться. Но они срабатывают. Мужчина больше не шевелится, но мой взгляд не отпускает. Словно, цепляется за него, чтобы не утонуть. Осторожно глажу острые скулы, стирая с них кровь. И продолжаю говорить. Мне нужно успокоить его, пробиться сквозь травматический шок:
— Потерпи еще немного, родной. Нельзя двигаться. Скорая уже едет. Тебе обязательно помогут.
— не… могу… дышать… — срываются с запекшихся губ тихие, рваные слова вместе с новой порцией крови.
И действительно, дыхание мужчины становится все реже, кожа бледнеет, красивые глаза закатываются. Время его жизни идет на секунды. Некогда искать платок, прижимаюсь к твердым, испачканным кровью губам и пытаюсь делать искусственное дыхание. Но воздух в легкие не проходит. Не знаю, что ему мешает — кровяной сгусток или что-то другое. Этот красивый, молодой мужчина умирает прямо у меня на глазах. Остается последний шаг. То, что еще могу сделать. Ко мне как раз подскакивает женщина и передает все, что я просила. Небольшой перочинный нож, бутылку водки и ручку.
Дальше отключаю эмоции и действую на автомате. Первым делом протыкаю подушку безопасности, она сильно мешает. Раскручиваю ручку, выбрасывая стержень и оставляя только полый корпус в виде пластиковой трубки. Обливаю свои пальцы, корпус ручки и нож водкой. Забираюсь в салон, склоняясь над раненным. Поливаю его горло алкоголем и делаю аккуратный надрез. Нащупываю в нем трахею и вскрываю ее. А потом вставляю трубку. По сути, выполняю экстренную трахеостомию. И почти сразу слышу, как в трубку засасывается воздух, а грудная клетка раненного рвано поднимается. Хорошо, что он уже без сознания. Иначе неизвестно, как бы выдержал мое вмешательство.
Теперь остается лишь контролировать дыхание, придерживая трубку. Готовясь, в случае чего, начать массаж сердца. Хотя с такой травмой легких это почти невозможная задача. К счастью, до нее не доходит. Буквально через несколько минут слышу приближающийся звук сирен. И вскоре меня оттесняют в сторону медики. Быстро докладываю обо всех своих действиях. И как только они отвлекаются на пациента, растворяюсь в толпе. Ухожу сразу к стоянке. Я вся в крови: руки, одежда, лицо. Достаю из сумки, что все это время оставалась в машине, влажные салфетки. И, насколько получается, оттираю, что могу. Снимаю окончательно испорченный светлый плащ, сворачивая грязной стороной внутрь, и кидаю на заднее сиденье.
— Со вторым днем рождения тебя, везунчик! Хорошо, Мар, что ты не поэт. А то, как пел Высоцкий, тридцать три — для них критическая дата. А тебя вот пронесло, — Алекс стоит у кровати и лыбится широкой белозубой улыбкой, от которой тает десять женщин из десяти. И да, везунчиком назвать меня мог только этот сукин сын. Перечисление полученных травм заняло у моего лечащего врача прилично времени. Хотя прогноз дают хороший, но реабилитация займет два-три месяца. А окончательно — до полугода. После чертовой аварии прошло уже две недели, и меня наконец перевели из реанимации в нормальную палату.
Впрочем, в этом плане жаловаться мне не с чего. Больницу патронирует наша семья, так что условия у меня самые лучшие. Алекс, вон, даже в реанимацию не раз пробирался. Против его обаяния не одна сестричка не способна устоять. Ну и родители, опять же, торчали регулярно. Хотя от их излишней заботы с удовольствием бы избавился. Для повседневных нужд и медсестер за глаза хватает. Это в дополнение к личной сиделке. Впрочем, сейчас, когда моей жизни уже ничего не угрожает, отец с матерью посчитали родительский долг выполненным и вернулись к своим делам. Но звонят регулярно.
А развлекают меня, чтобы не сдох тут со скуки, Алекс и Пашка. Наша дружба проверена временем, совместными пьянками и разными авантюрами. Хотя изначально мы из разных социальных слоев. Я из состоятельной семьи. Занимаюсь пока своим небольшим бизнесом. Но со временем мне, как единственному наследнику, перейдет нехилый бизнес отца. Правда, еще не уверен, что хочу в это впрягаться. А вот Алекс с Пашкой прогрызали себе путь зубами. И на мой взгляд, выгрызли не совсем то, что стоило бы. Клубом, которым они сейчас управляют, на самом деле владеют серьезные люди, не желающие светиться сами. А такие вещи всегда чреваты.
Но мораль я никому не читаю. У всех своя голова на плечах и собственный выбор. И каждому за него отвечать. Но нашей дружбе это никак не мешает. Если бы не парни, я бы взвыл в этих белых стенах уже через неделю. А мне еще до выписки недели три лежать. И вставать обещали разрешить дней через десять. А вообще, Алекс прав, мне повезло. Мог ведь инвалидом остаться и до конца жизни кататься в коляске. Но лучшие врачи, многочасовая операция и отличный уход сделали свое дело. Конечно, до моей привычной физической формы еще далеко. И не факт, что полностью ее верну. Но ходить на своих двоих точно буду.
Лежать бревном хреново еще и по той причине, что у меня есть важное дело. Цель, которая занимает сейчас все мысли. Настолько, что мне даже психотерапевт после тяжелой травмы не понадобился. Хотя родители однажды притащили какого-то крутого врача. Пообщавшись со мной недолго, тот сообщил, что в моем случае совершенно бесполезен. Точнее, не нужен. У меня и так с психикой и жаждой жизни все отлично. А цель моя — не только быстрее вернуть нормальную форму. Это само собой. Но самое главное — найти человека. Женщину, что спасла мне жизнь.
Об аварии я запомнил мало что. Боль, скручивающую тело. Кровь, заливающую глаза. Хрип пробитых легких. А потом голос:
— В сторону! Я врач!
Холодные пальцы, что ощупывают меня, ласковый шепот:
— Тихо-тихо, родной… Все будет хорошо. Держись!
А еще вкусный аромат длинных, золотистых волос, что касались моего лица. Он отвлекал от забивающего нос запаха собственной крови. И глаза. Синие, как чистое летнее небо. А взгляд, теплый, понимающий, глубокий. Какое-то время он держал меня, словно якорь, не давая скатиться в забытье. Так смотрит человек, который уже многое знает о жизни. Я плохо запомнил черты женского лица, склонившегося надо мной. И сейчас не уверен в возрасте. Но даже в той ситуации шока и боли сразу почувствовал что-то родное, свое. Что дарило надежду, успокаивало, обещало. Я поверил ее словам. И хотя все же потерял сознание, естественный страх за свою жизнь тогда меня отпустил.
Я даже очнулся в реанимации с мыслью, что все будет хорошо. Чем поначалу напряг врача. Он осматривал меня, проверяя рефлексы тела. Перечислял все, что со мной случилось. И сильно удивился неадекватно-спокойной реакции. Он же чуть позже рассказал, что мне очень повезло. Рядом с местом аварии оказался врач, судя по всему, хирург, и до приезда скорой стабилизировал мое состояние. Без этой помощи бригаду я бы не дождался. Но к моему огромному разочарованию, имени женщины-хирурга никто не записал. Точнее, когда о ней вспомнили и захотели это сделать, незнакомка уже исчезла.
Зато теперь у меня была цель. Найти женщину, чьи глаза преследовали во сне. А хриплый голос слышал каждый раз, перед тем, как окончательно вынырнуть из сна. И сразу после того, как засыпал. Я мечтал услышать его наяву. Поймать этот мягкий, понимающий взгляд. Уткнуться лицом в шелк волос и почувствовать тот самый нежный запах. Но прикованный к кровати мало что мог сделать. Поэтому использовал по полной Пашку с Алексом. Точнее, большей частью Алекса. Пашка сейчас разбирался с клубом, в котором опять кто-то пытался толкать запрещенку. Алекс на это рычал и бесился. В нем удивительно сочеталось не сочетаемое: циничность и остатки принципов. Он на многое закрывал глаза, но с этим не связывался принципиально.
— Спасибо за поздравление! — усмехаюсь я. — Но давай от сантиментов к делу. Все принес?
— А то! Как заказывали, — лыбится друг. Вытаскивает из большой сумки ноут и раскладной столик для кровати. — Устанавливать? Или, может, сначала утку принести? Тебе как, в этом деле медсестрички помогают? Я бы тоже от такой помощи не отказался!
— Идиот! — отвечаю беззлобно. Алекс или Лекс, он любит, когда его так называют — еще тот клоун, циник и балагур в одном лице. И злиться на него бесполезно. Но все равно выговариваю: — Думаешь, это игрушки? Лежать бревном в кровати и даже до сортира без помощи не добраться? Этого себе желаешь?
— Ну все, не ворчи! У тебя тут характер окончательно испортился. Уже шуток не понимаешь, — Лекс устанавливает над моими бедрами столик. А на него пристраивает ноут, подключая провода. — Палата у тебя зашибись, даже интернет есть. Так что будет, чем заняться. Все базы хирургов города я тебе на почту скинул. Между прочим, нехилая работка была их найти, — ворчит недовольно. — Сделаешь выборку по полу, возрасту и вперед! Изучай фотки. Правда, думаешь, что узнаешь? Вечер, травмы, шок… — с сомнением качает головой.
Слоняюсь неприкаянно по идеально убранной квартире. Как же тяжело, когда нечем заняться. Нет цели, нет смысла. А ведь всё это было совсем недавно. Но я уступила, поддалась. Казалось, так надо, правильно. И ненадолго. Но вот уже год я не работаю, хотя ординатуру закончила на отлично и считалась перспективным врачом. Еще и место выделили удачное: в центральной детской больнице. Мне до чертиков нравилось. Да я там практически жила! И это кое-кого не устроило. Сама виновата, дала повод. Надо было еще тогда найти баланс между работой и домом и не пришлось бы выслушивать сначала постоянные упреки, а потом уже и ультиматумы.
Вот что мне делать целыми днями? Стирка и уборка на домработнице. Готовить я не очень-то люблю. Но оставила себе это, иначе совсем сойду с ума от безделья. И не моя вина, что всем способам досуга домохозяек предпочитаю изучение анатомического атласа. И так уже затертого до дыр. Надо опять возобновлять прогулки, на улице мне даже дышать легче. Но после той аварии уже три месяца не появляюсь на бульваре. Сама не понимаю, почему. Специально не искала в интернете информацию о ней. Не хотела случайно узнать, что мой неожиданный пациент умер от травм. Пусть остается для меня живым.
Гулять у себя в районе я пыталась. Но лишь сильнее поняла, как скучаю по любимому бульвару. Кажется, пора блудной дочери возвращаться. Уже начало декабря, там сейчас наверняка очень красиво. Новогоднюю иллюминацию у нас с каждым годом устанавливают все раньше. Прямо с начала зимы. Решаюсь и иду собираться. Еще не слишком поздно, но за окнами уже стемнело. Как раз полюбуюсь праздничным освещением. Ну и заодно из дома улизну. Душно мне тут.
Паркуюсь на привычном месте, но выходить почему-то страшно. Сколько раз вспоминала того мужчину с зелеными глазами. Он даже сниться мне начал. Приписываю это стрессу и отсутствию других новостей. Слишком монотонная у меня жизнь. Скучная и однообразная. А я привыкла к адреналину. Год в детской экстренной хирургии — это постоянная готовность к неожиданностям. И мгновенное принятие решений, от которых часто зависит чужая жизнь. Для кого-то такие перегрузки тяжелы, а моя психика адаптировалась быстро. Я из тех, кто знал, что будет врачом, с десяти лет. И да, это гены. У моего отца своя клиника и куча известных клиентов. Конечно, он звал меня к себе. Но я не захотела. Пластическая хирургия — не моё.
Все же собираюсь с духом и выхожу из машины. На мне яркий пуховик, на ногах угги. Вязанную шапку с меховым помпоном держу в руках. Сегодня очень слабый мороз, чуть ниже ноля. Можно без головного убора обойтись. А в конце бульвара — любимая кофейня. В ней и погреюсь. Меня там знают в лицо. Даже помнят, какой кофе предпочитаю. Кофе — вообще мой напиток. В ночных дежурствах почти незаменимый. И в свою больницу я первым делом купила кофемашину. Может, хотя бы за это меня там добрым словом вспоминают? А так ни в какую не хотели отпускать. У нашего отделения были самые лучшие показатели выживаемости.
Опять я думаю не о том, о чем стоит. Сколько можно терзаться сожалениями? Лучше переключиться на другую тему, что в последнее время постоянно занимает мысли. К сожалению, тоже в моей ситуации недопустимую. Думаю о том, как себя чувствует тот мужчина. Представляю, что он уже поправился, полностью восстановился. И опять проезжает где-нибудь недалеко на новом внедорожнике. Пусть будет так. Пусть он живёт. Прошу этой милости у неба. Я ведь много жизней успела спасти. Подарите мне еще и эту!
Медленно бреду по бульвару. Хотела насладиться иллюминацией, но думаю о другом. Нет во мне предвкушения праздника. Новогодней атмосферы. Знаю наперед, как этот Новый год пройдет. И сам праздник, и потом, день за днем, месяц за месяцем. Вдруг резко закипает злость на собственное бездействие. Сколько можно хандрить? Ну совершила ошибку, с кем не бывает. Хватить уже ныть и страдать, пора ее исправить. Понимаю, скорее всего, легко не будет. Но всё вполне решаемо. По крайней мере, надеюсь на это. Надо только набраться смелости и сказать.
Замедляю шаг, ощущая легкую дрожь. Впереди то самое место. Подходить ближе не планирую, но голову поворачиваю. Покореженный столб так и не убрали. Но больше никаких следов аварии. Вокруг все тихо и спокойно. Чистый асфальт, припорошенный легким снежком. Спешащие мимо прохожие. Тогда тоже было тихо. Буквально за секунду до того, как внедорожник влетел в столб, и чья-то линия судьбы резко изменилась. Все же надеюсь, что ненадолго. Мне нужно верить, что хотя бы здесь я оказалась нужной. И кому-то снова пригодились мои навыки.
Так и шагаю, повернув голову в сторону. Рискуя с кем-нибудь столкнуться. Не останавливаюсь, но и не могу отвести взгляд. Перед глазами крутится кино. Все события трехмесячной давности словно в замедленной съемке. Ну и получаю закономерный результат.
— Девушка, осторожней! — хватает меня за предплечье жесткая ладонь и разворачивает в другую сторону. Поворачиваюсь на озабоченный хриплый голос, совсем не злой. Столкнуться мы, кажется, не успели. Такое я бы почувствовала. Упираюсь взглядом в крепкую мужскую грудь, обтянутую светлым джемпером, что выглядывает из расстегнутых пол дорогого пальто. Поднимаю голову выше и замираю, встречаясь с недоверчивым взглядом зеленых глаз. Тех самых, с янтарным ободком. В которых мгновенно вспыхивает узнавание. А на хмуром лице расцветает широкая улыбка. Но как только я поднимаю правую руку, отводя с лица растрепавшуюся прядь, мужская улыбка сразу меркнет.
Дана

Чертовы базы хирургов не помогли! Напрасно не спал ночами, получая нагоняй от лечащего врача. Мою спасительницу я не нашел. И вот уже месяц, с тех пор, как выписался из больницы, приезжаю на этот бульвар. Медленно гуляю, разминая сломанную в аварии ногу и тренируя поврежденные легкие. Первое время со мной таскался Алекс. Не хотел оставлять одного. А потом ему надоело. На самом деле, это я его прогнал. Здесь, на бульваре, хотелось погружаться в мысли о незнакомке, а не слушать его похабные шуточки и подначки. К тому же ни одну мало-мальски симпатичную юбку он не пропускал, пытаясь знакомиться. Такому, как он, обычно не отказывали. Девицы увязывались за нами, а меня это раздражало.
И вот сейчас сижу в одиночестве на холодной лавке, в сотый раз задавая себе вопрос: зачем я здесь? Даже если каким-то чудом мы встретимся, что ей скажу? Поблагодарю за спасение? Вряд ли она в этом нуждается, раз так быстро исчезла после приезда скорой. Мой предыдущий внедорожник, отправленный на утилизацию, не оставлял сомнений о моем достатке. Если бы незнакомка хотела материальной компенсации, обязательно оставила бы свои данные. Да и в сети информации об аварии хватало. Все же семья у меня известная. И сам я тоже. Но за прошедшее время никто с нами так и не связался.
Больше всего не могу понять этой странной тяги ее найти. Особенно, учитывая, что внешность женщины я толком не разглядел. А в этом деле всегда был разборчив, в отличии от того же Алекса. Ему достаточно симпатичной мордашки, и он уже готов делать стойку. Причем, наплевав на наличие у жертвы парня или мужа. В результате не раз оказывался втянутым в конфликты. И морду ему били не однажды. Но Лекс только ржет и ёрничает. Он у нас всеядный. А мне нравится определенный типаж: высокие брюнетки с объемными формами. Та, что снится сейчас по ночам, в эти стандарты явно не вписывается. Тем и интереснее.
Судя по отрывкам, что смутно помню, рост у нее невысокий. Волосы светло-русые с золотистым отливом. И лазурно-синие глаза. Про остальное судить не берусь. Не до того мне тогда было, чтобы разглядывать фигуру спасительницы. К тому же под зимней одеждой фигур вообще не видно. И волос под шапкой. Удачное время и место я выбрал, чтобы искать свою пропажу. Она может быть любой идущей навстречу девушкой. Вон например, как эта, в ярком пуховике и смешной шапке с помпоном в руках. Цвет волос вроде похожий, темно уже, плохо видно. Еще и смотрит в сторону, как приклеенная. Ну кто так ходит? Влетит сейчас в кого-нибудь.
Качаю головой и поднимаюсь с лавки. Пора ехать домой. Заодно и эту растяпу спасу от столкновения. Хватаю девушку за руку, разворачиваю к себе и застываю. А внутри все ликует. Черт! Я, и правда, сразу ее узнал! Впиваюсь жадным взглядом в совершенное лицо, запоминая до последней черточки. Еще красивее, чем я себе представлял. Мое ожившее сновидение. Та, кто три месяца не дает покоя. Внезапно накрывает осознанием: вот он — мой главный приз! Не успешная семья и породистая внешность, не процветающий бизнес. А эта женщина, имени которой я пока не знаю.
И она тоже меня узнала, в этом никаких сомнений. Широко улыбаюсь, понимая, что меня помнят. Первый шаг к сближению уже сделан. Но тут незнакомка вскидывает руку, убирая с лица непослушную прядь. А меня словно окатывает ледяной водой. В свете фонарей на ее безымянном пальце сверкает обручальное кольцо.
— Значит, вот как? — хриплю, прищуриваясь. Прекрасно понимаю, что мой тон неуместен. Будто, девушка что-то мне обещала и не дождалась. И теперь я имею право предъявлять претензии. Хотя это полная фигня. Скорее всего, она давно замужем. Таких быстро окольцовывают. Присваивают и прячут в высоких замках со злыми драконами. Я бы так и сделал, если бы не опоздал. Злюсь на себя, пытаясь вернуть мозгам и голосу адекватность. Не хватало еще ее напугать. Впрочем, моя спасительница не из пугливых. Иначе вряд ли бы спокойно воткнула человеку в горло нож. Да еще в полевых условиях. Вот и сейчас она быстро приходит в себя, справляясь с первоначальной растерянностью.
— Рада, что с вами все в порядке, — произносит вежливо. И аккуратно вытягивает локоть из моих цепких пальцев.
— А уж я как рад! — усмехаюсь хмуро. Киваю на аллею и предлагаю: — Пройдемся? Уделите мне несколько минут?
Девушка недолго меня разглядывает. Потом пожимает плечами и медленно движется вперед. Пристраиваюсь рядом. Она совсем невысокая по сравнению со мной. Тонкая и хрупкая. Но я помню ее сильные пальцы на своем лице. Неудивительно, раз она хирург. Кстати, надо прояснить этот вопрос. Почему ее нет в базах?
— А я вас искал, — сообщаю и ловлю удивленный взгляд. — Мне в реанимации сразу сказали, что вы меня спасли. Без вас скорая бы не успела, — качаю головой и признаюсь: — Даже не знаю, как за такое благодарить. Банального «спасибо» слишком мало, — против воли мой голос немного хрипит.
— Вполне достаточно, — отвечает моя незнакомка. — Я, действительно, рада, что помогла.
— Давайте хотя бы познакомимся? Хочу знать имя своей спасительницы, — говорю как бы между прочим. Не признаваясь, что у меня на нее большие планы. Вот теперь понимаю Алекса. Почему-то факт ее замужества почти сразу перестал иметь значение. Непохоже на меня. Но я уже понял, что с этой женщиной все будет не так, как с другими. И от такого понимания вдруг пробивает пьянящим азартом и предвкушением. Вот только девушка не отвечает. И даже не смотрит на меня, уставившись взглядом на асфальт под своими ногами. Чувствую, что прямо сейчас принимает решение. Очень хочу надавить, но удерживаю себя. Неважно, что она решит. Я в любом случае уже не отступлюсь.
— Хорошо, — произносит наконец. — Но с одним условием: только имена. Без фамилий и других подробностей. Согласны?
Такого я не ожидал. Но беру то, что дают, и киваю:
— Тогда просто Марк. И ответная просьба: перейдем на «ты»?
— Дана, — представляется она, бросая на меня задумчивый взгляд.
— Отлично, Дана! Спасибо, что не отказала, — не могу сдержать улыбки. Ее имя мне нравится. Как и вообще всё в ней. — Не замерзла? Может, посидим где-нибудь? — спрашиваю и сразу понимаю, что промахнулся. Слишком поторопился. Чувствую, как девушка закрывается. Даже черты ее лица, на которое, не скрываясь, пялюсь, становятся строже и холоднее. Срочно исправляюсь: — Я имел в виду просто кофе или чай. Что-нибудь горячее, чтобы согреться. Наверняка, здесь есть подходящее заведение. Впрочем, не настаиваю. Решать тебе.
Когда ехала сюда, точно не ожидала, что через каких-то полчаса буду сидеть в своей любимой кофейне, глядя в те самые янтарно-зеленые глаза. В реальности они еще притягательнее, чем я запомнила. Ну да, сейчас в них, к счастью, нет отголосков боли. И вообще, кроме едва заметной хромоты, больше ничего не выдает, что этот мужчина недавно попал в тяжелую аварию. В теплом помещении он стягивает с шеи шарф, открывая уже заживший шрам на горле. Там, где я собственными руками делала надрез. Не могу отвести от него взгляда. Не верится, что касалась этой смуглой кожи, гладила его лицо. Почему-то хочется провести осмотр еще раз, медленно и неторопливо. Потрогать пальцами шов. Еле удерживаю себя. И не понимаю, что вообще на меня нашло?
Марк. Красивое имя и очень ему подходит. Сидит напротив за небольшим столиком в уютном углу у окна. И смотрит очень странным взглядом. Непонятным. Будто мы не случайно столкнулись и скоро разбежимся в стороны, вернувшись каждый в свою жизнь. А как на давно знакомого, близкого человека. Причина, скорее всего, в благодарности. Уже с таким сталкивалась, когда на операциях вытаскивала детей из самых сложных ситуаций. Некоторые родители потом также на меня смотрели. Иногда называли крестной или даже второй мамой их ребенка. Мне это казалось, чересчур, но я не удивлялась. После сильного стресса психика может давать непредсказуемые реакции.
Этот его взгляд и предложение пообщаться тоже оттуда. В общем-то мне не сложно, раз уж он испытывает потребность выговориться. Выслушаю слова признательности, еще раз заверю, что рада его выздоровлению. Торопиться мне некуда. Вернее, есть куда. Но я не хочу возвращаться домой. Прислушиваюсь к себе и осознаю, что мне гораздо комфортнее сидеть тут, под настойчивым мужским взглядом. Чем избегать другого, тяжелого, недовольного, от которого хочется скрыться. Кстати, взгляд Марка все же немного смущает. Чудится в нем что-то такое, далекое от благодарности. И да, с подобным я тоже сталкивалась. С настойчивым вниманием, правда, не пациентов, а их отцов. Очень не люблю все эти неловкие объяснения, отказы от свиданий, отправленные назад букеты цветов.
Встречаюсь взглядом с гипнотическими зелеными глазами и понимаю, что букеты от Марка я бы оставила. И на свидание с удовольствием сходила. Если бы не одно но… Если бы я была свободна. А сейчас, по большому счету, даже сюда, в кофейню, с чужим мужчиной идти не стоило. Надо быстрее заканчивать и прощаться. Нам как раз приносят кофе, за который Марк уже успел расплатиться. Пробует и удовлетворенно кивает. Кажется, тоже любитель этого напитка. Усмехаюсь и тут же останавливаю себя. Не нужно искать сходство в наших вкусах. Лишнее это. Прямо смотрю на мужчину и произношу с легкой улыбкой:
— Ну вот, ты меня поблагодарил. Кофе угостил. Считай, долг благодарности выполнил. А если серьезно, для меня, как для врача, самое главное — что ты выжил и восстановился, — специально выстраиваю между нами профессиональный барьер. Не нравится мне, как действует на меня его взгляд. А на него мой.
Когда изучала шрам на горле, заметила, как дернулся его кадык. И когда наши глаза встречаются, его будто янтарным огнем вспыхивают. Завораживает даже. Опасный мужчина. Слишком харизматичный, уверенный в себе. Гармоничные черты волевого лица, пусть и немного резкие. Четко очерченные губы, прямой нос, широкие брови. Подбородок тяжелый, но с ямочкой, покрытый аккуратной щетиной. Чуть отросшие темные волосы, в которые хочется забраться пальцами. Проверить, мягкие они или жесткие. И мощное тело. Еще тогда, в покореженной машине это заметила. Дорого одет, хотя во всем облике присутствует легкая небрежность. Она очень ему идет.
— Вряд ли чашкой кофе можно отплатить за спасенную жизнь, — хрипло заявляет мужчина после недолгого молчания.
— Марк, ты мне ничего не должен, — качаю головой. — Поверь, это распространенное чувство после того, что с тобой случилось. Но оно ложное. Я просто выполняла свою работу. Как ты выполняешь свою.
Кажется, мои слова ему не нравятся. Он слегка хмурится и спрашивает:
— Ты ведь хирург? — а на мой кивок уточняет: — Почему тебя нет в базах врачей?
— Ты посмотрел все базы города? — округляю глаза. — Их же не меньше сотни.
— У меня образовалось много свободного времени. Нужно было чем-то занять. Отвлечься от бессмысленного лежания в кровати. Очень не люблю беспомощность. Мой врач только спасибо сказал. Не знал, как заставить меня соблюдать постельный режим. Так все-таки, насчет баз, почему?
— Все просто, — отвечаю, отводя взгляд в сторону. — Я больше года не работаю по специальности. Семейные обстоятельства. Но не беспокойся насчет разреза, так быстро знания не забываются. А я много практиковалась.
— Беспокоиться уже поздно, не находишь? — усмехается Марк. — Да и повода нет. Я выжил благодаря тебе.
— Не заблуждайся. Выжил ты благодаря хирургу, который делал операцию. Его стоит благодарить.
— Хочешь сказать, тебе моя благодарность не нужна? — спрашивает Марк, глядя в упор. И взгляд у него сейчас тяжелый. Заставляет понять, каким еще может быть этот мужчина. Глаз у меня наметанный. Хорошо вижу, что за человек передо мной. До сих пор улыбчивый и обходительный, он легко может стать другим. Давить и пользоваться своими преимуществами. Но все же кажется, что на подлость не способен. Понимаю, что вряд ли объективна. Я его спасала, и мне хочется видеть в нем лучшее.
Я сама из очень состоятельной семьи. Но своего рода бунтарка. По крайней мере, была ею. Светские приемы игнорировала. Работала в городской больнице. А людей своего круга до сих пор недолюбливаю. Сколько у меня было таких пациентов! Точнее, их родителей. Сходу требовали особого отношения, метались между угрозами и посулом любых денег. И активно мешали работать. То есть спасать их же детей. Тот, кто сейчас передо мной, тоже из породы успешных, властных и состоятельных. А с такими чем меньше контактов, тем лучше. Хватит с меня.
— Как уже сказала, мне достаточно, что ты сидишь напротив здоровый и живой, — пытаюсь завершить наш разговор. — А еще пора домой. Спасибо за кофе, — отодвигаю чашку и поднимаюсь. Но так просто его не остановить. Он тоже поднимается, перехватывает из моих рук пуховик и помогает надеть. На улицу выходим вместе и идем по бульвару в обратную сторону. Впереди стоянка, и на ней моя машина. По номеру легко вычислить владельца. А я не хочу, чтобы кто-то копался в моей биографии. Останавливаюсь, поднимаю на Марка глаза и говорю:
Смотрю вслед Дане и не могу скрыть улыбку. Я все-таки сделал это: уговорил ее на свидание! И пусть втирал про дружбу, мы оба понимаем, что речи о ней не идет. Про кольцо на ее пальце я уже забыл. Ясно, что там все непросто. Иначе отказ звучал бы жестче и однозначнее. Ну и, конечно, никаких совместных прогулок. Перед ее мужем мне не стыдно, раз прощелкал клювом, сам виноват. Что там у них не так, узнаю со временем. Впервые появляется мысль, что у Даны могут быть дети. И тут же отметаю ее. Сейчас поздний вечер. Все матери давно дома с отпрысками делают уроки или что там еще? Понятия не имею, у меня даже племянников нет. И друзья без семей. Никто не спешит окольцовываться. Сам я три года назад попытался. Неудачно. Мне хватило.
Задираю голову и смотрю на кружащийся в свете фонаря снег. Я в эйфории! Моя спасительница оказалась еще лучше, чем я представлял. И имя у нее необычное — Дана. Сам не понимаю, чем она меня так цепляет. Нет, баб я перевидал немало и всяких выпендрежных имен. Брал, что мне надо, на остальное плевал. Да, я циник. И в розовых пони уже давно не верю. Меня нужно было очень сильно приложить, чтобы что-то изменилось. Чтобы научился видеть настоящее. Вот жизнь и приложила, буквально. Дана — как раз настоящая. Забавная, в своем ярком пуховике, почти без косметики. Ноль жеманства и желания понравиться. Да она вообще пыталась от меня отделаться. От моей благодарности и дальнейшего знакомства. Не привык я как-то. И профессия у нее серьезная — девушка со скальпелем. Впрочем, мне стоит богу молиться, что она встретилась на моем пути. Иначе не любовался бы тут снегом, а лежал в присыпанной им же могилке.
Дана, и правда, совсем не похожа на тех, кто мне обычно нравился. Невысокая, могу носом уткнуться ей в макушку. Хрупкая, хотя под тонким свитером и простыми джинсами вырисовываются все нужные округлости. Светлые волосы отливают золотом. Черты лица не яркие, но очень гармоничные. Я реально любовался ей. И впридачу ко всему есть характер. Только одно несоответствие заметил. Одета она просто, украшений никаких, кроме обручального кольца. Но в ней чувствуется грация, раскованность человека из моего круга. С барменом и официантом поздоровалась дружелюбно, как со старыми знакомыми. Но при этом явно держит дистанцию. Со мной тоже попыталась. И сделала бы, если бы я позволил.
Сегодня пятница. Получается, в следующий раз мы увидимся в понедельник. Надо как-то пережить два дня. Почему она не приходит на прогулку в выходные? Впрочем, понятно, почему. С мужем дома сидит. Еще не хватало, чтобы этот дятел тоже сюда притащился. Это наш бульвар! Ловлю себя на жесткой ревности и офигеваю. Вот это я даю, уже присвоил женщину. Чужую, не мою. Быстро! Но кто мне запретит? Есть у меня одна черта, не очень удобная для окружающих. Если чувствую, что мое, ни за что не отдам. А с Даной я, кажется, еще в разбитом внедорожнике с дырой в груди это почувствовал.
Возвращаюсь домой и всю субботу занимаюсь делами. Бизнес не ждет. Пока валялся в больнице, персонал успел расслабиться и наворотить косяков. Быстро забыли мою жесткую руку. Но ничего, я напомню. Выходной-не выходной, пообщаться в мессенджерах и построить всех успеваю. И задания раздать вместе с разбором полетов. Тружусь до позднего вечера, потому что очень хочу другого. Дана — не такое уж часто встречающееся имя. Ее можно найти, запросив базы уволившихся за два последних года врачей. Найти и пробить всю информацию. Но я обещал ей не искать. И пока не собираюсь нарушать обещания.
В воскресенье в гости без приглашения заваливается Алекс. Опустошает мой бар и ржет над тем, как я нетерпеливо меряю шагами гостиную. Отпускает пошлые шутки и вдохновенно меня стебет. Я тоже умею портить настроение и перехожу к болезненной для него теме. Интересуюсь, нашел ли он тех, кто толкает в его клубе запрещенку. Слышу в ответ, что уже дважды вычищали персонал, меняя полностью. Но пока безрезультатно. А потом отборную брань, обещание откопать гниду из-под земли и урыть собственными руками. В ответ Лекс тоже язвит. А точнее, спрашивает, что нарыли следаки о моей аварии? То, что это не случайность, нам уже известно. Трудно было не влететь в столб с подрезанными тормозами. Но на причины и возможных заказчиков пока не вышли.
В результате мы оба напиваемся, Алекс остается у меня ночевать. Просыпаемся поздно, и я быстро выпроваживаю его, взбодрив чашкой кофе. Уже у выхода звонит его телефон. Закрывая за другом дверь, слышу, как его голос становится вкрадчивым и чертовски соблазнительным. Все понятно — охмуряет очередную красотку. Можно даже не интересоваться, есть ли у нее муж. Почти сто процентов есть. А значит, снова буду лечить его разбитую рожу. Или расцарапанную, когда дурочка ему надоест, и он даст ей от ворот поворот.
Проводив Алекса, привожу себя в порядок. Пил я не так много. После травм мне пока нельзя уходить в загулы, как раньше. Впрочем, они и раньше случались редко. Не люблю терять контроль над ситуацией и собой. Но холодный душ и все нужные для быстрого похмелья процедуры выполняю. Сегодня я должен светить не помятой рожей, а чертовски обаятельной. Чтобы моя спасительница попалась на мою харизму, а не на жалость и желание меня лечить. Хватит, это у нас уже было. Ролевые игры доктор-пациент вряд ли Дану вдохновят.
Приезжаю на бульвар за полчаса до нужного времени и нетерпеливо прохаживаюсь по утоптанному снегу. Чувствую себя как школьник на первом свидании. Всерьез беспокоюсь, что девушка не придет. Но Дана появляется вовремя. Такая же, как и в прошлый раз. Настоящая и до невозможности сексуальная. Никаких шуб, высоченных каблуков и боевой раскраски выходящих на брачную тропу охотниц. Все тот же пуховик, угги и шапка с помпоном. Серьезный взгляд синих глаз. И легкая улыбка на таких соблазнительных для меня губах. Розовых и вкусных, без всякой липкой фигни. Жрать помаду, целуя женщин — то еще развлечение. Но они почему-то думают по-другому. Все они, кроме Даны.
Я чертовски рад ее приходу. Окрылен и воодушевлен. Чувствую себя в ударе и болтаю без умолку. И не сразу понимаю, что происходит что-то не то. Начинаю внимательнее наблюдать и наконец осознаю. Я лажаю! Действую по отработанной схеме. Охмуряю, как привык. Забыв, что передо мной совсем другая женщина. Даже близко непохожая на тех, кого можно такой дешевкой купить. И все, что работало до сих пор, ее только отталкивает. Моя спутница больше не улыбается. Хмурит брови, покусывает губы. И уже пару раз посмотрела на мобильник, проверяя время. Это полный провал!