Заберу твою боль

Глава 1. Эмилия

Все персонажи являются вымышленными,

любое совпадение с реальными людьми случайно

— Ты что-нибудь слышала про «Теорию последней встречи»? — спрашивает Искра, пока я жду отмашку от техника по свету.

— Нет, — отвечаю несколько раздраженно: не привыкла отвлекаться от дела.

На репетиции совсем немного людей, кто-то, как всегда, опаздывает, что уже страшно нервирует. Возможно, из-за яркой модельной внешности некоторые считают меня очередной поверхностной певичкой, но в работе я жуткая зануда и страшный абьюзер.

Все должно быть безупречно — ни в коем случае не меньше.

Искра, не дождавшись от меня энтузиазма, сама продолжает разговор:

— Это сейчас обсуждают все тиктокеры, Эмилия. Согласно «Теории последней встречи», в любых отношениях наступает момент, когда люди встречаются в последний раз и расстаются навсегда. Говорят, так Вселенная показывает, что ваш кармический путь с партнером завершен и вы оба усвоили жизненные уроки, которые должны были извлечь из…

— Так… — останавливаю этот поток информации с легкой улыбкой. — Давай к делу. Что ты хочешь этим сказать?

Худое лицо моей лучшей подруги и по совместительству концертного директора возмущенно вытягивается, а светлые, почти белые волосы теперь еще сильнее оттеняют покрасневшую кожу.

— А я хочу сказать, что если для кого-то существует «Теория последней встречи», кстати, научно недоказанная, то у тебя, Эмилия Литвинова, развился «Синдром первого мужчины».

— С чего ты так решила? — моя улыбка сходит с губ, а внутренности что-то больно скручивает.

— После твоего Рената ты вообще не воспринимаешь мужчин серьезно. Ни одного!..

Световик наконец-то дает отмашку, и я иду вглубь пустого киноконцертного зала, чтобы посмотреть общую картинку с разных ракурсов.

Искра неустанно следует за мной и останавливается в проходе.

— Нет, ты со мной поговоришь, — настаивает. — Почему ты не хочешь выйти замуж за Глеба? Почему не воспринимаешь его всерьез? Он прекрасный молодой человек, симпатичный, из известной семьи. Все из-за твоего бывшего — Аскерова!

Я проглатываю эмоции, чтобы, не дай бог не показать их. Привыкла к тому, что эта фамилия то и дело мелькает. Единственный человек, который за шесть лет ее не произнес — мой отец. Ему я страшно благодарна!

— И что ты скажешь в свое оправдание?..

— Странно слышать эту беспочвенную претензию, — опускаю взгляд, потираю крохотную татуировку на запястье, а затем касаюсь огромного булыжника-бриллианта. — Особенно с учетом того, что я уже полтора года встречаюсь с Озеровым и даже приняла от него кольцо.

— Рада, что ты тоже видишь в этом какую-то странность. Значит, ты не совсем потеряна для общества!

Включив микрофон, сухо командую:

— Валер, давай добавим заднее освещение, иначе я буду сливаться с этими декорациями, а старые костюмы придется подгонять.

— Скажу бабушке, чтобы приготовила тебе три кастрюли супа с клецками и гору чебуреков. Это дешевле, чем ушивать весь гардероб, — фыркает Искра.

Я чувствую легкое головокружение при упоминании о еде, но улыбаюсь, понимая цель подруги. Она просто хочет обо мне позаботиться, иногда перегибая, как мамочка, которая слишком опекает свое дитя.

— И хватит там болтать, — шиплю в микрофон, отвлекая кучку танцоров на сцене. — Начните уже работать! Не знаю, как вы, а я очень волнуюсь перед завтрашним днем, и если что-то пойдет не так, то штрафные санкции из ваших контрактов начнут работать.

— Боже, до завтра они от нас разбегутся, — Искра шутливо ворчит.

— И пусть, — безжалостно отключаю микрофон. — Уж лучше петь одной, чем держать за спиной непрофессионалов. На сцене все должно быть идеально. Каждый гость должен понимать, за что он заплатил. Это мое первое негласное правило.

— Я знаю и очень тобой восхищаюсь!

— А что касается Глеба… — смотрю на подругу и ненадолго задумываюсь, вспоминая своего молодого человека.

«Синдром первого мужчины»… В этом что-то есть.

— Мы точно поженимся, — спокойно улыбаюсь. — Когда у меня будет время. Сейчас, сама видишь, надо немного поработать.

— Я это шесть лет слушаю, про твое «немного», — она обреченно вздыхает. — Вот сейчас отработаем новогодние корпоративы, потом концертный тур… летний тур по курортным городам, а осенью у тебя куча телевизионных проектов, и снова Новый год.

— Просто Бог придумал всего двенадцать месяцев, — пожимаю ее плечо. — Не нужно и в этом винить только меня.

— Я тебя ни в чем не виню, моя хорошая, — Искра импульсивно меня обнимает, но я быстро и умело отстраняюсь.

— Прости, ты ведь знаешь, я этого всего не люблю… Так, — снова включаю микрофон. — Давайте уже работать…

Генеральный прогон проходит более-менее успешно. На девяносто процентов из ста возможных, потому что, во-первых, меня все же не устраивают танцоры (надо будет сказать хореографу, чтобы сделал замену к следующему концерту), а во-вторых, я слишком быстро устаю, но здесь, кроме себя, пенять не на кого.

Глава 2. Эмилия

Наш четырехмесячный роман с сослуживцем и другом отца Ренатом Аскеровым начался внезапно и стал все вокруг озарившей вспышкой. Яркой, мгновенной, страстной. До жгучей рези в глазах ослепляющей.

А потом небеса неожиданно погасли, и стало темно…

Я давно занимаюсь благотворительностью, посещаю самые разные мероприятия и на одном как-то познакомилась с девушкой с полным отсутствием зрения, совершенно не испытывающей дискомфорта в коммуникации.

Наоборот, Лина вела себя легко, непринужденно и гораздо искреннее многих моих собеседниц.

— Расскажи, как ты живешь? — спросила я у нее.

— Нормально живу. Как все, — ответила она с приятной улыбкой и поправила темные очки.

— Ты очень сильная. Я не представляю, как можно не видеть ничего вокруг. Солнечный свет, утренний туман или даже ночной город. В мире столько всего прекрасного…

— Это не совсем так. Вернее, — засмеялась Лина, — в моем мире тоже много прекрасного, Эмилия: ласковое тепло солнечного света, свежий аромат летнего утра и, конечно, беспокойный шум ночного города. Кроме того, я ведь с самого рождения такая… Темнота для меня никакая не потеря, а привычный мир и моя личная зона комфорта.

Эта удивительная девушка буквально заставила меня осознать: темнота в душе, которую я после расставания с Ренатом воспринимаю как величайшую утрату и боль, навсегда бы осталась и моей личной зоной комфорта, если бы я так сильно в него не влюбилась.

«Любить так, чтобы не чувствовать боли» — отныне мой девиз. И у меня наконец-то все получается. С Глебом.

А с мужчиной, который сидит напротив и настолько пристально меня изучает, что вот-вот прожжет дыру, никогда так не получалось: меня буквально наизнанку выворачивало. От каждого его прикосновения, от каждого поцелуя, от поселившейся во мне ревности.

— Как ты поживаешь, Эмилия? — спрашивает Ренат, абсолютно игнорируя мои сомнения насчет того, жив ли он.

— У меня все отлично. Спасибо за беспокойство, — отвечаю уже гораздо холоднее.

Вспышки — это плохо. Вспышки — это всегда взрыв эмоций.

— Если можно, давай сразу перейдем к делу, — демонстративно поправляю часы на запястье. — У меня планы на вечер.

— Рад за тебя, — он сухо кивает, подается вперед, и на стол передо мной опускается лист бумаги. — Подпиши. Разговор будет конфиденциальный.

— Хорошенькое начало, — хмурюсь, но предложенную ручку все же беру. Осторожно, чтобы не задеть пальцы Рената. — Не помню, чтобы давала свои паспортные данные, — ворчу под нос, сверяя цифры и даты.

— Пришлось вскрыть несколько баз данных ради такого случая.

— Кто бы сомневался.

Размашистым почерком подписываю соглашение о неразглашении информации, честно, сильно жалея, что целых полгода переносила свадьбу. Было бы красиво, если бы я вывела «Эмилия Озерова» прямо перед носом Рената. О том, что фамилию я менять не планировала, сейчас как-то забыла.

— Когда ты в последний раз видела отца, Эмилия?

В душе зарождается что-то щемяще-беспокойное, но я напрягаю память. Это ведь папа. Что с ним может случиться?..

— Сейчас сентябрь… Значит, это было… в мой день рождения, — отвечаю.

— Первого июля? — Ренат уточняет.

— Да, — чувствую, как щеки вспыхивают, и опускаю взгляд.

Сознание против воли затягивает в водоворот воспоминаний.

Наш роман начался именно с моего дня рождения. Я захотела соблазнить друга отца, который всегда вызывал внутри что-то вроде болезненного зуда от щекотки, и у меня получилось. Как правило, я всегда добиваюсь чего хочу. Рано или поздно.

— После этого были звонки?

— От папы? Конечно. Где-то раз в неделю. У меня плотный график, перелеты, разные часовые пояса. Нам не всегда удается даже поговорить. — Сердце снова сбоит. — Так… что случилось? Где он?

— Мы не знаем, Эмилия, — отвечает Ренат, не переставая наблюдать за моими реакциями.

— Что значит вы не знаете? — повышаю голос.

— Полковник Литвинов не выполнил поставленные руководством задачи и перестал выходить на связь. У нас есть информация, что при переходе через границу Польши Давид бесследно исчез.

— Бред какой-то. Зачем ему исчезать?..

— У нас есть предположение…

— Какое?

— Полковник может быть задержан либо по подозрению в государственном шпионаже, и другая сторона пока не хочет предавать арест международной огласке. Либо…

Он замолкает, будто оценивая степень моей вовлеченности в разговор.

— Что?..

— Либо его рассекретили местные радикальные группировки, тогда все гораздо серьезнее. Его могли взять в плен с целью завладеть секретной информацией.

— Я ничего об этом не знаю! — взволнованно восклицаю. — И что же делать?..

— Только ждать, — задумчиво отвечает Ренат и, склонив голову набок, наблюдает, как я нервно ерзаю на стуле. — А пока тебя везде будут сопровождать мои люди.

Глава 3. Эмилия

С Глебом меня познакомил папа.

Дмитрий Александрович Озеров, занимающий высокий государственный пост советника президента по вопросам культуры и молодежи, когда-то вместе с отцом участвовал в межведомственном проекте, а два года назад они случайно встретились на приеме в Кремле.

Мужчины обменялись контактами и возобновили приятельство.

Не знаю, было ли знакомство с сыном Озерова запланированным, но выглядело это именно так. Сначала я испытала что-то вроде слабовыраженного протеста, но Глеб сумел мне понравиться внутренним спокойствием и рассудительностью.

Это было то, что мне нужно: надежность, открытость и честность.

В свои двадцать три он только что с отличием закончил международно-правовой факультет в МГИМО и занял должность младшего юриста в «МосЭнергоКонцерне». Скорее всего, не без помощи отца, но это нормально, когда родители помогают детям. А кому же еще?..

Сейчас нам по двадцать пять. У нас одинаковые цели и мечты: каждый хочет заниматься любимым делом, а еще пожениться и в обозримом будущем завести детей. Мы хотим двоих. Неважно, будут это мальчики или девочки. Главное, чтобы были здоровые.

— Ну наконец-то, — ворчит Глеб, вытягивая меня из автомобиля за руку.

Я осматриваю белую рубашку с закатанными до локтей рукавами и недовольное лицо, которое тут же смягчается. Никогда бы не подумала, что мне может понравиться рациональный юрист-блондин со светло-серыми умными глазами.

— Мама сильно на меня ругается? — изображаю крайнюю степень сожаления.

— Расслабься. Моя мама никогда не ругается… Она интеллигентная женщина.

— Моя идеальная свекровь, — улыбаюсь и, обхватив коротко стриженный затылок, прижимаюсь губами к подбородку будущего мужа.

— Что-то ты задержалась… — его ладонь гуляет вдоль моего позвоночника.

Неловко отстраняюсь.

— Потом расскажу, — морщусь, вспоминая произошедшее на Лубянке. — Мне наконец-то доставили вино, которое я заказывала для Анны Константиновны. Забери, пожалуйста, коробку из багажника.

Глеб исполняет мою просьбу, и мы, взявшись за руки, идем к большому светлому дому.

— Ты какая-то странно притихшая. Как себя чувствуешь? — жених внимательно осматривает мое лицо.

— Устала немного…

— Долго стояли в пробке?

— Да, — киваю. — И перед концертом волнуюсь.

— Все будет отлично. Сама знаешь...

— Надеюсь…

— В обратном случае тебя ждет карьера супруги… хм… старшего юриста «МосЭнерго Концерна», — произносит он как бы невзначай.

— Да ладно! — перед входом я резко останавливаюсь и счастливо смеюсь. — И ты молчал?

— Ты была занята концертом, а мое назначение так долго пылилось без подписи в кабинете у главного, что я ни в чем не был уверен. — Он открывает дверь.

— И все это время переживал один?.. — Я хватаю Глеба за руку.

— Я особо не переживал. Молчанов обещал. И мне, и отцу. Поэтому волноваться не было нужды, а ты бы точно себя накручивала.

— Конечно. Я ведь знаю, как это для тебя важно!

Войдя в светлую столовую, вежливо здороваюсь со старшими Озеровыми. Они классический образец семьи высокопоставленного госчиновника. Супруг — высокий седоватый блондин с умным лицом и в деловом костюме по цене самолета, супруга под стать — стройная ухоженная женщина в элегантных нарядах, тоже светленькая, всегда спокойная, без вычурности и со строгими взглядами на жизнь.

Глеб выдвигает стул и помогает мне разместиться, а затем собирается сесть слева, но я, пряча клатч за спину, останавливаю:

— Анна Константиновна, у меня есть небольшой вклад в вашу винную коллекцию. Глеб, покажи, пожалуйста, маме, — смущенно прошу.

— Эмилия, ты ведь знаешь, как мне всегда неловко принимать подарки?

— Это от всей души. — Наблюдаю, как сын презентует матери набор в строгой деревянной коробке, который включает пять изысканных и титулованных красных вин.

— «Шато Мутон-Ротшильд»? — восхищенно произносит Анна Константиновна и смотрит на меня. — Эмилия, это же безумные деньги!.. Не стоило!

— Я подумала, что все это время ничего особенного вам не дарила, а когда увидела у одного раскрученного европейского сомелье этот набор, решила исправить свою оплошность. Все представленные здесь вина получали сто баллов от известных винных критиков не менее трех раз, а в мире таких комплектов не более трехсот, — заканчиваю презентацию.

— Дима. Ты посмотри!..

— Отличный подарок, Эмилия, — хвалит Дмитрий Александрович. — Предлагаю отметить это вкусным ужином. Надеюсь, он еще не остыл.

— Ах да, простите, — тут же вспоминаю начало вечера.

По дороге сюда безуспешно звонила папе, а еще проклинала себя за несдержанность.

Конечно, я, как все девочки, в малейших деталях представляла свою встречу с бывшим, который когда-то разбил мое сердце. Ситуация «смотри, мой хороший, что ты потерял, и кусай локти» живет в каждой.

Глава 4. Ренат

Как создается агентурная сеть за пределами государства?

Долго, нудно и планомерно.

Очень долго…

Годами, в отдельных странах — десятилетиями, потому что нахрапом не получится.

Только шаг за шагом проникая в местные касты, потому что важная, зачастую секретная информация хранится не в сейфах и головах людей, которые принимают политические решения.

Информация, как нерастворимый металлический осадок, откладывается в самых низших слоях общества.

Уникальная способность увидеть и расположить человека, интеллект и грубость — вот на чем строится талант разведчика, задача которого — вербовка. В этом деле «человеческие» качества только мешают.

— Привет, ты уже занят?.. — с утра заглядывает Майя.

— Нет, только приехал, заходи, — зову приглашающим жестом и открываю ноутбук. — Какие новости?

— Пан Бжезинский… снова завел песню о выходе из дела, — коллега разочарованно опускается на стул.

Явно нервничает.

Осветленные волосы сегодня не собраны наверх, как обычно. Неброский макияж, светлый маникюр, брючный костюм — вид соответствует занимаемой должности заместителя руководителя направления и только что полученному званию подполковника.

Не уважать эту женщину уже не получается, хотя, признаюсь, к ее переводу из Следственного комитета изначально относился предвзято.

— Наша песня хороша, начинай сначала…

— Так что с ним делать?

— Бжезинский должен понимать, что сейчас это уже невыполнимо. — Взяв чашку с кофе, встаю и подхожу к высокому окну. Металлические жалюзи с треском разъезжаются, открывая доступ утреннему осеннему солнцу.

Люблю этот вид на центр Москвы.

С бешеным трафиком, пылью, немногочисленной рекламой.

Что скрывать?.. Я скучал. Возможно, если бы знал, что когда-нибудь сюда вернусь, это чувство не было бы настолько сильным?

— Он боится, Ренат. Боится за семью, за детей. Его ведь тоже можно понять…

— Так уж и можно? Понять агента?.. — усмехаюсь и оборачиваюсь, а затем отпиваю кофе.

Нутро обжигает.

— Да, ты прав, — Майя расслабляется и смеется. — Это во мне говорит женщина, а не сотрудник.

— Видишь…

— Я знаю, что ты опять скажешь… Именно поэтому нас не берут в разведку.

— Только в качестве жен разведчиков.

— Потому что рядом должен быть тот, кто безэмоционален и расчетлив.

— Именно, — киваю, улыбаясь в чашку и одним глотком допиваю утреннюю порцию.

— Поговори с ним, Ренат. Он всю ночь ехал на запад, чтобы связаться с нами из придорожного кафе. Ждет связи.

— Давай. — Резко возвращаюсь к столу и забираю у Майи специальный телефон со встроенной записью разговоров и блокировкой записи у собеседника.

— Можно я послушаю?

— Сиди уже, — ворчу и, услышав тихий голос, громко здороваюсь: — Войцех. Приветствую. Это Артур.

— Здравствуйте, я уже сказал вашей женщине, что хочу выйти из игры. Я боюсь, что руководству станет известно…

— Войцех, вы ведь понимаете, что это невозможно?

— Да, я понимаю, но… все-таки хочу закончить, я больше не буду отправлять отчеты. Просто хотел сообщить вам. Извините.

— Войцех, вы понимаете, какие результаты повлечет ваш отказ?

— Да сколько можно? Я не хочу доносить на собственных коллег. Я чувствую себя предателем.

— Вы и есть предатель, Войцех, но я задал вопрос. Вы не ответили.

Молчит. Это хороший знак.

Осталось грамотно дожать.

— Я потратил много сил, чтобы спасти вашего сына из рук правосудия, но с этого дня не буду сдерживать те документы, чтобы справедливость восторжествовала. Только учтите, что теперь речь пойдет о реальном сроке… Наш разговор — это не шутки.

— Я понял-понял, — удрученно вздыхает собеседник, а на лице Майи расцветает победная улыбка.

Но за любым непослушанием должно следовать наказание — это еще одно обязательное правило с сотрудниками.

Постукивая пальцами по столу, раздумываю.

— Вы расстроили нас, Войцех. Очень расстроили. Ваше жалование будет уменьшено вдвое.

— Но почему? — он возмущенно вскрикивает.

— Считайте, для профилактики. И чтобы дурные мысли не посещали вашу светлую голову. Надеюсь, вы не вынудите нас воспользоваться собранным компроматом?.. Я расстроюсь, если мои усилия окажутся напрасными и нам придется попрощаться, а мое руководство может воспринять этот факт как призыв к более решительным действиям. Они вам не понравятся.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего. Я просто рассуждаю.

— Я буду сотрудничать. Обещаю, — тараторит. — Буду. Иногда только не понимаю, какая именно информация вас интересует. Через нашу канцелярию проходит очень много документации, самой разной, я часто теряюсь, что именно вам подойдет.

Глава 5. Эмилия

В переполненном ресторане шумно.

— Какие грозные дяденьки! — смотрит Искра в отражение, за которым, как два гипсовых изваяния, стоят мои молчаливые охранники.

Она отпивает брусничный чай и с выражением воодушевления на лице приступает к ароматному стейку. Я вдруг жалею, что решила ограничиться лишь десертом, на которые в последнее время подсела.

— Алексей! Всеволод! — медленно оборачиваюсь к фойе и предельно вежливо обращаюсь. — Может, вас угостить чем-нибудь? Кофе, чай или поужинаете с нами?.. Здесь отличная мексиканская кухня. Говорят, жгучие специи способствуют выработке эндорфинов.

Искра посмеивается, а выражения каменных лиц не меняются. Ноль эмоций! Какие уж там эндорфины. Уверена, Аскеров с корнем вырвал гипоталамус, который их вырабатывает. И себе, и всем своим сотрудникам.

Я раздражаюсь, потому что не привыкла, чтобы меня настолько открыто игнорировали.

Сотрудники Управления — особая каста профессионалов. Работа слаженная, безотрывная, сложная — по отцу знаю. Вот уже три дня со мной рядом всегда кто-то из этих двоих, но чаще всего сразу оба. И когда они едят, когда ездят домой, чтобы принять душ и переодеться? Этого я даже не замечаю. Причем выглядят фээсбэшники всегда с иголочки. О чем-то переговариваются, с кем-то созваниваются. Подозреваю — с Аскеровым, который забрал мой телефон и уехал с концерта, даже не дождавшись первых аккордов (он столкнулся с Искрой возле запасного выхода).

Нет, я не рассчитывала, что Ренат захочет посмотреть на результат моего многолетнего труда, чтобы порадоваться. Даже выдохнула с облегчением, узнав, что его не будет.

Поворачиваю голову и грустно разглядываю разноцветных рыб в пузатом аквариуме на подоконнике.

Все к лучшему. Уходя — пусть уходит. Навсегда.

— Стоят как неживые, — подруга ворчит. — Это, вообще, обязательно, чтобы они за тобой везде таскались?

— Не знаю.

— Работать невозможно. Им до всего есть дело. Куда мы едем, где выступаем, кто приходится заказчиком. Я тебе говорила, что они запретили ехать на закрытую вечеринку к Одинцову? Это самое модное событие месяца!

— Почему?

— Якобы он нечист на руку, что-то там они выяснили. Но ты представляешь, со сколькими людьми дружит Одинцов? Нас больше не будут приглашать — вот и все.

Посматриваю на двух серьезных мужчин за натертым до блеска стеклом.

Аскеров в разговоре со мной лукавил. Никакая это не охрана, а скорее вооруженная стража. Ведут себя очень невежливо, многое запрещают, лезут, куда не просят.

Надеюсь, с отцом все в порядке, потому что я начинаю нервничать.

За время его службы на благо Родины бывали совершенно разные ситуации, но меня в них никогда не посвящали. На долю секунды даже подумала, что таким образом Ренат пытается вернуться в мою жизнь. Наивная дурочка.

Так вот.

Последние шесть лет папа работал то в Сибири, то где-то за границей, редко — в Москве. Бывало, по три месяца не выходил на связь, потом звонил, устраивал короткий отпуск, чтобы приехать домой.

Я устала.

Крайне сложно быть семьей такого человека.

Человека, который делает все, чтобы мирные граждане спали спокойно, а собственная дочь постоянно мучилась. Чисто по-человечески больше не могу быть тридцать третьим номером. Ни для кого.

У меня своя жизнь, карьера, планы, мечты. Репутацию, которую я зарабатываю годами, можно быстро растерять и очутиться в числе непорядочных артистов, если отказываться от всего подряд.

— Кстати, как Глебу твой концерт? — спрашивает Искра. — Понравился?

— Да, он похвалил, хоть и опоздал на первый блок песен.

— А его родители?

— Они не очень любят такую музыку, — неловко улыбаюсь. — Но Глеб показал им видео с концерта. Анне Константиновне безумно понравилось.

— Какие они милые! — закатывает глаза Искра.

— Точно…

Долгое время я никого к себе не подпускала. Была уверена, что так правильно.

Снова вру. Зачем?

В глубине души надеялась: Ренат вернется. Вернется и по достоинству оценит мою лебединую верность, которую я хранила несколько лет. Потом узнала: сам он не в курсе, что это такое, поэтому и оценить по достоинству не смог бы.

Стало известно еще во время наших недолгих отношений, что Аскеров работал с Майей Синицыной под видом семейной пары со всеми вытекающими. Они вместе ездили на Урал, жили там почти месяц, спали на одной кровати. Тогда-то весь благородный флер профессии разведчика перестал меня восхищать.

Да и папа ругался, разговаривал, давил — все как обычно. Глеб стал отличным компромиссом. Первым компромиссом с отцом.

И вообще, у него всегда и все продумано на два шага вперед. Мой папа — непотопляемый. Возможно, именно поэтому я не очень верю в то, что он может оказаться в беде.

А вот интерес Рената к моей персоне искренне раздражает. Как и его люди, слоняющиеся за мной по пятам и портящие мою кристальную репутацию.

Глава 6. Эмилия

К концу недели слабость, беспокоившая меня еще до концерта, но на которую в связи с загруженностью приходилось не обращать внимания, возвращается вместе с легким недомоганием и кашлем.

Организм будто расслабился и… окончательно сдался.

Глеб настаивает на полном обследовании, я прохожу его по совету Анны Константиновны в Кремлевской больнице. Во-первых, там работают отличные специалисты, моя будущая свекровь им точно доверяет, а во-вторых, информация из подобного рода учреждения вряд ли попадет в интернет-паблики, что так любят трясти грязным бельем.

На голосовые связки болезнь тоже влияет: в горле постоянное ощущение скованности и першит. Все запланированные мероприятия и концерты приходится отменить, у Искры из-за этого появляется много хлопот.

А еще подруга сильно за меня беспокоится, потому что два года назад после такой же рядовой ОРВИ, а вернее, ее осложнений, талантливой выпускнице Гнесинки пришлось закончить едва начавшуюся карьеру.

Это было очень тяжелое время для нас, ставшее неожиданной проверкой.

Отрицание, гнев, депрессия — все эти этапы мы прошли вместе, пока не наступило принятие. Чтобы чем-то заняться, Искра начала работать со мной и за это время зарекомендовала себя как лучший концертный директор и организатор.

— Мне грустно, потому что у меня не будет работы до конца следующей недели, — говорю, размазывая кашу по тарелке. — Искра обо всем договорилась.

— Твоя Искра — молодец, — холодно произносит Глеб, завязывая темно-синий галстук. — Ты можешь спокойно заняться свадьбой, — глядя на меня, смягчается. — Мама могла бы тебе помочь выбрать все необходимое.

— Да… я знаю… — вздыхаю, чувствуя новый прилив кашля.

Овсянка становится противна до тошноты.

Чтобы отвлечься, рассматриваю свою просторную кухню с высокими окнами и белоснежными фасадами гарнитура. В квартире целых пять комнат плюс огромная светлая гостиная, но здесь я люблю находиться больше всего.

— Определись уже с датой, Эмилия. — Глеб подхватывает пиджак и по-хозяйски целует меня в висок.

— У тебя будут какие-то пожелания? — запрокидываю голову и улыбаюсь.

Он смотрит сверху.

— Чем быстрее, тем лучше. Хотя за два дня организовать такое событие тоже не получится…

— Я хочу что-то камерное, — прикрываю глаза мечтая. — Маленький загородный отель, тридцать человек, не больше, белое платье и кружевная фата, ты в смокинге, фотосессия и легкий праздничный ужин.

— Увеличь количество гостей до трехсот, выбери отель побольше, а остальное сделай так, как хочешь, — он смеется и склоняется, чтобы поцеловать меня в губы.

Глеб идеален для меня. Так же как и я, не очень любит нежности и никогда не посягает на мою отстраненность, которую я стараюсь держать со всеми. Он бережный любовник, отличный друг и прекрасный мужчина. С другими он открыт для общения, но соблюдает дистанцию. Именно такого понимающего и спокойного мужа я хотела бы видеть рядом. Именно такой отец — ответственный и внимательный — подойдет моим детям.

— Триста человек? Это уже не то… — грустнею, потому что не хочу чужих людей в свой день. Однако догадываюсь, что свекор не может себе позволить подходящий мне формат. Тут же вспоминаю о папе и грустнею. — И вообще, ситуация с отцом начинает беспокоить… Дмитрий Александрович ничего не рассказывал?

— Нет. Ярославский отказался с ним разговаривать на эту тему и вежливо попросил не мешать работе Управления.

— И что же делать?..

— Жить. Ты сама говорила, что отец и раньше надолго пропадал… Это все служба.

— Да, это так, но меня никогда не вызывали в Управление и не приставляли охрану.

— Все бывает в первый раз. У Давида Андреевича серьезная работа. Будем надеяться, до свадьбы он сможет разрешить все вопросы и порадует нас своим присутствием.

— А если он не вернется? — хмурюсь.

— Значит, мы устроим для него торжество в нашу первую годовщину, солнце. Ты ведь понимаешь, что мы больше не можем ждать?

— Конечно… — расплываюсь в счастливой улыбке. — Ты прав, Глеб. Папа бы первый сказал, чтобы мы в такой ситуации женились и ни о чем не думали.

— Он у тебя очень умный человек.

— Хорошо, что я ни капли не сентиментальна и никогда не мечтала, чтобы отец вел меня к алтарю…

— Ты просто очень рациональная. Это качество я в тебе выделяю и ценю. Ну и, конечно, то, какая ты красивая. Особенно по утрам…

— Ну спасибо, — посмеиваясь, иду его провожать.

Едва дверь за Глебом закрывается, я слышу доносящийся из гостиной звук мобильного.

— Да…

— Вау. Какая ты… запыхавшаяся. Чем занимаешься?

— Стас, — закатываю глаза и смеюсь. — Точно не тем, о чем ты подумал!..

— А что я подумал?

— Ну все, прекрати…

— Сегодня понедельник, а ты не вышла на пробежку, — его голос становится серьезным. — Я забеспокоился.

— Прости, совсем забыла сообщить, что заболела.