Заблудшая душа

Посвящается всем, кто ищет, ищет себя.

Не знаю, зачем я это пишу, но силы ещё есть и сдаваться мы не намерены.

Я и остальной экипаж, достаточно далеко отдалились от Земли. На несколько десятков тысяч километров минимум. Радио не отвечает, сплошные помехи уже который десяток дней. Долго мы не продержимся. Люди здесь все толковые и понимают, что нас ждёт. В живых пока вся пятёрка: Майкл, Эмма, Чаминг, Сойер и я-Адам. Запасов пока хватает на всех, но на долго ли?

Если бы вы знали, чёрт, как тут холодно. Приходится утепляться, дабы экономить кондиционер, когда Чаминг последний раз измерял температуру, показывало -17 по Цельсию. Сейчас уже холоднее. Скорее всего, мы больше никогда не увидим свой дом. Хочется надеяться, что это страшный сон.

А ведь я всегда, с самого детства мечтал стать космонавтом. Рвался за славой, мечтал о том, что это лучшая работа. Интересная и безопасная, ха-ха! Идиот! Смотря на фотографии, мне скорее хотелось увидеть красивый космос. Ну вот я здесь, умираю в этом грёбанном космосе и это отвратительная смерть. Хотел бы сейчас поменяться местами с израненным охотником, на которого напал медведь, или с бедолагой, застрявшем в открытом море. Побыстрее, пожалуйста, все мысли только о сне.

И вот снова я проснулся в этом, богом забытом месте. Всё безнадёжно, засыпаю, мечтаю проснуться дома, с женой, под звук кричащих двоих дочерей, которые, порой, так раздражительны. Помню, в последней нашей встрече, я грубо накричал на вас, что вы мешаете нам с мамой спать. Как хочется извиниться перед вами. Но вы же совсем маленькие, вам по семь лет. Вы тогда заплакали, заплакали передо мной в последний раз. Кажется, у нас начинаются первые проблемы. Майкл свихнулся, он хочет убить нас всех, чтобы ему досталось больше еды. Конечно свихнёшься здесь, тем более с его возрастом, ему уже за пятьдесят. Этого старого маразматика пришлось лишить такой возможности. Прости нас, Майкл… Мы не знаем сколько сейчас времени, но отсюда прекрасно видно загромождающую Луну, которая двигалась в нашу сторону, по крайней мере, нам так кажется.

Все остальные уже спят, а я не могу. Всё думаю о доме и своих малюток. Я часто плачу, даже в скафандре, никогда не повторяйте этого. Благо аккумулятора для подогрева хватает, но мне кажется, что это ненадолго. Вот, уже красная батарея мигает.

Мы полностью отрезаны от мира. Аккумулятор окончательно потух, уже два не можем уснуть. Запасы воды и еды на исходе, а пока Эмма пытается поймать сигнал, мы крепко обнимаемся и греемся о друг друга. Сойеру стало совсем плохо. Он говорил о сильной головной боли и слабости, кажется, у него температура за 40. Бывший врач, Чаминг мне намекнул и что, если к нему не последует, в ближайшее время помощь, он умрёт. Надеюсь, он ошибается.

В кое том веке, мне удалось поспать. Мы никак не могли следить за временем, и никто не знает сколько часов мы спали, но я всегда отчитываю дни своими записями, полагаясь на космическое чувство. Сойер лежал без сознания. Он посинел. Бедняга, тебя точно запомнят, как героя. У Чаминга началась паника, он быстро мотал из стороны в сторону и кричал, что было сил. Через скафандр, это было не так громко, но смотреть было больно. Мы с Эммой переглядывались, понимали, что он хочет умереть, как можно скорее, но пускать в открытый космос, это было слишком. Даже для опытных убийц. Я кричал ему в ответ: Но ты не сдавайся, реагируй и дыши! Мы не знаем, как ещё помочь тебе! Пожалуйста, мы спасёмся, я обещаю.

Мне пришлось всячески обманывать моего друга, и он поверил, давать ложную надежду, чтобы продлить его существование и наше знакомство.

Через несколько дней он скончался. Мы решили, что от жажды, так как он ничего не пил с того дня. Простите, что не мог описывать последующие дни, у меня не было сил. Еда и вода закончилась полностью. Не знаю сколько мы ещё протянем. Но я уже не чествую левой ноги. Было очень холодно, она отмёрзла, я весь уже отмёрз, но тепло удавалось сохранять чудесным образом, наверное, кто-то помог нам в этом. Холоднее уже не становилось, а чую, будь чуть холоднее, мы бы превратились в ледышки. Эмма себя чувствует хорошо, меня и всего экипажа удивляла её живучесть. Нам приходилось очень долго разговаривать, а больше и делать было нечего. Мы разговаривали о животных, о будущем планеты, о книгах и о том, кем могли бы мы стать на земле. Я ещё начинал глупо шутить про свою ногу, что мол она уже не нужна, «ходить то больше не придётся».

Проснувшись, я заметил, что Эмма ещё спит. «Но она всегда просыпалась раньше меня». Ах, слава богу она ещё жива. Я заметил её движение левой рукой. Сегодня мне стало ещё хуже. Меня тошнило и корабль затрясло. Небольшой камень, он попал о борт. Ничего страшного, нам больше нечего боятся.

Я проснулся и сразу за свой блокнот. Простите меня, но сегодня это мой последний день, когда я пишу. Руки начинают холодеть, такого я ещё никогда не испытывал. Я обманул вас и самого себя, написав, что нам больше нечего боятся. Страшнейшая смерть та, которая ползёт к тебе, как черепаха. И сегодня она очень близко… Мне никогда не было так тяжело писать, как сейчас. Ноющая боль во всем теле, это паршиво, теперь я завидую всем мёртвым.

Если кто-то прочитает это длинное письмо, пожалуйста, передайте его. Город Вашингтон, улица Press street 15, передайте пожалуйста, что Адам Веренски очень любит вас. Дочек зовут Джессика и Памела, они уже подросли. И соврите на счёт моей смерти, придумайте что-нибудь.

Прощай человечество! Теперь, меня нету с вами.