— Ой, а что это? — спрашиваю я, глядя на документы, одиноко лежащие на журнальном столике.
Рядом с ним возвышается Матвей, мой муж. Он только что пришел с работы. Хмурый до невозможности, словно ему сообщили, что акции его компании достигли критического минимума.
Я подбираюсь к столу. Медленно, нехотя. В сердце закрадывается тревога.
— А это, Катюш, заявление на развод, — как ни в чем не бывало отвечает он.
Стены гостиной начинают сужаться. Давят на меня.
— Что? Постой, ты хочешь развестись? — прыскаю со смеху. Нервно.
Я не верю своим ушам. Ком горечи в горле растет и душит меня.
Смотрю на мужа сокрушенно, а он меркнет в поле моего зрения.
— Не то что бы горю желанием, но иначе никак. Я много размышлял и решил, что для тебя будет лучше, если мы разведемся, — проявляет он "милосердие", полосуя на лоскуты мое сердце.
Ноги теряют силу и устойчивость. Я заваливаюсь на диван. Обхватываю голову руками, потираю пальцами виски. Нестерпимая боль пульсирует в них.
Я кошусь сначала на Матвея, который теперь заметно нервничает. Затем смотрю на заявление, подписанное им. В руки не беру, думая, что это какая-то проверка или глупая шутка.
— Один вопрос: почему? — удается мне вымолвить, и то практически беззвучно.
Жесткие губы мужа поджимаются в плотную линию. Скулы заостренные, взгляд направлен на меня исподлобья.
В любимых глазах цвета чистейшего янтаря таится ничем не прикрытая скорбь, способная выжечь всю мою душу до состояния золы.
— Ты ведь знаешь причину, — отзывается Матвей, а когда видит, как я отрицательно качаю головой, грубым тоном поправляется: — Не коси под дурочку! Ты догадывалась, что однажды все к этому приведет.
Я в шоке!
— Нет, Матвей! Я понятия не имею, о чем ты, — отвечаю, подавляя в себе желание разрыдаться.
Он убирает руки в карманы дорогих брюк и отходит к панорамному окну. Стоит спиной ко мне, не давая увидеть выражение его лица.
— Кать, ну ты же понимаешь, что как мать ты не можешь состояться, — словами ранит меня до самого нутра. Уничтожает беспощадно и хладнокровно. — Как жена и хозяйка нашего дома ты меня полностью устраиваешь, но ты не можешь родить мне наследника. А мне надо, понимаешь? Я хочу ребенка! Своего! Но нет же! Секс с тобой превращается в очередную гонку за беременностью, а заканчивается одним и тем же уже который год! ЭКО также не дает никакого результата! За всем этим ты не замечаешь, как становишься жалкой.
Боль... Она душит меня. Изъедает изнутри.
Разреветься бы, чтобы опустошить себя, но такую слабость я не могу себе позволить. Матвей не заслуживает ни одной моей слезинки!
— Ах, тебе надо! Тебе значит, только надо! — обиженно выплевываю, выделяя те эгоистичные слова, что больше всего унизили меня.
— Не придирайся! — надменно отрезает он. — Если ты забыла, то я единственный в семье, кто может продолжить наш род. Отец ждет этого от меня, понимаешь?
— Если ты забыл, то я напомню, что у меня имеются проблемы с репродуктивной системой, — парирую я, злюсь на него. — И что есть такое понятие, как суррогатное материнство, о котором ты вероятно тоже забыл! Мы же еще не пробовали даже! А что, если у нас получ...
Не дает даже договорить. Вплеснув рукой, прерывает меня:
— Поздно!
Тут явно должно быть продолжение, но Матвей отчего-то медлит.
— Объясни! — требую я.
— У меня была интрижка на стороне. Пару дней назад я узнал, что эта девушка беременна от меня! Я понимаю, что ты не станешь это терпеть, поэтому мне ничего не остается. Я предлагаю тебе развод. Без шумихи и всего прочего.
Застываю, словно молнией пораженная.
В груди разрастается боль. Как раковая опухоль она поражает все мои внутренние органы.
Еще позавчера мы занимались любовью. Матвей говорил, что любит меня, а сегодня...
Он изменял мне. Ложился в нашу в постель после другой женщины...
И даже не это самое главное.... У него будет ребенок от любовницы!
Не может этого быть!
Хотя, почему не может?
Ему ведь нужен наследник! Он грезит им! Мечтает о сыне, тогда как я вынуждена пить противозачаточные во избежание повторной беременности... а точнее, повторного выкидыша.
И вот к чему это привело. У него появилась другая. И она родит ему ребенка. Она, а не я!
Это невыносимо.
Он ведь должен понимать, как сложно мне давался каждый выкидыш.
Часть меня умирила с нашим ребеночком! Я мертвая изнутри, но ему плевать!
Сволочь! Как же я была слепа!
Я ведь уже который год отравляю себя гарью нашей выжженной любви. Надежд, которым не суждено сбыться.
На протяжении нескольких лет мне было больно до исступления, но я как преданная и любящая жена думала, что у нас все наладится. Совсем скоро нас станет трое!
Что-то не так... Предчувствие плохое, как холодная склизкая змея, скручивающая собой все внутренности.
Прихожу понемногу в себя. Меня мучает дикая головная боль и жажда, что аж сглотнуть нечем. В области солнечного сплетения также болит страшно — не получается нормально вздохнуть.
Кое-как удается разлепить один глаз. Первое, что замечаю — на прикроватной тумбе стоит стакан воды.
Как здорово...
Тянусь за ним рукой, но что-то мешает. Движения сковывает.
Осматриваю себя и вижу прозрачную трубку, подсоединенную к моей левой руке. Из вены торчит катетер. А рядом с кроватью, в которой я лежу, стоит капельница с раствором внутри.
Еще и платья на мне нет. Вместо него надета пижама, которую еще выдают в больницах. А под пижамой — только трусы.
Что за дела?
Я резко выдергиваю катетер. Неаккуратно. Провоцируя небольшое кровотечение.
Морщусь от вида крови. Ненавижу ни то, как она выглядит, ни ее тошнотворный запах. Она ассоциируется у меня с чем-то плохим. Со смертью. Выкидышем.
— Ну вот вы и очнулись, — раздается мужской голос. Совсем близко, а справа от меня слышится возня. Шелестения.
Оборачиваюсь в сторону источника звуков.
Наблюдаю рядом с собой невысокого седовласого мужчину. Худощавого, с аккуратными бородкой и усами. На глазах очки с увеличительными линзами. Одет он в изрядно поношенный деловой костюм в крупную клетку.
Незнакомец передает мне стакан с водой, я беззвучно благодарю его, ошарашенно пялясь на него. Затем он становится над раскрытым чемоданчиком и поочередно напяливает на руки резиновые перчатки. Глаз с меня не сводит.
— Как вы себя чувствуете, Екатерина Андреевна? Вы помните, как оказались здесь? — добродушно интересуется он, наполняя шприц каким-то неизвестным мне веществом.
— Н-нет.
— Немудрено, вы проспали около суток. Вашему организму так проще было справляться со стрессом.
— Со стрессом? А... где я? — спрашиваю, но тот намеренно уходит от вопроса и подносит стакан к моему рту, поскольку сама я не в том состоянии.
— Ну что вы, пейте... пейте водичку. А то ведь без воды ни туды и ни сюды.
Отпиваю глоток. С усилием проглатываю воду — не лезет. Ни туды, ни сюды.
Между тем я с опаской озираюсь по сторонам. Напрягаю память, пытаясь отыскать в ней отрывки прошлого дня, которые могли бы поведать о том, что вчера произошло.
Я продолжаю обшаривать взглядом каждый угол комнаты. Просторной, мрачноватой, но довольно стильной. Тот, кто занимался дизайном комнаты, наделен безупречным вкусом.
Однако это место мне совершенно незнакомо. Я не бывала тут прежде.
Еще и окна занавешены плотными шторами, что не разобрать ни где я нахожусь, ни какое сейчас время суток.
— А что все-таки со мной произошло? — грубым голосом издаю, разгоняя пальцами боль в виске. Прочищаю горло. — И где мой муж?
Если бы со мной произошло нечто страшное, Матвей был бы рядом. Он не отходил бы от меня ни на шаг, пока я не очнусь.
Почему его нет, черт возьми?
— Не волнуйтесь. Вашей жизни ничего не угрожает, — отвечает мужчина. — У вас небольшое сотрясение мозга, а также ушиб грудной клетки. Но в целом картинка довольно позитивная, если учесть, что в момент аварии вы были не пристегнуты. Сейчас я поставлю вам обезболивающее, чтобы вы могли еще немного вздремнуть. А ваш муж, — старик хмурит седые кустистые брови. — Он скоро придет к вам.
Сердцем чувствую, старик что-то недоговаривает. Он лукавит насчет Матвея.
Порываюсь встать, чтобы отыскать свой телефон и позвонить Матвею, но тело не подчиняется. Слабость доканывает и я заваливаюсь обратно. А голову пронзают воспоминая прошлого дня.
Матвей не придет, потому что... вчера он захотел развестись со мной. Он изменил мне. И у него будет ребенок от любовницы.
А потом... Потом он чокнулся и просил меня забыть обо всем. Я уехала и... кажется, отвлеклась от дороги, из-за чего меня угораздило попасть в аварию.
Бо-о-оже!
Мне только что пришлось пережить все эти ужасы заново! Я вспомнила. Воссоздала всю картинку целиком. Ничего не забыла. Но на сей раз ни одна жила во мне не дрогнула.
Хорошо, что Матвея здесь нет, иначе его лживую морду я искромсала бы до неузнаваемости.
На нервах я сжимаю в ладони стакан, рискуя раздавить его силой своей ненависти. Подношу ко рту и крупными глотками выпиваю воду до последней капли.
— Так вы врач? — спрашиваю я, не замечая на мужчине белого халата. — Я что, попала в больницу? В какую? Мне нужно сообщить родственникам. Они меня наверное уже ищут, — лукавлю я, поскольку с родственниками я не общаюсь три года. Со дня свадьбы... У меня только подруги, с которыми я вижусь каждый будний день в своей фитнес-студии.
Мужчина насупливается, сдвигает одеяло в сторонку и проспиртованной ваткой протирает участок на моем правом бедре.
И тут вдруг закрадываются сомнения, поскольку для палаты больницы эта комната выглядит чересчур роскошно.
Открываю слипшиеся глаза. Я все в той же комнате.
Тишина вокруг царит гробовая. Ни единого звука не слышно. Словно в этом доме все вымерли.
Вдруг ощущаю нечто странное. Лицо прожигает посторонний взгляд.
Я здесь не одна!
На периферии зрения мелькает что-то. Я замечаю движение сбоку от себя. Слышу ровное дыхание.
Присматриваюсь к темноте, к креслу, расположенному у окна. В нем восседает мужчина в расслабленной позе. Потирает ладонью челюсть, явно о чем-то размышляя. И эти плавные движения запястья рождают легкий отблеск, исходящий от циферблата его наручных часов.
Мужчина погружен во мрак. Свет от настольной лампы доходит лишь до его подбородка, проросшего густой, но ухоженной растительностью. А вот все, что выше него — мне не удается рассмотреть, но точно могу сказать, что это определенно не тот старик. Комплекция сильно отличается. Мужчина гораздо выше и крупнее ветеринара.
— Вижу, Катерина, ты уже проснулась. Как ты себя чувствуешь? — говорит мужчина, сделав выразительный акцент на моем имени.
Сердце екает, потому что так меня никто раньше не называл, кроме отца.
Его незнакомый рокочущий голос с необычайным произношением отскакивает от стен комнаты и рикошетит прямиком в сознание, закручивая в воронке.
Он знает мое имя, но я уверена, что не знаю этого человека.
— Кто вы? — спрашиваю я слабым голосом.
— Тот, в чью машину ты въехала вчера, — поясняет непринужденно и совершенно без упрека, все еще находясь в тени.
"О, ужас!" — мысленно стенаю я. Вот же угораздило!
— Ладно, а обращаться я к вам как могу?
— Дамир, — отделывается коротко.
Дамир... Что-то знакомое. Не так давно я слышала это имя.
Точно!
Его упоминал мой муж при телефонном разговоре. Как поняла, они должны были встретиться сразу после моего побега.
Наверное, отсюда он и узнал меня. Поэтому знает мое имя.
— Зачем вы привезли меня сюда? Может, потрудитесь объяснить... Дамир, — намеренно произношу его имя по слогам.
Мужчина приподнимается из кресла и делает пару размашистых шагов в мою сторону. Наконец, он выходит на пространство, освещенное светом.
О, боги...
Меня прошибает крупной дрожью. Не то от страха, не то из-за волнения.
И когда серый взгляд пронзает меня насквозь... Когда его могучая тень раздваивается на полу и тянется за ним следом, подобно покорным слугам, мне становится не столько волнительно, сколько страшно.
Он словно дьявол, покинувший преисподнюю и отправившийся за новыми чистыми душами.
Своим мрачным видом мужчина насылает мрачность и гнетущей обстановке... и моим мыслям.
Он следует прямо на меня. Медленно сокращает между нами расстояние. Плавно. Тягуче.
Я инстинктивно прижимаюсь спиной к изголовью кровати и притягиваю ноги к груди.
Туго сглатываю, изучая его непроницаемое лицо: черные волосы, зачесанные назад; высокий лоб; широкие брови, сдвинутые к переносице; жесткую, темную щетину, проросшую на щеках, над красивыми губами и на мужественном подбородке; и острый ястребиный взгляд, пробирающий до костей.
Мужчина, облаченный в брюки и черную рубашку с закатанными по локоть рукавами, становится около кровати.
Высокий, широкоплечий, смуглый.
От него приятно пахнет. Насыщенный аромат моментально забирается в ноздри. Этот запах способен усыпить мою бдительность.
И теперь я не могу глаз отвести от него, точно впала в гипноз. Тело не слушается. Не двигается больше. И вздохнуть не получается. Грудь обручем невидимым сковало.
Он правда дьявол, не иначе. И возраст сложно так сходу угадать. Предположу, что в промежутке между тридцатью и сорока.
— Ты крайне неосторожна, Катерина, — сурово чеканит он. Медленно покачивая головой, теперь уже упрекает, будто мы давно знакомы, и я ему небезразлична. — О чем ты думала, когда решила пренебречь ремнем безопасности? Ты же могла угробить себя! — делает паузу, склоняется надо мной и прикасается ладонью к моему лбу, отчего я замираю и перестаю дышать. — Но, к счастью, все обошлось.
Задираю голову на мужчину, ощущая себя крошечной песчинкой, которую можно сдуть одним взмахом его густых черных ресниц. Он с интересом разглядывает мое лицо. Смотрит на меня так, как смотрел бы человек, тревожащийся за мое здоровье.
Я вздрагиваю, когда его пламенная ладонь ложится на мою щеку.
Не выдерживаю столь фривольного порыва, и резким движением скидываю с себя его ручищу.
— Не прикасайтесь ко мне, — судорожно шепчу я. — Мне нужно домой. И вообще я замужем, так что держите свои руки при себе лучше, — для достоверности показываю ему обручальное кольцо, которое не додумалась выбросить.
Дамир головой качает снова, не удостоив кольца вниманием.
— В последнем сильно сомневаюсь, — говорит он на полном серьезе.
Только утром решаюсь проверить свой телефон. Просматриваю уведомления, коих на экране отображается несчетное множество. Парочка из них — пропущенные от подруг: Карины и Амелии, еще пара звонков от наших постоянных клиентов студии. Еще мачеха Матвея за каким-то делом звонила. Просто звонок от нее — это большая редкость, она же у нас любительница эсэмэситься.
А вот все остальные звонки были от самого Матвея. Звонил мне не переставая. Так мало того, он еще и сообщения написывал.
И как только совести хватило?
"Кать, я погорячился... насчет всего погорячился".
"Давай не будем принимать поспешных решений. Для начала нам нужно встретиться и все обсудить. Как двум взрослым людям".
"Перезвони мне. Я люблю тебя. Только ты мне нужна и никто больше. Дай нам шанс".
Зла не хватает!
Стираю подчистую переписку с мужем, бросаю телефон в сумочку и отправляюсь в душ.
В ванной комнате я смотрю на свое отражение в большом зеркале. Верчу головой влево-вправо, разглядывая физиономию — в целом внешний вид довольно сносный. Особенно если учесть, что позавчера моя жизнь перевернулась с ног на голову, а в довесок ко всему я еще попала в аварию.
Из видимых признаков — разве что рассечение на левой брови и небольшой кровоподтек.
Впрочем, это ерунда, которую я с легкостью замаскирую умелым макияжем.
Мне грех жаловаться. Все могло быть гораздо хуже.
Приняв душ, я привожу себя в порядок, наношу тон на лицо и слегка прихватываю тушью ресницы.
Затем я собираю волосы в небрежный пучок и нахожу свою одежду в шкафу. Она высушена и отпарена. Даже бюстгальтер и тот Дамир умудрился отдать в химчистку — от него пахнет приятным ароматом кондиционера.
Спасибо, конечно. Но не стоило ему лезть в святая святых! Это же нижнее белье, алло!
Одеваюсь, и снова смотрю на себя в зеркало.
Почти идеально! Я готова.
Вот только к чему?
Ближе к обеду я принимаю решение убраться из этого дома и поехать в свою студию. Мои девчонки меня наверное уже обыскались.
Прихватив с собой туфли с сумочкой, я распахиваю дверь. Выхожу в коридор и прислушиваюсь к звукам в доме — тишина.
На цыпочках я направляюсь вниз по лестнице и совсем некстати задаюсь вопросом: а есть ли у Дамира семья?
Семейные фотографии если в этом доме и имеются, то они хорошенько скрыты от посторонних глаз.
Напрягаю память, дабы вспомнить, видела ли у Дамира обручальное кольцо. Сама-то я "похвасталась", а вот у него кольца — не припомню. Как-то я не обращала на это внимание. Голова была забита другим.
А вдруг он женат? А что? Это очень даже возможно!
"Вот же неловко будет, если в гостиной я встречусь с его женой и целой оравой детишек", — лихо проносится в моих мыслях.
И тут на тебе...
На самой последней ступени я врастаю ногами в пол. А в залитой солнечным светом гостиной открывается вид на чью-то ногу. Ступню, энергично покачивающуюся и обутую в изящный черный туфель на высоком каблуке.
Выглядываю из-за широкой колонны, боясь быть замеченной. Одним глазком пытаюсь оценить обстановку.
На большом п-образном диване, в самом углу, сидит блондинка, одетая в строгий брючный костюм и белую блузку с неглубоким декольте.
Волосы ее собраны в прилизанный конский хвост, а на коленях покоится черный кожаный портфель.
Судя по скучающему выражению лица, она явно не знает, чем себя занять. Потому и вынуждена залипать в телефоне.
Интуиция подсказывает, что никакая она не хозяйка дома.
С этими мыслями я схожу с последней ступени и в неловкости прочищаю горло.
Девушка вскидывает голову и наконец замечает меня. С дежурной улыбкой она вскакивает с дивана, портфель зажимает подмышкой и прячет телефон в сумочку, свисающую с плеча.
— Вы, должно быть, Екатерина? — спрашивает она, вышагивая мне навстречу.
— Все верно, а вы? — насторожена я.
— А я Алевтина, — протягивает мне руку, я тут же пожимаю ее хваткую ладонь, — я помощница Дамира Ильдаровича. Он велел мне подвезти вас и передать вот это, — вручает мне портфель, который по первым ощущениям кажется пустым. Довольно легкий.
— С-спасибо, — киваю я, удивляясь такому неоднозначному преподношению.
Однако вместе с тем во мне рождается нестерпимое желание открыть его незамедлительно и проверить содержимое, поскольку внутри отдел оказывается опломбированным. Словно Дамир не доверял своей помощнице. Или же внутри хранилось нечто такое, о чем должна знать только я.
Несмотря на жгучее любопытство, я закрываю портфель. На всякий случай. В студии как раз и изучу содержимое.
— Ну что, вы готовы? Мы можем ехать? — улыбается Алевтина, вынимая из своей сумочки ключи от авто. Не мои.
— Я думала, что поеду на своей машине. Разве нет? — озадаченно моргаю.
— Кать, я так волновался. Обзвонился тебе. Я же всю ночь не смог глаз сомкнуть. Где ты была? Почему не отвечала на мои звонки?
Я словно воды в рот набрала. Стою по стойке смирно и пялюсь на этого подонка, который корчит из себя жертву.
Обыскался он меня. Обзвонился.
На нем та же одежда, что и позавчера. Помятая. Да и сам он помятый. Небритый. Под глазами темные круги, на белках выступили капилляры.
А в воздухе я улавливаю сигаретную вонь. Матвей дымит как паровоз только когда сильно нервничает.
Ну вот что мне ему говорить?
Может, он и впрямь сожалеет обо всем. Может, правда раскаивается?
Как бы то ни было, меня это уже не должно волновать! Поезд ушел!
Только раскрываю рот, чтобы выдавить из себя элементарное "по кочану", как вдруг перед глазами моими предстает мужчина, внезапно появившийся в моей жизни. Мужчина, которого я почему-то побаиваюсь.
Он вызывает во мне неведомые эмоции, которые просто невозможно держать на контроле. Ведь стоит только взглянуть на него, как сердце сжимается, замирает, язык прилипает к нёбу и тело больше не подчиняется.
Тем не менее Дамир выглядит безупречно. Он выделяется на фоне моего мужа. Не только величавой осанкой, правильными чертами лица и мощнейшей мужской энергетикой, но и осознанностью во взгляде, что говорит о его зрелости.
— Я же говорил тебе, она объявится. Милые бранятся, только тешатся, — произносит Дамир, по-дружески похлопывая Матвея по плечу.
Он делает шаг в мою сторону и протягивает свою ладонь.
— Мы еще не были знакомы. Позвольте представиться, Дамир Усманов. Мы работаем с вашим мужем в одной команде, — поясняет он, мягко пожимая мою ладонь, удерживая ее чуть дольше, чем следовало бы, отчего ток бежит по венам.
Но почему-то он не выдал Матвея. Не сказал, что по факту тот является его подчиненным.
— Очень приятно, Дамир. Будем знакомы, — в неловкости подыгрываю ему, раз уж он настолько филигранно притворяется, будто незнаком со мной лично.
Кожа лица горит от его пламенного взгляда. Он смотрит на меня так, словно способен заглянуть в саму душу. Я сама не в силах отвести от него взгляд.
Дьявол!
В Матвее вдруг просыпается ревность. Он наигранно прочищает горло, и тогда Дамир выпускает мою руку.
— Простите за мое неуместное любопытство, но что с вашим лицом? — интересуется он следом.
Я судорожно дотрагиваюсь до своего лба, провожу рукой по рассечению на брови и меня бросает в удушливый жар. В глазах начинает темнеть.
Или я сейчас говорю правду. Швыряю в лицо Матвея снимки с блондинкой и подписываю заявление на развод, избавляя тем самым себя от жизненных испытаний.
Либо же я загоняю себя в жесткие рамки и плету вокруг себя паутину лжи и лицемерия. Проще говоря, следую указаниям Дамира (в записке) и смотрю, что из этого выйдет.
Тем временем две пары глаз устремляются четко на меня. Мужчины загоняют меня в ловушку, облепив с обеих сторон.
Слева от меня стоит предатель, с которым я прожила три года, а справа — человек, о котором я не знаю ничего.
И если в глазах Матвея угадывается тревога, то по Дамиру, опять же, нельзя сказать ровным счетом ничего.
Но на интуитивном уровне я чувствую, как последний воздействует на меня. Как мысленно он давит. Ничего при этом не делая.
Но он желает помочь... Так ведь?
У него есть то, что может разоблачить Матвея!
— А это... — тушуюсь, издаю взволнованный вздох. — Кажется, позавчера... — снова встречаюсь с тяжелым взглядом Дамира и что-то вынуждает меня выпалить: — Позавчера возле отеля на меня напали двое неизвестных. Наверное, хотели изнасиловать, — намеренно сгущаю краски.
— Что-о-о? На тебя напали? — возбужденно горланит Матвей, вихрем подлетая ко мне, обнимает, целует меня в висок, на ранку дует, — Кто? Кать, ты уже обращалась в полицию? Что они тебе сказали? Они уже ищут нападавших?
— Ох, — нет слов, одни междометия.
Если честно, мне не до разговоров. Как бы просто выстоять, вытерпеть этот бурный натиск, направленный со всех сторон.
Сложно, но я буквально приказываю себе держаться из последних сил. Велю себе реагировать на объятия мужа... и на его ласку так, как будто между нами не произошел раскол.
— Прости, прости, Катён. Это я виноват, моя вина, не нужно было мне... — Матвей зарывается носом в изгибе моей шеи, напрочь забывает, что мы тут не одни.
Пребывая в ступоре, я нахожу взглядом Дамира. Черты его лица заметно смягчаются.
Он одаривает меня скупой улыбкой, пока Матвей занят разглядыванием моих увечий на лице. Пока я силюсь, чтобы не скинуть с себя его мерзкие руки и не послать к черту.
— Очень надеюсь, что в скором времени все ваши обидчики получат по заслугам! — встревает Дамир, задумчиво глядя на спину Матвея, явно на что-то намекая.
— Они ответят за все! Они заплатят! — рычит обозленно Матвей. — Я так просто это не оставлю. Сам их найду и уничтожу!
Как только Дамир уезжает, мне приходится не только разыгрывать драму, но и тщательно подбирать слова, а также мысленно делать заметки. Во избежание дальнейших оплошностей.
Просто мне никогда еще не доводилось столько врать. А я все-таки приняла решение врать... Играть. Для эффекта разорвавшейся бомбы.
— Объясни, где ты была все это время? Я звонил Карине, но тебя у нее было. Я же чуть с ума не сошел за эти два дня, — вместо вымаливания прощения Матвей принимается вести допрос, меряя гостиную размашистыми шагами и мельтеша у меня перед глазами.
Не с того мы начали...
Очевидно, он забыл, что изменил мне и предлагал всякие гнусности.
— Ну не могла я приехать раньше. Я же очнулась в больнице! — отвечаю слезно, сидя на диване. — Как только все произошло, прохожие вызвали "скорую". Я была без сознания.
Демонстративно дотрагиваюсь до своей головы и корчусь от наигранного приступа острой боли.
— Черт! Не нужно было тебя никуда отпускать! — гаркает Матвей и шарахает кулаком в свою же ладонь.
Но по голосу слышно, как он корит себя.
Кто знает, может, он тоже отыгрывает свою роль? Роль любящего мужа.
Надо бы проверить.
— А что... что позавчера произошло? Почему я была одна у отеля? — спрашиваю на удивление ровным и спокойным голосом.
Муж резко тормозит напротив меня и в изумлении вытягивает физиономию.
— В смысле? Ты не помнишь, что ли?
— Вообще ничего. Черная дыра в голове, — отвечаю весьма убедительно.
А для пущей убедительности я вынимаю из сумочки справки, разворачиваю и передаю Матвею.
— Вот посмотри. Тут все подробно расписано о моем диагнозе.
Муж опускается на диван рядом со мной и внимательно вчитывается в документы. Между бровями залегает глубокая складка. Он то поднимает на меня ничего не понимающие глаза, то вновь опускает. Похмыкивает, досконально изучая справки с анализами. А затем сворачивает бумажки и заторможенно кладет на журнальный столик.
Что-то замышляет. Я прям чувствую.
Потому внутри я ликую. Уже праздную победу.
Он повелся! Клюнул на крючок! Заглотил наживу и не подавился даже!
— Кать, а что последнее ты помнишь? — прищуривается он.
Я деланно задумываюсь, прикусывая щеку изнутри. Изображаю муки на лице.
— Кажется, то как мы ездили к Карине на день рождения. А еще помню, как на обратном пути мы хотели заняться любовью на заднем сиденье, но звонок твоего отца сбил весь настрой. А когда мы приехали домой, ты приготовил мне горячую ванну с кокосовым молочком и мы продолжили, с чего начали, — вру я томным голоском, мысленно сворачивая его в бараний рог. — Это было поистине волшебно.
Матвей реально сидит уже весь на изжоге. Он почесывает макушку и кажется не может поверить такой удаче.
— Кать, так это ж было две недели назад, — задумчиво произносит. — Получается, это твое последнее воспоминание? Больше ничего не помнишь? — я отрицательно качаю головой. — Вообще-вообще?
Эмоции у Матвея бьют через край, но я вижу, с каким трудом ему удается сдерживать их, дабы не навлечь на себя подозрения.
Знал бы он, что и мне приходится держать себя в руках, чтобы хорошенечко не съездить кулаком по его смазливой и наглой роже.
— Врачи предупредили, что последние недели могут безвозвратно затеряться в моей памяти, но это пустяки. Ты же мне расскажешь, что я упустила? — предоставляю ему шанс примерить на себя роль мужика и самому во всем сознаться. — Мы вместе восстановим все мои воспоминания. Правда же?
— Ага, — заторможенно отвечает, кивает, шестеренки в его голове прокручиваются в усиленном режиме, — Подожди, что прям навсегда? Ты можешь никогда не вспомнить события последних двух недель?
— Есть такая вероятность, — досадливо пожимаю плечами. — Так что было, Матвей? И почему ты прислал мне те сообщения? Почему ты просил нам дать еще один шанс? Мы что, поругались?
Лукьянов тут же падает на колени, вытягивает руки и начинает буквально душить меня, увлекая в крепкие объятия. Сжимает меня руками настолько сильно, что кости хрустят.
— Девочка моя, как же я сильно скучал. Я места себе не находил. Клянусь, с этого дня мы больше не будем ругаться! Я все для этого сделаю! — осыпает мое лицо поцелуями. Мокрыми, противными. Нашептывает на ухо: — Я ведь думал, что потерял тебя, но я исправлюсь. Я все исправлю.
С каждой минутой мне все сложнее дается изображать из себя дуру.
Но я убеждаю себя, что все это делаю во благо себе же. Раз такое дело, мне нужно воспользоваться случаем, чтобы успеть созвониться со своим юристом, проконсультироваться, показать, что на данный момент имеется у меня против Матвея, и свести к миниму все риски. Какой бы гордой я ни была, в этом поединке я еще поборюсь... Я возьму свое! Отожму до последней капли. Я выведу предателя на чистую воду. Направлю течение в противоположную сторону, чего бы мне этого ни стоило!
— Ну что ты? Все ведь обошлось. Я здесь, рядом с тобой, — зарываюсь пальцами в его мягких волосах пшеничного цвета, оставляю поцелуй на небритой щеке, несмотря на лютое отвращение.
Выхожу из ванной и сразу же напарываюсь на Матвея, выходящего из гардеробной.
Смеряю его взглядом. Судя по еще влажным волосам, уложенных в прическу, он успел принять душ в ванной на первом этаже. Сбрил пушок со щек, как обычно оставив короткую русую щетину под носом и на подбородке. В общем, посвежел заметно. Он также переоделся в чистые футболку-поло и джинсы. Из заднего кармана краешек портмоне торчит.
— Кать, мне нужно смотаться кое-куда ненадолго, — предупреждает меня. — Ты же побудешь дома одна?
"С большой радостью! Вали, куда совесть позволит. Можешь вообще не возвращаться!" — свечусь я внутри, но разыграть очередную сценку мне не составляет особого труда. Я заваливаюсь на кровать и в расстройстве дую губы.
— А куда ты? Сегодня же выходной. Я думала, мы проведем его вместе.
— Отец позвонил. Попросил меня приехать и помочь ему разобраться с газонокосилкой.
— С газонокосилкой? — уточняю с изрядной долей скепсиса.
"Ну и как зовут эту газонокосилку?" — хочется съязвить, но я вовремя прикусываю язык.
— Ага. Купил какую-то навороченную японскую махину. Так он даже включить ее не может. Ни он, ни садовник, представь, — натужно посмеивается Матвей, мнется чего-то у двери, а по хитрой морде лица вижу — сочиняет прямо на ходу. Да так бездарно, что только идиотка может поверить в подобную чушь.
Моя же задача как раз заключается в том, чтобы продолжать изображать из себя круглую идиотку. Дабы у Матвея не возникло ни единого сомнения в том, что я ему доверяю.
А посему я вымучиваю вздох, преисполненный паскудной тоской, и приподнимаюсь с кровати, намереваясь как следует... выпроводить его отсюда.
— Ну тогда, конечно. Поезжай, а я пока вздремну.
Совсем некстати я рукой задеваю ненадежный узелок на поясе халата и он развязывается, чуть обнажая бедра и ложбинку груди.
Матвей подвисает на долю секунды. Хищным взглядом блуждает по моему телу, до тех пор пока я не соображаю, в чем дело.
Резко поправляю на себе халат. Тогда Матвей делает выпад и хватает меня за руку. Притягивает с силой к себе.
— Эй, ты чего? — понимаю вдруг, что попала в ловушку.
Матвей помалкивает. Просто смотрит на меня. Секунду, другую, третью. И с каждой последующей секундой его глаза становятся все темнее и темнее. Руки все более хваткими и развязными.
— Какая же ты красивая у меня, — в попытке заморочить мне голову произносит он томным голосом и по-хозяйски устраивает обе ладони на моих ягодицах.
"Полундра!" — сознание подает сигнал тревоги.
— Матвей, сейчас не... — не удается договорить, Лукьянов подается лицом вперед и вмиг накрывает своим ртом мои губы.
Он сминает их, несмотря на то что я пытаюсь увернуться. Рефлекторно я упираю ладони в его твердую грудь, тщетно пытаюсь оттолкнуть от себя.
Знала же, что когда-нибудь он полезет на меня. Морально даже готовила себя к этому. Но нет. Не могу я целоваться с ним! Вот хоть убейте! Хуже испытания не придумаешь!
А Лукьянов уже фиксирует мое лицо ладонями и, кажется, забывается напрочь.
— Я хочу тебя... хочу, малышка, ты даже не представляешь насколько сильно, — с хрипотцой произносит он в мой рот, и я едва сдерживаю себя, чтобы не зарядить ему коленом между ног.
Убить его готова! Придушить голыми руками! Сорвать весь план, чтобы у него даже мыслей возникало, что между нами еще что-то может быть.
— А как же отец с газонокосилкой? Тебя ведь ждут...
— Подождут, никуда они не денутся, — снова впивается в мои плотно сжатые губы и бесцеремонно просовывает одну руку под халат, под которым на мне ничего нет.
Он скользит по бедру, собственнически сжимает ладонью. Вонзается пальцами в плоть и давит с силой до тех пор, пока тишину не разрезает мой болезненный хрип.
Пульс тем временем существенно ускоряется, а само сердце поднимается к глотке, грозясь выпрыгнуть к чертовой матери.
— Нет... нет, Матвей, я не могу... не сейчас, — задыхаюсь я в преддверии панической атаки, стискиваю кулаки до боли, чувствуя, как меня до краев переполняет брезгливость, и как сильно он возбужден.
— Да перестань... все ты можешь, — шепчет заговорщически, уже лаская шею и двигая меня по направлению к кровати. — Я быстро.
Хм...
В его скорострельности я нисколько не сомневаюсь, тем не менее это выше моих сил.
Никакое возмездие не стоит того ада, на который я обреку себя, если позволю ему воспользоваться мной и моим телом после всего того, что он натворил.
Я не стану падать так низко!
— Девочка моя, ты такая сладкая, м-м-м... и вся моя... только моя.
Матвею практически удается оттеснить меня к кровати. Еще один малюсенький шаг — и он завалит меня на матрас, и тогда я уже не смогу в полной мере сопротивляться. Мне придется выдать себя. Иначе никак.
А-а-а! Как же бесит! И зачем я только вписалась под этим!
В последнюю секунду я применяю всю свою силу и с глухим рыком буквально отталкиваю его от себя.
Далеко Матвею не удается уехать. На выезде из нашего коттеджного поселка я настигаю его авто и начинаю вести преследование.
Он и впрямь держит путь к дому отца. Во всяком случае пока следует в ту степь. Я же стараюсь не наглеть — соблюдаю приличную дистанцию и отвешиваю себе мысленный подзатыльник, как только увеличиваю скорость.
Нельзя! Заметит меня — сразу поймет, что я задумала неладное в отношении него. А мне кровь из носа надо обставить его! Чтоб до конца своих дней помнил, какое он двуличное ничтожество.
Но преследование в результате ни к чему меня не приводит. Через десять минут машина Матвея сворачивает в соседний элитный поселок и останавливается у отцовского дома, а сам он выходит из машины и скрывается во дворе.
На этом я не останавливаюсь. Мне мало. Нужны неопровержимые доказательства. С моим муженьком теперь только как.
Я паркуюсь за углом под густой сосной и выскакиваю на улицу, желая проследить за ним. Заглядываю в просветы в живой изгороди. Слышу знакомые голоса. И тут я уже ничего не понимаю.
Либо я стала чрезмерно мнительной, либо Матвей заделался кристально-порядочной сволочью. Потому что история с газонокосилкой оказывается не выдумкой, а правдой.
Матвей в самом деле возится у дома с чертовой газонокосилкой. В окружении отца и садовника читает инструкцию, и всячески пытается ее завести.
Облом...
Мысленно ругая себя, я разворачиваюсь, сажусь в машину и уезжаю.
Но компромат раздобыть хочется просто страсть как...
И по приезде домой я не придумываю ничего иного, кроме как прошерстить кабинет Матвея вдоль и поперек. Не просто же так он проводит в нем большую часть своего времени. Порой засиживается так, что засыпает в кресле. Бывало и такое.
Войдя в просторное помещение, где в воздухе витают смешения ароматов дерева и табачного дыма, я прохожу за рабочий стол и устраиваюсь в массивном кожаном кресле, осматриваю владения.
Будь я Матвеем, где бы я прятала свои грязные секретики? И прятала ли вообще?
Что-то мне подсказывает, что он все держит в своем телефоне, с которым не расстается никогда.
Я все равно выдвигаю ящики, прочесываю полку за полкой, изучаю их содержимое, рассматриваю документы, записные книжки, заметки. Нахожу неподписанный экземпляр нашего брачного договора. Откладываю его в сторонку.
Порядка двух часов у меня уходит на все про все — и в конечном счете я ничего важного не нахожу.
В расстроенных чувствах я отправляюсь на кухню и делаю себе кофе. Насыщаюсь бодростью, чтобы приступить к новым поискам. Я перерою весь дом, если надо будет!
Внезапно раздается телефонная трель, доносящая из холла. Я лечу к телефону. Почему-то промелькнула мысль, что Дамир может звонить.
Я сметаю телефон с комода и при виде имени звонившего на экране кривлю рот.
— Да, Алия, добрый день! — с наигранной радостью принимаю я вызов от многоуважаемой мачехи Матвея, что на восемнадцать лет младше моего свекра.
Женщина красивая и весьма амбициозная. Ну и хитрая, разумеется. Раз смогла женить на себе столь своенравному мужчину и закоренелого холостяка вроде Антона Павловича.
Их скорый брак внес небольшой раздор в семью Лукьяновых. Матвей всерьез не воспринимал женщину, несмотря на то что она старше его на восемь лет и к своим годам уже владеет сетью отелей по всей стране. Но вскоре он смирился с их союзом. Ему пришлось закрыть на все глаза. Другого выбора у него не было.
— Катенька, здравствуй. Передай своему мужу, чтобы он не беспокоился. Матвей забыл у нас портмоне, а я только сейчас заметила, — объясняет она цель своего звонка.
— А он что, уже уехал от вас? Когда? — спрашиваю, сверяясь с часами, встроенными в микроволновку.
— Да он заехал к нам на пять минут всего, даже ужинать не стал, спешил куда-то. Я ему звоню, а он что-то недоступен.
Вот зараза!
Все-таки под газонокосилкой крылось нечто другое! Как чувствовала, что газонокосилка эта с буферами окажется! Наверное, еще и заводится с пол-оборота, не то что отцовская!
Тьфу, блин!
Не нужно было сворачивать слежку. Надо было ждать до последнего и был бы у меня на руках сейчас компромат!
— Хорошо, Алия. Сейчас я смс ему напишу. Ждите, заедет скоро.
— Катюш, а у вас с Матвеем все хорошо? Вы не ссорились? — Алия вкрадчиво продолжает после небольшой паузы.
— Да вроде бы нет, а что? Он что-то говорил тебе? — напрягаюсь.
Это раньше Матвей был настроен против Алии, но со временем они спелись. Он начал трепаться ей о наших отношениях. Советоваться с ней.
Не удивлюсь, если он разболтал ей о моих выкидышах. При редких встречах я порой ловлю на себе ее сочувственные взгляды. С детьми у нее тоже пока еще не вышло.
— Нет, но он показался мне каким-то нервным сегодня, мягко говоря. С отцом огрызался, слово ему не скажи. Потом разговаривал с кем-то по телефону на повышенных, а через минуту в спешке уехал куда-то. Так значит, у вас нет проблем?
Матвей объявляется дома около одиннадцати вечера. Я притворяюсь спящей, лишь бы не видеть его и не заводить лишних разговоров из серии "где ты был? Бегал? Тогда почему твоя футболка сухая и ничем не пахнет?"
К слову, о запахах...
Когда он входит в спальню, вместе с ним внутрь проникает аромат вишни с терпкими нотками. Что примечательно, аромат довольно знакомый, но так сразу я не могу разобрать, где именно его слышала.
Это могут быть женские духи или же Матвей снова пристрастился к пагубным привычкам и насквозь пропах дымом электронной парилки.
Впрочем, мне без разницы. Притворяюсь дальше, а Матвей раздевается, быстро принимает душ и ложится рядом со мной.
Спасть с ним в одной кровати — то еще испытание, и я прошла бы его, если бы в какой-то момент на своем затылке не ощутила его струящееся дыхание.
Он прижимается ко мне своей обнаженной грудью и забрасывает на меня ручищу. А в таком положение мое существование становится крайне невыносимым.
Я дожидаюсь, когда Матвей вырубится, тихонечко поднимаюсь с кровати и ухожу в гостевую комнату досыпать с чувством душевного комфорта.
Просыпаюсь за полчаса до будильника Матвея. Приняв душ, я уделяю время коротенькому сеансу медитации, после чего созваниваюсь со своим знакомым адвокатом и высылаю ей брачный договор на изучение. Тот самый, который вчера нашла в кабинете Матвея. Просто мне лень было подниматься в спальню за своей копией. Я также отправляю копию переписки с Милашкой_95, надеясь, что она сможет выйти на эту девушку по нику.
Затем я принимаюсь за приготовление завтрака. Готовлю с совестью, невзирая на непреодолимое желание подсыпать в кофе слабительного. Для острых ощущений так сказать.
В любом случае уже поздно — муженек спускается в кухню.
Он проходит вдоль кухонного островка, по традиции целует меня в щеку, по которой я незаметно прохожусь рукавом халата, стирая его следы. Матвей устраивается за обеденным столом и принимается за еду.
— А ты зубы почистил? — интересуюсь я с покер-фейс.
— Кать, ну я же не маленький. Конечно, почистил, — отвечает он и проводит языком по белоснежным зубам для достоверности.
"Шалость удалась!" — мысленно ставлю галочку напротив первого пункта, размышляя, что бы этакого придумать для него на вечер.
Заменить его шампунь на средство для депиляции?
Он же так гордится своей густой золотистой шевелюрой а-ля "Принц Чаминг". Ухаживает за волосами, всякими гелями пользуется, восками. Порой дольше меня проводит в гардеробной у зеркала.
— Мне показалось или сегодня ночью ты не спала со мной в кровати? — спрашивает Матвей подозрительным тоном после затянувшегося молчания.
— Тебе показалось, — фальшиво улыбаюсь, забросив ногу на ногу.
— Приснилось, что ли?
— Угу.
Во избежание дальнейших вопросов я выхожу из-за стола и загружаю грязную посуду в посудомойку.
— Через час у нас запись. Ты готова ехать?
— А как же, готова! Оденусь и можем выезжать, — делаю над собой усилие, чтобы не закатить глаза.
Вскоре мы отправляемся в клинику.
У нужного кабинета нас встречает мужчина средних лет.
Поздоровавшись с ним, я сразу же акцентирую внимание на его белом халате. А точнее, на нагрудном кармашке, с которого свисает бейджик: Баринов Андрей Родионович — невролог.
Запоминаю его имя, мысленно уже строча сообщение Дамиру.
Однако меня омрачает тот факт, что Матвей вроде как знаком лично с врачом. Во всяком случае их общение наталкивает на эту мысль:
— Матвей Лукьянов! Сколько лет, сколько зим! Рад тебя видеть! — мужчины обмениваются приятельским рукопожатием.
— Взаимно, Андрей. Удивлен?
— Да нет. Сегодня с записями сверялся, увидел знакомые фамилию и имя пациентки. Сразу же понял, что твоя жена придет ко мне на прием. Но тебя я не ожидал здесь встретить, если честно. Ты же теперь занятой человек. Весь в работе.
Сдерживаю себя, чтобы не фыркнуть во всеуслышание.
— Да вот, — Матвей переглядывается со мной и устраивает ладонь на моей пояснице, привлекает к своему боку. — Жена моя на днях в беду попала. Отпустить ее одну никак не мог. Поможешь нам?
Черт! Черт! Черт!
Ну и как мне выкручиваться?
— Помогу, чем смогу! — врач учтиво кивает, переводит на меня взгляд и широким жестом приглашает в свой кабинет. — Пройдемте, Екатерина. Расскажите, что с вами стряслось.
— А могу я с вами пройти? Просто не хочется оставлять Катю одну, — буквально напрашивается Матвей, следуя за нами.
Меня бросает в пот. Я вся как на иголках.
Но, на мое счастье, врач остается непреклонен:
— Не волнуйся, Екатерина в надежных руках, — вежливо отвечает. — Если что, в тамбуре есть кофе-автомат, — деликатно отшивает моего мужа, прикрывает за нами дверь, после чего я могу позволить себе выдохнуть с облегчением.
Время тянется как резиновое. За пять минут ожиданий я придумываю различные версии того, каким образом у меня появилась эта чертова справка. Самая железобетонная из них — объяснить как есть и по возможности надавить на жалость. Сказать, что это была глупая инсценировка, дабы запастись временем, которое требуется мне для сбора компромата на Матвея.
Но и в итоге мне не приходится озвучивать ни одну из придуманных версий.
В кабинет возвращается Андрей Родионович.
— Что ж, Екатерина, вы были... были абсолютно правы, — произносит он сбивчиво, пряча телефон в карман брюк и оборачиваясь на дверной проем, словно за ним стая бешеных псов гналась. В поведении мужчины явно прослеживаются признаки нервоза. — Прошу меня извинить за то, что посмел усомниться в вас. Только, пожалуйста, давайте это останется между нами.
— Эм-м...
У меня не находится слов, но дышится теперь заметно легче. И дьявольский котел подо мной в одночасье остыл.
Отлегло, что называется.
— Хорошо, но кому я могу рассказать-то? — все же уточняю и мужчина становится белее мела, глазенки бегают из стороны в сторону.
— Ему, — шепотом отвечает, не внося никакой ясности. — Я не хочу проблем. Я очень крепко держусь за это место, понимаете?
Я рассеянно киваю, а Андрей Родионович вынимает из нагрудного кармашка платок и судорожно протирает им заднюю сторону шеи. Так усердно, словно до костей хочет дотереть. Он проходит за свой рабочий стол, усаживается в кресло и, положив руки на поверхность стола, сцепляет пальцы в замок. А те дрожат... Ровно так же, как и у меня пять минут назад.
— Уверяю вас, я никому ни о чем не расскажу, — клятвенно заверяю.
— Спасибо... спасибо вам, — выдыхает он с облегчением, сминая в кулаке свой платок.
— Так и что? Какими будут дальнейшие действия? — спрашиваю я, распрямляя свои плечи. — Полагаю, мне нужно готовить себя к многочисленным проверкам, анализам и всему прочему?
— Что вы? — отмахивается мужчина. — В этом нет никакой необходимости, — радует меня, заполняя форму какого-то документа. — Память к вам вернется как только вы сами того захотите.
Вот так просто?
И я бы посетовала на некомпетентность Андрея Родионовича, если бы не одно но... Это только на руку мне.
Смею предположить, он оказался под влиянием Дамира. Ну не могло мне так подфартить без постороннего вмешательства, а это лишний раз доказывает, что Дамир не так-то прост.
— Вот держите, — передает он бумажки, в которые я даже не смотрю. — На этом все, Екатерина Андреевна.
Складывается ощущение, что мужчина выпроваживает меня из своего кабинета.
— Я могу идти? — спрашиваю на всякий случай.
— Да, можете, — отвечает нервно и добавляет напоследок: — Очень надеюсь, моя помощь вам больше не потребуется.
Да он не просто желает меня выпроводить. Он считай открестился от меня, словно я бремя, свалившееся ему на голову как снег.
Что же Дамир ему такого сказал? Не запугал ли случайно?
— Тогда всего хорошего, — говорю я.
— И вам, — скупо отвечает.
Я выхожу из кабинета, прохожу вдоль коридора, где меня встречает Матвей.
— Ну что? Как все прошло? — подлетает ко мне.
— Да нормально все прошло, — отвечаю растерянно.
— Это что? Я могу посмотреть? — буквально вырывает у меня из рук документы, выписанные Андреем Родионовичем.
Пробегается по ним взглядом, а затем резко поднимается на меня голову.
— Подожди, и это все?
— Что тебя смущает опять? — одним глазком заглядываю в документы.
— А как же полное обследование? Как же томография, дополнительная диагностика, чтобы выявить причину нарушения памяти? Я же сказал Андрею, что случай сложный! Что можно вылечить одним походом к психотерапевту, я не пойму? — рычит Матвей от негодования. Злится чему-то до пара из ушей и зубовного скрежетания, пока читает рекомендации.
— Матвей, ты можешь говорить на полтона тише? Тебя же все слышат! — в неловкости озираюсь я по сторонам, замечая, что на нас косятся администраторы и посетители клиники.
Я беззвучно извиняюсь перед ними и вцепляюсь в руку Матвея, пытаясь увести его отсюда. А он с места не двигается. Еще и руку свою одергивает, отпихивает меня.
— Что-о-о? Еще и секс под запретом? На целый месяц!? Просто из-за того, что ты не помнишь две недели своей жизни? Это же смешно! А почему бы сразу на полгода не огранить? — бесится он уже, размахивая руками, а я смеюсь про себя, несмотря на всю абсурдность ситуации.
Все-таки стоит отдать должное Дамиру.
Уверена, это он надавил на Андрея Родионовича, чтобы тот указал в рекомендациях пункт, от которого Матвей по щелчку пальцев пришел в ярость.
Он же сейчас взорвется от злости!
— Господи, это же всего лишь месяц. Потерпишь. Зачем делать из этого целую трагедию? — вырываю из его рук листы и успокаивающе хлопаю муженька по плечу.
— Если ты думаешь, что покой и забота заключаются в ежесекундном контроле, то ты крупно ошибаешься, — решаю я предъявить, сидя перед трюмо в самой что ни на есть антисексуальной пижаме.
Я уже вовсю готовлюсь ко сну, наношу на лицо ночной крем, а Матвея в это время приспичило поработать за ноутбуком. В спальне. Полулежа на кровати. Что происходит впервые на моей памяти.
И эти его сопение и клацанье по клавиатуре уже порядком меня допекли.
Поразительно, насколько быстро в прежде любимом человеке начинает раздражать буквально все. Начиная от его имени, заканчивая тем, как он дышит. Ему достаточно просто сходить налево.
После моего замечания Матвей отвлекается от экрана. Моргает, словно не понимает русского языка, а затем усмехается и зажимает двумя пальцами переносицу, разгоняя напряжение.
— Считаешь, это уже чересчур? — спрашивает без гонора, кивая на ноутбук, лежащий у него на животе.
— Более чем.
Я нахожу его взглядом в зеркале, снимаю поочередно серьги с ушей и наношу на мочки духи. Обалденный аромат с древесными нотками и пряной амбры, от которого у Матвея то и дело развивается приступ удушья.
— Зачем мучиться и ради меня ломать себя и свои привычки? Я же вижу, что тебе тут неудобно. Если нужно поработать, так иди в кабинет. Со мной ничего не случится, если ты оставишь меня одну, — вежливо выпроваживаю его.
Он призадумывается на краткий миг, после чего закрывает крышку ноутбука, подскакивает с кровати. Матвей подходит ко мне и устраивает обе ладони на моих плечах, массирует их, оглаживает ключицы.
Наши взгляды пересекаются в зеркале с подсветкой. Мой коварный взгляд опытной обольстительницы в перерез его — по-мужски голодному, хищному.
Я словно перенеслась в прошлое. В то время, когда Матвей хотел меня постоянно. В любом виде. С присущим азартом. С необузданным желанием, которым двигали одни лишь первобытные инстинкты.
Это было, когда мы еще не столкнулись с проблемой вынашивания ребенка. А после третьей такой неудачи секс для Матвея стал чем-то вроде банальной потребности. Нуждой, которую можно справить, не снимая с себя штаны с носками.
Не спорю, бывали и исключения. Но того вожделения в глазах, что наблюдаю сейчас, я давненько уже не наблюдала у Матвея.
А что, собственно, изменилось? Что могло повлиять на это? Пока для меня это остается загадкой.
— Ты права, Катён, в этом я перегибаю, — он склоняется надо мной, опутывает руками мою шею, кончиком носа ведет по изгибу вверх до щеки, а после мурлычет прямо в ухо, заставляя кожу покрыться противными иголками.
Я ненавязчиво убираю его руки с себя и разворачиваюсь в кресле, заставив его выпрямиться.
— Не только в этом.
— А в чем еще?
— Тебе необязательно игнорировать свои интересы и принципы и ходить всюду за мной по пятам, как чокнутый сталкер.
— Малыш, я же хочу как лучше, — парирует он.
— Прекращай пугать меня, а то я уже начинаю думать, что в кабинете Андрея Родионовича тебя подменили, — смеюсь я, встаю с кресла и пересиливаю себя, чтобы скользнуть губами по его скуле. — Веди себя как прежде. Так, как будто ничего не случилось. Создай для меня привычную атмосферу. Так мне будет гораздо спокойней. А я в свою очередь подумаю над тем, чтобы снять запрет на секс раньше установленного срока.
Знаю, за какие веревочки нужно подергать... чтобы заставить его косячить.
Лукьянов поигрывает бровями и демонстрирует мне похотливую ухмылку. Урчит, точно кот, выпрашивающий сметану.
Он вскользь пробегается по мне взглядом и едва заметно вздрагивает от увиденного.
— Ты что, в нашу походную палатку нарядилась? — тычет он на мою пижаму пальцем и брезгливо кривит губы.
— А это мой дорогой, "ждун", — расправляю на себе необъятную вещь мышиного цвета с мордой известного персонажа. — Правда же, она классная?
— Ага, класснее еще не видел, — кивая заторможенно, соглашается, а по вытянутому лицу и не скажешь, что вещичка зашла.
Просто Матвей привык лицезреть меня в красивом нижнем белье. Никогда я не позволяла себе предстать перед ним в обычной хлопковой ночнушке. Всегда отдавала предпочтение кружеву и шелку.
Ради него, кобеля такого, старалась. Да вот только все без толку!
— Ждун, говоришь? Это что, какой-то намек? — слышится подозрительность в голосе и взгляд его сосредоточен на моем лице. — Ну и чего же ты ждешь, позволь узнать?
"Твоего краха!" — вертится на языке.
— Как чего? Того дня, когда нам можно будет заняться любовью! — восклицаю я.
Лукьянов протяжно хмыкает, сканируя "двухместную палатку", в которой если кто-то и может предаться любви, то разве что микробы.
Вижу, он в полной мере не оценил мою находчивость.
Стоит предо мной, как истукан, потерявший связь с реальностью. И тут вдруг он резко хватается за горло всей своей пятерней, начинает с усилием прочищать глотку.
— Что-то мне нехорошо. Дышать нечем... горло опухло, — молвит он между хрипами.
Ну наконец-то! А то я думала, у него выработался иммунитет к моим "секретным" духам, на которые у него аллергия.
Помнится, не сразу я поняла причину его удушья. А как дошло, так сразу запрятала флакон подальше. А Матвею я не рассказала. Неудобно было, ведь эти духи он сам же мне и подарил... А со временем как-то забылось об источнике аллергена.
Но я и не предполагала, что когда-нибудь еще воспользуюсь ими.
И вот их час пробил!
— Дорогой, что с тобой? Принести воды? Жди, я мигом, — подрываюсь с места, как ошпаренная, разыгрывая ужас и панику.
— Не надо, — каркает он, выставляя руку в мою сторону, снова прочищает горло. — Просто нужно подышать свежим воздухом. Я пойду к себе в кабинет.
— Ты уверен? А то может, в "скорую" позвонить.
— Нет, это пройдет скоро. Открою там окно и еще немного поработаю.
— Как скажешь, только долго не засиживайся, — с беспокойством провожаю его до порога, усмиряя внутреннее злорадство.
Подвох можно было заподозрить еще когда я уловила легкий шлейф мужского парфюма в коридоре, ведущему к кабинету мозгоправа. Но моя ошибка в том, что я не придала ему значения.
А зря.
Я ожидаемо застываю в дверном проеме — ноги буксуют, отказываясь пересекать порог кабинета. Тяжестью наливаются, будто к каждой щиколотке по грузилу прицепили.
В данную секунду у меня только одно желание возникает — прикрыть за собой дверь. Снаружи. С пинка.
Все потому что я ненавижу, когда мне морочат голову всякие мужики, возомнившие о себе.
Вмиг кровь в жилах бурлить начинает, но я продолжаю пялиться на мужчину, вольготно рассиживающегося в кресле и также сверлящего меня взглядом.
И этот безмолвный поединок продолжается до тех пор, пока я не вынуждаю усмирить свой буйный нрав.
Мне стоит немалых усилий, но все же я делаю вид, будто ему не удалось шокировать меня своим присутствием.
С невозмутимым выражением лица я прикрываю за собой дверь. Снаружи, разумеется. И делаю парочку уверенных шагов в его сторону.
— Ну и как это понимать? — требую я незамедлительных объяснений, складывая руки под грудью.
— Здравствуй, Катерина. Рад тебя видеть, — любезно говорит Дамир, притворяясь, что не расслышал моего вопроса, а это еще больше выводит меня из равновесия.
— Потрудитесь объяснить мне, почему на месте моего психотерапевта рассиживаетесь вы? — конкретизирую я, сделав над собой усилие, и выжидательно глядя на безукоризненного мужчину напротив.
Цепко удерживая мой взгляд, Дамир хватается за узелок галстука и резким движением ослабляет его.
— Очевидно, потому что я подстроил нашу встречу, — с холодящей сдержанностью признается он.
Любая другая, наверное, была бы несказанно рада проявленной им настойчивости, но только не я. Не в данном случае.
Смешанные эмоции у меня вызывает наша встреча.
С одной стороны, это как еще одно напоминание того, что моя жизнь пошла кувырком.
Однако я совру себе, если скажу, что не думала о нем весь последний день.
Думала. Непозволительно часто для пока еще замужней женщины.
— Зачем? Неужели вас задело то, что я отказала вам в личной встрече? — иронизирую я всего-навсего.
— Нет. Нисколько, — отрезает.
— Тогда для чего вы обманом выманили меня сюда? Вы ведь даже не удосужились поставить меня в известность.
— В целях обеспечения конфиденциальности деталей нашего дальнейшего разговора. Ты переживала, что Матвей может узнать о нашей встрече. Теперь он точно ничего не заподозрит, — отвечает емко, а затем плавным взмахом руки указывает на кресло. — Прошу, Катерина, присаживайся. Я не отниму у тебя много времени.
Обстановка дико меня накаляет, атмосфера не располагает к откровениям от слова совсем.
Чую, из этого кабинета я не выйду... Я выползу выжатая до последней капли.
Несмотря на возможность эмоциональной перегрузки я заставляю себя подчиниться этому мужчине. В последний раз!
И как только я усаживаюсь на краешек углубленного кресла, мой телефон в сумочке начинает трезвонить.
— Прошу прощения, забыла поставить на беззвучный, — зачем-то оправдываюсь я, суматошно рыская в своей сумочке.
Отыскав телефон, я смотрю на подсвеченный экран и кошки на душе скрести начинают. Тоской сразу же накрывает, невысказанная обида гложет.
С щемящим сердцем я отклоняю вызов от отца, как делала это множество раз за последние годы. И приказываю себе во что бы то ни стало оставаться сильной и несгибаемой. Постараться абстрагироваться. Забыть, что этот мужчина вызывает во мне неведомые эмоции, которые я пока не научилась контролировать.
— Итак, Дамир Ильдарович...
— Дамир, и можно на "ты", — обрывает меня он. — Ни к чему нам весь этот официоз.
Нет уж! Будет так, как я решу!
— Итак, Дамир, что вы хотели со мной обсудить? — продолжаю деловитым тоном, бросаясь с места в карьер.
— Для начала хотел бы поинтересоваться, не передумала ли ты подавать на развод, — с его уст такой вопрос звучит несколько оскорбительно.
"А с какой такой радости я должна была передумать!? Вы что, терпилу во мне увидели?" — едва ли не выпаливаю возмущенно.
Но я вовремя спохватываюсь. Для показательной истерики сейчас не самое удачное время. Да и Дамир — совсем не тот человек, кому можно было бы показывать свои слабости и уязвимые места.
Режим "истерички" я могу и дома включить, есть для кого. А здесь лучше проявить выдержу и исключительное терпение.
— Я как никогда уверена в своем решении, — гордо задираю нос кверху. — И я не из тех, кто бросает все на полпути.
Пауза. Глаза в глаза.
Вижу, Дамира в полной мере устроил мой ответ.
— Ну, тогда приступим.
— Как раз самое время. Сперва я хочу знать, что это за девушка, которая изображена на снимке вместе с Матвеем, — решительности мне не занимать.
Мои глаза не могут врать. Я четко вижу перед собой свидетельство о браке. Но сердце требует обоснованных подтверждений.
— Ч-что это? — спрашиваю вполголоса.
— Матвей уже был женат. Четыре года назад, — объясняет Дамир непринужденно.
Мне требуется немалое время, чтобы переварить сказанное.
А как только до меня доходит, глаза мои на лоб лезут.
Я в шоке.
Внезапно Дамир встает из-за стола и доходит до столика, где стоит графин с водой. Наполнив бокал, он возвращается в кресло и протягивает воду мне.
— Вижу, для тебя это новость.
— Д-да. Впервые слышу об этом, — говорю я неслышно, голос совсем пропал из-за образовавшегося кома гигантских размеров.
Я смачиваю горло крупным глотком, и становится легче... всего лишь на миг.
— Их брак и года не продлился. Что самое интересное — его жена по сей день числится без вести пропавшей. Никаких следов. Но что еще более странное — ее так и не объявили погибшей. Она словно растворилась в воздухе, и о ее существовании благополучно забыли. Стоит только догадываться, что на самом деле произошло с этой бедной девушкой.
Я вздрагиваю, предположив, что с ней могло произойти нечто ужасное.
Просто так ведь люди не исчезают!
А вообще я всего могла ожидать от Матвея, но чтоб такое... Никогда. Никогда он не рассказывал мне о том, что был женат до меня.
Он не любитель заводить разговоры о бывших. Всегда ловко уходил от ответа или отвечал обтекаемо, когда я проявляла повышенный интерес к его прошлой жизни.
Так однажды мне стало просто плевать. Он не лез в мое прошлое, и я тоже. Забила. Что было, то прошло...
Но брак — это уже не шутки. О таком принято предупреждать, особенно если в паспорте нет никаких штампов.
— Но... как вы вышли на нее? — спрашиваю я, все еще не отойдя от шока.
— Не сказал бы, что мне легко далось раздобыть эти сведения. Полагаю, Антон Павлович со своими связями хорошенько постарался замести все следы, потому что Лукьяновым удалось избежать огласки. Но кто ищет — тот всегда найдет. И это еще не все.
Следом Дамир смахивает по экрану телефона влево и снова подносит к моему лицу.
А мне страшно смотреть. До того, что хочется зажмурить глаза и забиться в угол. Укрыться от правды. От всего мира.
Была бы я маленькой девочкой, так и сделала бы.
К счастью, я не маленькая и далеко не девочка. Я обманутая женщина, которая ищет правду. Какой бы горькой она ни была.
Я фокусирую мутноватый взгляд на экране. На изображении ребенка. Совсем крохотного. И такого очаровательного, что улыбка непроизвольно расползается на моих губах и на глаза наворачиваются слезы.
Только дети способны вызвать у меня слезы. Не важно слезы счастья это или отчаяния.
Боже, какое чудо. Сладкий комочек.
Но стоит мне осознать, для чего Дамир показал мне снимок младенца, как улыбка моя увядает. Уголки рта ползут вниз.
— Только не говорите, что это... — с опаской произношу, а закончить мысль не могу.
Больно. И боль знакомая. Самая сильная из всех прочих.
Дамир насупливается и поджимает губы, наблюдая за моей не самой адекватной реакцией.
Я смахиваю со щек слезы и тогда он на выдохе отвечает:
— Ее зовут София. Дочь твоего Матвея. Как понял, о ней не знает даже Антон Павлович.
Ба-бах!
Это самый сильный удар. Самый сокрушительный.
И вот куда, спрашивается, подевалась вся моя сила и несгибаемость?
Все могла стерпеть, но только не это.
Не знаю, что это такое: зависть или жалость к себе, но меня разрывает изнутри чувство несправедливости. Огромное. Чудовищное.
— Мне очень жаль, но я не мог не сказать тебе, — вырывает меня из разрушающих мыслей голос Дамира, пронизанный искренним сожалением.
И я цепляюсь за реальность из последних сил. Выбираюсь из ада на поверхность, пока он не поглотил меня целиком. Пока я вконец не запряталась в скорлупу, лицом к лицу встречаясь с очередной депрессией.
Собрав всю волю в кулак, я беру верх над эмоциями и выбрасываю из головы все ослабляющие меня мысли.
Дома пореву.
— А вы как узнали, что малышка от Матвея? — интересуюсь на удивление ровным и спокойным тоном.
— Чисто случайно. Мать этой девочки однажды заявилась к нам в офис. В канун Нового года. Мой кабинет находится по соседству с кабинетом Матвея. В общем, так вышло, что я стал невольным слушателем их разговора, в котором она сожалела, что их дочери, цитирую: "достался такой дерьмовый папаша, который не в состоянии увидеть разницу между именами София и Софья", что, на мой взгляд, является полнейшим вздором, поскольку это разные формы одного имени, — начинает он вдруг "душнить", но быстро возвращается к сути: — А в завершении всего этого она потребовала крупную сумму за молчание.
А вот и клубок тайн начал постепенно распутываться.
Это же та самая "Милашка_95".
Но отчего-то я не пожелала рассказывать Дамиру о найденной в ноутбуке мужа переписке. Постеснялась.
— На днях я вспомнил об их разговоре и поднял из архива журнал посещений, — продолжает Дамир. — Оттуда я узнал личные данные этой девушки. Нашел ее профиль в интернете и скачал фото ребенка, чтобы не быть голословным.
Все логично. Сомнений быть не может. Слишком много совпадений, чтобы это не было правдой.
Поразительно...
Что ни день, так у Матвея пополнение.
Казалось бы, совсем недавно он признался мне в одном еще нерожденном ребенке. А сегодня их уже стало двое. От разных женщин, судя по всему.
Не удивлюсь, если завтра детишек наберется на целую футбольную команду.
Какой же Матвей все-таки плодовитый. Прямо писечный труженик.
Может, стоит сегодня напомнить ему о существовании средств контрацепции?
— И кто эта девушка? Вы можете сказать мне, как ее зовут? — спрашиваю, и не надеясь услышать ответ.
Но вместе с тем я мысленно готовю себя к самому худшему.
Тут одно из двух: либо Дамир снова оставит меня ни с чем, либо весь мой прежний мир пошатнется.
— Самойлова Людмила Валерьевна и та девушка на снимках, которые вы передали мне в портфеле — это и один и тот же человек? Пожалуйста, Дамир, ответьте! Войдите в мое положение. Я должна это знать! — прошу я, глядя на него умоляющим взглядом.
— Нет, на этом снимке с Матвеем была не Людмила, — Дамир отвечает холодно, его не пронимают мои мольбы.
— Тогда зачем вы размыли эти чертовы фотографии? — выпаливаю я, с силой сжимая свои кулаки. До боли.
Я теряю контроль над своими эмоциями. Из желания разобраться во всем раз и навсегда. Только чтобы больше мне не было так больно, как сейчас. Это убивает.
— Вы не хотели, чтобы я узнала эту девушку! Это не в ваших интересах, я права? Но почему? — повысив тон, я всплескиваю руками, хватаюсь за голову и придвигаюсь к краю стола. — Зачем вы мучаете меня? Скажите! И вообще, откуда у вас взялись эти снимки? И почему у меня складывается такое впечатление, что вы заранее все спланировали, наняли сыщика, к примеру, чтобы сместить Матвея с должности гендира, а теперь корчите из себя праведного спасителя?
Это было всего-навсего глупое предположение. Знаю, я перегнула палку, фактически обвинив его в заговоре.
Потому Дамир заметно напруживается и плотно сводит челюсть. Желваки его перекатываются по скулам, а в глазах теперь намораживает лед. Обжигающий и способный заморозить все живое.
Вот сейчас... сейчас я смогла задеть его. Самую малость. Уязвить своим недоверием.
И ему это ой как не нравится. Не за этим он сюда пришел, судя по всему.
— Мне нет нужды что-то планировать, и кого-то нанимать, когда у меня имеется свободный доступ к камерам — это раз, — хлестко чеканя, загибает он длинные пальцы на руке. — И два — я ничего намеренно не размывал. Такую нечеткую картинку выводит камера, установленная в кабинете Матвея.
— Вы что, следили за ним? — выдыхаю я в недоумении, испытывая при этом чувство неловкости, сковавшее все тело.
— Нет, конечно. У меня имелись дела поважнее, — разглядев в моих глазах немой вопрос, Дамир объясняет: — Около месяца назад он сам пришел ко мне. Весь суетной какой-то, на нервах. Он попросил срочно дать разрешение на доступ к камерам видеонаблюдения. Разумеется, я предоставил ему доступ, но не смог не полюбопытствовать, к чему такая срочность. Так и набрел на весьма пикантную запись, а через час она исчезла из архива. Матвей все подчистил. Но он не учел, что у меня имеется резервный диск, где хранятся все записи с камер.
Месяц... Целый месяц Дамир знал, что Матвей держит меня за круглую идиотку, изменяет мне в своем же кабинете. Совершенно не боясь, что о его похождениях может узнать отец.
— А почему не рассказали мне сразу? — спрашиваю сдержанно, подавляя в себе обиду. Я же потеряла столько времени впустую.
— Тут все довольно банально, — без промедлений отвечает он, словно ответ был заготовлен: — Я не привык вершить чужие судьбы, когда меня об этом не просят.
Хм... Ну хотя бы честно признался.
Но все же что-то заставило его пойти против правил, раз я сейчас сижу перед ним.
— Я правильно понимаю, вы откопали сведения о ребенке и о браке Матвея, когда я еще была у вас дома? Сразу после аварии? — желаю уточнить, поскольку для меня это важно.
Дамир погружает телефон обратно в карман пиджака и с беспристрастным видом отвечает:
— Да, Катерина. Все так и есть. В твоем рассказе я расслышал призыв о помощи. Я уже не мог оставаться в стороне.
Это лишний раз доказывает, что в нашу первую встречу я наговорила ему лишнего, чем пробудила в нем рыцарские качества, и теперь он жаждет стать моим личным заступником.
Вот что заставило его вмешаться в чужие судьбы? Мой призыв о помощи?
Класс!
Вот хочется Дамиру верить. Вроде как ему легко удается расположить меня к себе, особенно после признания того, что я ему небезразлична.
От такого мужчины услышать подобное в свой адрес — дорогого стоит.
Хочется сразу же сбросить с себя все защитные "доспехи", встать за его могучую широкую спину, и не бояться казаться перед ним слабой и беззащитной.
Но... меня не покидает ощущение подвоха.
Если хорошенько пораскинуть мозгами, как-то не вяжутся у меня его слова с действиями.
И молчать я об этом, разумеется, не стану.
Хочешь защитить? Докажи!
— Но как же так, Дамир Ильдарович? Вы говорите, что мне не место рядом с таким человеком, как Матвей... И тем не менее вы сами предложили мне вернуться к нему и разыграть амнезию, — ехидно бросаю я претензию, пристально вглядываясь в непроницаемое лицо Дамира.
Прищуривается. Чуть вперед подается, вжимаясь грудью в край стола.
Непроницаемая маска дает трещину.
И я не ошибусь, если скажу, что теперь ему по нраву мое занудство.
Парадокс.
— Тут также все просто, Катерина. Держи друзей близко, а врагов еще ближе. С этим девизом я привык идти по жизни, попробуй и ты, — отвечает он низким голосом, с тем самым лукавством в глазах, которое в одно время и притягивает, и отталкивает меня.
Молчу.
Не хочу комментировать ситуацию. Не хочу показаться неблагодарной стервой.
Потому что понимаю, что новая информация о Матвее нисколько не добавляет мне внутреннего оптимизма.
Нужно с этим хотя бы "переспать" для начала, и только потому уже делать какие-то выводы.
Тем временем мой взгляд падает на телефонную заставку, на которой отображается время.
Я начинаю ерзать в кресле, поправляю краешек юбки, всячески намекая на то, что пора бы нам уже заканчивать с разговором.
Дамир внимательно следит за каждым моим движением и, кажется, улавливает в моем поведении перемены, но не торопится отпускать.
А у меня как бы уже на лбу написано: с меня на сегодня хватит!
— И последнее, напомни, как скоро у Матвея день рождения? — нарушает он возникшее молчание.
— В конце этого месяца, — отвечаю машинально, думая, что этого будет достаточно, но нет.
— Уже выбрали место проведения?