Зафер. Второй шанс

Глава 1

- Неужели, вы мне откажите? - Ульяна бросает на меня разочарованный взгляд, протягивая руку через ограждение манежа. Жеребец трется носом об ее ладонь. - Красавец… Как зовут? - меняет тему разговора.

- Зафер, - отвечаю, продолжая рассматривать ее.

Нельзя так смотреть на чужих женщин, но отказать себе в удовольствии не могу.

- Признавайтесь, сколько не пожалели отдать за это чудо?

Отрицательно покачиваю головой не переставая улыбаться.

- Я тебя давно раскусил, Уля. Сейчас ты запудришь мне мозги разговорами на излюбленную тему, а через полчаса уйдешь отсюда повесив на меня обязательства, которые я совершенно не желаю на себя брать.

- Только не говорите, что вы потратили баснословную сумму на то, чтобы просто любоваться этим красавчиком, - продолжает наглаживать гриву жеребца, не собирающегося отходить от ограждения. - Всем известно каким добрым нравом обладают арабские скакуны.

- Да, а еще выносливостью и резвым темпераментом.

- И живут дольше других, - поддакивает мне Уля. - И стоят, как космический корабль.

- Ну тут ты преувеличиваешь! - смеюсь.

- Вы купили его кому-то на замену?

- Нет… для души, - опираюсь локтями на перекладину, жду, когда она вернется к своей просьбе.

- Мурат! Ну что вам стоит? В самом деле! - восклицает она. - В конце концов, я готова оплатить ваши услуги.

- Ты серьезно думаешь, что я нуждаюсь в твоих деньгах? Мы, кажется, переходили на ты.

- Уверена, что не нуждаешься, - Уля слегка меняется в лице.

Ее позитивный настрой улетучивается. Мне и так было ясно, что хорошее настроение, с которым она сюда явилось было абсолютно напускным.

- Почему сама не возьмешься?

- Не могу… Дочке всего полгодика, - опустив взгляд произносит она. И я понимаю, что причина явно не в этом.

- Поздравляю! Супруг, наверное, невероятно горд. И сын, и дочь, и жена красавица, - поглядываю на девушку. Щеки Ульяны розовеют.

По-доброму завидую ее мужу. Мне б такую девушку. Возможно, я даже помолвку бы разорвал. На что мне женщина, не разделяющая моих интересов. Женщина, способная лишь смотреть в пол и постоянно со мной соглашаться.

- Спасибо. Да, он очень рад. С рук ее не спускает, - улыбается. - Мурат, не так давно ты консультировал меня по реабилитации Алики и не был так категорично настроен.

- Консультировал тебя, а не занимался ею сам.

- Ты очень хороший иппотерапевт. Почему не хочешь заниматься этим?

Пожимаю плечами.

- Наверное, я не слишком хороший человек, раз не стремлюсь помочь всем и каждому.

- Это не правда, - возражает она. - Уж я то знаю, какой ты добряк! - толкает меня в плечо.

Смеюсь. Вот как с ней можно разговаривать?

- Я что Алику не помню и какие она устраивала истерики. Ты же смог ее уговорить.

- Если помнишь, ответственность за Алику на себя брала ты. Я просто пару раз поговорил с ней и не более того.

- Не поверю, что ты боишься ответственности!

- Еще как! - смеюсь запрокинув голову назад.

Этот разговор никогда не закончится. Но мне приятно с ней болтать, поэтому не обрубаю его, продолжая лавировать между «нет» и возможным «да».

- Все вы мужчины такие, как только речь заходит об ответственности, так сразу в кусты!

- Прямо-таки все?

- Ну… - задумавшись. - Большинство.

- Но тебе повезло, конечно?

- Мне… повезло. Долго мы еще будем воду в супе толочь? - возмущенно. - Я прошу тебя о помощи, мне больше не к кому обратиться с этой проблемой. Неужели ты настолько черствый и бессердечный, что даже не выслушаешь меня до конца.

- Ульяна, я ни за что не поверю, что ты не могла бы самостоятельно взяться за это дело. А поскольку в воздухе пахнет какой-то подставой. Будь добра выкладывай начистоту. Что конкретно мешает тебе работать с этим человеком. Нечего втирать мне тут про экспериментальное лечение. Скажи прямо: «Помощь нужна человеку, к которому у меня личная неприязнь.» Только поясни сразу, нахера тебе помогать своему недругу.

- Я должна ее матери, - сглотнув ком в горле произносит она, смотрит себе под ноги.

Зафер отходит на середину манежа, осознав, что ее внимания он больше не дождется.

- Тааак. Рассказывай, рассказывай… Может пойдем в кабинет?

- Нет, давай здесь поговорим, - снова упирается взглядом в жеребца.

Он словно почуяв это начинает важно прохаживаться по территории.

- Две недели назад я узнала, что мой тренер, заменивший в свое время мне маму… умерла, - на последнем слове голос Ули срывается. - Мы не общались последние годы из-за ее дочери. Мурат, я не буду рассказывать тебе всех подробностей… Можно? - вскидывает на меня взгляд. - Мне очень трудно об этом говорить. Единственное, что тебе следует знать, это то, что Диана не примет от меня помощи напрямую, а я не смогу работать с ней, потому что однажды она причинила мне огромную боль. Я никогда не прощу ее…

- Только не говори, что вы с ней мужика не поделили?

- Если бы, - хмыкает она. - Я очень задолжала перед Светланой Олеговной. Хочу отдать ей долг хотя бы после смерти. У Дианы никого нет, на меня вышла старая подруга ее матери. Она тоже когда-то работала в «Орионе» и хорошо меня знала. Она попросила меня, закончить дело, которое начала Светлана Олеговна, но не успела завершить. Очень большие деньги были потрачены на лечение. Она распродала абсолютно все и добилась своего, подняла ее на ноги, но реабилитацию завершить не успела.

- Что с ней случилось?

- Обширный инфаркт. Ей было всего пятьдесят два года…

- Очень жаль.

Уля кивает.

- Диана очень тяжелый человек. Кстати, она тоже из вольтижеров. До травмы она довольно успешно выступала, - Уля поднимает на меня глаза полные надежды.

- Ладно, - протягиваю руку к папке, которую она держит в левой руке.

- Лечение было экспериментальным никто не давал гарантий, - начинает тараторить она, пока я пролистываю бумаги. - Это настоящее чудо, Мурат! Она не должна была встать, но встала. Она прошла лишь часть реабилитации. Деньги закончились, еще до того, как Светлана Олеговна ушла из жизни, но она продолжала искать варианты, оплачивая ее лечение.

Глава 2

Кладу руку на окно, ощущая, как прогретое солнцем стекло обжигает мои пальцы. Это стекло словно барьер или экран, на который проецируется чужая жизнь.

За ним мир. Настоящий, шумный, пахнущий выхлопными газами, свежей выпечкой, раскаленным асфальтом. Мир, который теперь для меня сократился до прямоугольника окна. Я вижу его кусочек: участок тротуара, кусок проезжей части и старый клен, закрывающий большую половину двора. Под ним прячутся от солнца голуби, склевывая сухие корки хлеба, высыпанные для них на землю древней старухой.

Даже она может ходить. Медленно… с трудом переставляя ноги, опираясь на палку, но тем не менее... Ее держит эта проклятая земля, не притягивает к себе магнитом, а позволяет ей шоркать утепленными фиолетовыми галошами по раздолбанному асфальту. Бабка одета в длинный велюровый халат бледно-болотного цвета, ее поясница подвязана серым, шерстяным изъеденным молью платком, на голове накручен тюрбан из такой же вязанной тряпки и все это она напялила на себя в середине июля.

Провожаю взглядом людей, спешащих по тротуару. Мужик с огромным пузом, тащит перед собой арбуз, он косолапо переваливается на коротких ножках спеша скрыться из виду. Два подростка на роликах, норовящие обогнать друг друга и вовсе проносятся резвой стрелой. Тетка с коляской, болтающая по телефону и незамечающая, что ее ребенок вот-вот выскользнет из прогулочной трости. Я этого не увижу, они уже скрылись за грязно-серой панельной стеной.

По трассе мельтешат автомобили. Грузный, старый автобус еле пыхтит по крайней полосе, закрывая мне вид на красный спортивный БМВ. Когда-то у меня был такой же…

В груди, под ребрами поселилась тоска. Тяжелая, раскаленная болванка из чугуна давит на легкие вытесняя воздух. Нечто физическое, густое и вязкое, разливается по венам вместо крови, заставляя часами смотреть в одну точку застыв на месте.

Эта вонючая, обшарпанная комнатуха настоящая клетка. Стены смыкаются, потолок давит. Пленка немого кино за окном зациклилась на одном и том же кадре: «Жизнь есть… Тебя в ней нет!» - звенит в ушах, заставляя зажмуриться и прижать ладони к ушам.

Кусая сухие растрескавшиеся губы, опираюсь на засаленную спинку стула. Его обивка словно натерта воском, которой мерзко прилипает к ладоням. Из протертого сидения торчат куски поролона. Он скребет по старому затертому линолеуму, цепляясь ножкой за прожжённую дыру. Некто, по всей вероятности, разжигал костер посреди кухни, но скорее всего это след от чего-то горячего. Что на полу могла делать кастрюля, снятая с огня, для меня не понятно, но по всей вероятности это была именно она.

Медленно шаркая ногами вслед за стулом, добираюсь до узкого коридорчика. Вместо двери здесь висела грязная, вонючая тряпка, за ней прятался санузел, теперь это дыра зияет, как рваная гниющая рана. Тряпку я оборвала. За ней скрывались: старый оббитый кафель, плесень на потолке и стенах, разбитый унитаз и рыжая ржавая ванная…

Помню, как мама рассказывала мне, о том, что квартира, доставшаяся ей в наследство от отчима, требует легкого косметического ремонта. Ну и что, что она крошечная и находится в самом маргинальном районе города. Какая нам разница? Ведь это крыша над головой. А люди? А люди везде одинаковые… Зато я встану на ноги и начну жизнь заново.

Постепенно отнимаю руки от спинки стула. Опираюсь спиной на стену. Прохлада будто бы по дорожке пробегает вдоль позвоночника, чертя на спине тонкую линию от шеи до копчика.

Стою. Смотрю в противоположную стену, до которой не больше двух с половиной метров. Я уже несколько сотен раз проделывала этот путь и не меньше половины этих попыток увенчались успехом. Сгибаю ногу в колене, его простреливает легкой болью. Ходьба на коленях не поднимаясь в полный рост довела их до плачевного состояния. Обе коленки покрыты бурыми гематомами. Стягиваю один носок, затем второй. Босиком я гораздо крепче стою на ногах.

«Ну, не пойдешь же ты в магазин босая?» - в который раз задаю себе этот вопрос, и всякий раз все меньше ставлю под сомнение такую вероятность.

Пойду, наверное… У меня просто выбора нет. Это лучше, чем валяться посреди двора или тротуара, но в обуви. У меня закончились деньги на картах. Я больше не могу заказать доставку. А еще у меня закончился алкоголь, и я даже не знаю, что больше стимулирует меня к выходу на улицу - почти полное отсутствие продуктов или пустая бутылка.

Скольжу правой ногой, отодвигаясь от стены буквально на десять сантиметров, затем левой…

Как быстро я устану?

Сколько времени займет преодоление пути в пару сотен метров?

Впервые за последние время я не чувствую головокружения. Тело по-прежнему ватное, но я могу его контролировать.

Так случилось, что когда у меня отключилась нижняя часть тела, верхняя, а именно руки, тоже стали лениться, не желая ни подниматься, ни держаться за что-либо. Сейчас они вынуждены напрягаться. Меня и раньше не кормили с ложки, конечно, но делать что-то больше чем поднять в руке чашку кофе или телефон нужды не было. Теперь я словно канатоходец, прохожу по узкой прямой, раскинув руки в стороны ловя ими баланс.

Преодолев намеченное расстояние быстрей обычного, выставляю руки перед собой падая на них, упираюсь в стену. Мне становится невыносимо смешно. Я с таким серьезным лицом проходила эту дистанцию, совершенно не думав о том, как я буду нести груз купленный на свои едва ли не последние гроши. Смех становится истерическим и гортанным. Смеюсь как сумасшедшая медленно опускаясь на колени, сползая щекой по стене оклеенной желтыми бумажными обоями, наверное, в прошлом столетии.

***

«Тише едешь и

Дальше будешь ты,

Тише едешь и

Дальше будешь ты…» - звучит тонким раздражающим голоском мелкой девчонки уже около пятнадцати минут.

Толпа детей из девяти человек, примерно семи - восьми лет, носятся между ржавыми качелями воссоздавая сцену из азиатского сериала.

- Ты убит! Убит! - кричит девчонка указывая пальцем на пацана почти достигшего края площадки.

Глава 3

Не позволив ему подхватить мою ладонь, отдергиваю ее в сторону. Влипаю спиной в холодную стену подъезда, ощущая сквозь тонкий трикотаж футболки каждую шероховатость окрашенной поверхности. Засохшие потеки зеленой краски. Куски, облупившиеся от времени. Дыры розочками, раскрывающиеся на стене. Трещины... Отползаю в самый угол, пытаясь спрятаться от любопытных глаз мальчишки.

«О чем он думает сейчас? Жалеет меня?» Эти вопросы сверлят мозг, раскаляя мой стыд до красна. Самый страшный гнев рождается из бессилия. Самое большое унижение для меня - моя слабость. Уязвимость, с которой мне приходится жить последние годы. Смотрю в его глаза словно в зеркало, в котором вижу отражение своего унижения.

- Ты чего? - взгляд мальчика упирается в мои разодранные колени. - Бл…! - протягивает он и снова подается ко мне.

- Не трогай меня!! - громко, словно он не помочь мне собирается, а причинить самую страшную боль в моей жизни.

Не нужно смотреть на меня с жалостью! Не нужно затаивать дыхание, глядя на мои раны! Я не хочу это видеть!

Он застывает в последнем движении, словно продолжает играть в ту дуратскую игру, в которую играли дети на улице.

- Давай мусаров вызову? - произносит он дрогнувшим голосом. - У тебя… - проводит указательным пальцем под своим носом, продолжая смотреть на меня в упор.

Слегка запрокинув голову назад, пытаюсь унять свое носовое кровотечение. Чувствую, как кровь перебегает с подбородка на шею.

- Нельзя так делать! Нужно, чтобы она стекла, - вытаскивает телефон из кармана.

- Не надо!

- Почему? Я свидетель! Давай, мать позову? Если не в отключке, то она спустится.

- Не надо никого звать! И звонить никуда не надо! - утираю краем футболки перепачканное кровью лицо.

- Он теперь от тебя не отстанет. Это Жук, он та еще отморозь. Лучше написать на него заяву.

Резко дернув молнию на сумке, вытаскиваю из нее сложенную пополам тысячу.

- Все купил? - голосовые связки вибрируют, как бы я не пыталась говорить ровно. - Подними пакет на второй этаж и оставь у моей двери, - протягиваю ему деньги.

Мальчишка игнорирует их, продолжая пялиться на меня во все глаза.

Мое тело, ощущаемое мной сейчас бесформенной жижей, от чего-то подбирается. Мышцы спины, плеч, шеи натягиваются в струну. Подбородок непроизвольно приподнимается, взгляд становится сфокусированным. Чувствую, как сжимаются кулаки, ногти впиваются в ладони сминая жесткую купюру в кулаке. Ноющая боль больше не якорь для меня, напротив, она позволяет мне вернуть контроль над телом. Встав на четвереньки, опираюсь плечом на стену, становлюсь на колени, краем глаза цепляя, как морщится лицо мальчишки. Перед глазами мерцают вспышки, раны саднят. Делаю непроизвольный глубокий вдох. Легкие прошивает спазмом. Развернувшись падаю спиной на стену, это моя опора. Медленно ползу по ней вверх поднимаясь на мягких ногах.

- Не смотри на меня! - снова звучит очень грубо.

Протянув к нему кулак с зажатой между пальцев тысячей, жду, когда он протянет руку.

Протягивает. На его ладонь падает смятая купюра.

- Неси… И это подхвати! - киваю на желтый пакет валяющийся в метре от меня.

Пацан заглядывает в пакет, затем бросает брезгливый взгляд на мое лицо.

- Это… сама неси! - пинает пакет в стену.

В ушах звенит от удара стекла об бетон.

- Возьми пакет и подними его к моей квартире, - цежу сквозь зубы, ощущая, как начинает пульсировать кровь в висках. - Ты слышишь меня?! - кричу ему в спину. Если бы это был нормальный многоквартирный дом и здесь жили адекватные люди, весь подъезд бы уже стоял на ушах от моего крика. - Вернись, я сказала!!

Мальчишка топает кедами по бетонным ступеням, продолжая демонстрировать свою позицию.

Наклоняюсь к пакету. Под ним разливается ржавая лужа. Вот говнюк! Разбил одну… Подхватываю целую бутылку под горлышко, поднимаю, прижимаю к себе, снова наклоняюсь, скользя пальцами по мокрой упаковке блока сигарет. Что за дрянь он купил? С досадой смотрю на дешёвые сигареты.

Очерчивая спиной периметр помещения, медленно подбираюсь к периллам. Крепко вцепляюсь пальцами в холодный металл, с которого сорвана деревянная верхушка.

Мальчишка легко скользит вниз подошвой кед по округлым краям ступеней. Молча хватает меня под локоть. Бутылка выскальзывает из моей руки, с звоном приземляясь на ступеньки. Ноги обдают брызги. Раны щиплет от спирта. Внутри меня нарастает гнев, я готова трансформироваться в монстра с секунды на секунду. Перевожу взгляд на его лицо.

Глаза мальчика бегают, губы поджимаются, он втягивает голову в плечи и зажмуривается. Он словно становится меньше в два раза. Его пальцы с грязными ногтями и заусенцами, продолжают крепко держаться за мое предплечье, а сникшие плечи заворачиваются внутрь, спина горбится.

- Посмотри, что ты наделал? - не кричу, как собиралась, а лишь сожалею со скорбной интонацией.

Мальчик приоткрывает один глаз, потом второй.

Вздыхаю, чертя ногой по луже. Заношу вторую ногу над следующей ступенькой.

Он казался мне более смелым и дерзким. На того, каким он был несколькими минутами ранее и наорать можно было. А на этого голос сам не повышается почему-то.

- Я все уберу, - бормочет он, будто меня волнует то, что вся лестница сейчас усеяна стеклами от разбитой бутылки и облита дешевым коньяком.

Крепче прижимаю блок сигарет к животу. Что за него переживать? Он то не разобьется.

Навалившись плечом на дверь отпираю ее. Пацан топчется позади меня шелестя пакетом. Без приглашения юркает вслед за мной в квартиру. Оборачиваюсь к нему, снова прислоняясь спиной к стене. Он пялится на гору неразобранных чемоданов в углу коридора и сложенное инвалидное кресло, прислоненное к стене.

- Так у тебя же есть коляска! - буквально взвизгивает он. - Почему не пользуешься ей?

- Ты видел где-нибудь здесь пандус? - Мальчик смотрит на меня в упор. - Может быть лифт?

- Как ты здесь оказалась? - игнорируя мои вопросы, рассматривает чемоданы. - Ты приехала издалека?

Глава 4

Ренат

Около мусорки дерутся бродячие собаки. Утробный рык одной из них пробирает до мурашек.

Бросить пакеты прямо здесь?

Останавливаюсь в нескольких метрах от контейнера. Перетаптываюсь с ноги на ногу. Озираюсь по сторонам. Рык и скулеж не утихает. Волосы на загривке становятся дыбом. Страшно…

Тихо опускаю пакеты на землю. Один из них легкий, но достаточно объемный.

Что там? Может одежда? Одеяло или подушка?

Слегка попятившись назад, отдаляюсь от мусорки. Пытаюсь развязать пакет, завязанный тугим узлом. Рву целлофан рядом с неподдающимся узлом. Просунув руку в образовавшуюся дыру, ощупываю, что-то мягкое. На ощупь и правда подушка. Вытаскиваю руку, разглядываю пушинку, прилипшую к пальцам.

Как следует раскрутив тот пакет, что потяжелее, запускаю его в направлении контейнера, он с грохотом приземляется не землю так и не долетев до него метра полтора. Собаки замолкают. Одна выскакивает из-за угла и поскуливая уносится прочь на трех лапах.

Подхватываю пакет с подушкой и уношу ноги прочь. Ощущение, что за мной гонится здоровенный бродячий пес преследует меня до самого подъезда. Ладони потеют и, как всегда, начинают чесаться. На меня вечно нападает какая-то непонятная чесотка, когда я нервничаю или боюсь чего-то. Дернув на себя тяжёлую дверь, забегаю внутрь и падаю спиной на нее.

Я боюсь собак. Не всех. Милых пушистиков, которых выгуливают на поводках красиво одетые женщины и девушки не боюсь, конечно. Я им даже завидую немного. Их любят. Заботятся о них. Даже одежду покупают, когда приходят холода. Раньше меня забавляли яркие комбинезончики на породистых собачонках, а сейчас все больше бесят.

Сгребаю ногой в сторону несколько осколков, валяющихся на ступеньках. Не буду ничего убирать. Может мамкин хахаль, напорется на один их них и не доползет до нашей квартиры. Поравнявшись с ее дверью, останавливаюсь. Рука сама ныряет в карман и вытягивает из него два косаря. Один гладенький сложенный пополам. Второй помятый и слегка испачканный кровью. Собираюсь постучать в дверь, занеся кулак над ее поверхностью, еле горящая лампочка над головой мигает, а через секунду и вовсе гаснет. Почему-то рука сама опускается. Интересно, свет погас только здесь или во всем доме? Еще раз собираюсь постучать, но передумав засовываю деньги обратно в карман и наощупь поднимаюсь к себе.

Я хочу отдать ей эти деньги. Во мне сейчас сидит какое-то странное чувство. Мне сложно описать его. У меня внутри будто бы кто-то сжимает кулак, не больно, а как-то тревожно. Мне кажется она живет в стеклянном ящике, который невозможно разбить не изнутри ни снаружи. Я бегаю, прыгаю, могу залезть на дерево. Могу стырить булку или шоколадку в магазине. Даже если у меня совсем не будет денег, я никогда не умру с голода.

Почему-то мне кажется, что она не всегда была такой. Мне хочется узнать, что с ней случилось. Но в голове сразу всплывает образ бабушки, ведущей меня за руку в сад и ее раздражённое: «Не пялься! Не смотри так на человека!» И я сразу опускаю глаза, но они все равно ползут в сторону человека в инвалидной коляске.

Я смотрел на то, как тяжело ей даются шаги. Какие они медленные и заторможенные и сравнивал их со своими: быстрыми, резкими, не причиняющими мне ни капли боли. Я четко ощутил эту разницу, когда помогал ей подняться по лестнице. И из-за этой разницы внутри стало как-то тяжело и немножко виновато. А еще я чувствую теперь неловкую благодарность к кому-то за свои ноги. За то, что они меня слушаются.

Наша дверь, как всегда, не заперта. В квартире свет есть, значит погасло только подъездное освещение. Слышу бубнеж голосов на кухне.

- Ренат, ты вернулся? - еле ворочая языком кричит мама.

Ничего не ответив ей, хлопаю дверью своей комнаты. Дверь из тонкой фанеры почти не издает никакого звука при хлопке. А мне хочется хлопнуть ей так, чтобы затряслись стены. Чтобы она оглохла от этого звука! Я хочу, чтобы во всем мире закончилась водка!!

Пинаю пакет, принесенный обратно с мусорки, он рвется и разваливается на две части. В нем действительно подушка и тонкое скомканное одеяло в пятнах и катышках. Мне мерзко смотреть на эти тряпки. Зачем принес их домой? В моем доме и так достаточно мерзости. Еще раз пинаю вещи, которые не стоило тащить домой. Падаю на пол и начинаю колотить эти тряпки кулаками.

Ненавижу ее! Ненавижу их всех!!

Она третий месяц в запое. Ее трижды вызывали в школу в мае. Я надеялся привести ее в чувства хулиганством. Думал, что мои выходки заставят ее вынырнуть из бутылки и наконец обратить на меня внимание. Но это не сработало, как не сработало и то, что я на неделю уходил из дома. Она не искала меня. Она даже не поняла, что меня не было…

Вколачиваю подушку в пол, до тех пор, пока не начинают гореть кулаки. Трухлая ткань наволочки лопается и пух белым облаком вырывается наружу. Сажусь рядом с ней. Сдувая с губ прилипшие пушинки. Они облепили мои мокрые щеки. С силой стираю пух с лица пальцами.

Свет!!

Резко подскакиваю на ноги. А если он погас не просто так? Что если он вернулся?

Сломя голову выбегаю в коридор. Ныряю ногами в растоптанные кеды. Несусь вниз. Стучу. Колочу кулаками в дверь.

- Диана, открой!! Открой! - колочу что есть сил. Сердце колотится. Бахает больно ударяясь об ребра. - Открой пожалуйста!

Колочу, колочу, но она не открывает. Спустя несколько минут замок щелкает. Дверь приоткрывается. Она смотрит на меня сквозь небольшую щель.

- Ты чего? - смотрит на меня огромными глазами.

Из полумрака ее квартиры доносятся звуки. Они тихие, но достаточно четкие: «Ты видел? Пап! Ты видел? - громко кричит какая-то девочка. - Позови, маму! Ну позови, позови! - канючит капризно.»

- Вот! - протягиваю ей деньги, зажатые в кулаке. - Забери их!

- Зачем? - смотрит на меня удивленно. - Ты их заработал, они твои.

- Они мне не нужны, - пытаюсь просунуть руку в тонкую щель.

- Ты плакал? - смотрит на меня сведя брови.

Глава 5

Плещу в лицо ледяной водой. Брызги летят вокруг, заливая пол и попадая на стены. Чувство отвращения к себе топит. Скребу ногтями засохшую на подбородке и шее кровь, кожа начинает гореть.

Ребенок! Маленький, голодный ребенок!
Пульс грохочет в висках.

Я ему заплатила! Заплатила!

Пытаюсь убедить себя в том, что этот поступок можно оправдать моей щедростью.

Крепко схватившись руками за бортик раковины, подтягиваюсь и поднимаюсь на ноги. Окидываю взглядом свои искалеченные колени. Я уже даже боли не чувствую. Настолько к ней притерпелась, что гематомы и ссадины причиняют мне боль, только когда я смотрю на них. Если не смотреть, то словно и нет ничего.

Раздеваюсь, бросая грязную одежду в угол. Ее накопилась целая гора. Нижнее белье я стираю руками и развешиваю тут же на батарее. Пусть она и холодная, в квартире достаточно душно, поэтому за ночь все высыхает. Кошусь на старую стиральную машину. Машинка автомат, но на вид ей лет тридцать, наверное. Краска на грязном, замусоленном корпусе отслоилась местами и под ней виднеется ржавый съеденный коррозией металл. Я пыталась ее включить. Не работает. Место ей на помойке.

Мама не успела приложить руку к этому жилищу. Последний месяц она жила на съемной квартире. Там ее и не стало. От осознания этого факта сердце простреливает жгучей болью до самой лопатки. Меня словно пронизывает насквозь раскалённая сталь. Дыхание перехватывает, перед глазами ее лицо. Я до сих пор не могу поверить, что ее больше нет. До конца жизни буду корить себя за то, что так и не примирилась с ней до конца.

Не так давно наши отношения стали теплеть. Она уговорила меня на поездку в Штаты. Я не хотела лететь. Ее откровенность добила меня окончательно. Никогда мы не были с ней близки, никогда я не чувствовала ее материнской заботы. В детстве мне всегда было мало ее и если бы не отец, я бы чувствовала себя сиротой, пожалуй. Никому не нужной и всеми отверженной.

Не малых усилий мне стоит привести себя в относительно приличный внешний вид, чтобы нормально помыться и вымыть голову, приходится забраться в ванную. В первые дни я с трудом борола рвотные позывы глядя на обстановку вокруг. Привыкла. Меня все меньше раздражают обшарпанные стены и убитая сантехника, отвратительный затхлый запах, совершенно не выветривающийся и не маскируемый никаким парфюмом.

Если не встану на ноги, так и сгнию в этой дыре. В таком случае уж лучше было бы остаться неходячей. Я точно так же покрывалась бы плесенью в одиночестве, но жила бы при этом в нормальных условиях. Удобно спала, вкусно ела, имела бы водителя и помощницу по хозяйству. Жила бы так, как в те годы, предшествующие последней операции и незаконченной реабилитации.

Бросив в ванную груду скопившейся одежды, даже не сортируя ее, заливаю водой. Из крана бежит рыжая вода. Если я мылась в такой, то с одеждой и подавно церемониться не стоит. Никогда не стирала руками ничего кроме белья. Пора начинать.

Коридор забит чемоданами, там не только мои вещи, но и вещи мамы. Разобрать я их не могу. Стрый покосившийся шкаф, провонял нафталином и пряным ароматом лаванды, именно из-за последнего я не могу в него сунуться. Слишком ярко он пахнет прошлой жизнью, слишком тяжело мне вдыхать этот запах.

Припав плечом к стене, бреду в комнату, отыскиваю планшет и тем же самым маршрутом тащусь на кухню. Открываю папку с множеством видеофайлов. Тычу в первое попавшееся видео. Не могу есть в тишине. Еда застревает в горле. Поднимаю со стола надкушенный бутерброд и бросаю его в мусорное ведро, подметив, что мальчишка надел на пустое ведро пакет с логотипом супермаркета, из которого выложил продукты.

Не заглядывая в экран, слушаю голоса родителей, свой высокий и звонкий, низкий, басистый отца и спокойный, нейтральный мамин.

Громкий стук в дверь, заставляет напрячься. Липкий страх сковывает конечности. Кто-то с силой тарабанит в дверь. Я не могу пошевелиться. Хочется выключить свет и зажмуриться. Наглая рожа этого урода всплывает в сознании, падаю спиной на стену. Замираю.

Стук не прекращается. Добравшись до двери припадаю к ней прислушиваясь к крику, доносящемуся с площадки.

- Диана, открой!! Открой! - звучит детский голос. - Открой пожалуйста!

Тихо поворачиваю ключ в замочной скважине, по-прежнему раздумывая стоит ли открывать. Он так испуганно кричит, что становится не по себе. Приоткрываю дверь.

- Ты чего? - смотрю на огромный круглые глаза мальчишки, казавшиеся мне на первый взгляд слегка раскосыми.

- Вот! - протягивает мне деньги, зажатые в кулаке. - Забери их!

- Зачем? - смотрю на него удивленно. - Ты их заработал, они твои.

- Они мне не нужны! - пытается просунуть руку в узкую щель.

- Ты плакал? - сердце начинает тарахтеть с удвоенной силой, хмурюсь.

Мне не нравятся свои ощущения. Не собираюсь я ни за кого переживать. Зачем я только с ним связалась?

- Нет! - шмыгнув носом, второй рукой утирает щеки. - Это не из-за тебя!

- Ренат, иди домой, - произношу твердо и начинаю прикрывать дверь требуя взглядом, чтобы он убрал руку.
Его тонкая ручонка исчезает за дверью. Захлопываю ее и дважды поворачиваю ключ в замочной скважине.

***

Курю в приоткрытое окно, наблюдая за мальчишкой. Я так и не смогла съесть ни крошки. Выброшенный в мусорное ведро бутерброд отбил всякое желание есть. Он сидит на лавке напротив моего окна и подтянув колени к груди, кажется, что смотрит прямо на меня. Между нами темная ночь и расстояние метров в двадцать. Меня подташнивает от голода и дрянных сигарет. Мутит.

Он поворачивает голову вправо, кричит что-то в сторону. Не вслушиваюсь в слова, улавливаю только интонации.

Затушив окурок в надтреснутом блюдце, распахиваю окно шире.

- Почему ты не идешь домой? - кричу достаточно громко, чтобы он расслышал.

Я сижу в темноте, но уверена, что смотрел он в окно именно моей квартиры.

- Не хочу, - так же громко отвечает он мне.

Глава 6

Нам обоим некомфортно находиться рядом друг с другом. Это заметно по его бегающему взгляду и моему неуемному желанию от него отвернуться. Ренат сидит на неустойчивом табурете у стены. Я, на единственном в этой квартире стуле.

Языки красно-синего пламени коптят небольшой ковш, в котором варится два пакетика гречневой крупы. В сковороде скворчат сосиски. Крупы в пакетах и магазинные полуфабрикаты вроде котлет и наггетс это самая доступная для меня еда. Я не умею готовить, но сварить рис или гречку мне вполне по силам, как и поджарить малосъедобные полуфабрикаты или отварить сосиски.

Кормить его бутербродами показалось кощунством. Я ведь, вроде, позвала его ужинать, а не издеваться.

- Может помочь чем-то? - тихо произносит он из своего угла.

- Я сама справлюсь, - даже не пытаюсь выдавить улыбку, косо поглядываю на его грязные руки.

Мальчик выглядит как бродяжка, я особо не рассматривала его в уличных сумерках, когда подозвала к себе. Когда он чудом появился в подъезде мне и подавно было безразлично, как он выглядит. Сейчас же в желтом свете лампочки висящей под потолком, зрение волей не волей улавливает все детали. Мальчик поворачивает голову, смотрит в окно. В глаза бросаются грязные полосы кольцами, обнимающие его шею. Волосы тоже давно нужно подстричь.

По спине пробегают мурашки. А что если у него вши? Гоню от себя эти мысли. Сейчас покормлю его. Дам денег и отправлю домой.

- Я могу сделать салат. Я купил овощи, - стреляет взглядом в неразобранный пакет.

- Ренат, я думаю, тебе стоит забрать свои покупки.

- Почему? - едва не подскакивает с табурета от возмущения.

- Ты купил их на свои деньги. А свой заработок следует тратить на себя. Кто знает, когда тебе еще улыбнется возможность подзаработать.

- Ты же говорила… - замолкает не договорив фразу.

- Что возьму тебя на работу? - тянусь к вентилю газовой плиты, гашу пламя под сковородой. - Я попрошу тебя оказать мне лишь одну услугу. Само собой разумеется, я тебе за нее заплачу.

- Какую услугу?

- Сколько тебе лет? - перевожу тему разговора.

Понимаю, что этот вопрос совершенно неуместен сейчас. Я и так вижу, что ему не больше десяти.

Мальчик молчит, смотрит на меня как-то набычено. Хмурит брови и напрягается всем телом.

- Двенадцать, - зачем-то врет он.

- А если правду?

- Десять.

Продолжаю смотреть на него.

- Через три месяца будет десять. Какая тебе разница сколько мне лет?

- Просто интересно, - пожимаю плечами, гашу огонь и под ковшом тоже. Вилкой вытаскиваю набухшие пакеты. Выкладываю их на тарелку.

- Ты можешь пока помыть руки, - отправляю его в ванную пока вожусь с горячей гречкой.

Перекладываю ее на тарелки. К ней добавляю поджаренные сосиски. Доковыляв до холодильника вынимаю из него маленькую баночку корнишонов и кетчуп. Режу хлеб.

- Ренат, иди к столу? - кричу запропастившемуся мальчишке.

Я не слышу шума который должен издавать допотопный кран. Стоит только открыть вентиль и по помещению сразу разносится странный гул, потом шипение и только после этого он начинает плеваться водой характерными харкающими звуками.

- Ренат! - снова зову его.

Перехватываясь за мебель, добираюсь до открытого дверного проема ванной.

Мальчишка сидит на корточках и ковыряется в розетке перочинным ножом. От увиденного мне становится дурно. Жарко, а затем резко холодно. Ноги подгибаются, тело покрывается липкой испариной.

- Что ты делаешь? - звучит еле слышно. - Отойди! Не трогай! - кричу громче.

Пульс шарашит в висках, в глазах темнеет. Из последних сил делаю шаг на ослабевших ногах, дергаю его за плечо отрывая от розетки. Мальчишка падает на спину. Нож отлетает в сторону. Он смотрит на меня испуганно, хлопает ресницами.

Из носа снова хлюпает кровь, второй раз за сегодняшний день. Зажимаю его пальцами, бросаюсь к раковине. Умываюсь. Меня колотит так, что зуб на зуб не попадает. Я вся мокрая от воды и проступившего на теле пота.

- Ты ненормальный?! - продышавшись кричу на него. - Зачем полез в розетку? Тебе же не пять лет, чтобы не понимать, чем это чревато?! - голос сипнет.

Мальчик стоит у стены виновато понурив голову. Внутри, что-то сжимается, затем лопается и разливается кипятком по венам. Не могу смотреть на него. Отворачиваюсь.

- Я починил, - бормочет себе под нос.

- Что ты починил?! - снова кричу.

Его рука тянется к шнуру, лежащему на стиральной машине. Пальцы подхватывают вилку и подносят ее к розетке.

Около кнопки пуск, на затертой панели стиральной машины, загорается красный огонек.

Сглатываю скопившийся в горле ком.

- Там просто провод отошел... Его подтянуть нужно было. Она же на соплях висела, - кивает на теперь уже плотно сидящую в стене розетку.

- А если бы тебя ударило током?! А если бы убило?! - все равно не могу успокоиться.

- Не убило бы! - зло вскрикивает он, поднимает нож с пола, складывает его и убирает в карман. - А если бы и убило, то что?!

От этих слов мне становится жутко. Не могу ни пошевелиться не отвести от него взгляд.

- Больше никогда так не делай!! Даже взрослые, опытные люди никогда не пренебрегают техникой безопасности. Очень глупо считать, что со мной ничего не случится и мне повезет! Так думаю только круглые идиоты.

- А может я круглый идиот, - выходит из ванной и направляется к двери.

- Куда ты?

- Тебе какая разница! - натягивает на ноги кеды.

- Пойдем, там ужин остывает, - пытаюсь говорить мягче. - Поешь и пойдешь домой… - смотрю на его хмурое лицо. - Спасибо, - с трудом выдавливаю из себя последнее слово.

Мы ели молча. Я старалась не смотреть на него. Он все время глядел в тарелку. Ел с аппетитом и мне показалось, что мог бы съесть еще столько же. Нужно было приготовить побольше. Чай Ренат пил медленно словно тянул время. К печенью не прикасался, то и дело бросал взгляд на раскрытый пакет, но руку ни разу к нему не протянул. Хоть я дважды и подвинула пакет к нему поближе.

Глава 7

Не веря своим глазам, снова и снова перечитываю сообщение, высланное мне администратором конного клуба. На глаза наворачиваются слезы:

- Мама, спасибо, - шепчу еле слышно, зажимая ладонью рот. - Спасибо…

В последний раз я плакала, когда узнала, что она ушла. Ни в мыслях, ни в слух я не могу произнести слово «умерла». Я сразу осознала, что ее больше нет. Что я не могу позвонить ей, чтобы попросить прощения, не могу позвонить для того, чтобы узнать, как у нее дела. Не могу пожаловаться ей на врачей и языковой барьер, который я так и не смогла преодолеть, хоть и считала, что знаю английский. Оказалось, я знаю его ровно на столько, сколько требуется, чтобы заселиться в отель или заказать обед в ресторане. Последний месяц в Америке я жила самостоятельно, у моей помощницы истекал срок визы, и она улетела в Россию. Тогда я была всем недовольна и постоянно нервничала. Меня не устраивали апартаменты, в которые мне пришлось переехать, не устраивало, слишком сильно увеличившееся расстояние от клиники, до места моего проживания. Не устраивало отношение медперсонала. Я была всем недовольна и постоянно была на взводе.

Тогда я просто не знала, как сильно в скором времени изменится моя жизнь. Не знала, что она покинет меня, оставив лишь память о себе, этот угол и скромную сумму наличных переданных мне ее подругой, которая уехала сразу после похорон.

Свернувшийся калачиком в кресле мальчишка ведет плечом словно пытается размять его в полудреме, дергает ногой, шевелит пальцами, что-то бормочет себе под нос, совершенно невнятный набор звуков. Вздрагивает и потянувшись, кривя лицо слегка приоткрывает глаза. Садится в кресле растирая, вероятно онемевшую ногу. Смотрит на меня словно в первый раз видит. Крутит головой по сторонам. снова упирается в меня взглядом.

- Доброе утро, - произношу я гладя на мальчишку.

- Он молча поднимается на ноги, по-прежнему недоверчиво оглядываясь по сторонам.

- Привет, - наконец бормочет он и морщит нос.

Потом косится на дверь.

- Извини, что я остался, - произносит виновато. - Просто ты уснула. Пришлось бы тебя разбудить, чтобы ты могла запереть дверь.

- Тебя не потеряют?

- Не, - чешет затылок, - кому я нужен… - произносит это так просто, словно его совершенно не ранят эти слова.

Неожиданно для себя понимаю, что меня они ранят. И в голове словно лопается мыльный пузырь. Он такой же как я… только маленький и совсем беззащитный.

- Иди сюда, - сажусь на диване, укутывая покрывалом ноги. Взмахом ладони подзываю его к себе. Он делает робкий шаг в мою сторону. - Садись, - хлопаю ладонью по дивану рядом с собой.

Он присаживается. Обнимаю его плечи рукой и кладу голову на его худенькое плечо. Он сидит неподвижно. Его ручонка поднимается и ложится на мою голову. Начинает осторожно гладить меня по волосам. Внутри разливается тепло. Крошечная слезинка так и не пролившаяся из внезапно наполненных влагой глаз, стекает через переносицу. Мы оба молчим, лишь его ладонь аккуратно проходится по моей голове с интервалом в несколько секунд. Звук его урчащего желудка, заставляет вздрогнуть. Поднимаю голову, отстраняюсь от него внезапно устыдившись своей слабости. Быстро вытираю глаза пальцами.

- Пойди, перекуси чем-нибудь, - киваю ему на кухню. - Мне нужно сделать гимнастику. Иначе не встану. Разберись сам там... Ладно?

Мальчишка молча кивает и сбегает из комнаты, остановившись в дверном проеме, затворяет дверь, воровато оглянувшись назад. Спустя пару минут слышу звук слива бочка унитаза.

Да… двери в ванной очень не хватает. А мне, как быть?

Не смогу я его выгнать, а он, судя по всему, сам не уйдет. Перебравшись на пол расстилаю каримат, укладываясь на него, смотрю в серый потолок.

А смогу ли я? Смогу ли появиться на конюшне после всего, что натворила?

Теперь мои кошмары точно не прекратятся… Они возобновятся с новой силой. Будь рядом мама, я бы попробовала. Одна… боюсь, что не смогу.

Дыхание учащается.

Я не смогу. Нет, не смогу пойти туда.

Сажусь и принимаюсь разминать ступни.

Голова становится неподъемно тяжёлой, вдоль позвоночника пробегает жар.

«Аксееель! Аксееееель! Пустите! Пустите меня к нему!! - истерический крик, вбрызгивающийся в кровь словно яд».

«Не закрывай глаза! Открой! Дочка, открой глаза!! - крик мамы и вой пожарных сирен и сирен скорой помощи».

Этим воспоминаниям много лет, но каждый раз я слышу эти голоса, словно все случилось вчера.

Отрицательно кручу головой, словно мысленного отрицания мало. Мну икры надавливая на них с большей и большей силой. Ссадины на коленях начинает покалывать. Подсохшая корочка лопается. Сквозь трещинку сочится тонкая алая струйка.

Обоняние улавливает странный запах. Слюна моментально наполняет рот.

- Ренат! - кричу достаточно грозно. Неужели нельзя просто отрезать ломоть хлеба и кусок колбасы? Чего он там хозяйничает? Я сама с этой газовой плитой, произведенной еще при царе Горохе, только-только разобралась. - Ренат!!

Двери отворяются, мальчишка заглядывает в комнату. Смотрит на меня глазами в пол-лица, не моргая.

- Что ты там делаешь?! - встаю на четвереньки, потом на колени, выпрямляюсь, чтобы быть хоть немного выше.

- Оладьи жарю, - произносить он уверенно, слегка задрав подбородок. - Нельзя?!

Куда девалась та робость в глазах? Он смотрит на меня так, словно я оторвала его от важных дел.

- Минут через десять будут готовы, - произносит он и затворяет дверь.

***

На тарелке с надщербнутым краем красуется горка подгорелых оладьев. Мальчишка по-хозяйски достает из холодильника сметану. Грязные давно не стриженные ногти резко контрастируют с белым стаканом сметаны. Отвожу взгляд в сторону, чтобы не пялиться на его руки.

- Тебе сколько сахара в чай положить? - заносит чайную ложку над сахарницей.

- Я буду кофе.

Он подскакивает с места, собираясь схватить банку с кофе.

- Я сама, - успеваю его опередить.

Глава 8

Тихий стук в дверь и я сползаю с дивана. Сердце неистово колотится.

Новая информация странным образом будоражит кровь. Куликова Татьяна Сергеевна. Я вспомнила и имя, и фамилию хозяйки «Топаза». «Орион» и «Топаз» конкурировали много лет, не мало работников переметнулось в «Топаз» после прихода Ярового.

Силюсь вспомнить от какого клуба выступал Мурат. Это был точно не «Топаз» иначе мы бы знали друг друга до поездки в Словакию.

Повиснув на ручке, отворяю дверь. Ренат стоит на площадке, озираясь на лестницу. На третьем этаже слышна какая-то возня, нетрезвые голоса, ругань. Он быстро юркает в квартиру, вытаскивая из кармана карту.

- Что там такое? - киваю наверх, забираю пластик.

- Мамкины собутыльники не могут решить кто пойдет в магазин, - обыденным тоном произносит он и стягивает с ног кеды.

Проводив его спину, скрывшуюся за дверным проемом комнаты, поднимаю один кед и пытаюсь всмотреться в размер. Рыжая подошва стерлась напрочь, стелька и вовсе отсутствует. Поднимаю второй… тоже самое.

Приходится прислонить подошву его обуви к подошве своего кроссовка. На пару размеров меньше. Можно заказать несколько пар, как я поступила с костюмом.

- Ты говорила, о какой-то услуге, - мальчишка возникает позади меня, застав меня врасплох. Наблюдает за тем, как я бросаю обувь на пол.

- Ты уже мне ее оказал, - поворачиваюсь к нему. - Мне нужно было закинуть денег на счет. Прости, но расплачусь я с тобой не деньгами.

На лицо мальчишки наползает тень.

- Ренат, извини, но мне показалось, что тебе нужна одежда и новая пара обуви.

Его брови сходятся у переносицы, взгляд становится колючим.

- Ничего мне от тебя не надо! - резко выкрикивает он. - Еще я с больного человека денег не брал. Я что крыса по-твоему?

Не так давно меня бы задели его слова. Ничего не может быть отвратительней человеческой жалости. Быть жалкой невыносимо тяжко. Но сейчас меня не бесят эти слова, наоборот отзываются теплом в груди, как бы странно это не было.

Он натягивает на ноги обувь, шагает к двери.

Одна моя половина радуется его уходу.

Пусть идет! Мне так будет проще. Не знала, как его выпроводить? Вот, все сложилось, само собой.

Другая часть меня, сожалеет о его желании уйти.

А вдруг не придет больше? Да и куда он пойдет?

- Подожди! Ну куда ты собрался? Что за глупое поведение? Ты же не дурак, Ренат! Если дают, принимай и пользуйся. Нет в этом ничего дурного. Вот ты накормил меня завтраком сегодня. Помог с покупками, вынес мусор, сбегал для меня в банк. Я же приняла твою помощь. Почему я не могу отплатить тебе тем же?

С минуту он мнется в дверях. Разувается.

- Говори, что еще нужно сделать, - бормочет себе под нос.

- Поможешь мне немного привести в порядок квартиру?

Здесь давно нужно сделать влажную уборку. Лилия Юрьевна пыталась навести какой-то порядок. Перед моим приездом точно вымыла пол и почистила сантехнику, хоть это и мало, что дало. Убогое зрелище не превратить во что-то уютное и приличное одним лишь взмахом тряпки.

С каким воодушевлением Ренат драил пол просто словами не передать. Вспоминая себя в его возрасте меня передергивало от стыда. Да что говорить о детстве, если я и сейчас все никак не свыкнусь с мыслью, что теперь все придется делать своими руками, что никто не сделает за меня те элементарные вещи, которые я всю жизнь перекладывала на других.

- Почему ты не передвигаешься по квартире на коляске? - она узкая, пройдет в двери.

- Если я снова в нее сяду, то не захочу вставать. Мне нужно встать на ноги, Ренат. Деньги скоро закончатся и что я буду делать?

- А кем ты собираешься работать?

Это очень больная тема. Я понятия не имею, чем бы я могла зарабатывать себе на жизнь. Я ничего не умею. Мое юридическое образование полностью оплачено отцом. Я посещала университет только на первом курсе и то только, чтобы слегка сменить обстановку, добавить в свою жизнь чего-то нового. Я не считала нужным тратить время на учёбу. У меня не было ни мыслей, ни желания заводить друзей, я общалась с себе подобными людьми, которые слились сразу же, как только прослышали, что бизнес отца пошел ко дну. Благодаря маме мы держались некоторое время на плаву. Ей пришлось продать клуб, чтобы расплатиться по долгам отца. Но при этом мы достаточно долго были небедными людьми. Вот только мое лечение, съело все наши деньги. И, наверное, мне стоило бы порадоваться, что у меня осталась хотя бы крыша над головой, но радости эта крыша во мне никакой не вызывает.

- Не знаю… Для начала нужно научиться передвигаться уверенно.

- А, что с тобой случилось? - простодушно произносит он, двигая по полу кресло.

- Попала в аварию, - опускаю глаза.

Похоже мальчишка догадывается, что я не хочу говорить об этом, поэтому замолкает на некоторое время.

- А это что? - сдвинув в сторону коробку, приоткрывает крышку, достает кубок. - Можно посмотреть?

- Посмотри, - пожимаю плечами.

Большая часть содержимого коробки мамины награды. Из моего там лишь несколько медалей.

- Ого! Ты спортсменка-конница? - открыв рот, округляет газа.

- Всадница, - исправляю его коротко усмехнувшись.

- Ни фига себе! - продолжает восхищаться Ренат, выкладывая кубки и медали на стол.

В его глазах неописуемый восторг, мальчишка крутит в руках кубки разглядывая их с таким благоговением, словно они отлиты из чистого золота.

- А тебя когда-нибудь кусал конь? - неожиданно интересуется он.

- Нет, - отрицательно кручу головой.

- Я слышал, что они больно кусаются. А копытом лягал?

- Не лягал, - пытаюсь улыбнуться его непосредственности.

- Вот бы хоть раз посидеть верхом! - мечтательно вздыхает он.

- А чего только посидеть?

- Покататься я даже не мечтаю, - снова тяжёлый вздох.

- Поедешь со мной в конный клуб?

- Куда?

- На конюшню, - поясняю, слегка растерявшись от своего неожиданного предложения.

Глава 9

- Ты такая красивая! - восклицает Ренат, едва я отворяю перед ним дверь.

Не без труда растягиваю губы в легкой дружеской улыбке уже не удивляясь его непосредственности. Я почти не спала последние ночи. Сегодня отключилась на пару часов, но спала беспокойно. В квартире очень душно и даже раскрытые настежь окна не помогают. Если я хотя бы на минуту прикрываю глаза, в мою голову лезут кошмары. Днем я могу слегка задремать, но только если этот мальчишка находится в квартире. Я дала ему планшет, и он часы напролет играет в игры. Когда он уходит. Сон уходит вместе с ним, почему-то...

- Ты обедал?

- Ну… так, - неопределенно вертит ладонью в воздухе. - Пару бутеров бы затрепал.

- Ну иди… затрепи, - кивком указываю на дверной проем кухни.

Ренат скидывает кеды и бежит на кухню.

- Руки! - кричу я, возвращаясь к небольшому настольному зеркалу.

- Сейчас помою! Диан, я и ногти подстриг, - заходит в комнату, демонстрируя мне свои ладони с подстриженными ногтями. - Так, я лошадь не поцарапаю?

- Не поцарапаешь, - подкрашиваю ресницы.

Мне не хочется его расстраивать, но сопровождать меня он будет недолго. Сейчас Ренат необходим мне для подстраховки. Как только начну тверже ощущать под ногами почву, обойдусь без него. Я уже изучила информацию на сайте клуба и цены меня неприятно удивили, я бы даже сказала шокировали. Хотя, скорее всего, это осознание моего нового финансового положения глубже укореняется в мозгу. При других обстоятельствах цифры, указанные в прайсах, были бы для меня просто цифрами. Ни много, ни мало…

Когда меня волновали цены? Никогда.

Но когда в твоем распоряжении остается буквально три сотни, из которых больше ста уже нет, мыслить начинаешь иначе.

Что я буду делать, когда деньги закончатся? На что жить?

- Я и тебе сделал, - Ренат заносит в комнату блюдце с бутербродом, состоящим из неровного куска батона, толстого слоя майонеза и колесика ветчины. Плюхает его передо мной.

- Не хочу. Забери!

- Ешь! Ты совсем тощая, - произносит он только-только дожевав свой бутерброд.

По-моему, он начинает наглеть. Гашу в себе всплески гнева, демонстративно отодвигая тарелку.

- Если я захочу чего-то, я тебе об этом скажу, - цежу сквозь зубы, не в силах совладать со своим дурным настроением.

Мне не нравится то, что он чувствует себя здесь как дома. Не нравятся ощущения, которые я испытываю рядом с ним время от времени. Не нравится то, что я начинаю чувствовать за него ответственность. Мне все не нравится, но пока я не могу его отослать. Он мне нужен.

Он на самом деле прилично облегчил мою жизнь в последние дни. Пусть сегодняшняя поездка будет моей благодарностью. Сегодня и еще пару раз. Потом я сама. Благотворительность нынче мне не по карману.

- Как хочешь, - подхватив тарелку со столика собирается уйти, неожиданно запинаясь об задравшийся угол паласа.

Тарелка летите на пол. Бутерброд распадается на части, кусок батона шлепается майонезом вниз.

Во мне начинает бурлить раздражение. Крепко сомкнув челюсти стараюсь дышать ровно. Вероятно, мальчишка читает все по моему лицу.

- Я сейчас все уберу, - подхватывает с пола ветчину, затем хлеб, а потом проходится ногой по майонезному пятну стирая его носком.

- Да, что ты за свинья такая?! - взрываюсь я. - Неужели нельзя аккуратнее? Еще майку сними и протри!

Ренат смотрит на меня широко распахнув глаза. Меня буквально трясет. Где-то на задворках сознания я жалею об этом всплеске гнева, но сейчас мне хочется, сказать ему еще что-нибудь обидное. Что-нибудь такое, что его действительно заденет, и он уйдет отсюда и больше не вернется. Да, так будет проще. Пусть уйдет! Справлюсь как-нибудь! Никто мне не нужен.

- Чего смотришь? Наверное, ты перепутал это место со своим бичатником?

Понимаю прекрасно, что мой дом вполне можно охарактеризовать тем же эпитетом. Но мне нужно, чтобы он ушел. Нет у меня возможности содержать еще один рот. Сама через месяц другой не смогу купить себе даже хлеба.

Ренат молча уходит в ванную. Приносит оттуда старое полотенце, используемое в качестве половой тряпки. Молча протирает пол.

Все тело подрагивает, головная боль расползается от затылка к вискам. Слышу, как тихонько прикрывается входная дверь. Роняю лицо в ладони. Нам выезжать через полчаса. Вот куда он пошел?

Я уже не удивляюсь всем тем противоречиям, которые теперь уживаются во мне на равных правах. Я одновременно хочу его прогнать и обнять, и эти желания борются во мне постоянно, и ни одно из них никак не может победить.

Тяну руку к телефону. Звоню. Не берет трубку. Звоню еще несколько раз. Игнорирует. В итоге решаю подняться к нему. Уж два лестничных пролета я преодолеть в состоянии.

Звонок его двери явно не работает. Если бы работал, я бы слышала его трель. Стены в доме картон. Осторожно стучу в дверь. Коснуться ручки не решаюсь. Она даже на вид липкая. Если смогу к ней прикоснуться, то только через салфетку, а их у меня с собой нет.

Минут пять спустя, я все же жму одним пальцем на ручку и зацепившись за нее как крючком, тяну дверь на себя. Поддается. Из приоткрытой щели в нос сразу бьёт спертый воздух. Похоже окна здесь заколочены намертво и не открываются никогда. Делаю осторожный шаг в прихожую. Я абсолютно точно охарактеризовала его дом… Отвратительнее просто быть не может.

- Ренат! - зову его негромко.

Квартира двухкомнатная. Обе двери закрыты, но из-за одной четко доносится храп. Точно там спит не человек, а какой-то боров.

- Ренат! - зову его еще раз. До слуха доносится скрип.

Вздрагиваю. Собираюсь закрыть дверь, но не успеваю. Из той комнаты в которой спит вепрь вываливается женщина. Отекшее лицо, глаза, заплывшие фиолетовыми синяками. Грязные наполовину седые волосы висят сосульками вокруг лица. Длинная футболка едва прикрывает бедра. Полные, отекшие ноги сплошь в синяках.

Застыв на пороге, не могу сделать шаг назад, хоть и хочется уйти отсюда как можно скорее.

Глава 10

- Ильяс! - голос Мурата звучит громко. - Прокати парня! - кивает на Рената.

Тот смотрит на него глазами в пол-лица и кажется слегка бледнеет, потом краснеет, затем и вовсе покрывается пятнами. Странная реакция. Неужели, так сильно волнуется?

- Правда можно? - произносит мальчишка с благоговением в голосе.

Кого-то он мне напоминает… И от этого воспоминания меня передергивает.

Этим воспоминаниям почти двадцать лет, но я до сих пор отлично помню тот день, когда мое законное место заняла проходимка. Я ненавидела ее всем сердцем, всей душой и эта ненависть с годами становилась все крепче. Из-за нее я в таком положении. И именно она, сыграла одну из главных ролей в моей жизни, всегда сдвигая меня на второй план. За Габеркорн я до сих пор не могу простить маму. За отца простила. За нее не могу…

Правда у Рената в отличие от нее губа не дура. Что стоил копеечный старый Аксель и чего стоит этот жеребец. Мама говорила, что я никогда не пойму подлинной ценности чего-либо, пока не перестану все мерить деньгами. Приводила море доводов, объясняя мне свою истину, которую я без труда опровергала, примером ее собственной жизни. И ей нечего было возразить на мои доводы…

Моя мама, самоотверженно сложившая на алтарь моего выздоровления все семейные накопления и имущество не родилась с золотой ложкой во рту, как я. Она пробивала себе дорогу к благополучию и достатку с самых низов. Оттуда, где сейчас нахожусь я.

В детстве я стеснялась ее плебейского происхождения, ведь она никогда не скрывала кем была и в какой семье родилась. В юности, презирала за то, что она не гнушалась статуса любовницы толстого кошелька, будучи замужем за моим отцом. Она стремилась к поставленным целям и шла к ним невзирая на методы. За моего отца она так же вышла замуж по расчету. Он был ее спонсором. Она была ему благодарна. Ровно до тех пор, пока у отца не сорвало голову, и он не начал играть, пока не проиграл большую часть состояния. Ей пришлось в буквальном смысле заложить «Орион», чтобы расплатиться по долгам папы. Как в этом браке могла получиться я, я только догадываюсь. Почти уверена, что мама меня не хотела. А вот отец хотел. И здесь их желания не совпали. Я всю жизнь буду помнить себя любимой папиной доченькой и просто Дианой для мамы. Возможно, я тысячу раз не права и просто не смогла доподлинно почувствовать ее любви в детстве, но то, что она сделала для меня в последние годы, говорит либо о том, что таким образом она заглаживала передо мной вину, либо пыталась показать мне свою любовь так, как я ее чувствую лучше всего. Через материальные блага.

Иногда мне кажется, что она ушла именно сейчас не просто так. Нет, я ни за что не поверю, что она могла намеренно навредить себе. Просто ее уход стал новой точкой отсчета в моей жизни, с которой я должна начать новый старт. И своим собственным примером доказать, что можно себя уважать даже с дырой в кармане и не прыгать по койкам ища варианты упростить себе жизнь.

Перебирая в голове эти мысли становится смешно, от того как быстро я готова сдаться. Ведь если сейчас передо мной будет выбор: встав на ноги найти работу и продолжить влачить жалкое существование в своих трущобах или подцепить состоятельного мужика. Я даже думать не стану, выберу второй вариант.

Отчего эти мысли посещают меня глядя на широкую мужскую спину?

- Парень, да ты крут! Так держаться в седле в первый раз! Ты меня поразил! - он качает головой, глядя на мальчишку сияющего лучезарной улыбкой верхом на арабе.

Погруженная в свои мысли я все пропустила. Как он садился на коня. Как его знакомили с ним.

- Диан! Ну посмотри на меня! - кричит с манежа Ренат.

Делаю над собой усилие, чтобы улыбнуться ему.

- Вообще-то время идет, - произношу достаточно громко, для того, чтобы наконец обратить на себя внимание Мурата.

- Пусть покатается, - говорит он парню, водящему по манежу жеребца. - Проконтролируй! - разворачивается ко мне лицом. - В медицинских заключениях, которые я изучил сказано, что вы способны передвигаться без кресла. Что-то изменилось? Потому что если так, вам скорее всего нужно будет пройти новое обследование и получить разрешение врачей.

- Я могу ходить, - поднимаюсь из кресла. - Но быстро устаю и периодически перестаю чувствовать ноги, они подгибаются сами собой. Это может произойти в любой момент.

- Давайте пока обойдемся без коляски, - подает мне руку.

Почему-то мне не хочется касаться его ладони. Игнорирую этот жест.

- Ладно. Я постараюсь подстраховать вас, но если устанете сразу говорите.

- Куда мы идем? - медленно иду рядом с ним.

Мурат подстраивается под мой шаг и идет очень близко. Мы соприкасаемся плечами.

- Я хочу, чтобы вы познакомились с несколькими лошадьми и выбрали ту, которая больше всего придется по душе.

Неужели нельзя без этих предисловий? Совершенно не профессиональный подход. Я клиент, он исполнитель. К моему приезду подходящая лошадь должна была быть готова и полностью снаряжена для занятий. Если он сейчас предложит мне еще и почистить понравившуюся мне кобылу. Я пошлю его и потребую вернуть мне деньги. Время идет, а мы плетемся черепашьим шагом вдоль конюшни. Только дойдем и придется возвращаться обратно.

- Устали? - участливо интересуется он. - Может передохнете немного?

- Вы издеваетесь надо мной? - не выдерживаю я. - Я приехала сюда, не для того, чтобы бродить по территории. - Дайте мне в конце концов лошадь, и я сама разберусь, что с ней делать! - буквально гаркаю последние слова.

- Думаете разберётесь?

- Я прекрасно знаю, что шаг лошади по ритму совпадает с шагом человека.

- Верно говорите. Импульсы от спины лошади заставляют включаться все мышечные группы человека, именно они способствуют их укреплению и уменьшению атрофии.

- Вы собираетесь мне лекцию читать или… - неожиданно мои колени подкашиваются, и я теряю равновесие.

Он подхватывает меня под локоть, не дав упасть.

Глава 11

- Мне кажется вы слишком напряжены, - слегка повернув голову, Мурат скользит взглядом по моему лицу.

Да, неужели? Тебе и правда так кажется? Я не знаю, что меня сейчас бесит больше. Этот учтиво-уважительный тон или то, что он не узнал меня. Конечно, столько лет прошло. Наверное, это нормально не вспомнить девушку, с которой не сводил глаз несколько дней подряд, десять лет назад. Но, я то его узнала сразу. Похоже я действительно так паршиво выгляжу. Или просто у мужчин память короче, чем у женщин. Ведь я не придавала той интрижке никакого значения и благополучно забыла о нем, как только села в самолет покидая Словакию. Но в тот момент, когда я сунулась изучать сайт клуба, в голове будто произошел какой-то щелчок, и я вспомнила те соревнования до мельчайших подробностей будто все это было вчера. Это были мои лучшие выступления с момента прихода Габеркорн в наш клуб. Она не могла составить мне конкуренцию тогда, и я наслаждалась каждым мгновением своего триумфа. Возможно, поэтому этот временной промежуток так врезался в мою память.

Бросив на него молчаливый взгляд, решаю оставить все свои мысли при себе. Тем временем он продолжает:

- Лошади отличные психологи.

- Я в курсе, - коротко отрезаю я.

- Обычно на первых двух-трех занятиях, пациенты знакомятся с лошадьми, общаются с ними, - мы медленно подходим к ограждению левады.

- У меня нет столько времени. Я с пяти лет в седле, и сама в состоянии разобраться с тем, что конкретно мне нужно от лошади. Сделайте одолжение, дайте мне, наконец, уже лошадь… любую, - произношу с нажимом. - Со всем остальным я справлюсь самостоятельно. Сколько у меня осталось времени? Сорок минут. Давайте, не будем тратить его понапрасну. За развлечение мальчишки я заплачу. Мое время, насколько я понимаю, оплачено.

За оградой пасутся пять коней. Пробегаю взглядом по всем, стопорясь на самом дальнем жеребце.

- Я бы посоветовал вам…

Такое ощущение, что кто-то выключил солнце, в одно мгновение опустив на землю беспросветную мглу. Земля уходит из-под ног. Я цепляюсь руками за деревянные балки ограды. Полностью дезориентированная кручу головой, словно где-то за фокусом моего пропавшего зрения есть свет.

- Диана… - тихий голос зовет меня.

Неожиданно яркая вспышка сменяет черную мглу на слишком яркий свет, такой яркий, что несколько секунд я снова чувствую себя ослепленной, а потом перед глазами возникают тысячи разбитых зеркал, и я кручу головой пытаясь выбраться из жуткого зеркального лабиринта, в каждом осколке которого мое лицо, на каждом осколке изображен страх и испуг.

Свет гаснет снова, чтобы через секунду зажечься новой картинкой. Я стою посреди огромного вокзала в незнакомом городе, мимо меня снуют незнакомые люди, все они говорят на чужом языке. Я снова верчу головой, все надписи вокруг изображены странными буквами и не походят ни на один знакомый мне язык. Я чётко ощущаю состояние, говорящее о том, что я опоздала, ведь мой поезд ушел. Вглядываюсь в безразличные лица проходящих мимо меня людей. Никто не бросает на меня даже короткого взгляда. Я словно прозрачная или безликая.

Теплая жидкость растекается по моему лицу, чувствую запах металла и привкус соли…

- Диана, - кто-то трясёт меня за плечи. - Черт!

Моя голова приподнимается, перед глазами плывут круги. От глубокого вдоха легкие заполняются воздухом. Картинка перед глазами становится четче.

- Что случилось? - слышу незнакомый голос вдалеке.

- Диана! Диана! - детский испуганный.

Надо мной склоняются три лица. Два мужских и одно детское. Проморгавшись, фокусирую взгляд на Мурате.

- Такое случается, когда она чего-то сильно пугается, - лепечет Ренат. - Я розетку один раз чинил, тоже самое было. И еще, один гопник…

- Ренат, - одергиваю его осознав, что язык снова слушается меня. Я лежу не на земле, а на диване, надо мной белый потолок, а не голубое небо. Вторая попытка подняться увенчивается успехом. Я провожу ладонью по подбородку и губам, поднимаю взгляд на встревоженные лица присутствующих.

- Может все-таки скорую? - подает голос мужчина, выгуливавший араба.

- Да она просто не ест ничего толком, вот и падает вечно, - снова Ренат.

- Все нормально! - поднимаю взгляд на Мурата, который до сих пор пребывает в какой-то прострации и смотрит на меня достаточно странно. - Где я могу умыться? - поднимаюсь с дивана, слегка пошатываясь. Он подхватывает меня под локоть.

- Я провожу, - помогает мне дойти до туалета. Открывает передо мной дверь, не позволяя запереть ее за собой, придерживает ручку. - Не закрывайте.

Умываюсь, напрочь позабыв о том, что сегодня с решила добавить своему лицу немного краски. Короткий взгляд в зеркало демонстрирует мне черные растёкшиеся следы от туши и карандаша. Выдернув несколько бумажных полотенец пытаюсь стереть потеки, но лишь до красна растираю кожу. Гадство… Теперь еще хуже. Как меня достали эти кровотечения. С досадой бросаю скомканные салфетки в корзину. Моя сумка осталась лежать в коляске и естественно никто не догадался принести мне ее.

- У вас все в порядке? - слышится за дверью после негромкого, трехкратного стука.

- Да, все хорошо, - мочу ладони в холодной воде и еще раз прохожусь пальцами под глазами.

Бегло осматриваю черное поло. Черный теперь это мой основной цвет. На нем хотя бы кровавых пятен не видно в случае чего. Выхожу за дверь. Мурат собирается подхватить меня под руку. Отстраняюсь.

- Я в состоянии идти сама, - следую за ним, внутри представляя себя канатоходцем, стараюсь не показывать своей сосредоточенности снаружи. Он пару раз оборачивается, бросая на меня взгляд.

Мы проходим просторный холл, в котором я лежала на диване. Рената поблизости не видно. Значит снова на манеже. Мурат распахивает передо мной дверь. Прохожу в небольшую комнату. Письменный стол довольно посредственного качества, два обычных деревянных стула с коричневой обивкой, офисное кресло, компьютер, пара стеллажей, заполненных толстыми разноцветными папками. На единственном окне бежевые вертикальный жалюзи, фикус Бенджамина в плетеной кадке в углу комнаты. Если это его кабинет, то мне понятно откуда у него десять - пятнадцать миллионов на араба. Никогда не понимала, как можно экономить на собственном комфорте имея деньги. Ради чего? Ради того, чтобы купить дорогущую лошадь и катать на ней детей?

Глава 12

Вот спасибо тебе Ульяна… Удружила, так удружила!

Я понял кто она такая, только после того, как полностью изучил медицинские выписки. Большая их часть была на английском. Чтобы упростить себе задачу пришлось воспользоваться онлайн переводчиком. А потом пошло-поехало… В интернете есть все, от ее выступлений с самого раннего детства, до аварии. Биография ее матери. Информация о гибели ее отца. Ее заброшенные соцсети.

Вольтижеров и сейчас не так много. В те годы их можно было посчитать по пальцам, не всех, разумеется. Тех, кто добивался успехов на международных соревнованиях. Как сейчас помню, свои впечатления от ее тренировок. Отбитая на всю голову девка. Складывалось впечатление, что у нее либо напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, либо настолько высокий болевой порог. Почти полностью перемотанная тейпами она крутила такие сальтухи, что у меня дух захватывало.

А! Ну, еще она красивая была… В те времена я питал особую слабость к блондинкам, поэтому следил за временем ее тренировок и выступлений едва ли не в ущерб собственным интересам. Конкурное поле, располагалось на приличном расстоянии от их полигона.

Она быстро смекнула, что у нее появился преданный зритель и не без удовольствия начала принимать мое внимание. Первый раз я перехватил ее в ресторане отеля, потом несколько раз на полигоне. Она все время была одна, хоть и выступала в команде.

Она говорила мне в лоб, что я не в ее вкусе, но от общения не отказывалась, не упуская возможности поездить мне по ушам, рассказывая о том, какая она богачка. Ее родители якобы владели крупным конноспортивным комплексом и автосалонами. Моей жизнью она не интересовалась, предпочитая диалогу, монолог о самой себе. Мне на тот момент было абсолютно похер, что она говорит. Во мне бушевало такое количество не слитого тестостерона, вокруг было полно симпатичных на все согласных девушек, а мне вперилась именно эта. Ну и облом же меня ждал, когда вместо столь желанного секса в последний вечер перед отъездом, мне досталась в дупель ужратая девица в одну глотку отмечающая свою победу.

Три года назад, покупая «Топаз» я неожиданно вспомнил о том, что знаком с потенциальной хозяйкой конкурирующего клуба. Но его владельцами оказались совершенно другие люди, и я почему-то воспринял все россказни девчонки как ее фантазии.

Еще раз окидываю взглядом ее осунувшееся лицо. Ее явно задевает мой оценивающий взгляд. Хотя сама она на меня смотрит с тем же выражением лица королевы, снисходительно принимающей внимание простолюдина. Только от королевы теперь мало, что осталось. В гроб краше кладут.

По глазам вижу, что сейчас рванет. Диана начинает ерзать на стуле, подскакивает неожиданно резко и резво.

- Сядь! - отвечаю на ее действие, дублируя слова доктора. - Среда с двух до четырех, - записываю время приема. - Всего доброго, Николай Алексеевич! Жене привет! - бросаю трубку на стол. - Ну что, Дианка бледная поганка, - откидываюсь на спинку кресла, усаживаясь поудобней, - рассказывай, как ты докатилась до жизни такой, - произношу наблюдая за тем как вспыхивает злостью ее взгляд.

Продолжая прожигать меня ненавистным взглядом, Диана осторожно обходит стол, подходит к окну, отворяет его, рывком сдвинув жалюзи в сторону, едва не оборвав ленты.

- Ренат!! - рявкает так, словно пятнадцать минут назад не она представляла из себя умирающую лебедь. - Спускайся! Спустите, его немедленно! - вероятно, адресовано Ильясу. Развернувшись, делает несколько шагов к моему столу, опирается на него руками. - Дай мне договор, - смотрит на меня пристально.

- Какой договор? - слегка отъезжаю назад.

- Тот, который моя мать заключала с тобой. Мой экземпляр утерян, мне нужен дубликат, - звучит хладнокровно и жестко.

- Зачем?

Словно случайно толкает монитор. Он плашмя падает на стол.

- Что. Ты. Творишь? - произношу спокойно, продолжая неподвижно следить за ней.

- Ой! Извини... Я нечаянно. Калеке ведь простительно, - обходит стол по кругу опираясь ладонью на столешницу обводя ее по периметру. Останавливается напротив стеллажа с папками, бегает глазами по корешкам с надписями. Вытягивает одну из них.

- Зачем тебе договор?

- Хочу знать, сколько мама заплатила твоей шарашкиной конторе. Я не собираюсь пользоваться твоими услугами. Хочу, чтобы мне вернули деньги, - резкими движениями ладони перелистывает одну из папок.

- Договора здесь нет. Можешь не искать. В среду тебя будет ждать врач, - двигаю по столу листок со временем, предварительно дописав сверху адрес клиники. - Без результатов полного обследования я и сам не буду с тобой работать. Мне нахер не надо, чтобы кто-то здесь поломался. Не выношу халатность ни по отношению к себе, ни по отношению к другим.

- Иди на х…й, - склонившись, цедит мне в лицо отшвыривая бумажку, она летит на пол.

Перехватываю ее запястье, не позволив выпрямиться в полный рост. Сдавливаю немного больше чем следовало бы, наблюдая как меняется выражение ее лица.

- В среду в четырнадцать ноль-ноль ты должна быть в клинике. Поняла?

- Ты меня не расслышал?

- Мы уже уезжаем? - в дверях появляется расстроенный пацаненок.

Отпускаю ее руку, она отшатывается от меня, второй рукой перехватывает свое запястье, потирает его.

- Я отвезу вас, - поднявшись, подхватываю ее под локоть.

- Мы сами доберемся, - дергает локтем.

- Как знаешь, - отпускаю ее, иду к двери. - Ну как тебе? Понравилось? - треплю кудрявые вихры мальчишки.

- Да! Очень понравилось! Спасибо!

- Будем ждать тебя снова.

Глаза мальчишки загораются радостным светом.

Глава 13

Бойтесь своих желаний, рано или поздно эти желания могут свести вас с ума.

Сдергиваю зубами колпачок с черного маркера и медленно штрих за штрихом закрашиваю свое тату, рисую на запястье черный прямоугольник, словно это действие способно как-то помочь мне. Знаю, что не поможет, но это уже похоже на паранойю.

Я не вкладывала особого смысла в этот рисунок, как делают многие набивая тату. Мне просто понравилась картинка, а ассоциация с моей лошадью случилась сама собой. Позже, я убеждала маму, что сделала тату в память о Лаванде, пытаясь драматизировать ее продажу, на самом же деле я не ценила саму лошадь так сильно, как пыталась изобразить. Лаванда скорее была символом моей особенности в «Орионе». Я чувствовала себя хозяйкой и считала всех лошадей своими, но лишь Лаванда была неприкосновенна для других, и только мама могла нарушить эту неприкосновенность. Когда мама заложила клуб Яровому, она стала нарушать ее неприкосновенность регулярно отдавая ее в прокат. Тогда я еще не знала, что она уже не моя, и продолжала устраивать скандалы по этому поводу.

Нужно свести ее к чертовой матери! А поможет? Нет, не поможет…

Делаю глоток прямо из горла бутылки. Паршивой коньяк обжигает горло. Ну какая же дрянь…

Плотнее подтянув колени к груди утыкаюсь в них носом. Я так хочу разрыдаться, разреветься так, чтобы наконец выплеснуть наружу всю злость и ненависть, но не могу выдавить из себя даже слезинки. Вторую ночь подряд ко мне приходит мое видение. Я устала бороться со сном и жутко боюсь, что однажды я досмотрю этот сон до конца. Я не хочу на это смотреть, поэтому не сплю и все время думаю о том, что в детстве мне нужно было посещать психиатра. Сейчас, если бы мне удалось отмотать время вспять и вернуться на пятнадцать - семнадцать лет назад. Я сама бы попросила отца или маму отвести меня к врачу. Быть может тогда не случилось бы всего того, что я натворила.

Делаю еще один глоток, отшвыривая вибрирующую трубку.

Ну что ты названиваешь мне? Отстань! Оставь меня в покое! - шлю мысленный посыл назойливому мальчишке. - Я не хочу тебя рядом! Не хочу, чтобы ты смотрел на меня своими щенячьими глазами и жалел.

«Расскажи, чего ты испугалась? - Ренат трясет меня за руку в такси, не оставляя в покое до самого дома.

- Отстань от меня!

- Расскажи!

- Оставь меня в покое, - цежу сквозь зубы. -Ты невыносимый, назойливый, невозможный ребёнок.

- Тогда в подъезде ты испугалась Жука. Потом испугалась, что меня может убить током. Ты ведь испугалась за мою жизнь?

Дурачок. Я думала о том, какие у меня могут возникнуть проблемы, если тебя убьет током в моей квартире и не более того, - в слух не произношу, но окидываю его достаточно красноречивым взглядом. - Конечно же я лгу себе самой пытаясь убедить себя в этом. Ведь за жизнь ненавистной мне девчонки я тоже стала бояться. Этот страх пришел с возрастом и с годами стал усиливаться все больше и больше. В последнее время и вовсе доводя меня до сумасшествия.

- Ты ошибаешься. Кровь носом у меня идет не от страха. Просто сосуды слабые вот и все.

- А обмороки?

- Не помню, чтобы я теряла при тебе сознание. Это единичный случай. Оставь меня в покое, Ренат, и не приходи сегодня ко мне, и завтра не приходи. Думаю, я уже в состоянии дойти до магазина, который находится во дворе, самостоятельно.

- Я буду за тебя волноваться.

- Не надо. Все, я сказала! Если ты мне понадобишься, я тебе позвоню.

- А как же?

- Я больше не буду туда ездить. Так что все, покатался разок и хватит.»

Я не стала смотреть на разочарованное лицо мальчишки, в груди что-то укололо слегка, но я решила не заострять на этом внимания. Если видения вернутся, то мне нужен алкоголь. А в этом вопросе Ренат мне не помощник, придется справляться самостоятельно.

«Умничка! Молодчина! Вот так надо! Диана, попробуешь повторить? - мама оборачивается ко мне не преставая аплодировать этому заморышу.

В моих мыслях Лаванда топчет эту толстуху копытами, а я запрыгиваю на тренажер и снова не могу превзойти ее технику.»

Делаю еще глоток и еще, закашливаюсь, выплёвывая вонючее пойло.

Ренат настойчиво тарабанит в дверь, продолжаю его игнорировать.

Удары из частых и барабанящих перерастают в редкие и глухие. Складывается впечатление, что кто-то бьет кувалдой по моей двери, неспешно пробивая в ней дыру. Затаив дыхание прислушиваюсь к этому стуку.

Может случилось что-то? Да, что здесь может случиться, здесь одни алкаши никому ни до кого нет дела.

Но стук не прекращается, на секунду мне кажется, что этот звук производное моего подсознания, он отдаленно напоминает чеканку лошадиных копыт.

Сползаю с дивана на пол. Я не собираюсь открывать, но любопытство берет надо мной верх, и я по стенке двигаюсь к двери ощущая, как комната кружится вокруг меня.

- Есть кто дома? Вы нас топите! - кричит незнакомый мужской голос.

Что за бред. Внизу живет старая, противная бабка, уж она то точно не может так басить.

- Открывайте или я сломаю дверь! - еще один увесистый удар.

Вздрагиваю, запутавшись в своих мыслях. Если бы у меня порвало трубу или кран вся квартира была бы уже в воде.

- Ломаю!!

Дверь содрогается от увесистого удара. Руки сами отпирают замок. Дверь распахивается, в квартиру заглядывает Мурат. Позади него стоит парень, Ильяс, кажется, а рядом Ренат.

- Ну какова красота! - произносит он, меряя меня взглядом поверх темных очков, слегка спущенных с горбатого шнобеля.