Глава 1. Яся. Гномы преткновения

Садовых гномов не было. Яся обошла клумбу, словно надеялась, что гномы забрались под кусты — но обнаружила только парочку улиток, задумчиво объедающих хосту.

Старая трехцветная кошка наблюдала за ее усилиями с выражением глубокого скепсиса в зеленых, словно хризолиты, глазах.

— Чертов Квятковский опять спер гномов! — признала наконец-то очевидное Яся.

— Спер? Опять? — в окне появилась кудлатая белобрысая голова. Окинув внимательным взглядом клумбу, Лесь закатил глаза. — Господи, как же он задолбал… Збигнев! Збигнев, мать твою! Збы-ы-шек!

— Чего орешь? — Збышек вышел из-за сарая, стряхивая со штанов невидимую пыль. Каким-то непостижимым образом он оставался чистым даже там, где это физически невозможно. Лесь утверждал, что Збышека окружает непреодолимое грязеотталкивающее поле. Если пустить этого выпендрежника на Вольские мшарники, он пройдет по грязи, как Христос по водам галилейским. — Неужели проснулся? — удовлетворившись чистотой штанов, Збышек наконец-то оставил их в покое, удостоив вниманием Леся. — Время к обеду, я уже…

— Квятковский спер гномов, — безжалостно оборвал перечень великих свершений Лесь.

— Опять? Господи, как же он задолбал… — полным тоски взглядом Збышек поглядел сначала на клумбу, потом — на низенький кособокий штакетник. — Может, забор нормальный поставить? Метра два высотой?

— А поверху обмотать колючей проволокой! И пустить по ней ток! — оживился Лесь. — Мне нравится ход твоей мысли!

— Это не моя мысль. Но в целом поддерживаю.

— А может, ну их нафиг, этих гномов? — неуверенно предложила Яся. — Все равно они старые. И уродливые.

— Как и все в этом доме. Извини, — на правильном, словно с картинки, лице Збышека мелькнуло сожаление.

— Да ладно. Правда ведь…

Яся печально вздохнула. Дом действительно был очень старым. И очень уродливым. Тяжелый, приземистый, он хмуро глядел на мир маленькими темными окнами, словно усталый подслеповатый старик. Им он, в сущности, и был. Яся очень старалась исправить это, мыла, скоблила и чистила, затеялась с побелкой и краской, но… Но дом все равно был уродливым.

Особенно по сравнению с домом родителей Збышека.

Яся подозревала, что он сто раз пожалел, ввязавшись в эту безумную авантюру. Но что сделано, то сделано, а сдаваться Збигнев Богуцкий не привык.

— Я готов! — в доме прогрохотали шаги, и на крыльцо выскочил Лесь — все еще растрепанный, в наспех застегнутой не на те пуговицы рубашке. Голубые глаза сверкали азартом. — Чего стоишь, как памятник? Пошли!

— Ребята, может, не надо? — повторила Яся, почти не рассчитывая на успех.

Потому что на самом деле было надо. Если Квятковского не окоротить на старте, через неделю он начнет дрова из поленницы таскать.

Не говоря ни слова, Збышек похлопал Ясю по плечу — то ли сочувственно, то ли успокаивающе, и устремился вслед за Лесем. Тот уже перемахнул штакетник, пригнулся, скрывшись за кустами смородины, и скользнул к сараю. Збышек последовал за ним, в несколько длинных прыжков проскочив ягодник. Яся, взволнованно прикусив губу, облокотилась на низенький заборчик.

Лесь, высунувшись из-за сарая, окинул взглядом диспозицию, коротко взмахнул рукой — и рванулся вперед, скрывшись за углом. Збышек тенью метнулся за ним, и Яся сжала кулаки. Если Квятковский сейчас подойдет к окну… Если посмотрит на лужайку…

Время тянулось расплавленной жвачкой. Мир, такой сонный и тихий, вдруг наполнился звуками: гудели пчелы, взрыкивала мотором невидимая машина, орал вдалеке петух, брехала собака. Яся затаив дыхание, ждала, тщетно вглядываясь в стену покосившегося сарая.

Ну где же они? Чего копаются?!

— Ах вы поганцы! Воры! Мошенники!

Крик чугунной кувалдой ударил в тишину, и Яся, пискнув, подпрыгнула. В ту же секунду из-за угла вылетел Збышек, зажав под мышками двух увесистых гномов. Длинными прыжками он перемахнул грядки и, не сбавляя темпа, сиганул через забор.

— Вернитесь! Имейте мужество посмотреть мне в глаза, негодяи! — неслось над капустой и морковкой. — Преступники! Подлецы!

— Держи! — Лесь, торопливо сунув Ясе гнома, подтянулся и перескочил на свою сторону забора. — Фух. Чуть не попались!

Квятковский наконец-то показался из-за угла. Крохотный, сухонький, он неторопливой трусцой бежал по дорожке, потрясая тростью, и солнце золотыми бликами вспыхивало в круглых стеклах очков.

— Отдайте гномов, злодеи! Я буду жаловаться! Вас арестуют!

Добежав до штакетника, Квятковский остановился, в последний раз воинственно замахнулся и смерил Ясю разъяренным взглядом.

— Такая приличная девушка! Такие достойные родители! И до чего докатилась… Тьфу!

Яся испуганно отступила, прижимая к груди вновьобретенного гнома. От долгих путешествий туда-обратно красная шапочка обзавелась сколом, лишившись половины помпончика.

Сплюнув через забор, Квятковский пригладил волосы, наклонился, вырвал с грядки некстати проклюнувшийся сорняк и двинулся прочь, тяжело опираясь на трость.

Как будто не он пробирался ночами, аки тать, и волок на себе через забор бетонных гномов.

— Вот же старый мудак, — резюмировал за спиной Лесь, вытер со лба пот и протянул руки. — Давай сюда этого уродца. Он тяжеленный.

Глава 2. Збышек. Прощай, дорогая, прощай

— Не знаю, как вас, а меня Квятковский достал, — Лесь грохнул гнома на траву, гневно пнул в бетонную задницу и запрыгал на одной ноге. — Ай! Сука! Ай!

— Ты же не в ботинках, придурок. Ну кто вообще пинается в кедах? — Збышек, примерившись, аккуратно опустил на землю своих гномов так, чтобы они встали в один ряд.

— Яська, ты только глянь. У нас тут эксперт по пинкам! — Лесь, перестав прыгать, застыл, как цапля, меланхолично помахивая ушибленной ногой. — Все-то он знает, все-то он умеет… Слышь, эксперт! Чего с гномами делать будем?

— А что с ними делать? — удивился Збышек. — На место поставим.

Можно было, конечно, спрятать… Но этот план большинством голосов признали негодным. Ну как большинством. Миролюбивая Яська проголосовала за, Збышек и Лесь — против. Збышек — потому что это вопрос принципа, Лесь — из соображений логики.

— Ну какой смысл держать гномов в сарае? — ярился он. — С тем же успехом их можно просто отдать Квятковскому. Что так на клумбе пусто, что эдак.

Яську приведенные аргументы не убедили, но против большинства не попрешь. Поэтому после каждого похищения гномы неотвратимо водружались на место — под зеленые водопады кустов. А через несколько дней снова исчезали, чтобы возникнуть на лужайке Квятковского.

Такой вот круговорот гномов в природе.

— На место-то на место… — Лесь почесал пятерней стог сена, заменяющий ему прическу. — Но у меня есть идейка… Может, мы закрепим гномов?

— Это как? — насторожился Збышек. — К земле прибить, что ли?

— Почти. Вот, гляди, — присев на корточки, Лесь перевернул гнома, обнажив перепачканное давленой травой основание. — Тут сверлим. Закрепляем стальной прут — у нас есть, я видел в сарае. Делаем ведро бетона, суем туда второй конец прута. Получается что-то вроде противовеса, понял? — на лице у Леся мелькнуло сомнение, и Збышек досадливо дернул ртом.

— Понял, понял. Не тупой. И нафига?

— Если эту бетонную дуру закопать, хрен Квятковский гнома с клумбы сдернет. Сам подумай — каково такую штуку из-под земли вывернуть?

Збышек нахмурился. С одной стороны, Лесь был прав. Квятковский скорее ласты прямо на клумбе склеит, чем бетонированного гнома сопрет. С другой…

Пронзительный вскрик клаксона оборвал размышления. Вздрогнув, Збышек вскинул голову. За калиткой лаково отблескивал боками семисотый «Хорьх».

— Вот дьявол, — Лесь, выпрямившись, посмотрел туда же — и стиснул челюсти.

— Ой. Это же… — на лице у Яськи последовательно мелькнули испуг, растерянность, сочувствие и снова испуг. — Это…

— Да. Это машина отца, — Збышек рефлекторно одернул футболку. Словно опрятность одежды все еще имела значение. — Пан Богуцкий наконец-то заметил, что за ужином присутствуют не все.

«Хорьх» темнел в просветах штакетника, огромный и черный, как надгробная плита. Збышек пошел к нему, мысленно отсчитывая шаги. Один. Спокойно. Два. Спокойно. Три. Спокойно! Четыре…

Калитка приближалась, надвигалась неумолимо и стремительно. Збышек глубоко вдохнул, попытался сглотнуть, но во рту было сухо, словно в пустыне, а челюсти закаменели в усилии. Чужой, мертвой рукой он откинул щеколду и шагнул на улицу. Какое-то время ничего не происходило. «Хорьх» безмолвно таращился бельмами тонированных стекол, силуэты водителя и пассажира оставались неподвижными.

Вероятно, предполагалось, что почтительный сын сам откроет дверь.

Хрен вам.

Остановившись у входа, Збышек прислонился плечом к столбу и ослабил мышцы. Это потребовало усилия — как будто, умея плавать, ты сознательно пытаешься утонуть. Но все-таки Збышек справился, и даже изобразил на лице вежливый отстраненный интерес. За спиной прозвучали шаги. Напряженно запыхтел за плечом Лесь, маленькая Яськина ладонь легла на спину. Тепло от нее потекло вниз, и вверх, и в стороны, тугой комок внутри, вздрогнув, разжался, и Збышек расслабил плечи. На этот раз — по-настоящему.

Раздался тихий щелчок. Задняя дверь машины пошла в сторону — плавно, как занавес в театре. Отец наконец-то понял, что никто не побежит навстречу, поэтому сделал вид, что ничего такого и не ждал. Неспешно, вальяжно он поднялся с мягкого кожаного сиденья, одернул пиджак, щелчком сбил с лацкана невидимую пылинку.

— Значит, вот куда ты уехал. Странный выбор.

— И тебе здравствуй, — Збышек старался говорить ровно и тихо. Так, словно сердце не колотится сейчас прямо в горле, заглушая слова, заглушая пыхтение Леся. Заглушая весь мир вокруг.

Отец не ответил. Шагнув в сторону, он медленным внимательным взглядом обвел дом, клумбы, старый запущенный сад.

— И зачем тебе это понадобилось?

Действительно. Зачем. Збышека уже ждал университет. Не Вевельская юридическая академия, так далеко влияние Богуцкого-старшего не простиралось. Самый обычный провинциальный университет, в котором можно было получить самый обычный диплом. Все, что требовалось от Богуцкого-младшего — просто посещать занятия. Сидеть за партой, время от времени сдавать работы, и неважно, кем они написаны. Преподаватели не станут задавать лишних вопросов. Достаточно, чтобы эти работы были.

Диплом. Фирма отца. Кресло младшего партнера, милая жена, двое детей, большой дом и бассейн, выложенный белым кафелем. Збышек на мгновение увидел этот гребаный кафель — гладкий, блестящий, жесткий. Как фарфоровые коронки у покойника.

— Просто. Захотелось, — равнодушно пожал плечами Збышек.

— Тебе. Просто. Захотелось, — отец наконец-то посмотрел на него. Без удивления, без гнева, с равнодушной усталой обреченностью. — Тебе захотелось повеселиться с друзьями. И ради этого веселья ты пропустил вступительные экзамены в университет.

— Почему нет? — снова пожал плечами Збышек.

— И в самом деле. Почему, — по губам отца скользнула короткая злая гримаса. — Этого стоило ожидать. Не понимаю — на что я вообще рассчитывал?

Збышек пожал плечами. Ну а что тут еще сделаешь.

Несколько минут отец молчал, ожидая его реакции. Збышек тоже молчал. Это оказалось неожиданно легко. Когда чувствуешь через футболку тепло маленькой ладони. Когда слышишь нелепое, по-детски гневное сопение над ухом. Объяснения, оправдания, упреки распускались внутри огненными цветами и осыпались, улетали по ветру невесомым пеплом.

Глава 3. Лесь. Месяц назад

Несмотря на прохладу, на летней веранде было людно. Девчонки толпились у витрины со сладостями, парни зависали у барной стойки, а от кассы тянулась такая длинная очередь, что ее хвост стекал по ступеням и терялся во тьме. Раскрасневшиеся, взмокшие от пота официантки метались между столиками, с ненавистью выкрикивая: «Ваш кофе, пан!», «Клубничное мороженое, панночка», но их голоса терялись в грохоте музыки.

Откуда-то из пестрой клубящейся толпы вынырнул взъерошенный Вачек Пулавский. Пиджак у него был расстегнут, галстук болтался на уровне ширинки, а здоровенные роговые очки съехали набок.

— Нейман! Привет, Нейман! — Пулавский улыбнулся так радостно, что Лесь сразу понял — этому придурку что-то нужно. — Ты же один здесь, Нейман? Не возражаешь, если я возьму?

Пулавский потянулся к стулу, но Лесь мгновенным движением закинул на сидение ноги.

— Возражаю.

— Да ты чего, Нейман? Тебе же не надо… А нас пятеро, два места не хватает.

— Официантку позовите. Пускай табуреточки выдаст. В подсобке целая стопка пылится, я видел, — Лесь на всякий случай подтянул к себе второй стул.

— Ну вот чего ты говнишься, Нейман? У всех праздник, все радуются… — неубедительно заныл Пулавский.

— Вот такой вот я нерадостный мудак. Все, все, проходи мимо. Тут не подают, — взмахнул свободной рукой Лесь. Пулавский обиженно скривился, еще немного постоял рядом, видимо, ожидая, что Лесь сжалится над сиротинушкой. Но какого, собственно, хрена? Лесь пришел в кафешку на полчаса раньше — специально чтобы занять столик. Если Пулавский такой идиот, что в ночь на пятое мая не обеспокоился свободными местами — это его проблемы.

— Ну Лесь, ну ты чего… — снова затянул было Пулавский — и осекся. — О, Збышек. Привет.

Лесь оглянулся. Збышек уже приближался, и толпа расступалась перед ним, как море перед Моисеем.

— Привет, Пулавский, — Збышек, мгновенно оценив ситуацию, плюхнулся на свободный стул, едва не придавив Лесю пальцы. — Ты что-то хотел?

— Я? Нет… Уже ничего, — разочарованно вздохнув, Пулавский отступил, растворившись в сумраке, как печальное привидение.

— Вот так-то, — Збышек потянулся к стакану Леся, отхлебнул и разочарованно скривился. — Лимонад? Серьезно?

— Это же ты у нас совершеннолетний, — развел руками Лесь. До восемнадцати ему оставалось два месяца, и тянулись эти два месяца, как вонь за овечьим стадом.

— Намек понял!

Збышек, широко улыбнувшись, поднялся и широким шагом направился к барной стойке.

— Мачек! Эй, Мачек! — радостно заорал он. Долговязый и тощий Мачек Хасс, центровой «Беложецких рыцарей», с трудом развернулся, плечами раздвигая соседей.

— О, капитан! Лови трехочковый! — он вскинул руку, и Збышек, потянувшись над головами, хлопнул ладонью в ладонь.

— Мачек, будь другом! Возьми два «Ягера»! Нет, погоди. Два «Ягера» и «Арабеллу», — прокричал поверх очереди Збышек. Мачек кивнул, снова повернулся к стойке и начал что-то втолковывать взмыленному, затюканному бармену. Тот вяло кивал, сдергивая с полки разнокалиберные пестрые бутылки.

— Вот, держи! — Мачек, вытянувшись, передал Збышеку его заказ. — Мы вон там сидим! Около колонок! Подходи!

— Обязательно! Только позже! — проорал, перекрикивая музыку, Збышек и начал пятиться, ловко огибая танцующие пары. Лесь поднялся было, чтобы помочь, но вспомнил о таящемся во тьме Пулавском и снова опустил задницу на стул.

Во избежание.

— Твой «Ягер», — Збышек, с кошачьей грацией увернувшись от официантки, опустил на стол запотевшую бутылку. — И мой «Ягер». А это Яське, — он поставил рядом стакан с нежно-голубым коктейлем. По прозрачному стеклу тут же побежал белый туман измороси.

Свернув крышку, Лесь поднес бутылку к губам и сделал осторожный глоток. Темное пиво ледяной волной опалило небо — такое холодное, что невозможно ощутить вкус.

— Ох ты черт. Они что, в жидком азоте его держат? — Лесь, скривившись, закинул в рот соленый сухарик.

— А мне нормально, — пожал широченными плечами Збышек и тоже потянулся за сухариком. — Свобода. С ума сойти. Представляешь, Лесь? Мы окончили эту гребаную школу. Свобода!

— Ага. Свобода… — Лесь провел пальцем по бутылке. Серебряную вуаль конденсата пересекла блестящая темная черта.

Свобода. И что с ней, с этой свободой, делать?

Збышек, разом перестав улыбаться, подался вперед.

— Показывал отцу аттестат?

— Показывал…

— И что?

— И все, — Лесь автоматическим движением потер ноющие ребра. Збышек проследил движением взглядом, и лицо у него сделалось омерзительно-сострадающим.

— Хреново было?

— Не особо, — совершенно честно ответил Лесь. Во-первых, аттестат был не так плох, как ожидалось. Не зря же Яська каждый день надрачивала его то по истории, то по математике. А во-вторых, Лесю было не десять лет. И даже не пятнадцать. Отец это понимал — и предусмотрительно сбавлял обороты, опасаясь выхватить в ответ. — А твои что сказали? — неловко сменил направление разговора Лесь.

— Думаешь, они что-то сказали? — улыбка у Збышека получилась кривой, словно отражение в треснувшем зеркале. — Мать со спектакля ночью явилась, сразу спать пошла.

— А отец?

— Промолчал, — Збышек сделал большой глоток пива. — А что тут скажешь? Поздравлять с таким аттестатом нет смысла, ругать уже поздновато.

Настала очередь Леся смотреть на Збышека с состраданием. Потому что аттестат у того был вовсе не плох. Шесть троек, девять четверок и две пятерки — по музыке и по физкультуре. Еще в прошлом году троек было двенадцать, а четверок — всего три. Если это не выдающийся прогресс — то что же, скажите на милость, выдающимся прогрессом называть?

— Зато в универ поступишь, — поздравительно качнул бутылкой Лесь. — В общагу съедешь.

— Ну разве что в общагу… Если комнату дадут, — на лице у Збышека отразилось сомнение.

— С чего бы им не давать?

— Так я же местный. Местным общежитие не положено.

— Но отец… — начал было Лесь и осекся. Богуцкий-старший без проблем мог бы договориться, чтобы сыну выделили комнату в общежитии. Вот только… зачем ему это делать?

Глава 4. Збышек. Патриотизм и фляки

По сути, отец ничего не сделал. Ну, забрал тачку — так Збышек и сам понимал, что после такой выходки «Хорьх» ему не оставят. Но не орал, не ругался, даже почти не упрекал. А все равно ощущение было, как будто с чемпионами матч отыграл — и нахватал мячей по самые гланды.

— Да ладно, чего ты. Хрен с ней, с машиной, — Лесь, неуверенно улыбнувшись, хлопнул его по плечу.

— Ну да. Хрен с ней. Нам же машина совсем не нужна. Мы же цемент на тачке возить будем. Или доставку закажем, у нас денег немерено, — Збышек почувствовал, как в душе просыпается злость. Нехорошая, подлая злость — потому что Лесь ничего плохого не сделал. Он, черт побери, помогал. Криво, неловко, но помогал ведь. А грубить человеку, который тебе помогает, это свинство.

Можно было бы нагрубить отцу… Вот только отцу на Збышекову грубость плевать. И на вежливость плевать. И на равнодушие тоже плевать. С высокой, мать ее, колокольни.

— Надо — на тачке повезем. Не надорвемся, — уклонился от конфликта Лесь. Спокойно и небрежно — как взрослый, успокаивающий ребенка. — Но тачка нам не понадобится. В гараже старая «Висла», помнишь?

«Висла». О да. Конечно. «Висла». Машина Яськиного прадеда, древнее чудовище, которому лет двадцать, не меньше. Если эта колымага и заведется, так с места не тронется.

— Ты спятил? Это старуха и под разбор не годится. Она же древняя, как говно мамонта!

— И что? — не понял претензии Лесь. — Да, машина не новая, но состояние приличное. Я проверил: металл не гнилой, ходовая в порядке. Ну, как в порядке… В относительном. Подвеска хреновая, но там поправить несложно. Поменяем сайлентблоки, шаровые…

— Колодки, подшипники, коробку передач, откапиталим движок, переберем салон…

— Да ладно тебе. Все не так страшно, — широко ухмыльнулся Лесь. — Дед за машиной следил, салон в порядке. Корпус не гнилой, движок тоже нормальный. Там по мелочи доработать, и можем выезжать.

На «Висле». Вместо «Хорьха» S-класса. Охренительная перспектива.

Збышек знал, что не должен злиться. Лесь предлагает выход, и это хороший выход. В их ситуации — хороший. «Виська», конечно, старенькая, но если она действительно на ходу, это огромная удача. Потому что машина нужна. Машина просто необходима. Поехать туда, поехать сюда, привезти то, привезти это…

Даже сюда, в Солтыцк они добрались на машине. За пять часов, а не за десять — как это было бы, согласись Збышек на идиотский план с электричками. Да еще и по городу покружить пришлось, пока не нашли нужный адрес. Страшно представить, как они бродили бы по незнакомым улицам — усталые, замерзшие, с тяжеленными сумками. Но у Збышека был «Хорьх» — поэтому они просто приехали.

Лесь затеял ремонт, и Збышек мотался за песком, цементом и прочей строительной хренью. Яська занялась хозяйством, и Збышек крутился по городу от мясного до бакалеи, от лавки зеленщика до галантереи.

Машина была необходима. И принадлежала она Збышеку. А теперь… А теперь зачем нужен Збышек?

— Ну что? Посмотришь? — не осознавший размаха трагедии Лесь бодрым шагом направился к гаражу. И что оставалось Збышеку? Только отправиться следом. — Да ты не переживай. «Виськи» действительно нормальные. Из того, что наш родимый автопром делал — так вообще лучшеие. Отмоем, до ума доведем — отличное ретро получится.

— Отличное ретро — это «Де Томасо» семьдесят третий, — внутренне Збышек уже смирился с поражением, но признавать его вслух был не готов. — Прости, друг, но двадцатилетняя «виська» — это просто старье.

— Ну извини, — покаянно развел руками Лесь. — «Томасо» у меня не случилось.

— У меня тоже. А жаль, — с облегчением вырулил на легкую, ни к чему не обязывающую болтовню Збышек. — А представляешь? Полезем мы дальние сараи разбирать, вытащим хлам, а под ним — «Де Томасо»!

— На который тоже нужно покупать колодки. И подшипники. И коробку передач… Ты представляешь, сколько стоит коробка передач на семьдесят третий «Томасо»?

Збышек представил. И размашисто перекрестился.

— Боже упаси! Какой ужас. Все. С этого дня я патриот. Нех жие Лехва!

— Бигос, фляки и старая «виська»!

— Воистину, брат!

Глава 5. Яся. Кто-то же должен это делать

Из окна крохотной кухоньки Яся видела, что парни направились к гаражу. Догадаться, зачем, было несложно. Спортивного «Хорьха» у Збышека больше не было — но у стены, прикрытая плотным прорезиненным полотнищем, безропотно ждала своей участи старая дедова машина. Темно-зеленые бока утратили лаковый блеск, лобовое стекло запылилось, а заднее колесо беспомощно обвисло, пробитое бог знает где и бог знает когда. Наверное, были и другие проблемы — но Лесь в таких делах разбирался.

Он умел чинить вещи.

Починит и эту.

Отступив от окна, Яся поправила сдвинувшуюся занавеску. Подумать только! Всего одна полоса ситца — а какой сразу вид у комнаты. Уютный. Обжитой.

Закатав рукава, Яся заглянула в шкаф. На полке теснилось несколько ополовиненных пакетиков с крупами, кринка с мукой и банка сахара. Решительно сдвинув сахар в сторону, Яся достала горновку и пересыпала ее в чайную чашку, которую использовала вместо измерительного стакана.

Из ящика под столом она достала морковку и луковицу, из холодильника — кусок грудинки. Через несколько минут на сковороде уже скворчало мясо, распространяя упоительный аромат. Тонкие полосы сала стремительно таяли, расплываясь кипящим жиром, и Яська сыпанула в него сначала мелко нарезанный лук, а потом — рыжую горку тертой моркови.

Да, это очень калорийно. Да, это не высокая кухня. Зато дешево, сытно и вкусно.

А если кто-то полагает, что двух усталых парней можно досыта накормить форелью меньер и салатом — пусть сам попробует это сделать.

Как говорит Лесь, трындеть — не лопатой махать.

Дождавшись, когда лук стал прозрачным, нежно зазолотившись по краям, Яся вывернула содержимое сковородки в чугунок, высыпала туда промытую горновку и той же чашкой отмерила вдвое воды. Посолила, добавила молотого перца, тимьяна и розмарина.

Ручку духовки опять заело, и Яся подбила ее вверх полешком. Отворив тяжелую створку, она сунула чугунок в тесный жаркий зев. Лежащее рядом полешко отправилось в топку — и огонь взметнулся, набрасываясь на свежую добычу.

Кроме дешевизны, каша имела еще одно существенное преимущество. Она варилась сама по себе, не требуя никакого участия. Поставил в духовку, прикрыл крышкой — и занимайся своими делами, пока будильник не зазвенит. Подкрутив старые пузатые часики, Яся вернула их на полку и огляделась. Дел было много. Только успевай крутиться.

Набросив поверх платья старую дедову рубашку, Яся подхватила ведро с краской и решительным шагом двинулась в гостиную. Шпаклевка, которой Збышек замазал сколы и трещины, уже высохла, посветлела и обрела матовую бархатистую гладкость. На фоне темных стен жемчужно-серые пятна смотрелись странно — словно следы болезни на шкуре животного.

Окунув кисточку в краску, Яся провела вверх, вниз, потом снова вверх. На стене появилась сливочно-белая полоса, сначала узкая, она становилась все шире — и угрюмая комната медленно наполнялась светом. Закончив с дальним углом, Яся распахнула окно, впустив теплый, прогретый солнцем воздух. Стало слышно, как орут облюбовавшие куст чубушника воробьи, где-то мычала корова и азартно заливалась лаем собака. Яся снова взялась за кисточку, выкрасив сначала короткую стену, потом длинную и даже успела приблизиться к окну, когда на кухне задребезжал будильник. Торопливо обтерев руки, Яся побежала к печке.

Каша уже поспела, вздулась в чугунке золотым рассыпчатым курганом. Кусочки мяса масляно темнели, окруженные оранжевым кружевом моркови. Прихватив горшок плотной байковой тряпкой, Яся осторожно подвинула его к краю, напряглась и вытащила из духовки. В лицо пахнуло влажным жаром и сладковатым ароматом жареного духа.

Торжественно водрузив чугунок на стол, Яся достала тарелки. Одинаковых в доме не было — кажется, дед просто собрал остатки из разных сервизов. Тонкая, словно вырезанная из бумаги тарелочка соседствовала с керамической плошкой, кобальтовый, почти черный вестонский фаянс — с белым мезницким фарфором. Поначалу Ясю ужаснуло это вопиющее безвкусие, но теперь она находила в нем свою прелесть.

Ну в самом деле. Кто сказал, что вся посуда должна быть одинаковой? Это же скучно. И слишком категорично. Нравится тебе тарелка, не нравится — бери что дают. Никакой возможности выбора.

То ли дело сейчас… Поколебавшись, Яся выбрала для себя небольшую тарелочку, опоясанную по краю цветочной вязью. Лесь получил терракотовую плошку, расписанную зелеными листьями, а Збышек — дымчато-голубую, с ребристыми, словно у тыквы, боками.

— Мальчики! Пора обедать! — распахнув створки, позвала в окно Яся. Занавеска, подхваченная порывом сквозняка, затрепетала и взлетела, мягко плеснула в лицо. Яся поймала ее, стиснула в кулаке край и потянула вниз, призывая к порядку. — Ле-есь! Збы-ы-ышек! Обе-е-ед!

— Сейчас! — откликнулся из-за кустов Збышек. — Нам чуть-чуть осталось!

— Потом закончите! Немедленно все за стол! — сурово прокричала Яся и громко хлопнула створками, на корню обрывая возможный спор.

Машина была здесь вчера, есть сегодня и будет завтра. А каша сейчас остынет.

Глава 6. Збышек. Два года назад

— Богуцкий, подойди ко мне, — физик Урицкий, более известный под прозвищем Урина, махнул рукой, приглашая Збышека подойти к столу. Уже прозвенел звонок, и класс, радостно перекрикиваясь, бурным потоком вытекал в двери. Збышек проводил уходящих тоскливым взглядом. На мгновение возникло желание плюнуть и тоже свалить. Просто обогнуть гребаный стол и выйти в двери — а потом в залитый солнцем двор. В золото листвы, шум, смех и свободу.

Но Урицкий не поленится накляузничать директору, директор свяжется с отцом — и прости-прощай, поездка в Галлию. Лучше бы, конечно, куда-нибудь на курорт, на Ачинете в том году классно было… Океан, пляжи, пальмы. Девчонки в стрингах — и только в стрингах. В прошлом году на Ачинете лифчкие были не в моде. Но даже занудная Галлия, с ее бесконечными операми, музеями и прочей мутотенью, была несравнимо круче родимого Беложецка. А потому Збышек запихал учебник в сумку, застегнул молнию и медленно, нога за ногу, поплелся к столу.

— Я слушаю, пан учитель.

Збышек уперся задницей в парту, но не слишком на нее навалился. Достаточно, чтобы продемонстрировать независимость, но недостаточно, чтобы оскорбить.

— Ты слушаешь… — недовольно поджал губы Урицкий. — Вот, значит, как. Сейчас ты слушаешь. Но что мешает тебе слушать на уроке?

— Ничего, пан учитель, — немедленно изобразил глубочайшее раскаяние Збышек. — Ничего не мешает. Просто у нас прошлым уроком была физкультура, пан Стрыек начал подготовку к крайовым соревнованиям… Я очень устал. Сожалею, что невнимательно слушал.

— Ни о чем ты не сожалеешь, — проявил неприятную проницательность Урицкий. — А надо бы. Физика, Богуцкий — это реальность. Это мир, который нас окружает. Весь мир! Гроза за окном — физика, включенный телевизор — физика. Даже летящий, прости господи, мяч — тоже физика! Как же ты будешь жить, не зная основополагающих принципов существования вселенной?

«Отлично», — хотел ответить Збышек. Отлично он будет жить — так же, как живет его отец. Да он из физики только одно-единственное правило помнит, про то, что действие равно противодействию. Но употребляет его совершенно в другом смысле. И ничего! Не помер! И вселенная не развалилась. Когда на улице начиналась гроза, отец раскрывал зонт, когда в голову летел мяч — ловил его. А если ломался телевизор, вызывал мастера. Потому что именно для этого мастера и существуют! А также повара, шоферы, садовники и секретари. Чтобы серьезные люди могли заниматься серьезными делами, не размениваясь на ерунду.

— Мне совершенно не нравится твой подход к учебе, — продолжал гневно бубнить Урицкий. Маленький, кругленький, с плохо постриженными, клочковатыми волосами он походил на старого перекормленного шпица. Даже тявкал так же — злобно, азартно и бессмысленно. — Ты равнодушен, ты рассеян, ты все время думаешь о посторонних вещах.

Ну естественно, он думает о посторонних вещах! Крайовые соревнования на носу! И первый матч — с «Воржецкими гладиаторами». Да там самый низкорослый игрок ростом со Збышека, а самый высокий на голову выше! Акселераты хреновы. Дубовая роща, а не команда.

— Ты ведь способный мальчик, — Урицкий, кажется, вошел во вкус и затыкаться не собирался. — Ты многого можешь достичь!

Может. И достигнет. Без гребаной, мать ее, физики!

— Ты деградируешь, Богуцкий. Ты перестал общаться с другими учениками. Совершенно перестал! Теперь твоя компания — такие же спортсмены, а это, по моему профессиональному мнению, нисколько не способствует интересу к учебе. С каждым годом твоя успеваемость сползает все ниже. И сейчас! — Урицкий воздел толстый короткий палец. — Сейчас ты опустился ниже всяких пределов! В прошлом году я поставил тебе тройку… Помнишь, на каких условиях? Конечно, помнишь. Ведь это ты клялся, что наверстаешь упущенное. Никто тебя за язык не тянул. Никто! Ты сам дал обещание — так будь же любезен его сдержать!

— Но я стараюсь, пан учитель! — воскликнул Збышек с такой пылающей искренностью, что сам на мгновение в это поверил. — Я стараюсь! Просто сейчас так много всего навалилось… Начало года, соревнования, на литературе задали «Несломленных» прочитать — а вы видели этих «Несломленных»? Там целых три тома — а прочитать нужно за три недели!

— Ужасно. Я очень тебе сочувствую, — Урицкий посмотрел на Збышека без малейшего сочувствия. Даже, пожалуй, со злорадством. — Пани Строньска требует со своих учеников все, что должна требовать по программе… Пожалуй, я поступлю так же. За сегодняшний урок ты получаешь два…

— Но пан учитель! — захлебнулся возмущением Збышек. — Мы ведь только начали заниматься! Вторая учебная неделя!

— А ты уже бездельничаешь. Я задал тебе три вопроса — и не услышал ни одного ответа. Извини, дорогой, но это определенно двойка.

Урицкий открыл журнал и медленно, с наслаждением напротив фамилии «Богуцкий» вписал синего «лебедя». Збышек наблюдал за этим кошмаром широко распахнутыми глазами.

Отец узнает. Обязательно узнает. А потом… Господи, страшно представить, что будет потом.

— Да, двойка… — Урицкий, склонив голову набок, залюбовался творением рук своих. Чуть ли не облизал эту гребаную двойку. — Но ты можешь исправить оценку. Приложи усилия, продемонстрируй, что ты действительно встал на путь исправления — и я поставлю четверку. Может, даже пятерку. Сейчас начало года, ты легко перекроешь неуд.

Ага. Перекроешь его, как же. Теперь, чтобы на четверку выйти, придется пятерки стаями ловить. И как прикажете это делать?!

— Не переживай, — словно прочитал его мысли Урицкий. — Шанс я тебе предоставлю. Для начала… сделаешь индивидуальный проект. По комплексной тематике. Вот, держи, — пошарив под столом, он вытащил оттуда старенький пыльный радиоприемник. — Починишь его.

— Я? — выпучил глаза Збышек, но тут же опомнился и закивал. — Да, починю. Конечно. Давайте, — и протянул руку.

Боже! Ну конечно же, он починит! Возьмет эту чертову рухлядь, отнесет в ближайшую мастерскую — и заберет через час в идеальном рабочем состоянии!

Глава 7. Лесь. Скромное обаяние антиквариата

За машиной пан Томкевич следил на совесть. Даже под крышей старенькая «виська» стояла, заботливо укрытая плотной непромокаемой тканью. Ни темных масляных пятен на полу — хроническая болезнь для любой «Вислы», ни хлопьев ржавчины на крыльях. Но… старость есть старость. Что для людей, что для машин.

Лесь любил старые вещи. Может, потому, что новые у него появлялись не так уж и часто… А может, и просто так. Была в старых вещах какая-то особенная тихая прелесть. Дешевые, незаметные, они словно ждали, чтобы кто-то обратил на них внимание. Посмотрел — и увидел, что на самом деле это вовсе не хлам.

Нужно всего лишь дать им шанс. И немного помочь.

Бережно повернув ключ, Лесь надавил педаль газа, вслушиваясь в тихий рокот оживающего мотора. Вроде ровно… Не сбоит, посторонних шумов нет. «Виська» поймала искру ровно в тот момент, в который должна поймать, завелась точно и аккуратно, как новенькая. Удовлетворенно кивнув, Лесь поглядел на стоявшего у стены Збышека. Тот страдальчески закатил глаза, но от комментариев воздержался. Снова кивнув, Лесь выжал сцепление, воткнул заднюю передачу и медленно, на цыпочках выкатился из гаража.

— Ну, чего стоишь? Запрыгивай. Тест-драйв будем делать.

— Может, сначала телефон эвакуатора узнаем? — Збышек, открыв пассажирскую дверь, посмотрел на кресло с таким подозрением, словно боялся, что под сиденьем скрывается крыса.

Если повезет — дохлая.

— Не ссы. Мы вдоль по улице прокатимся. Если сдохнет — сами дотолкаем.

— Какие вдохновляющие перспективы, — Збышек провел по сиденью пальцами, брезгливо осмотрел их и наконец-то уселся в машину. — Ну ладно. Давай рискнем.

Лесь снова врубил заднюю и тихонько покатился к распахнутым воротам, слегка покачивая рулем — просто чтобы посмотреть, как отреагирует «виська».

Лучше дома в старую яблоню впилиться, чем на дороге — в новенький «Кармен».

Когда мимо окон поплыли сколоченные из штакетника облезлые створки, Лесь выкрутил руль, заставляя машину развернуться. Внутри раздался отчетливый скрип, но «виська» послушно крутнула задом, выравниваясь параллельно тротуару.

— Вот! Молодец, старушка, — Лесь ободряюще похлопал по рулевому колесу. Моднючая лет десять назад плюшевая оплетка на боковушках затерлась до гладкости, зияя проплешинами, как шкура лишайной собаки.

— Молодец, говоришь? — скептически хмыкнул Збышек. — Мы же только за ворота выехали.

— Но ведь выехали же! — преувеличенно жизнерадостно улыбнулся Лесь.

Нытье Збышека начинало раздражать, но черт побери — если бы у Леся отобрали спортивный «Хорьх», он бы не просто ныл. Он бы башкой в стену бился.

Глубоко вздохнув, Лесь засунул раздражение куда поглубже и волевым усилием сосредоточился на машине. Включил первую передачу — рычаг переключился мягко, без щелчков и скрипов. «Висла», устало вздохнув, покатилась вперед, и Лесь осторожно поддал газку.

— Да ты лихач, — Збышек хмуро покосился на неспешно проползающий мимо телеграфный столб. — Может, водителем катафалка устроишься? Там, говорят, неплохо платят.

— Лучше уж тогда могилы копать, — поделился информацией Збышек. — Там и деньги нормальные, и обед бесплатный. Пару часов лопатой помахал, пожрал — и можно домой идти.

— Ты что, могилы копал? — выпучился на него Збышек, мгновенно забыв о своей невосполнимой утрате. — Серьезно?!

— А почему нет? Сам же говоришь — платят неплохо.

— Нет, серьезно? Скажи, что ты шутишь.

— Какие тут шутки. Копал. Нечасто, правда — так-то в могильщики несовершеннолетних брать не хотят. Вдруг покалечатся или еще чего… — Лесь, разогнавшись уже до пятидесяти, включил четвертую передачу. — Но если людей не хватало, пан Януш меня звал. Пять злотых в день как с куста.

Судя по лицу Збышека, пять злотых его совершенно не впечатлили. В отличие от того факта, что Лесю доводилось копать могилы. Хотя казалось бы — ну что в этом особенного? Земля везде земля, а лопата — везде лопата. Сам Лесь намного более значимым полагал тот факт, что с четырнадцати лет подменял в мастерской отца, когда тот уходил в запой. Ну есть же разница между интеллектуальной деятельностью и тупым рытьем!

Для всех, кроме Збышека.

Улица закончилась, и Лесь, мигнув поворотником, свернул направо. Передняя подвеска печально хрустнула, рулевая колонка отозвалась болезненной дрожью, и Лесь вскинулся.

— О! Ты слышишь? Слышишь?

— Ага. Подвеска хрустит.

— И руль трясется, как сучка, — Лесь хлопнул ладонями по вытертому плюшу. — Кажется, рулевым хана.

— Предсказуемо. Думаю, дед их вообще не менял.

— Деду, если я правильно помню, за девяносто было. Ну какие, нафиг, замены? — Лесь, приметив на дороге солидных размеров выбоину, направил машину прямо на нее.

— Эй! Смотри, куда… Уй, е-е-е… — Збышек скривился, словно от зубной боли. Несчастная «виська», натужно ухнув, въехала в колдобину. — Ну, хоть тормоза проверили…

Лесь, склонив голову набок, впитывал ощущения и звуки. Скрип, мучительный скрежет подвески, вибрация, крупной дрожью ползущая от колес… Руль повело, и Лесь ухватился покрепче, выравнивая машину.

— Да, рулевым трындец, — уверенно подтвердил он. — И шаровые сдохли.

— Почему именно шаровые? — скептически нахмурился Збышек. — Я тебе десяток проблем могу назвать, которые точно такую же картину дадут.

— Во-первых, не десяток, — голосом усталого учителя протянул Лесь. — А во-вторых, у «висек» шаровые слабое место. Конструктивная особенность.

— Это не конструктивная особенность. Это конструктивная лажа, — Збышек с глубокой неприязнью посмотрел на приборную панель несчастной «виськи». — Выкидыш автопрома, прости господи.

— Не ругай бабушку. Она старается, — Лесь ободряюще похлопал машину по рулевой колонке. — И вообще, кончай нудеть. Могло быть намного хуже.

— Это да. Могло быть и хуже, — признал Збышек. — Я думал, мы прямо у ворот заглохнем.

— Чего вдруг? Я же говорил тебе, что машина на ходу.

Глава 8. Збышек. Эта гребаная жизнь

Лесь, вдохновенно сияя глазами, снова нырнул под машину. Збышек, удивленно пожав плечами, присел на корточки рядом.

Ну вот чему тут радоваться? Грязь, пыль, вонь, масло на рожу капает.

В широко распахнутые ворота гаража бесшумно вошла трехцветная кошка. Нервно дернув усами, она настороженно огляделась.

— Кис-кис-кис, — позвал Збышек.

Кошка окинула его презрительным взглядом, медленно подошла к торчащим из-под машины ногами Леся и обнюхала их.

— О! К тебе гостья! — засмеялся Збышек.

— Что? — Лесь вскинулся, и под машиной звонко бумкнуло. — Ой, бля! Сука!

Кошка, испуганно вздрогнув, метнулась прочь.

— Ну вот. Ты спугнул свою тайную поклонницу, — разочарованно вздохнул Збышек.

— Что ты несешь? — все-таки высунулся из-под машины Лесь. Лицо у него было потное, в тусклых пыльных разводах, а над бровью темнел отчетливый грязный отпечаток. — Уй, бля… — повторил Лесь и осторожно потыкал ушибленное место пальцем. — Больно.

— К тебе только что кошка приходила. Та самая, которая у нас на сарае спит, — смиренно признался Збышек. Дразнить страдающего Леся было неловко, да и сама шутка теперь казалась глупой.

— Трехцветка? — удивился Лесь. — Я думал, она к нам только пожрать заглядывает.

— Может, ты ей понравился, — ухмыльнулся Збышек. — Не устояла перед чарующим ароматом твоих носков.

— Ой-ой. Свои понюхай, — фыркнул Лесь и снова нырнул под машину. Збышек вздохнул. Сидеть перед машиной без дела было скучно. Лесь чем-то звенел, чем-то стучал, хватал разложенные в рядок накидные ключи, клал их на место и хватал другие. Збышек торчал тут вроде бы как для помощи, но чем он мог помочь, представлял слабо. Разве что ключи подавать… но до них Лесь и сам отлично дотягивался.

— Ну, чего там? — не выдержал в конце концов Збышек.

— Именно то, что я и говорил, — жизнерадостно отозвался из-под машины Лесь. — Снимем старое, поставим новое. Тут подтянем, там отрегулируем… И будет наша бабулька лучше всех бегать.

Судя по голосу, эта унылая перспектива Леся действительно радовала. Когда-то Збышек пытался понять это странное увлечение, но так и не смог. Ну серьезно. Что за радость ковыряться в грязных промасленных железяках? Вот машину водить — это да. Это круто. Тут никаких вопросов. Но ремонтировать… Нет, за деньги — конечно. Но для собственного удовольствия… Збышек безнадежно покачал головой.

Некоторые вещи понять невозможно. Их нужно просто принять.

— Ты там долго еще? — не выдержал наконец он.

Озабоченное лязганье под машиной затихло. Обутые в растоптанные ботинки ноги дернулись, уперлись в бетонный пол — и сбоку от колеса показалась голова Леся.

— А сколько сейчас? — он кивком указал на левую руку Збышека. Тот послушно посмотрел на часы.

— Половина второго.

— Ну… Где-то до двух, наверное. Да ты не сиди тут, не трать время. Я один справлюсь, — отмахнулся Лесь и, тут же забыв о существовании Збышека, скрылся под машиной.

Снова застучало и залязгало. Збышек поднялся, повертел шеей, подрыгал затекшими ногами. И побрел к дому.

Яська нашлась на втором этаже, в крохотной комнатушке, которую бывший владелец дома использовал как кабинет. Или как лабораторию. Или как мастерскую. Черт его знает, как оно у ведьмаков называется. Сидя в глубоком кресле, Яська старательно раздергивала на тонкие нитки какую-то бурую хреновину.

— Тук-тут, — Збышек ударил костяшками в притолоку, и Яська подняла глаза.

— О. Привет. Вы уже закончили с машиной?

— Нет, Лесь еще ковыряется. Что ты делаешь?

— Ивовую кору измельчаю. Чтобы заваривать удобнее было.

— Зачем? — Збышек, отодвинув от стены стул, плюхнулся на него и вытянул ноги. Конечно же, пятки оказались почти на середине комнаты, и Збышек почувствовал себя слишком большим для этого гребаного скворечника. Слишком шумным. Слишком неуместным.

— Пани Строньска приходила, просила сбор от мигрени приготовить. Вот, готовлю, — Яська кивнула на горку цветов и листьев, возвышающуюся на столе.

— А рецепт откуда? Из тетради?

— Да. У дедушки подглядела, — призналась Яська, кажется, всерьез устыдившись этого факта. — Но я свое добавила! У дедушки только от боли было и от давления, а я еще успокоительные травки собрала.

Збышек взял из горки темно-зеленый листик, растер его в пальцах и глубоко вдохнул горьковатый запах.

— А это что?

— Зверобой продырявленный. Вообще-то его лучше во время цветения собирать, но…

— У тебя и без цветения заработает, — кивнул Збышек. Ведьмы, в отличие от магов, не столько транслировали в мир собственную силу, сколько пробуждали уже существующую. Не излучатели, а концентраторы и усилители, как метко сравнил когда-то Лесь.

— Да. У меня заработает, — безмятежно согласилась Яська, ссыпая раздерганную кору в общую кучку. — Но лучше бы, конечно, вовремя травки собирать. Нужно график цветения составить…

— И отчетность плодоношения, — поморщился Збышек. — Может, тебе помочь чем-то? Веток там наломать, корней накопать?

— Нет, спасибо. Я уже все собрала, — мотнула головой Яська. — Теперь вот пропорции отмеряю, потом заговор прочитаю, как пить, напишу… Слушай, может, ты ужин сделаешь?

— Легко, — неубедительно изобразил энтузиазм Збышек. — Яичницу или картошку в мундирах?

Яська задумалась, бессмысленно вороша тонкими пальцами свой гербарий. Свет, падающий из окна, золотым нимбом мерцал в сколотой короне волос.

— Давай картошку, — решилась она. — Яиц у нас только десяток остался, я их на блины хотела пустить.

— Блины? — оживился Збышек. — Ура! Где блины, когда блины?

— Завтра, — безжалостно разбила вспыхнувшую было надежду Яська. — Или послезавтра. Сегодня у меня дел по горло.

— Ладно. Завтра так завтра, — Збышек, хлопнув себя по бедрам, поднялся, едва не впилившись темечком в потолок. — Ну, я пошел на кухню?

— Да. Иди, — Яська, мимолетно улыбнувшись ему, вытащила из коробки следующий пучок коры.

Глава 9. Яся. Месяц назад

Дом они нашли только к вечеру. Збышек долго петлял по городу, тормозил около прохожих, выслушивал их указания, снова петлял. Предусмотрительно занявший заднее сидение Лесь, устав сидеть, улегся, уперев ступни в окно. Яся, позарившаяся на место рядом с водителем ради возможности любоваться видами, теперь отчаянно жалела о своем выборе. Никаких особых видов в дороге не было — только придорожные кусты, высоковольтные опоры и бесконечные зеленые квадраты пашней, на которых уже поднялись озимые. Солтыцк, в воображении рисовавшийся уютным и живописным, оказался унылым, как классный час на седьмом уроке. Бедные домишки пригорода сменили такие же бедные трехэтажные коробки, мелькнули какие-то явно промышленные здания, потом опять потянулись типовые трехэтажные коробки. Шоссе сменялось тряской плохо уложенной брусчаткой, кое-где улицы были просто засыпаны шлаком, и белая едкая пыль, поднимаясь в воздух, тянулась за машиной, как фата за невестой. Прохожие, у которых Збышек спрашивал дорогу, указывали то направо, то налево, а самые честные просто пожимали плечами. Когда очередная безымянная советчица тыкнула пальцем прямо, Ясю осенило. Отодвинув ладонью Збышека, она сама наклонилась к окну.

— Проше пани, мы ищем дом Виктора Томкевича. Он был ведьмаком местным…

— Ну чего ж вы тогда голову мне морочите! — неожиданно возмутилась женщина. — К дому Томкевича — это вон туда, — она махнула рукой куда-то на запад, в сторону опускающегося за крыши солнца. — Сейчас поверните налево, потом прямо, прямо, прямо… Мимо памятника Защитникам Отечества проедете, мимо школы — большая такая, кирпичного цвета, вы сразу поймете… На светофоре направо и опять прямо. Когда пойдут частные дома, спросите, вам подскажут. Только зря вы туда едете. К пану Томкевичу, — на лице у женщины мелькнуло фальшивое сочувствие, из-за которого явственно проглядывало злорадство. — Помер Томкевич. Вот уже полгода как помер. Лечил мне желудок, лечил — так и не долечил… — женщина бросила полный упрека взгляд туда, где скрывалось жилище безответственного ведьмака, посмевшего умереть, не закончив начатое. — А вам зачем пан Томкевич понадобился? Тоже лечиться хотите?

Яся открыла было рот, чтобы ответить, но Лесь, внезапно вынырнув из дремы, пихнул ее пальцем под ребро.

— Нет. Мы по личному вопросу, — жизнерадостно осклабился он в окошко.

— По какому по личному? — нахмурилась недоуменно женщина. — Говорю же — помер Томкевич.

— Значит, на могилку съездим, — не моргнул глазом Лесь. — Спасибо за помощь, всего хорошего!

Збышек, недоуменно покосившись в зеркало, тронулся с места, и грузная фигура женщины, похожая на обтянутую веселеньким ситцем скифскую бабу, покатилась назад, стремительно уменьшаясь.

— И что это было? — снова скосил глаза в зеркало Збышек.

Яся, которой тоже было интересно, развернулась, с ногами забравшись в кресло.

— Вот именно. Что это было?

— Разумная предосторожность, — пожал плечами Лесь. — Да вы чего? Левая какая-то тетка, хрен знает кто хрен знает откуда. С чего вдруг мы должны ей отчитываться?

— А почему нет? — не поняла Яся.

— Потому что. Мы собираемся ночевать в доме, который полгода стоял заброшенным. Телефона там наверняка нет, соседи нас не знают. Может, не будем сообщать каждому встречному-поперечному, что мы остановимся именно там?

— Ты что, серьезно? Правда думаешь, что кто-то захочет нас ограбить? — Збышек изумленно вытаращился и тут же расхохотался. — Нет, серьезно?! Да что у нас брать?! Смену белья и Яськины книжки?

Лесь посмотрел на Збышека с умиленной жалостью, как мать на не слишком сообразительного, но все же любимого ребенка.

— Ты сидишь за рулем новехонького спортивного «Хорьха».

— А. Ну да, — сник Збышек. — Действительно, машина же… Местные, наверное, думают, что мы миллионеры.

— Во-о-от, — многозначительно протянул Лесь. — У нас, конечно, денег хрен да нихрена — но кто это знает, кроме нас? Поэтому давайте пока не отсвечивать. Осмотримся, замки поменяем, а потом уже с местными жителями знакомиться начнем… Эй, стой! Тормози!

Збышек рефлекторно ударил по тормозам, выкручивая руль вправо.

— Что? Ты чего?!

— Магазин продуктовый! — Лесь энергично пополз по сиденью, перебираясь к противоположной двери. — Да не сидите вы, пошли!

— Да мы же ели недавно… — Яся уже открыла дверь, но на тротуар выходить не спешила. — Может… А. Точно.

Поесть-то они поели, но это был всего лишь обед. А парочки оставшихся бутербродов на вечер не хватит.

Уже нет мамы, которая приготовит ужин и накроет на стол. Нет мамы, которая забьет холодильник продуктами и оплатит счета, помоет пол и разгладит все оборки на праздничном платье.

Да и самого платья тоже уже нет. Осталось дома.

Ясе вдруг тоже захотелось очутиться дома — в привычной, до последней трещинки знакомой комнате. Сидеть за столом, дописывая доклад по литературе… Мама возится на кухне, оттуда вкусно пахнет жареным мясом и булочками с корицей. Из кабинета отца доносится тягучий бархатный блюз…

Господи, зачем она все это затеяла? Зачем поехала бог знает куда, совсем одна? То есть не одна, конечно, но…

— Ты идешь? — Лесь возник напротив, закрыв красное вечернее солнце, и Яся, тряхнув головой, выбралась из машины.

Да. Теперь она здесь. В Солтыцке.

И если у них нет ужина — значит, нужно его приготовить.

А чтобы приготовить ужин, нужно купить продукты. Яся нашарила в сумке кошелек и заглянула в него. Деньги, конечно, были. Яся вытряхнула из копилки все, что откладывала на учебу, Збышек опустошил свой накопительный счет. Даже Лесь кинул в общий котел не слишком убедительную пачку купюр — и общая сумма получилась внушительная. Проблема заключалась в том, что пополнения этой суммы не предвиделось. Нет, парни планировали найти какую-то подработку, да и Яся надеялась хотя бы официанткой устроиться. Или продавщицей. Нужны же в Солтыцке продавщицы? Они, наверное, везде нужны… Но когда это произойдет? И сколько будут платить? Вряд ли много — вчерашним школьникам, без дипломов, без опыта работы…

Загрузка...