Наше время. Ленинградская область
– Помогите! Помогите! – Отчаянной крик переполошил птиц, которые откликнулись с берегов реки взбудораженным криком. – Умоляю вас!
Молодая привлекательная женщина, не сумев сдержать эмоции, разрыдалась. В ее голубых почти прозрачных глазах, обрамленных длинными ресницами, казалось, сосредоточилась вся вселенская боль.
– Но вы хотя бы посмотрите на нее… – голос ее дрожал, а в покрасневших от слез глазах застыл мучительный страх и отчаяние.
Седовласый мужчина лет сорока протянул плачущей женщине свой носовой платок. Смуглое лицо с грубыми чертами выражало печаль и даже страдание, но в глубине глаз мерцала пустота.
Как же он устал. До боли в костях. До мертвого молчания внутри.
– Ева, может вам лучше к психиатру обратиться. Я могу порекомендовать...
Все вокруг казалось нереальным: и мост, и крики чаек, и немногочисленные отдыхающие, с напряженным любопытством наблюдающие за разворачивающейся сценой.
– Да поймите: ей нужны вы! – яростно прервала его женщина. – Господи Иисусе, неужели никто не поможет? Помогите мне, хоть кто-нибудь!
Игнат вдруг поймал себя на мысли: ему жаль ее. Она на краю бездны и еще чуть-чуть, и сгорит. Сгорит в адском пламени.
Но он не даст ей утешения. Не даст ответов. Не поможет. Уже не поможет. То, о чем просила Ева, лежало за гранью. Не по адресу.
Он слаб. И больше не верил. Больше не знал, кто он есть. Он был в аду, но вернулся не до конца. Внутри обвал. Пропасть. Тишина, в которой так хотелось услышать: ты не один...
– Это моя дочь, – прошептала она. – Моя доченька. Она маленькая совсем... кроха! Она невинна, а тьма… это гниющая жижа ее пожирает.
Сердце его сжалось от накатившей невыносимой боли. Дочь...
Какое-то время мужчина стоял, не шевелясь, а потом медленно кивнул, испытывая при этом странное чувство обреченности.
– Хорошо, — произнес он, наконец. – Я посмотрю на нее. Вы живете недалеко, я полагаю? Идемте, Ева.
Он знал тьму на вкус. Внутри все еще дым, все еще следы и кровоточащая рана. Он не знал, как говорить об этом. Не знал, кто поймет. Не знал, куда с этим идти.
Ева… Она говорила тем же языком, что и он. Без маски. Без света. Без надежды. И она тоже слышала зов из бездны. Тьма уже взялась за нее.
Ощущение безысходности угнетало его. Решил: просто посмотрит на девочку, а дальше будет видно… Не мог поверить, что согласился. Хотя кого он обманывает?
Он не мог не быть рядом, даже если сам разорван и слаб. Нужно еще немного задержаться в этом дреном мире.
Дорогу до дома Евы они проделали в молчании. В голове Игната медленно текли мысли о незавершенных делах. Перед уходом надо бы побывать на кладбище: подкрасить оградку, договориться со сторожем… Но теперь, скорее всего, не успеет.
Ева открыла входную дверь, помедлила, и повернулась к нему:
– Может… вам лучше надеть ваше облачение? Взять что-то еще?
Он долго смотрел ей в глаза, и наконец, ответил:
– Возможно, но позже, если будет необходимость.
Игнат почувствовал леденящую, гнетущую тревогу. Острыми осколками льда она вошла в его тело, сконцентрировалась и поползла вверх, замерев в горле.
Никольская кивнула и вошла в дом.
Замерев на доли секунды, Игнат решительно последовал за ней.
На него тут же обрушились звуки возни, доносившиеся сверху. Хриплый бас кому-то угрожавший, посылая всевозможные проклятия с яростной ненавистью, переплетался с просто адскими звуками: нечленораздельным звериным рычанием, визжанием и бульканьем.
Ева, не останавливаясь, поднялась на верхний этаж. Игнат – за ней.
Напротив двери стоял широкоплечий мужчина в белой униформе санитара, прислонившись к стене. Руки его были сложены, голова опущена. Он медленно поднял голову и посмотрел на Еву. Игнат уловил в его взгляде страх и смятение.
Бас громыхал где-то совсем рядом. Он был таким громким, что казалось, в комнате установлен какой-то усилитель.
– Оно пытается вырваться из смирительных ремней, – вымолвил медбрат тихим голосом, глядя на Никольскую.
– Подождите минуточку, я сейчас вернусь, – пробормотала Ева.
Игнат наблюдал, как женщина прошла дальше по коридору к дальней комнате и скрылась в ней.
Потом взглянул на медбрата.
– Вы священник? – спросил тот.
Игнат медленно кивнул. Он решил: не уточнять, что лишился чести служить у святого престола некоторое время назад.
В этот момент из комнаты послышался рев какого-то животного, похожий на мычание быка. Игнат перевел взгляд на дверь и непроизвольно вздрогнул. Рев был полон ярости и боли, и в нем слышалось что-то нечеловеческое.
Кто-то тронул его за руку.
– Это она, – выдохнула бледная как полотно Ева. Когда только успела вернуться? Женщина протянула ему фотографию: – Карина. Моя дочь.
Три месяца назад. Санкт-Петербург
Ей снилась смерть. Ее смерть. Причем не просто смерть, а предшествующие ей мгновения.
Ева задыхалась и растворялась, терялась в пустоте и все время думала: «Меня не будет, я умру, меня не будет никогда. Я не хочу превратиться в ничто, навсегда». И опять таяла, растворялась... Что-то стучало. И стучало.
Она была богиней. Сильной. Желанной. Могучей. Она владела миром. Любовью. Речью. Танцем. Жизнью. У нее было все…
Она услышала зов. Из глубины. Из тьмы. Из бездны.
И не сопротивлялась. Не спешила. Она просто — пошла. И чтобы войти туда, ей пришлось снять с себя все: корону, ожерелье, статус, силу, кожу… Она не хотела входить, но уже была внутри. Она хотела опереться на что-то, но рука проваливалась.
Бездна. Мрак и безнадега, здесь царила непроницаемая тьма, которая поглощала все звуки и свет. Ощущение такое, будто оказалась в самом сердце пустоты, где не было ни конца, ни края. Это место, где время, остановилось, и где надежда угасла под тяжестью безысходности.
Она падала. И кричала. Она и не представляла, что способна так страшно кричать. Безмолвно и оглушающе. Падала. Без конца. Без дна. Без цели. И самое страшное — она больше даже не пыталась остановиться.
Что-то запредельно страшное, глубинное рвалось из нее наружу.
Она ловила ртом воздух, соскальзывая все глубже в бездну… Черный провал принял и поглотил ее.
И снова стук. Навязчиво и громко. Тук-тук, тук-тук...
С тяжело бьющимся сердцем Ева проснулась и рывком села на кровати.
Рядом раздавалось какое-то нудное, непрекращающееся гудение, показавшееся ей знакомым. Несмотря на прохладный воздух в спальне, вся простыня была влажной от пота.
Гудение продолжалось, и Ева не сразу поняла, что оно означает, – кто-то звонил ей на мобильник. Она вздохнула и, потянулась за телефоном.
– Да, я слушаю, – хрипловатым со сна голосом сказал она, поднеся трубку к уху.
– Доброе утро, Ева Александровна! – Это был администратор ресторана. – Звоню напомнить, что на сегодня назначена встреча с новым поставщиком. На девять. У нас все готово. Ждем только вас.
– Хорошо. Я буду.
– Отлично. До встречи.
– До скорого.
Ева тяжело вздохнула, в полудреме поднялась с кровати и шатающейся походкой босиком направилась в ванную. Надела халат, затем медленно прошла в кухню.
Особо не запомнила, как налила себе кофе, села за стол… И, улыбнулась: на белой поверхности алело сердечко. Бумажное сердечко. Карина. Ее солнышко.
Часто по утрам, они с Артом находили такие вот сердечки. Иногда в прихожей, в ванной, в своей сумке, в ботинке мужа. Да где угодно!
Это был их любимый ритуал. Карина, проснувшись, тихонько вылезала из постели и пробиралась, чтобы положить для отца и матери очередное сердечко, после чего со слипающимися глазами возвращалась в кровать. Досыпать.
Теперь все сердечки предназначались только Еве. Одной.
Она сделала глоток кофе и попыталась рассеять тяжкие воспоминания вместе с паром, вившимся над кофейной чашкой.
Оторвала взгляд и мысли от сердечка и недоуменно замерла. Ее ухо уловило странный звук. Откуда-то донеслось тяжелое уханье и жуткий, похожий на стон, глухой вопль.
Прикрыла глаза, прислушалась. Казалось, будто она слышит голоса. Слова непонятные, неразборчивые, которые постепенно сливались в клубок стенаний, криков и стонов...
Почувствовала холод, будто от двери подул сквозняк. Кто-то прошел за ее спиной. Она хотела обернуться, посмотреть в ту сторону, но голова оказалась тяжелой, как стопудовая гиря.
Сердце колотилось так, что от его ударов в ушах стоял гул.
Но даже сквозь него она расслышала низкий хриплый голос: «Время пришло».
И в следующий момент с тяжело бьющимся сердцем Ева дернулась… отрывая голову от подушки. Она ошалело уставилась перед собой. Взгляд уперся в незашторенное окно напротив кровати.
И в следующий момент в свете сверкнувшей молнии за окном она увидела серую тень. Размытый силуэт. Темное пятно смотрело на нее траурными язвинами…
Зажмурилась до рези в глазах, а затем резко открыла. Никого. И тихо-тихо. Ощущение — будто растворилась в пространстве. Вздохнула.
Что это было? Сон, явь? Пусть не отчетливо, пусть, словно в тумане, но она видела… а что она, собственно, видела? Бред.
— Вот черт, приснится же такое, — выдохнула Ева.
И все-таки отчего-то ей было не по себе. Она отключилась и несколько секунд сидела неподвижно, вспоминая сон.
Сон ли? Скорее состояние полубодрствования – такая пугающая четкость. Смерть. Небытие. Необратимое. Бездна.
Она вновь посмотрела на окно и не смогла оторвать от него взгляд.
На стекле ей почудилось размытое очертание страшного, перекошенного гневом… лица. Немигающие глаза смотрели прямо на нее холодным пронизывающим взглядом, а поджатые губы будто цедили в ее сторону проклятия…