В горах сгущались сумерки. Одинокий «Кадиллак» почти бесшумной чёрной стрелой скользил по уходящим вверх извилистым горным трассам и ослеплял бегущее впереди пространство фарами.
Его пассажиры – а их было двое: молодой симпатичный блондин за рулём и хорошенькая девушка на заднем сиденье – явно очень спешили. Так, что на одном из поворотов на большой скорости машину едва не занесло.
– А-а-а, дьявол! – выругался водитель, гася сигарету о собственный лоб.
Девушка рассмеялась:
– Полегче, Ди! Иначе мы попросту не доедем.
– Мы и так не доедем… если не прибавим газу!
«Кадиллак» нырнул в туннель, и вокруг стало темно, как в погребе.
– Из-за тебя я не смог выехать на эту чёртову турбазу раньше! Никто бы тебя не повесил за две пропущенные лекции. Смотри, вокруг ни души и так быстро темнеет!
– И что из этого? – недоумённо спросила девушка.
Дитрих без лишних слов швырнул ей газету. Она взяла её, развернула, пробежала глазами. В самом низу на первой странице, в отделе криминальной хроники, красовалась статья с дешёвым интригующим названием «Кошмары на горных дорогах Эль-Монтана». Содержание соответствовало названию, и девушка презрительно усмехнулась. Какой-то псих, прикидываясь очевидцем, рассказывал всякие страсти: мол, ехал поздно, вдруг – бац! – на него напала нечисть, он якобы столкнулся нос к носу с самим Сатаной и едва унёс ноги. В доказательство правоты своих слов он продемонстрировал корреспондентам машину со следами зубов и когтей чудовищ.
Девушка отложила газету и рассмеялась:
– Обычное надувательство, «утка». И мой храбрый брат верит этому?
– «Утка», «утка»... в яблоках. Возможно. Но мне всё же не по себе.
– Ты чересчур впечатлительный, Ди.
Машина выбралась из туннеля, и снова стало светло. Над горными просторами ярко сияла полная луна, заливая дорогу призрачным светом.
– Красота! – Девушка облокотилась о спинки передних сидений. – А вот представь, сейчас ка-ак нападут привидения: «Кошелек или жизнь?!» Вот смеху-то будет!
Дитрих скептически глянул на неё и покачал головой:
– Тебе смешно? Ну-ну. Я не понимаю тебя, Моника, по крайней мере, сегодня. Ты явно перезанималась, сестрёнка, надо поберечь здоровье. Ведь ты поступила в колледж, а не на каторжные работы! Учебный год едва начался, большая часть первокурсников всё еще беззаботно нежится на солнечном пляже Блэссед плейс или где-нибудь ещё... Когда мне было семнадцать, я думал только о прелестях беззаботного существования, вечеринках, друзьях и девчонках.
– Отец всегда говорил, что ты оболтус! – улыбнулась Моника. – Ого, смотри-ка!
Под луной, почти задевая её распластанными в воздухе крыльями, медленно парила огромная чёрная птица.
– Как думаешь, это гриф или орёл?
Моника пожала плечами:
– Без понятия. Чёрная птица под белой луной – хорошо звучит. Таинственно, многообещающе…
– Ну, хватит уже! Сколько времени? – Дитрих включил приёмник, и в салон полилась весёлая латиноамериканская мелодия.
– Без десяти одиннадцать.
– Чёрт, до распроклятой базы ещё около часа пути.
Он нервно крутанул руль, колёса визгливо отозвались на эту резкость. Монику тряхнуло, и она едва сохранила равновесие.
– Ты чего?! Я чуть голову не расшибла!
– Это не страшно. Страшнее сойти с ума или лишиться жизни. У меня дурное предчувствие...
– Да ну тебя, Ди! – перебила его Моника. – Не нервничай по пустякам. Ты же великий оптимист. Выбрось из головы все эти глупости и перестань дёргать руль, иначе мы разобьёмся.
– О’кей, я в порядке.
Дитрих насвистывал в такт мелодии какую-то дребедень. Внезапно, неизвестно по какой причине, приёмник заворчал и прекратил работу.
– Вот же дьявол! – выругался Ди, ощупывая его. – Мне казалось, я все починил.
– Плюнь. Лучше я тебе спою.
Девушка негромко замурлыкала песенку, одну из тех, что они часто пели в кругу друзей, – про влюбленный в свободу ветер.
А вокруг темнело с каждой минутой, очертания скал, силуэты кустов вдоль дороги становились всё чернее и мрачнее, а воздух голубел от света луны, в котором по-прежнему нежилась птица.
Спокойствие нарушили громкий шлепок, ругательства Дитриха и визг тормозов: по лобовому стеклу растеклась какая-то бурая масса, из которой сочилась кровь, уносившая вниз клочки плоти и шерсти.
– Сочно, ничего не скажешь! Как ещё стекло выдержало?
– Это летучая мышь?! – Монику передёрнуло. – Тьфу, гадость!
Горе-водитель взял бутылку с водой, салфетки и вылез из машины. Поминутно оглядываясь, смыл то, что осталось от мыши, протёр стекло досуха и залез обратно, брезгливо отряхивая руки.
– Мерзость какая… С чего вдруг летучие твари разучились видеть в сумерках?
– Возможно, её ослепил свет фар, – предположила девушка.
– Ох, не нравится мне всё это…
«Кадиллак» вновь отправился в путь.
– А всё-таки здорово! – неожиданно выдала Моника.
Дитрих обернулся и уставился на неё:
– Ты что, умом тронулась?
– Нет, просто я люблю настоящие приключения! Расскажем ребятам – они не поверят... Эй, ты лучше на дорогу смотри!
– Обычно таких вот «любителей» в первую очередь и едят. С перцем, чтоб от слащавости не тошнило.
Но тут Ди снова резко тормознул, привстал и едва не прилип носом к лобовому стеклу:
– Чёрт меня дери... Это что ещё такое?!
– Где? – Моника приоткрыла дверцу и выглянула.
Посреди дороги, преграждая им путь, лежало похожее на манекен тело, сияющее бледно-голубым светом. В кустах озорно мерцали синие огоньки, словно подмигивая: мол, это ещё цветочки!
У Дитриха зашевелились волосы на макушке.
– Немедленно закрой дверцу и не высовывайся! – прошипел он.
– Может, поедем обратно? – робко предложила Моника.
– Пожалуй, придётся. Я через это... не могу... Мороз по коже.
Минут пять они просидели молча, тупо уставившись на странную преграду.
Сидящие в машине оцепенели от ужаса и мысленно попрощались с жизнью. Моника инстинктивно прикрыла голову руками, а Ди зажмурился, чтобы не видеть смерти.
Прошла минута, другая, но конец всё не наступал. Уши закладывал свист рассекаемого воздуха, смешанный с гудением мотора, – и всё.
Наконец до Дитриха дошло, что прощаться с жизнью вроде бы рановато: он открыл глаза, огляделся в полной темноте и пожал плечами:
– Странно как-то мы падаем... Строго горизонтально, как будто стоим в воздухе. И ощущения падения нет… где это хвалёное «захватывает дух»?.. Слышь, сестрёнка! – Он подтолкнул Монику.
Девушка медленно выпрямилась.
– Всякое падающее тело должно упасть, – недоумевал Ди. – Может, мы уже около центра Земли? Тогда почему не жарко?
Реакции на шутку не последовало, и блондин, потеряв терпение, решил действовать. Первым делом он нажал кнопку и поднял шторки. В салон хлынул красноватый поток света – как будто снаружи горели костры; точно разглядеть было невозможно – стёкла словно запотели. Лобовое же стекло оставалось чёрным. Странное наваждение исчезло: к своему удивлению, пассажиры «Кадиллака» выяснили, что они давно уже не падают и, по всей видимости, вообще никуда не падали, а машина просто стоит неизвестно где, вероятнее всего, там же на дороге, а свист – не что иное, как воздух, выходящий из продырявленных шин.
– Ну и ну, – пробормотал Дитрих, посмотрел на сестру и как-то по-идиотски улыбнулся: – Хорошо летели и сели мягко…
– Не смешно! – Девушка тщетно пыталась справиться с нервной дрожью. – Домой... Я хочу домой, Ди!
– Куда же это нас занесло? – Он не слушал её, вглядываясь в красно-оранжевое зарево снаружи и мелькающие на его фоне тёмные силуэты. – Такое впечатление, что мы в аду: вот геенна огненная, а вон – черти…
Он приоткрыл дверцу и осторожно выглянул, но тут же дернулся обратно так, что Моника едва не подпрыгнула.
– О, Господи... Там... т-там...
– Что?!
Глаза у Дитриха округлились, как у помешанного:
– Лезь назад, быстро!! Спрячься!
– Зачем? – не поняла Моника, но он не стал её слушать: схватил и буквально перебросил на заднее сиденье. Возмущённая таким обращением девушка уже хотела высказать брату все, что думает о нём и его замашках, но не успела.
Дверца около водителя медленно приоткрылась. В образовавшийся проём просунулась рукоподобная волосатая лапа и поманила к себе когтистым пальцем. Дитрих, плотно прижавшийся к противоположной дверце, не прореагировал на столь незаманчивое предложение выйти. Лапа повторила требование, добавив к нему увесистый кулак, что можно было понять, как обещание всего самого скверного в случае неповиновения. Но Дитрих не шевельнулся. Тогда неожиданно дверца, о которую он опирался спиной, отвалилась и несколько точно таких же лап выволокли его из машины, невзирая на сопротивление.
Моника зажала рот обеими руками, чтобы не закричать, и начала быстро соображать, что же теперь делать, но сообразить ей не дали: задние дверцы резко распахнулись, и её вытащили вслед за братом. Девушка огляделась и в полуобмороке прижалась к капоту.
Они действительно никуда не падали. «Кадиллак» стоял на хорошо знакомой горной дороге, и его окружали люди с факелами; при лучшем рассмотрении оказалось, что вместо лиц у этих «людей» – оскаленные звериные морды. Недалеко от Моники двое из них пытались скрутить Дитриха: брат отбивался руками и ногами, стараясь вырваться и удрать. Остальные взирали на драку с мрачным спокойствием, но скоро их терпение лопнуло, на помощь подошли ещё четверо и бедняга Ди оказался лежащим на земле. Ему до хруста заломили руки, подняли и несколько раз ударили наотмашь; сначала он сдерживался, скрипел зубами, а потом не выдержал и застонал.
Моника словно очнулась. Забыв обо всём, она бросилась к брату, оттолкнула одного монстра, другого, попытавшегося схватить её, укусила за когтистую лапу – от её страха не осталось и следа.
– Не трогайте его! – кричала она в исступлении. – Не смейте его трогать! Слышите, вы, ошибки природы?!
В толпе оборотней послышался сиплый смех. Дитрих рванулся навстречу Монике, но её, словно котёнка, отшвырнули в сторону, а его оттащили к стоящим на привязи лошадям, мохнатым и красноглазым, связали и перекинули через седло. Один из людей-зверей, с козлиной рожей, заботливо полил «Кадиллак» бензином и поджёг, а когда машина разгорелась, её столкнули с обрыва и насладились разорвавшим ночную тишину грохотом взрыва и яркой вспышкой.
«Эту модель родители подарили Дитриху на совершеннолетие, за несколько месяцев до того, как отец попал в автокатастрофу, – подумала Моника, и её передёрнуло от ненависти. – Разве они поймут это? Способны ли эти уроды понять, что это была память о человеке, который любил Ди и меня и которого мы оба любили? Нет, это невозможно, у них нет ни души, ни сердца – одни лишь рога да копыта!»
Сзади нее что-то зашелестело, послышалось чьё-то тяжёлое дыхание. Моника обернулась: с большого камня на дорогу спрыгнул гигантский огненно-рыжий волк. Она увидела его налитые кровью глаза, обрубленный хвост, вылезающие из пасти клыки, услышала его глухое злобное рычание и отшатнулась. Это был вожак, и люди-звери расступались, освобождая ему дорогу. Волк начал медленно подходить к девушке. Она попятилась, беспомощно огляделась, но вовремя вспомнила о брате и остановилась.
– Вы... Ты... – Её голос дрожал и срывался, в огромных умоляющих глазах застыли слёзы. – Пожалуйста, отпустите нас! Мы ничего плохого вам не сделали... Пожалуйста, прошу... не надо его мучить! Я никому не расскажу... и в полицию звонить не буду. Только отпустите!
Зверь бросил мимолётный взгляд на связанного, жалко висящего человека и снова повернул морду к девушке. Двое оборотней придержали её, чтобы он смог подойти вплотную. Монику обдало жаром и невыносимым запахом палёной шерсти так, что дыхание перехватило. Волк обнюхал её, шумно втягивая воздух подрагивающими влажными ноздрями, заглянул в лицо. Взгляд девушки, испуганный, жалобный, но с искрой любопытства, видимо, понравился ему.
Сначала ей показалось, что всё случившееся с ней – страшный сон. Но лишь до тех пор, пока она не открыла глаза.
Вместо привычного белого потолка – сплошной серый камень. Моника всем телом ощутила, что и ложе, на котором она лежит, непривычно жёсткое, чужое. Девушка медленно села и огляделась.
Комната напомнила ей монастырскую келью – маленькую и тёмную. Три узких зарешеченных окна почти не пропускали свет. Везде был холодный камень. Тепло исходило лишь от камина. Вместо ламп – два факела на стене, их отблески тускло играли на окованной железом двери. А вокруг – тишина, закладывающая уши.
Моника отбросила тонкое покрывало, которым была укрыта, и встала. Под ногами почувствовала что-то мягкое, пригляделась и вздрогнула: на полу лежала распростёртая медвежья шкура. «Бедный медвежонок... Бедный Ди... Что с ним? Где он? И где, в конце концов, я?» Мысли девушки пришли в замешательство. Она отошла к окну: за ним расстилались бескрайние горные просторы, укутанные густым туманом. Время суток определить было трудно, поскольку небо затянули серые тучи. Внизу под окном зияла глубокая пропасть. «Прыгнуть отсюда – и конец. – Моника подёргала решётку, но та даже не шелохнулась. – А жаль...»
Она ещё некоторое время постояла возле окна, словно в оцепенении, глядя куда-то вдаль, но ничего не видя. Холод вернул её к действительности. Девушка зябко поёжилась, подошла к камину и только сейчас заметила волка, сидевшего возле двери и облизывавшего переднюю лапу. Страх загнал её обратно на ложе и заставил поджать ноги.
Зверь долго мылся, потом встал, отряхнув уже не огненно-рыжий, а скорее, бурый мех, потянулся и не спеша приблизился. Что-то сине-белое, ослепительное, похожее на электрический разряд, мелькнуло в воздухе, и на месте волка остался стоять человек. Молодой парень, на вид немного старше Моники, высокий, стройный, с тёмными длинными волосами, стянутыми в небрежный «хвост». Вся его одежда – и джинсы, и высокие охотничьи сапоги, и кожаная куртка, и даже шляпа – были угольно-черного цвета, и этим он напоминал киношного персонажа. Не дьявольски красивый, но симпатичный; портили его злобные, пустые красные глаза. И глухой, с хищной ноткой голос:
– Доброе утро.
Девушка нервно сглотнула. Но потом взяла себя в руки:
– Скажите, п-пожалуйста... я бы хотела знать, где мой брат?
Оборотень прошёлся по комнате и сел рядом с Моникой:
– Твой брат еще жив.
– Что с ним? – Моника боязливо отодвинулась.
– Я же сказал.
– Могу ли я... увидеть его?
– Лишнее. – Он сел вплотную, положил ей ладони на плечи и потянул к себе. Моника, уже ожидавшая подобного поворота событий, гневно стряхнула его руки и вновь отодвинулась.
– Да как ты смеешь?! – Он повысил голос и дал ей пощечину. Затем снова обнял:
– Советую не сопротивляться. Хуже будет.
Из глаз девушки брызнули слёзы. Она со стоном закрыла лицо руками и низко опустила голову. Его передёрнуло:
– Терпеть не могу, когда начинают ныть! – Отвращение побороло интерес, он встал и отошёл к окну. – Знаешь, зачем я приволок вас сюда?
– Нет... не знаю. – Моника постаралась успокоиться.
– Немного чудачества.
– Как это?
– Я мог бы взять тебя без особого труда, но мне приелось насилие. Надоело смотреть в искаженные болью лица, в полные ужаса глаза, слышать крики, терпеть жалкое сопротивление вместо ласки. Я хочу узнать другое. Узнать, как любят и вообще… с чем это едят – любовь. Хочу, чтобы меня любили. – Он повернулся к девушке. – Ты любила. А брат... Брат будет помогать. И мне и тебе.
– Что? – Моника так изумилась, что ей совершенно расхотелось плакать. – Помогать?
– Вот именно. Стимулировать взрывы твоих чувств и твоё поведение... Знаешь, у меня есть серебряные латы. Хорошая вещь! Смажешь внутри маслом, наденешь на человека и жаришь его на медленном огне... до румяной корочки. Ты же не хочешь, чтобы я поджарил твоего брата, как поросёнка, до румяной корочки, а? – Он усмехнулся. Девушка смертельно побледнела.
– А может, ты видела, как течёт по горлу расплавленное олово? Не видела? Может быть, и увидишь. Или, например, как человека растягивают, отрывая у еще живого руки и ноги... Как дробят в лепёшку кости и распарывают животы. Как...
– Хватит!! – закричала Моника, снова заливаясь слезами.
– Плачешь? Страшно? Это хорошо. – Он подошёл и снова сел рядом. – Так что постарайся, вспомни о брате, о том, что он очень уж строптивый... Как только я получу то, что мне нужно, я отпущу его. Поняла?
– Что же... тебе… от меня… нужно? – спросила она сквозь слёзы.
– Любви. Большой и настоящей.
Моника прекратила рыдать. Удивлению её не было предела.
Она ожидала чего угодно: насилия, избиения, пыток, смерти – всего, что обычно происходит в таких случаях, но только не этого.
Всё это казалось ей странным и даже противоестественным. Ещё ни в одной книжке и ни в одном приключенческом фильме похититель не требовал, чтобы его жертва в него по-настоящему влюбилась.
Губы девушки дрогнули в презрительной усмешке:
– Любовь не возникает по приказу. Даже страх и боязнь потерять самого близкого человека не помогут, так и знай. А если с Ди что-нибудь случится... ты добьёшься от меня только ненависти. Большой и настоящей.
Оборотень сжал кулаки.
– О, конечно, – подавляя в себе дрожь, продолжала она, – я твоя пленница, и ты можешь сделать со мной всё, что угодно – от простого удара до убийства. Но... как бы тебе это объяснить...Ты требуешь невозможного. Разве я могу так, сразу...
– Я могу подождать, – возразил он. – Даже постараюсь... заслужить твою любовь как можно скорее.
– Угу, – буркнула она. – Ещё пораспускай руки, пообещай убить брата и точно заслужишь…
– Прекрати хамить! – огрызнулся он. – Я сделаю всё, что смогу. А итог этого эксперимента зависит от тебя. – Оборотень надвинул шляпу на глаза и отвернулся. Девушка помолчала какое-то время, потом спросила: