Закономерность

Chapter I.

«Фальшивая нота, сыгранная неумело, — это просто фальшивая нота. Фальшивая нота, сыгранная уверенно, — это импровизация» Бернар Вербер. Тайна богов

    На улице скучного, совсем серого Лондона стояла на удивление солнечная погода, которой хотелось радоваться, идя по улице и улыбаясь навстречу прохожим. Шум города никак не влиял на хорошее настроение, а в этот раз приятный прохладный ветерок дул прямо в лицо, заставляя пряди волос, которые до этого упорно лезли в глаза, наконец отстать от бледной кожи, не познавшей тепла и загара. Ноги сами несли по пропахшей бензином улице, спокойно делая небольшие шаги, словно отмеривая всю дорогу от дома на работу. «Неужели этот день начинался именно на такой ноте?», — недоумевала про себя Ева Оливия Браун, уверенно цокая небольшими каблучками туфель по асфальту, смотря только вперед и больше никуда. Серый Лондон был ее верным домом еще с рождения, когда родители девушки переехали в этот по-своему замечательный город, чтобы зажить своей жизнью и создать семью. Несмотря на то, что Англия являлась своеобразной страной для всех остальных процветающих государств, но все-таки было в ней что-то особенное, из-за чего хотелось приехать и насладиться всеми лондонскими красками, которые тут только были. И ничего здесь нет страшного, если в основном Лондон был серым и красным из-за автобусов, которые ходили по городу без остановки. Ева не понимала тех людей, которые считали Англию самым унылым местом, предпочитая больше посещать такие страны, как Германию, Францию или Италию. Девушка считала, что Лондон — это по-особому прекрасное место, где хотелось помечтать за чашечкой горячего шоколада с зефиром, сидя в кресле на балконе своей квартиры, который был обставлен различными цветами, за чтением какого-нибудь интересного детектива, где легендарный Шерлок Холмс вместе со своим другом доктором Ватсоном расследует загадку собаки Баскервилей… Все это казалось таким интересным и захватывающим, что даже не хотелось ездить ни в какую Сицилию или уж, тем более, в Париж. Как-будто на знаменитую Эйфелеву башню только в живую посмотреть можно, а не на картинке в интернете!

           Ведь только в Лондоне можно окунуться в атмосферу тех захватывающих приключений заядлого сыщика, который балуется наркотическими средствами, и его друга. Именно здесь можно узнать всю историю замка Тауэр или же знаменитого Биг-Бена, чей часовой механизм извещает звоном малых колоколов о прохождении каждой четверти часа, а в начале каждого звучит Большой колокол. А как же тут не вспомнить замечательный 5 o’clock? Ведь чудо, а не традиция! Ева всегда любила выпить чашку ароматного и вкусного чая с тремя ложечками сахара и карамельками, которые так и таяли во рту. А в каком ближайшем магазинчике с местом работы продавали самый вкусный шоколад? Выбирай, какой хочешь: с карамелью, цельным орехом, темный шоколад, молочный шоколад, шоколад с кофе, шоколад с кусочками фруктов! Всякий раз, когда девушке приходилось отвлекаться от тяжелой работы, она представляла себе, как придет домой, как достанет плитку своего любимого лакомства и съест его, запивая горячим и вкусным чаем. Господи, работа!

         Часы показывали ровно десять утра, а Ева еще даже не переступила порог своего кабинета. Ноги тут же стали делать шаги еще чаще и шире, заставляя идти быстрее, сокращая путь. Ева Браун работала хирургом в очень престижной больнице Лондона. Девушка не знала, почему именно она выбрала именно эту профессию, ведь хирургия — это очень серьезно, и эта специальность не для женщин, но девушка решила оспорить этот придуманный кем-то факт: окончила институт с отличием, набралась практики и теперь усиленно работает. Случаи каждый раз бывали разные. Например, однажды, когда Ева была в ночную смену, к ним в больницу привезли молодого парня с пулевым ранением. В тот период девушке было немного боязно, что человек может, из-за ее ошибки, лишиться жизни, но все обошлось. Операция прошла успешно, а пациент потом пошел на поправку. За все те годы, которые Браун посвятила только медицине, девушка ни разу не устраивала себе долговременный отпуск, ссылаясь на то, что она слишком молода, чтобы полноправно его заслужить. К своим двадцати пяти Ева стала не только опытна, но и пользовалась приличной популярностью у пациентов. Вы скажете: «Все решают деньги!», но нет. На самом деле просто обычное человеческое упорство и желание достичь своей поставленной цели — вот и все!

— Что-то ты сегодня на час припозднилась, Браун. Опять по дороге в облаках витала? — тут же встретили девушку в приемной, одарив осуждающим взглядом. Грейс Смитт являлась женщиной весьма не робкого десятка, но работала старшей медсестрой, присутствуя на операциях вместе с Евой. Грейс тридцать четыре года, с темными, почти черными, глазами, смуглой кожей, и такими же темными волосами, которые всегда были собраны в конский хвост. С этой женщиной у Браун были весьма теплые отношения, но никогда не переходили с деловых. То ли это Ева была такой замкнутой в общении, что просто не хотела ни с кем сближаться еще со времен колледжа, то ли это Грейс сторонилась ее, предпочитая компанию других людей.

— Как всегда, замечталась по дороге, — загадочно промолвила в ответ Браун, облокотившись бедром о стойку, расписываясь в толстом журнале. Смитт понимающе кивнула и широко улыбнулась, ничего не сказав в ответ. Ее тонкие руки принялись перебирать какую-то документацию, раскладывая различные стопки бумаг в другие, рассортировывая все по алфавиту. Ева хотела ради вежливости спросить, как началось утро, но не стала отвлекать женщину от ее дел, тихо удалившись по направлению к своему кабинету, чтобы со спокойной душой подготовиться к новому рабочему дню.

      Маленькие ручки повернули в замочной скважине ключ, открывая дверь, чтобы, наконец, войти. Комната встретила ее спертым воздухом и запахом медикаментов, которым уже была пропитана вся больница. Открыв окно нараспашку, девушка вдохнула свежий воздух, вобрав его в себя полной грудью. Прохладный ветерок сразу же обдал лицо и белые волосы, которые Ева всегда забирала в высокую прическу, принципиально никогда не распуская их. Не то, чтобы она этого не любила делать, просто девушка стыдилась своих волос, считая их ужасными. Кто из друзей слышал про эту странную небольшую фобию Браун, всегда крутили пальцем у виска, приговаривая: «Тебе что, нечем заняться, ты до своих волос докопалась?!». На эти замечания Ева всегда либо смеялась, либо просто улыбалась, считая, что ее друзья просто-напросто ее успокаивают. Да, может быть, она и была дурой, так как не ценила того, что у нее было… Если уж говорить о внешности, которая была весьма необычной: бледная кожа, которая практически никогда не была на солнце, длинные белые волосы, достающие до поясницы, средний рост (но все-таки Ева не могла достать до верхней полки, поэтому считала себя коротышкой), неплохая фигура, но самой большой ценностью для Браун считались ее глаза, которые были насыщенного голубого цвета. Девушка всячески пыталась подчеркнуть именно их, подкрашивая ресницы тушью или рисуя жирные стрелки, которые так шли ей. Больше Ева не делала ничего, для того чтобы быть красивой — ей этого было вполне достаточно.

      Браун надела на себя белый халат и свои фирменные балетки, чтобы, наконец, приступить к своей работе. На этот день не было запланировано никаких операций, а лишь только осмотр пациентов, лежащих в самом дальнем корпусе хирургического отделения. Взяв несколько карточек своих пациентов, Ева быстрой походкой направилась на осмотр.

— Хей, Браун! — окликнули ее сразу же, как только девушка успела сделать шаг по направлению к палатам. Ева улыбнулась своей самой широкой улыбкой и наигранно закатила глаза, останавливаясь, чтобы окликнувший смог догнать ее и приветливо помахать ручкой. — И что это мы такие задумчивые? Рабочий день еще не закончился!

— А тебе все шуточки, Джонсон… — в ответ на своеобразное приветствие Браун сделала непонятное движение кистью, делая что-то наподобие взмаха, но получилось плохо. Молодой человек со скептицизмом оценил данную попытку поздороваться и оценил ее явно на два балла из пяти, выразив все свое впечатление лишь мимикой. Лицо парня обрамляли темные кудри волос, а карие глаза взглянули на собеседницу исподлобья, так и говоря: «Ты издеваешься?». — Благо, я сегодня не в ночную смену, поэтому смело можешь меня подкалывать — я не обижусь.

      Ева после сказанной реплики сделала такое лицо, которое не говорило, а буквально кричало о том, что все будет совершенно наоборот.

— Лицезрея твою очаровательную поникшую мордашку можно сделать вывод, что после моих очередных шуточек по поводу твоего настроения я умру самой страшной смертью, которую ты способна провернуть… — провозгласил свои догадки Льюис, делая довольно-таки задумчивое лицо. Ева хихикнула в кулак, но промолчала, лишь кивнув в ответ на его соображения по поводу последствий словесных баталий. — Тем более я сегодня работаю в ночную смену.

      Парень сказал это с таким разочарованием и обреченностью, что Браун не сдержалась и засмеялась уже в голос, больше не сдерживая себя. Маленькие плечики затряслись от хохота, а на щеках появились ямочки от улыбки. Девушка любила вот так общаться со своими коллегами по работе, разговаривая с ними на совершенно безобидные и непринужденные темы.

— Сегодня определенно не твой день, Льюис, — пропела довольная Ева, открывая дверь первой палаты. — Доброе утро, Эрик! Как себя чувствуете?

— Спасибо огромное! Уже намного лучше, — ответил мужчина лет сорока, улыбнувшись своей добродушной и благодарной улыбкой. От нее на лице пациента появились заметные складки морщин, демонстрируя уже свой немолодой возраст. Ева села на стул, который стоял рядом с кроватью.

      Она внимательно рассмотрела шов на животе пациента, который был тщательно обработан. Ева что-то записала в карточке, несколько раз спрашивая у мужчины на счет болей в животе, какая была температура после операции, чувствовал ли он головокружение, слабость. Браун внимательно выслушивала его, стараясь быстро записывать все в карточке, не пропуская ничего важного. Льюис все это время нависал над девушкой сверху, смотря, что его подопечная пишет.

— Может, завтра сходим в кафе? Я угощаю, — улыбнувшись одними уголками губ, Джонсон продолжил следить за манипуляциями Евы, которая продолжала что-то говорить пациенту.

— Я только с удовольствием, Льюис. Только это никак не отразится на твоей работе? — улыбнулась в ответ Ева, выходя из палаты и направляясь в другую, ища нужную карточку своего пациента. — Может, у тебя завтра опять ночная смена, а ты меня на свидание приглашаешь?..

— Можешь об этом не волноваться, Браун. Завтра дежурит Паркер, — победно усмехнулся парень и удалился, напоследок улыбнувшись своей самой обворожительной улыбкой, на которую был только способен. Ева продолжила работать, но в ее голове творился хаос. Она редко выходила куда-нибудь, тем более с парнями, считая, что это последнее, о чем надо думать. Девушка не представляла даже, как вести себя с ними, о чем общаться, куда сходить, чтобы все было интересно… Браун пыталась все время не засорять этим свою голову, отвлекаясь на более важные вещи, нежели какие-то свидания и встречи.

      Всю жизнь девушка уделяла только учебе, затем практике в других странах, затем работе. Она не хотела даже сейчас идти на свидание. Не то, чтобы ей не был симпатичен Льюис Джонсон, обаяшка хирургического отделения и просто заноза в одном месте, но Ева была слишком замкнутой в себе, поэтому и боялась до трясучки мужской компании, но все же тщательно это скрывала, пряча свои самые потайные секреты в темноту и одевая на себя напускную маску уверенности и смешливости. Браун не успела оглянуться, как за работой и нескончаемыми раздумьями день подошел к концу, а все работники больницы стали уходить домой, поспешно набрасывая на себя верхнюю одежду, совершенно не заботясь о своем внешнем виде, лишь бы поскорее прийти домой.

      Ева любила свою работу, но не бежала домой сломя голову, не заботясь о том, как она выглядит со стороны. Девушка неторопливо надела свое пальто, застегнула все пуговички, собрала свою сумку и вышла на улицу, снова вдыхая носом запах дождя. Такая погода для Лондона была совершенно не в новинку, поэтому каждый уважающий себя житель этого города носил с собой зонт, чтобы на следующий день не просыпаться с больным горлом, насморком и высокой температурой. Браун раскрыла свой зонт и решила прогуляться немного по улицам вечернего Лондона, чтобы проветрить свою голову от ненужных мыслей. Идущие навстречу прохожие куда-то спешили, торопливыми шагами устремляясь себе восвояси, иногда задевая Еву то руками, то сумками, то какими-нибудь кипами бумаг, но девушка не обращала на них внимания, спокойно идя по людной улице, устремив свой взгляд голубых глаз в небо, где уже понемногу начали появляться первые звезды. Вдалеке, за многоэтажными зданиями была желтая полоса от недавно скрывшегося солнца, которая почему-то всегда привлекала своими необычными переливами: от синего до бледно-желтого. Шум от машин и людей нисколько не отвлекал девушку от своих мыслей, а наоборот, помогал даже как-то расслабиться и отвлечься. Ноги в лаковых туфлях немного мерзли от прохладного ветра, который со всей силы хорошенько дул девушке в лицо, заставляя постоянно прищуриваться. Из глаз неожиданно потекли слезы, но Ева быстрым движением смахнула их со своего лица и уверенной походкой направилась по улице, глазея на витрины магазинов. Вот небольшая, но очень милая кондитерская с логотипом пухленького пончика с шоколадом, от которой так вкусно пахло выпечкой и корицей, потом рядом с кондитерской был салон для новобрачных, где на витрине стояли манекены со свадебными нарядами. Ах, как они были прекрасны! Была бы воля Евы, она бы перемерила бы все в этом магазине, а еще лучше, купила что-нибудь себе, несмотря на то, что спутника всей жизни не последует еще ближайшие лет пять. Пластиковые безликие куклы стояли в различных красивых позах, хорошенько показывая свадебные платья. Девушка понимала, что это было ужасно дорого, но оно того стоило: одно из платьев, которое очень приглянулось, не было слишком вычурным и пышным — на вид совершенно обычное, шелковое, только рукава из кружева, а сама юбка была украшена вышитыми на ткани серебряными нитями лепестками и цветами таких прекрасных лилий. Это платье было настолько прекрасным, что Ева ненароком остановилась посреди дороги и залюбовалась им, совершенно не обращая внимания, что ее толкают со всех сторон, а некоторые даже вежливо просят отойти в сторону. Ткань так и поблескивала от света маленьких лампочек, которые давали возможность хорошенько все разглядеть. Браун улыбнулась уголками губ и продолжила идти, в голове уже представляя, как она наденет это платье и будет идти в нем по красной ковровой дорожке под руку с каким-нибудь красавцем. Эх, но это были всего-лишь мечты!

      Дальше, следом за свадебным салоном, предстал книжный магазинчик, в который Ева так любила заскочить, чтобы что-нибудь присмотреть себе для чтения. Ноги, обутые в туфли, тут же понесли ко входу внутрь, чтобы насладиться той тихой, но уютной атмосферой, которая была в этом небольшом помещении. Звон колокольчика дал работникам магазина понять, что у них есть посетитель. Ева прошлась жадным и счастливым взглядом по многочисленным полкам, которые были буквально заставлены книгами разных категорий и жанров. Рука сама потянулась к разноцветным переплетам, дотрагиваясь до приятной жесткости. Голубые глаза заблестели в предвкушении новой книги, которую она сейчас же купит и со всех ног побежит читать к себе на квартиру, вооружившись кружкой горячего шоколада и вкусными кексами.

БАМ!

      Браун не поняла, что только что произошло, но неожиданно на улице сначала были слышен какой-то чересчур громкий шум, как-будто кто-то стрелял из огнестрельного оружия, а затем сильный взрыв. Взрывная волна накрыла весь магазин, заставляя стекла витрин и окон разлететься на миллиарды маленьких осколков, которые впились в кожу. Девушку отбросило на стеллаж, из-за чего один из шкафов упал, а огромное количество книг образовало большую гору. Девушка вскрикнула от боли в затылке и руках, так как несколько осколков порезали ей кожу, впиваясь в ладони. Тело отчаянно не хотело слушаться, изнывая от резкой боли в конечностях, но Ева пыталась тут же вскочить на ноги и выбежать на улицу, так как кто-то мог, да пострадать. Девушка не помнила, как она поднялась на дрожащие от пережитого ноги, как босиком добралась до выхода, иногда спотыкаясь и снова падая на пол. Ноги саднили и болели от осколков стекла, которые теперь оставили небольшие кровоточащие ранки на ступнях. Браун даже не заботилась о том факте, что, возможно, она сейчас не очень в подобающем виде, а возмутиться было чему: местами порванное пальто было испачкано в чем-то черном, несколько пуговиц на белой рубашке оторвалось еще при падении, показывая вид на край нижнего белья, но девушку нисколько это не волновало, так как сейчас были совершенно другие дела. Некоторые могли подумать, что Ева лишь только показушничает, прикрываясь своей добротой к людям, но ничего такого у нее даже в мыслях не было, ведь все-таки она давала клятву Гиппократа, поэтому спасать людей от смерти — это ее прямая обязанность.

      Девушка зажмурилась от боли в ладонях, открывая входную дверь и выбегая из магазина. Вокруг царил самый настоящий хаос: некоторые прохожие бежали со всех ног от страха, иногда вскрикивая от нарастающей паники, другие же люди скапливались в одну большую толпу, переговариваясь между собой, что же могло случиться в такой час. Кто-то просто стоял в стороне и наблюдал, ожидая, что же будет дальше, другие что-то усиленно кричали, а полиция вежливо просила отойти подальше. Ева незамедлительно последовала в самый эпицентр толпы, чтобы посмотреть, вокруг чего, или, не дай Бог, кого все столпились. Руками девушка распихивала людей в стороны, чтобы ей было легче пройти.

— Мисс! Мисс, стойте! Вам сюда нельзя! — перед глазами девушки предстало лежащее на асфальте среди каких-то обломков тело мужчины, которому было лет двадцать пять. Можно было судить, что его тело достаточно сложенное и подтянутое, а рост был высоким. Смуглая кожа, слегка раскосые глаза, волосы в беспорядке, на переносице был зачем-то прилеплен пластырь. Только дальше девушка спустилась глазами ниже и ужаснулась: светлая рубашка в некоторых местах была разорвана и сильно испачкана в крови, заставляя невольно резко вздохнуть от переполнявшего ужаса. Ева тут же снова подорвалась с места, чтобы удостовериться, что этого беднягу еще можно спасти, но ей преградили путь руки полицейских, останавливая на полпути. — Мисс, вы слышите меня? Вам сюда нельзя!

— Я доктор! Ему срочно нужна медицинская помощь! — в ответ быстро, словно на одном дыхании ответила Браун, слегка повысив тон. Наверное, это все нервное напряжение. Девушка не помнила, как ее отпустили и позволили опуститься на колени рядом с лежащим мужчиной. Одной рукой она нащупала пульс на шее, и почувствовав слабую пульсацию, облегченно вздохнула. Господи, нужно спешить, а иначе будет совсем поздно! Ева даже не помнила, что за все время происшествия она все-же сжимала в руках свою кожаную сумку, с которой никогда не расставалась. И теперь, второпях бросив ее на асфальт, женские руки принялись в ней активно рыться, извлекая оттуда все самое необходимое для оказания первой помощи.

      Нужно было в срочном порядке остановить кровь, а то иначе без переливания крови точно не обойтись. Пальцы быстро откупорили небольшую бутылочку с перекисью, зубы открыли пакетик со стерильным бинтом, быстро смачивая его в жидкости. «Быстрее, Ева Оливия Браун, быстрее! А то не видать тебе спокойного сна, как своих ушей!», — подгоняла себя девушка, прикладывая несколько раз бинты, которые были пропитаны перекисью, к многочисленным ранам на животе мужчины. Неожиданно глаза остановились на открытом переломе правой руки, из-за чего к горлу подкатил ком. Черт! Девушка, не заботясь, что ее руки были испачканы в чужой крови, достала из кармана испорченного пальто сотовый, чтобы затем набрать номер и позвонить в клинику.

— Алло, — раздался женский голос на проводе.

— Грейс, это Ева! Мне срочно нужна машина! — нервно протараторила девушка, плечом поддерживая телефон, двумя руками принявшись накладывать на живот повязку. Наблюдателей со стороны собралось еще больше, а полиция еще сильнее начала разгонять их подальше, чтобы не мешали оказывать помощь пострадавшему. — Человек при смерти! Скажи Джонсону, чтобы тащил свой зад сюда немедленно. Я на Карнаби Стрит.

      Получив положительный ответ, Ева тут же отключила телефон, чтобы поскорее закончить перевязку. Руки были настолько бледными и холодными, а пальцы дрожали от адреналина. Браун пыхтела над лежащим мужчиной, все время проверяя, есть ли пульс. Каждый раз, как пальцы чувствовали пульсацию на шее, девушка невольно начинала успокаиваться, что он все-таки живой. Вдалеке уже был слышен пронзительный вой сирены, а люди тут же поторопились расступиться, давая машине подъехать. Ну же, быстрее! Браун, торопясь, забросила все лекарства и телефон в сумку, чтобы встать. Машина с визгом шин остановилась и тут же из нее вынесли носилки.

— У него открытый перелом руки, а также ребер, затем несколько пулевых ранений и царапины, которые надо будет зашивать, — протараторила Браун Льюису, который лишь ответил ей кивком. Погрузив пострадавшего в машину, Ева поспешила за остальными, чтобы поехать обратно в клинику.

      Всю дорогу все молчали, часто поглядывая на лежащего мужчину. Браун пыталась остановить кровь в области открытого перелома руки. Девушка внимательно рассмотрела рану, из которой торчала сломанная кость: сама она неприятно вздулась, а кожа была немного бледной. Ева тут же наложила резиновый медицинский жгут, который она достала из большого чемодана с лекарствами, любезно предоставленный Льюисом, выше места ранения. Края раны девушка обработала перекисью и наложила на нее стерильную марлевую повязку.

— Вколи ему обезболивающие. Хоть он и без сознания, но все-же в любой момент может очнуться, — быстро произнесла Браун, накладывая на поврежденную конечность стандартную шину, плотно ее прибинтовывая, а под костные выступы помещая вату. Льюис быстро, доставая из аптечки шприц с ампулой и лекарством, вколол обезболивающие. Все для девушки происходило, словно в тумане. Вот машина подъехала ко входу в больницу, и мужчину вывезли на носилках, а беловолосая поспешила следом. — Срочно отправляйте его на компьютерную томографию, а затем подготовьте его к операции. Джонсон, сегодня ты мой ассистент.

      Браун на автомате побежала готовиться к предстоящей операции. Помыв руки под холодной водой, девушка вытащила специальным пинцетом маленькие острые стеклышки из своих рук, тщательно обрабатывая ранки антисептиком. Затем, закончив с руками, она проделала те же махинации с ногами, стараясь все сделать быстро, но тщательно. После всех процедур, Ева забрала свои волосы в своеобразный пучок, надежно закрепляя его наверху, чтобы волосы не лезли в лицо. Одевшись в специальную одежду, девушка быстрым шагом отправилась в операционную. Боже, хоть бы все прошло хорошо! Девушка всегда нервничала перед началом своей работы, но сейчас был еще более серьезный случай, заставляя сердце бешено биться от переизбытка адреналина. Трясущаяся рука нащупала ручку двери, которая вела в операционную, и потянула на себя, входя внутрь. Внутри быстро, словно пчелы, кружили медсестры, подготавливая все нужные инструменты. Анестезиолог уже подготовила капельницу с инъекцией для наркоза, доставая из большой пачки одну иглу для использования. Ева не знала, сколько времени прошло, но через несколько минут привезли наконец-таки пострадавшего, санитары уложили его на операционный стол.

— Все инструменты разложены по ходу всей операции и сортам? — Браун натянула на свои руки белые перчатки. Льюис включил лампу, а затем и кардиомонитор, который начал издавать монотонные, но такие радующие сейчас звуки, утверждающие, что сердце мужчины еще продолжает биться.

— Да, Ева. Все готово, — ответила в ответ Грейс, старшая медсестра. В ответ Ева лишь нервно кивнула, надела на лицо маску и снова взглянула на лежащего перед ней на операционном столе светловолосого мужчину. Негромко промолвив нервное «Начинаем», но так, что все присутствующие ее услышали, девушка вздохнула и принялась за работу.

       Анестезиолог ввела местную анестезию. Удостоверившись, что никакой реакции организма на введенный препарат не оказалось, Браун тут же жестким тоном дала следующие указания для устранения открытого перелома. Как показывала компьютерная томография, смещение костей было не совсем значительным, поэтому Ева и ее помощники наложили гипсовую повязку для лечебной иммобилизации травмированной конечности с целью образования костной мозоли в участке повреждения кости, а затем рану обработали антисептическими растворами, удаляя участки омертвевших тканей и зашивая дефект кожи, в гипсе оставляя окошко для наблюдения за раной и ежедневной обработкой антисептиками.

— Быстро возьмите у него кровь и установите, какой она группы. Срочно! — громко гаркнула Браун, принявшись аккуратно вытаскивать из ран пули. Это казалось настолько тяжелым и бесконечным занятием, что девушке уже начало казаться, что она определенно сходит с ума от нарастающего напряжения. Два человека покинули операционную, взяв кровь на установку группы. Сердце бешено билось в груди, желая так и вырваться наружу, а кровь быстрее циркулировать по венам, бисеринки пота стекали по виску, спускаясь к шее. Старшая медсестра любезно протерла лоб ватой, чтобы убрать с кожи надоедавшую влагу. Несмотря на не очень хорошее эмоциональное состояние, снаружи Ева была очень спокойной, глаза смотрели прямо и сосредоточенно, а руки не дрожали, держа в руках пинцет твердо и уверенно. В голове не было совершенно никаких мыслей, лишь алгоритм действий, по которому следовала девушка. Неожиданно в коридоре послышался какой-то странный шум, подтверждая, что клинику, возможно, посетили родственники кого-то из пациентов, но как же Ева ошибалась, и это она поняла только тогда, когда в коридоре раздался чей-то мужской хрипловатый голос, заставляя Браун отвлечься от своей работы.

— Что с торфяной башкой?! — прокричали в коридоре почему-то на итальянском, поэтому девушка не поняла ни слова, стараясь не отвлекаться на посторонних, зашивая раны специальной нитью и иглой. — Эй! Я вас спрашиваю!

— Льюис, уведи этого человека в жопу от двери и объясни, что не стоит так бесцеремонно орать на всю больницу. Это отвлекает! — дергано попросила парня Ева, услышав пронзительный писк кардиомонитора, который показывал, что у пострадавшего было учащенное сердцебиение. В ответ молодой человек лишь кивнул и быстро вышел в коридор, чтобы образумить разбушевавшегося посетителя. — Держись, парень, держись! — тут же, словно по волшебству, вошли медсестры, предоставив результаты на группу крови. — Несите сейчас же кровь группы А. Быстро! Грейс, готовь еще одну капельницу! Будем переливание делать, — в ответ старшая медсестра кивнула и удалилась в соседнюю комнату. — И дефибриллятор захвати — у него пульс учащенный!

      Долго ждать Еве не пришлось: тут же все снова прибежали на свои места. Грейс Смитт пулей оказалась около лежащего на столе мужчины с капельницей. Остальные две медсестры наложили тугую повязку, где были сломаны два ребра. Льюис наложил на сухую кожу груди электроды прибора строго по инструкции, при этом используя электропроводную пасту, чтобы уменьшить сопротивление кожных покровов.

— Отключите подачу кислорода и электрокардиограф, — громко сказала Ева. — Льюис, набери на дефибрилляторе необходимой величины заряд. Начальная величина разряда — 4000 В. — девушка плотно прижала электроды к груди мужчины. — Отойдите все!
 

Chapter II.

«Частенько подлинные трагедии в жизни принимают такую неэстетическую форму, что оскорбляют нас своим грубым неистовством, крайней нелогичностью и бессмысленностью, полным отсутствием изящества. Они нам претят, как все вульгарное. Мы чуем в них одну лишь грубую животную силу и восстаем против неё. Но случается, что мы в жизни наталкиваемся на драму, в которой есть элементы художественной красоты. Если красота эта — подлинная, то драматизм события нас захватывает. И мы неожиданно замечаем, что мы уже более не действующие лица, а только зрители этой трагедии. Или, вернее, то и другое вместе. Мы наблюдаем самих себя, и самая необычайность такого зрелища нас увлекает.»
Оскар Уайльд «Портрет Дориана Грея».

      Почему-то для Евы каждый последующий день, после того самого случая с неизвестным мужчиной, который поступил в больницу в очень тяжелом состоянии, чувствовала себя не в своей тарелке. Не из-за того, что работы было вагон и маленькая тележка, а вовсе по другой, но очень важной такой проблеме, которая имела глобальный характер. И эта самая проблема, под именем Сасагава Рёхей — тот самый неизвестный до этого пациент, который таил в себе множество неразгаданных тайн. И дело было вовсе не в его характере, как раз-таки с ним все было просто замечательно, а в очень быстрой регенерации его тела. С каждым днем, наблюдая за новым пациентом, Браун недоумевала по поводу быстро затянувшихся царапин, которые были очень глубокими, когда раны от пуль на его животе успели затянуться уже за три дня. Ева не знала, как на это реагировать. С одной стороны это очень замечательно, и было бы лучше, чтобы мужчина поскорее выписался из больницы, так как другие пациенты все поступали, а палат становилось с каждым днем все меньше и меньше, но с другой стороны как этот мужчина вообще мог выжить с таким-то количеством и тяжестью ран. Есть же, в конце концов, элементарный болевой шок, или же одна из пуль могла задеть жизненно важные органы. Как поняла Браун, этот мужчина отличался от других пациентов своей везучестью и желанием жить, лишь поэтому ему удалось избежать смерти.

Да что же вообще сегодня за день такой?

      Еве казалось, что где-то наверху, в облаках, на нее смотрел Всевышний и хихикал в свою руку, смотря на все девичьи потуги держать все под контролем. Браун ругала себя за свою непредусмотрительность, а иногда даже покрывала себя трехэтажной ненормативной лексикой, так как именно сегодня ее не покидало щемящее чувство, что за ней кто-то неотрывно наблюдает. Из-за этого все, что находилось в девичьих руках, падало сегодня несколько раз, хоть это обыкновенная ручка, история болезни, или даже стакан утреннего кофе, за которым она так долго стояла в огромной очереди перед началом рабочего дня. Девушка злилась на себя и на весь мир, что ей послали с неба новую напасть и пыталась сдержать себя от громкого воя на всю больницу, и ей будет плевать, если в этот момент на нее будут устремлены несколько пар глаз. Каждый день Сасагаву Рёхея навещал кто-то из «приближенных», как их окрестила Ева, Савады Тсунаеши, активно присматривая за больным и, скорее всего, за Евой, так как она все время чувствовала, что она находится будто под пристальным вниманием, то есть практически под прицелом заряженной винтовки.

— Хей, Браун! — окликнули девушку, но она демонстративно проигнорировала этот знакомый до чертиков голос, вцепившись пальцами в большую папку с историями болезней недавно поступивших пациентов, которую она несла в ординаторскую для своих интернов, чтобы дать им работу на день. — Эй, что у тебя за лицо, как будто ты лимон съела?

      Ева в который раз нервно дернулась и снова промолчала в ответ на язвительный комментарий Льюиса, который ни разу не пропускал момента, чтобы не поиздеваться над девушкой. Сейчас был такой момент, когда у Браун чесалась рука, чтобы всыпать парню по первое число, чтобы в последующие разы думал, к кому лезет и зачем лезет, но почему-то она сдержалась, продолжив сохранять такое сейчас необходимое для нее молчание. Теперь Джонсон, пытаясь привлечь внимание девушки, начал тыкать своим пальцем в девичий бок, из-за чего Ева тут же взвизгнула, подпрыгнув и машинально ударив бедного парня по голове толстой папкой. Молодой человек что-то обиженно пробурчал себе под нос о менструации и ужасном характере Браун, потирая ушибленное место на щеке, которое слегка покраснело. Девушка даже не обратила на его причитания внимания, оглядываясь по сторонам, убеждаясь, что никто на нее внимания не обратил, а затем скрылась за очередным поворотом. Почему-то мурашки бежали бешеной орущей стаей по спине, заставляя Браун дрожать, как осиновый лист. Чей-то взгляд так и прожигал насквозь, намереваясь просверлить дыру в беловолосой голове. Но Ева отбросила это странное ощущение, войдя в ординаторскую, чтобы, наконец-то, избавиться от этой тяжелой кипы бумаг, которой совсем недавно врезала по физиономии своего надоедливого коллеги. Интерны встретили ее безразличным приветствием, но все-таки заметили, что перемены в настроении у нее все же произошли.

— У вас какие-то проблемы, мисс Браун? — сказал скучающим голосом одни из сидящих, получая свое задание на сегодняшний день. — Неужели бессонная ночка?

— Если ты сейчас же не замолчишь, то бессонная ночка сегодня будет у тебя, — гаркнула в ответ Ева, оглядывая критичным взглядом все помещение. Как же ей хотелось оставить всех этих безголовых интернов на ночное дежурство, но это, во-первых, покажет всю некомпетентность квалифицированного хирурга, а во-вторых, не за что, так как на данный момент студенты не провинились, поэтому и наказывать их попросту не за что. — Надеюсь, сегодняшний рабочий день будет без каких-либо происшествий. Приятной работы.

      Выходя из кабинета, в ответ Ева услышала саркастическое «Ага, как же!» и усмехнулась на эту небольшую, но такую эмоциональную реплику. Опять это странное ощущение. Оно скользило противным и колким холодком по спине, причиняя заметный и довольно-таки невыносимый дискомфорт, заставляя зажмуриться, чтобы не зарычать от досады. Девушка не любила становиться объектом наблюдения и попросту к этому не привыкла, поэтому на данный момент она чувствовала себя, как будто в нее несколько раз выстрелили, предварительно еще и размазав вон по той белой стене, в которую сейчас Ева чуть не врезалась, так как витала в своих мыслях. Чьи-то пронзительные глаза не давали сегодня девушке ни минуты покоя, а наоборот, будто добивались, чтобы она падала, без конца, роняла все из рук и спотыкалась. Боже, когда же этот ужасный рабочий день наконец-то закончится?! Как же Еве хотелось сейчас переступить порог своей уютной квартирки, где ее будет встречать пушистый кот, затем принять душ, и желательно холодный, а затем усесться у теплого камина, чтобы окунуться с головой в философию Оскара Уайльда. Но, видимо, этим планам суждено было провалиться, так как у девушки был один проблемный пациент, из палаты которого доносился его громкий голос. Ева вздрогнула от громкого возгласа «Во имя экстрима!», а рука потянулась к ручке двери, чтобы войти внутрь и сделать Сасагаве Рёхею замечание по поводу его поведения. Браун тут же дернула дверь на себя и открыла уже было рот, как ее лицо уткнулось во что-то мягкое, теплое и приятно пахнущее. Ладонь с каким-то трепетом коснулось этой мягкости, пытаясь понять, что же это? Или кто?

Неужели…

      Ева подняла свою голову и тут же встретилась с колким и пронзительным взглядом холодных серых глаз. Почему-то девушке захотелось либо провалиться сквозь землю, либо упасть в обморок или вообще исчезнуть с лица земли, так как взгляд мужчины был настолько пронизывающим насквозь, что по телу пробежал табун мурашек, вызывая мелкую дрожь. Мужчина был высок, даже очень, хотя это как посмотреть, так как Ева сама была невысокого роста… Темные, как ночь, пряди волос спадали на лоб, но глаза не закрывали, заставляя ощутить на себе в полной мере убийственность серых, явно раскосых, глаз. Так девушка поняла, что этот человек явно был японцем и вполне себе чистокровным. Аристократической бледности кожа, надменный, даже слишком, взгляд, выпирающие скулы и тонкие, правильной пропорции, губы. Одежда была такой же презентабельной, как и предыдущих подчиненных Савады Тсунаеши: классический костюм, только рубашки у всех отличались по цвету, словно каждый цвет символизировал какую-то работу, которую выполнял человек. Но этот мужчина не был похож на остальных. В нем было что-то пугающее, отрешенное, и поэтому сложно было не понять, что это тот человек, кто не привык быть в команде, а живет вполне себе «волчьей» жизнью, предпочитая одиночество, нежели веселую и дружную компанию. Судя по серым глазам темперамент у этого незнакомца был еще «тот», как говорят в народе, поэтому Браун поспешила тут же отпрянуть от него и тихо проговорить слова извинений.

      Девушку определенно окружало «окружение», в котором находился Сасагава Рёхей. Девушка недоумевала: как можно находить общий язык с такими разными по характеру и темпераменту людьми, некоторые из которых готовы дыру в теле прожечь лишь одним взглядом? Неужели, новый пациент имеет прирожденный пофигизм и желание со всеми ладить? Браун думала, что дело тут, определенно, не только в этом. Должно же быть что-то еще: деньги, связи, репутация, харизма… Да все, что угодно! Но как могут быть связаны все эти люди, от которых так и веет опасностью с примесью наигранной доброжелательности, с явно ускоренным выздоровлением Сасагавы — эта тайна была окутана мраком. Неужели, тут есть что-то другое, чего остальные люди не могут замечать, или все же не хотят этого делать? «Я определенно начинаю сходить с ума…», — подумала Ева, потирая от досады переносицу, пропуская на выход их палаты хмыкающего на ее извинения незнакомца, который явно не то чтобы не желал разговаривать, а ненавидел это делать! Недовольство с примесью обиды встали поперек горла, не желая сдавать свои права, так и жаждая вырваться наружу в виде истошного девичьего крика, но Браун не давала себе слабину — держалась изо всех своих сил, стараясь никого не ударить и не покалечить.

      На несгибающихся ногах она протопала в палату, чтобы наконец-таки избавиться от мимолетных, но таких приставучих мыслей о всей странности и опасности сложившейся ситуации. Комната, в которой находился Сасагава, пропахла медикаментами и каким-то незнакомым мужским парфюмом, который был идеально схож с запахом того «страшного» мужчины. Окно было настежь открыто, впуская в помещение холодный ветерок, а на кровати, не двигаясь, сидел Рёхей, почтительно приветливо улыбаясь своему лечащему врачу.

— Добрый день, мистер Сасагава. Как вы себя чувствуете? — голос явно трясся после пережитых недавно эмоций. «Так, Браун, нет времени сейчас пугаться того, чего не было и не будет. Подбери, наконец, сопли!», — Ева всеми силами пыталась уговорить себя и взять все под свой контроль, чтобы успокоить не только свои нервы, но и не на шутку разбушевавшуюся голову, которая каждый раз начинала думать совершенно не в том направлении, в котором надо было бы.

— Здравствуйте, Ева-сан, — почему-то мужчина называл ее именно так после того, как они познакомились. Рёхей выглядел очень благодарным и весьма дружелюбным, нежели остальные люди, которых «посчастливилось» встретить Браун на протяжении всех этих дней. Пепельные волосы торчали в разные стороны, а некоторые короткие пряди спадали на лоб, имитируя на голове абсолютный беспорядок, который очень даже мужчине шел, поврежденная рука была тщательно перебинтована лично Евой, так как такое дело она больше не доверит никому из своих подопечных, опасаясь, что они могут где-то хорошенько напортачить. — Сколько раз я вас просил называть меня просто Рёхеем.

— А сколько раз я вас просила звать меня Евой. Без каких-либо суффиксов «-сан», «-сама», «-чан». — в той же задорной манере парировала девушка, улыбнувшись своей самой задорной улыбкой.

      Светлая бровь Сасагавы изогнулась, из-за чего выражение его лица получилось каким-то наигранно хитрым, будто он принял эту незатейливую девичью игру, только ставя свои условия. Мужчина казался Браун довольно-таки приятным и добрым, поэтому она неосознанно тянулась к нему, чтобы снова поговорить на какие-то легкие и непринужденные темы, спросить как здоровье и есть ли жалобы на плохое самочувствие.

— Хорошо, Ева. — подозрительно быстро сдал свои позиции мужчина, быстро кивнув головой. На лице Евы заиграла победоносная улыбка, а голубые глаза засверкали искрами удовлетворенности. — Чувствую я себя хорошо, даже очень. И все из-за ваших стараний.

— Мне кажется, вы выздоравливаете скорее всего из-за врожденного крепкого здоровья и желания наконец-таки вырваться из палаты на волю, — издала смешок Браун, прикрыв рукой широкую улыбку, чтобы быть серьезной, но попытка сделать это с треском провалилась. — Я ведь права, мист… Рёхей?

— Конечно, — без зазрения совести согласился мужчина. Ева поймала себя на мысли, что ей неохота заканчивать этот разговор вот так. Хотелось поговорить с ним о чем-нибудь еще, кроме его здоровья. Пусть даже о погоде! Погода — это же тоже какая-никакая, а тема. — Так определенно лучше.

      Скорее всего, как поняла сама Браун, последняя реплика предназначалась произношению его имени вместо привычного «мистер Сасагава»… На девичьих щеках появился едва заметный румянец смущения. Ева стала искать глазами хоть какой-то интересный предмет в комнате, чтобы снова привести свои мысли в порядок и окунуться в работу с головой. Но все в палате было как обычно: до тошноты белые стены (Ева решила поговорить с главным врачом по поводу того, чтобы их перекрасить в более приятный, нежели белый, цвет), окна с видом на центр города, кровать, рядом стоящая с ней капельница, цветы на полу, которые должны, по видимости, украшать палату, а не делать ее более страшной, но все было наоборот, небольшой шкафчик с ящичками, на котором лежали принесенная еда и сигареты… Сигареты?

— Вы курите? В вашем-то положении? — округлила глаза Ева, взяв в руку эту ненавистную пачку сигарет, дым которых убивал в человеке все. — Как вам не стыдно!

— Синьорина, вы неправильно все поняли! — Браун уже хотела в ответ огрызнуться, но почему-то отступила, ругая себя за дозволенную дерзость. — Это не мои сигареты.

      С одной стороны этому человеку хотелось верить, но с другой… Всегда в этой жизни было одно сплошное, такое больше НО, которое заставляло задумываться, а не вся ли эта жизнь имеет еще один смысл, совершенно другой, более правильный и легко понимаемый. С каждой мыслью начинаешь уже понимать, каждое, будь то явление или же простое тело, имеет в себе плохие качества. Ева не могла понять, действительно ли мужчина лгал ей сейчас, говоря, что это не его сигареты. Как же все сложно!

      Дверь в палату снова открылась, впуская внутрь новых гостей. Девушка не смела поворачиваться к людям, вошедшим в помещение, а что это были именно два человека, Ева поняла по шагам, которые раздавались, словно гром среди ясного неба, в воцарившейся тишине комнате. Чья-то рука нагло обхватила девичье запястье, чтобы отнять ненавистную коробочку с никотиновой дрянью, но Браун всем телом запротестовала, дергая свою руку на себя, пытаясь выбраться из жесткого захвата. Получалось плохо. Даже очень. Мужчина, во-первых, был значительно выше ее, а, во-вторых, был сильным. Запястье жалобно хрустнуло, а боль резанула, будто раскаленной сталью, побуждая девушку шикнуть и зажмуриться, чтобы не вскрикнуть. Тонкие пальцы со всей силы смяли картонную упаковку, таким образом лишая возможности мужчины тут же выхватить ее.

— Что ты делаешь, чертова женщина?! Это мои сигареты! — гаркнули на ухо, и Ева послушно отпустила пачку, недовольно уставившись на того самого мужчину, который стоял поодаль от Савады Тсунаеши в тот день, а если точнее выражаться, в ночь, после окончания операции. Голубые глаза недобро сверкнули, а между бровей показалась небольшая складочка. Браун была зла, и была зла до такой степени, что она еле-еле сдерживалась, чтобы не повысить голос. Пальцы смяли белую ткань халата, чуть ли рвя на части, ногти впились в ладони, оставляя на коже красные полумесяцы. Около двери девушка краем глаза обнаружила еще одну фигуру — того самого мужчину с холодными серыми глазами, которые сейчас с подобием интереса уставились на нее, не смея даже прерывать небольшую стычку между своим коллегой и врачом, которая могла уже в любой момент вылиться в обыкновенный скандал.

— Прошу прощения, мистер, но вы не знали, что в больнице курение запрещено? — скрестив руки на груди, проговорила быстро Ева, не переставая буравить взглядом недовольного, который смотрел на нее с высока, что девушку тут же передернуло. — Если вы сейчас же не прекратите вести себя, как на базаре, то я вызову охрану!

      В ответ наглый мужчина округлил глаза, не ожидав что девушка окажется очень даже напористой, а не простой тихоней, которая будет выполнять только свою работу. Светлые глаза устремились на своего подопечного, который, облокотившись на косяк, наблюдал за этой разворачивающейся сценой, предпочитая не вмешиваться.

— Ева, прошу вас, не злитесь на моего друга. Простите его, у него очень сложный характер, — около двери раздался тихий смешок, а один глаз стоявшего рядом с Браун светловолосого нервно задергался. Сасагава Рёхей продолжал мягко и виновато улыбаться, немного пристыженно опустив глаза, как будто это его сейчас отчитывали, как маленького мальчишку.

— Торфяная башка, ты совсем с дуба рухнул? Нормальный у меня характер! — Ева лишь закатила глаза и отвернулась, чтобы наконец-таки выйти из палаты. — А эта женщина сама виновата, нечего было мои сигареты трогать…

— Ах так! — снова Браун повернулась к мужчине и сжала руки в кулаки от переполнявшего ее гнева. Первый раз в жизни она испытывает что-то подобное, так как злиться ей приходилось очень редко, но сейчас был именно такой случай, когда можно было бы и показать свою темную сторону. Рука снова потянулась к помятой пачке сигарет, отнимая ее из рук потерявшего бдительность светловолосого. Ноги сами понесли Еву на выход, а мужчина, стоявший около двери, чуть ли не галантно пропустил ее на выход.

      Позади послышались возмущенные возгласы и какие-то ругательства на итальянском, но девушка не понимала ни слова и даже не хотела этого делать. Открыв первую попавшуюся на глаза, стоящую около стены, урну, Ева выбросила ненавистные ею сигареты, победоносно улыбнувшись.

— Эй, где мои сигареты, женщина? — возмущенно воскликнули рядом, и Браун повернулась лицом на грозный голос с такой же хитрой улыбкой на губах. Голубые глаза снова стали игривыми, а все морщинки тут же разгладились. Ева почувствовала, как она успокаивается, а на место гнева приходит веселье от всей сложившейся ситуации. Тонкий пальчик с аккуратным ноготком указал на урну, из-за чего светлые глаза мужчины сделались еще больше, а радужка потемнела от гнева. — Ты совсем что ли сдурела?!

— Ну, во-первых, не «ты», а «вы», мы с вами не знакомы, и уж тем более не друзья, во-вторых, если вы находитесь в больнице, будьте так добры, соблюдайте все приличия, в-третьих, сбавьте тон, а теперь, в-четвертых, — Ева достала из кармана небольшую рацию и включила ее. — Охрана, тут нарушитель. Выведите его пожалуйста. Сто двадцать четвертая палата, хирургическое отделение. Доктор Ева Браун. Спасибо. — теперь еще и нижняя челюсть светловолосого успела поцеловаться с полом от шока. — Ну, вот и все. Всего доброго, мистер Гокудера.

      С этими словами девушка направилась в свой кабинет, чтобы заняться необходимой документацией. Скорее бы уже вечер…
 

Chapter III.

      Ева стояла около столешницы с так и вытянутой рукой вперед, которая недавно держала бутылочку с лекарством, которая теперь была в «разобранном» состоянии, оказавшись на полу. Оцепенение от услышанного так и не желало спадать, а голубые глаза устремились только на Саваду Тсунаеши, который восседал на сидении дивана, сложив перед собой руки в замок. Выглядел он довольно-таки серьезно, поэтому рассчитывать на то, что это была шутка, было слишком опрометчиво со стороны Браун, да еще если брать в расчет недавний случай. Все остальные тоже были не веселыми, а наоборот слишком уж сосредоточены, иногда поглядывая на хозяйку квартиры, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке и в обморок она падать не собирается. Беловолосая могла бы и вечно стоять вот так, в ожидании дальнейших разъяснений со стороны Савады, но почему-то девушке показалось, что ей придется в буквальном смысле слова выдавливать у него необходимую информацию. Простояв так еще несколько секунд, девушка нервно прочистила горло и пальцами помассировала виски, чтобы унять не на шутку разыгравшуюся головную боль, которая, мягко говоря, мешала думать.

— То есть, меня хотят похитить, убить, изнасиловать или продать на опыты? — вопрос сорвался с языка сам собой, говорить его было очень тяжело. Девушка не знала, что и думать: что с ней будет, кому она нужна, что за опасность ей угрожает? В голову лезло бесконечное множество версий, и они были одна хуже другой. Но об этом совершенно не хотелось думать именно сейчас.

— Тех людей, которых вы встретили на улице, мы и искали, чтобы ликвидировать, — то есть, выражаясь более понятным языком, «убить»… Ева кивнула на эту реплику, немного округлив глаза. — Они не только опасны для вас, но и для остальных жителей Лондона. Мы уже большое количество времени разыскивали их, а затем, когда отыскали, стали поджидать удобного момента, чтобы их схватить, — Тсунаеши говорил мягко и расслабляюще, будто сейчас он вовсе не о страшных вещах говорил, а всего лишь простую, но такую приятную сказку, что веки неожиданно потяжелели от явного недосыпа. — Безусловно, вы, Ева-сан, нам очень помогли.

      Браун обратила внимание, что первый раз этот мужчина употребляет суффикс »-сан», будто он не знает, как к ней обратиться, чтобы было удобнее. Внутри закралось странное чувство, которое побуждало почему-то верить шатену, при этом не сомневаясь, что он говорит ей правду. Но из-за того, что девушка не имела ни малейшего понятия, кем являются эти люди, которые ее спасли, в душе все-таки закрадывались искры сомнения.

— Что же это получается? Я была приманкой? — девушка произнесла этот вопрос с прищуром голубых глаз, одаривая всех остальных весьма недоброжелательным взглядом. И так было все прекрасно понятно. Ее просто использовали в своих целях. Почему-то беловолосую больше не удивляло ничего, что касалось плохих поступков людей, но от осознания того, что ею просто-напросто воспользовались, хотелось ударить Саваду Тсунаеши чем-нибудь увесистым и очень тяжелым. — Да вы… Да вы… — Браун даже не могла подобрать того слова, каким можно было назвать всех присутствующих. Гнев застилал глаза и разум, заставляя ладони сжаться в кулаки, а длинные ногти впиться в кожу. Снова.

— Это было необходимостью, глупая женщина! — перебили уже открывшего было рот Саваду, вскакивая со своего нагретого одним местом кресла, чтобы гаркнуть эти слова. Сколько раз уже Гокудера Хаято давал задуматься о всей его некомпетентности, а также об полном отсутствии такта с его стороны?.. Много. Даже очень много.

      Ева, в который раз уже за этот ужасный день, демонстративно закатила глаза и тяжело вздохнула. Хотелось ударить светловолосого, причем с такой силы, чтобы он приземлился около противоположной стены. Его светлые глаза смотрели, мягко говоря, недоброжелательно, а поза так и говорила: «Только попробуй еще что-нибудь сказать, тогда этот кулак приложится тебе между глаз!».

— Знаете что, многоуважаемый, я еще не готова становиться приманкой, чтобы мною воспользовались, как презервативом, а затем выкинули за ненадобностью! Может быть, у вас в Японии или Италии, или где вы там живете, все по-другому, но мы, англичане, привыкли уважать друг друга! Тем более, когда я пытаюсь нормально работать, а за мною следят. Хорошо хоть в туалете не следили, премного благодарна! Я не знаю, кто вы, чем занимаетесь, с какой целью вы сюда приехали, поэтому не могу вам доверять! — Савада Тсунаеши слушал гневную тираду Браун с приоткрытым ртом. Никто еще так не разговаривал с Гокудерой. Совсем никто. Нежно-голубого цвета глаза потемнели от ярости, а хрупкое тельце метнулось к входной двери, распахивая ее. — А теперь, счастливо, в попе слива!

      Тонкий девичий пальчик указал на выход из квартиры. Первым поспешил уйти Тсунаеши, обреченно вздохнув. Гокудера же так и продолжал стоять с выпученными глазами и приоткрытым от шока ртом.

— Уходим. — Спокойно, но жестко проговорил Савада, остановившись у двери.

— Но Джудайме… — попытался возразить Хаято, но увидев, каким взглядом его одарил мужчина, поспешил замолкнуть.

— Вон, я сказала! — гневно процедила сквозь зубы Ева, заставляя остальных тоже отправиться восвояси, чтобы оставить ее, наконец, в покое.

      Когда, наконец-таки, за последним вышедшим входная дверь захлопнулась, беловолосая облокотилась на нее и осела на пол, обхватив согнутые в коленях ноги руками, устраивая на них свою светлую голову. Глаза противно защипало то ли от обиды, то ли от безысходности всей ситуации. Что же будет дальше? Идти-то девушке не куда, никого из друзей у нее в Лондоне нет, а родителей нет уже лет десять. Замкнутый круг и не одной возможности из него выбраться. Есть лишь Савада Тсунаеши, не знамо кто такой, и его подопечные, которые один хуже другого.

      Необходимо было успокоиться, чтобы окончательно не потерять над собой контроль. С одной стороны плакать было даже полезно и помогало выплеснуть все, что накопилось за долгие недели, но Ева не привыкла показывать такие эмоции, как печаль. Хотелось достать сейчас что-нибудь покрепче чая и желательно, чтобы это было в бутылке. Откупорить ее и выпить бокал. Нет, два. Нет, три. Да пусть даже всю бутылку! Напряжение начинало спадать, а вместо гнева появилось осознание всей плачевной ситуации, в которой беловолосой пришлось оказаться. И даже было не понятно, кто в этой ситуации был виновен. Всей душой Браун желала, чтобы этим козлом отпущения оказался именно Савада Тсунаеши, но где-то внутри Евы затаился сверчок в черном камзоле с зонтиком-тростью, который шептал ей совершенно обратное: это она забрела не в самый благополучный район, да и еще наткнулась на этих ужасных людей и стала свидетелем убийства. Теперь понятно, почему ей угрожала опасность. Эти люди найдут ее любыми способами, а затем уничтожат, раздавят, как маленькую блоху.

       В квартире послышались первые всхлипы. Ева заплакала. Чуть ли не навзрыд. Слезы текли из глаз от злости на саму себя, ведь это она во всем виновата. Тогда бы сейчас она не сидела на полу, подперев входную дверь своей спиной, а с удовольствием готовила себе ужин. Тыльной стороной ладони девушка стерла со щек мокрые дорожки. Нельзя расслабляться. Ни в коем случае нельзя отчаиваться и плакать. Нужно действовать! Пока не стало слишком поздно…
 

Chapter IV.

«Есть у меня любимая строчка из песни: «Сердца продолжают биться». Моё тоже бьется, хоть и тонет в печали. Надеюсь, это скоро закончится. Единственное, что мне точно известно, время меняет всё.» Барри Аллен.

      Следующий день для Евы оказался таким же загруженным, как если бы она работала сейчас в больнице. Браун чувствовала, как из нее выкачивают все силы, оставляя лишь усталость и желание поскорее помыться. Прошлым вечером машина, в которой была девушка, направилась в аэропорт. Беловолосая ужасно удивилась, когда узнала, что все уже было подготовлено по высшему разряду, а вылет как раз-таки вечером, что заставило нахмуриться и зарычать от негодования, ведь Тсунаеши предугадывал, что она все же согласится. Откуда такие сведения? У него есть дар предвидения? Это оставалось загадкой, так же, как и само прибывание в Италию. Сейчас Ева сидела в салоне, только совсем уже другой машины, вместе с Савадой, молча уставившись в окно, с интересом рассматривая проносящиеся мимо дома и вывески магазинов. Не было ничего другого, что могло бы отличаться от Англии, но Италия встретила девушку первыми лучами солнца, что несказанно радовало, ведь беловолосая уже не помнила, когда в последний раз видела это небесное и яркое светило. На протяжении всей поездки от аэропорта Ева практически не разговаривала, чувствуя себя не очень уютно рядом с Дечимо. Сам факт, что этот добрый и на вид великодушный мужчина имел такой статус, заставлял Еву нервно смеяться и с опаской коситься на шатена, не теряя бдительности. Руки сминали ткань от напряжения, а голубые глаза засматривались на утреннее небо, по которому плыли пушистые белые облака.

— Мы на острове? — с интересом спросила у сидящего рядом мужчины девушка, так и не отрываясь от созерцания величественных каменных домов, которые были украшены различными узорами в виде цветов и завитушек. От проницательного взгляда Тсунаеши не укрылось, что Ева одновременно боялась перемен, но и также хотела все посмотреть, всем полюбоваться и насладиться долгожданным теплом, которое в Англии не часто встретишь.

— Да, мы на острове Сицилия, — дружелюбно ответил Савада, слегка протягивая гласные, будто в наслаждении смакуя название этого города. Мужчине нравилось вот так вот сидеть сейчас в тишине, без какого-либо шума со стороны своих друзей и хранителей, которые уже поспешили по своим делам, обещав вернуться только ближе к обеду. Его вполне устраивала компания практически не знакомой ему девушки, которая побаивалась его, но тщательно пыталась это скрыть. Интуиция никогда не подводила… Шатен лишь знал, что девушка из хорошей семьи, родители погибли в автокатастрофе, а сама она уже много лет живет одна, но уже добилась успехов в области медицины, хотя ей всего-то двадцать пять. Сама по себе Ева была такой же, как и остальные люди, не обладая никакими удивительными способностями, лишь имела странного цвета волосы, глубокие голубые глаза и ум. — Люблю это место, даже несмотря на то, что это не моя родина. Мне здесь очень нравится.

— Так вы все-таки не здешний… — подтвердила свои догадки Браун, повернувшись к нему лицом, чтобы посмотреть на реакцию. Мужчина на это никак не отреагировал, лишь натянуто улыбнулся, будто тем самым не хотел показывать своих истинных эмоций, которые гложили его изнутри. Хоть и нельзя было сказать, что Савада скучал по своей родине, но карие глаза были наполнены печалью и тоской, что не укрылось от Евы.

— Как вы уже поняли, я не итальянец. Я родился в Японии, маленьком, но славном и тихом городке Намимори, где каждый день был умиротворенным и добрым. Не было никаких забот и не приходилось волноваться за свою жизнь, — было видно, что Тсунаеши окунулся в свои воспоминания, так как лицо сделалось чересчур мечтательным. Карие глаза наполнились мягкостью и теплом, а губы изогнулись в улыбке. — Но потом…

— Что потом? — не поняла девушка, подавшись в бок, чтобы лучше видеть лицо своего собеседника. В душе закралось странное чувство, будто с этим мужчиной случилось что-то неладное, но он сам этого рассказывать не хотел. Карие глаза забегали, не зная, как лучше объяснить своей собеседнице, чтобы скрыть самое важное и тайное. Ева не спешила давить на Тсунаеши, чтобы он ей тут же все рассказал. Она и сама прекрасно понимала, что может мало понять из его болтовни. И, скорее всего, девушка мужчину и вовсе посчитает сумасшедшими, который говорит ей какой-то невразумительный бред.

— Это сложно, Ева-сан. Когда я окунулся в это, то и сам часто путался, а правильно ли я делаю, что так поступаю. — Браун пыталась понять, о чем с такой печалью говорит ей шатен, слегка постукивая пальцами по своему колену. — И это ощущение преследует меня изо дня в день.

— Не волнуйтесь так, синьор Савада. Я уверена, что у вас все наладится, — попыталась подбодрить девушка мужчину, улыбнувшись ему самой добродушной и понимающей улыбкой, на которую была только способна. Желание помочь, поддержать в трудную минуту раздирало Еву насквозь, заставляя сердце бешено стучать от переживаний. Девушка знала, что это очень тяжело вот так вот жить, не представляя, что будет в жизни дальше. Это как игра в рулетку, и именно она выбирает твою дальнейшую судьбу.

— Тсунаеши, — произнес с улыбкой шатен и повернулся лицом к девушке. Браун вопросительно подняла брови, не понимая, что этим хочет сказать мужчина. — Зовите меня Тсунаеши, Ева-сан.

— Тогда меня просто Ева, — засмеялась в ответ беловолосая, поправляя волосы, чтобы непослушные пряди не лезли в лицо. Савада ненароком заметил, что его новая знакомая постоянно пытается забрать свои необычного цвета волосы, чтобы они не только не лезли в лицо, но и не привлекали к себе внимания. Почему?

      Ворота перед машиной открылись, впуская на частную территорию. Браун снова буквально прилипла к окну, наслаждаясь открывшимся видом. Мимо проносились ухоженные кустики и красивые величественные деревья, пушистые зеленые ветки которых свисали вперед, лаская взор. Ковры зеленой травы расстелились на земле, а яркое солнце своими лучами грело ее, делая еще ярче и красочнее. Вот там, совсем рядом, раскинулось небольшое синее озеро, в отражении которого вдалеке виднелся огромный по величине особняк. «Ах» восторга вырвался из груди, что не скрылось от Тсунаеши, который тихо усмехнулся. Сам «дом», в котором жил Савада со своими хранителями, был с величественными окнами разных форм, с кирпичными колоннами и красивыми фонтанами. Браун показалось, будто она попала в сказку, словно прямо сейчас она принцесса, которая приехала на бал в величественный замок, где ее ожидает прекрасный принц. Ага, скорее долгожданный душ и отдых от забот…

      Машина сделала небольшой круг и остановилась прямо у парадного входа. Тсунаеши вышел первым, чтобы затем услужливо открыть девушке дверь и подать ей руку для поддержки. Ева в некоем стеснении приняла приглашение и, обхватив широкую мужскую ладонь, вышла из машины, разглаживая складки на одежде. Было немного некомфортно. Даже совсем уж некомфортно. Хотелось сесть обратно в машину и поехать в аэропорт, чтобы первым же рейсом вылететь обратно в Англию. Водитель тоже поспешил выйти из машины и достать багаж. Ева уже хотела взять его у мужчины из рук, но тот лишь услужливо улыбнулся и увернулся от девушки, лицо которой стало пунцовым то ли от неловкости, то ли от стеснения. Большие дубовые двери, которые казались слишком высокими и массивными, распахнулись. Навстречу Тсунаеши и его новой знакомой вышел незнакомый девушке мужчина, который был одет словно с иголочки: идеально выглаженная белая рубашка, классическая бабочка, черная жилетка и, конечно же, пиджак, на котором не было ни единой пылинки. Казалось, что незнакомец постоянно проверяет свой костюм на наличие погрешностей, но каждый раз, стоя у зеркала, улыбается сам себе, какой раз уже за день удостоверившись в идеальности своего образа. На вид дворецкому было не больше пятидесяти, но ухоженные волосы и красивое статное лицо делали его значительно моложе своих лет. Он со всей своей тактичностью поприветствовал Дечимо, а затем почтительно склонился в поклоне перед Браун, на что та в ответ присела в немного неуклюжем реверансе.

— Госпожа Киоко и госпожа Хару отъехали от особняка более часа назад. Они решили прогуляться по торговому центру. С ними же отправился господин Бовино, посчитав уместным сопровождать дам, чтобы с ними ничего плохого и непредвиденного не случилось. — Легко и непринужденно проговорил дворецкий, входя вместе с хозяином особняка и беловолосой спутницей внутрь, затем услужливо закрывая за ними двери.

— Вот негодник… — без тени гнева или обиды проговорил Савада, усмехнувшись своим мыслям, из-за чего один уголок его губ поднялся вверх, делая его лицо одновременно добрым, но в то же время не лишенным той дьявольской искры, которая пряталась где-то в темных уголках души шатена. — А другого предлога, чтобы улизнуть от работы, он не придумал?

— Не был осведомлен, сэр. — С иронией в голосе отчеканил дворецкий, из-за чего Ева еле-еле успела скрыть глупую улыбку за своей ладонью. Благо, ее смешок не был замечен.

      Сейчас Тсунаеши выглядел весьма забавно, закрыв одной ладонью глаза от досады, а сама голова была задрана вверх, так и говоря: «Господи, за что мне это?» Дворецкий тоже слегка улыбнулся одними уголками губ, переводя свой внимательный и не лишенный любопытства взгляд на рядом стоящую беловолосую. Браун показалось, что ее словно сканируют, будто она может быть потенциальной угрозой для Дечимо. Глаза, цвета кофе с молоком прошлись острым взглядом по лицу, так что девушке на секунду показалось, как будто холодное лезвие ножа делает порез на ее бледной и нежной коже, затем глаза спустились к тонкой шее и открытым для осмотра ключицам, которые сильно выпирали, а затем прошлись по всей девичьей фигуре. В один момент глаза мужчины блеснули чем-то странным, а затем снова обратили внимание на хозяина особняка.

— Кристиано, проводи, будь добр, Еву в одну из гостевых комнат. — Собравшись со своими мыслями и запрятав все отрицательные эмоции в кулак, вежливо и мягко попросил Савада, тепло взглянув на свою новую знакомую, которая дернулась от неожиданности, как только услышала свое имя. — Вы, наверное, очень сильно устали с дороги. Отдохните. Если что, ужин в семь часов.

— Спасибо, — получилось чересчур вяло и пискляво. Это, наверное, все от нервов, которые уже были, мягко говоря, на пределе от пережитого. Кристиано, как, выяснилось, зовут этого смуглого итальянца, вежливо поклонился.

— Идемте за мной, синьорина Ева. — пропел он, быстро поднимаясь по винтовой лестнице, которая была украшена различными позолоченными завитушками и красивыми цветами, наверх, слегка постукивая каблуками лаковых и идеально начищенных туфель. Браун ежесекундно последовала за ним, стараясь быстрее перебирать ногами, чтобы не отстать от дворецкого.

      Девушка была настолько морально измотана и обессилена, что не было даже желания смотреть по сторонам, изучая различные картины в позолоченных рамах, которые отдавали какой-то стариной, бархатные стены с узорами, красная ковровая дорожка, тянущаяся бесконечной линией по всем коридорам. Самое главное сейчас для беловолосой — это поскорее принять душ и лечь спать, несмотря на то, что было только утро.

— Вот ваша комната, синьорина, — наконец, остановившись, провозгласил мужчина и открыл молочного цвета дверь, пропуская новоявленную хозяйку помещения. — Она такая же прекрасная, как и вы. — «Дамский угодник», — подумалось Еве, прежде чем переступить порог светлой комнаты, которая встретила ее теплотой и ароматным запахом свежих лилий. — Приятного времяпровождения. До вечера.

      Последний раз одарив девушку каким-то странным взглядом, Кристиано скрылся за поворотом, оставив Еву наедине с новыми светлыми апартаментами. Браун ахнула от развернувшегося вида: огромное окно во всю стену было настежь распахнуто, открывая вид на небольшой балкончик с различными видами цветов, белые почти прозрачные занавески игриво качались на ветру, словно играя с новой хозяйкой, туалетный столик с зеркалом овальной формы, два стула с удобными и мягкими сидениями, а больше всего места занимала кровать с шелковистыми белыми простынями, которая так и манила к себе девушку, заставляя подойти к ней и дотронуться рукой до приятной мягкости. Беловолосая вдохнула полной грудью воздух с ароматом лилий, которые были ее любимыми цветами. Странно. Это случайность или же Савада Тсунаеши откуда-то это узнал? Но Ева сразу же отбросила эти мысли, в буквальном смысле «грохая» свои тяжелые сумки на кровать, доставая из одной своего дремлющего и одновременно с этим злого до чертиков кота, который лишь зарычал на свою хозяйку, но царапаться и кусаться не полез. Просто-напросто знал, что может случиться, если перечить беловолосой — целый день он точно останется один, без еды и ласки. Это жестоко!

      Трясущимися руками, то ли от предвкушения, то ли от пережитых эмоций, Ева расстегнула замок сумки с вещами и вытащила все необходимое для сменной одежды. Оказывается, Гокудера Хаято хорошо постарался с выбором гардероба… Прошаркав босыми ногами, которые, наконец-таки, освободили от обуви, Браун со всей своей грацией прошествовала в ванную, сразу же забираясь в душевую кабину, при этом вешая полотенце на свободный крючок. Ах, какое блаженство! Теплые капли будто смывали с нее остатки того ужасного дня, который окончательно и бесповоротно очень хорошо отпечатался в девичьей памяти, словно страшный сон. Вода лилась на беловолосую голову, заливала глаза, нос, скулы, губы, иногда попадая в рот, спускаясь ниже. Браун даже уже не помнила, что просто-напросто раскидала всю свою грязную одежду по комнате, самое главное сейчас было — это ощутить то блаженство, как капли воды покрывают тело, лаская кожу своей прохладой. Казалось, вот она свобода, ощущая, как усталость еще больше накатывает, а вместе с ней и сонливость пытается погрузить девушку в пучину спокойствия, и она подчиняется. Без сопротивлений. Просто она словно летела по такому необъятному чистому небу с пушистыми облаками, иногда смахивая их рукой. Прямо сейчас Ева чувствовала себя, как никогда, хорошо, забывая обо всем на свете: о работе, о проблемах, о добрых и великодушных мафиози, которые «не трогают обычных жителей», а в основном нападают на себе подобных. Чушь какая-то! Невозможно враждовать друг с другом.

      Обмотавшись полотенцем и встав мокрыми ногами на прохладный пол, девушка вышла из ванной, другим полотенцем вытирая влажные от воды волосы. Переодевшись в новую одежду, Ева тут же чуть ли не с разбегу улеглась на такую манящую сейчас кровать, зарывшись пальцами в мягкую ткань покрывала. Накрыло долгожданное чувство эйфории, а легкая дрема накатила так внезапно, что беловолосая тут же машинально закрыла глаза, провалившись в глубокий сон. Прошлый день был таким насыщенным, надо очень хорошо отдохнуть и набраться сил для, возможно, предстоящего знакомства с остальными друзьями Савады Тсунаеши.