Закулисье : Тень наблюдателя.

Глава 1. Призрак прошлого.

Душный, спертый воздух офиса пахнет страхом. Не тем, острым и соленым, что бывает в бою. А выхолощенным, стерильным страхом цивилизации. Страхом отчетов, дедлайнов и начальственного взгляда из-за стеклянной стены. Он въелся в пластик мониторов, в краску на стенах, в самую пыль, что оседает на вентиляционных решетках. Бюро Изучения Закулисья. Б.И.Г. Какая хуевина. Они думают, что могут заключить бесконечность в папки с грифом «Совершенно Секретно».

Прошел год. Триста шестьдесят пять дней с тех пор, как я вырвался. Не выбрался, не сбежал. Именно вырвался, как зверь из капкана, оставив там клочья своей ебаной здравой рассудочности. Мне дали комнату в казарме на территории базы, мундир без знаков отличия и должность «Старший консультант по аномальным зонам». По-простому – живая инструкция по выживанию в аду, на которую все косятся как на прокаженного.

Мой кабинет – вернее, клетка – была стеклянным аквариумом посреди open-space. Все могли видеть, как я, бывший неудачник Алексей, пьющий дешевый кофе и уставившийся в экран, на котором пляшут данные, от которых у нормальных людей встают волосы дыбом. Они боялись меня. Не потому что я был крут или опасен. А потому что я был напоминанием. Ходячим, дышащим доказательством того, что их уютный мирок – хуйня на постном масле, и в любой момент стена может расползтись и оттуда хлынет тот самый желтый, шепчущий ужас.

Сегодняшнее утро началось, как обычно, с кошмара. Не с монстров или бегущих по потолку глаз. Нет. Мне снился тот самый стул. Простой, деревянный, с облупившейся краской, стоящий в грязной подворотне, в луже чего-то темного и липкого. И я снова садился на него. Добровольно. Потому что был пьян, унижен и мне было на все насрать. Каждую ночь мой собственный мозг устраивал мне эту пытку – заставлял переживать тот самый роковой выбор. Просыпался я всегда с одним и тем же ощущением – холодной пустоты в груди и фантомным запахом плесени и пыли в ноздрях.

Мой комп выдавал очередной поток дичи. Данные с датчиков, установленных на Портале-Шраме «Дельта-7» – стабильном, как они считали, разломе, ведущем на Уровень 089, он же «Склад». Место, вроде бы безопасное, бесконечные стеллажи с коробками, в которых лежит непонятный хлам. Но датчики фиксировали флуктуации. Крошечные, в пределах погрешности. Никто, кроме меня, не обратил бы на них внимания.

Но я видел. Я чувствовал это. Как зубную боль в костях черепа.

— Опять в своих глюках уткнулся? – раздался голос с порога. Марина. Моя «кураторша». Женщина лет сорока, с лицом, которое забыло, как улыбаться, и глазами цвета стали. Бывшая военная, а ныне – начальник отдела анализа. Она не боялась меня. Она смотрела на меня как на интересный, но крайне опасный экспонат.

— Это не глюки, – буркнул я, не отрываясь от экрана. – Шрам дышит. Вдох – сжатие реальности на 0.0003%. Выдох – эмиссия частиц, похожих на тахионы, но с ебаной модификацией.

— Скажи это теоретикам. Они тебя обожают. Особенно когда ты несешь такую хуйню, что их любимые формулы горят синим пламенем.

Я наконец посмотрел на нее. Она держала в руках планшет и смотрела на меня с тем самым смешанным выражением – научный интерес и легкое отвращение.

— У них формулы для вселенной, где два плюс два равно четырем. А там… – я мотнул головой в сторону стены, за которой, как я знал, был портал. – Там два плюс два может быть фиолетовым, иметь запах корицы и пытаться тебя съесть.

— Поэтично, – сухо заметила Марина. – Келлер хочет видеть тебя. Совещание по «Складу». Надеюсь, твои догадки подкреплены чем-то более весомым, чем «чуйка».

Директор Келлер. Седовласый прагматик лет шестидесяти, который верил в протоколы, броню и мощные излучатели. Он считал Закулисье просто другой территорией, враждебной, но покорной, если подойти к делу с правильной стороны. Как к дикарям с атомной бомбой.

Я поднялся и последовал за Мариной по длинным, освещенным холодным светом коридорам. Стены были увешаны схемами, картами известных уровней, фотографиями аномалий. Для них это была работа. Для меня – альбом с отпуска, куда я ни за что бы не вернулся.

Мы воели в зал заседаний. Большой стол, голографические проекторы, серьезные лица. Келлер сидел во главе, его пальцы были сложены домиком. Рядом – ученые мужи в белых халатах, военные в форме, технари.

— А, Алексей, – Келлер кивнул мне. Его взгляд был вежливым, но без тепла. – Садитесь. Мы рассматриваем данные по «Складу». Ваш вчерашний отчет… вызвал вопросы.

Он вызвал вопросы. Как хуй в тарелке с супом.

— Я ничего не выдумал, – сказал я, садясь. – Уровень меняется. Он нестабилен.

— Показания датчиков находятся в пределах нормы, – возразил один из ученых, мужчина с жирными залысинами и именем Борис на бейдже. – Статистические колебания. Шум.

— Это не шум, – я почувствовал, как во мне закипает знакомая злость. Злость неудачника, которого снова не слушают. – Это ритм. Он дышит. Сейчас фаза «вдоха». Все спокойно. Но когда начнется «выдох»…

— «Выдох»? – переспросил Борис, скептически подняв бровь. – Вы предлагаете нам оперировать ненаучными метафорами?

— Там, блядь, нет вашей науки! – я ударил кулаком по столу, и несколько человек вздрогнули. – Там есть только правила, которые меняются, когда им захочется! Вы изучаете океан, измеряя температуру капли на берегу! А я… я там плавал. И я знаю, когда вода начинает пахнуть по-другому перед тем, как начнется шторм.

В комнате повисла тишина. Келлер смотрел на меня внимательно.

— Что вы предлагаете, Алексей?

— Закрыть шрам. Накрыть его всем, чем можно. Изоляция пятого уровня. Никаких экспедиций на ближайшие семьдесят два часа.

— Невозможно! – всплеснул руками Борис. – У нас запланирован забор образцов! Уровень «Склад» – ключ к пониманию материальной логики Бэкрумса!

Глава 2. Желтое эхо.

Меня тошнило. Не от страха, хотя его было предостаточно. Не от вида крови на записи с камер «Гаммы», хотя эту хуйню теперь будут показывать на всех вводных инструктажах как «пример недостаточной бдительности». Меня выворачивало наизнанку от запаха. Стерильный, химический аромат моющего средства, которым уборщики залили пол в контрольной, смешивался с едва уловимым, но абсолютно неубираемым смрадом гниющей надежды и вывернутого наизнанку разума. Этот запах просочился сквозь портал. Он был как пограничное пятно, метка. И я был единственным, кто его чуял.

Следующие два дня прошли в адской карусели: допросы, отчеты, встречи с психологом Б.И.Г. – этаким уставшим мужчиной с глазами, видевшими столько же ебаного ада, сколько и я, но научившемуся упаковывать его в аккуратные диагнозы.

— Алексей, вы описываете «тоску». Можете развить эту мысль? – он смотрел на меня через стопку бумаг, его рука механически выводила что-то в блокноте.

— Развивать нехуй, – я сидел, развалившись в кресле, глядя в потолок. – Вы когда-нибудь жили в городе у моря, а потом уезжали в глухую степь? И сначала вам хорошо, тихо, спокойно. А потом начинаете скучать по этому постоянному шуму волн. По этому запаху соли и водорослей. Даже если этот шум иногда переходил в шторм, который сносил крыши.

— Вы сравниваете Закулисье с морем? – в его голосе прозвучало удивление.

— Я сравниваю Закулисье с домом, доктор. С ебаным домом для тех, кому не нашлось места в нормальном мире. И да, в этом доме стены шепчут гадости, с потолка капает супом из гвоздей, а соседи так и норовят сожрать твою душу. Но это… привычно.

Он что-то записал. Наверное, «проявляет признаки стокгольмского синдрома в отношении аномальной среды». Идиот. Это был не стокгольмский синдром. Это было похмелье. Похмелье от безумия. И теперь моя трезвая, серая реальность казалась мне фальшивой и пресной.

Мое «повышение» до полевого агента обернулось тремя днями ада в учебном центре. Стрельбища, тактика, физическая подготовка. Все это было хуйней, которую сметает первый же встречный абсурд. Но я молча терпел. Потому что это был мой единственный шанс снова войти туда. Не как жертва. Не как подопытный кролик. А… как кто? Я и сам еще не решил.

Моим новым «напарником» стал Василий – громадный детина с лицом боксера-профессионала и, как выяснилось, с душой впечатлительной девочки. Он прошел все мыслимые войны и горячие точки, но при виде моих отчетов о «Складе» его бледнело его славянское лицо.

— Ты же там был, да? – спросил он меня на третий день, когда мы чистили оружие в тире. – Говорят, ты один назад пришел.

— Не один, – буркнул я, разбирая пистолет. – Со своей ебаной шизофренией в придачу.

— А че оно там… самое страшное? – в его голосе был неподдельный, детский интерес.

Я посмотрел на него. На этого здоровяка, который мог бы сломать меня пополам голыми руками.

—Самое страшное, Вася? Не монстры. Не ловушки. Не шепот. Самое страшное – это когда ты понимаешь, что правила, по которым ты жил всю жизнь, больше не работают. Что два плюс два – не четыре. Что твои воспоминания могут оказаться не твоими. Что ты сам себе можешь быть не ты. И этот момент… эта трещина в фундаменте всего… она не заживает. Никогда.

Вася задумался, тяжело пережевывая мои слова.

—Бля… – выдавил он наконец. – Это пиздец.

— Да, Вася, – я собрал пистолет со щелчком. – Это именно тот самый пиздец.

Мой первый выезд в качестве агента оказался не на какой-то новый уровень, а на стабилизацию последствий того самого провала. Портал-Шрам «Дельта-7» после инцидента вел себя нестабильно. Его «края» пытались расползтись, порождая микро-аномалии в нашей реальности. Называлось это «Эхо Закулисья».

Нам предстояло провести «зачистку» соседнего с шрамом сектора. По сути, пройти по нескольким комнатам и коридорам и замерить все, что хоть немного отклонялось от нормы. Задача скучная, рутинная. Но для меня – первая проверка моих новых полномочий.

Мы вошли в сектор – я, Вася и техник с чемоданом всяких сканеров. Воздух был густой, наэлектризованный. Как перед грозой. Стены, обычно серые и унылые, местами отливали странным, перламутровым блеском.

— Ничего не вижу, – бодро доложил Вася, крутя головой. Его автомат был наготове.

— А я чувствую, – пробормотал я. – Как будто кто-то прошелся здесь мокрыми ногами по пыльному полу. Остались следы.

Техник включил сканер. Прибор запищал.

—Есть флуктуации в углу, координаты 4-Бета.

Мы двинулись туда. В углу, у стыка стен, тень лежала неправильно. Слишком густая, слишком… самостоятельная. Она не просто была отсутствием света. Она была субстанцией.

— Не подходи, – сказал я Васе, который уже сделал шаг.

— Протокол требует взять образец, – возразил техник.

— Протокол писался людьми, которые ни разу не видели, как тень может тебя обнять и не отпускать, пока ты не станешь частью ее, – я выхватил из его чемодана не образцовый шприц, а баллончик с аэрозолем-маркером. Я брызнул на тень. Флуоресцентная краска не легла ровным пятном. Она собралась в странные, извивающиеся узоры, словно тень была жидкой и текучей.

— Что за хуйня? – прошептал Вася.

— Это не тень, – сказал я, чувствуя, как по спине бегут мурашки. – Это память. Память о темноте, которая была здесь до того, как построили эти стены. И она просыпается.

В этот момент тень дернулась. Не как от движения света. А сама по себе. Она оторвалась от угла и поползла по стене, как маслянистое пятно. Сканер завизжал нечеловеческим визгом.

— Отходим! Немедленно! – скомандовал я.

Но Вася, действуя по протоколу «нейтрализации угрозы», поднял автомат.

—Прекратить движение! – крикнул он тени.

Ответом был тихий, шелестящий звук, похожий на смех. Тень ускорилась, превратилась в длинную, черную полосу и метнулась к его ногам.

Глава 3. Лимб. Шепот в кривизне.

Меня трясло. Не от страха, блядь, никогда от страха. От адреналина. От того, что каждая клетка моего ебаного тела помнила. Помнила ту самую, пожирающую разум, геометрию. Ту самую краску на стенах, что пахнет не краской, а старыми кошмарами и пылью с могилы твоей собственной адекватности.

«Лимб». Уровень 74. Для этих ублюдков из Б.И.Г. – просто очередная запись в каталоге. «Лабиринт с непостоянной геометрией. Акустические аномалии. Уровень угрозы: повышенный.» Они любят свои четкие категории. Это их успокаивает. Как ребенка успокаивает ночник в полной темноте. Но ночник может отключиться, а тьма – останется.

Мы стояли в шлюзовой камере перед Портал-Шрамом «Омега-2». Я, Вася – все еще бледный после встречи с Эхом, но держащийся – и двое новых. Технарь Семен, тощий очкарик, который без конца бормотал что-то о «скалярных кривых» и «неевклидовом пространстве», и еще один охранник, молчаливый тип по имени Игорь, с лицом, не выражавшим ровным счетом нихуя. Наверное, так и должно выглядеть идеальное пушечное мясо.

Келлер наблюдал за нами с монитора в контрольной.

—Команда «Дельта», вы слышите меня? Ваша задача – пройти пятьсот метров по основному маршруту, развернуть маяки стабилизации и вернуться. Никаких отклонений от маршрута. Контакт с аномалиями – только в случае крайней необходимости. Алексей, ваша «чуйка» на связи. Не подведите.

«Не подведите». Прямо как мой бывший начальник говорил, перед тем как спихнуть на меня работу по сдаче ебаного квартального отчета. Только там, за срыв дедлайна, можно было лишиться премии. А здесь – жизни. Или чего-то похуже.

Шлюз с шипением открылся. Оттуда ударил в лицо знакомый запах. Запах Лимба. Его не спутать ни с чем. Пахло старым, просроченным йогуртом, влажной штукатуркой и… жжеными волосами. Всегда жжеными волосами.

— Охереть, — выдохнул Вася, зажимая нос. — Чем тут топили, блядь?

— Не топили, — сказал я, делая первый шаг внутрь. — Это так пахнет пространство, когда оно болеет.

Мы вошли. Лабиринт.

Стены. Желтые. Но не яркие, не кислотные, как на тех первых уровнях. Эти были грязно-желтые, выцветшие, как зубы старого курильщика. Они сходились под неправильными углами. Потолок в одном месте был метров пять высотой, в другом – опускался так, что приходилось пригибаться. Пол под ногами был линолеумом, липким и скользким, местами пузырящимся. И да, он тоже был под углом. Иногда едва заметным, иногда – таким, что приходилось цепляться за выступы на стенах.

— Компас сходит с ума, — сообщил Семен, тыкая в свой навороченный планшет. — Направление «север» меняется каждые десять секунд. Приборы показывают, что мы уже прошли триста метров по прямой. Но визуально… мы никуда не двигались.

Он был прав. Мы шли по, казалось бы, прямому коридору, но если оглянуться назад, то входной портал был все так же близко, хоть и смещенным куда-то вбок, как в кривом зеркале.

— Это потому, что тут нет «прямых», очкарик, — проворчал я. — Тут есть только «направления». И они текучие. Ты идешь не вперед. Ты идешь… в сторону.

— В сторону чего? — спросил Игорь своим безэмоциональным голосом.

— В сторону центра. Или от центра. Я нихуя не знаю. Но Лимб всегда ведет. Добровольно или нет.

Мы продолжили путь. Шли, оставляя на полу метки аэрозолем. Через десять минут мы наткнулись на наши же метки. Они были на потолке.

— Этого не может быть, — пробормотал Семен, с ужасом глядя на оранжевые полосы над головой. — Мы не проходили здесь туннелей с таким углом!

— Мы не проходили, — согласился я. — Но пространство – прошло. Оно сдвинулось. Как кишечник. Переварило наш маршрут и выдавило его нахуй наружу. Идиот.

Вася сглотнул.

—То есть… мы в жопе?

— Мы всегда в жопе, Вася. Просто обычно не осознаем этого так остро.

И вот тогда я услышал. Сначала краем уха. Еле слышный шелест. Не похожий на тот, что был от Эха. Этот был… многоголосым. Как будто десятки людей шепчут за стеной. Но не в унисон. Каждый – свое.

— Слышите? — тихо спросил я.

Все замерли. Вася насторожился. Игорь замедлил дыхание. Семен поднял прибор для записи звука.

— Ничего нет, — прошептал он. — Абсолютная тишина. Ну, кроме гула… какого-то низкочастотного.

— Не аппаратурой, долбоеб, — я ткнул себя пальцем в висок. — Здесь. Он говорит прямо сюда.

Шепот усиливался. Он не был громким. Он был навязчивым. Как назойливая муха. Слова невозможно было разобрать, но интонации… Интонации были знакомыми.

— Алексей… — прошептал Вася, и в его голосе была паника. — Мне кажется… это мама зовет. Она… она зовет меня домой. Говорит, что обед остывает.

— У твоей мамы, Василий, три года как инсульт, и она не говорит, — холодно констатировал я, глядя на него. — Это не она.

— Но я слышу! — его голос дрогнул. — Ясно слышу!

— А я слышу голос моего первого командира, — неожиданно сказал Игорь. Его каменное лицо на миг исказилось гримасой чего-то похожего на боль. — Того, что подорвался на фугасе. Он говорит… что я его бросил.

— Все. Заткнитесь. Все. — я скомандовал, чувствуя, как шепот начинает вползать и в мой череп. Он был как разбавленный, знакомый яд. — Он клюет на ваше дерьмо. На ваши больные места. Не слушайте. Это не они.

— Как не слушать? — почти взвыл Семен. Он прижал ладони к ушам, но это, конечно, не помогало. — Он внутри! Он говорит… говорит, что моя диссертация – хуйня. Что все мои расчеты – ерунда. Что я никогда не стану настоящим ученым…

— А ты и не станешь, — огрызнулся я. — Потому что настоящая наука кончается там, где начинается эта хуйня. Здесь нет формул. Здесь есть только… воля. Твоя – против его.

Я закрыл глаза, пытаясь отсечь этот шепот. Но он был хитер. Он нашел мою щель. Не голос матери, не голос погибших товарищей. Нет. Он был проще. Циничнее.