Заложники Солнца

Глава 1. Бункер

Пролог

... — Ты — последний из последних. И ты обязан дойти.

Угу.

Мир изменился. Человеческая раса в опасности. На земле больше не рождаются дети. Он — последний из последних, родившихся до того, как все случилось... Кирилл украдкой подавил зевок. Столько раз слышал эти слова, что выучил даже интонацию, с которой они произносились. Скучно кивнул. И спросил о том, что действительно беспокоило:

— А адапт? Он тоже уже здесь?

— Конечно. Завтра познакомитесь. Держись, мой мальчик. — Сергей Евгеньевич потрепал Кирилла по волосам. — Отдыхай, перед походом тебе нужно набраться сил. Спи.

Кирилл проводил наставника взглядом. Подождал — взрослые люди коварны. А потом включил ночник и развернул на коленях чистый блокнот. Поставил дату.

«Завтра — начало великой миссии», — вывел первую строчку.

До сих пор ведением дневников не увлекался, но событие такого масштаба обязывало. Все уважающие себя путешественники вели дневники. Подумал, зачеркнул и написал: «Великой Миссии».

«Я готов к любым тяготам и лишениям. Что бы ни случилось, я...» — задумался, как бы покрасивее написать.

«Отдам свою жизнь, хотя она...»

Так слишком длинно получится.

«Отдам свою жизнь, несмотря на то, что...»

На что — на то?

Кирилл вдруг почувствовал, что ручка выскальзывает из пальцев. Взрослые снова оказались хитрее.

Интересно, что за травы были в чае, которым его угостили перед сном? Зверобой?.. Сон-трава?.. Или...

Кирилл не додумал. Ручка выпала, а блокнот соскользнул под кровать.

— Спи, Кирюша. — Сергей Евгеньевич заставил себя отвернуться от монитора. — Спи... Когда-то еще будешь так сладко спать.

Глава 1 

Бункер

Проснувшись, Кирилл сразу увидел будущего напарника. Адапта.
Не сказать, чтобы раньше не встречал адаптов, они еженедельно привозили в Бункер продукты. Вадим Александрович пошутил как-то, что внешность их напоминает негативы старинных фотографий, и Кирилл немедленно полез выяснять, что такое «негатив». Тогда он над остроумным сравнением похихикал. Сейчас хихикать почему-то не хотелось.
Вблизи широко расставленные глаза адапта оказались светло-желтыми. Кожа — бурой, словно древесная кора, белые волосы — густыми и жесткими. Нос, должно быть, неправильно сросся после перелома — с заметной горбинкой, -а брови напоминали два мазка побелки.
Адапт сидел по-турецки, поджав под себя ноги. Гардероб его состоял из застиранной майки, камуфляжных брюк и повязки на голове. На Кирилла будущий попутчик смотрел с недоумением.

— Офигеть — чучело, — низким, хрипатым голосом озвучил свои мысли он.

Так разговаривали все адапты, как будто были сильно простужены, Любовь Леонидовна утверждала, что это от ранней привычки к курению. Кирилл решил не обращать внимания на оскорбление — что возьмешь с варвара. Адапты ведь почти ничему не учатся, работают с малолетства.

— Меня зовут Кирилл.

— Да ладно? — не поверил парень. — Далеко зовут-то?

Кирилл, ожидавший, что собеседник тоже назовется, растерялся и замолчал.

Адапт немного посидел, разглядывая его, а потом вдруг одним быстрым движением оказался на ногах. Шагнул к Кириллу. Взял за плечо и поднял с койки.

Кирилл попытался вывернуться, но куда там! Пальцы варвара, похоже, ковали из железа. Он отодвинул Кирилла от себя, разглядывая с ног до головы. На писк «Пусти, что ты делаешь!» не отреагировал. Покачал туда-сюда. Помесил пальцами жидкий бицепс. Для чего-то потрогал за волосы — длинные, волнистые, Кирилл гордился ими. После чего отпустил, сплюнул в сторону и вышел.

— Але! — мгновение спустя донесся из коридора сиплый недовольный голос. — Живые есть?

***

— Дядя, ты прикалываешься? — уже со злостью повторил Рэд. — Никуда я с этим чмом не пойду! Оно ж не то что до Новосиба — до сортира не доползет! Ты неужто сам не видишь?

Сказать, что командир отряда был зол, означало ничего не сказать.

Целую неделю бункерные извращенцы гоняли его на полигоне. Потом заставили в бумажках чиркать — вопросов сто, не меньше — потом кровь вытягивали иголкой, проводами облепили — так, что в ушах тикало...

Рэд терпел, даже почти не ругался — знал, что под землей с этим строго.

Герман сказал, что так надо, он и терпел. Не раз представлял себе будущего напарника, не знал, на кого и думать.

Ну, например, та, кучерявая, которая провода к нему клеила. Ничего так тетка — не старая, и на вид вроде крепкая. Вполне могла бы она пойти вместо этого уродца. Да вообще кто угодно — сейчас Рэду казалось, что на худой конец и Вадя сошел бы. Но это чучело! Где его только прятали?

Глаза с ушами Рэдрик привык держать открытыми. Думал, что всех обитателей Бункера видел. И на тебе...

Глава 2. Дом

Мало кто из адаптов мог похвастаться тем, что помнит кого-то из своих спасителей, кроме Германа и Кати. 

Катя – студентка педучилища, в Доме Малютки проходившая практику – погибла на седьмой год. Не от ожогов и не от болезни – монастырские жители осмелели, начали выбираться далеко за пределы освоенных территорий и однажды наткнулись на ожидающих в засаде Диких. Рэд хорошо помнил Катю. Она была доброй и веселой. И Герман тогда умел смеяться, а после Катиной смерти разучился.

Инна, ветеринар из соседнего поселка, приглашенная восемь лет назад, чтобы помочь ожеребиться кобыле, тоже была доброй и веселой. В Доме у адаптов она задержалась, осталась жить с ними. Ребята Инну любили и слушались, но, конечно, настоящим командиром был Герман. Он все знал и все умел. Если чего-то вдруг не знал, говорил: надо подумать. И всегда придумывал.

Герман лечил их ожоги и ссадины, вырывал молочные зубы, разнимал драчунов и успокаивал плакс. Заставлял будущих адаптов умываться и следить за одеждой. Учил стрелять и готовить еду. А еще интересно рассказывал, как жили люди до того, как все случилось – если, конечно, время было.

В Бункере об этом тоже рассказывали, но совсем не так, как Герман. У командира выходило, что раньше жизнь была куда круче, чем сейчас. А послушать Люлю или Евгеньича – горела бы она огнем, такая жизнь. По их словам, получалось, что нужно было каждый день, кроме двух выходных, ходить в школу. Десять лет подряд! Да сидеть там с утра до обеда, а то и дольше. Бред. Кто ж работал-то, интересно, пока все по школам штаны протирали? Эдак и с голоду помереть недолго.

«Работали взрослые, – поддернув вечно сползающие очки, разъяснила Рэду Люля, бункерная педагогиня, адаптами горячо и дружно ненавидимая. – Сколько можно повторять? До того, как все случилось, дети учились в школе и слушались старших! Это было их основной обязанностью. Понятно?»

«Понятно», – пробурчал Рэд.

Хотя ни хрена он не понял. Неужели взрослых было так много, что детям можно было вообще не работать? По словам Люли, тогда почти у каждого ребенка было целых два собственных взрослых: мать и отец. Еду они брали в «магазинах», в полях и огородах вкалывали только специальные люди. Электричества было полно, им же и дома отапливались. Ни тебе сухостой валить, ни дрова рубить. И вода из кранов текла какая угодно – хоть холодная, хоть горячая. Герман эти удивительные факты подтверждал, но все равно как-то не верилось. Что только и знай себе, в школу ходи, а тебя за это кормить будут. 

Задавать вопросы дальше Рэд благоразумно не стал – и так со всех сторон шикали. Если Люля сейчас в раж войдет, да понесет свою нудятину – из класса и после звонка не сбежишь, сиди-слушай эту чушь. С Люлиных слов выходило, что раньше не только жизнь была другая, но и дети другие. Умные, воспитанные, читать-считать любили – загляденье, хоть в рамку вставляй. А адапты учебу терпеть не могли. В Бункер Герман их силой выпихивал.

Пашка – из старших – рассказывал, что это Евгеньич командира науськал. Раньше Герман ни с какой учебой к ним не лез, а потом ему старый хрен по ушам поездил – как же так, дети растут неграмотными – ну, Герман и велел тем, кто постарше, в Бункер тащиться. Лично отвез, посмотрел, где будут жить. Наказал учиться и Евгеньича слушаться. Через месяц, сказал, навестит.

Но так уж вышло, что увиделись подопечные с Германом раньше, чем через месяц. Учеба у адаптов не задалась.

***

Нет – уроки еще можно было пережить.

Но после каждого урока полагалась перемена. И потом, когда отпустят, и все, что задано, сделаешь – свободное время. И что, спрашивается, в это свободное, мать его, время делать-то?

Дома они играли в хоккей – на траве, лед в новом мире уцелел только в воспоминаниях. Герман сам разбивал ребят на команды, сам тренировал. Подрастая, они даже по спальням стали селиться командами, так удобнее было. Клюшки себе делали сами, по росту. Чувствуешь, что клюшка стала мала – значит, вырос, пора мастерить новую. А в Бункер клюшки не взяли, ни один не догадался. Почему – понятно, собирались-то по-взрослому, как в поход. А в походе, известное дело, не до игрушек! Кто ж знал, что тут тебе и перемены, и свободное, мать его, время? Причем, что самое обидное, возле Бункера имелся стадион – самый настоящий, с малость заросшими, но все еще ровными площадками. Их туда каждую ночь после уроков выпускали «гулять».

– Как скотину на выпас, – ворчал Пашка.

Хрен ли, спрашивается, там «гулять»? Бродить стадом баранов, траву щипать, кучи наваливать? В общем, клюшки нужны были до зарезу. Но идею попросить Германа привезти инвентарь в следующий раз отмели: во-первых, «следующий раз» настанет нескоро, а во-вторых, неизвестно – привезет командир клюшки или пошлет подальше. Оставалось одно – кому-нибудь быстренько сгонять, домой и обратно.

Решили, что пойдет Пашка. Он был почти самый старший – после Анжелы – и дорогу хорошо знал.

– Вот же дураки мы были! – вздыхал потом Пашка. – Хотя, конечно, мелкие еще… Это ж надо – не додуматься, что на следующее утро койка моя пустая будет.

Пашка рванул на волю сразу после того, как ребятам пожелали «хорошего отдыха» – адаптов, в отличие от хозяев Бункера, предрассветные часы под открытым небом не пугали.

На перекличке в школе Шелдон, как договорились, буркнул за Пашку «здесь», и отсутствие прокатило. А вот в следующее «хорошего отдыха» Люля поводила жалом и прямой наводкой направилась к Пашкиной постели. Там под одеялом лежала свернутая из полотенец «кукла» – типа, накрылся с головой и спит.

Глава 3. Бункер – Ногинск (33 км.)

Кирилл ехал в телеге. Рэд и остальные шестеро шли пешком.

Начало путешествия сложно было назвать комфортным – обычно обоз перевозил товары, и место для единственного пассажира в нем расчистили с явной неохотой. Не говоря уж о том, чтобы озаботиться удобством размещения: телегу трясло и подбрасывало на каждой рытвине, Кирилл дважды успел прикусить язык. 

Прибор ночного видения, которым его снабдили в Бункере, комфорта также не добавлял. Когда, готовясь к походу, Кирилл только начинал осваивать прибор, это веселило – забавно было рассматривать ставший черно-зеленым мир. А сейчас он не расставался с девайсом с того момента, как выбрался на поверхность, и тот успел изрядно надоесть. Несколько раз пробовал снять ПНВ – помнил, что на бункерном полигоне и без освещения ориентировался неплохо – но быстро сообразил, что здесь, в отличие от полигона, отнюдь не открытое пространство. Дорогу с двух сторон обступили деревья, кроны едва не смыкались над головой. Кирилл подумал, что без сопровождения адаптов тут было бы жутковато. Попытался поделиться ощущениями с девушкой, которая шла впереди, ведя в поводу лошадей. Девушка не ответила и даже бровью не повела, как будто он со стенкой разговаривал.

Звали молчунью Олесей – услышав это красивое имя, Кирилл даже поперхнулся: до сего момента был уверен, что разговаривает с парнем, – а лошадей Дюной и Звездочкой. И это было все, что он сумел выведать у спутницы. Голос девушки оказался еще более сиплым, чем у Рэда, и – возможно, поэтому – общительностью она не отличалась. Впрочем, идущие впереди другие адапты тоже не разговаривали. Кирилл не слышал ничего, кроме странных звуков леса и тихого поскрипывания телеги. Когда его принялись трясти за рукав, понял, что ухитрился задремать.

– На, – сказала Олеся. – Обед. – И сунула в руки миску с ложкой.

Прибор ночного видения, пока хозяин спал, болезненно впечатался в скулы. Кирилл, поморщившись, ослабил крепление.

– Где мы находимся?

– Железку перешли, – непонятно буркнула Олеся. – Держи посуду.

Кирилл взял в руки «посуду» – металлическую миску, – и адаптка прицельно, не разлив ни капли, плеснула туда что-то из фляги с широким горлышком.

«Что-то» оказалось горячим – мгновенно нагревшаяся миска обожгла руки. Кирилл вскрикнул и выронил коварную посудину.

– Ты чего орешь?

– Горячо…

– Так поставить надо было! Поднимай давай. У нищих прислуги нету.

Кирилл поспешно перекинул ноги через борт телеги.

Неловко спрыгнул на землю, ухитрившись наступить прямо в миску. Поскользнулся и упал, а через секунду ослеп – ПНВ соскочил с головы и улетел неведомо куда. Звук, который раздался сразу после этого, ему страшно не понравился.

– Вот же кляча, – недоуменно прокомментировала Олеся. – На. – И, присев на корточки, извлекла из-под телеги потерю.

– Спасибо. – Кирилл надел прибор. – Ой…

Мерзкий звук не почудился. Линз в окулярах больше не было.

– Выпал птенчик из гнезда, – радостно объявил чей-то незнакомый, внезапно оказавшийся рядом, голос, – все, теперь ему – п..зда!

Должно быть, последнее слово означало что-то смешное. Вокруг сдержанно захихикали.

Когда спутники успели окружить Кирилла – бог их знает. Не сказать, чтобы темнота вокруг была совсем кромешной, очертания фигур Кирилл различал, но вот передвигаться адапты умели совершенно бесшумно. Приблизились неслышно, словно призраки. Да и ориентировались ночью, в отличие от бункерного сверстника, превосходно – адаптированному зрению не нужны были никакие устройства.

– Цыц, – это раздался голос Рэда. – Что стряслось?

– У меня сломался прибор ночного видения, – признался Кирилл, - линзы выскочили.

- Где выскочили? Здесь?

- Ну да, прибор на дорогу упал.

- Так и хрен ли ты разлегся? Ищи давай! Народ, разойдись.

Адапты расступились. Кирилл сел на корточки – плохо понимая, что и как можно в этой темноте искать, но на всякий случай заглянул под телегу. 

Одну из потерянных линз Олеся нашла – подобрала с земли и показала Кириллу россыпь стеклянного крошева на ладони. Вторую ни она, ни Рэд так и не обнаружили.

- Совсем затоптали, видать, - прокомментировал Рэд. - Надо было сразу… Запасные-то есть?

- Что?

- Ну, линзы. 

– У меня?

- Нет, блин! У меня.

Кирилл обвел взглядом еле различимые в темноте фигуре адаптов – ПНВ ни на ком не увидел - и почувствовал, что холодеет.

- А что… У вас тоже нет? 

Из темноты насмешливо фыркнули.

- Да до фига! Как у рыбок – зонтиков. Все, что ли, Сталкер - назад шагаем? План по спасению мира обломался в пункте «ноль»?

– Цыц, – повторил Рэд. – А ты, без этой шняги – никак?

- Н-ну… Я попробую…

Рэд вздохнул.

– Красавец. И надо было расколотить? Где ж вас берут-то, таких косоруких? – Кирилл еще при первой встрече понял, что командир адаптов к нему, мягко говоря, не расположен. 

С Рэдом они оказались почти одного роста – хотя в целом габариты отличались на порядок. На небольшом расстоянии разглядеть лицо адапта было можно. Но выражение на этом лице отражалось такое, что лучше бы «косорукий» Кирилл его не разглядывал.

***

– Ты чего бормочешь? – раздалось над ухом примерно через час.

После короткого обеда – за пятнадцать минут все, кроме Кирилла, съели густую, странного вида похлебку, сжевали хлеб и выпили чай – его подсадили назад в телегу, и тем же порядком двинулись дальше. Поесть Кирилл толком не успел, варево оказалось слишком горячим. Он кое-как проглотил хлеб, а в руке держал кружку с чаем – тоже горячим, но на сей раз догадался обернуть ладонь рукавом. Предосторожность, впрочем, не спасла – лошади тронулись, и жидкость расплескалась.

Глава 4. Ногинск

Ногинск

– Дмитрич, у вас очков лимфокрасных нет, случайно? – это спросил Рэдрик, пока гостей вели по коридору.

– Каких-каких?

– Ну я, может, сказал не так… В которых в темноте видать. Я помню, что где-то мерил.

– Во-первых, «инфракрасных», – удержав смешок, поправил Кирилл. – А во-вторых, если ты имеешь в виду прибор, который был у меня, то он работает по другому принципу.

Рэдрик сердито зыркнул.

– Вот именно, что «был»! Чучело косорукое… Теперь уж – по хренам, как он там работает! Раз такой умный, че второй-то не взял?

Кирилл вздохнул. Смеяться расхотелось.

В первый же переход понял, сколь многих предметов, помимо запасного ПНВ, ему недостает – хотя, казалось бы, при сборах бункерные теоретики постарались смоделировать и предусмотреть любые ситуации. Однако собственная память взрослых о том, что нужно в дальнем походе, изрядно поистерлась – в последний раз Сергей Евгеньевич выходил за институтские ворота восемь лет назад, а «молодежь», в лице Вадима Александровича и Елены Викторовны, вовсе не считала нужным это делать. И опыт Германа не сильно помог: как показала практика, его воспитанники легко и непринужденно обходились не то что без приборов ночного видения, но даже без таких вещей, как носовые платки или, пардон, туалетная бумага.

– Мы об этом не подумали.

Рэдрик фыркнул.

– Так че? – повторил он. – Нету?

– Увы… А зачем тебе?

– Мне – без надобности. Этому вот пассажиру, чтоб не спотыкался на ровном месте! А то сплошной геморрой с ним.

Максим Дмитриевич посмотрел на «пассажира», как тому показалось, с сочувствием.

– Я тоже так и не научился передвигаться в темноте. Тебе, друг мой, к счастью, не понять, каким отвратительно беспомощным себя чувствуешь в такие моменты… У нас ничего подобного нет. Но ты прав, где-то точно есть, то ли в Киржаче, то ли в Пекше… Я спрошу ребят, возможно, вспомнят. Добро пожаловать.

Максим Дмитриевич привел постояльцев в комнату, которую назвал «гостевой» – небольшое аккуратное помещение с шестью кроватями.

– Душ, ты помнишь, в конце коридора.

– Помню. – Рэдрик уверенно прошел к одной из кроватей, стряхнул со спины рюкзак и принялся в нем рыться.

– Располагайся, – предложил Кириллу Максим Дмитриевич. – Рэдрик у нас – частый гость, видишь, не стесняется. И ты будь как дома.

– Спасибо.

– Не за что… Тяжело тебе с ним? – вдруг с ласковым сочувствием спросил мужчина, кивая на адапта.

Кирилл смутился.

– Да не особенно…

Рэдрик, стоящий к ним спиной, пренебрежительно дернул плечами. Максим Дмитриевич улыбнулся.

– Ты на него не обращай внимания. Грубиян, конечно – но это он так о тебе заботится. По-другому не умеет.

– Надо больно, – проворчал Рэд. – Нашли, тоже, няньку! – содрал через голову майку и сел на кровать.

Кирилл поймал себя на том, что у него открывается рот. До сих пор такое телосложение только у киногероев видел.

Рэдрик изумленный взгляд заметил и категорически не одобрил.

– Че уставился? Пуза голого не видал?

Кирилл торопливо отвел глаза.

– Мыться хоть – сам пойдешь, или опять за ручку тащить?

Кирилл вспыхнул.

– Я, между прочим, не просил меня тащить! И вообще, если ты вдруг не разглядел – тут есть освещение. Ни в чьем сопровождении я не нуждаюсь.

Рэдрик в ответ хмыкнул. А Максим Дмитриевич добродушно рассмеялся.

– Да ладно, будет вам! Располагайтесь… К семи часам – милости просим на ужин.

И вышел.

Кирилл, старавшийся, после внезапной глупой перепалки, не смотреть на Рэда, все же заметил, что тот продолжил раздеваться. Расстегнул ремень, украшенный пистолетной кобурой и чехлом для ножа, снял брюки.

– Ты так и пойдешь по коридору? – помолчав, уточнил Кирилл. – В одних трусах?

– Так и пойду. Можно прямо босиком, у них тут чисто. На фиг надо штаны мочить?

– Но… – Кирилл застопорился. – Как-то это, мне кажется, неудобно. Мало ли, кто тут, в коридоре… Ведь и женщины есть.

– Неудобно – спать на потолке, – сообщил Рэд, – одеяло падает. – Он, похоже, искренне недоумевал. – Ну есть – так и че? Мы ж не голяком чесать собираемся.

Кирилл почувствовал, что снова краснеет, отвернулся и принялся стаскивать одежду.

Для миссии ему выдали такое же снаряжение, как у спутников: футболку, камуфляжные брюки с курткой – Сергей Евгеньевич объяснил, что это – полевая военная форма, разработанная специально для походных условий, – ремень и головную повязку. К новой одежде Кирилл пока не привык, а ремень и вовсе никогда не носил, тугая пряжка вызывала затруднения.

По коридору он почти летел, спасаясь от возможных взглядов – их, вопреки опасениям, не встретилось, – а Рэдрик вдогонку ухмылялся.

Но это было еще полбеды. Гораздо большую неловкость Кирилл испытал, когда в душевой Рэд невозмутимо стащил с себя последнюю деталь туалета, прошлепал под лейку и вытянулся под струями воды, даже не отвернувшись. Только буркнул что-то, не расслышанное Кириллом – тот поскорей нырнул в соседнюю кабинку.

Даже своего друга Олега, с которым с младенчества обитал в одной комнате, Кирилл ни разу не видел раздетым. Любовь Леонидовна тщательно следила за тем, чтобы воспитанники, приняв перед сном душ, облачались в пижамы и выходили из ванной комнаты только в них: взрослые очень старались блюсти целомудрие «малышей», врач Григорий Алексеевич – и тот проявлял при осмотрах максимум такта. Бесцеремонность адапта, как и необходимость сейчас раздеться самому, смутила Кирилла до крайности.

Глава 5. Ногинск – Киржач (40 км)

Ногинск – Киржач (40 км)

– Все, приплыли. Днюем тут.

Телега остановилась, и Кирилл едва не завопил от радости. Сегодня он «учился ходить», держась за Рэда, дважды – до обеда и после. И если до обеда все шло неплохо и два часа честно отшагал, то потом, после того, как отдохнул в телеге и поел, оказалось, что ноги за это время налились свинцом. Они стали страшно тяжелыми и болели. Передняя поверхность, задняя – каждый шаг отдавался болью.

Кирилл сказал об этом Ларе. Та сноровисто ощупала ноющие конечности.

– Так больно?.. А так?.. Нормально все, – уверенно заявила она. – Это мышцы, с непривычки болят. Сегодня и завтра помаешься, а потом полегчает. Как на дневку встанем, напомни, разомну тебя. А пока – терпи. И смотри, Сталкеру не жалуйся! Он хуже Германа, нытья терпеть не может.

И Кирилл, сцепив зубы, терпел. Жаловаться Рэду он и без Лариного предупреждения не стал бы – тем более что тот со вчерашней ночи общался со спутником исключительно короткими командами. Слезай, пошли; стоп, яма; налево, направо – и все.

В палатке Кирилл выбрался из кокона, зажег фонарь и принялся обустраиваться. Снаружи доносились негромкие звуки – адапты занимались своими делами.

На вопрос любознательного путешественника, почему на дороге нельзя даже фонарем пользоваться, а во время стоянок отряд спокойно разжигает костры, не опасаясь ни Диких, ни расплодившихся в лесу хищников, Лара с недоумением ответила, что ни Дикие, ни звери из ума пока вроде не выжили. Первым в свое время так «насовали», что нападать на охраняемый лагерь не рискнут, даже если будут с голоду помирать – разве что какие-нибудь отморозки нездешние сунутся, которые про Сталкера не слыхали. А от вторых отлично защищает костер.

Сама Лара Кирилла скоро навестила – принесла ужин.

– Сталкер велел в палатке тебя кормить, – объяснила она. – Чтоб ты по темноте не шарился.

– Спасибо. А ты?

– Я – со всеми. Ешь, я подожду, чтобы посуду забрать. Ты ведь сам помыть не сможешь.

– Спасибо, – неловко повторил Кирилл.

И подумал, что новый ПНВ нужен до зарезу. Без него он получается абсолютным иждивенцем: адапты ставят лагерь, готовят еду, моют посуду, а «пассажир» сидит в сторонке и палец о палец ударить не в состоянии.

С одной стороны тут, конечно, налицо то самое разделение по способностям, о котором говорили Елена и Вадим – в Бункере ведь тоже готовила и мыла посуду повариха Валентина Семеновна. А тут… Тут это, наверное, не так-то легко проделать. И вроде несправедливо получается.

– А где Рэдрик? – скрывая неловкость, перевел разговор Кирилл. – То есть, Сталкер?

– С парнями в поселок ушел. – Лара была занята: она рассматривала собеседника. Занималась этим с первой же ночи, ужасно тем самым предмет разглядывания смущая. – Часа через два нарисуются, не раньше.

– А тут есть поселок?

– Прикинь, – фыркнула Лара. – Киржач.

– А скажи, пожалуйста…

Кирилл догадывался, что и этот вопрос покажется адаптке глупым – как казались спутникам большинство его вопросов, – но любопытство пересилило. К тому же Лара, при всем своем странно повышенном интересе к его персоне – не Рэд. Она добрая, веселая. Если командира навязанный в Бункере попутчик очевидно раздражал, то ее скорее забавлял. И улыбка у отрядной фельдшерицы была очень милая.

– Почему же тогда мы спим в палатках? Почему нельзя в этом Киржаче остановиться?

– Они к себе дневать не пускают. Они там вообще на всю башку долбанутые.

– То есть?

Лара вздохнула.

– Вы в своей норе вообще, что ли, сидите – ни хрена не знаете? Они, это самое… не помню, как называется. Которые в бога верят.

Лара нахмурилась, вспоминая нужное слово. Кирилл попробовал помочь:

– Монахи?

– Не… По-другому как-то. Герман говорит, это были такие люди, которые вообще ни фига не делали, даже не работали, молились только. Им ихние главные головы морочили – и они все отдавали, что у них было. И вообще во всем слушались. Им скажут убить кого-нибудь – убьют. Скажут с собой покончить – покончат. Представляешь, какие придурки?

– Может, сектанты?

– Ну, может… Не помню. В общем, когда все случилось, тут как раз эта их банда стояла. Собрание было какое-то, со всей страны понаехали. Взрослые, как везде, почти все сгорели, а который остался – у него жена сгорела. И крыша поехала из-за этого.

– Что? – не понял Кирилл. – Какая крыша? Куда поехала?

Лара расхохоталась.

– Блин, помрешь с тобой! Никуда, просто говорят так. Чокнулся он, – пояснила она. – Ну, с ума сошел! Решил, что это их бог наказал – из-за того, что они со своими женщинами сексом занимались. И до сих пор так думает. Девчонок он всех выгнал, и они умерли, а может, он их даже сам перебил – это сейчас уже никто не знает. А пацанов оставил. Они, конечно, выросли давно, старше нас. И теперь, получается, у них поселок – человек двадцать, но там ни одной женщины нет. Герман тому уроду сто раз объяснял, что бог тогда, получается, весь мир наказал – а тот будто и не слышит. Твердит – «мы несем кару господню», и хоть ты тресни. Командир, когда еще один ходил, дневал в Киржаче, но, говорит, паршиво там. Прям, говорит, как будто давит все! И кормят погано. В общем, мы в Киржач на дневку даже не просимся. Тем более, нас с Олеськой они бы все равно не пустили. Потому что мы – скверна. Это значит, плохие, – с важностью пояснила Лара слово, которое, вероятно, сочла Кириллу неизвестным – хотя как раз его-то путешественник знал. В отличие, например, от понятия «заниматься сексом» – которого не знал, но переспрашивать постеснялся. – Наши над ними ржут, а этим – по фигу…

Глава 6. Киржач – Пекша (40 км)

Киржач – Пекша (40 км)

Вечером у Кирилла болели не только ноги, но и все тело.

– Ты чего во сне подвывал? – подозрительно спросил Рэд.

Вокруг еще не ночь – вечерние сумерки. И в этих сумерках Кирилл разглядел, что за ту минуту, пока сам он – разбуженный недовольным окриком – пытался сообразить, на каком свете находится, Рэдрик успел одеться и скатать спальный мешок.

– Я аж подпрыгивал. Че стонал, ну?

Таиться смысла не было.

– У меня все болит, – признался Кирилл. – Везде.

Рэдрик нахмурился. Зажег фонарь – Кирилл зажмурился, ослепнув – и дернул за молнию спальника. Тот предательски развалился на две части, и путешественник оказался перед адаптом в одних трусах.

– Не трогай меня! – Он неловко попытался поймать застежку. – Я встаю, не надо…

– Да не дергайся ты! – Рэдрик хлопнул его по руке. – Хуже бабы, блин! То «не смотри», то «не трогай»… – Он цапнул переставшего сопротивляться Кирилла за плечо и перевернул на живот. С облегчением констатировал: – Ожогов вроде нет.

– Естественно, нет! – Кирилл, вырвавшись из железных пальцев, схватил брюки. Вчера не догадался сложить одежду, и теперь вся она оказался мятой и вывернутой наизнанку. – Во-первых, откуда им взяться, а во-вторых, я ведь объяснил – я не переживу ожогов.

– Хрен тебя знает, что ты переживешь! Чудной ты. Сам белый, как молоко, а чуть тронь – пятно красное.

Кирилл бросил взгляд на плечо.

– Это сейчас пройдет.

– А болит все почему?

– Не знаю…

– Сталкер, да отцепись ты от него, – донесся снаружи мурлыкающий голос. – Вот же докопался, как пьяный до радио – спой да спой! Привет, мальчики.

Полог палатки откинули, и Кирилл порадовался, что успел натянуть хотя бы брюки.

– Чего тебе? – хмуро бросил Рэд.

– И тебе – добрый вечер! Воды бункерному принесла, умыться... На. – Лара сунула Кириллу в руки плоскую флягу. – А болят у него мышцы – от усталости и от того, что на твердом спал. Вспомни, когда Дмитрич с нами в Бункер ходил, то же самое было.

– Ну и что теперь? – проворчал Рэд. Хотя в голосе послышалось облегчение – видимо, слова Лары его успокоили. – Перину ему тащить?

– Зачем перину, можно подругу позвать! – Лара игриво засмеялась.

Сердитости командира она, в отличие от Кирилла, не боялась, и настроение у нее от недовольного бурчания не портилось. Лара лукаво улыбалась, и на щеках играли ямочки.

– Вот дойдем до Пекши, там девчонок много! Может, и склеит себе попутчицу. – Адаптка с нескрываемым интересом разглядывала белое тело Кирилла – а он, как назло, все не мог отыскать в комке вещей футболку. – Слышь, бункерный, у тебя девушка есть?

– В каком смысле?

Из футболки, которую Кирилл вертел в руках, почему-то выпали носки – затвердевшие и издающие не самый приятный запах. Сама майка тоже попахивала.

Рэдрик наблюдал за соседом с брезгливым недоумением – как за умственно отсталым, а Лара расхохоталась так, что командир зашипел.

– Тихо ты! По Диким соскучилась? – И решительно вытолкал визитершу из палатки.

– Ой, не могу! – на тон ниже, но все так же весело заливалась снаружи Лара. – В каком, говорит, смысле… Можно подумать, оно в разных смыслах бывает!

***

В этот раз Рэдрик вел Кирилла всего час, а потом велел отдыхать.

– Так лучше будет, – решил он. – Три раза по часу пройдешь, а не два по полтора.

Кирилл, который втайне рассчитывал, что сегодня как-нибудь обойдется без второй ходьбы, а о третьей вовсе не подозревал, приуныл.

– Не печалься, бункерный, – услышал он над ухом доверительный шепот – Лара приблизилась к борту телеги и шагала рядом. – Я Сталкера уболтала, чтобы в Пекшу заехать! Там на мягком поспишь, оклемаешься маленько. А совсем не ходить тебе нельзя, мышцы забиться должны. Если им сегодня нагрузку не дать, а завтра или послезавтра снова забивать, хуже будет.

Все это Кирилл и без подсказок понимал. Но как же тяжело было думать о том, что скоро над ухом снова раздастся неумолимое «слезай, пошли»!

– А разве мы не собирались в Пекшу заезжать?

– Собирались, но только мы с Олеськой. Если бы не ты, Сталкер с парнями на дороге бы остался. А теперь тоже с нами пойдет.

– А почему парни – на дороге? – не понял Кирилл. – Для чего вам разделяться?

– Так в Пекше урожай градом побило, – удивилась Лара. – В том году. Ты не знал, что ли? – И замолчала, как будто этим все объяснила.

Кирилл подождал продолжения и, не дождавшись, переспросил:

– Ну и что, что побило? Почему ребятам нужно на дороге оставаться?

– Ну как – «почему», – вздохнула Лара. – Урожай побило – еды мало. А тут мы припремся – восемь рыл, и всех корми! А им самим не хватает. У них зимой боец под завалами погиб, да недавно еще одного Дикие подранили – без ноги теперь. Тоже, считай, балласт… Сидите в своем Бункере, ни хрена не знаете.

Лара недовольно замолчала, и Кириллу пришлось самому догадываться, что «завалами» адапты, вероятно, называют разрушенные здания, из которых извлекают разные полезные вещи. «С риском для жизни», – подчеркивал Сергей Евгеньевич, рассказывая об этом, но Кирилл никогда не связывал слова наставника с реальной гибелью людей. Почему-то считал, что такого рода опасности – давно в прошлом.

– А у вас… – осторожно спросил он. – Вы ведь тоже ходите… в завалы. У вас… ну, все нормально?

– Нас больше, – просто объяснила Лара. – Нас шестьдесят четыре, а в Пекше всего было тридцать семь. А теперь – тридцать пять.

А она ведь права, с горечью подумал Кирилл. И Рэдрик прав. Насчет «сидите и ни хрена не знаете».

Всего этого он, сидя в Бункере, не знал. Ни про ожоги адаптов, ни про их сиплые голоса. Не знал, каким опасным ремеслом его ровесники еженощно занимаются и сколько сил кладут на то, чтобы попросту выжить.

Самого Кирилла заботливые воспитатели регулярно кормили, поили и укладывали спать, в чистую удобную постель. В распоряжении «малышей» всегда были горячая вода и свежее белье, Кирилл никогда не задумывался, откуда все это берется. А Олег с Дашей, понял вдруг он, до сих пор не задумываются.

Глава 7. Пекша

Пекша

Когда Кирилл очнулся – с уже забинтованной рукой – узнал, что бой закончился быстро.

Дикие пытались украсть продукты, привезенные в поселок адаптами. Они атаковали Пекшу и раньше, но так нахально и отчаянно – в первый раз.

– Видать, совсем жрать стало нечего, – прокомментировал этот факт кто-то из местных.

Остальные молчаливо согласились.

Пекшинцев спас часовой – тот раненый, которого бинтовала Лара. Он был парень опытный, опасность чуял и на сторожевой башне ему сегодня спокойно не сиделось: то и дело вскакивал, прислушиваясь к темноте. Поэтому, вместо сердца, арбалетная стрела воткнулась парню в живот.

Он успел закричать и предупредить своих, успел даже сползти по лестнице вниз, и лишь после этого упал.

А еще Дикие явно не рассчитывали на то, что в поселке окажутся Рэдрик и Кирилл – ведь обычно там останавливались только девочки. Нападающие никак не ожидали встретить Сталкера, которого хорошо знали и боялись до нервных колик. Ну, и бункерный житель своим появлением на крыльце добавил переполоха.

Увидев сначала грозного Рэда, а потом еще кого-то, неопознанного в темноте, Дикие бросились наутек. Пытались унести самое ценное – лекарства, но обороняющиеся не дали. Все, что привез отряд, было отбито.

Про раненого часового Анна Владимировна сказала, что печень не задета, и парень должен выкарабкаться. Еще ранили женщину, которая кричала – но не опасно, в бедро.

Кирилл воодушевленный рассказ о схватке почти не слушал.

Перестал слушать в тот момент, когда понял – сюрекен Диких должен был прилететь ему в горло. Его собирались убить, и, если б не молниеносная реакция Рэда, непременно бы это сделали.

Незнакомые люди, которым он ровным счетом ничем не навредил, впервые увидев – пытались убить! Его… Такого хорошего и талантливого.

Невозможная эта мысль металась в голове и никак не могла осесть. Пытались убить… Ни за что, ни про что… Как же так?! Почему?!

Разумеется, вести о столкновениях жителей поселков с Дикими до «малышей» время от времени доносились. Но, во-первых, Любовь Леонидовна считала подобные россказни неподходящими для детских ушей, и воспитанников старалась от них оберегать. А во-вторых, в безопасности Бункера, все это представлялось Кириллу чем-то вроде компьютерной игры. Какие-то персонажи, где-то далеко, бегали, нападая друг на друга – да и на здоровье, может, им делать больше нечего. Никогда не связывал он обрывки взрослых разговоров с чьей-то смертью и увечьями.

А сейчас, в его присутствии, милейшая тетя Аня с удовлетворением подсчитала, что из десятерых нападавших погибло трое. И всех их убили Рэдрик, Лара и угрюмая молчунья Олеся – за что жители поселка были гостям искренне благодарны.

Резкий незнакомый запах, понял вдруг Кирилл, который ощутил, когда Лара втащила на порог раненого, был запахом пороха. У адаптки ведь даже пистолетная кобура была расстегнута – сейчас он это вспомнил, а в тот момент списал на Ларину рассеянность. Господи, каким же был слепым.

Конечно, Кирилл, как любой нормальный мальчишка, не мог не обратить внимание на оружие адаптов. С самой первой ночи исподтишка рассматривал арсенал: пистолеты у Рэда, Джека, Люка и Лары, лук со стрелами – у Гарри, винтовку – у Олеси, и самодельный арбалет – у купавненского грубияна Сашки. Кроме того, на правой ноге под брючиной (левша Гарри – на левой) адапты носили метательные стилеты в специальных ножнах. Но Кирилл, по наивности, вначале воспринял всю эту амуницию не боле чем деталями костюма. Как, к примеру, алебарды у ватиканских гвардейцев. Папские охранники тоже носили красивые и грозные алебарды – но это ведь совсем не означало, что умели рубить головы! Путешественник поначалу даже обиделся – его, едва ли не насильно заставили обрядиться в адаптскую одежду, грубую и неудобную, а вот оружия не выдали. На вопрос, почему, Рэдрик отозвался странной фразой про козу и баян и презрительно сплюнул. Из чего Кирилл сделал вывод, что вряд ли при жизни командира получит в руки оружие. Хотя не раз представлял себе, как здорово подошел бы к новому костюму пистолет на поясе, или хотя бы нож! Ощутимо добавил бы мужественности.

То, что произошло сегодня, в голове пока не укладывалось. Как же прав был Сергей Евгеньевич… «Ты встретишь там совсем другую жизнь».

***

Трупы Диких тщательно обыскали, забрав все ценное, и бросили до завтра – вокруг уже светало. Трупы были, как выразилась Анна Владимировна, «тощими», и обыскивающие сошлись на том, что нападавшая стая – из слабеньких, у которых огнестрельного оружия нет. А может, его у здешних Диких уже и вовсе нет, авторитетно добавил Рэд. Лично он «крайний раз» – слова «последний» адапты настойчиво избегали – слышал здесь выстрелы больше года назад.

– Патроны, небось, кончились. А может, одичали в хлам, и уже даже стрелять поразучились.

Самого Рэда сюрекен, от которого спас Кирилла, чиркнул по спине. Но адапт «царапину» даже бинтовать не позволил, сказав, что так быстрее заживет.

Он разобрал, почистил и снова собрал пистолет – Кирилл исподтишка следил за выверенными, отточенными движениями – и лег на койку плашмя, чтобы не тревожить раненую спину. В сторону соседа подчеркнуто не смотрел.

А у того все никак в голове не укладывалось, что час назад этот парень ничтоже сумняшеся оборвал жизни нескольких людей. И никаких угрызений совести от этого, судя по всему, не испытывал.

Заговорить с Рэдом об убитых – так же, как о собственных ощущениях – Кирилл не решался. Чувствовал, что разговора не получится: адапт его переживаний попросту не поймет. Одному богу ведомо, скольких он уже убил. И скольких еще убьет.

Если бы не вспоровший плечо сюрекен, возможно, Кириллу одного этого озарения хватило бы для того, чтобы не уснуть до вечера. Но плечо болело. А еще он уже не раз ловил себя на том, что пытается прикрыть ладонью горло.

Кирилл не понимал, как нужно относиться к произошедшему. Мысли путались, и очень хотелось спать.