Всё началось с мелочей. Таких, на которые не обращаешь внимания, списывая на усталость или собственную забывчивость. Я шёл своей привычной дорогой от метро до дома, уткнувшись в телефон, и поднял глаза лишь потому, что споткнулся о неровную плитку. И замер.
На месте старой круглой клумбы с вымощенным вокруг неё бордюром стоял бетонный постамент, на котором красовался не то абстрактный металлический шар, не то спутник.
«Когда это его успели поставить?» — мелькнула мысль. Я пожал плечами и пошёл дальше, но внутри уже зашевелилась крохотная, едва уловимая тревога.
На следующий день я решил зайти в маленький магазинчик с забавным названием «Хлебопёк», чтобы купить свежего хлеба. Он работал на углу нашей улицы все тридцать лет моей жизни. Но на привычном месте красовался новенький стрит-арт, изображавший плачущего клоуна, а дверь в полуподвал теперь вела в какой-то молодежный лаунж-бар с неоновой вывеской. Я заглянул внутрь. Ни старых стеллажей с бакалеей, ни запаха свежей выпечки.
«Закрылся, наверное», — попытался успокоить себя я, но сердце забилось чаще. Я позвонил маме.
— Мам, а что случилось с «Хлебопёком»?
— С кем? — не поняла она.
— Ну, с магазином, который на углу. Мы там всегда хлеб брали.
Несколько секунд молчания, словно бы, она пыталась что-то вспомнить.
— Сынок, ты что-то путаешь, — наконец, сказала она. — На том углу никогда не было магазина. Там ещё с советских времен был заброшенный подвал. А сейчас там, вроде, что-то сделали, но я не уверена…
Ледяная игла прошлась по позвоночнику. Я отчетливо помнил, как пару дней назад покупал там свежий батон.
Тревога переросла в откровенную панику, когда я вечером заговорил с сестрой о нашем детстве. О том, как мы играли в прятки на чердаке нашего старого дачного дома.
— На каком ещё чердаке? — удивленно подняла бровь она. — У нас дача была одноэтажная, каркасная. Там и потолка-то нормального не было, не то что чердака…
Она говорила так убедительно, с такой искренней уверенностью, что у меня похолодели руки. Я почти видел этот чердак перед глазами: старые балки, старые бабушкины сундуки, много пыли. Это было одно из самых ярких воспоминаний моего детства. А для неё его не существовало.
Мир начал расползаться по швам. Я стал искать другие несоответствия. Карта мира: очертания Австралии были какими-то… слишком угловатыми что ли. Языки, которые, как я был уверен, существовали, не находились в поисковике. А потом я добрался до астрономии.
Это был последний гвоздь в крышку моего спокойствия. Из любопытства, переросшего в навязчивую идею, я ввёл в поиск «Планеты Солнечной системы». Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер — все на своих местах. Но дальше был не Сатурн. На его месте красовалась планета с названием «Фаэтон». Описывалась она как крупное небесное тело с сильно вытянутой орбитой и разреженной кольцевой системой. Я лихорадочно пролистал дальше. Урана и Нептуна не было вообще. Вместо них были какие-то «Хирон» и «Прозерпина».
Я откинулся на спинку стула, и меня затрясло. Это был уже не просто «сбой в матрице». Это был совершенно другой мир.
Врач. Мне нужен врач! Это же классические симптомы шизофрении, паранойи, или бог знает чего ещё. Я записался к лучшему психиатру в городе, дрожа от страха и надежды. Страха — что со мной правда что-то не так. Надежды — что это всего лишь болезнь, которую можно вылечить.
Однако врач, после долгих тестов и расспросов, сообщил мне, что я здоров. Он предположил, что у меня сильное переутомление вкупе с постоянным недосыпанием и прописал лёгкое успокоительное, порекомендовав больше отдыхать, а в идеале — срочно уйти в отпуск.
Я вышел от него с ощущением полной катастрофы. Если я не сумасшедший… то что тогда? Вариант оставался только один, самый безумный и невероятный.
Я не сходил с ума. Мир и правда был другим.
Идея пришла ко мне ночью, когда я в тысячный раз прокручивал в голове все аномалии. Она была столь чудовищна, что я резко сел на кровати, обливаясь холодным потом. Я… переместился. Незаметно для себя, в один миг, я перестал быть в своём мире и оказался здесь. В этом почти идентичном, но чужом месте.
А раз я здесь… то где же другой «я» из этого мира?
Значит, был некий щелчок, подмена. И пока я здесь, в панике пытаюсь понять, где находится знакомый мне Сатурн, он — другой я — сейчас там. В моей квартире. С моей мамой, ходящей в знакомый магазин за хлебом, и с сестрой, которая помнит тот самый чердак.
Он сейчас в моей жизни.
Мне стало до тошноты страшно. Что он там делает? Как себя ведёт? Заметили ли уже близкие подмену? Или он идеально вписался, потому что он — это тоже я, просто из другого места?
Я закрыл лицо руками. Тишина дома теперь казалась какой-то враждебной. Эти стены были не моими. Этот город был чужим. Эти люди, носящие лица моей семьи, были не теми, кого я знал и любил.
Я был в ловушке. В тюрьме, стены которой были почти неотличимы от моей реальности, но от этого всё было лишь ужаснее. Не к кому было обратиться. Никто не поверит. Все скажут то же, что и психиатр, и это в лучшем случае…
Остаётся лишь одно — жить в этом чужом мире, притворяясь, что я ничего не замечаю. Притворяться своим среди этих чужих людей. И тихо надеяться. Надеяться на то, что однажды случится ещё один щелчок. Что я проснусь в своей кровати, увижу за окном знакомую клумбу и услышу от сестры воспоминание о нашем старом чердаке.
Но даже, если это случится… Точно ли я вернусь в свой мир?