Замуж за бомжа или фиктивный брак

Глава 1

— Степан Викторович, можно? — мой секретарь, который начинал работать при моем отце совсем молодым, заглядывает в дверь домашнего спортзала.

— Ну рискни, — выдавливаю из себя, лежа на татами.

Только что соскочил с брусьев, подтянувшись больше сотни, и теперь приятная боль в мышцах еще напоминает мне о том, что у меня кроме мыслей в больной голове еще и тело есть. Причем тело красивое, подтянутое, загорелое. Девки слюной истекают, а мне похрен.

Павел Иванович на полусогнутых подходит ко мне, опасаясь за свою нервную систему. Зря только за нее, я ведь и скрутить в узел могу, если мне не понравится, что он скажет, а мне не понравится, я уже знаю.

— Расписание на сегодня, — произносит как приговор себе Паша.

Медленно поворачиваю к нему голову, стреляя в мужчину взглядом, тот почти оседает на полусогнутых, но держится, гад.

— Если ты возомнил себя бессмертным, то продолжай, — на моем лице, видимо, отражаются такие хищные эмоции, что Павлуша начинает мелко подрагивать, однако продолжает.

— Через час у вас встреча с начальником стройки в Новоподрезково, затем совещание с учредителями. В мэрию вы должны попасть к четырем, после обсуждение нового контракта в ресторане, затем…

Гантель летит прямо в цель, но Павлуша, уже натасканный за все годы работы со мной, уклоняется и облегченно выдыхает, подпрыгивает, когда железяка шмякается на пол.

— Продолжааай… — тяну угрожающе я.

Мой секретарь уже знает все мои привычки и на всякий случай отходит на пару шагов к двери. Летающие гантели — это так себе, цветочки еще. Нет, я, конечно, не горю желанием попасть в Павлушу, но какое же удовольствие шмякнуть что-нибудь на пол поблизости от него. Посмотреть, как он отпрыгнет в своем безупречном костюме, а потом поправит серебристый галстук. Всегда идеально выглядит, ни пылинки на белоснежной рубашке, воротник того гляди горло передавит.

— После ресторана… — осторожно начинает Павлуша.

— Стоп, вот здесь тормозни, — одним прыжком вскакиваю с татами, накидываю полотенце на шею.

Павлуша ждет терпеливо, прижимая к себе папочку с записями.

Обхожу его, направляясь к столику, где стоят бутылки с водой. Мне ее специально привозят из Франции. Беру одну бутылку, откручиваю крышку. Пью прямо из горлышка, игнорируя бокалы, что стоят тут же на подносе. Каждое утро прислуга начищает все в спортзале до блеска, меняет воду, полотенца. Вечером тоже, если я посещаю свой спортзал. Бывает, после работы приезжаю таким взвинченным, что только спорт до седьмого пота меня успокаивает, ну или секс.

Ставлю почти допитую бутылку обратно и смотрю на себя в большое зеркало на стене. Когда я проектировал зал, то сделал одну стену полностью зеркальной, чтобы видеть, как занимаюсь. В итоге некий нарциссизм во мне все же есть. Вот и сейчас придирчиво осматриваю широкие плечи, кубики на животе, подтянутый зад как крепкий орех. Как девка, тьфу.

— Так, Павлуша, еще одна попытка прочитать мне мое расписание, — поворачиваюсь к секретарю, усаживаясь на высокий табурет у барной стойки.

И да, у меня в спортзале есть бар. Витаминный, ага. Думал, буду пить коктейли с сельдереем там, зеленухой всякой. Хрен вот. И приготовят мне, и принесут в запотевшем бокале, а ни с хрена. То времени нет, то желания. Барная стойка с холодильником и мощным блендером есть, а желания пить эти коктейли нет.

— Степан Викторович, — укоризненно вздыхает Павлуша, а я поднимаю возмущенно красивую бровь.

Этот жест у меня отработан до мелочей, даже слов не надо. Как правило, он действует лучше всяких угроз. Павлуша сразу подобрался и сделал что-то невероятное. Вытер свой лоб своим же серебристым галстуком. Видимо, беднягу совсем пробрало от волнения.

— Я тебе помогу, — милостиво говорю секретарю. — Все убираем, оставляем только ресторан. Причем только мне, никаких встреч.

— Степан Викт… — начинает бледный Павлик.

— Слушай, Павлуша, — тот морщится, не любит, когда я его так называю, — вот скажи мне, зачем мне все эти миллиарды, а? Что в этом хорошего, для чего я живу не своей жизнью, а вот по твоему этому дурацкому расписанию? Не могу заняться тем, что мне нравится, не могу с нормальной девушкой познакомиться, чтобы только я ей нужен, а не деньги мои. Вот скажи, я тебе нужен? Как человек нужен?

Мой секретарь морщится, словно лимон проглотил, потом вспоминает, что нельзя эмоции так явно выдавать.

— Завтра в шесть утра у вас самолет в Сочи, — ничего лучше не придумал Павлуша, чтобы разозлить меня еще больше.

— Да что ты говоришь?! — издевательски смеюсь в ответ. — И что мне в этом самом Сочи делать?

— Насчет строительства сети отелей…

— Тааак… Всё! — спрыгиваю с барного стула и иду на выход. - Машину, костюм, рубашку, обувь и кофе… И все это в обратном порядке.

Павлуша оживляется, бежит выполнять мои указания, а я иду в душ. Там долго стою под тугими струями воды, делая контрастный душ, то горячий, то ледяной… Эк меня пробивает. Так надоело все, что хоть волком вой. Интересно, что будет, если я вот прямо сейчас все брошу и свалю куда-нибудь на хрен. Что будет делать отец? И как сделать так, чтобы свалить и никто не узнал? Помереть если только. Хотя нет, так все узнают. Еще бы «скончался наследник и единственный сын олигарха Грачева. Ушел в самом расцвете сил. Был неженат, дурно воспитан, раздражен и всем недоволен. Запомнился всем своим бешенством, издевками, ненормальными выходками. Короче, одним психом стало меньше». Да, что-то так себе звучит. Надо бы немного карму себе подправить.

Выхожу из душа, обернув полотенце вокруг бедер. На специальной вешалке уже готов темно-серый костюм, черная рубашка. Быстро одеваюсь, подбираю часы, запонки, галстук. Приглаживаю рукой волосы, забыв про расческу. На столике у дивана в викторианском стиле уже стоит чашка с кофе, больше ничего. Я не пью кофе с сахаром или сливками, только черный, крепкий.

Через десять минут я уже сажусь в машину, которую подогнал к дому водитель. Ламборгини последней модели, матово-черная, моя любовь. Я готов ее мыть, полировать часами, но меня не поймут. Вообще машины моя страсть, я их меняю как перчатки. Обожаю скорость и звук мощного движка под капотом. Да и вообще, я себя люблю, а свои игрушки берегу. Но даже это в последнее время мне надоело. Кризис среднего возраста и это в тридцать лет. Надо бы к психологу походить, может что умное подскажет. Мне настолько скучно жить, что я даже готов терпеть эту нудятину в виде встреч с мозгоправом. Да, надо. Займусь этим на днях.

Глава 2

День длинный и такой насыщенный встречами, что, когда я вхожу в ресторан, уже готов послать всех на три буквы, но нельзя. Отец мне башку оторвет, если я профукаю контракт с этими китайцами. А те кивают, как болванчики, сложив ладошки у груди. Невольно дергаюсь, чтобы повторить их улыбки и жесты, но в последний момент морок спадает, и я просто протягиваю руку в обычном русском пожатии.

Китайцы еще больше расплываются в улыбках и жмут мою лапищу двумя руками. Первый раз в России, что ли? А вот это наводит на мысли.

— Павлуша, а где переводчик? — не оборачиваясь, шиплю на своего секретаря, пока у меня с китайцами тут полный затык.

Так и стоим около стола в ресторане, жмём поочередно руки.

— Тут где-то, — беспомощно оглядывается по сторонам Павлик.

— Быстро мне приветствие на китайском, погугли, твою мать, - бросаю ему, продолжая улыбаться своим будущим партнерам, переходя к третьему кругу пожатий. Никак остановиться не можем, так им понравилось.

— Nínhǎo, — произносит какое-то заклятие за моей спиной Павлик.

— Чего?!

— Это привет.

— Еще раз.

— Nínhǎo, — повторяет по-другому Павлуша.

— А че изменилось?

— Это «здравствуйте», — подсказывает секретарь.

— И как говорить?

— Но лучше nǐmenhǎo, — вживается в роль китайца мой секретарь, — Приветствие для группы лиц.

— Какое?

— «Здравствуйте».

— Это я слышал, а последнее что?

— Тоже «здравствуйте», но для группы лиц.

— Ты сегодня точно не с той ноги встал, — делаю я вывод и слышу позади себя обиженное сопение, — Nǐmen hǎo! — снова улыбаюсь китайцам, опять пожимаем друг другу руки.

Те совсем расцветают и что-то лопочут мне в ответ. Тут к столу подходит запыхавшийся переводчик, извиняется, и всё становится намного проще. Через час условия контракта обсудили, всех и всё устроило. Провожаю довольных друзей Поднебесной на выход, а сам срываюсь в клуб, где меня уже ждут друзья. Впереди два выходных, можно и оттянуться.

Далее всё по накатанной. Выпивка, девочки, музыка.Приветствую двух друзей, что постоянно тут зависают, и вместе тупо наливаемся, пока в глазах не начинает двоиться.

— Вот ты, Степашка, последнее время как волк на всех кидаешься, — обнимает меня за плечи Игорек, мой школьный товарищ. Точнее, даже не школьный, так как мы втроём ходили в элитную закрытую гимназию для мальчиков, — Чего тебе не хватает?

— Драйва нет, Гоша, — чокаемся, одним глотком вливаю в себя вискарь за триста баксов, — Всё надоело.

— Это потому, что ты псих, самый натуральный, — гогочет Игорек, — Нам всё нравится, всё устраивает. Папаши наши в своё время подсуетились, теперь только сливки пожинать.

— Я работаю, — огрызаюсь в ответ, кидая в рот кусок тонкой буженины с тарелки.

В клубе так орет музыка, что я Гошу едва слышу. Второй наш товарищ наблюдает, сидя напротив и наклонившись к нам.

— Да что за работа? Бизнес у вас налажен, сиди в офисе и штаны протирай, — отвечает Леха, разливая еще вискарь по бокалам.

— Я работаю! — повторяю уже с вызовом, бросая сердитый мутный взгляд на друзей.

— Так и мы так же работаем, как и ты, — лыбится Игорек.

— Вы дармоеды, — киваю им.

— А ты псих, тебе всё чего-то не хватает. Мы звали тебя потусить на Новый год, ты не хочешь, покататься на джипах в Эмиратах тоже, что ты хочешь?

— Морды ваши не видеть хотя бы неделю. И морду Павлика тоже, — оглядываюсь на соседний стол, где сидит мой секретарь, прижимая к себе папку с контрактом.

— А вот принеси нам справку, что ты не псих, и мы от тебя отстанем, — кричит, пытаясь перекричать музыку, Игорек.

— Да легко! — загораюсь я, — Прямо сейчас и принесу.

— На спор! — тут же встревает Леха, — Приносишь справку и месяц живешь как обычный трудяга без своих этих тачек, таунхаусов, слабо?

— Это еще зачем? — какой-то червячок сомнения все еще трезв в моей голове.

— Чтобы хандра тебя отпустила, — ржет Игорь, — Это ты, Леха, здорово придумал. А что, побудешь без своих золотых карт, водителей, секретарей и поймешь, что всё это приносило тебе радость!

— Без Павлуши? — пьяно ворочаю я языком.

— Тем более без Павлуши.

— Он мне нужен, вы что?

— Вот видишь, Гошка, он уже понимает, что ни хрена сам не справится, — разоряется Лешка, — А говорит, что не псих. Значит, ты трезвомыслящий…человек, — с паузой еле выговаривает трудное слово друг, — И явно псих.

— Да справлюсь я! Где тут вообще логика? — завожусь по полной, — Месяц я должен забросить все свои дела, да отец меня в порошок сотрет!

— Ну почему же все? В рабочее время в офисе появляться можно, а остальное время как все, Степашка. Съемная хата, деньги до зарплаты.Давай сюда всю свою наличность и карточки!

И что я делаю? Мне бы вот тут остановиться и всё отмотать назад. Так нет, я вынимаю из кармана портмоне и протягиваю Игорьку.

— На, подавись! — ворчу на него, снова разливая виски.

— Так, что тут у нас, — роется в моем кошельке Игорь, -Карты, карты, а вот и денежки… Так, Леха, ему тысяч пятнадцать хватит на месяц? — поворачивается к нашему другу, который пытается схватить со стола бокал с виски, но рука съезжает мимо.

— Лучше двадцать, — бормочет друг, все же ухватившись за бокал, — Ему еще хату снимать, а в Москве это недешево.

— Ладно, держи двадцатку и вот еще от меня пятьдесят долларов, — впечатывает мне в руку купюры, — Павлуша, разбей!

Мой секретарь подбегает к нашему столу и, даже не зная, о чем спор, разбивает наши сцепленные руки.

— А что на кону? — пьяно спрашиваю я.

— Кто проиграет, бежит голым по Красной площади, - обхохатывается Игорек, а мы с Лехой пьяно лыбимся.

— А кто проиграет? Вы чего будете делать, пока я бомжую? –начинаю икать, значит, моя доза уже превышена, всегда так.

— Ничего, наблюдать за всем этим. Короче, если ты справишься, мы с Лехой бежим по Красной площади, если нет, то Павлуша…

Глава 3

— Прием закончен, — не глядя на дверь, говорю в сторону вошедшего.

Стою мою руки, затем вытираю полотенцем. Сегодня я замещаю Машу, которая уехала с мужем на курсы по повышению квалификации. В моем кабинете меняют светильники, поэтому временно принимаю в кабинете кардиолога.

— Ого, а я попал, — с тихим смешком отвечает мужской голос.Красивый такой, с сексуальной хрипотцой, что волнует. Немного волнует. Все-такия приличная молодая женщина, но такой голос всегда меня заставлял среагировать.В смысле, я слушаю собеседника, пока он не произнесет очередную чушь, как сейчас.

— Докторица супер, — продолжает собеседник, а я оборачиваюсь, удивленно приподнимая бровь. Что за малолетка там зашел?

Рассматриваю мужчину, медленно поднимая взгляд. Черные джинсы, белые кроссовки, выше темно-серое худи, под которым видно кусочек черной футболки. Ничего особенного, вещи чистые, фирменные, сразу видно, но вот выше. Невольно зависаю на красивом мужском лице. Не пойму его возраст. Мешает твердый, упрямый подбородок с небольшой ямочкой, немного заросший щетиной, красивые губы, искривленные в довольно обаятельной улыбке. Но самое манящее –это глаза. Черные ресницы и темно-синий взгляд, прожигающий насквозь. Так не смотрят молодые люди, а то, что этот мужчина старше моего возраста, заметно. А мне двадцать восемь, значит, для такого взгляда он бы не дорос обычной жизнью с бабочками в облаках.

— Не докторица, а доктор, — поправляю его, подхожу к своему столу. — Прием закончен, повторяю для особо глухих.

— Еще и кусается, — удовлетворенно складывает руки на груди мужчина. — Мне только печать штампануть, конфетка, — ухмыляется он.

— Я вам не конфетка! — тихо начинаю заводиться. — Выйдите из кабинета.

— Ты же кардиолог, да, Марьиванна? — оглядывается на дверь мужчина, где написано имя врача, которого я замещаю сейчас. — Бейджик так гласит.

— Допустим, но мое рабочее время вышло, приходите завтра.

— О, какие мы строгие, — обаятельно улыбается тот. - Марьиванна тебе не подходит, слишком официально, на училку в моем первом классе похоже.

— Так, мужчина, прошу покинуть мой кабинет. Мне начинает надоедать наш пустой разговор.

— А то что? — делает внезапно шаг ко мне.

Вдыхаю невольно его запах: кожа, лимон и что-то морское, вкусно.

— Что вам нужно? — растерянно спрашиваю его, когда рука парня обхватывает мою талию и притягивает к себе.

— Нужна была печать, что я не псих, — хрипло отвечает тот, глядя на меня своими штормовыми глазами. — А сейчас уже планы поменялись.

— Какие еще планы?

— Да вот как тебя увидел, так сразу и все поменялось. А я все думаю, что день сегодня какой-то жопистый.

— Какой?

— Жопистый, Марьиванна. Это когда все через жопу с самого утра. А теперь понял, это подготовка была, чтобы я тебя встретил.

— Бред какой-то, — вырываюсь из его рук. — Не смейте меня трогать!

— Ой, какая ты хорошенькая, когда злая. У меня встал! –подмигивает мне мужчина, а я, дура такая, невольно опускаю взгляд на его ширинку и тут же отвожу в сторону, мысленно хлопая себя по щекам. Идиотка совсем, что ли?

— Какая печать вам нужна? — все еще пытаюсь выглядеть как доктор, но получается плохо. Щеки начинают пылать, я знаю, что сейчас красная как помидор.

— Я же говорю, что я не псих, — ухмыляется тот и неожиданно садится на стул у моего стола, нога на ногу, белозубая улыбка до ушей. — А то мне многие не верят. Говорят, псих ты… Ванька, а я не он.

— Кто не он? — совсем потерялась я в его глазах.

— Не псих я.

— А кто?

— Бомж, просто бомж, — издевается тот.

Осматриваю его еще раз. Первым делом отмечаю чистые руки, одежду.

— Что вы мне голову морочите? Вы на бомжа похожи так же, как и я!

— О, так я ж помылся, конфетка, — притворно возмущается мужчина. — А шмотки… Отобрал у одного мажора, правда красивые?

Оглядывает себя со всех сторон, довольный, как котяра, что сметаны наелся.

— И кроссовки? — смотрю на белоснежную обувь, которая по улицам ходила разве что пять минут.

— Тут каюсь, в магазине стырил, — делает виноватую моську псевдо-бомж. — Вот правду говорю, не удержался. Подделка, скорее всего, раз даже не смотрели за товаром. Хочешь, я научу тебя тырить, а?

Наклоняется ко мне, снова затягивая своими глазами, гипнотизируя. Падаю куда-то в эту синюю бездну, даже пальчики в туфлях поджимаются. Бред какой-то!

— А запах? — тоже наклоняюсь через стол, демонстративно втягиваю парфюм, что исходит от мужчины. — Ты долларов на пятьсот пахнешь, козел!

— Ой, — шарахается тот, закрываясь от меня руками, словно я его уже бить начала. — Не бейте, тетенька, в «Лэтуаль» зашел, пока чистый. Не удержался!

— Так, мне все это надоело! — решительно встаю из-за стола, отодвигая свой стул. — Покиньте мой кабинет, товарищ!

— Тамбовский волк тебе товарищ, — произносит обиженно бомж, кидая на меня такие красноречивые взгляды, что вот губы кусаю, чтобы не заржать. — Недотраханная какая-то вы дамочка!

— Чего? — возмущенно иду на него, замахиваясь папкой, что схватила со стола. — Я тебе дам сейчас, недотраханная! А ну пошел вон из кабинета! И как тебя только пустили в приличную клинику!

— Все, я понял!

— Что ты понял?

— Ошибся, беру вину обратно, — тут же поднимает руки бомж. -Возьмете на перевоспитание? А? Я хороший.

— Все, вызываю охрану, мое терпение кончилось, — решительно иду к столу и беру телефон.

— Да ушел я уже, — хлопает дверью мужчина, а я облегченно выдыхаю. Ну каков наглец, а?

— А печать? — снова заглядывает красавец.

— Изыди! — кидаю все-таки папку в уже закрытую дверь.

Бумаги летят по кабинету, провожаю их взглядом.

— Ну а печать то где получить?

— Да капец тебе, скотина такая! — взрываюсь я и срываюсь с места.

Распахиваю дверь, вылетаю в коридор и натыкаюсь на главного врача, Любимова Сергея Геннадьевича. Причем так, что чуть не валю его с ног.

Глава 4

— Павлуша, мне срочно нужны бомжи, самые настоящие, — звоню своему секретарю, пока иду по улице с телефоном в руке, — штук пять, хотя нет, перебор будет. Давай парочку. Только самых бомжацких, вонючих.

— Вы где, Степан Викторович? У Игоря Николаевича или Алексея Семеновича? — тут же спрашивает Павлик. — Я сейчас приеду с водителем, заберу вас.

— Я трезвый! — взвываю в ответ.

— Ну да, ну да… Так где вас забрать? — не верит Павлик.

— Слушай сюда, Пашенька, — сердито говорю ему. — Бомжей мне к клинике быстро!

— Да где же я вам их найду! — возмущается мой секретарь.

— Уволю.

— Будет сделано.

Сижу жду около крыльца клиники, кручу телефон в руках. За каким чертом мне нужны эти бомжи? А вот за таким. Уж больно мне эта Марьиванна в душу запала, а легенду надо поддержать. Моя одежда, обувь и парфюм сделали свое дело, и она мне не поверила. Нужно как бы создать другую обстановку, чтобы врачиха прониклась ко мне если не любовью, то хотя бы сочувствием. Сегодня первый день моего бомжевания, и я не хотел бы спать где-нибудь в подъезде или на лавочке в парке. Нужно срочно попасть домой к кому-нибудь, а желательно к этой дикой кошечке, которая так мило показывает свои зубки.

Когда я проснулся утром после нашей с друзьями пьянки, у меня не болели разве что только брови, но пари я вспомнил четко. Естественно, ни в какое Сочи я не полетел, за что выслушал от отца получасовую проповедь, какой я никчемный сын, пропащий, да и вообще на фиг им не нужен. Такая тоска потом навалилась, что хоть волком вой. И решил я все поменять. Вот так взять и обрубить все связи с моим обеспеченным и довольно уютным миром.

Нет, я не подался в монахи, не принял буддизм и не полез на Тибет, хотя мысль такая была, признаю. Но я тут же вспомнил, что тогда придется побриться налысо, а так голова мерзнет. Пробовал как-то, не подошло. В горах-то холодно. Лучше я туда потом просто съезжу, взять хотя бы с собой врачиху эту.

Справку еще эту нужно получить, что я не псих. Игорек уже звонил, интересовался, дали мне такую бумажку или нет.

— Ну как ты там? Бомжуешь? — ржет друг в трубку.

— Сижу на крыльце, милостыню собираю, — отчитался ему, отправляя селфи, где я и правда на крыльце. Для пущей правды положил перед собой снятую бейсболку.

Игорек там чуть кони не дал, пока обхохатывался, я даже звонок отключил, мало ли. Положил телефон в карман брюк и тут же увидел, как в бейсболку летит смятая и грязная сторублевка.

— Ээ, у меня шапка чистая вообще-то, — возмутился я, поднимая глаза и тут же закрывая рукой нос.

От бомжа, что стоял передо мной, исходила такая вонь, что впору концы отдать, задохнувшись.

— Ты это, вали отсюда, — проскрипел бомж, шепелявя и обнажая гнилые зубы.

Я тут же провел языком по своим идеальным белым зубам, проверяя, все ли на месте, и приуныл. Никогда мне за бомжа не сойти, однако, я же могу сказать, что начинающий, да?

— Чего это мне уходить? Только сел, — возмутился я, притягивая к себе бейсболку с деньгами. Пока с Игорьком разговаривал, туда еще кто-то мелочь кинул, надо же, а место-то хлебное.

— Это я решаю, кому тут можно сидеть, а кому нет, — прорычал бомж. — Тут Ванька сидит, сегодня только задержался.

— Так я и есть Ванька, — заулыбался в ответ. Сегодня мне никак не хотелось говорить свое настоящее имя. Ванька и Ванька.

— Ты точно не он, — покачал лохмами бомж, а я еще больше сморщился. Тут и духами улейся не перебьет.

— Ну так я за него посижу, — предложил бомжу. — Тебя как звать-то?

— Миха я, даю тебе пять минут. Освободи место!

— Да вот еще, мне здесь нравится. Чистенько, уютненько.

— Как пожелаешь, сам напросился, — Миха развернулся и покосолапил куда-то в глубь двора, а я засел дальше, пока из клиники не вышел какой-то мужик.

— Сидишь? — спросил меня, с подозрением оглядывая мою приличную одежду, а особенно белые кроссовки.

— Сижу, — а что я еще скажу ему, что погода хорошая?

— А Миха где? — неожиданно спросил мужик. Вот как, этот тоже из бомжей что ли? Вроде с виду приличный, на пальце золотой ободок обручалки, черные джинсы фирмачевские, куртка кожаная, у меня такая же в шкафу висит. Ничего так бомжи пошли, с хорошим доходом, надо сказать.

— Во двор пошел, — махнул я в сторону высоток.

— Понял, передай ему, пусть на прививку от бешенства завтра все приходят, — сказал мужик, а я внутренне как-то вздрогнул. Не люблю я эти уколы с детства еще. — Только в клинику не пущу, пусть здесь ждут. Мои выйдут, все сделают, а то покусаете мне тут врачей и клиентов, кто работать и платить будет?

Мужик сказал и, вертя на пальце брелок от «Лексуса», пошел к припаркованной черной машине. Ничего так тачка, у меня была такая. Значит, это не бомж, а владелец этой клиники. На фига ему всех бомжей от бешенства прививать? Впрочем, все равно. Мне главное Павлушу дождаться, а то что-то интерес к моей персоне избыточный.

Сижу дальше, птички поют, солнышко пригревает, в бейсболку еще десять рублей упало. У меня даже азарт какой-то появился, давно не было. Стало интересно, сколько я вот так насобираю, если весь день просижу. Это вам не в офисе штаны протирать, тут харизма нужна, абы кому денег не дадут. Улыбаюсь на всякий случай прохожим, скрывая свои прекрасные зубы. Павлуша что-то задерживается, не везет мне бомжей, а врачиха скоро выйти должна.

— Вот он, — слышу голос и поворачиваюсь, но не успеваю посмотреть, кто там. Мне смачно так прилетает чем-то по морде. Чувствую, как хрустнули зубы, а в глазах звездочки запрыгали. Ну всё, я за себя не отвечаю. Держите меня семеро!

Степан, он же Ваня))

Александра

Как вам мои герои?) Я выбирала не столько по внешности, а по взгляду, улыбке, чтобы сразу было понятно, что за человек перед нами))

Глава 5

— Что вы делаете?! — кричу, сбегая с крыльца.

Размахиваю сумкой, в которой лежит специальный контейнер с едой из кафе. Я совсем про него забыла, а это древний медицинский бокс для стерилизации инструментов из нержавейки. Тяжёлый, наполненный. Стараюсь попасть по вонючему бомжу, а прилетает прямехонько в голову моего недавнего гостя.

— Ой, — вырывается из меня, когда вижу, как оседает на асфальт мой бомж.

— Валим, — даёт команду самый лохматый, а я только сейчас понимаю, отчего у меня слезятся глаза. Такая вонь вокруг!

Но не тут-то было. Рядом с визгом шин останавливается чёрный автобус «Мерседес» с надписью «Ритуал», и оттуда вылетают ещё три бомжа.

— Наших бьют! — с криками набрасываются на других бомжей.

Чёрный «Мерседес» стоит, за тонированными стёклами ничего не видно. Однако те, кто внутри, не вмешиваются. Складывается такое ощущение, что бомжей сюда специально воевать привезли. Территорию делят, что ли? Ничего себе у них машинки для перевозки.

Подбегаю к моему бомжу, который со стоном приходит в себя, держась за голову.

— Охренеть мне прилетело, — пытается проморгаться и расплывается в улыбке, видя меня. — Марьиванна, спасительница!

Бомж улыбается как-то странно, словно шире рот не может открыть. Ему там что, зубы выбило, что ли? Неужели стесняется, ну надо же.

— Вы как? Нормально? — забочусь о незнакомом мне человеке, почему-то трогаю его лоб на предмет температуры. А на лбу шишка красным наливается. Хороший у меня контейнер в сумке, для самообороны самое то. — Давайте в клинику, осмотрю вас.

— Всегда пожалуйста, — улыбается счастливо бомж, а я помогаю ему подняться. — И езжайте отсюда на хрен! — кричит он почему-то на микроавтобус, и тот дёргается с парковки, уносится в даль.

Бомжи дерутся, а я тащу своего пострадавшего в клинику.

— Куда ты его, Саша, — суетится вокруг меня Галина Михайловна, старшая медсестра. — Обгадит нам тут всё.

— Я чистый! — возмущается бомж. — Был, по крайней мере.

Усаживаю его на кушетку в приёмном покое и осматриваю лоб, при этом отбиваюсь от рук, что так и норовят проползти по моей талии.

— Так, судя по всему, удар был не сильный, — в очередной раз сбрасываю с себя наглые лапищи. — Будешь руки распускать, выгоню на улицу.

— Нельзя мне туда, убьют, — жалобно произносит бомж, а я печально вздыхаю. — Меня бы положить куда, что-то голова кружится.

— Может, сотрясение? — задумчиво смотрю на него, на шишку, на сияющие восторгом синие глаза. Вот мужик, а. Это надо было таким родиться, что глаз не отвести.

Н-да, давно ты, Александра, с мужчиной не была, раз на бомжей засматриваться стала. Даже в груди потеплело, а по низу живота вообще горячая волна гуляет. Надо было уделять своим физическим желаниям больше внимания, а то вот он, мужчина, рядом, и всё, накрыло.

— Документы у тебя есть? — строго спрашиваю его, снова скидывая ладони уже с бёдер.

— Неа, я ж бомж, — лыбится тот и ойкает. — Зуб выбили, гады.

— Покажи, — требую я, и он послушно открывает рот.

Вижу ослепительно белые, ухоженные зубы и кровь, а вот верхнего переднего нет.

— Откуда зубы у тебя такие? — кошусь на бомжа подозрительно.

— Так я недавно лишился всего, а до этого всё у меня было: и квартира, и машина, и почёт да уважение, — шепелявит начинающий страдалец.

— Так что же ты сразу на улицу, неужели никого нет, кто бы помог? — сомневаюсь я.

— Никого, сиротинушка я, всеми брошенная, — натуральновсхлипывает парень. — Кинули меня с бизнесом, всё пришлось за долги отдать. Из квартиры на улицу выкинули в чём был, документы потом в метро отняли. Вот уже неделю бомжую.

— А чистый что какой? — всё ещё подозреваю парня во лжи.

— Так привычка, стираю на вокзале, моюсь там же.

Вот не хочу ему верить, ни одному слову, а мы, женщины, такие дурочки, что любого пожалеть готовы. В голову ничего не приходит, как я могу помочь этому несчастному. Но на помощь приходит всё та же старшая медсестра. Она уже в возрасте и сидит за столом, слушает наш разговор, слезу украдкой вытирает.

— Да что же мы, звери какие, — всхлипывает она. — Человека на улицу выбросим, а там эти подберут, научат воровать, попрошайничать, и пропал соколик наш. Надо помочь бедняге.

Смотрю на жалобное лицо бомжа, на сочувствующую ему Галину Михайловну.

— И что вы предлагаете?

— А вот что, — оживляется Галина. — У нас санитара сейчас не хватает. Любимый уже объявление второй месяц даёт, никто идти не хочет, хотя зарплата нормальная. Пусть на работу устраивается, документы выправим, у Сергея Геннадьевича знакомых много.

— А дальше?

— Жить как человек начнёт, работать, а там и на ноги встанет.

— А жить где ему? — спрашиваю встревоженно Галину.

— Да? — поддакивает бомж. — Где? Может, к вам, Марьиванна?

— Я не… — смотрю на него со всей строгостью. — Впрочем, не ваше дело.

— А жить будет у Петровича. Днём работать, а на ночь в комнату охранника. Там как раз койка пустует, — продолжает заботиться о бомже старшая медсестра.

Удивляюсь, как Галине Михайловне удалось всё так быстро решить. Вот что значит жизненный опыт!

— Может, он не согласен? — снова оглядываю пострадавшего.

— Я согласен! Ещё как согласен! — кричит бомж. — А че там делать надо, санитаром?

— Вот с этого и надо было начинать, прежде чем соглашаться, — хмыкает Галина и встаёт из-за стола. — Пойдём, провожу тебя в комнату Петровича. Приведёшь себя в порядок, поешь. Голодный, поди.

— А как же… — волнуется бомж, но Галина, как репей, чуть ли не тащит его за собой.

— Идите, и надеюсь, что больше милостыню просить не будете, — строго говорю ему в след и выхожу из приёмного покоя. Ну всё, моя совесть спокойна, помогла человеку, и отлично.

На улице уже никого нет. Бомжи прекратили свою драку и исчезли. Первый раз вижу, чтобы эти люди делили территорию. Я знаю, что Любимов с ними договорился, что у клиники никаких попрошаек, отпугивают клиентов. Но всё равно поблизости кто-нибудь да ошивался. За что Сергей Геннадьевич выговаривал главному из них, Миша, кажется. Тот пытался призвать своих к порядку, тем более Любимов часто подкармливал их с нашего кафе. Просто выносил несколько ланч боксов, а зимой как-то купил несколько тёплых курток и раздал мужикам. Поэтому клиника жила в мире с этими опустившимися людьми. С чего бы им драться сегодня, непонятно.

Глава 6

— Саш! — зовет меня Галина Михайловна, зайдя в кабинет.

— Да? — отвечаю я, выглядывая из-за стола.

Я выгребала из ящиков ненужные бумаги, и тут меня позвали.

— Иди, там твой бомж в обморок упал, — смеется Галина.

— В смысле? — вылезаю из-за стола, поправляя форму. — С чего бы?

— Да там привезли мужчину после аварии, живот весь наружу, а Любимов послал твоего с тазиком за льдом. Ну а когда бомж вернулся вместе с тазом и улегся ровненько у стеночки.

— Ой, а Любимов что? — испуганно прикрываю рот.

— Сергей Геннадьевич сел рядом с телом на пол и внушает емуподмозговую медитацию, — вполне серьезно повторяет по слогам Галина.

— Чего внушает?

— Да не знаю я, сами разбирайтесь. Ты же знаешь Любимова, -сердито отмахивается Галина и уходит, а я иду в приемный покой.

Пострадавшего уже увезли, мой бомж сидит, привалившись к стеночке, с туманом в глазах, а Любимов рядом с ним. Вытянул ноги, сложил руки на груди и что-то вещает на тему психических расстройств.

— Ты вот понимаешь, что менталитет бомжа он какой? –спрашивает у Вани. — Никакой, верно, — подтверждает свои слова Сергей Геннадьевич сам себе. — Вот ты кто?

— Ммм, — мычит бомж, оглядываясь в панике по сторонам.

— Правильно, ты человек! — поднимает указательный палец вверх Любимов. — Следи за пальцем.

Тут же водит из стороны в сторону, а Ваня провожает палец глазами.

— Нормальная реакция, дети будут, — поднимается Любимов с пола. — Мужик должен быть мужиком, а ты раз санитаром устроился, привыкай. Ваш подопечный?

О, а это уже мне. Быстро киваю, Любимов уходит, раздраженно качая головой.

— Вань, ты как? — подхожу к своему бомжу, а тот расцветает улыбкой.

— Марьиванна! — смотрит на меня как на леденец в подарочной обертке. За этот взгляд можно все простить.

Я два дня его не видела, пока на выходных была. Очень хотела, но повода прибежать в больницу не было. Да и как я объясню это медперсоналу? С чего бы мне в свои выходные быть в клинике. Даже причину не могла придумать, а сказать, что проверить своего бомжа не решилась. Еще будут пальцем у виска крутить.

— Вставай, тебе нужно сладкого чаю выпить. Голова кружится? –помогаю Ивану встать, подхватываю за талию, а тот и рад этому, сразу обнял меня своей лапищей.

— Немного, — жалуется мужчина, пока я его веду по коридору в комнату охраны, а точнее ночного сторожа. Вижу, как мой подопечный прихрамывает на левую ногу.

— А хромаешь почему? — строго спрашиваю его, когда останавливаемся посреди коридора.

— Не помню, — чешет затылок бомж.

Надеюсь, что у него там никакой живности нет? Хотя не должно быть, Галина Михайловна быстро бы пресекла такое дело.

— Ладно, сейчас разберемся, — толкаю дверь в комнату нашего сторожа, где сейчас проживает Ваня, и помогаю тому сесть на заправленную деревянную кровать.

Оглядываю помещение, я здесь еще не была. Работаю почти полгода, а сюда не спускалась, да и зачем мне? У нас пост охраны у входа, там всегда сидят двое. Клиника в ночное время принимает только экстренных больных, естественно, платно. Всегда есть дежурный врач. Мое лично дежурство завтра, попадает так раз в десять дней, но сейчас чаще, потому что нет Марии Ивановны и ее мужа, завотделением.

Вспоминаю, что я так и не сказала Ване свое настоящее имя, но тут же переключаюсь на его ногу. Бомж задрал темно-синюю штанину санитара и осматривает глубокую царапину на ноге с уже запекшейся кровью. Штаны в этом месте тоже испачканы, видимо, порезался недавно.

— Ох, горе ты мое, что же у тебя жить спокойно не получается? — присаживаюсь на корточки, осматриваю рану. — Сейчас схожу наверх принесу йод и бинт. Жди здесь.

Поднимаюсь, чтобы принести все необходимое, когда Ваня заявляет мне обиженным тоном:

— Обманула меня, — печально произносит он с таким видом, что хоть плачь. — Я думал, что ты такая вот… А ты! — отмахивается, как бы безнадежно, и отворачивается.

— А что со мной не так? — удивляюсь я.

— Ты замужем, дочка у тебя, а я-то думал…

— Я замужем?! — теперь я удивлена еще больше. Ну надо же, замужем, да и дочки у меня нет.

— Да, Марьиванна, я со всей душой к тебе, а ты…

Тут же понимаю, в чем дело, и впору смеяться в голос. Мой бомж явно навел про меня справки в клинике, называя мое имя и отчество, которое он знал. Девочки у нас на ресепшен рады поболтать с симпатичным мужчиной, почему бы и нет. Только вот рассказали они ему про нашего кардиолога, которую я замещала, а не про меня. Ну что, нужно признаваться, а то еще припишут Марии Ивановне роман с бомжом. Наши могут, им только дай посплетничать.

— Ошибочка вышла, — сообщаю обиженному Ване. — Мое имя Александра, и я логопед. Мужа у меня нет.

— Точно? — расцветает улыбкой без центрального зуба бомж. — А куда делся? Муж.

— А и не было его, а ты с какой целью интересуешься? — хмурюсь я.

— Да так, на будущее, — беспечно отвечает Ваня с лукавой улыбкой на лице.

— Никакого у нас будущего нет, — строго выговариваю бомжу, но ему плевать. Всем своим видом выражает счастье, что я свободна.

— Сашенька, ты не забудешь мне ножку обработать, ты же врач? — нагло заявляет Ваня. — А то мне еще работать надо, будь добра, а я пока здесь подожду тебя, отдохну.

Фыркаю, стреляя убийственным взглядом в Ваню, и выхожу из комнатушки, чтобы принести все необходимое. «Ножку» ему обработать, вот какой, а! Как быстро он тут освоился, однако.

Бегу и в коридоре снова наскакиваю на Любимова, который уже переоделся и торопится домой.

— Александра Петровна, у детей такие кроссовки бывают-с липучками, — притормаживает меня за плечи Любимов. — Я вам куплю их обязательно. Вы какой цвет предпочитаете?

— Что? — не понимаю, о чем он.

— Так вот, у нас, когда Макар бегал сломя голову по всему дому, мы ему такие кроссовки купили. Они к полу прилипают, и приходится с трудом ногу отрывать от плитки. Первое время Макарка вопил, однако помогло. Бегать перестал. Я вам тоже такие куплю, будете по больнице ходить, а не летать.

Глава 7

Как я провел эти два дня, что моей Марьиванны не было? Чудовищно! Дед, с которым я делил коморку, пришел вечером и зыркнул на меня сердитым взглядом. Нет, если бы я здесь жил, то тоже не сильно бы обрадовался соседу, да еще и якобы бомжу. После драки у меня чесалось все тело, и я подозревал, что подхватил что-то у людей без места жительства. Пришлось даже снять вечером на часок, вызывая к себе Павлика.

Тот приехал быстро, привез какого-то платного доктора.

— Может, вы вернетесь домой, Степан Викторович? — причитал около меня Павлуша, когда мы сидели в черном тонированном «Мерседесе», а доктор осматривал мои порезы и ссадины.

— И проиграть пари? — возмутился я. — Или ты, Павлуша, хочешь пробежаться голым по Красной площади?

— Я?! — удивился мой секретарь. — Спорили вы…

— А побежишь ты, все верно, — кивнул я. — Ты только представляешь, какой шум поднимется, если мой отец увидит меня на первых страницах газет в чем мать родила?

— Ну да, ваш отец очень расстроится, — обреченно произнес Павлик.

— Вот и договорились, а значит, делаем все, чтобы пари выиграли мы. То есть я.

— У вашего отца в субботу юбилей, — напомнил секретарь. — И на следующей неделе запланирована командировка в Пекин.

— Я заболел, — тут же нашел я отмазку. — Да, доктор? Я болен?

— Блохи, — согласился платный доктор.

— В смысле?

— У вас блохи, поздравляю, — произнес таким тоном, будто я лишнюю почку себе приобрел.

— И что делать?

— Я вам выпишу таблетки, и купите шампунь в зоомагазине, помойтесь. А одежду придется сменить.

— Паша, слышал?

— Будет сделано.

В итоге вечер я провел в душе, где приемный покой. Вначале выпил таблетки, решил сразу три штуки, вместо одной, чтобы наверняка, а потом пошел мыться самым вонючим шампунем, что когда-либо был у меня в жизни. Когда вернулся в комнату сторожа, дед повел носом и сморщился.

— Ну ты и… бомж, — выдал старик.

— Так я он и есть, — улыбнулся, сверкая щелью вместо зуба в самом центре рта.

С зубами тоже придется что-то решать. Но этим я займусь завтра, а пока пришлось заварить себе химозную картошку в пластиковой банке. Гадость страшная, но дед ничего, я его тоже угостил баночкой. Сожрали с голодухи все подчистую, даже вылизали.

На следующий день лучше не стало, чесался я страшно, таблетки не помогали, хотя я выпил уже штук пять. Но Павлик подтвердил, что блох у меня нет, когда я снова вызвал его ближе к вечеру.

— Тогда почему я чешусь? — завывал я, расчесывая себе шею.

— Вернитесь домой, Степан Викторович, там и все пройдет, — уговаривал меня Павлик. — Если нужно, пробегу я по площади голым, да и отец ваш звонил, волнуется. Спрашивал, чем таким вы заболели, что на работе не появляетесь.

— И что ты сказал?

— Сказал, что-то несвежее съели, — неохотно признается Павлик.

— Ну и ладно, а насчет химии ты прав, может, у меня на картофельный порошок аллергия, — протянул я задумчиво, вспоминая, что ел на завтрак.

— Так может, вам из ресторана еду привезти? Я мигом! — обрадовался Павлуша.

— Ну уж нет, пари так пари, — рявкнул я, выбираясь из «Мерседеса». — Павлик, а почему тут «Ритуал» написано? — увидел надпись на машине и золотистый венок на капоте.

— Внимания меньше привлекает и останавливают реже, — тут же объяснил секретарь.

— Да? Ну ладно, — с сомнением произнес я, направляясь в клинику.

С главного входа мне вход заращён, но, когда начальства не было, я заходил туда через приемный покой. Девочки на ресепшен подобрались хорошенькие, разговорчивые. Сам удивился, что глазки мне начали строить. Но я кремень, у меня Марьиванна в сердце и еще кое-где засела. Поэтому и пошел все разузнать о своей спасительнице, да так расстроился, что чуть на пари не наплевал. Это надо, замужем, вот прямо сердце кровью начало обливаться. И дети есть, кошмар. Я детей не особо перевариваю. Своих не имею, а чужих и подавно. Да и муж как бы мешает немного. Это лишняя трата времени, жену из семьи уводить. Нет, не буду я рушить чужое счастье. Придётся отказаться от любви всей своей бомжацкой жизни.

Понедельник начался для меня беготнёй по этажам клиники. Почему-то все считали, что именно я должен им что-то принести, будь то тяжелые узлы с грязным бельем, коробки с лекарствами, аппарат УЗИ таскал только три раза на второй, четвёртый и потом первый этаж.

К обеду устал так, что ноги отваливались, а тут еще этот с кишками. Одна радость была за главным врачом клиники ходить, я даже блокнот у кого-то стащил и ручку, чтобы перлы его записывать. Это надо выдавать такое! Входим в палату к больному, а того нет. Главный поворачивается к медсестре:

— Так и пишите в выписке: больного в палате нет — значит, состояние удовлетворительное. А раз койко-место пустует — то готовим клизму.

И ведь сделали клизму запыхавшемуся больному, что бегал покурить на улицу. Главный так и сказал ему:

— У меня обход, вас нет — клизма есть. Доходчиво объясняю?

Я вначале удивлялся, почему с таким подходом в клинике полно больных. И ведь люди сюда платно идут лечиться, деньги-то не маленькие. Однако терпят такое обращение покорно и с улыбкой. А потом понял, что ничего просто так главный не назначал. Каждого больного помнил и диагноз его знал. И больные за ним ходили как приклеенные. Обстановка в клинике была уютной, весёлой, семейной, что ли. Пока я этого мужика с кишками не увидел. Здесь я и понял, что не гожусь на роль медицинского персонала. Но ради Александры готов на всё, придётся потерпеть. Тем более она не замужем, радость-то какая!

Глава 8

Следующие дни я довольно часто видела своего бомжа. Выглядел он, надо сказать, вполне счастливым и довольным, да и Галина Михайловна его хвалила, даже начала подкармливать, таская что-нибудь вкусненькое из дома. Я же старалась избегать встреч с Ваней, потому что он меня волновал, а я уже отвыкла от внимания мужчин. Вроде бы молодая, а жизнью побитая. Мне только бомжа в женихах не хватало.

Однако Ваня был совсем другого мнения. Часто ждал меня после работы на крыльце, провожал до остановки, восхищался моим внешним видом, в общем, делал всё, чтобы понравиться. Я уже собиралась с силами, чтобы сказать ему, что между нами ничего быть не может, когда произошло то, что перевернуло мою жизнь на до и после.

Последний приемный день на неделе, я работаю до шести, сонная и немного вялая к концу дня, так как вчера было ночное дежурство. Я его провела на ногах, и уснуть мне не удалось. После часа ночи поступил пациент с острой болью, пришлось вызывать Любимова и готовиться к операции по удалению аппендицита. Затем привезли мотоциклиста, сына нашего клиента. Парень упал и повредил ногу, сломал в нескольких местах, сняв лоскут кожи. Ваня при этом едва устоял на ногах, а Любимов выгнал его из приемного покоя.

— Санитар, вашу мать, — ругался Сергей Геннадьевич, осматривая мотоциклиста. — Пусть привыкает, а то так и будет под ногами валяться каждую операцию.

И лишь к утру всё успокоилось, Любимов уехал домой, а я поплелась к себе в кабинет, намереваясь часок вздремнуть. Но у кабинета сидел совсем несчастный Ваня и так смотрел на меня, что пришлось впустить и отпаивать сладким чаем, слушать его болтовню.

— Я же не крови боюсь, а мяса этого, — хрустя сушкой и нервно сглатывая, объяснял бомж. — Вот в магазине лежит мясо на прилавке, пофигу вообще. Сожрать могу, шашлык нарезать и замариновать, а тут вижу — и всё, в глазах темнеет, руки трясутся, ноги куда-то заваливаются…

— Не подходит тебе работа такая, да? — зеваю во все тридцать два, чуть не сворачивая челюсть. — Можно и на другую устроиться.

— Можно, вот заработаю, документы новые сделаю и буду искать, — с готовностью кивает Ваня, подливая себе еще чай. — Ты не переживай, я у тебя на шее сидеть не буду.

— Да я и не переживаю, с чего бы мне на нее садиться? — удивляюсь я.

— Ну как же, парень должен содержать свою девушку, — улыбается Ваня, забыв про темную щель между зубами.

И смешной такой он с этой улыбкой, что смеюсь в ответ.

— Ну конечно, хорошо устроился. С чего ты взял, что я твоей девушкой стану?

— А почему нет? — возмущается Ваня. — Я пригожий, зуб вставлю вот — и вообще красавец.

— Вот как вставишь, тогда и поговорим.

Утром ухожу домой, где в почтовом ящике меня ждет странное письмо, которое я потом перечитывала дома раз двадцать, не веря своему счастью и несчастью одновременно. Какая-то там дальняя родственница со стороны папы, о которой я в жизни не слыхала, оставила мне трехкомнатную квартиру в самом центре Москвы. Но с условием, что я получу ее, если выйду замуж в течение месяца после этого письма.

— Больная какая-то, — поделилась я с мамой, которая читала письмо вместе со мной. — Что за бредятина? Это шутка чья-то?

— А вдруг правда? — мама тоже не верила, но я видела, что надежда уже плещется в ее глазах.

Надо сказать, мы были в довольно плачевном положении. Двухкомнатную квартиру я снимала. У мамы был домик в Подмосковье, но очень старый. Мы его сдавали на лето семьям с детьми, что желали увезти своих детей на свежий воздух, а не держать все лето в городской квартире. Этих денег нам хватало почти на полгода. Плюс моя зарплата и мамина пенсия. Получалось, что за квартиру мы платили вместе с мамой. Уехать она в свой дом не могла, так как мне нужно было работать, а маме сидеть с моей двухгодовалой дочкой.

Отец Тони бросил меня беременную, как только узнал об этом. Оба бедные студенты медицинского, зачем нам ребенок? Это он так сказал и свалил в неизвестность. Я его не стала искать, аборт тоже не стала делать, родила. Но, видимо, судьбе было угодно поиздеваться надо мной еще больше. Доченька родилась с небольшим пороком, легкая форма ДЦП. Моя девочка до сих пор не ходила, не вставала на ножки. В остальном Тоня была настоящая красотка, и кто не знал, ни за что бы не сказал, что у нее ДЦП.

Конечно, мы делали массаж, возили Тоню на специальные процедуры. Когда я работала, это делала мама. Без ее помощи я бы ничего не смогла. И так пришлось пропустить год ординатуры. Я удивлялась чуду, а точнее, своей подруге Вике, которая помогла мне устроиться в клинику Любимова. Зарплата позволяла мне лучше ухаживать за Тоней: витамины, фрукты, лечебный массаж.

— Знаешь что, тут есть адрес юридической конторы, сходи туда завтра, — советует мама, а я смеюсь.

— Мам, ну куда идти? Ты серьезно думаешь, что все это правда? Очередной лохотрон. Наверняка скажут, что наследство есть, заплатите деньги за оформление или еще что-то.

— Ну если так скажут, то ничего не плати, просто разворачивайся и уходи. А вдруг правда? Твой отец разругался со своей семьей еще совсем молодой. Мы поженились, на свадьбе даже его родителей не было. А когда я спрашивала, есть ли у него братья и сестры, говорил, что никого нет. Не родня они ему. Так что вполне может быть правдой все.

— А условие такое зачем? Если ты хочешь кому-то оставить наследство, зачем замуж насильно выдавать? — снова смеюсь я.

— Не знаю, странное условие, да, — хмурится мама. — Но ты все равно сходи. Не надо квартирами разбрасываться. Сама живешь на съемной, ребенок больной.

— Мечтать не вредно, — фыркаю я, поднимаясь из-за стола.

— Вредно не мечтать, — тут же парирует мама. — Завтра же иди.

— Допустим, схожу и все это правда, жениха-то у меня нет, — задумчиво произношу я.

Все же вера какая-то в чудо осталась. Из ста один процент во мне где-то гуляет, и хочется верить, что это правда, и в то же время я не хочу разочаровываться. Слишком все призрачно, да и не верю я давно в чудеса.

Глава 9

На следующий день мама всё же уговорила меня пойти по адресу нотариальной конторы в письме и узнать, правда ли всё это или обычное мошенничество.

— Если будут просить заплатить за что-то, сразу уходи, —

напутствовала меня мама, пока я шнуровала кроссовки и целовала Тоню перед выходом.

— Ну мам, я и сама знаю, — проворчала я.

— Все всё знают, а мошенников с каждым годом всё больше, —

ворчала мама, и я быстро выскользнула из квартиры, чтобы прервать этот поток нравоучений.

Так не хотелось в свой выходной ехать куда-то в центр, заранее была уверенна в полном провале. Ну не доверяла я таким подаркам судьбы, да еще и с условием выйти замуж. Даже если всё и правда, где я мужа найду за месяц? Невыполнимая задача.

До центра добралась с двумя пересадками и вышла на Чеховской станции метро, побрела по Тверской улице, наслаждаясь хорошей погодой. На улице ярко светило солнышко, уже припекая по-летнему. Я так хотела сегодня погулять с Тоней в парке, а вместо этого иду неизвестно куда и зачем. Хотя нет, куда иду я, знаю, и меня изрядно впечатлила нотариальная контора, что занимала весь первый этаж старинного особняка. Даже если это и мошенники, то на масштабах они явно не экономили.

Прошла мимо окошка с охраной, где сидел довольно внушительных габаритов мужчина в черной форме. Меня почему-то не остановили, а только проводили внимательным взглядом. Несколько кабинетов, и я робко нашла свой с номером пять и табличкой под червонное золото. Коридор тоже впечатлял: стены обиты наполовину красным деревом, сверху хрустальные люстры на цепях, бархатные шторы в конце коридора. Как во дворце, экскурсии можно водить, а потолок с лепниной пошатнул довольно сильно мое недоверие.

На двери красовалась табличка «Черненко В. А.». Вот и думай, как называть этого нотариуса. Решила всё же зайти, раз приехала, и дернула ручку, открывая дверь в кабинет.

— Здравствуйте, мне бы к Черненко, — за широким массивным столом сидела бабулька, больше смахивающая на Шапокляк. Я даже подавила улыбку, заметив, что ей не хватает только остроконечной шляпы. А вот ридикюль одиноко стоял на широком подоконнике, сверкая начищенным бронзовым замочком из двух шариков и такими же полукруглыми ручками.

Улыбка расползалась сама собой, когда я увидела ридикюль, однако бабулька со скоростью света печатала на яблочном ноутбуке, что совсем не вязалось с ее обликом.

— Занят, — сердито бросила она мне, даже не взглянув в мою сторону, чем стала еще больше походить на Шапокляк.

Я села на диванчик, проведя рукой по красному плюшу, и стала наблюдать за секретарем. Меня удивляло, как ее руки порхают над клавиатурой, а глаза не отрываются от документа, что лежал на столе. Шапокляк даже не смотрела, что печатает, вот профессионализм.

— Фамилия, — резко спросила женщина, отчего я едва не подпрыгнула от неожиданности.

— Моя? — удивилась я.

— Свою я пока помню, — невозмутимо ответила секретарь и посмотрела на меня поверх очков. — Вы по какому вопросу?

— Письмо мне пришло, — вынимаю конверт с письмом и протягиваю ей.

Та смотрит на конверт, потом на меня и расплывается в улыбке.

— Я сейчас, — прытко вскакивает со своего места и исчезает за дверью в другой кабинет.

Буквально через минуту появляется под руку со старичком в черном костюме на старинный манер. Пиджак или, скорее, сюртук почти до колен. Сам старичок намного ниже Шапокляк и такой кругленький, лысенький. Парочка подобралась довольно комичная, отчего я глупо улыбаюсь, смотрю на них.

— Вот, Вениамин Анатольевич, потеряшка ваша нашлась.

— Наконец-то, что же вы, голубушка, так припозднились, — целует мне ручки Черненко. — Мы вас уже заждались.

— Ничего я не потерялась, как письмо пришло, так сразу к вам, — надулась я.

— Почта так работает, знаем, — развел руками нотариус. — Пройдемте, сейчас всё вам расскажу.

Через час я вышла из кабинета нотариуса в слегка прибалдевшем состоянии.

Всё оказалось правдой, и сейчас я ждала нотариуса, который спешил показать мне квартиру.

Мы прошли буквально метров пятьсот, когда нырнули в арку между домами и зашли в подъезд. Квартира была на последнем шестом этаже, и я разинула рот, когда вошла в нее. Высокие потолки, стены толщиной в метр, а вид из окна на Тверскую площадь. Балкон угловой, в одной комнате я насчитала шесть окон, а всего комнат было три и большая кухня-столовая. Ремонт хороший, окна явно недавно меняли. В комнатах сохранилась обстановка, как была при хозяйке. На одном из старинных комодов я увидела фотографию моего папы, что погиб в аварии довольно молодым, мне было шесть лет, и, к своему удивлению, свою фотографию из детского сада.

— Вашу родственницу я знал давно, — рассказывал мне Вениамин Анатольевич, как только мы сели в гостиной в массивные кожаные кресла цвета кофе с молоком. — Она приходилась родной сестрой вашему отцу. Всех точностей я не знаю, но ваш отец ушел из семьи рано и порвал все отношения с родственниками. Тетя, сестра вашего отца, никогда не выходила замуж и не имела детей. Так и умерла старой девой в восемьдесят семь лет. Она была намного старше вашего отца и всю жизнь жалела, что не успела помириться с ним. Когда я пришел к ней составлять завещание, так и сказала, что всю жизнь свою прожила зря. Слишком самовлюбленная была, с высокими требованиями. Поэтому и не нашла себе спутника в жизни. Это и объясняет ее условие, что вы должны быть замужем, чтобы получить наследство.

— Значит, у меня есть месяц, чтобы найти себе мужа? — заволновалась я.

— По моим подсчетам, осталось две недели, голубушка. Иначе всё наследство уйдет с аукциона на благотворительность.

— А есть еще что-то, помимо квартиры?

— Ячейка в банке, даже я не знаю, что там. Но доступ к ней вы получите, вступив в права наследования.

— Две недели, — задумалась я. — Но как можно найти мужа за две недели?

— Вы молодая, красивая, справитесь, — утешил меня Вениамин Анатольевич. — Всё в ваших руках, голубушка.

Глава 10

Как я дотерпела до рабочего дня, чтобы увидеть Ваню, одной маме известно. Весь вечер мы с ней ломали голову над кандидатами. А что, собственно, было ломать? У нее, да и у меня, никого не было даже близко, чтобы подходили к моей цели. В итоге так и пришлось рассказать про своего бомжа.

— Чего? — удивилась мама. — С ума сошла? Еще бомжей нам тут не хватало! Ребенок в доме, а ты заразу всякую тащишь.

— Он чистый, мама, тем более стал таким совсем недавно. Сложилось у человека так, потерял всё.

— Играет? Всё спустил в играх?

— Нет, мам.

— Пропил?

— Нет.

— Жена бывшая осудила или нечего там терять было?

— Мам, у него свой бизнес был, что-то там случилось…

— Вот именно, случилось. Не боишься, что он и твою квартиру к своим рукам приберет? — осторожничает мама.

— Как? Это мое наследство, я ее делить с ним не собираюсь.

— Да ты и знать не будешь! Припрет к стенке, все подпишешь как миленькая!

— Мама, Ваня не такой! — возмущаюсь я.

— Все они не такие! А жить с ним как? Наверное, и зубов целых нет?

— Хмм, да.

— С ума сошла! — повторяет мама.

— Да я с ним жить не собираюсь, распишемся и всё.

— А зачем тогда ему с тобой расписываться? — прищуривается мама. — Что у него за нужда такая, если ничего не получит?

— Деньги ему дам, — начинаю сомневаться я.

— Какие такие деньги? Еще ничего не получила, а уже раздаешь! Так, не дури мне голову, сейчас соседке Тамаре позвоню. У нее вроде сын в очередном разводе, снова к матери с чемоданом вернулся.

— Это Витька, что ли? — пугаюсь я.

— Он самый, тихо, — мама набирает телефон нашей соседки, что через забор от нас живут в поселке. — Тамара, привет. Не узнала? Богатой буду. Слушай, у тебя Витька свободный сейчас? Аа, безработный. Нет, я не в этом смысле. В разводе вроде? Как нет! Женился, а когда? Вчера? Эх, не успели немного. Какой востребованный у тебя сын. Ну да, ну да, на всех не хватает. Богатую нашел? С квартирой? Ну молодец, повезло. Ага. Чего спрашиваю? Да у дочери знакомая есть, жениха ищет, думала твоего сына посватать. Пусть подождет? А что так? Разведется скоро? А когда? Ну ты оптимистка, год. Да, поняла, передам. Как там дом наш, не развалился еще? Присматриваешь? Спасибо, Тамара. И ты не хворай.

Мама кладет трубку и сердито смотрит на меня, словно я виновата, что Витька в очередной раз женился.

— Вот скажи мне, почему у мужика ни рожи ни кожи, а пятый раз уже в ЗАГС пошел? А ты? Даже один раз не смогла! — недовольно произносит мама. — Сейчас хоть бы алименты были.

— Мама, не начинай, — морщусь я.

Если мама села на тему алиментов, то долго с нее не слезет. Ну да, я дурочка, что не требую с отца Тони деньги на дочь. Да он и слышать про Тоню не хочет, особенно как узнал, что ребенок больной родился.

— Сдай в детский дом, — вот был краткий ответ, когда я как-то набралась смелости и позвонила ему. — Содержать не буду.

— Сволочь.

— Пусть так, но я тебя рожать не просил.

Короткий разговор получился, информативный.

— Ничего, найдем еще кого-нибудь. Что, мужиков что ли нет? — продолжает мама.

— Нет, я уже нашла. Познакомлю тебя с Ваней, если он согласится. Я почему-то уверена, что он честный и хороший человек.

— Ой, дурочка! — стонет мама, а я выхожу из комнаты, иду к Тоне.

Дочка проснулась и лежит в кроватке, тихо играет привязанными к вертушке игрушками. Это нам Рита подарила, жена Любимова. Вообще она часто нам помогает, вещи отдает, игрушки. А когда узнала про диагноз моей дочки, развила бурную деятельность. Скоро у нас в клинике появится кабинет для таких детей, где можно будет делать массаж и физические упражнения под присмотром профессионального врача. Вряд ли мне это будет по карману, но Сергей Геннадьевич обещал провести нас в счет клиники, благотворительность, так сказать.

— И почему это ты не согласишься? — возмущалась Маргарита, когда объявила мне эту новость.

— Да кто я такая? Работаю тут всего ничего и такие привилегии, — настаивала я.

— Какие такие привилегии? Сергей решил, так и сделает, только специалиста найдем.

— И какой специалист согласится работать бесплатно? — фыркаю я.

— Это за счет клиники, Саша.

— Я не понимаю…

— И не нужно тебе, мы должны помогать друг другу или нет?

— Неудобно, — продолжаю я.

— Даже слушать не хочу! А будешь сопротивляться, Сергея на тебя натравлю, с ним ты точно спорить не будешь, — веселится Рита.

— С Сергеем Геннадьевичем не поспоришь, — обреченно вздыхаю я.

Так и решили. Кабинет уже был готов и специалиста вроде бы Любимов уже нашел. Причем запись велась на эти занятия и оказалось, что услуга очень востребована. И среди богатых клиентов были больные дети. Да и обещали сделать общие спортивные группы для слабеньких детей от двух лет. У многих были проблемы с ножками, позвоночником. Так неожиданно моя дочка внесла в клинику еще одну услугу, чему я очень была рада.

Беру дочку на руки и улыбаюсь ее радости, когда она видит маму. Обнимаю, целую в щечки. Тоня говорит хорошо, но чаще предпочитает молчать. В основном болтает с детьми, если мы их встречаем на прогулке или занятиях. Я все же надеюсь, что скоро моя дочка начнет ходить, врачи говорят, что должна. Но пока у нас не получается. Тоня двигает ножками, встает на носочки и делает шаг, если ее держат под мышки, а отдельно сразу садится на попу и отказывается вставать. Психолог, что наблюдает нас с рождения, говорит, что это чисто психологический эффект, как будет готова, пойдет сама.

Итак, мне осталось сделать только одно, поговорить с моим бомжом. Почему-то у меня и мысли не было, что Ваня может мне отказать. Казалось бы, ну что он теряет? Подумаешь, печать в паспорте. Потом разведемся, через годик, например.

С этими мыслями я и спешила утром на работу. Специально вышла из дома раньше, чтобы успеть поговорить с моим бомжом и получить его согласие. Если с первым у меня проблем не возникло, то вот с согласием неожиданно вышел полный Армагеддон. Оказалось, что мой бомж не так прост, как я ожидала.