Замуж за нелюдей

Фарин и Готт. Часть 1

Лазарет находился на нижних этажах, куда с одной стороны вела винтовая лестница, а с другой — широкие врата с восточной части заставы, рядом с главными входом. Но спустили их именно по ступеням. Как будто бы для большего унижения не хватало именно этого.

Уже протрезвевший гном держался за подбитый глаз и едва успевал переставлять ноги в такт движению воеводы, что почти что волок его за шкирку по каменному полу. Фарин ничего не видел правым глазом, и его здорово пугала возможность того, что он ослеп.

Гном зло процедил то еще крепкое словечко, ощупывая свое лицо. Отделал его ушастый что надо: нос был точно сломан, кровь заливала подбородок и терялась в бороде — но и Фарин не остался в должниках и, кажется, сломал долговязому руку.

— Ну как так можно? — хмуро сказал воевода, ногой отворяя деревянную дверь в лазарет и заталкивая туда провинившихся. — Вы что, ополоумели?! Во время праздника! Мне плевать, что у вас там были за разборки и кто первый начал, выговор и наряды вне очереди получите оба. И чтоб даже не думали снова колотить друг друга. Выгоню к черту обоих! Подди!

Из-за угла выглянула немолодая женщина со светлыми кудрявыми волосами, собранными на голове в растрепавшийся пучок. Она держала в руке миску, в которой быстро что-то размешивала ложкой.

— Принимай болезных, — Лью толкнула гнома вперед, а эльфа, который был выше его чуть ли на голову, посадил на кушетку.

— Боже правый, — покачала головой женщина. — Милый, мне не до них, у меня тут целый отряд с отравлением лежит.

И в подтверждение за спиной лекарки кого-то громко стошнило. Она поморщилась.

— Получилось выяснить, чем траванулись? — воевода скрестил руки на груди.

— Ронни сварил ядовитые грибы, — вздохнула она. — Позови девочек, мне будет нужна их помощь.

— Хорошо, — кивнул Лью и покинул лазарет, громко хлопнув дверью.

Гном с эльфом переглянулись полными злостью взглядами. Воздух снова накалился, как это было пять минут назад, когда, допивая пятую кружку пива, Фарин не заметил длинную фигуру, которая чокалась кружками с отдыхающими воинами. Сперва гном решил, что это просто очередной житель заставы, которого он еще не видел, — за три месяца безвылазного нахождения в кузне с тех пор, как он сюда прибыл, гном и саму заставу-то толком не обошел и особо не знал, что где находилось. Дел было столько, что накопленные вещи предыдущим кузнецом пришлось разбирать и переплавлять денно и нощно — попросту не хватало времени на остальное. Его и на этот людской праздник Нового года пришлось чуть ли не на руках вносить в общий обеденный зал, чтобы приобщить новичка к местному сборищу самого разнообразного сброда. Вот и этот, как только повернул голову на бок и непривычные для эльфа короткие каштановые волосы обнажили острые уши, был тем еще отбросом. Где это видано, чтобы остроухие пили пиво и общались наравне с людьми? Да еще и так заливисто смеялись? Фарин вспомнил чопорные лица эльфийских дипломатов, что прибыли в его родной дом, разрушили его, спалили дотла, после чего ему пришлось скрываться и бежать. Кровь вскипела, подогретый алкоголем мозг затуманился, и в следующую секунду эльф оказался на пол, а дальше Фарин ничего не помнил. Только то, как их разнимали.

Подди поставила миску на стол и, минуя гнома, подошла к эльфу.

— Рукой шевелить можешь? — спросила она.

Эльф мотнул головой.

— Плохо, — женщина помогла эльфу избавиться от зеленой рубашки и принялась прощупывать его руку, пока что-то вдруг не щелкнуло и эльф тихо не зашипел, словно кошка, которой наступили на хвост.

Это был какой-то неправильный эльф. Фарин никак не мог понять, откуда такой вообще взялся. Он не был похож на полукровку, а если и был чистокровным, то почему отрезал волосы и что вообще делал в такой глуши, на самой границе? Хоть в его движениях и сквозила элегантность и легкость, присущие любому эльфу, вел себя он прямо как человек, а не как подобает его «высшей» расе.

— Вывих, — убедилась женщина, — тебе повезло, Ванаг.

Гном не сдержал смешка — еще и имечко под стать. Неправильное.

Подди обернулась и сузила глаза.

— Что смешного? — спросила она, даже не скрывая свое раздражение.

Фарин оторвал руку от лица и нахмурился:

— Почему меня не лечат? У меня травма куда серьезнее, — возмутился гном.

Подди поджала тонкие губы.

— Твои раны не требуют срочной помощи, в отличие от моего зятя.

Гном вытаращился на эльфа, который повернул к нему голову, и в свете свечей стал виден ужасный шрам, который тянулся через все лицо линией от правой брови до подбородка, и вдруг расхохотался, да так сильно, что пострадавший глаз стал болеть еще сильнее.

Он что, женился на человечке? Во дает! Это же невозможно! Истинный эльф никогда не свел бы свою долгую жизнь с людьми, которых они считали чернью под своими ногами. С этим-то что не так?!

И только Фарин захотел съязвить на эту тему, как с лестницы раздались быстрые шаги, и, оттолкнув тяжелую дверь, в лазарет ворвалась девушка в коричневом платье. Она с беспокойством, тяжело дыша, видимо, от бега, огляделась круглыми карими, почти шоколадными глазами, перекинула на спину две светлых косы и, заметив эльфа, с криком бросилась к нему:

— Дорогой! Что случилось? Тебе больно?

Она с беспокойством посмотрела на его руку, потом — на разбитую скулу.

— Все хорошо, душа моя… — впервые на памяти потрясенного гнома эльф заговорил. — Ты лучше присядь.

Его голос был мягким и бархатистым и никак не вязался с его внешним видом — какого-то наемника, который поучаствовал в опасной вылазке, чудом остался жив и с трудом добрался до крепости. Ничего общего с благородством ушастых.

— Что случилось?

— Подрался твой дорогой, Фина, — проворчала Подди, все еще продолжая оценивать вывихнутую руку эльфа.

— Что? Но с кем?

— Вот с этим, — Подди кивком указала на гнома, который уже и забыл, что хотел сказать.

Девушка гневно взглянула на гнома, отчего Фарин на секунду виновато съежился, и открыла рот, чтобы что-то тому крикнуть, но внезапно охнула и схватилась за живот. Гном уставился на ее круглый живот, не совсем понимая, что видел, а когда до него наконец дошло, внутри заворочалась совесть. Выходит, он набил морду не просто эльфу, а эльфу с беременной женой.

Часть 2

Месяц пролетел незаметно. Работа не только не уменьшилась, она еще и прибавилась. Гному предстояла разобрать бардак в кузне, одновременно с этим точить мечи, закалять кинжалы, ковать наконечники — да чего только не делать. С ремонтом оборудования и поставками нужных материалов Фарин совсем забыл о спокойном сне, вставал с рассветом и засыпал глубоко за полночь, иногда даже в самой кузне, чтобы не тратить силы на лестницы и коридоры замка, в котором он путался.

Со временем работа перестала занимать все свободное время, и Фарин смог изучить место, куда попал. Он никогда не был в приграничной крепости, особенно человеческой, потому весьма удивился масштабам. Крепость была огромной, десятки башен с бойницами представляли собой целый комплекс для отражения врагов, и, чтобы все обойти, Фарину понадобилось несколько дней. Помимо казарм и отдельных комнат в башнях, здесь также было множество построек, служившие разным целям, — большой обеденный зал, покои слуг, склады, конюшня и так далее. Также на территории находилось просторное тренировочное поле со стрельбищем на «площади» у главных ворот, а еще гном наткнулся на разбитый цветник и не мог поверить, что увидел цветущие магнийские розы, капризные и прихотливые цветы, которые каким-то образом росли здесь и, по всей видимости, чувствовали себя прекрасно.

Такие розы выращивали у него дома. Огромные кусты с бесчисленными розово-красными цветами располагались вокруг трона в громоздких горшках. Фарин часто засматривался на них, когда было особенно скучно. Эти цветы всегда напоминали ему о тех днях, когда все было легко и просто. Вот и сейчас он, поддавшись порыву, сорвал розу и быстро спрятал ее в карман.

Фарин был единственным гномом среди жителей крепости, и его быстро все запомнили, с ним здоровались, приглашали выпить, даже на охоту звали, но Фарин вежливо отказывался, ссылаясь на работу в кузне. Он никак не мог понять и принять всеобщее внимание к себе. Гномы, эльфы и люди испокон веков враждовали меж собой, развязывая одну войну за другой, но на этой заставе все притязания и расовую вражду коллективно игнорировали. Не раз Фарин замечал долговязого эльфа среди разведчиков, как они приветливо с ним беседовали и по-дружески хлопали по плечу. Все границы стирались, все были воинами, у всех была одна цель — распрям попросту не оставалось места. Да и строгая дисциплина обрывала это на корню.

Фарин и сам поддался всеобщей атмосфере братства и уже не считал, что чем-то лучше людей, к которым он до этого относился со снисхождением. Однако он все же отличался. И не только ростом. Прежде всего — своим мастерством. Ковать было его любимым делом. Занимаясь этим, он чувствовал, что находился в нужном месте, а так как воины крепости постоянно сталкивались с опасностями, оружия никогда не бывало достаточно, и гном только и делал что раздувал горн и переплавлял металл, ремонтируя сломанные мечи и ножи.

Как предупреждал ушастый, Готт и правда ему мстила — заставила носить повязку на глазу и дальше мазать сходившие синяки той отвратительно вонявшей мазью. С этой отстраненной и наверняка думающей, что она на голову выше всех вокруг (и это правда, ведь с ее ростом она возвышалась над некоторыми мужчинами, чего уж говорить о гноме, которого она была выше в полтора раза), девушкой Фарин все чаще пересекался в коридорах. Он видел ее помогающей в лазарете, развешивающей белье с прачечной и просто скучающе шатавшейся по замку. Она не разговаривала с ним, проходила мимо, даже не смотря на Фарина, будто его не было, и мчалась дальше по своим делам. А гном был слишком усталым, чтобы на это заострять внимание. Дуется — и дуется, ему какое дело?

Закончив с поставками металла, гном решил позвать несколько свободных парней, чтобы разгрузить телегу. Согласилось только трое, но и их хватило. Они принялись вместе с гномом перетаскивать ящики до кузни. Гном взял сразу два и хотел уже идти, как повернул голову и заметил, что на тренировочную площадь вышла девушка с обнаженным мечом. Она была одета в брюки, белую рубашку, черные волосы были заплетены в длинную косу. Она взмахнула мечом и в повороте отсекла голову у соломенного чучела.

Фарин с удивлением узнал в ней Готт. Девушка перехватывала меч то в одну руку, то — в другую, и в пируэтах избавляла чучело от конечностей, пока не осталась лишь основа с неаккуратно торчащей соломой. Готт крутанула мечом в руке и отошла назад, тяжело дыша.

Гном так и застыл, не в силах оторвать от нее взгляда. То, как она двигалась, завораживало. Он прежде не встречал такую технику боя. Вряд ли она была практичной, но красивой и эффектной — точно.

Готт нагнулась, облокотившись руками о колени. Ее окликнул какой-то парень, и девушка выпрямилась. Они начали о чем-то говорить, и парень шутливо похлопал деревянным мечом ей по ноге. Она вдруг развернулась и стремительно атаковала, да так, что парень едва успевал парировать удары. В какой-то момент парень замешкался. Готт этим воспользовалась и выбила из его рук меч, а он попятился и упал на задницу в песок. Девушка, подскочив, приставила острие меча к его горлу. Парень обворожительно улыбнулся, и Готт спрятала меч в ножны. Он поднялся на ноги и стал о чем-то говорить, все еще улыбаясь. Готт скрестила руки на груди, а потом тоже улыбнулась, не сильно широко, больше, скорее, от радости, что ей удалось напугать паренька.

Фарин ощутил, как что-то нехорошее заворочалось в груди от всей этой сцены. Особенно под конец, когда Готт победно улыбнулась. Он сразу возненавидел почему-то парня, вроде бы Джона или Джефа — гном не помнил его имени. Фарин не мог объяснить, почему он стоял, словно статуя, не в силах отвернуться и идти дальше разбираться с делами. Он внимательно следил за девушкой, ловил ее движения. В какой-то момент она резко повернулась и столкнулась взглядом с Фарином.

Тот вздрогнул и быстрым шагом направился в кузню с таким чувством, будто бы его спалили за чем-то непристойным. Гном помотал головой и принялся разбираться с новым сырьем, чтобы хоть как-то отвлечься от того, что видел. Он неожиданно понял, что злился. И не на кого-нибудь, а на себя. И на того парня. Захотелось ему врезать. И себе — тоже. Но почему — Фарин не знал и стал срочно плавить заготовки, чтобы больше не думать о таких глупостях.