Идеальный порядок в кабинете герцога Косгроува был нарушен.
На полу, рядом с опрокинутым стулом из красного дерева, алело пятно бургундского, растекшееся на персидском ковре ручной работы кляксой, похожей на кровь. Осколки хрустального стакана, мгновение ранее брошенного в стену, сверкали в свете канделябров. Воздух чувствовался густым и тяжелым, пропахшим табаком, дорогим коньяком и невысказанной яростью. А еще злостью, резкой и безудержной, от которой многие пришли бы в ужас.
Александр Кеннет, герцог Косгроув, стоял у камина. Только его напряженная спина выдавала чувства, которые он испытывал. Костяшки его пальцев побелели, так сильно он сжимал кулаки, упираясь ими в полированную столешницу. На сбитых костяшках правой руки проступила глубокая ссадина. Но Александр не чувствовал боли. Внутри него бушевал гнев такой силы, что хотелось крушить все вокруг. Но Александр не мог позволить себе такую откровенность. Не сейчас, когда в доме полно прислуги, а старик Хопкинс прятался за дверью его кабинета.
Его идеальная невеста. Идеальная свадьба для высшего общества. Идеальное, тщательно выверенное и запланированное будущее. Ему казалось, что он позаботился обо всем. Но нет, будь оно все проклято.
Александр стиснул зубы, сдерживая рвущееся из груди проклятие. Пальцы разжались и смятый лист бумаги упал на пол. Письмо, доставленное мальчиком посыльным. Тем, кого не получится отыскать, чтобы потребовать ответ.
Одна записка. Несколько строчек, написанный красивым, аккуратным женским почерком.
— Хопкинс, — рявкнул Александр, даже не пытаясь вложить в свое голос хотя бы немного спокойствия. О нет, только не сейчас.
Дверь скрипнула.
— Ваша светлость? — голос старого Хопкинса, дворецкого, служившего в доме почти с рождения самого Александра, единственного ребенка умершего герцога, задрожал, как осиновый лист. — еще немного бренди? Или прикажете подать вам ужин? На кухне уже все готово.
Александр медленно, очень медленно повернул голову. Он видел, как старик сглотнул, замирая под ледяной тяжестью его взгляда. Он знал как люди реагируют на него и ему всегда это нравилось. Он знал кем был и никогда не смущался этого. В отличие от своего отца он не собирался пресмыкаться перед высшим светом, чтобы заслужить их милость или уважение. Он плевать хотел на мнение общества.
— Хочу, чтобы вот это, — его голос прозвучал низко, хрипло, почти как рычание. Он не повышал тона. Не нуждался. Тишина в комнате была красноречивее любого крика. — было немедленно отправлено во все газеты Лондона. Глупышке следовало знать, с кем она связалась. Ее честь больше не моя обязанность и защищать ее я не собираюсь.
Четкими, размеренными движениями, Александр прошел по своему кабинету и сел за стол. Выдвинув верхний ящик стола, он достал кошелек.
— Этого будет достаточно, чтобы печатники внесли правки. Подними этот клочок бумаги.
Хопкинс осторожно шагнул ближе. Наклонившись, он подчинился. Взяв записку, он нерешительно посмотрел на герцога.
— Леди Эмили будет уничтожена, если газеты напишут это, ваша светлость. Ваша репутация тоже пострадает.
Он выдохнул эти слова, и они повисли в воздухе, отравленные желчью. На мгновение в кабинете повисла тишина, а потом Александр хрипло рассмеялся. Его взгляд упал на портрет отца. Герцог был слаб и страдал от предательства своей жены до самой смерти.
— Леди Эмили предпочла нищего поэта с пустыми карманами и полной головой дурацких романтических бредней, — сухо сказал он, — отныне, ее жизнь едва ли волнует меня.
Он прошелся по комнате, его шаги были тяжелыми, мерными, как удары молота о наковальню.
— Пусть весь Лондон узнает. — он насмешливо усмехнулся. — Пусть заглядывают в свои бинокли, шепчутся за веерами, строят догадки у себя в будуарах. Пусть смеются и обсуждают все это. Меня это не волнует.
Он стиснул зубы, сдерживая готовую прорваться старая, детскую боль. Как и всякий раз он успешно задавил это чувство, снова надев маску холодного бесстрастия.
В дверь постучали твердо, уверенно. Александр холодно улыбнулся, точно зная кто это. Капитан Рейнольдс, начальник его личной охраны. Мужчина с непроницаемым лицом и бесстрастными глазами вошел в кабинет. Александр кивнул Хопкинсу, и тот поспешно ретировался, радуясь возможности сбежать.
— Ну? — бросил Александр, посмотрев на Рейнольдса.
— Следы ведут в порт, ваша светлость. Они сели на торговое судно «Морская чайка», отплывающее в Гавр. Капитан подтвердил что видел пару, подходящую под описание. По его словам, женщина, — Рейнольдс запнулся, словно подбирал слова, — казалась взволнованной, но счастливой. На ее пальце было кольцо и они предоставили свидетельство о заключенном браке.
Александр ощутил, как по его сжатым челюстям пробежала судорога. Счастливой.
— С кем? — его голос прозвучал как щелкнувшая ловушка.
— Молодой человек по имени Лоуренс Эштон. Начинающий художник. Без гроша за душой, без связей, без будущего.
Герцог откинулся на спинку стула, вспоминая слова записки, оставленной Эмили.
«Александр, прости меня. Я не могу. Брак с тобой это тюрьма, а ты, ты так холоден и беспощаден. Я в ужасе от твоей холодности. Я бегу к тому, кто видит во мне не будущую герцогиню, а просто женщину. Я люблю его. Прости. Эмили».
— Что ж, это ее выбор, — сказал Александр, и его голос вновь обрел сталь и лед. — Жизнь этой женщины больше нас не касается. Забудь о ней. Для тебя у меня есть другой приказ. Выполнить немедленно.
Рейнольдс быстро выпрямился и кивнул, готовый к любому приказу.
— Мне нужна другая женщина, — Александр поднялся и подошел к Рейнальдсу вплотную. Его высокий рост, его широкая стать заслонили свет от капитана, — Найдите мне ее родственницу. Самую близкую. Самую незаметную. Ту, у которой нет ни гроша за душой, ни положения в обществе, ни капли характера. Ту, которую все игнорируют. Ту, которую не заметят на фоне более яркой птицы. Ту, за которой не нужно ухаживать перед свадьбой. И займитесь оформлением специального разрешения на брак.
В голове Александра складывался план. Жестокий, безупречный, циничный. Но на сей раз тот, которого он хотел сам.
— Для нее это не будет предложением. Только сделкой, от которой она не сможет отказаться.
Рейнольдс молчал секунду, затем кашлянул. Александр прищурился.
— Говори. Ты знаешь, мне не нравится когда медлят.
— Думаю, есть подходящая женщина. Двоюродная сестра леди Эмили. Мисс Оливия Милтон. — Рейнольдс выговорил имя с некоторой усмешкой. — Осталась сиротой с десяти лет, живет у леди Брэкнелл, тетки леди Эмили. Говорят что ее положение более чем незавидное. Ходят слухи, что тётка обращается с ней едва ли не как со служанкой. Тихая, неприметная девушка. Ни одного претендента на ее руку.
Уголок рта Александра дрогнул в подобии улыбки. Рейнольдс отлично сработал. Другую, более подходящую женщину, отыскать было бы почти не возможно.
— Идеально, Рейнольдс, — сказал он. — Униженная. Бедная. Беззащитная. Она должна быть благодарна за любое внимание. Она будет идеальной женой. Послушной. Смиренной. Тихой. Непримечательной.
Он уже видел это: бледное, невыразительное лицо, опущенные глаза, молчание, едва слышный шепот. Она станет его орудием мести. Его живым укором для всего света. Доказательством того, что он все контролирует. Всегда.
— Принеси мне все, что сможешь найти о ней. И распорядись приготовить карету.
Когда Рейнольдс вышел, Александр остался один. Он подошел к окну, уперся лбом в холодное стекло. За окном лил осенний дождь, смывая последние краски с его идеального, выстроенного как шахматная доска сада.
“Прости, отец” пронеслось у него в голове. Обращение к призраку человека, научившего его лишь жестокости и холодной расчетливости. Он не был похож на отца. Он не позволит кому-либо унизить его. Он, Александр Кеннет, герцог Косгроув. Холодный. Неумолимый. Победитель. И он знает, чего хочет.
Он отшатнулся от окна, выпрямился во весь свой внушительный рост. Равнодушие скользнуло по его лицу. Решение принято. Боль и ярость погасли, а в душе осталась лишь привычная холодность.
Он дернул за шнурок колокольчика. Вошел Хопкинс, все еще бледный после их предыдущего разговора.
— Хопкинс, — голос Александра прозвучал чисто, без единой ноты эмоций. — Вели приготовить карету к девяти утра. Завтра я нанесу визит леди Брэкнелл.
Он сделал паузу, наслаждаясь грядущим потрясением, которое уже сейчас охватило Хопкинса.
— Я женюсь.
Солнце никогда по-настоящему не заглядывало в дом леди Брэкнелл, особенно в то крыло, где обитала прислуга. Свет в комнаты просачивался скупо, ложась унылыми пятнами на выцветшую обивку, отражаясь на натертой до блеска коричневой поверхности старого комода. В воздухе висели запахи старой древесины, дешевой вареной капусты, которую сегодня приготовили для прислуги.
Оливия Милтон сидела на полу в своей комнатенке, вцепившись в портновский мелок. Перед ней на низком столике лежала развернутая газета, на полях которой она быстро, почти автоматически, делала пометки — перевод с французского очередного скучного политического памфлета. Работа была монотонной, очень скучной и Ливви приходилось заниматься ею после того, как вычистит весь дом. Такой приказ экономки мисс Дрейтон, которая во всем подчинялась свой хозяйке, леди Брэкнелл.
Государственный долг. Парламентские дебаты. Слова над которыми ей приходилось трудиться, расплывались перед глазами и она никак не могла сосредоточиться, потому что ее настоящие мысли крутились где-то очень далеко. Впрочем, так было каждый раз после столкновения с теткой. Вчерашний вечерний выговор все еще звенел в ушах. Ливви поморщилась и с трудом сдержалась, чтобы не заткнуть уши. Только если бы это помогло.
Неблагодарная девчонка! Сиротка, которую приходится кормить!
У тети всегда находились причины обвинять ее, но вчера она озвучила свое решение, от которого Ливви едва не потеряла сознание. Леди Агата, вот так просто, словно это ничего не значило, сказала что собирается выдать Ливви замуж за старого, вечно пьяного сквайра Мэлбери, чье дыхание пахло луком и портвейном, а руки были липкими и назойливыми.
Оливия сглотнула комок отвращения и с силой ткнула мелком в бумагу, оставив резкую черту. Взгляд упал на руки, отмечая свои тонкие пальцы, с коротко остриженными ногтями. Леди Брэкнелл считала длинные ногти признаком дурного тона. Руки служанки и вечной должницы, обязанной оплачивать свое убогое существование. Был ли хотя бы один день, когда бы она жила в соответствие со своим истинным происхождением? Да, до десяти лет, пока не умерли ее родители. После этого ей пришлось переехать в поместье вдовствующей леди Брэкнелл и стать служанкой в ее доме.
— Ты закончила?
В дверях бесшумно возникла фигура леди Агаты Брэкнелл. Ливви вскинула голову и посмотрела на тетку. Мелок выпал из ее ослабевших пальцев, но она не сделала ни единой попытки поднять его. Пользуясь ее оцепенением, леди Агата прошла в комнату. Темное, безразмерное платье не скрывало ее тучной фигуры, а лицо, некогда, должно быть, миловидное, теперь напоминало сморщенное, гнилое яблоко.
— Я работаю, леди Агата, — сказала Ливви, потянувшись за мелком. — осталось совсем немного. Сегодня…
— Меня мало волнует чем ты занималась сегодня, — коротко отрезала леди Агата. Ее голос прозвучал как скрип не смазанной двери, отчего Ливви усмехнулась, но вовремя успела опустить голову, чтобы тетка не заметила этого проявления своеволия, — Мистер Голем не будет ждать так долго, сколько тебе вздумается работать. Ты должна закончить немедленно, потому что он собирается приехать к нам через четверть часа. В отличие от тебя, он получает за переводы деньги.
Оливия кивнула. В присутствие тетки, она не сможет придаваться лишним мыслям, а значит работа пойдет гораздо быстрее. Она медленно подняла голову, опустив взгляд куда-то в район тетиного подбородка, ведь прямо в глаза смотреть не полагалось.
— Я почти закончила, тетя. Мистеру Голему не придется долго ждать, уверяю вас.
— Постарайся! — фыркнула леди Брэкнелл, расхаживая по комнате, — И еще, Оливия. Вечером мы ждем к ужину сквайра Мэлбери. Полагаю, сегодня он будет просить у меня твою руку. Мисс Дрейтон подготовит для тебя подходящее платье. Не рассчитывай носить его после этого вечера. Это только для сквайра Мэлбери. Даже не знаю, почему сквайр так заинтересован в тебе. Но он так часто упоминает твои аристократические запястья, что мне становится противно.
От этих слов по спине Оливии пробежали мурашки. Она снова посмотрела на свои руки, на сей раз с не прикрытым отвращением. Аристократические запястья для аристократических наручников.
— Я не думаю, что сквайр Мэлбери ищет себе жену, тетя. Скорее экономку. Бесплатную, — тихо, но четко произнесла она, — И ту, кто родит ему ребенка.
Леди Брэкнелл на мгновение опешила от такой наглости, а затем ее лицо залилось густым багрянцем.
— А ты разве годишь для чего-то другого, глупышка? — прошипела леди Агата, наклоняясь к Ливви, — Ты всего лишь нищая родственница! Подачка общества! Ты должна на коленях благодарить сквайра за то, что он просто посмотрел на тебя. Я не собираюсь кормить тебя до самой моей смерти.
Шум с улицы прервал гневную тираду леди Агаты. Грохот колес и фырканье лошадей, слышались так громко и уверенно, что Ливии показалось, будто они вот вот окажутся у нее в комнате.
— Ну вот! Мистер Голем приехал, пока ты занималась разговорами, а не делом, — почти прорычала леди Агата. Подскочив к окну, она наклонился к подоконнику и в какой-то момент Ливви даже показалось, что тетка может выпасть на улицу. Но нет, леди Брэкнелл отпрянула и посмотрела на Ливви с открытым ртом. Вся ее ярость мгновенно сменилась жадным любопытством. — Боже правый! — выдохнула она. — Это герцог Косгроув! Карета с его гербом! Ко мне! Что ему могло понадобиться в моем доме?
Оливия тоже поднялась с места и подойдя к окну, попыталась выглянуть на улицу. Но из-за грузной фигуры леди Агаты это было почти не возможно. Сердце неожиданно заколотилось где-то в горле. Герцог Косгроув. Тот самый. Человек из газетных заголовков и светских хроник. Холодный, блестящий, недосягаемый титан. Что ему нужно в этом затхлом доме? Разве не завтра должна была состояться его свадьба с Эмили? Может быть он приехал сюда с Эмили с последним визитом вежливости?
Ужас, холодный и липкий, сковал ее. Она не хотела видеться с Эмили. Больше никогда.
Леди Брэкнелл опомнилась первой. Ее глаза метнулись к Оливии, и в них вспыхнула паника, смешанная с злостью.
— Ты! — зашипела она, оглядывая ее с неприкрытой ненавистью, — Оставайся здесь. Сиди в комнате и не смей выходить. Не смей даже дышать громко. Я не позволю тебе своим жалким видом опозорить меня перед герцогом.
Оливия даже не пыталась протестовать. Она ограничилась одним коротким кивком и вернулась к своей работе. Последнее чего ей хотелось, встречать с кем-то из высшего общества. Она не выходила в свет и, конечно же, она так и не стала дебютанткой. В свои двадцать она привыкла только работать в доме и почти ничего не смыслила в том, чем обычно занимаются леди.
— Только попробуй ослушаться и сама знаешь что случится тогда, — сказала леди Агата, решив все же напоследок напомнить о том, кто главный в этом доме.
Ливви очень хорошо знала, что может случиться если она ослушается. Несколько дней ей придется сидеть под замком без еды и воды. Переживать что-то подобное еще раз, ей не хотелось.
— Я буду здесь, леди Агата, — сказала Ливви, пытаясь сосредоточиться на словах, которые видела.
Леди Агата направилась к двери. Она как раз потянулась к дверной ручке, чтобы повернуть ее, когда ее опередили.
— Леди Агата, здесь, — растерянно сказала мисс Дрейтон, оглядываясь куда-то в сторону.
Она не успела договорить, когда ее не грубо, но бесцеремонно убрали со своего пути.
— Леди Брэкнелл? Я, Александр Кеннет, герцог Косгроув. Мне необходимо с вами поговорить. Немедленно.
Оливия, казалось, даже перестала дышать, когда услышала этот голос. Низкий, бархатный, начисто лишенный всякой теплоты. Голос, который рубил пространство, как лезвие. Она не решалась поднять взгляд и впервые в жизни радовалась тому, что леди Агата закрывала весь проход, скрывая ее от незнакомца.
— Мисс Дрейтон, почему вы привели его светлость сюда? — пролепетала леди Агата, пытаясь выйти из комнаты, — мы с моей племянницей осматривали комнаты для прислуги. Почему бы нам не продолжить разговор в гостиной?
Леди Агата замерла на пороге, понимая что его светлость не собирается уходить с ее пути. Ее лицо вытянулось в подобострастную, испуганную улыбку.
— Для меня нет разницы где говорить, — сухо сказал Александр, шагнув вперед, — чем быстрее мы закончим, тем лучше. Вернитесь в комнату и присядьте. Так будет лучше.
Леди Агата кивнула. Подчинившись, она села на стул и посмотрела на герцога словно испуганная мышь.
Александр переступил порог комнаты. Теперь, хотела Ливви того или нет, но ей пришлось посмотреть на него. Он был высок, широк в плечах, одет в безупречный темно-синий сюртук, от которого пахло морозом, дорогим мылом и властью. Его взгляд, холодный и пронзительный, как зимнее небо, скользнул по убогой обстановке, по тете, и на мгновение задержался на ней самой.
Она почувствовала этот взгляд на себе так ясно, будто он дотронулся до нее и быстро отвела взгляд в сторону. Его светлость смотрел на нее оценивающее, быстро, безразлично. И, конечно же, она понимала что он увидел: скромное платье, тесную комнатушку, испачканные пальцы и леди Агату, нависающую над ней.
Александр на секунду задержался на девушке, которую леди Агата назвала своей племянницей. Значит, это она. Та несчастная, которая совсем скоро займет место его жены. Она была именно такой, как о ней говорил Рейнольдс. Тихая, неприметная, спокойная. Но он успел заметить взгляд ее серых глаз. И что-то в них, не страх, не подобострастие, а что-то совсем другое, привлекло его внимание. Мгновенная, молниеносная искра чего-то острого и живого, что мелькнуло и тут же погасло, спрятавшись под длинными ресницами.
Александр успел заметить это, но едва ли это слишком заинтересовало его.
— Понимаю, что вы не ждали меня, — произнес он, обращаясь к леди Агате. — Я приехал по делу, касающемуся семейных обстоятельств.
— К-конечно, ваша светлость, — залепетала леди Брэкнелл, быстро выдыхая, — Оливия, — она обернулась к племяннице с притворной слащавой улыбкой, — принеси для герцог самого лучшего чаю! Немедленно!
Это был приказ-приговор, но Ливви ему обрадовалась. Кивнув, не поднимая глаз, она поспешила к выходу, чувствуя на спине тяжелый, равнодушный взгляд герцога. Он уже забыл о ней. Она была частью обстановки. Служанкой. Собственно, как и для всех.
Идеально, подумал Александр, проводя взглядом ее скромную, прячущуюся фигурку. Тихая. Неприметная. Напуганная. Именно то, что нужно.
Он повернулся к леди Брэкнелл с ледяной, вежливой улыбкой, за которой скрывалась бездна презрения.
— Я полагаю, вы уже в курсе новостей, касающихся вашей племянницы, Эмили? Можете не притворяться что это не так. Газеты трубят об этом с утра.
Оливия застыла на пороге, забывая что нужно принести чай для его светлости. И она поймала себя на мысли, что замерла не только от страха. А от чего-то другого.
И ловила себя на мысли, что замерла не только от страха. Какого-то щемящего, опасного предчувствия. Ее пальцы сами собой потянулись к потертому серебряному карандашику, который она по привычке прятала в кармане передника. Она сжала его, как амулет.
Что-то должно случиться.
Что-то ужасное.
Или неизбежное.