— Мое!
Для убедительности ударила рукоятью топора о землю, голосом заглушая возгласы племени. Люди кипели от возмущения, смятения и звериного азарта, причиной которых стал пленник в центре толпы.
Не склонив головы, он внимательно осматривался, не подавая виду, и для загнанного в угол не слишком-то боялся. Обратив внимание только на мой крик, задумчиво сощурил яркие глаза, выразительно подчеркнув породистое лицо.
— Данай, — позвал дедушка, смерив меня суровым взглядом.
— Мне было виде́ние.
Да, я немного лукавила, но сейчас, когда меня уже тошнило от бурлящей глупости соплеменников, это был единственный выход, способный дать мне то, что обещала Тарни-тат, богиня нашего леса. Мое видение было не совсем об этом пленнике, и вовсе не о том, что он будет моим, но туманные картины приходящих ко мне предзнаменований не всегда были ясными, и часто мне приходилось додумывать самой.
В одном я была уверена точно: он здесь не зря.
И в любом случае отступать было поздно.
Ступая меж замолкших, ошарашенных людей, я продвигалась сквозь толпу, смело шагая вперед — к сгорбленной, но все еще сильной фигуре.
Сакрис — темный маг, из тех, что управлялись с погостной магией, считающие, что им позволено тревожить ушедших на покой. Ранее наша чаща была им совершенно неинтересна — мы, живущие отшельниками от общего мира, никогда не представляли какой-либо ценности. Ни ресурсов, ни магии, ничего из того, что могло бы заинтересовать тех, кто жил за границей нашей земли.
Мы для них дикари. Затворники, скрывшиеся в Невонских лесах по доброй воле. Не представляющие опасности, ценности и не дающие хоть какого-то повода нас посещать.
Так что я понятия не имела, как он оказался здесь. Больше удивляло то, что он позволил взять себя в плен.
Наслышанная от Джара об их силе и могуществе, я слабо представляла, как мои соплеменники могли его победить, заковать и привести сюда. Даже с его слабостью к нашей земле он все равно превосходил в силе…
Он бы не сдался без боя… Что же ему здесь нужно?..
Но, кажется, поселенцев это совершенно не смущало, и единственное, чего они по-настоящему желали — наказать и убить захваченного вторженца, подтверждая, что чужакам здесь не место.
Глупцы… Будь у нас хоть что-то, сакрисы размазали бы нас как грязь по подошвам, не оставив и души. Как сделали это с другими, теми, кто думал, что способен их сдержать, теми, кто решил встать у них на пути.
Теми, от кого ничего не осталось.
Ничто не спасло бы нас от их посягательства, если бы был смысл…
— Убей его, Данай, — подстрекающим, трусливым шепотом произнес кто-то по правую руку. Подняв свой топор, я придвинула лезвие, сверкнувшее остротой, задирая мужской подбородок.
Я думала увидеть там все — от презрения до скорби, от трусости до омерзения, но вместо этого фиалковые глаза сверкали гордостью. Был в них и внутренний стержень и упорство. Он не боялся смерти и готов был принять ее, но, судя по прищуру — только на своих условиях.
— Давай, Данай, — зашелестела толпа, подталкивая меня к тому, чтобы я занесла свой топор, лишая сакриса жизни. — Давай, Данай, давай…
— Мое! — рявкнула еще раз, да так, чтобы каждый глухой вздрогнул от суровости моего голоса, чтобы каждый в селении понял и навсегда запомнил, что мое брать нельзя. — Он мой! Сакрис — мой, — отняв металл от мужского лица, развернулась к толпе. — Он не умрет. Во всяком случае не сегодня.
Первой опомнилась тетка, поднявшись со своего массивного трона, стоящего на возвышенности из древесных срубов. Глядя на меня сверху вниз, она недовольно и сурово насупилась. Дедушка устало прикрыл глаза, медленно отшагнув от трона, с которого соскочила его дочь, так, словно мечтал раствориться в воздухе, и только дядя Назул насмешливо поджал губы.
— Объяснись, Данай, — потребовала она, отсчитав мне крупицу времени, прежде чем разразиться гневным криком или в порыве ярости на нерадивого ребенка не начать крушить все вокруг.
— Мне было виде́ние, владычица. Сакрис должен принадлежать мне — такова воля богини.
— Я никому не принадлежу… — хрипло, сквозь боль в затекшем теле простонал этот несчастный, решивший проявить свою неуместную горделивость.
— Он ошибается, владычица. Он мой.
— Ты…
— Я беру его в мужья, — согласилась с незаданным вопросом и поклонилась, как того требовали обычаи, незаметно стукнув сакриса по колену отъехавшей назад пяткой.
Зашипев, он, кажется, понял, потому как захлопнул рот, тяжело дыша, пока повелительница племени решала нашу участь, смерив обоих тяжелым взглядом из-под острых бровей.
Мне очень жаль, Марен, что я никогда не оправдывала твоих ожиданий. Не здесь и не сейчас. Отпусти меня.
— Ты что, веришь ей? — вклинился Назул. Поднявшись со своего места, он обхватил ядовитыми лапами женскую ладонь, вдавил ее в крепкую грудь, стараясь занять как можно больше внимания. — Она же просто чудачка…
— Заткнись, Назул, не то раскатаю тебя по пыли, — прорычала, угрожающе вскинув в ладони рукоять аргуна, который всегда пугал дядьку своей массивностью. — Только дай мне повод…
— Угрожаешь мне? Марен…
Тетка только резко дернул рукой, заставляя мужа закрыть рот и дать ей подумать в тишине, без нашей вечной ругани, пропитанной кровной враждой. Женщина сверлила меня задумчивым взглядом и то хмурилась, то поджимала губы, так и оставив ладонь зависнуть в воздухе до принятия ей решения.
— Будь по-твоему…
— Веление богини, — напомнила я, но тетка вновь оборвала меня.
— Замолкни! Если тебе суждено делить ложе с сакрисом, то не на моей земле, — на этих словах дядя только гаденько растянул губы, даже не понимая, что тетя дала мне желанную вольную. — Жаль терять шаманку, но я не позволю такой связи у себя под носом. Забирай сакриса и прощайся с соплеменниками, Данай. Как звезды осветят дорогу — вас уже не должно здесь быть.
— Кровь к крови, владычица, — прижав кулак к груди, еще раз поклонилась и распрямила спину.
— Руки освободи, — прошипел он требовательно, но вместо этого я с размаху ударила его ступней в плечо, заставив от неожиданности и силы толчка упасть навзничь, поднимая в воздух пыль.
— Такого в условиях не было. Бой на твою свободу уже начался, поднимайся.
Рыча от негодования, сакрис вытянул по земле поджатые ноги и гневно сел, мотнув головой, ударившейся о твердую землю. Он весь дрожал от напряжения и злобы, и медленно, но все же начал подниматься, когда я резко развернулась и обратной стороной ступни ударила его по другому плечу, заставив сделать оборот вокруг себя.
— Дрянь! Я тебя покрошу, как только…
— «Как только» что? Замолкни и слушай, — подхватив ногой цепь, подбросила ее себе в ладонь, вновь наматывая на кулак и заставляя измученного мужчину, покачиваясь вытянуться в мою сторону. — Ты живой только потому, что стал моим, так что засунь свою гордость куда поглубже и делай то, что я говорю, или они сделают то, что планировали — порубят тебя на куски и скормят воронью.
Кажется, мои слова его все же заинтересовали, судя по сощурившимся необычным глазам, но пыла не поумерили. Норовистый глупец, решив, что он умнее, дернулся в мою сторону, рассчитывая ударить лбом в нос. Но, не рассчитав разницу в росте — а я была существенно ниже — заехал своим носом в мой лоб, жалобно застонав и закрыв заслезившиеся глаза.
— У-у-у…
Только покачала головой.
Не поладим.
Радовало лишь то, что мне недолго с ним маяться: покинув деревню, я могу спокойно бросить этого пришибленного, угодившего в плен. Там уже духам леса решать — вернуть его или все же выпустить из чащи.
— Еще раз, — рыкнула я, с силой наступая на мужскую ногу. — Заткнись и слушай, если хочешь отсюда выбраться без лишних проблем. Ты мне ни на что не сдался и пойдешь куда хочешь, только мы окажемся за пределами деревни, понял? Или мне повторить?
— По-онял, — протянул, морщась от боли. Глубоко вздохнул, стоило мне убрать ногу, и взглянул куда более осознанно. — Предлагаешь мне тебе довериться?
— А есть вариант получше?
— Разумно.
— Вот и заткнись.
— Какая ты грубая…
— А ты слабак, раз дал захватить себя в плен.
Вот тут он, кажется, действительно обиделся, но на радость мне все же замолк. Прекратил пререкаться и послушно поплелся следом.
Звезды уже появлялись на чернеющем небе, и нужно было убираться как можно скорее — тетя слов на ветер не бросает. Найдет в селении позже, чем велено — обоих прибьет, не пожалеет. А у меня совершенно другие планы.
Перешагнув черту ворот, я сделала глубокий вдох, прислушиваясь к звукам леса, впиваясь в него душой, становясь сердцем и ушами.
Здесь, в чаще, не было дорог, дети леса всегда двигались лишь своими инстинктами, преодолевая черты, меняющие пространство, огибая овраги и расколы, не плутая в лесной глуши. Я с детства обитала в нем с моим Джара, училась охотиться, выживать, запоминать, слушать… Я была частью этой земли и сейчас смело и без сомнений шла прямиком через бурелом, не боясь оступиться.
Пленник шагал следом, недоверчиво оглядываясь и, кажется, не понимая, как я ориентируюсь, но помалкивал, дав мне время привести в порядок мысли и окончательно смириться с той судьбой, что уготовила мне богиня. У меня было время на поиск случая, но сейчас, когда он наконец подвернулся, мне оставалось только увериться в воле моей покровительницы.
— Данай, значит, — нарушил тишину сакрис. — У вас грубоватые имена.
— Какие есть.
— Куда мы идем, поделишься?
— Я — своей дорогой. Ты — куда хочешь.
— Ты такая многословная.
— Какая есть.
Фыркнув от недовольства и моего нежелания с ним беседовать, упрямец застопорился, упершись ногами в землю, заставив меня сбиться с шага.
— Почему ты меня спасла?
— Не тебя, а свой народ. Я знаю, что ты не боишься умереть и точно бы уволок кого-нибудь с собой, прежде чем они бы до тебя добрались.
Сверкнув фиалковым взглядом, наглец криво улыбнулся, поняв, что я знаю, как он на самом деле силен. Ни капли не смутившись, он разглядывал меня с высоты своего роста, проявляя явное любопытство.
— У меня было виде́ние, я знала, что ты придешь, и ждала. Еще вопросы или пойдем уже?
— Если знаешь, кто я, то должна понимать, что я способен свернуть тебе шею, и никакие оковы меня не удержат, — в достоверность своих слов, он размял шею, и без усилий дернул руками, разрывая сдерживающие его все это время кандалы. — Теперь, когда твой народец тебя не защитит, я могу сломать тебя как тростинку…
Глядя, как он разминает затекшие запястья и так же без лишних хлопот разжимает скрежещущую петлю на шее, я пожала плечами и разжала пальцы, отпуская и без того ненужную цепь. Сжав освободившейся ладонью рукоять аргуна, выставила ногу, готовясь к бою, и подняла лицо навстречу врагу.
— Мне только пальцами щелкнуть…
— Так щелкни, — с вызовом рыкнула я. Сакрис уже занес было руку, чтобы выполнить свою угрозу, как я подпрыгнула и, оттолкнувшись от хлипкого деревца, обвила ногами мужские плечи, роняя того на землю.
Оказавшись погребенным под моим телом, он смешно клацнул зубами от удивления, невольно взглянув меж моих ног, которые оказались расставленными прямо у его лица. Аргун с силой вонзился в землю, скорее для устрашения, чем для прямого назначения; сжав бедра посильнее, я повторила:
— Лучше бы тебе меня слушаться. В этом лесу я хозяйка, твои мертвые не выйдут на мою землю, а в честном бою я одержу победу, потому что я сильнее, чем ты, сакрис.
Он слушал, но почему-то вместо протеста или ярости я увидела в забегавших глазах лишь смущение — такое, какое испытывают дети, когда матери и отцы рассказывают им о продолжении рода. Сакрис продолжал моментами посматривать мне между ног, будто бы желая, но боясь узнать, что у меня под юбкой, и неловко скреб ногами по земле, словно пытаясь спастись.
— Ну, будешь пальцами щелкать?
— Нет, слезь! — и вот этот вскрик, полный раздавленной уверенности, заставил меня задумчиво склонить голову к плечу.
— Ты что, с женщиной не был?
Такого ужаса в глазах я не видела со времен, когда… Да не видела я такого!
Сакрис побелел, потом посинел, а закончил все это пунцовым румянцем, так расцветившим скуластые щеки, что сомнений не оставалось. Этот… мужик никогда не делил ложе с женщиной! Никогда! Невинен, как цветок в диком лесу, он метался бешеным взглядом и предпринимал безуспешные попытки меня сбросить, но моя комплекция и его смятение просто не позволяли ему это сделать. Напуганный, бледный, с выступившими на висках каплями холодного пота, он метался, как ненормальный, и я изо всех сил душила в груди смех, который все же вырвался из горла, руша спокойствие леса.
— Хватит ржать!
— Так не будь так смешон! — продолжая заливаться, даже уперлась ладонью в землю, окончательно нависнув над лицом сакриса, который начал дергаться пуще прежнего.
— Слезь!
— Не слезу, — издевалась я. — Ты мой, и я буду сидеть на тебе, где и сколько захочу!
— Не смей издеваться! — уловив в моем голосе насмешку, он уже рычал от злости. — Слезь немедленно! Или я, я…
— Исполнишь супружеский долг?
Игриво дернув бровью, улыбнулась еще шире, заметив стеклянный ужас и стыд в мужском взгляде. Он будто бы остолбенел от моих слов, прирастая к земле и мечтая закопаться в нее с головой.
— Так нельзя, — хрипло признался он, все равно продолжая хоть и в ужасе, но с любопытством коситься мне под юбку, которая натянулась сильнее, когда я склонилась вперед. — Не положено…
— Почему нет? Ты мой муж, так что…
— Связь не так заключается! Недостаточно сказать, что я твой муж!
— У нас — достаточно. Лес слышал, значит, ты мой. Так что, как жена, я вполне могу, — поерзав для убедительности задницей по мужской груди, я договорила то, от чего покраснели даже его уши, — прямо сейчас оседлать тебя.
— Ты не посмеешь…
— О, еще как посмею, — прошипела и, вжав ладонь в мужское горло, скатилась назад по крепкому телу, остановившись, только когда ягодицы замерли на границе пояса. — Если один сакрис не прекратит пугать меня расправой — обязательно посмею. Твоя невинность будет моим последним желанием, а я знаю, что вы не отказываете в такой милости.
Резко поднявшись, я вернула аргун на плечо и поспешила дальше, придерживаясь своего пути. Мужчина не спешил подниматься, и бросить бы мне его… но чувство, что я его обидела, горько колыхнулось в груди. Помрет тут без меня… Незмеры растерзают или от стыда лопнет.
Остановившись, я вздохнула, набираясь терпения, и обернулась.
— Ты идешь или нет?
— Иду, — ответили мне скорбно, но все же он начал подниматься на ноги, странно их сдавливая.
Плотно натянувший штаны бугор вызвал у меня только улыбку, дав понять, что я все-таки нашла ключик к характеру этого выскочки, который позволит избежать в нашем коротком путешествии множество неприятных моментов. Стоит только напомнить, что рядом с ним женщина, как он вновь посыплется и прекратит выделываться.
Только до края леса добраться… а там уж пусть идет своей дорогой, нежный ирис.
— Привал, — буркнула я спустя несколько часов молчания.
Рухнув на землю и привалившись спиной к дереву, сакрис тут же закрыл глаза, будто мечтая остаться в полном одиночестве и демонстративно игнорируя мое присутствие.
Не став нарушать его уединения, я потопала в лес за провизией, но не успела удалиться и на несколько шагов, как в спину мне ударило напряженное:
— Ты куда?
— За едой. Пойду поохочусь — нам нужны силы. Тебе в особенности.
Удовлетворившись моим ответом, он больше ничего не сказал, и по возвращении по-прежнему молчал, продолжая меня игнорировать.
Я быстро развела маленький костерок, умело разделала заячью тушку, поставила прутики с мясом на огонь. В небольшую ямку зарыла шкурку и кости, оставшиеся от дичи.
— Что ты делаешь?
— Возвращаю лесу в благодарность за удавшуюся охоту.
— Это же просто заяц.
— Просто, сложно — но он жил здесь, ел, спал. Богиня отдала нам его жизнь, чтобы мы насытились и сохранили свою, значит, я должна поблагодарить ее за это.
— Ты… странная.
Только улыбнулась.
Я странная даже для своих, что уж говорить о сакрисе, который в этом лесу, что слепое дитя в ночи. Мой Джара всегда учил меня, как жить в гармонии с природой, как просить, как отдавать богине, и когда начались виде́ния…
— Так какие у тебя планы, Данай?
— Это не твоего ума дела, сакрис.
— Ты же не упускаешь шанса напомнить, что я твой муж, значит, имею право знать, — отбил он.
— Сперва докажи, что ты достоин права называться настоящим мужем, а после поговорим, — не осталась в долгу и придвинула припекшиеся кусочки мяса. — Ешь, я знаю, что тебя не кормили.
Обиженно выдернув из моей руки ужин, он насупился, но ел, подтверждая свой голод. Не став ворошить его дальше, я и сама приступила к еде, глядя в огонь и слушая лес, который пел мне о том, как прошел еще один день в его густых зарослях и на зеленых полянках.
До границы нам пару дней пути, если медлить. Если поторопиться, то к завтрашнему вечеру доберемся. Сакриса наверняка кто-то ждет у самой кромки, и нужно разойтись с ним чуть раньше, чтобы вытолкнуть нахала из леса, но самой не встречаться с такими, как он.
Я все еще не представляла, как и почему он здесь оказался, но, помня о своем пути, даже не собиралась выяснять детали. Ему крупно повезло, что его вообще взяли в плен — наш лес мог водить чужаков лунами, так и не выведя к поселению, что уж говорить о том, чтобы найти дорогу обратно. Он точно любимчик богов, раз ему так повезло встретить меня, только и ждущую случая сбежать из деревни.
Закончив с трапезой, я отряхнула руки и вновь направилась в лес, но уже не так далеко. Нашла подходящие деревца, нарубила жердей и пушистой листвы, вернулась в лагерь. Сложив спальное место, я укрыла его мягкими ветками, сделав для удобства подобие перины, ладонями приминая торчащие ростки.
Сакрис продолжал хмуро жевать, наблюдая за моими манипуляциями. Когда же я стянула с ног высокие сапоги и рухнула на лежак, он отряхнул руки и встал.
— А где я буду спать?
— Где постелишь, там и ложись.
Беда…
По его неуверенно покачнувшимся плечам я без слов поняла, насколько же он дикий.
В моем понимании, разумеется.
Ну правда счастливчик! Как ему вообще в голову взбрело пойти в наш лес с такими навыками? Он словно совершенно не знал, что делать, как спать в лесу, как есть, как искать дорогу!
Абсолютно беспомощный взгляд, устремленный в лес, кричал так, что закладывало уши. Обреченно вздохнув, я слегка сдвинулась, дав ему немного места.
— Если будем спать на боку — поместимся оба.
— С тобой?
Ну нет так нет.
Не собираюсь его уговаривать. Повернулась на бок, слегка поджала колени, сложила руки на груди, широко зевнула.
— Данай, я не могу с тобой спать.
— Так иди и собери себе лежак, кто не дает?
— Я… я не умею.
— А я устала. Ты сегодня знатно потрепал мне нервы, так что или спи на земле и мерзни, либо ложись сюда и заткнись.
Сопел. Думал.
Почти минута ему потребовалась на то, чтобы принять единственно правильное решение. Мерзнуть сакрис явно не хотел, поэтому, повернувшись ко мне спиной, скромно уместился на краю лежака, практически не касаясь меня никакой частью тела.
Он лежал будто каменный. Не выдержав звенящего в такой близи напряжения, я развернулась и ткнула ему пальцем между лопаток.
— Что не так?
Он отозвался так, как будто бы ждал вопроса. Обернувшись, чтобы убедиться в своей неприкосновенности, уставился на меня фиалковыми глазами.
— Нам нельзя спать с женщинами вне брака.
— Ты мой муж, напоминаю в который раз.
— По твоим законам, не по моим.
— Так иди и наломай себе веток на лежак.
— Дашь топор?
— Еще чего! Аргун никому не даю!
— Аргун?
— Его так зовут, — подтвердила я. — И он мой. Как и ты. И если тебе так страшно и если вдруг кто-то спросит, можешь смело говорить, что я тебя вынудила.
— Если я так скажу — нас точно поженят. А ты…
— Дикарка? — догадалась я.
— Другая, — нашелся сакрис, почему-то не став подливать масла в огонь. — Поэтому нам нельзя…
— Слушай, сакрис, ничего не будет. Просто спи. Можешь даже между нами листвы набить, чтобы мы, не дай богиня, случайно во сне не слиплись. Все, я устала, так что прекращай трепаться и спи.
Отвернувшись, как раньше, я опять зевнула и закрыла глаза.
Мужчина за спиной явно маялся. Покрутившись и повздыхав, он все же поднялся, но не за ветками для лежака, а за листьями. Этот болван серьезно ссыпал их в полосу между нами, и когда, на его взгляд, их оказалось достаточно, улегся, облегченно вздохнув.
Не хотела бы так сильно спать, закатила бы глаза.
Какой же он… пришибленный…
— Тихо, — шикнула, резко сев. Потянулась за топором одной рукой, другой уперлась в мужскую, дрогнувшую от невысказанных слов грудь.
Ветер выл, крича в спящих утренних листьях, земля подрагивала от топота. Прислушиваясь к приближающейся опасности, я вскочила на ноги, потянув за собой сонного сакриса.
— Что?..
— Тш-ш-ш… Незмеры приближаются, — предупредила, вставая чуть впереди мужчины и приготовившись к бою.
Незмеры словно ждали, пока я приготовлюсь, и наконец потянулись из леса, сверкая зубастыми пастями с пузырящейся слюной на клыках. Колючие загривки вставали дыбом в предвкушении охоты и пищи, а желтоватые глаза сверкали животным азартом, давая время оглядеться и пересчитать их.
Семеро. Много.
Страшные, горбатые, они медленно сжимали круг, топча лапами влажную в столь ранний час землю. Рычали, скалились, но не нападали, ожидая, когда вожак первым сделает рывок в сторону добычи. И я ждала, пытаясь первой найти его в стае, чтобы сдержать удар и перерубить зверюгу.
— Что будем делать?
— Постарайся не умереть, — шикнула я, и в ту же секунду рослый и крепкий самец бросился на меня с открытой пастью.
Стая с рыком последовала за ним. Они отталкивались от земли, взлетая в прыжке, и угрожающе разевали пасти. Первый удар попал точно в цель, прямиком в основание лапы. Я отбросила зверя, тут же стукнув обухом другого дикого пса. Не глядя на сакриса, бросилась вперед, пролетая под нападающими тварями, и кувырком настигла поднявшегося на лапы вожака, нанося новый удар, еще более сокрушительный, чем предыдущий.
Сражаясь с тремя незмерами разом, я убивала одного за другим, и, оставшись с вожаком один на один, взглядом внушила ему, что у него нет шансов: он ранен, его собратья убиты, и ему стоило бы бежать и зализывать раны. Но зверь решил не сдаваться. Улучив момент, он бросился вперед, смыкая пасть на моем бедре, которое осталось без защиты плотного сапога — те лежали у спального места.
Аргун опустился на псовью морду, прорубая ее насквозь и разделяя на две части. Зверь обмяк, все равно заставив меня приложить усилия, чтобы разомкнуть заклинившую на моей ноге челюсть. Вспомнив, что я не одна, я уже было собиралась броситься на подмогу, но, повернувшись в сторону сакриса, увидела только, как он легко сворачивает шею последнему незмеру, отбросив тяжелую тушу в сторону.
Голыми руками…
А он… силен.
Куда сильнее, чем я предполагала.
Сейчас он выглядел совершенно иначе. Это был уже не тот сгорбленный, но гордый пленник. Передо мной стоял воин, не боявшийся крови, не страшащийся смерти, и мышцы на его руках напряженно набухли, подчеркнув черной кожей костюма свою силу и мощь. Сакрис лениво отряхнул испачкавшиеся штаны и поднял на меня глаза. Его взгляд скользил вниз, словно проверяя на сохранность, и уперся в кровоточащую рану на ноге.
— Данай, — дернулся он и в один шаг преодолел разделявшее нас расстояние. — Ты ранена.
— Знаю. А ты притворщик.
— Что?
— Ты силен. Почему сдался в плен? Почему не победил меня? Почему не сбросил, когда я сидела сверху?
От напоминания о вчерашнем он вновь слегка порозовел и смущенно отвел взгляд в сторону, подбирая слова. Ему явно было что скрывать, и он не торопился делиться признаниями, мотнув темными всклокоченными волосами, похожими на черное полотно.
— На то разные причины, — ответил уклончиво. — И тебе необязательно о них знать.
— Значит, лежак себе организовать не можешь, а незмеру без оружия шею свернешь?
— Вроде того.
Он, кажется, впервые улыбнулся.
Криво, несмело, но губы, которые я разглядела только сейчас, изогнулись в по-мужски скупой, но приятной улыбке. Приглядываясь сильнее, я понимала, что, в общем-то, сакрис красивый мужчина — отличавшейся от наших, но по-своему притягательный.
Черты его лица были более точеными, резкими, как будто бы даже острыми. Глаза слегка впалые, выразительные, а подбородок, кажется, впервые был обрамлен щетиной, которую до этого всегда аккуратно и чисто сбривали. Суровые выразительные брови только подчеркивали тяжелый характер, который я сперва приняла за упрямство. А еще он был старше, чем мне казалось. На лбу залегли тонкие, но видимые морщинки, рисующие галочку меж бровей, давая понять, что их владелец слишком часто хмурится. Шея оказалась мощнее, чем мне думалось, плечи шире, и только сейчас я заметила, что на его фоне я действительно выгляжу малявкой, потому как сакрис был крепок и отлично сложен.
— Почему так смотришь?
— Как?
— Плотоядно и подозрительно, — поморщился он, прогнав с лица тень той улыбки, что заставила меня присмотреться к мужчине. — Как нога?
— Нормально, жить буду. Давай собираться, нам еще долго идти.
Не став спорить, он без спроса подхватил мой аргун, лежащие на земле сапоги и, забросив ношу на плечо, пошагал вперед, весело подмигнув.
— Стой, зараза! Топор верни!
— А ты догони! — долетело до меня, заставляя прибавить шаг.