Заноза для Громилы. Будешь моей женой

Глава 1

Алена

— Да твою же… — шиплю сквозь зубы, когда ключ в замке зажигания снова проворачивается вхолостую. Машина дергается, кашляет и замирает. — Черт!

Рывком распахиваю дверь, вылетаю наружу и с громко ей хлопаю. Холодный воздух шибает в лицо, а я стою посреди трассы, окруженной лесом, как дура, и смотрю на свой повидавший жизнь Ниссан Жук.

Желтенький, веселенький, любименький — и, похоже, окончательно сдохший.

Ну, все. Приехали. Станция Подзалупино. Конечная.

Кругом ни души. Только деревья, воронье карканье где-то вдали и этот липкий, тошнотворный запах мокрой травы и сырости.

Открываю капот — для проформы. Как будто я в этом что-то понимаю. Мда.

Провожу взглядом по кишкам мотора, делаю умное лицо, как будто сейчас найду волшебную кнопку, которая все починит, — и резко хлопаю крышкой.

Бесполезно. Все бесполезно.

— Отлично, просто офигенно, — выдыхаю я, вытаскивая телефон.

И стону от досады.

Нет сети, черт побери! В этой глуши даже связи нет.

— Да пошло оно все! — выкрикиваю в небо, надеясь, что хотя бы оно услышит.

И, кажется, Боги решили с миловаться надо мной, потому что где-то справа слышатся голоса. Мужские.

Они реальные? Или меня уже глючит?

Ладно. Если это маньяки, то пусть сразу и прикончат — будет хотя бы интересный финал.

Быстро бросаю телефон в карман, а затем достаю из машины сумочку и решительно спускаюсь с дороги, естественно, сразу же влипая в болото. Не то чтобы это сейчас главная из моих проблем.

Немного зайдя в лес, осматриваюсь.

— Эй! Тут кто-нибудь есть?! — кричу, прокашлявшись.

Ответа — ноль. Тишина. Ни ветра, ни хруста, ни гула. Как будто лес замер и наблюдает, прищурив глаза.

— Так. Метров десять — и назад, — говорю себе.

Но делаю шаги. Один. Второй. Пятый. Десятый. И еще. И еще.

Голоса больше не слышны. Навигатора нет. Карты нет. Только я и эти чертовы елки.

Так, все. Заканчиваем этот аттракцион выживания и возвращаемся к машине…

Только вот…

А с какой стороны я пришла?

Бросаю взгляд по сторонам, нахожу свои следы и иду по ним, только вот дороги не видно. Даже намека на нее.

Сердце колотится, а в голове стучит только одна мысль:

Нет. Нет. Не сейчас. Я не могу. Я не хочу. Я не…

Я, черт побери, потерялась!

— Черт! — кричу в никуда, срывая голос. — Это не может быть правдой!

Становится холодно. То ли от сырости, то ли от страха.

Я оглядываюсь. Все одинаковое.

Деревья, корни, мох, гнилушки.

Откуда я пришла?

Где дорога?

Почему так тихо?

Ноги дрожат, руки влажные, а пальцы соскальзывают с ремешка сумки.

Мамочки мои родненькие…

Пожалуйста…

Пусть это все просто дурной сон…

Однако это не сон.

Это чертов реальный лес.

И я в нем совершенно одна.

Мои ноги будто сами тащат меня сквозь этот чертов лес, а мозг… мозг начинает сбоить.

Я не знаю, сколько времени прошло.

Минут десять? Час? Вечность? Солнце медленно уходит за деревья, и вокруг становится все темнее.

— О боже мой… — шепчу, запинаясь. — Я умру в лесу. Мое тело найдут лоси, кабаны и вот те вот твари, которых показывают в страшных передачах про тайгу. Отличный финал, Алена. Просто потрясающе. Лучше не придумаешь.

Вот и все. Ни мужа, ни детей, ни квартиры в ипотеку. Только смерть среди деревьев и белок.

В этот момент я замираю. Прямо передо мной — что-то странное. Стволы деревьев лежат слишком ровно, будто не ветром повалены, а нарочно срублены.

— Это еще что такое?.. — бормочу, щурясь.

Подхожу ближе. Все выглядит… неправильно. Слишком аккуратно, слишком намеренно.

Сглатываю. Настораживаюсь.

Наклоняюсь, чтобы получше разглядеть…

ХРУСТ.

— А? Что?..

Следующий момент — адская резкая боль в ребрах и… воздух.

Я взмываю вверх. В буквальном смысле.

— АААААА!

Меня дергает, крутит, сумка падает вниз, а я — в сетке, подвешенная над землей, точно курица гриль на витрине.

— ЧЕРТ! — визжу, бьюсь в сетке, которая только сильнее врезается в кожу. — Да вы шутите что ли?!

Ловушка. Примитивная, как в мультиках про Тарзана. Но, блин, работает.

Глава 2

Алена

Дергаюсь в сетке, мрачно огрызаясь:

— Я не заметила ловушку.

— Не поверишь, — едко хмыкает Громила, — но в этом и смысл.

Господи. Как же он меня бесит! Хамло неотесанное!

— Ты мне поможешь или так и будешь изгаляться?! — выпаливаю зло, чувствуя, как у меня волосы врезаются в сетку. Больно, между прочим!

Громила не спешит. Медленно, почти лениво достает из кармана штанов складной, явно дорогой, охотничий нож. Щелкает лезвием, как будто у него целый день в запасе.

— Я вот думаю… — протягивает, — может, до завтра тут тебя оставить? Вдруг прозреешь. Какого хера ты вообще поперлась в лес?

А вот и нотации подъехали.

Нет, я понимаю, что глупость сделана. И не оправдываю себя, но я действительно далека от всего этого марафона выживания.

— Мне показалось, что тут люди, — бормочу, скорее себе, чем ему, и ощущаю, как мерзко жмет горло.

Богдан закатывает глаза, силой сжимая переносицу, точно я головная боль.

— Показалось ей… — издает глухое рычание. — Не женщина, а катастрофа сплошная.

Это я-то катастрофа? Рассеянная немного, каюсь, но такое могло случиться с каждым. Ну, или не прямо с каждым…

Да он на себя давно в зеркало смотрел? Дикарь! Бородатый, мускулы на мускулах, да у него одна рука больше, чем моя ляжка! Не руки, а базуки, прости господи! И в придачу вечно мрачная физиономия. Не мудрено, что я спутала его с медведем!

Богдан делает резкий шаг на меня, затем нож щелкает, и — хрясь! — сетка рвется, а в следующий миг я падаю… в его лапы.

То есть, руки. Но по ощущениям — лапы.

— Эй, аккуратнее! — ойкаю я, когда он без малейшего предупреждения подхватывает меня и закидывает на

плечо, точно мешок с картошкой!

— Молчать, женщина, — командует, и отвешивает смачный шлепок по заднице.

Это еще что такое?!

— Ты что себе позволяешь, варвар?! — шиплю, дергаясь, но он держит меня как охотник, поймавший зайца.

— Лежи смирно, Ласточкина, — отзывается без всякого смущения. — А то отшлепаю как следует — неделю сидеть не сможешь.

Я замираю. Он может. Чисто физически — легко. Да и по глазам вижу: в них нет шутки.

Вот и все. В тридцать лет, с высшим образованием, карьерой и планами на уикенд — я в лесу, на плече дикого мужика, который грозит мне поркой.

Сценарий моей жизни писал явно кто-то под радужными пилюлями, если вы понимаете о чем я.

Наконец, Богдан доходит до пня, аккуратно — насколько вообще можно это назвать аккуратным — на него меня ставит, а сам опускается на корточки и начинает срезать остатки сетки ножом.

Я молчу. Только дышу часто, будто пробежала марафон задом наперед.

Через минуту спрыгиваю с пня, морщась от онемевших рук и затекших ног.

Пытаюсь сделать вид, что я в порядке. Уверенная и гордая. Однако ссадины и сопли явно портят картину.

Я бросаю на Громилу неуверенный взгляд из-под ресниц.

— Спасибо тебе, — говорю, почти шепотом. — Я правда… Я так испугалась. Думала, медведь какой сожрет.

А он таранит меня своими темными, орехового оттенка глазами. Долго. В упор. И потом чеканит, будто по камню:

— А он мог, между прочим. Благодарить будешь, когда выберемся отсюда.

И разворачивается, тем самым давая понять, что любезности окончены.

А я стою как полная дура, растерянно хлопая ресницами. И корчу рожицу, точно мне под нос каку сунули.

До чего же вредный мужик…

— Стой тут, — хмуро буркает Громила, уходя немного вперед.

Я не двигаюсь. Вернее, топчусь на месте и злобно сверлю его широкую спину глазами. Ну вот, снова командный режим включился.

Богдан осматривает местность, хмурится еще больше (куда уже), а затем достает из рюкзака сигнальную ракету. Уверенно направляет эту штуку вверх, резко дергает за веревочку и…

И ни-че-го.

Точнее, веревка просто отваливается. Как моя последняя нервная клетка, очевидно.

— Блять! — шипит сквозь зубы.

Громила достает вторую сигналку. Повторяет попытку, но ничего не происходит. Чудесного спасения не случится.

— Сигналки бракованные, — как будто я не вижу, констатирует факт.

Я нервно переминаюсь с ноги на ногу, точно первоклассница у доски.

— И что это значит?.. — жалобно спрашиваю, чувствуя, как подступает паника.

Богдан бросает на меня такой взгляд, точно я виновница всех его бед!

— Это значит, — жестко отрезает, — что нужно найти ночлег, пока не стемнело совсем.

Господи, этот кошмар не закончится никогда! Прокляли меня, что ли?!

— Может… — неуверенно начинаю я, — нам стоит вернуться на дорогу?

Глава 3

Алена

Держась за сухие ветки, корни, пни — я медленно, аккуратно, почти на четвереньках спускаюсь вниз по склону. Сердце колотится где-то в горле.

Господи, только бы Громила был жив! Только бы без травм!

Наконец ноги касаются земли. Я резко выпрямляюсь и, задыхаясь, срываюсь на крик:

— Богдан?! Богдан, ты в порядке?!

Он с рычанием переворачивается с живота на спину. Лицо — каменное, застывшее, точно у статуи. Сквозь крепко сжатые зубы Громила цедит:

— За какие грехи ты мне послана, женщина?!

Ну… если хамит — значит, жив. Слава богу.

Богдан рывком вскакивает на ноги. Его взгляд…

О боже. Он впивается в меня таким разъяренным взглядом, точно готов прибить. Серьезно! Прямо своими огромными лапищами!

Богдан зло вздыхает, отряхивая штаны, и бурчит себе под нос:

— Бывшая точно на меня порчу наложила, как и обещала.

Не то чтобы это мое дело, но, надо сказать, есть за что! Нечего в чужую постель (между прочим, добропорядочной женщины) пробираться!

— Я нечаянно… — бормочу виновато, понимая, что все-таки он из-за меня пострадал.

— Еще б ты специально! — сердито выплевывает. — Ласточкина, ты хоть пять секунд можешь не влипать в неприятности?!

Я окидываю его быстрым взглядом: помятый, грязный, но живой и целый. Такой бугай, что ним станется, спрашивается?!

Если бы я грохнулась, то костей бы не собрала, а у этого пару царапин.

— Если я тебя так раздражаю, — шиплю, сжав кулаки, — то почему ты пошел в лес?!

Богдан резко оборачивается:

— Потому что кроме меня никто не знает так хорошо эти места!

Я злобно сверлю его глазами, но молчу, точно в рот воды набрала.

Зачем спорить с этим ослом? Только время зря терять.

Богдан дергает плечом, а затем хмуро чеканит шаг к сторожке. Заглянув внутрь, коротко роняет:

— Отлично. Тут заночуем.

Я уверенно подхожу и тоже заглядываю. Внутри — пахнет деревом и немного плесенью. Керосиновая лампа на столе, несколько пакетов, подвешенных на гвоздях к потолку, лежанка со шкурами, чугунный чайник, котелок, дрова, вода… Неожиданно уютно.

Богдан по-хозяйски заходит вглубь, снимает пакет, выпрямляется — и смачно бьется башкой о потолок.

— Черт… твою… мать… — выплевывает ругательства, хватаясь за макушку.

М-да, домик явно Громиле маловат… А двоим нам тут вообще тесно, никуда не спрятаться, не деться.

Богдан открывает пакет, заглядывает внутрь и подытоживает:

— На ужин каша и тушенка. Держи, женщина.

Невозмутимо протягивает мне пакет, на что я хмурюсь.

Прошу прощения…?! А с каких пор мы вернулись в средневековье?!

— Я должна приготовить?

— А я что ли женщина? — грубо фыркает. — Хоть на что-то ты должна быть способна…

Вот же чурбан…

Да мне не сложно, господи, но…! Я резко вырываю пакет из его рук, язвительно бросая:

— Может, ты тогда костер разведешь, мужик?!

Богдан криво и как-то хищно ухмыляется.

— Разведу. Ты только ужин наш не спали, Ласточкина, а то я тебя съем.

И пялится так жадно, словно пред ним не я, а кусочек жареной рульки. Даже глаза блестят.

Варвар! Дикий варвар!

Я сжимаю губы, расправляю плечо и решительно подхватываю котелок — ну держись, Богдан Соколовский! Посмотрим, кто из нас кого!

Богдан довольно быстро разводит костер. Сидит себе, строгает ветки, подкладывает, продувает, и через десять минут уже весело потрескивает огонь. Мужик, конечно, хреновый, но в лесу умеет выживать — это не отнять.

А потом он встает и просто уходит. Без слова, без взгляда. Разумеется, не поставив меня в известность.

— Редкостный свин, этот Богдан Соколовский, — бормочу я себе под нос, раскладывая перед собой наши нехитрые пожитки. — С первой встречи на роже написано: буква “ю” похую, пардон за мой французский.

Вот честно. Ни перед кем не отчитывается, ни с кем не советуется, весь из себя великий и ужасный. Этот мужчина — прямо учебное пособие: от таких нужно бежать сломя голову. Потому что если не сбежишь, его ворчание медведя покажется тебе очаровательным. И все, пропала! Не приведи господь, конечно.

Проходит час. Каша с тушенкой готова. Пусть я и не шеф-повар, но готовлю вкусно. А как иначе, если выросла в многодетной семье?

Там не забалуешь. Я — самая младшая из семерых. Семерых, Карл! Иногда мне кажется, что дед реально забывает мое имя. Он все время орет: “Ленка, иди сюда!”

А я не Ленка. Ленка — это старшая сестра.

Я, блин, Алена.

Лесная жизнь — явно не для меня. Но в остальном я, как говорит мама, “невеста на выданье”. Правда, на выданье я с двадцати, а мне уже тридцать… Так что, скорее, в списке уцененных невест. Ну да ладно.

Глава 4

Алена

Задыхаясь от возмущения, я вылетаю из кустов, сжимая доску, точно дубинку, и ору:

— МАЛО ТОГО, ЧТО ТЫ ИЗМЕНЩИК! ТАК ЕЩЕ И МАНЬЯК! НИ СТЫДА! НИ СОВЕСТИ!

Из зарослей с треском вываливается Богдан, вырывая кусты, будто те виноваты в его нездоровых наклонностях. Он трет лоб, где уже набухает шишка, и мямлит:

— Да я не…

Вся горящая праведным гневом, я вскидываю руку и шиплю, как настоящая амазонка на тропе войны:

— А ЧТО ТЫ ТАМ ДЕЛАЛ?! ИЗВРАЩЕНЕЦ!

Богдан поднимает на меня дергающийся глаз, и… рычит! РЕАЛЬНО РЫЧИТ, точно медведь, которого выдрали из берлоги.

— ДА УГОМОНИСЬ ТЫ, ЖЕНЩИНА! Я НЕ ВИДЕЛ ТЕБЯ, ЯСНО?! И Я НЕ ИЗМЕНЩИК!

— Все у тебя случайно, — закатываю глаза, недоверчиво фыркая. — И в постель ко мне пробрался — случайно. Теперь вот подглядываешь — случайно.

Пусть эти сказки своей девушке рассказывает, а не мне.

—Я не пробирался. У Андрюхи было занято, и я пошел туда, где свободно.

Святая простота! Как мило! А то, что «свободно» рядом с девушкой — это его, значит, не смущает! А чего ему, этому громиле?!

— Ага, конечно! Маньяк! — скривив физиономию, бросаю.

Громила окидывает меня долгим взглядом, словно оценивая товар на витрине, и заключает:

— Да кой хрен мне твой… суповой набор?

Суповой набор?!

У меня аж воздух застреет в легких.

Извините!

Грудь — полная двоечка. Ростом — ну да, маловата. Ну и что?! Зато попа — орех, торчком! Пусть не смеет тут хаять природную красоту!

Как будто его девушка формами обладает. Ноги, точно палки. Ветерок подует и переломится, несчастная.

Уперев руки в бока, со сверкающими глазами, непреклонным голосом чеканю:

— Можешь говорить что угодно, Соколовский! Но ты у меня на карандашике! Я за тобой плотно слежу!

И демонстративно показываю два пальца — я слежу за тобой!

У Богдана, кажется, скрипят зубы. Он что-то невнятное шипит себе под нос, но из всего этого бреда сумасшедшего я отчетливо ловлю:

— Женщины — зло. Даже в лесу от них покоя нет.

Ну-ну, поговори еще!

Мы возвращаемся к костру. Богдан садится подальше, как будто я — какая-то чума. Берет жестяную тарелку, насыпает каши, пробует… и — о чудо — на его каменном лице проступает удовольствие.

Господи, да он что, из тех мужиков, у которых путь к сердцу лежит через желудок?!

Громила уплетает кашу с таким видом, будто три дня по тайге бродил и только сейчас нашел спасение. Он аж тарелку облизывает, потом грустнеет, откашливается и, не глядя на меня, ворчит:

— Ты еще есть будешь?

Я лениво вскидываю бровь, отставляя свою тарелку в сторону. Каша с тушенкой довольно сытное блюдо, и я не голодна.

— Доедай, — кидаю с усмешкой.

Он аж подпрыгивает, реально! С радостью выскабливает остатки каши в свою миску, урча точно довольный котяра.

Ну вот как такого не накормить? Он же меня сожрет, если останется голодным!

Вздохнув, ставлю чайник на костер, беру банку с засушенными травами — мята, чабрец, эх… хоть что-то уютное в этом лесном трэше — и насыпаю в жестяные кружки. Вокруг уже такая густая темнота, что кажется, будто мир за пределами огня просто исчез. Только треск костра и редкий шорох.

И я вдруг очень отчетливо понимаю: одна я бы здесь выжила… ну разве, что чудом. Если бы нашла эту сторожку, что навряд ли. Да уж, вляпалась я конкретно.

Богдан доедает, ставит тарелку на землю, вытирает рот и ворчит:

— Спасибо. Было вкусно.

Ух ты! Даже спасибо сказал! Вот, что значит — накормить мужика. Сытый желудок чудеса творит.

Громила зыркает на меня из-под нахмуренных бровей и бормочет:

— Ты это… прости, что ли. Я не специально. С дерева слезал. Ребятам сообщение отправил, что с нами все в порядке и координаты скинул.

Ох, с коммуникацией у него беда. Но ладно, главное, что с выживанием у Соколовского все отлично. Не замуж же мне за него выходить, в самом деле!

Я отходчивая по натуре, поэтому хмыкаю и пожимаю плечами.

— Я останусь при своем мнении, но считай, извинения приняты. Значит, ребята будут утром?

Он кивает, роняя коротко:

— Да. Когда рассветет.

Чайник закипает, и я осторожно снимаю его с костра, а затем разливаю по кружкам ароматный настой. Мы сидим молча, напротив друг друга, и я то и дело посматриваю на Громилу.

И тут он не выдерживает:

— Ну чего?

Я — будто только и ждала, — тут же взрываюсь:

— Вот все не могу понять, Соколовский! Почему ты вечно такой мрачный, будто у тебя палка в заднице?!

Глава 5

Алена

Я расставляю руки в боки, пыхтя, точно паровоз:

— Ты СЕРЬЕЗНО хочешь спать вместе?!

Громила, этот каменный истукан, даже бровью не ведет и хмыкает:

— Тут тебе не отель, Ласточкина.

Ну да, спасибо, КАПИТАН ОЧЕВИДНОСТЬ! Я это прекрасно понимаю. Но! Спать рядом с незнакомым мужчиной? Так себе идея, если честно.

Тем временем Богдан спокойно открывает рюкзак, достает спальный мешок и раскладывает его на лежанку, устланную шкурами. Отрезает коротко, как будто доклад делает:

— Ложе готово.

Подозрительно кошусь на это «ложе», неуверенно топчась на месте.

— Ну и что ты застыла, как девственница-дебютантка? С краю или под стенкой? — с кривой ухмылкой ехидно добавляет.

— Под стенкой, — бурчу, понимая, что, черт возьми, выбора нет. Ну не на улице же спать, ей-богу!

Громила протягивает руку в приглашающем жесте и с явным глумлением кивает:

— Тогда дамы вперед! Прошу!

Я на это позерство только фыркаю, затем скидываю обувь и залезаю под стенку. Чувствую, как сквозь одежду в спину пробирается прохлада старого дерева. Но едва успеваю устроиться, как Богдан тоже разувается и ложится рядом.

Он неожиданно теплый, большой и приятно пахнет. Черт, по сравнению с этим дикарем я кажусь себе совсем крошечной. И вот странно — эта мысль меня почему-то не пугает. Наоборот… немного успокаивает.

На столе тихо потрескивает керосиновая лампа, бросая мягкий свет на стены. За окном — темень, лес, полный хищников и опасностей. И тут, как назло, вдалеке завывает волк. Я аж вздрагиваю и, неосознанно, прижимаюсь к Богдану.

Он зевает и с ленивой иронией замечает:

— Уже не так сильно против моей компании?

Я тут же резко отодвигаюсь, гордо вскидывая голову.

— Учти, Соколовский! Будешь приставать — я знаю приемы самообороны.

Закинув руку за голову, Громила бросает на меня насмешливый взгляд:

— И какие же?

И вот тут я запинаюсь. Потому что… ну да, на курсы я ходила. Ровно два раза. Пока спину не заклинило, ага. Прелесть жизни после тридцати — твоя сумочка превращается в переносную аптечку.

— Ну… многие… всякие там… — мямлю я невнятно.

— Ну-ну… — хмыкает, откровенно развлекаясь. Еще раз зевает и уже командным тоном изрекает: — Ложись спать, женщина. Не нужны мне твои прелести, а то распробуешь — потом не отделаюсь от тебя. Еще преследовать начнешь…

У меня глаза лезут на лоб от такой наглости! Очевидно, он в восторге от себя!

Я с возмущением тычу пальцем себе в грудь:

— ЭТО я тебя преследовать буду?!

Богдан пожимает плечами, поворачиваясь ко мне спиной.

— А черт вас женщин разберет… Говорите одно — хотите другое.

Я раздраженно закатываю глаза, но тоже отворачиваюсь к стене. Устраиваюсь удобнее и, уже зевая, ворчу:

— Нет уж, Соколовский, в твоем списке охотниц я точно не буду.

Громила выдает в ответ, уже почти во сне:

— Какая потеря…

И вот так — с последними искрами недовольства и ворчания — мы оба погружаемся в глубокий сон.

Ночь — сущий ад.

Я то и дело вскидываюсь, ворочаюсь, что-то бормочу во сне, цепляюсь за шкуру и за край мешка. В какой-то момент мне кажется, что меня кто-то трогает — я дергаюсь, но это всего лишь Богдан, который сам крутится и задевает меня.

— Да чтоб тебя… — ворчу я сквозь сон и снова проваливаюсь в дремоту.

Так проходит вся ночь — дерганья, шорохи, дыхание Громилы где-то рядом, тяжесть его тела, и этот чертов лес снаружи, который не дает покоя.

Утром я открываю глаза — и мое сердце тут же проваливается в пятки.

Я почти залезла НА НЕГО! Нет, не почти — я прямо на лежу, прильнув всем телом к этому огромному мужчине! И его наглая, широкая ладонь… Господи, НЕТ… она сжимает мою ЗАДНИЦУ!

Резко дергаюсь, пытаясь соскользнуть с Богдана, но он вдруг сжимает мою ягодицу. Явно не случайно…

— Прекрати меня лапать! — возмущенно рявкаю.

Он даже глаз не открывает, ухмыляется в полусне и сонно ворчит:

— Куда намылилась, женщина?..

Я упираюсь в стальную грудь, снова дергаюсь, но он… черт побери… сжимает еще сильнее, как бы издеваясь, а может и наслаждаясь моментом.

— Я просто придержал твое добро, Ласточкина, — мурлычет с самодовольной ухмылкой.

Ага, так придержал, что его добро… В общем, стоит по стойке смирно! Причем, не то чтобы я эксперт, но… Он что, туда подложил чего?

Да чтоб тебя, кобелина ты бесхозная!

Я, конечно, взрослая девочка и понимаю, что такое утренняя эрекция, но все равно — МОЖНО МНЕ ВЫПОЛЗТИ?!

Глава 6

Богдан

Все уставились на меня, точно у меня рога и хвост выросли.

Да я сам, блядь, в ахуе, простите мой французский. Что за херню я только что сморозил?!

«Моя будущая жена» — ты чего, Соколовский? Совсем клемма слетела? Откуда это вообще вырвалось?

Украдкой бросаю взгляд на Алену — глаза точно у испуганной лани, рот приоткрыт, стоит, будто молнией ебнуло. Мда уж, нежданчик.

С другой стороны… Вас когда-нибудь преследовала полоумная баба, решившая, что вы «тот самый»? Эта ведьма мне весь мозг выела чайной ложечкой. Не ложкой. Ложечкой. Маленькой такой, кофейной. Нежно. Методично.

Мое терпение — на пределе.

И нет, я не жалуюсь. Я просто… констатирую.

Связался, блядь, с полоумной бабой. Купился как последний додик — на милое личико и славную фигурку.

Дьявол во плоти, а не женщина!

Стою, посматриваю на лес. Вот бы уйти туда, в ебеня. Потеряться. С волками задружиться. Или хотя бы с кабаном.

Но чую — и там найдет.

И тут Ульянова, будто по команде, заводится.

Взрывается истеричным смехом, который прямо в черепе звенит.

Блядь. У меня глаз уже дергается.

— Ага! Очень смешно! — фыркает бывшая, пальцы в боки, ноздри раздуваются. — Это ты назло мне говоришь, Соколовский! Думаешь, я тебя не знаю?! Эта серая мышь — вообще не в твоем вкусе!

Ага. Назло. Конечно.

Я ж, сука, жизнь посвятил тому, чтобы Леночке «назло» делать.

Буравлю Лену ледяным, мертвым взглядом. Таким, каким, наверно, акулы на рыб смотрят перед тем, как съесть.

— Значит, ты меня плохо знаешь, — сухо отрезаю.

Чудо, не иначе, потому что Ульянова, наконец-то, закрывает свой рот.

Вкусы, тоже мне. Вкус имеет свойство меняться.

А Ласточкина…

Нормальная баба. Не кривая, не косая, две руки, две ноги. Сиськи — в наличии. Жопа — вообще золото.

А главное — мозги не ипет.

Ну… почти.

Собственно, базар окончен. Точка поставлена, именно поэтому я сразу же берусь за дело. Нечего стоять сиськи мять, нам еще два часа через лес топать.

Парни, конечно же, без конца косятся на меня, но я игнорирую их интерес.

Мы складываем тушенку в ящики, воду, еще кое-какие припасы в сторожку, чтобы следующие несчастные заблудшие могли выжить, а затем, обсудив маршрут, отправляемся в дорогу.

Я держусь впереди всех. И особенно подальше от бешеной бывшей.

Механика. Спокойствие. Контроль.

Это то, что всегда держит меня на плаву.

Чувствую, как затылок свербит.

Уверен — это Ульянова. Прожигает взглядом, будто лазером.

Пусть смотрит. На здоровье.

Я скорее удавлюсь, чем буду иметь что-то общее с этой чокнутой.

Разумеется, все было слишком спокойно. Слишком тихо. Слишком слаженно. А значит — подозрительно.

Я ж знаю, с кем имею дело. Это ж Ульянова.

Только мы выходим на трассу, как по сценарию дешевой мелодрамы — взрывается истерика сзади.

— Ты слетел с катушек, Соколовский! — орет Лена на пол-леса. — Если думаешь, что я поверю в этот цирк уродов!

Медленно поворачиваю голову и впиваюсь взглядом в бывшую, точно пулями. Сжимаю зубы так, что челюсть трещит.

— Я слетел с катушек, когда связался с тобой, — выдыхаю ледяным голосом.

Глаза у нее расширяются. Руки дрожат, но не от испуга — от злобы.

Я умею ставить на место, не сомневайтесь. Но она ведь женщина… Какая-никакая, но женщина. Какой с нее спрос? Язык, что помело.

Очень вовремя я замечаю движение сбоку. Эта Алена молча достает ключи и открывает свой желтый Ниссан Жук.

И в этом я вижу реальное спасение. Не себя — истеричной бывшей, потому что, клянусь Богом, я на грани того, чтобы прикопать ее возле ближайшей сосны.

Решительно шагаю к Алене, а затем выхватываю ключ у нее из руки. Она дергается — не от страха, от удивления.

— Я сяду за руль, жена, — четко изрекаю тоном, не терпящим возражений.

Пауза.

Долгая.

Алена прищуривается, сжимая губы в тонкую злую линию.

Вероятно, она раздумывает, не врезать бы мне по яйцам и не послать к черту.

Мы долго смотрим в глаза друг другу, словно ведя безмолвный диалог. И в конце концов Ласточкина сдается.

Также молча она обходит Ниссан и садится на пассажирское сиденье.

Понимающая женщина. Умна, несмотря на то, что поперлась в лес без подготовки.

Я между тем сажусь за руль и уверенно поворачиваю ключ в зажигании.

Глава 7

Алена

У Громилы окончательно полетела кукуха, вот что я вам скажу!

Что это еще за заявления такие — «будешь моей женой»?

— Это с какой стати? А меня спросить не забыл? — впиваясь колючими глазами в Богдана, воинственно парирую.

Он, как всегда, абсолютно невозмутим.

— Тебе — ипотека, мне — спасение от бывшей.

При слове «бывшая» у Громилы нервно дергается глаз, и я понимаю — довела змея мужика таки до женитьбы, но не на себе…

Нет. Это просто уму непостижимо. Сюр какой-то!

— Вынуждена отклонить ваше предложение. У меня лишних жизней нет, — решительно обрубаю.

Кто знает, что учудит его чокнутая бывшая? С нее станется мне в лицо кислотой прыснуть или на что фантазии хватит…

И тут он, как финальный козырь, бросает:

— И два миллиона в придачу…

Я неверяще моргаю, не веря собственным ушам.

Два миллиона? То есть, настолько все плохо?

Кто, скажите мне, в здравом уме женится на почти незнакомой женщине и еще заплатит за это?

— Ты серьезно? — спрашиваю, ошарашенно выдыхая.

Богдан мрачно кивает, отрезая:

— Абсолютно. Два ляма — это фигня, а мне нужна жена. Срочно.

Качаю головой и неуверенно бормочу:

— Слушай, ты уверен, что это поможет? Кому и когда мешала чья-то жена?

— Дело не только в Лене. Моя мать… Очень сильно хочет внуков и невестку, а я очень сильно не хочу ее расстраивать, — произносит Богдан с такой миной, точно ему причиндалы прищемили.

— На внуков, Соколовский, я ни за два, ни за десять миллионов не согласна, — иронично хмыкаю.

Это уже слишком. В конце концов, я не инкубатор, чтобы рожать на радость чьей-то маме.

— Я и не прошу, — фыркает. — Мне нужен фиктивный брак. И все.

Я тяжело выдыхаю, щипая себя за переносицу.

Отказать? Конечно, это логично и правильно. Я не любительница ввязываться в авантюры. Меня вполне устраивает моя размеренная, спокойная жизнь. Кот, собака, попугаи, игуана… И профессия — ветеринар. Почти врач!

Но ипотека — на дороге не валяется, знаете ли. Ждать «того самого»? Мне тридцать. В эти сказки для бедных я давно не верю. Мужчины в моей жизни — сплошное разочарование и недоразумение. А квартира нужна сейчас. И да, два миллиона — очень кстати.

И вот я выпаливаю, не веря сама себе:

— Ладно, Соколовский. Но учти — это всего лишь фиктивный брак. И ничего больше!

Громила расплывается в победной ухмылке, даже чуть повеселев, и заключает:

— А мне больше и не нужно, Ласточкина.

Я не верю.

Вот просто — не верю, что на это подписалась. Может, сумасшествие — это заразно?

Это же брак. Пусть фиктивный, пусть не настоящий, но, черт подери, брак.

Богдан выглядит так, будто все идет по какому-то его внутреннему плану. Он кивает — спокойно, уверенно, словно речь идет о походе в магазин, и заявляет:

— Тогда завтра едем подавать заявление в ЗАГС.

Да уж, не о такой росписи я мечтала. И не о таком муже, чего уж греха таить.

Очевидно, решив вопрос закрытым, Богдан просто садится обратно в машину. А я стою, как идиотка, с округлившимися глазами и мыслями, что где-то в этом всем действии явно не хватает здравого смысла.

— Жена… — шепчу сама себе.

Господи, мама и Катька, если узнают, прикуют Громилу к батарее, чтобы не сбежал! Они уже давно махнули на меня рукой.

Тридцать лет, по мнению мамы, это не возраст, а приговор. Мир меняется, а ярлык «старая дева» по-прежнему прилипает. А на мне вообще висит почетным званием.

Я тоже сажусь в машину и, пристегнувшись, исподлобья гляжу на Громилу. Он включает поворотник, выворачивает с поляны — спокойный, точно танк.

Меня раздирает, как и любую женщину, любопытство. И да, я не могу удержать его в узде.

— Почему я? — резко выпаливаю.

Богдан хмыкает, даже бровь дергает, как будто ему весело:

— А почему не ты?

— Я уверена, у тебя полно женщин, которые бы согласились просто так, — фыркаю. — Им даже платить ничего бы не пришлось.

На лицо Громилы набегают тучи. Пальцы крепче сжимаются на руле, голос становится хриплым, почти раздраженным:

— Именно поэтому. Я не хочу увязнуть в этом болоте навсегда. Мне есть чем заняться.

Болото… Он это сейчас про брак сказал, да?

Ну, супер. Вот и жених моей мечты — заядлый холостяк с аллергией на штампы. Фиктивный, конечно. И тем не менее.

— И чем же таким ты собираешься заняться? — спрашиваю, скрестив руки на груди.

Богдан косится на меня, словно ему уже жаль, что со мной связался. Но настроение, похоже, у него все-таки улучшилось — отвечает, нехотя, но отвечает:

Глава 8

Алена

Я выхожу с работы и почти сразу замечаю Рендж Ровер — черный, как совесть бывшего, натертый до блеска, будто с витрины. У машины — сам Громила, в черной футболке, джинсах и, как всегда, с выражением полного спокойствия на лице. Будто не едет в ЗАГС, а просто на шиномонтаж.

Он замечает меня, неспешно выходит и подходит на пару шагов.

— Привет. Все взяла? — коротко кидает.

Поджав губы, чуть иронично отвечаю:

— Конечно. Ничего не забыла. Даже рассудок… вроде.

Он хмурится, как будто я лишнего сказала:

— Отлично. Тогда запрыгивай, выдвигаемся.

— Эм… — морщу лоб, показывая на парковку. — Я на своей приехала. Поэтому…

Но Громила, как обычно, даже не обсуждает:

— Садись, Ласточкина. Никуда твой Жук не денется. Потом заберешь.

Хочу что-то возразить, но… ну а смысл? Аргументы от него отскакивают, как теннисные мячики от кирпичной стены.

Сажусь. Щелкает ремень безопасности, и машина трогается. Богдан ведет уверенно, одной рукой — вторая лежит на коробке передач, расслабленно. Все у него в этом «Ровере» идеально. Панели блестят, как в автосалоне, пахнет кожей и чем-то дорогим, чего не купишь на заправке по акции.

Между прочим, у него получается выглядеть чертовски спокойно. Нагло, самоуверенно… и спокойно. Не то чтобы мне это нравилось. Хотя… черт, кому я вру?

Мужчина за рулем — это всегда чертовски привлекательно!

— Кофе купил, — вдруг произносит, когда мы останавливаемся на светофоре, указывая подбородком на подстаканник. — Не знал, что любишь, поэтому взял капучино без сахара. Сахар рядом.

Я в шоке. Даже не знаю, что сказать.

— Это и есть мой любимый… — бормочу. — Капучино без сахара.

— Значит, угадал, — хмыкает, не сводя взгляда с дороги.

Угадал ли? Иногда мне кажется, он меня читает, как книгу. Светофор загорается зеленым, Богдан трогается, продолжая вести одной рукой, будто родился в кресле водителя.

— Точно все взяла? — уточняет снова.

Вздыхаю с наигранным терпением:

— Точно.

Какой же дотошный тип! Утром перед выходом из дому я несколько раз перепроверила все документы. В конце концов, я в этой афере заинтересована не меньше. Мне кровь из носу нужна ипотека, сколько можно по съемным кататься? Пора обживаться.

Я поворачиваюсь к Богдану, вспоминая то, что важно обсудить. Очень важно.

— А что насчет брачного контракта?.. — спрашиваю с деловым тоном, как будто обсуждаем покупку холодильника.

Громила даже не сразу реагирует. Потом медленно поворачивает голову и впивается в меня своими колючими глазами:

— Какой еще нахер контракт?

Вот те здрасьте!

— Ну, стандартный! — поясняю, держа себя в руках. — О том, что у нас нет претензий друг к другу при разделе имущества. Никаких дележек, судов. Чисто бумажка, просто формальность.

Громила смотрит так, будто я предложила ему отрезать себе ухо ради искусства.

— Ты уже положила глаз на мое имущество, Ласточкина?

— Что?! — возмущенно вскрикиваю. — Да за кого ты меня держишь? Я свое хочу! Свое жилье! Свое спокойствие!

— Я обеспеченный человек. Мне твое точно не нужно, — мрачно ворчит.

Вот же варвар. Каменный век.

— Но контракт — это нормальная практика, — пытаюсь донести спокойно, как взрослый человек взрослому человеку. — Так делают все разумные…

— Я этой хуйней страдать не буду, — обрубает, глядя вперед.

Господи, помоги!

Складываю руки на груди, смотрю в окно, стискиваю зубы. Хотелось бы сказать, что я спокойна. Но нет. Я киплю. Закипаю от злости.

— Тяжелый случай, — бормочу себе под нос. — Прямо диагноз.

Он молчит. А я думаю — ну и в какую задницу я вляпалась?

Но тут же вспоминаю — два миллиона. Ипотека. Квартира.

Фиктивный брак.

Фиктивный.

А пока — крепче сжимаю стаканчик с капучино.

Подъезжаем к ЗАГСу, и я, не дожидаясь, пока машина полностью остановится, почти выпрыгиваю наружу — как будто свежий воздух сейчас спасет меня от этого безумия.

Богдан выходит неспешно, тянется к багажнику, щелкает замком — и оттуда, как из шляпы фокусника, появляется маленький… свадебный букетик. Белые розы. Перевязан ленточкой. Он протягивает его мне с абсолютно невозмутимым лицом.

— Держи, пока еще Ласточкина, — говорит спокойно.

Я смотрю на букет, точно на ядовитую змею.

Вы тоже это видите? Или у меня на нервной почве глюки начались?

И что значит «пока еще Ласточкина»…?

— Что значит — «пока еще»? — спрашиваю, но уже заранее чувствую, куда он клонит.

Глава 9

Алена

— Поехали за вещами, — вдруг заявляет Громила, будто между прочим.

Я медленно поворачиваю к нему голову.

Прошу прощения… Чего?!

— За какими еще вещами? — озадаченно хмурясь, уточняю.

Он, разумеется, невозмутим. Его невозможно сдвинуть, Богдан — как бетонная плита, упавшая с небес и придавившая мою нормальную жизнь.

— Твоими, — спокойно отвечает, глядя прямо перед собой.

— Это еще зачем? — мой голос становится опасно тихим.

Богдан тяжело выдыхает, как будто каждый диалог со мной — это аттракцион на выносливость, и лениво поясняет:

— Чтобы перевести их ко мне.

Занавес!

Что?!

У меня, кажется, глаза расширяются до состояния блюдец. Это он серьезно сейчас?! Он реально говорит о переезде?! О совместном проживании, черт побери?!

— Это в договор не входило! — резко выпаливаю, вскидывая руки, как будто этим можно оттолкнуть от себя всю абсурдность происходящего. — Я на это не подписывалась!

И тут он… этот бородатый провокатор, с дьявольской ухмылкой достает свидетельство о браке, машет им у меня перед носом и самодовольно бросает:

— Точно, Соколовская? А это что?

Соколовская. Я едва не задыхаюсь от злости.

Впиваюсь злым взглядом в эту чертову бумажку, как будто она лично разрушила мою жизнь.

— Еще как подписывалась, — довольно хмыкает. — Все официально. Так что, поехали за твоими трусиками и лифчиками, а потом домой.

Меня начинает подергивать. Физически. Глаз дергается, уголок губ пульсирует, руки дрожат от бешенства.

Громила вообще понимает, что несет?!

— Ты просто не понимаешь! — отчаянно восклицаю. — У меня есть животные! Я их не оставлю!

И знаете, что делает этот варвар?

С абсолютным, ледяным спокойствием хмыкает. Очевидно, он умом тронулся.

— У меня места всем хватит, — отвечает без тени сомнений.

Как же он уверен в себе… Ну-ну. Еще ни один мужик не был рад моему зверинцу. Не выдерживали бедолаги.

Поджав губы, скептически выгибаю бровь.

Очевидно, Громила не понимает масштаба катастрофы. Впрочем, пусть увидит все своими глазами. Он даже и не понимает, на что подписался.

С мстительной сладостью в голосе выдыхаю:

— Ну хорошо. Поехали.

Богдан, разумеется, даже глазом не моргнул. Открывает мне дверь машины, как джентльмен. Пропускает вперед. Сам садится и заводит двигатель.

— Адрес нужен? — спрашиваю, глядя в боковое окно.

Он лишь отрицательно качает головой.

Ну конечно. Наш пострел везде поспел. Уже и адрес знает. И кофе мой любимый угадывает. Не человек, а ходячее досье.

Я откидываюсь в кресле и закрываю глаза.

Судя по всему, путь к ипотеке будет долгим и тернистым. Воистину, бесплатный сыр — только в мышеловке.

Всего через пятнадцать минут мы поднимаемся на лифте. Богдан стоит, как каменная глыба, молчит, а я уже предвкушаю момент истины. Сейчас, дружочек, ты поймешь, на что подписался.

Лифт застывает на нужном этаже с ленивым «динь», и я выхожу первой. Достаю ключ, вставляю в замочную скважину, поворачиваю — и распахиваю дверь с театральной широтой.

Добро пожаловать в мой мир, Соколовский!

Секунда. Две.

— Гав! Гав! — из коридора с пушистым взрывом вылетает Семочка — мой любимый шпиц, как комочек радости на батарейках. Следом — Умочка, черная кошка, важная, как профессор в отставке, величественно проходит между нами и с достоинством трется о мою ногу. За ней тянется шелковистый хвост.

Где-то дальше в квартире раздается скрипучее «АААААА!» — это Альберт, попугай какаду. Голос у него — точно у разбуженного в три утра прапорщика.

Ей-богу, я как Эйс Вентура!

У Громилы лицо вытягивается в, простите, ахуенезе. Он явно не ожидал настолько широкого семейства.

— Это Семочка, — указываю на собаку, — а это Умочка. Умочка, не шипи, это твой новый «папа», — ехидно добавляю.

Громила кивает молча. Стратегически мудро.

Разуваемся. Захожу первой. Богдан идет за мной. На кухне в клетке сидит Альберт, настороженно наклонив голову. На тумбе под лампой греется Гринч — моя игуана, всем своим видом изображающая древнего философа. А в углу — Рыжуля, белка-летяга, которая, завидев нас, поспешно юркает в домик, выставив оттуда только ухо.

Я, конечно, слежу за выражением лица своего муженька. Разумеется, вся его выдержка дает трещину.

— Это еще что за зоопарк? — ворчит, обведя всех взглядом, как в отделении психиатрии.

Я фыркаю. Сколько раз я это слышала — не пересчитать.

— Это мои питомцы. Семочку мне отдали на передержку, потом так и не забрали. А я привязалась и так и не могла отдать в приют. Умочку нашла на улице, на дерево за ней лезла! Лично!

Глава 10

Алена

Спустя всего два с половиной часа я — вместе со своими пожитками, тремя чемоданами, клетками, переноской, террариумом и мохнато-пернато-чешуйчатым зверинцем — официально переезжаю к своему фиктивному мужу.

К моему великому удивлению (и еще большему ужасу), Громила не соврал. Он и правда обеспеченный человек. Хотя «обеспеченный» — это мягко сказано. Скорее, он из породы тех, у кого, простите, денег жопой жуй.

Это даже не квартира. Это дом. Настоящий, трехэтажный, срубы из дорогущего дерева, панорамные окна, веранды, газон, ровный до сантиметра, и, судя по всему, целый штат садовников. На заднем дворе — зона барбекю, бассейн с подогревом, гараж с инструментами, которых хватит, чтобы собрать космическую ракету.

Неудивительно, что бывшая в него так вцепилась. Такой куш!

Я стою в прихожей с видом «мне сейчас дурно станет», пока Богдан заносит последний чемодан и буднично произносит:

— Располагайся. Здесь всем хватит места.

Да тут можно заблудиться! Можно мне, пожалуйста, карту? И страховку на случай, если что-то разобью — органов не хватит, чтобы расплатиться.

— Эм… — прочищаю горло, топчась на месте. — Слушай, а зачем тебе такой дом? Ты же один живешь.

Богдан с легкой тенью улыбки — а это, между прочим, у него бывает нечасто — отвечает:

— Люблю простор. Ценю личное пространство. И мать часто приезжает с сестрами.

— С сестрами? — переспрашиваю, уже чуя, что где-то собака зарыта.

— Их у меня пять, — невозмутимо добавляет Громила.

ПЯТЬ?!

У меня едва глаза не выпадают из глазниц.

— Еще шесть племянниц, — добавляет, чтобы окончательно меня добить.

Семочка тихо тявкает у меня под ногами, будто тоже в шоке. Ну, теперь все встает на свои места. Он волк-одиночка, сбежавший от перманентного бабьего гула в персональный бункер.

— Кхм. Понятно. Прости, если неловкий вопрос, но… откуда все это? Я вроде твоя жена, хоть и фиктивная. Но даже не знаю, чем ты занимаешься.

Может, он бандит? За какие шиши, скажите мне на милость, можно все это богатство приобрести?

— Киллер, — с абсолютно непроницаемым выражением лица заявляет.

У меня кровь от страха отливает от лица. Стою, точно мне только что зачитали смертный приговор. Глоток воздуха — и тишина.

И тут этот гад криво ухмыляется, а глаза загораются весельем.

— Шучу. У меня свои СТО. Уже лет десять. Сейчас — франшизы. Плюс тачки перепродаю.

О, как!

А что? Этот бизнес ему подходит. Суровый мужик, суровый бизнес.

— Ну, и шуточки у тебя, — фыркаю.

— Какой есть, — невозмутимо хмыкает, пожимая своими могучими плечами. — Пойдем, экскурсию проведу.

Дом внутри ничуть не уступает картинке снаружи: кухня — как у Мишлена на выезде. Кабинет — как у министра. Спортзал — с беговыми дорожками, гантелями, боксерской грушей. Все лаконично, строго, дорого.

И вот мы поднимаемся на второй этаж, и Богдан открывает первую дверь справа:

— Это твоя комната. Для питомцев выделю соседнюю.

— Нет-нет, не стоит, — тараторю я. — Они будут со мной. А Альберта я внизу поставлю, ты не против?

— Ты полноправная хозяйка, — спокойно отзывается. — Делай, как считаешь нужным, жена. Только третий этаж за мной. Это мое пространство.

Я киваю.

Ясно-понятно. Туда даже нос не совать, не то чтобы я собиралась рыться в грязном белье Громилы.

Когда с экскурсией покончено, я раскладываю вещи, Богдан подключает террариум Гринча, помогает переставить клетку Альберта, а Семочка уже носится по дому, обнюхивая каждый угол, будто проверяет безопасность для нового поселения. Умочка, как интеллигентный невротик, спряталась под кровать, а у Рыжули вообще стресс — спряталась в домик, только кончик хвоста видно.

Удивительно то, что Семен признал в Громиле хозяина. Даже облизал пару раз, что вообще нонсенс!

Мой пес — гроза всех ухажеров, маленький пушистый охранник с синдромом Цезаря. А тут — раз, и лег у ног. Глядит, как будто спрашивает: ну че, босс, куда теперь?

Все-таки есть в Громиле что-то такое властное, даже звериное, что даже животные чувствуют, скажем так, альфу.

Богдан бросает взгляд на наручные часы, хоть и неброские, но явно ценой в крыло самолета, и отрезает:

— Я отъеду по работе. Буду к вечеру. Чувствуй себя как дома, жена.

После чего уходит.

А я не знаю, куда себя деть. Впервые в жизни живу с мужчиной, да еще и на его территории. И не просто в хрущевке, а в целых хоромах.

Удивительная штука, жизнь!

Сидеть без дела — значит думать. А думать — значит сойти с ума. Поэтому, накормив всех хвостатых и пернатых, я решаю, что не помешает устроить… ну, не то чтобы праздник, но маленький такой ужин по случаю. Все-таки мы теперь живем под одной крышей. Пусть и фиктивно. Пусть и с бородатым варваром. Но живем же, мать его!

Глава 11

Алена

Свежий воздух, шорох сосновых иголок под лапами Семочки и тихое, размеренное дыхание природы — вот он, идеальный антидот от сумасшедшего дня. Мы с Семеном гуляем по окрестностям уже полчаса. Частный сектор, приличные дома, ровные дорожки, мягкий свет от уличных фонарей. Рай, а не район.

От города — рукой подать. До центра — минут тридцать максимум. А здесь, между прочим, настоящие сосны, не пластиковые палки вдоль трассы. Воздух — хоть банкой закатывай.

Семка виляется у ног, принюхивается, виляет хвостом. Он доволен. А я? Я… наверное, впервые за долгое время чувствую себя спокойно.

Возвращаемся домой чуть позже, чем собирались. Тихо приоткрываю дверь, чтобы никого не разбудить, скидываю кроссовки и прикрываю за собой.

Но стоит мне поднять глаза — и сердце уходит в пятки.

На лестнице стоит Богдан. Злой. Нет, не просто хмурый. Он — как грозовая туча с мужским телосложением.

Брови сошлись на переносице, губы сжаты в жесткую линию, а желваки играют на щеках. А глаза…

Глаза прожигают меня насквозь.

Ой, чего это он?

— Ты еще не спишь? — выдавливаю с натянутой улыбкой, как будто не заметила этого вулкана в стадии извержения.

— Ты где была? — рычит, точно медведь.

— Гуляла, — хмуро отвечаю, пожимая плечами, как будто это очевидно.

— Почему телефон не взяла? Я тебе звоню, а ты не отвечаешь! — голос его поднимается, словно волна перед ударом.

Боже, что он за панику тут развел! Как строгий муж, ей богу! Сейчас еще начнет мне приказывать во сколько приходить, во сколько уходить и во что мне одеваться.

— Я забыла, — начинаю объяснять, стараясь не вскипеть. — Да и не беру его обычно, когда с Семочкой гуляю.

— Не брать телефон — это не безопасно, — строго чеканит.

— Ты прямо как надзиратель! — вскидываю брови. — Что может случиться? Тут приличный район, вон какие дома…

Громила сверлит меня взглядом так, что даже Семочка жмется ближе к ногам.

— То, что у этих людей есть деньги, — выразительно отрезает, — еще не делает их приличными.

И дальше, с ледяным спокойствием, продолжает:

— В следующий раз, во-первых, бери с собой телефон, — голос у него стальной. — Во-вторых, предупреждай меня. И больше так не делай, жена.

Последнее слово он произносит особенно жестко, четко, почти сквозь зубы. Как будто не слово, а клеймо.

Богдан разворачивается и уходит. Напряженная спина, сжатые кулаки, громкие шаги по лестнице — тук, тук, тук — будто молотки по моим нервам.

А я стою. С поводком в руке. С открытым ртом. В полном шоке.

Мать моя женщина.

Мне тридцать лет. Я самостоятельная взрослая женщина. А меня только что отчитали, как школьницу за опоздание на урок.

Фиктивный муж, между прочим. Он мне даже не настоящий! И уже приказывает, контролирует, диктует. Телефон возьми. Предупреди. Больше не делай.

Господи, да он сумасшедший?! Или он реально… волнуется?

Я злюсь, но не могу понять, на кого больше — на него, что орет как генерал, или на себя, что где-то внутри все-таки становится… тепло.

Только не вздумай влюбиться, Алена. Не хватало еще влюбиться в своего липового мужа.

Я иду в душ, пытаясь сбросить с себя тревогу, вечернюю усталость и остатки Богданова «воспитательного момента». Когда возвращаюсь в комнату, Семочка уже на своем месте — у двери, как часовой. Рыжуля спряталась в домике, Умочка осторожно выглядывает из-под кровати, Гричн замер в клетке. Родная банда на месте. Уютно. Тепло. Странно, но… мне спокойно.

Комната вроде и чужая, но внезапно уютная.

Я ложусь. Закрываю глаза. И, к своему изумлению, почти сразу проваливаюсь в сон. Не ворочаюсь, не прокручиваю в голове сценарии. Просто засыпаю. Как дома. Как в ту новогоднюю ночь, когда Громила — совершенно без предупреждения — плюхнулся ко мне в кровать, а утром вломилась его бывшая с воплями, что я увела у нее мужика.

Вот дожилась…

Впрочем, в ее глазах так и должно быть, учитывая, что мы поженились и Богдан называл меня своей женой.

Я проваливаюсь в сон, едва коснувшись подушки. Сон вязкий, как мед, сладкий, как халва, и крепкий, как объятия.

И тут в этом сонном царстве вдруг раздается пронзительный…

Гав! Шипение! Крик! Ор!

Альберт орет, как потерпевший, Умочка шипит, Семочка лает!

Что за черт?!

Я вздрагиваю, резко приподнимаюсь на локтях, моргаю в темноту. В ушах шум. На первом этаже какой-то хаос.

На нас напали? Воры?

Сердце грохочет в груди. Я вскакиваю с кровати, накидываю шелковый халат, завязываю пояс, выбегаю в коридор. И тут — почти лоб в лоб — сталкиваюсь с Богданом. Он уже идет вниз по лестнице с мрачной решимостью, очевидно, уничтожить тех, кто потревожил его сон. В одних боксерах, глаза — как два ледяных кинжала, челюсть напряжена.

Глава 12

Богдан

Сумасшедшая бывшая — это не просто головная боль. Это диагноз. С осложнениями. Хроническими. Инфекционными. И, кажется, уже необратимыми.

И как я на Лену нарвался, скажите мне на милость? Порчу кто навел?

Вот уже как полгода она не дает мне жизни. Где бы я ни был — она там. Даже в Тайге нашла!

Нет, поначалу Лена была легкой, веселой, сексуальной красоткой. Без тормозов, без комплексов. Девочка-огонь — казалось, бери и наслаждайся. Да и мне тогда серьезных отношений не нужно было. А потом — как по сценарию дешевого ситкома — в один прекрасный день мама застала нас вместе, и Лена с милейшей улыбкой выдала: «Здравствуйте, мама! Я — невеста Богдана». В общем, повязали со всех сторон!

С того момента все и началось.

Женись. Ты уже не мальчик. Хватит мотаться.

А я? Я и сам не понял, как оказался втянутым. То жили вместе, то не жили. То ссорились, то мирились, то трахались, потом опять ссорились… Годы пролетели в этой карусели, где я, по сути, был просто спонсором.

Порше — пожалуйста. Шмотки — конечно. Цацки — легко.

А Леночке все не то. Друзья у меня не те, дом не тот, несмотря на то, что я кучу лет его строил, семья, опять же, не нравилась.

Да и как только появились проблемы в бизнесе — Лена потерялась. Период проверок, поставщики срывались, деньги застревали… Ее как ветром сдуло. И плевать, был у нее кто-то или нет — сам факт.

А как все наладилось — снова появилась, точно ясное солнышко.

Я ее отсутствие воспринял как отсутствие ненужной мебели. Никак, то есть. Не колышет вообще. Не екает ничего.

Зато когда вчера Алена шагнула вперед, глядя в глаза этой истеричке, назвала меня мужем, показала бумагу и так уверенно стояла — я, блядь, чуть не поперхнулся. Не от шока. От чего-то другого. Словно я не один. Словно я теперь за кого-то. И кто-то — за меня.

Мы разошлись по комнатам. И да, когда я поднимался по лестнице за Аленой, я бессовестно глазел на ее круглую попку! Еще и этот шелковый халат, облегающий ее фигуру, под которым виднелась тонкая короткая ночнушка…

Пол-ночи провалялся на спине, сверкая глазами в потолок и проклиная себя за то, что в контракте нет пункта «жена обязана спать с мужем». Потому что я, блядь, был готов доплатить! Впрочем, сомневаюсь, что вторая сторона будет согласна. Вероятнее всего, пошлет меня в пешее интимное путешествие.

Остаток ночи мне снилось, что я свою жену на этой лестнице и…

Хватит!

Стояк всю ночь продавил мне матрас, настроение — в ноль, и на утро дождь, хмарь, да еще и две встречи, на которые ехать не хочется от слова совсем.

Я иду в душ, включаю воду на максимум. Лед по коже. Хоть так остудить то, что ниже пояса гудит.

Одеваюсь. Джинсы, свитер, часы. А затем спускаюсь вниз. В голове — план на день, расписание. И тут…

Останавливаюсь, точно вкопанный.

Это еще что такое?

На кухне — Алена. Спокойно сидит за столом, держит чашку кофе обеими руками. Волосы чуть растрепаны, ноги поджаты на стуле. Так по-простому, так по-домашнему.

А еще завтрак.

Завтрак, мать его!

На столе — омлет. Рядом — салат. Кофе, даже сахар на выбор: обычный и коричневый. Соль, перец. Столовые приборы. Все горячее, свежее. И пахнет так, что желудок сворачивается от зависти.

Я все еще сплю, черт побери? Я что, в сказку попал?

— Это что? — спрашиваю глухо, не веря своим глазам.

Алена поднимает на меня голову. С легкой улыбкой отзывается:

— Завтрак. Тебе же на работу. Думала, пригодится.

Стою, как идиот. Таращусь на свою фальшивую жену и не знаю, что сказать. Потому что у меня никогда в жизни не было такого утра.

Никогда.

Все мои бывшие предпочитали доставки. Это те, кто оставался до утра. Обычно я выпроваживал барышень до утра. Лену, конечно, было так не выпроводить. Но, поверьте на слово, завтраком с утра там и не пахло.

Я молча сажусь. Молча ем и просто поражаюсь. Обычно я закидывался чем-то по пути на работу. Конечно, когда мама или сестры наведывались — это праздник живота, но в целом… Жил я как любой другой холостяк. Алена же тем временем встала помыть посуду, что-то незатейливое мурлыча себе под нос.

— Тебе на сколько на работу? — прожевав последний кусочек, интересуюсь.

— На девять.

— Отлично, тогда собирайся — отвезу тебя.

Алене дважды повторять не нужно. Она сразу убегает наверх, а я мою посуду.

Я и посуда — это уже смешно. И тем не менее…

Мы выезжаем через полчаса, Алена тихо что-то говорит про маршрут, на что я бурчу, что знаю, где ее клиника.

Удивительно, но настроение выше среднего. Я даже заезжаю в кофейню. Два стаканчика — черный и капучино. Ее любимый.

— Держи, — протягиваю.

— О, спасибо, — улыбается. Такая простая, настоящая…

Глава 13

Алена

После смены прощаюсь с Костиком — верным, добродушным и слегка болтливым коллегой — и остальными ребятами. День был долгий, но не сказать, что тяжелый. Скорее утомительно-ровный.

Сажусь в свою старушку и сразу вбиваю адрес, который Богдан скинул утром, в навигатор. Выезжаю. Включаю радио — что-то расслабляющее и с ритмом, и еду домой. Точнее сказать, в мой очередной временный дом. Дорога непривычная, но мне не привыкать менять место жительства. Я столько лет мотаюсь по съемным квартирам, что страшно вспоминать. Как же хочется уже свое гнездо…

Сосны вдоль трассы смотрятся живописно. Я почти ловлю дзен и даже начинаю напевать под радио, когда неожиданно машина начинает кашлять.

— Нет-нет-нет… Только не сейчас, родная, — прошу вслух, крепко сжав руль. — Пожалуйста, еще чуть-чуть…

ХРРРРККККХ.

И все. Занавес. Станция конечная!

Ниссан вздыхает последний раз и глохнет. Я с грохотом бью ладонью по рулю, восклицая:

— Черт побери! Да ты издеваешься?!

Пробую завести снова. Нифига. Гудит, дергается — и сдается. Я вылезаю, обходя Ниссан кругами, точно шаман у костра. Видимо, сейчас мне помогут только танцы с бубнами, потому что я ни черта не разбираюсь в машинах.

С раздражением пинаю по колесу. Ну не знаю — вдруг поможет?

Роюсь в кармане, а затем вытаскиваю телефон. Два процента.

Да мне сегодня «везет», я смотрю!

Без лишних размышлений тыкаю в контакт — Громила. А кому еще?

Гудки длинные и нагло-ленивые. Наконец — трубку снимают и раздается хриплый голос Богдана:

— Слушаю, жена.

— Богдан, я тут застряла… — начинаю тараторить, и тут…

Связь обрывается.

Смотрю на черный экран как на предательство века. Ну вот почему все снова по кругу?!

Техника меня не любит, это очевидно. Одна и та же ситуация за неделю! Снова машина, снова телефон… Не то чтобы я такая рассеянная, но голова стольким забита… Что в итоге я опять стою посреди леса без связи с поломанной машиной.

Становится тихо. Слишком тихо. Вокруг сосны, туман, ни одной живой души.

Вдруг за спиной раздается гудок.

Подпрыгнув от испуга, я оборачиваюсь.

На дороге стоит джип — черный, солидный. Окно опускается, и оттуда выглядывает мужчина лет за тридцать. Светлый ежик волос, аккуратная борода, легкая уверенная улыбка.

— Плохой день?

— Типа того, — с тяжелым вздохом киваю.

Мужчина, выскочив из джипа, подходит ко мне и протягивает руку.

— Ваня.

Я колеблюсь секунду, а потом все же жму.

— Алена.

Мужчина пристально, оценивающе меня разглядывает и выдает:

— Что-то я вас здесь не видел раньше, Алена.

— Я вчера переехала, — несколько нервно отвечаю.

Он кивает, как будто все понял, и добавляет:

— Ну, давайте, я вас отбуксирую. Какой адрес?

Адрес… Если бы я еще помнила этот адрес. Девичья память называется. Утром я не в состоянии даже вспомнить свое имя, а с цифрами, именами и адресами так у меня вообще беда.

— Может, я покажу? — робко предлагаю.

Ваня заметно удивляется, выкидывает бровь, но хмыкает:

— Без проблем. Главное — не забудь, как дом выглядит.

Кхм, мы теперь на «ты»?

Я криво усмехаюсь, но в душе уже просыпается тревога. Возможно, это не слишком умно — ехать куда-то с незнакомцем. Так и начинаются истории про рабство, секты и торговлю органами, знаете ли.

Мужчина тем временем идет к своему багажнику, достает трос, что-то осматривает, приценивается у моего жука, а затем оперативно цепляет.

- Садись, Аленка!

Неуверенно топчусь на месте, как будто у меня есть выбор. Ваня замечает и со смехом спрашивает:

— Чего застыла?

— Да так…

— Боишься, что в рабство увезу? — весело хохочет. — Я бы с радостью, особенно в сексуальные, но, увы, не моя сфера.

Я, кажется, умираю от смущения. Щеки пылают, но Ваня уже запрыгивает в свой джип и кричит:

— Поехали, соседка!

Сажусь за руль Ниссана, и мы трогаемся.

Еду за рулем осторожно. Сцепление — как у трактора, подвеска стонет, капот вибрирует, как будто хочет оторваться и убежать в закат. Но я держусь. Держусь, потому что впереди — джип Вани, и именно он сейчас вытаскивает меня из очередной задницы.

Стараюсь вспомнить, где дом Громилы. И, о чудо! Все-таки хорошо, что я вчера прогулялась вечером. Пусть и было темно, но я хорошо запомнила этот дуб перед поворотом, который уже успел пометить Семочка.

Я сигналю Ване — один короткий «пик». Он сразу тормозит, мягко, аккуратно. Я тоже останавливаюсь, готова выйти, но…

Глава 14

Алена

Захожу в дом, и меня сразу встречает тишина. Такая густая, что слышно, как у меня каблук по плитке клацает. Богдан сидит за кухонным столом с мрачной физиономией. Хмурый, нахохленный, точно орел перед боем. В руках кружка, от которой он отрывает взгляд только для того, чтобы впиться в меня убийственным.

Черт. Похоже, реально обиделся.

Ну, на обиженных, как говорится, балконы падают… Не то чтобы я не настолько смелая, чтобы сказать это вслух.

Становится неуютно. Я поджимаю губы и отвожу глаза, а потом не выдерживаю:

— Ну что? Я не виновата, черт побери, в том, что машина сломалась!

— Разве я что-то говорю? — спокойно, но холодно бросает, делая маленький глоток.

— У тебя на лице все написано, Соколовский! — фыркаю. — Субтитры не скроешь.

— Я не намерен ничего скрывать, — сухо и зло хмыкает. Выдерживает небольшую паузу, а потом чеканит тоном не терпящих возражений: — Значит так, жена, завтра я отвезу твою бедолагу к себе в СТО. А ты будешь ездить на моей машине.

Морщу лоб и недоуменно спрашиваю:

— А ты на чем?

Он иронично выгибает бровь, мол, серьезно?

— Ты думаешь, у меня одна машина?

Ну разумеется! Магнат, еть его за ногу.

— Слушай, твоя машина стоит дороже, чем все мои органы вместе взятые, — ворчливо отзываюсь. — Может, я лучше на автобусе? Какой сюда ходит?

Кажется, я только что подписала себе приговор. У Богдана начинает подрагивать глаз. Последняя нервная клетка машет белым флагом и умирает в муках.

Он шумно вдыхает и, скрипя зубами, припечатывает:

— Никакой.

— Да не может быть такого! — возмущаюсь. — Мы что, в глуши?!

И тут Громила — БАХ! — лупит кулаком по столу. Кружка подпрыгивает, отчего кофе плещется через край. Я сама чуть не подпрыгиваю.

— Хватит меня позорить, женщина! — рявкает так, что, кажется, стены вздрагивают.

Э-э-э, прошу прощения…

— Это чем я тебя позорю?!

Богдан резко вскакивает, как будто ему вожжа попала под хвост. Он реально вскипел. На лице — смесь ярости, обиды и… властности. Так и стоит передо мной, точно генерал на разнос.

— Чем это ты меня позоришь?! Моя женщина не может ездить на развалюхе! Тем более моя жена!

— Фиктивная жена, — язвлю, приподнимая бровь.

Ну а что? Должна же я хоть как-то защищаться от этого напора!

— Да какая, нахрен, разница?! — он буквально сотрясается от ярости. — Ты выставляешь меня в дурном свете! Что я лох какой-то? Такой мужик хреновый, что даже своей женщине нормальную тачку купить не в состоянии?

Богдан кипит, а я — молчу. Потому что в глубине души понимаю: в чем-то он прав. Мужская гордость и все такое.

— Как по-твоему я выгляжу, а?! — продолжает, уже почти срываясь. — А я скажу! Как жмот!

— Ну так это ненадолго, — слабо блею, и сразу понимаю, что зря. Очень зря.

Громила как будто еще больше распаляется. Щеки красные, жилка на шее пульсирует, а взгляд острый, точно кинжал.

— Я все сказал, жена. Завтра ты катаешься на моей машине. Твою я отправляю на ремонт. И чтоб до конца контракта даже не заикалась о своей ржавой банке! Я ясно выражаюсь?

Нет, ну вы посмотрите на него! Командир нарисовался!

Я уже готова что-то язвительное ляпнуть, но прикусываю язык. Собственно, поэтому только молча киваю.

Богдан еще несколько секунд сверлит меня взглядом, а потом рывком допивает остатки кофе. Подходит вплотную и протягивает руку, требуя:

— Ключи.

— Сейчас, — выдыхаю и, порывшись в кармане, отдаю ему ключи от своего бедолаги Ниссана.

Он разворачивается и уходит, хлопая дверью так, что стекла звенят.

Прогнул. Черт возьми, прогнул-таки, Мавр. И ведь даже не нашлось, что ответить!

Да и как тут скажешь?

Вы когда-нибудь пытались спорить с рычащим, пышущим яростью медведем?

Сомнительное удовольствие, поэтому не советую.

Громила куда-то уехал. Сел в свой джип и был таков!

Я вдыхаю полной грудью и ныряю в редкие минуты свободы, как в теплую ванну.

Погуляли с Семочкой — тот, как всегда, метит каждый куст. Потом кормлю свой зверинец, уделяю каждому внимание, а затем, захватив планшетку, спускаюсь на первый этаж и залипаю на турецкий сериал.

Да-да, я та самая поклонница турецких сериалов!

Боже, как я обожаю этих смазливых драматичных мужчин с идеальными прическами и тяжелыми взглядами. Вы видели их?! Грех не смотреть!

— Ах, Эмир, не делай этого! — бормочу в экран, прижав к груди плед. — Она не виновата…

Когда Богдан возвращается, за окном уже почти ночь. По времени — самое то, чтобы поесть. Только вот на плите ничего особенного — вчерашняя еда из ресторана, аккуратно подогретая в микроволновке. И, судя по его физиономии, он рассчитывал на что-то более душевное, что ли?

Глава 15

Алена

Таращусь на белоснежный Lexus LX600, точно на космический корабль.

Заторможенно моргаю. Один раз, потом второй.

Нет. Это невозможно, черт возьми!

— Я на этом не поеду, Соколовский! — категорично отрезаю, повернувшись к Богдану лицом.

Громила стоит, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди. Улыбка у него лениво-снисходительная, когда хмыкает:

— Поедешь.

— Да он стоит, как крыло самолета! — возмущенно пыхчу, выставляя руки в боки.

Да он вообще в своем уме, скажите мне на милость?

— Она застрахована. Каско, — как бы невзначай уточняет.

Прекрасно. Каско — это хорошо. Но как, скажите мне, ездить на этом танке по городским улицам?! Я в жизни не водила такие машины. Не то что Lexus, даже джип в принципе!

— Я никогда не водила такие машины! — упрямо ворчу. — Да это же танк, а не машина!

— Отличный повод научиться, жена. Все когда-то бывает в первый раз, — сказал, как отрезал.

Молча протягивает мне ключи, и я таращусь на них, точно на ядовитую змею.

— Не знал, что ты такая трусиха, — дразняще добавляет.

Опа. Вот это уже ниже пояса. Я не трусиха! Я просто осторожная и осмотрительная!

Хватаю ключи с обиженно приподнятым подбородком и, громко стуча каблуками, подхожу к машине.

Рывком открываю дверь, забираюсь внутрь… И тут же проваливаюсь в сиденье. Оно мягкое, как кресло у массажиста. Салон пахнет кожей, деньгами и мужским парфюмом.

Перестраиваю сиденье и поправляю зеркала.

Делаю глубокий вдох, и выглядываю в окно.

Высоко. Очень. Я не привыкла ни к такой высоте, ни к таким габаритам.

— Давай, жена, вечером увидимся! — кричит Богдан, показывая палец вверх.

Глубокий вдох, а затем выдох.

Нажимаю на старт. Двигатель урчит, как сытый лев. Переключаю на «драйв», жму на педаль — и, о чудо! Лексус мягко катится вперед.

Из зеркала вижу, как Богдан показывает большой палец. Молодец, мол.

Ладно. Иногда он даже милый. Если, конечно, слово «милый» вообще применимо к этому медведю.

До работы доезжаю с ощутимым внутренним тремором. Во-первых, пробки. Во-вторых, маневры — на моем Ниссане я пролетала между рядами, как ветер. А теперь… Теперь я плыву, как круизный лайнер среди яхт. Еще и боюсь задеть чью-то машину. Каско каской, но не хотелось бы портить чужое имущество.

Когда, наконец, паркуюсь у клиники, я выпрыгиваю из этого монстра с облегчением.

Доехала с божьей помощью, как говорится.

Заходя в клинику, первым делом натыкаюсь на Юльку. Молоденькую секретаршу с лицом куклы и когтями тигрицы. Любовница нашего шефа. Бестия, каких поискать.

Работает, как трактор на ладан — путает графики, забывает звонки, но ее здесь держат не за качественную работу, сами понимаете.

Стоит у стойки, ковыряется в телефоне. Увидев меня, сканирует взглядом машину за окном, а потом расплывается в хищно-притворной улыбке.

— Ого, ты влезла в кредит? — интересуется с фальшивым восхищением. — Такая тачка! Просто бомба!

Мда уж, зависть — черное чувство. Особенно когда исходит от силиконовой куклы, которая считает, что ей все должны.

— Нет, мне муж подарил, — ляпаю, сама не зная зачем.

Надо видеть, как перекосило лицо этой мамзель. Видимо, жаба давит. Ей ведь наш шеф за два года упорной «работы» раскошелился только на допотопный мини Купер.

— Муж? — переспрашивает с нажимом, притворно моргая. — Не знала, что ты замуж вышла…

Вообще-то я и не планировала никому об этом рассказывать! И на кой черт сказала? Все равно ведь муж фиктивный… Разведемся потом, снова на Ниссан пересяду. Буду выглядеть, как неудачная разведенка за тридцать.

— Спонтанно как-то вышло, — парирую спокойно. — Так, что у нас сегодня?

Юля, скрипя внутренней злобой, выдает список. Первый клиент через полчаса.

Фух. Работа, как всегда, спасает.

Я ухожу в процедурную. И вот тут мне спокойно. Тут я — на своем месте. Работаю я с душой, с любовью. Обожаю животных. Коллектив приятный. Даже шеф — если забыть, с кем он крутит интрижку — не самый худший начальник.

***

Рабочий день подходит к концу. Я выхожу из процедурной, еще в халате и с хвостом наперекосяк, как вдруг замечаю знакомую широкоплечую спину у стойки ресепшена.

Стоп. Это что, мой муженек?

Да, он. Громила собственной персоной.

Стоит, как начальник всего здания, опирается на стойку, а возле него уже вьется Юлька. Выставила все свои «прелести» вперед, как витрину. Жестикулирует, смеется, наклоняется так, что вот-вот грудь выскочит.

Вы посмотрите на нее! Ни стыда, ни совести!

Глава 16

Алена

— Может, в магазин заедем? — спрашиваю, стоя на светофоре возле большого гипермаркета.

У Богдана дергается глаз. Как будто я ему предложила заехать не в магазин, а в ад. Он даже пальцы на руле сжимает так, что костяшки белеют.

— В магазин? — переспрашивает с выражением вселенского ужаса на лице. — Ты хочешь что-то купить? Может, я тебе карту дам, а ты там уже сама?

Вот те на! Это он сейчас пытается от меня откупиться? Что, настолько пугает перспектива похода за гречкой?

— И зачем мне карта? — непонимающе хлопаю глазами.

Богдан нервно пожимает плечами, отвечая:

— Ну как… Купишь себе что-нибудь. Что вы там, женщины, любите… Шубу?

Клянусь, у меня чуть глаза из глазниц не выпадают!

Громила что, думает, что я хочу шопинга? Нет, иногда я вовсе не против походить по магазинам, но вот шубу вряд ли стала бы покупать. Все-таки я ветеринар. Неэтично по отношению к моим пациентам, согласитесь.

— У нас в холодильнике мышь повесилась, Соколовский! Какая, к черту, шуба?!

— Я этим обычно не занимаюсь… — облегченно вздохнув, признается. Глаза честные, почти щенячьи.

— Оно и заметно, — добавляю я с ехидцей.

Проезжаем еще немного, и я сворачиваю с дороги, после чего паркуюсь у супермаркета. Богдан вяло выходит из машины, точно его заставили пойти на казнь, а не за продуктами.

Внутри супермаркета он озирается так, будто попал на инопланетную станцию. Уголки губ опущены, взгляд цепкий, а брови сведены к переносице.

— Что ты такой напряженный? — шепчу, закидывая в тележку бытовую химию.

— Тут душно, шумно, и все с тележками как на таран, — ворчливо отзывается.

Как по заказу, какой-то пузатый мужик нечаянно задевает меня тележкой. И тут же:

— Эй, аккуратнее! — рычит Богдан так, что мужчина подпрыгивает и ретируется в сторону молочки, а Богдан встает за моей спиной, как личный телохранитель.

Набираю в корзину крупы, муку, всякие другие нужные продукты. Богдан заглядывает внутрь и хмыкает:

— Ты что, к концу света готовишься?

— Ты живешь в частном секторе. Я беру только необходимое, — спокойно парирую.

Очередь на кассе — километровая. Богдан тяжело вздыхает, будто его заставили вручную перетаскивать мешки с цементом. Когда доходит наша очередь, я уже достаю кошелек… и тут — оп! — его карта летит на терминал быстрее, чем я успеваю пикнуть.

— С ума сошел? — шиплю, выходя на парковку с пакетами. — Там же не только продукты! Там еще и всякие штуки для животных!

— Ты снова хочешь, чтобы я выглядел как чмо, женщина? — мрачно рявкает.

Я возмущенно вздыхаю и вскидываю руки:

— Двадцать первый век на дворе, Соколовский! А ты как будто до сих пор в каменном застрял!

— Ты видела, за кого замуж выходишь, Соколовская, — с ледяной насмешкой бросает. — Так что никаких этих розовых выкрутасов. Я тебе не мальчик.

Он садится в машину, ожидая, когда я заведу двигатель.

Да уж. Мужлан, что тут скажешь! Но хоть не экономит на корм для котов. Уже плюс.

К дому подъезжаем минут через десять. Громила вылезает первым, куда-то нажимает — и ворота распахиваются, и я аккуратно загоняю белоснежный Лексус в гараж. Ставлю на «паркинг» и наконец-то позволяю себе расслабиться.

Только выпрыгиваю из Лексуса, как за спиной слышу:

— Видишь, жена, ничего страшного не случилось от того, что покаталась с комфортом.

Подкол или похвала — фиг поймешь. У него же все с этим в одном тоне: вечно лениво-хмыкающий, как будто все и про всех знает.

— Да, но к хорошему, увы, быстро привыкаешь, — разумно замечаю.

Богдан ничего не отвечает. Только кивает и молча начинает вытаскивать пакеты с продуктами из багажника. Я вздыхаю, беру оставшиеся — и тащу в дом.

Пока все вытащили, пока расставили, пока сварганили ужин — прошло немало времени. Ну как сварганили…

На самом деле, я все сделала сама.

Громила, конечно, ходил рядом, изображал бурную деятельность, но толку от него было, как от козла молока. Пару раз ножом по доске чиркнул — уже герой, можно медаль.

На ужин — стейк, салат и пюре. Громила снова уплетает за обе щеки. А когда доедает, то откидывается на стул с видом довольного урчащего котяры. И тут выдает с видом глубокомысленного философа:

— И почему я раньше не женился? Довольно удобно.

Прошу прощения…?

— А женятся разве для удобства, Соколовский? — прищуриваюсь, втыкая вилку в салат. — Я-то, дура, думала — по любви.

— Любовь… — задумчиво тянет. — Ее часто путают со страстью. Хорошо, если между вами есть огонь, но далеко на этом не уедешь. Я, знаешь, раньше не особо любил, когда женщина задерживается в моем доме… Но ты вроде еще ничего.