Есения
— Есения! — подлетает к моему стенду Андрей, организатор выставки. Улыбается двум датчанам, с одним из которых я только что обменялась ручками в честь подписания договора. — Прошу извинить меня, господа! На одну минуту украду у вас госпожу Горину.
— Неужели эту самую минуту не подождать? — шиплю на Андрея, спрятавшись за баннером с красавцем пингвином.
— Не подождать! Сейчас сама будешь прыгать и скакать от радости. — Андрей в свои двадцать пять похож на жизнерадостного хомяка. Андрей на пару лет меня старше, а ощущение, что это он только что окончил институт, а не я. — Твой благотворительный проект заинтересовал одного из шейхов. Он из Арабских Эмиратов. У нас — с официальным визитом. Был на выставке сегодня. Типа, в рамках экономического форума.
— Прикалываешься? На кой шейху сдалось спасать популяцию хохлатых пингвинов? Где он, а где пингвины? И ко мне никакой шейх не приходил… Постой-ка, крутились тут какие-то молодцы в белых одеждах. Но вряд ли из обрывков подслушанного разговора, они уловили суть проекта. Больше пялились на мои ноги. Мне, конечно, нужны деньги, но не настолько, чтобы торговать собой.
— Тебе и не нужно, — крутит пальцем у виска Андрей. — Они заказали отдельный зал, хотят послушать презентацию.
— Что значит «заказали»? — к щекам приливает кровь. — Расписание своих презентаций я отдала тебе ещё в пятницу…
— Горина, не лютуй! Мухаммед Абу… Али… Забыл его полное имя. Человек занятой и очень состоятельный. Он не может подстраиваться под твоё расписание. Короче, презентация через полчаса. Дело государственной важности.
— Или больших денег? — прищуриваюсь я.
— Горина, тебе, может, судьба шанс даёт!
— Андрюша, — умиляюсь я, — это тебе судьба даёт от случая к случаю. А меня в лоб поцеловала при рождении. Я дочь великого футболиста и магната Фрола Горина!
Андрей возводит руки к небу, с которого весь день валит на стеклянный купол павильона первый снег, и изображает восточный поклон:
— Простите презренного мучного червя, прекрасная принцесса. — Выпрямляется и всовывает мне в руки пластиковую карточку: — И шуруй в седьмой зал!
Прежде чем выйти к поджидающим меня инвесторам, считаю до десяти. Быстро сворачиваю с ними разговор и, прихватив ноутбук, иду в седьмой зал. Младшая сестра Ксюша — мой единственный сотрудник, помогала мне сегодня, но я отпустила её после обеда.
Возле седьмого зала меня уже поджидает целая делегация. Десять мужчин в белых одеждах и платках разглядывают меня с пристрастием. Интересно, кто из них шейх. Наверное, тот, что ниже всех ростом. Эдакий Наполеон восточного мира. Уж больно заносчиво пялится на меня.
— Добрый день, господа! — роняю по-английски и открываю дверь. — Прошу вас!
Галдя, мужчины проходят в зал и усаживаются в первом ряду. Глотаю смешок. Ощущение, что одни пингвины пришли послушать про других пингвинов. Если не ошибаюсь, балахоны, что скрывают их тела, называются кандурами[1].
Мужчины, пока я подключаю аппаратуру, сводят и разводят колени, как меха баяна. Рассматривают меня как лот на аукционе, фотографируют. Хоть бы представили меня своему шейху. Точно этот мелкий их предводитель. Сидит с видом средневекового падишаха. По виду ему полтос, не меньше. Справа от него — красавчик лет тридцати. Глаз озорной, щетина, всё как я люблю. На этого парня и буду смотреть.
К середине презентации я уже жалею о своём решении. Своим медовым взглядом красавчик штурмует меня нагло и беспринципно. То ли в зале отключили кондиционер, то ли меня бросает в жар. Как под гипнозом, скидываю с плеч пиджак и остаюсь в коротком синем декольтированном платье. Мужчины одобрительно цокают языками, а мой красавчик облизывается как кот на сметану. Лишь падишах не проявляет никакого интереса ни ко мне, ни к погибающей популяции пингвинов. Да побери чёрт этого шейха, всё моё сознание занял обаяшка с щетиной. Неожиданно в голову приходит шальная мысль, что под кандурой у красавчика нет даже трусов, и низ живота скручивает в трубочку. Точно какую-то магию на меня этот парень наслал. Путаюсь в английских временах, невольно представляя себя в его сильных объятьях. Совсем нескромные мысли для девственницы. Перевожу взгляд на падишаха. Иначе мне не закончить презентацию. Он смотрит на меня как на кобылицу, я на него как на старого заносчивого козла. Зато английские времена встают на место, и я спокойно завершаю презентацию. Падишах что-то спрашивает у красавчика, тот одобрительно кивает.
— Господа, я с удовольствием отвечу на ваши вопросы.
Падишах поднимает руку. Прямо как ученик-переросток.
— Вы замужем?
Называется не в бровь, а в глаз. Надеюсь, он не свататься ко мне собрался.
— Нет! Но к выживанию популяции хохлатых пингвинов это отношения не имеет.
— Мы готовы рассмотреть помощь данному виду животных. У нас мало времени и сейчас ещё одна встреча. В шесть часов чёрный лимузин будет ждать вас у входа. —Падишах кивает мужчине, сидящему справа от него, и тот вручает мне новый мобильник. Падишах продолжает: — Вам позвонят на этот телефон.
Да пошёл он со своими деньгами! Заносчивый индюк. Не хочу признаваться себе, что больше меня зацепило то, что красавчик потерял ко мне всякий интерес и уткнулся в телефон.
Есения
Меня привозят в особняк на Крестовском острове. Расцарапанный мною бородач выходит из микрика первым и гортанным криком едва не отправляет меня к праотцам.
Из дома выбегают двое арабов в длинных шубах и белых ушанках из сувенирного ларька на Невском. Раскатывают красную дорожку от крыльца до машины. Только вместо изящной статуэтки Оскара мне, в лучшем случае предложат… На ум приходит лишь неприличное. И это неприличное не твёрдое и жаркое, а вялое и… Тьфу-тьфу-тьфу!
Второй похититель, посмевший на меня рявкнуть, всю дорогу виновато прятал глаза. Превысил полномочия, мерзавец! Откусить ему голову. Встаёт и бормочет:
— Прошу на выход! — английский язык не самая сильная сторона этого грубияна. Ещё бы сказал: «Вон из машины».
Бородатые похитители помогают мне спуститься на ковровую дорожку. Окидываю взглядом трёхэтажный особняк. У батюшки моего хоромы-то попросторнее будут. Ну да ладно. Мне здесь не жить и детей с этим плюгавым шейхом не крестить. И вообще, жильё съёмное. Попьём чаю и разойдёмся. Горделиво вскинув голову, шествую к дому. С шейхами я ещё не ужинала, но с папой на деловых встречах с олигархами бывала.
Переступаю порог, и мысли про чай рассыпаются в прах.
— Жди здесь, — приказ похитителя тонет в женском многоголосье.
В холле не протолкнуться. Я словно на просмотр в дом моделей попала. Длинноногие красотки всех мастей прихорашиваются перед бесчисленными зеркалами. Ими просто заставлено всё пространство.
— Марина, затяни мне корсет!
— Ты вообще куда с таким носом?
— А сама-то вылитая лошадь.
— Девочки не ссорьтесь!
Кто налачивает причёску, кто оправляет платье, кто напяливает чулки. Ко мне подскакивает темноволосая девчонка и суёт в руки бумажку с прищепкой — номер 77. Люблю семёрки, но сегодня они меня просто преследуют.
— Фамилия, имя, год рождения, рост и вес? — девчонка вытаскивает из-под мышки планшет.
Я холодею.
— Что за сборище?
Может, это с шейхом и не связано? Лезу за телефоном в карман. Забыла про какое-то мероприятие? Но чтобы мне вот так напоминали, схватив прямо на улице! Что-то здесь не так.
Девчонка недовольно фыркает:
— Сборище! Зачем приехала тогда?
— Я? — оглядываюсь, но мои похитители уже смылись.
— Слушай! Мне некогда. Фамилия, имя, год рождения, рост и вес?
— Горина Есения… Подожди! Я не знаю вообще...
Девчонка закатывает глаза.
— Да чтоб тебя! Время! Сейчас уже первая десятка пойдёт. Давай раздевайся и приводи себя в порядок. Времени у тебя вагон. Весы и ростомер справа у последнего окна.
Внутри меня просыпаются драконы, но не спускать же их на эту мартышку. Запахиваю поплотнее свою любимую шубейку из эко-меха, стоимостью с хорошую машину.
— А мой номер, значит, 77?
— Это хорошо, что ты знаешь цифры, — на полном серьёзе заявляет рулевая модельного колхоза. — Снимай замеры и занимай любое свободное зеркало. Только учти, никаких пушапов. Грудь и задницу будут проверять на натуральность.
Кровь приливает к щекам и, вскипая, ползёт по сосудам к ушам. Бросаюсь к выходу, но дверь заперта. От гула и витающих ароматов кружится голова. Может, меня с кем-то перепутали? Здесь есть хоть какой-то администратор или смотритель всего этого бардака? Встав на цыпочки, замечаю дверь с золотыми завитушками. Вдруг за ней есть кто адекватный? Можно, конечно, сразу позвонить и наябедничать Руслану, но пока не вижу никакой угрозы ни жизни, ни здоровью. Если только психическому. А Маруся загрызёт меня, если я Светлейшего вне рабочего времени побеспокою. Через сваленные спортивные сумки и чемоданы пробираюсь к заветной комнате. Стучусь. Без толку.
Вспоминаю про данный мне мобильник. Там всего один номер. Набираю его и слышу бархатный мужской голос:
— Ты приехала, джами́ля[1]?
— Я не Джа́миля? — тут же путаю ударение. — Я Есения.
— Сейчас придут за тобой. Слышишь меня?
Мурашки по спине от его голоса. Отвечаю словно под гипнозом:
— Я слышу тебя. Да.
Прислоняюсь к двери и заворожённо смотрю на замолчавший телефон. А с кем я разговаривала? Это явно не шейх-коротышка. Его властный голос я запомнила. Вряд ли он превратил бы меня в мёд и шёлк. Дверь отворяется, и я падаю в чьи-то сильные руки. Аромат сандала и апельсина обволакивает меня, вытесняя парфюмерное облако обратно в холл.
После ярких софитов приглушенный свет настенных бра — бальзам для глаз. Выбираюсь из объятий и разворачиваюсь на каблуках, готовая выпустить пар на первого попавшегося. Язык прилипает к нёбу.
Передо мной стоит красавчик, чуть не пустивший под откос мою презентацию. Поверх белого платья на нём чёрный, расшитый золотом, халат. По бокам от красавчика два статных и самодовольных парня.
— Я без очереди! — сую ему в руки свой номер с прищепкой.
Он отдаёт его одному из парней и убирает прядь волос с моего лба. От причёски вряд ли что-то осталось после короткой, но бурной схватки с похитителями.
Мухаммед
Хочу эту женщину целиком и навсегда. Её аромат забился мне в ноздри и сорвал с тормозов, ещё когда Есения прошла мимо меня на выставке. Готов переселить её любимых пингвинов в свой дворец и лично кормить их рыбой, лишь бы красавица отдала мне всю себя до капли.
Я так ждал её сегодня, а она всё не шла. Мёрз в этом неуютном доме, а сейчас кровь по моим жилам хлынула огненной рекой. В стране, где люди прячутся от холода в шкуры животных, меня согрело это маленькое, слегка растрёпанное, чудо.
Касаюсь нежной кожи моей красавицы. Пальцы дрожат. Девчонка горяча и непокорна, словно необъезженная кобылица. Но не отталкивает мои руки. Прикосновения ей приятны. Вижу, она тоже хочет дотронуться до меня. Любуюсь золотистыми локонами. Они струятся по худеньким плечам словно шёлк. Волосы Есении напитаны солнечным светом. Её серые глаза смотрят на меня без страха и похоти, но в их бездонной глубине томится желание.
Я — хищник, она — трофей и добыча. Не сдержался, кинул красавицу на кровать и подмял под себя. Океанские волны страсти накатывают на раскалённые пески моего темперамента и вскипают желанием немедленного соединения. Но с принцессой так нельзя. Я давно ждал такую: гордую, но без жеманства, страстную, но не шлюху, искреннюю, но не дуру.
— Ты задолжала мне поцелуй, — повторяю точно в бреду.
— Ты серьёзно? — смеётся Есения. — За одну ягодку?
— Прости, забыл, что ты голодна. Открывай рот. — Выбираю самую сочную клубничину на блюде. Макаю в соус, рецепт которого мой повар не раскрывает никому, и подношу к сладким губам моей красавицы.
— Не очень удобно есть лёжа… Но это безумно вкусно, — сдаётся Есения.
— Мне нравится кормить тебя, — не могу сдержать улыбки. — Закрой глаза, поиграем.
— Да ты затейник, — переходит Есения на незнакомый мне язык.
— Что такое затейник? Звучит странно.
Есения хмурит лоб:
— Это… Это человек, который знает, как развлечь людей.
— Больше люблю, чтобы развлекали меня. Давай так: сначала я затейник, потом ты. — Смотрю на губы Есении и невольно облизываюсь. Съел бы эту девочку. Будто невзначай, провожу пальцами по её плечу и подцепляю бретельку синего, как сапфир, платья. Тяну вниз.
Тут же получаю по руке. Есения садится и, сердито глянув, ложится от меня подальше. Теперь нас разделяет блюдо. Она берёт клубничину и, поболтав её в соусе, протягивает мне. Подхватываю ладонью каплю на лету и съедаю лакомство.
— Вообще-то, я с рук не ем. — Попытка строго взглянуть на дерзкую девчонку идёт прахом.
— Я тоже, — Есения берёт с подноса ложку и подцепляет несколько маленьких северных ягод. Несёт к моему рту.
— Не буду даже с соусом, — морщусь, вспомнив их кислый вкус.
— Ты много ешь сладкого! Открывай рот. Это клюква, она полезная.
— Есения, нет! — отодвигаюсь подальше.
— Ладно! Уговорил. Кстати, у меня такая вкуснотища есть, — Есения сама проглатывает кислятину и на четвереньках добирается до края кровати.
Пожираю глазами её бёдра, и уже вижу себя между ними. Есения поднимает с пола сумку и достаёт оттуда коробку. Возвращается на место и протягивает мне.
— Попробуй. Мама сделала.
С подозрением смотрю на угощение.
— Боишься отравлю? — смеётся Есения и закидывает в рот два белых шарика.
— Твоя мама не в Колумбии для них сырьё закупает, — с намёком провожу пальцем по носу.
— Это сахарная пудра.
С осторожностью беру конфету. Обнюхиваю и касаюсь кончиком языка.
— Правда, сладкая. — Закидываю в рот.
— Ей можно дать растаять во рту или сразу раскусить, — Есения съедает ещё одну конфету.
— Внутри эта… Как ты её назвала?
— Клюква!
— Она. Вкусно. Ты умеешь такие конфеты делать?
— Хочешь наладить производство у себя в стране? — Есения вручает мне коробку и цепляет на блюде веточку винограда.
— Хочу, чтобы ты мне готовила их.
— Это в рамках программы помощи вислоухим пингвинам? Бартер?
— Э-э, не совсем. Скорее в рамках помощи моему пылкому сердцу.
Есения скользит насмешливым взглядом по моему наряду, и я не успеваю запахнуть бишт[1]. Оставил вузар[2] в ванной.
Есения насаживает на шпажку дольку персика.
— И другим органам. У тебя что-то есть под кандурой?
— Хочешь посмотреть? — пускаюсь на провокацию. Веду себя с Есенией, как мальчишка, и ничего не могу с этим поделать.
Щёки Есении розовеют:
— Нет, просто спросила. В общих чертах уже поняла… Ой, что я несу, — розовый оттенок её лица превращается в красный.
Кладу в рот ещё несколько конфетин:
— Всё! Ты меня на них подсадила. Готов взять тебя в жёны только ради того, чтобы ты мне лепила их каждый день.
Руслан
Глупая девчонка! Неужели она думала, что забравшись в постель к арабскому жеребцу, выберется из неё целой и невредимой? Распечатал бы её сегодня этот Мухамуд-Баламут и не поморщился.
Заталкиваю Есению в нутро внедорожника, падаю на водительское место и выруливаю с парковки. В груди клокочет гнев. Создатель щедро одарил дочерей Горина красотой и неугомонным характером. Есения же выцыганила у него ещё и харизму нашей неподражаемой королевы Марго. Никогда не забуду, как слетел с катушек Дамир, похитивший жену Фрола. Желая надрать ему задницу, увёз Марго, но план пошёл по бороде. До нас с Фролом доходили слухи, что Дамир ещё долго бредил растеребившей его душу красавицей. Первой жертвой Есении пал Адамур, папашка зятя Фрола. До сих пор таскается в Питер по любому пустяку и непременно наносит визит мин херцу. На Есении жениться Адамуру так и не удалось, несмотря на уговор с Фролом — Марго включила «решалу», и дело не дошло даже до помолвки.
— С первым снегом тебя! — Есения пристёгивает ремень с таким видом, словно я забрал её не из постели незнакомого мужика, а с курсов благородных девиц.
Молчу, чтобы не наговорить гадостей. После полтинника нервы стали совсем ни к чёрту.
— Мы за моей машиной сейчас?
— Её уже Егор забрал, — цежу сквозь зубы.
— Светлейший, ну не дуйся! — Есения царапает длинными наманикюренными ноготками мою руку, сжимающую руль.
— Ты понимаешь, что этот парень попользовал бы тебя и утром выкинул? Восточные мужики вседозволенность вмиг чуют.
— Я бы не далась ему, — Есения достаёт из сумки зеркало и помаду. — Варя от зависти лопнет, когда узнает, что ко мне шейх сватается.
Торможу так, что помада уезжает по девичьей нежной щеке, оставляя розовый след.
— Рус, ты чего? — пугается Есения.
— Это ты чего? — стучу кулаком по лбу.
— Ты же сам его пригласил за этим.
— Пригласил. Иначе мы с тобой не ушли бы просто так.
— Муха — парень боевой, — усмехается Есения.
— При чём тут Муха? — вспоминаю собаку Фрола.
— Я имею ввиду Мухаммеда.
В голове тут же выстраивается правильная цепь сравнений. Утыкаюсь лбом в руль и сотрясаюсь от хохота. Не могу долго сердиться на Горинских обезьян.
— Ты истинная дочь своих родителей. — Отсмеявшись, вытираю слёзы. Гнев отступает, и я призываю на помощь мудрость и хитрость. — Похоже, я зря переживал. Седьмой лебедь у пруда — роль не для дочери Горина.
— Какой лебедь, какой пруд? — в глазах Есении вспыхивает лихорадочный блеск.
— Я про гарем. Ты ведь понимаешь, что этот Муха не будет делить постель с одной женщиной. У него уже, может, штуки три дома у фонтана сидят. Лопают клубнику и колыбельки качают.
— Каждое твоё слово, как пощёчина! — Есения закрывает ладонями уши.
— Уж лучше бы за Адамура пошла. Была бы его любимой и единственной.
— Может, хватит за меня решать? Мне далеко не восемнадцать.
— Боже упаси! Если родители благословят, состряпаем договор, калым получим и шуруй по новому месту прописки. Но как же твои пингвины? Кто будет спасать мир?
— Рус, ну мы же не в средние века живём.
— Как знать, как знать. Восток — дело тонкое…
До самого дома веду душеспасительные беседы, но, увы, восточный принц успел пустить корни в доверчивом русском сердечке Есении. Наши с Фролом усадьбы стоят по соседству, но я привожу Есению к себе. За городом снег не растаял, и на участке белым-бело. Мягкий свет фонарей освещает детскую площадку возле дома. Снимаю за уши с качелей промокшего зайца, забытого дочкой, и киваю Есении.
— Пойдёшь от нас через калитку. Подожди хотя бы до утра со своей любовью. Не береди душу отцу.
— Спасибо, Рус, — Есения щекочет меня по голой груди. Впопыхах выскочил из дома в дублёнке на голое тело. — И прости, что вытащила из постели.
— Иди уже! Через чёрный вход.
У нас с Фролом одинаковые дома. Моя жена Маруся пренебрежительно называет их теремками Фрола Грозного. А я люблю деревянные дома. В них свободно дышится. Вытираю ноги на крыльце, предвкушая тёплые объятья жены. Вхожу и понимаю — не судьба.
За столом сидит Фрол с Мухой на руках и потягивает из пузатого бокала мой коллекционный коньяк. Маруся помешивает ароматное мясное варево в кастрюле, шимпанзе Мики раскладывает карты за своим столиком. Казалось бы, вполне мирная картина. Подумаешь, тесть в гости зашёл. Но я уже по взгляду потемневших, как море перед бурей, глаз Фрола чую приближающийся шторм.
— О, мин херц! — восклицаю как ни в чём не бывало и вешаю дублёнку на крючок.
— Здорово, Тарзан! Маруся, ты что же мужу рубашку даже не купишь?
— Ты сам без штанов дома работаешь, — мрачно парирует Маруся. — Дурной пример заразителен.
— А ты какими ветрами, драгоценный мой? — целую жену в загорелое плечо, и подставляю руки под кран. Тёплая струя ударяет в ладони, и я, фыркая, умываюсь. — Марго выгнала или сам сбежал?
Есения
Пробираюсь в дом с чёрного входа и тут же натыкаюсь на Егора. У него со времён войны обожжена половина лица. Выглядит страшно, но вся семья привыкла. Мы и не знали его другим. Мама рассказывает, что поначалу очень пугалась. Ему за семьдесят, он получает зарплату у отца как телохранитель, но для младших Гориных — он дедушка Годзя. Высокий, поджарый, Егор до сих пор выбивает без промаха движущиеся мишени в тире на заднем дворе. Но сердце уже пошаливает. Несколько лет назад знакомство с сыном и внуками чуть не стоило ему жизни.
— Ну что, егоза? Обошлось? — Его шёпот могут услышать, и я прикладываю палец к губам. У Егора звучный голос, он по выходным поёт в церковном хоре.
— Когда ты уже замуж выйдешь? — Егор качает головой и запирает дверь на засов.
Снимаю ботильоны, чтобы не цокать каблуками, и пробираюсь мимо комнат сестёр и брата: Ксюхи, Таши, Вари и Матвея.
За спиной раздаётся потустороннее:
— У-у!
Завопив от неожиданности, роняю сумочку. Застёжка предательски открывается и пудреница, ключи, два мобильника, помады, леденцы разлетаются по полу. Детский хохот, топанье голых пяток, рокот Егора:
— Вот безобразники!
Поворачиваюсь. Два привидения в простынях барахтаются в руках телохранителя. Таша и Матвей, когда рядом нет детей Руслана и Маруси, работают в паре. Хлопают двери, и в коридор вываливает народ:
— Еська, сдурела, что ли? — зевает Ксюха. — Почему так рано? Мама сказала, что ты в клубе тусишь.
Варя дуется:
— Почему меня не позвала?
— Сюрприз! — выскакивают из нашей с Варей бывшей комнаты Мэл и Егор-младший. Дети прилепили ему прозвище Бяка, и оно приросло к нему крепче имени у нас в семье.
— Это что за явление? — из гостиной выходит королева-мать, а следом за ней мой бывший жених Адамур. Он старше меня в два раза.
— Здравствуй, Есения! — Моё имя он всегда произносит с придыханием. В первую нашу встречу, он пошарил у меня в трусах и выпорол ремнём, приняв за беспризорную шалашовку. С тех пор, я всякий раз чувствую себя неловко. Киваю Адамуру и бросаюсь на шею Мэл:
— Систер, привет! Почему не позвонили, что приехали? — обнимаю её мужа. Он просто гора мышц. — Бяка, и есть Бяка. Мог бы предупредить.
— Да мы только час как с самолёта. — В карих глазах Бяки пляшут смешинки. — А ты, как всегда, косячишь?
— Напротив, — с опаской поглядываю на мать. Вид у неё мрачный. Надеюсь, Адамур не взялся с новыми силами обрабатывать Марго по поводу нашей с ним женитьбы. — Решила вот домой приехать. А где папа?
— У Маруси с Русланом, — отвечает Марго. — Очень кстати, что ты приехала. Зайди в гостиную. Остальные — спать!
Двери в спальнях захлопываются, как по мановению волшебной палочки. Даже Мэл с Бякой исполняют приказ королевы.
Повесив в холле шубу, медленно, точно к ногам привязали гири, иду в гостиную. Раз папочка свалил к Руслану, значит точно Адамур приехал окучивать Марго, а через неё — меня. Конечно, мы же с Варей институт закончили. Срочно замуж! А так бы в восемнадцать уже кому-нибудь сплавил.
Зябко обнимая себя за плечи, мыслями возвращаюсь в объятия Мухаммеда. Он сумел согреть меня одним лишь взглядом. А когда придавил всем телом, я призналась себе, что хотела бы ощущать его мощь постоянно.
Мать с Адамуром сидят за длинным обеденным столом. Перед ними чайник, креманки с розовым мёдом и лимоном, чашки и рахат-лукум. Нос безошибочно определяет — он тоже из розы. Мама любит розы. Дом благоухает ими.
Пока Адамур влюблённо смотрит на меня, мать закатывает глаза, показывая, что уже на грани. Адамур — сын нашего Егора и отец мужа Мэл, поэтому отказать от дома ему мы не можем.
— Как твои дела, красота моя? — непринуждённость в разговоре со мной даётся Адамуру с трудом, хотя, на деле, он мог бы командовать полками.
— Прекрасно. Прошу простить меня. Но чай с вами не смогу попить. Завтра с утра у меня много дел.
Мама смотрит умоляюще:
— А что за дела? Выставка закончилась.
— К нам завтра на ужин приедет шейх с друзьями.
— Шейх? — мама роняет ложку в креманку. — Зачем?
— Свататься. И ты знаешь, мама, — конечно же, говорю сейчас для Адамура, — я думаю согласиться.
Теперь ложку роняет Адамур.
***
Мухаммед
Наглость человека из семьи Есении разгневала меня. Он улыбался, но в его глазах таилось по кинжалу. Чем я прогневал тебя, Аллах, что ты лишил меня этой ночью прекраснейшей из женщин. В чужой стране я не вправе устанавливать порядки, но сегодня сдержался с трудом, чтобы не наказать, не сходя с места, хитроумного пса Фрола Горина.
Дядя говорил об этом футболисте с большим уважением, лишь поэтому поверил на слово его помощнику. То, что отец защищает своих дочерей договором на десяти страницах ещё до вступления в брак, уже достойно уважения. Завтра мой переводчик досконально изучит условия, и я заберу прекраснейшую из женщин. Какие у неё глаза! Таких глаз я ещё не видел. Быть может, во всём мире больше нет таких глаз. Красавица пробудила во мне желание одним взглядом.
Руслан
— Встречу готовим, — передразниваю Фрола и открываю ноутбук. — Мне договор теперь до утра составлять.
— Какой ещё договор? — зевает Фрол и целует чиха между ушей.
— Который доченьку твою защитит от басурманина.
Рассказываю боссу про зерновой договор, отданный впопыхах восточному властелину. Звонок в дверь. Маруся, кинув на меня удивлённый взгляд, бросается к домофону.
— Лука? — поворачиваюсь на знакомый голос из динамиков.
— Ой, — хлопает себя по лбу Фрол, — забыл предупредить. Племянник твой с Соней и детьми проездом тут. Не дозвонились до тебя, просили передать, что заедут переночевать. Я, собственно, за этим и шёл, когда ты пулей по двору пролетел и умчался в ночи.
— Маруся! — Красавица Соня с порога, звеня золотыми браслетами, падает в объятья моей жены. — Нелётная погода, но, может, оно и к лучшему. Сто лет у вас не была. Руслан!
Помогаю ей снять манто, подставляю небритые щёки для поцелуев. От красной помады Сони так просто не отмоешься. Проверено!
В дом вваливается Лука с двумя мирно спящими близнецами на руках. Водитель вносит сумки и откланивается.
— Здорово, дядька! — Племяш вручает мне одного из малышей, второго забирает Маруся. Лука приглаживает светлые волосы и снимает дублёнку. — Соня, ты хоть бы свою сумку из машины сама взяла. Фрол, моё почтение.
Мы с Марусей уносим Кристину и Архипа в гостевую спальню. Соня семенит за нами, не замолкая ни на минуту. Мне иногда кажется, что Господь послал её Луке в наказание. Он раньше корил Мэл за неразговорчивость и не по-женски крутой характер. В Соне он получил с избытком всё, что пытался воспитать в Мэл. Женственность пробудилась во второй дочери Фрола, когда она угодила в армию и встретила Бяку, брата-близнеца Сони — Егора. Эх! Не форсировал бы племяш события, жили бы не тужили все по соседству. Без семейки Берая.
Оставив девчонок разбираться с постелями и детьми, возвращаюсь в холл. Лука, навалив себе жаркого, с набитым ртом внимает Фролу. Горин-старший для него — царь и Бог. После расставания с Мэл, перед Лукой встал вопрос: остаться в семье Горина и за грешочки уехать поднимать филиал на Камчатке или пойти работать к тестю и получить ко всем привилегиям дом на побережье Чёрного моря — племянник, поколебавшись, выбрал филиал. Тем более Лука из тех краёв.
— Это хорошо, что ты приехал, — хлопаю племянника по крепкому плечу. — Один юрист хорошо, а два лучше!
— Есть работа? — в голубых глазах Луки загорается надежда.
— Есения шейха на удочку поймала. Думал хуже твоего тестя Адамурки уже ничего не может быть. Опять притащился канючить, — Фрол почёсывает Мухе грудку и задумчиво глядит на меня. — Слушай, Рус. А может, женишков Есении лбами столкнуть? Парни горячие. Один прирежет другого и нет проблем. Одного похоронят, другого посадят.
Закатываю глаза и захлопываю ноутбук. Беру лист бумаги и ручку.
— Как тебя понимать, мин херц? Ты ведь полчаса назад хотел обеих близняшек шейху пристроить.
— Ну, это я сгоряча.
Лука убирает тарелку в посудомойку и потирает руки.
— С вами не соскучишься! Ох, Еська, вот оторва!
Стук в дверь уже не удивляет. Такое ощущение, что нас кто-то проклял, и все родственники решили свалиться на наши головы одновременно. Открываю дверь. Входит Егор Иванович в тулупе. Снимает валенки и проходит к столу, опирается на него своими крепкими ручищами.
— Фрол Матвеевич, это что же Есения удумала?
Не успеваю закрыть дверь на замок, как вваливается Адамур:
— Так дела не делаются! Фрол, ты говорил моя женитьба — дело времени. Мол, надо только Маргариту Сергеевну приучить к этой мысли, да девочке институт дать окончить.
Перехватываю взгляд Фрола и молча достаю из шкафчика вазочку с фисташками. Только они вместе с чихом успокаивают моего босса.
— Что ты молчишь, Фрол? — Адамур плюхается за стол.
— Позови уж и Бяку, — обращается ко мне Фрол, игнорируя вопрос Адамура. Я-то теперь прекрасно понимаю причину бегства Горина-старшего из дома. Бросил королеву Марго на съедение Адамуру и свалил под предлогом сообщить мне о звонке. Потому и сидел злющий как скорпий, и шейх показался ему спасательным кругом.
— Мэл и Бяка здесь? — вскидывается Лука. Именно он подсказал нашим детям меткое прозвище для Егора Берая, своего бывшего соперника.
— Все здесь! — Фрол кивает Адамуру: — Доченька твоя приехала. Сонюшка-кровиночка с внуками. Не хочешь поздороваться?
— Потом! — отмахивается Адамур. В отличие от клана Гориных-Молодцовых в семье Берая не всё так спокойно и по любви.
Набираю номер Бяки, трубку берёт Мэл.
— Он уже к вам пошёл, — без предисловий вздыхает она.
Открываю дверь и, пропустив Егора, выглядываю в морозную ночь. Не бежит ли ещё кто следом.
Достаю бокалы, мысленно прощаясь с бутылкой любимого коньяка. Шестерым мужикам — это на один раз, а я бы его цедил месяца два.
— За Есению! — высокопарно начинает Адамур, вставая.