Houndin — Layto
I Want You — Lonelium, Slxeping Tokyo
За Край — Три Дня Дождя
Soi-Disant — Amir
Shadow Lady — Portwave
I Want It — Two Feet
Heartburn — Wafia
Keep Me Afraid — Nessa Barrett
Sick Thoughts — Lewis Blissett
No Good — Always Never
В кого ты влюблена — Три Дня Дождя
Blue Chips — DaniLeigh
East Of Eden — Zella Day
Animal — Jim Yosef, Riell
Giver — K.Flay
Номера — Женя Трофимов
Labour — Paris Paloma
Поворачиваю голову в сторону подруги и тяжело вздыхаю. Казалось бы, рабочий день только начался, а мне уже хочется вернуться домой и залечь в горячей ванной на несколько часов. Монотонная работа в офисе строительной компании раньше ощущалась, как огромный шаг в будущее, который позволит достичь поставленных целей. Сейчас же я желаю воткнуть карандаш себе в сонную артерию и окончательно распрощаться с щелканьем мышек и клавиатуры.
— Если бы ты не бегала за мисс Миллер с самого утра, то не устала бы ни капли, — едва слышно фыркает Фиби и поправляет темные кудряшки.
— Oh, mio Dio* (итал.: боже мой), ты прекрасно знаешь, почему я так поступаю, — свожу брови к центру и показательно киваю. — Если прекращу, то не видать мне надбавки.
— Ты и так ее любимица и получаешь явно больше всех нас вместе взятых. Иначе, как ты поддерживаешь такой идеальный блонд?
Закатываю глаза, сдувая со лба удлиненную челку.
Будь у меня действительно много денег, я бы не стирала в кровь ноги, следуя везде за своей начальницей в попытках получить повышение. У меня просто нет выбора, потому что возвращаться в Бари*(город на юге Италии) я не намерена.
— Сколько раз повторять, что это, — неприлично тычу пальцем на свои волосы, — мой натуральный цвет?
Фиб морщится и бурчит себе под нос что-то про мою серьезность. Я не отвечаю. Лишь тихо щелкаю языком и поворачиваюсь к своему компьютеру.
Вновь погружаюсь в бесконечную череду таблиц и цифр, в попытках отвлечься от собственных мыслей. Воспоминания из дома — если я еще могу называть Италию своим домом — снова норовят пробить тонкую брешь между настоящим и прошлым. Они плотными, склизкими щупальцами обволакивают сначала тело, потом разум, указывая на неудачи, на собственную бездарность, на неспособность достичь мечт.
Но я не могу позволить себе попасть под их влияние. Я должна продолжить стараться, чтобы подняться на этаж выше и заиметь авторитет в компании. В конце концов не могу бросить все на самотек и свыкнуться с мыслью, что до конца жизни останусь в сметном отделе, ковыряясь в бумажках.
И то, спасибо Фиби, которая помогла мне пригреться на этом месте и получить возможность зарабатывать достаточно в неродной стране. Если бы не она, я бы сейчас или скиталась по улицам Лондона в поисках хоть какой-нибудь работы, или продолжила грести пенсы*(Разменная монета Великобритании, равная 1/100 фунта стерлингов), обслуживая клиентов в магазине одежды. Похоже, именно оттуда у меня появилась привычка за всеми бегать, чтобы добиться результата и не быть уволенной.
Тряхнув головой, я отвлекаюсь на тычок в бок. В глазах немного рябит, а на сетчатке и вовсе отпечатались заполненные цифрами таблицы. Поэтому, прежде чем посмотреть на Браун, я часто моргаю.
— Кьяра, — тянет Фиби и наигранно дует нижнюю губу, — ты меня сегодня совершенно не слушаешь! Еще немного, и все сплетни пройдут мимо нас!
Веду плечом и мысленно оцениваю масштаб оставшейся работы: если отвлекусь на перешептывание сейчас, то точно смогу избежать их после, потому что Фиби вспомнит и про свои дела, а если оттяну, то получится перенести обсуждение офисных слухов на обед, однако работать придется без отдыха. И это даже лучше.
Только у Фиб другие планы, и я сдаюсь под натиском почти черных, горящих надеждой глаз.
— Рассказывай, — на выдохе произношу и машу руками, когда подруга начинает звонко хлопать в ладони. — Тише ты!
— Риччи, ты себе представить не можешь, что я подслушала в туалете, — отмахивается и наклоняется ко мне ближе, зная, что я не устою. — Помнишь Мелани из кадров? Так она по уши влюблена в нашего Джона! — голос Фиби под конец срывается на радостный писк, и я не могу сдержать улыбки.
Погружаюсь в обсуждение коллег и лишь иногда вспоминаю делать пометки в ежедневнике или таблицах. Впитываю от последнего рабочего дня на этой неделе только положительные эмоции. В голове представляю, как в скором времени окажусь дома с ведерком мороженого и бокалом просекко, беззаботно просматривая новые серии сериала.
Обычно я стараюсь проводить свои выходные активно: хожу в парки, театры, кино. Но в этот раз у меня нет настроения покидать квартиру. Даже если от этого будет зависеть моя жизнь, — ни за что не выберусь из-под одеяла и не брошу красавцев актеров на экране телевизора.
Слишком напряженная была неделя.
Она оказалась наполнена большим количеством новых заказов, которые необходимо обрабатывать в кратчайшие сроки, и совещаниями, на которых я выступала в качестве незаменимой, как утверждает мисс Миллер, помощницы. Конечно, в этом есть и свои плюсы: дополнительные выплаты, полезные знакомства, незначительные попытки влиться в дела компании. Хоть и толку от этого не так много, я все же не теряю надежды.
Только иногда становится страшно, что все это может оказаться зря, и меня так никто и не заметит или, наоборот, посчитают выскочкой, готовой идти по головам. Однако такой себя я считать не хочу и не могу, потому что причины такого поведения иные, и они совершенно отличны от тех, что ярлыками висят на моих плечах. Хотя в какой-то мере плевать. Пусть думают, что хотят и как хотят. Ярлыки висят на всех, и один из них озвучивает Фиби, изогнув накрашенные алой помадой губы в брезгливой усмешке:
— Глянь, элита уже спустилась, а обед начнется только через пять минут.
Я сама усмехаюсь, взглядом провожая проходящих между рядов офисных мест архитекторов и инженеров, что беззаботно болтают об очередных проектах.
— И что значит, лифт не спускается с последнего этажа? Специально сделали, чтобы они нас своим самодовольством задавили? — продолжает Фиби и закидывает в сумку телефон, явно собираясь также начать обед раньше.
— Тебе напомнить, что ты сама можешь спокойно оказаться в их числе? — надеваю светлый пиджак и поправляю топ. Закрываю программы и блокирую компьютер, замечая, как начинает бежать время перерыва, намереваясь закончиться быстрее, чем рабочий день.
Будь я во главе компании, давно бы объявила сиесту*(Полуденный, послеобеденный отдых (в Испании, Италии, Латинской Америке и некоторых других странах)), а не скудный обеденный перерыв длиною в час.
— Не хотите начать свой день с кофе по-ирландски?*(Крепкий черный кофе с сахаром, щедро сдобренный ирландским виски и увенчанный слоем слегка взбитых сливок) — улыбается знакомый бариста, и я отвечаю ему такой же улыбкой.
— Боюсь, меня не так поймут на работе.
— Тогда, как обычно?
— Да, только добавьте сироп, — склоняю голову набок, продолжая поддерживать легкую беседу, что наполнена отголосками флирта. — На свой вкус.
— Как пожелаете, — отходя от кассы и закатывая рукава формы, подмигивает Клейтон — его имя черным маркером выведено на бейджике и хрупким воспоминанием сидит в моей голове.
Оплатив, я сама делаю шаг в сторону. Привычно осматриваю кафе, которое находится через дорогу от офиса, и делаю глубокий вдох, улавливая слабый горьковатый аромат кофе. Немного смущенно отвожу взгляд, стоит пересечься с темными глазами Клейтона, и утыкаюсь в прилавок с пирожными. Уже мечтаю скрасить обеденный перерыв кусочком шоколадного торта или, быть может, малиновой тарталеткой.
Будь рядом со мной Фиби, она бы пихнула меня локтем и кивком указала на Клейтона, всем своим видом намекая обратить внимание на него, а не на сладости. Возможно, даже вынудила бы залиться блеклым румянцем от неуместного подкола.
В этом вся Фиби и ее тяга к любовным делам. Однако это не отталкивает.
Порой ее легкость и капля сумасбродства, что прячется за серьезным карим взором, заставляют почувствовать себя живой. Словно нет никаких проблем и голова вовсе не забита работой, которая усталостью и тяжестью оседает на плечах. Словно я дома, где вместо однотипных задач меня ждет привычный поход на пляж, что располагается через одну улицу от моей. С Фиби я будто возвращаюсь в беззаботное детство, где меня волнует лишь наличие фруктового льда в палатке с мороженым и мягкой чиабатты в любимой пекарне.
— Большой латте с малиновым сиропом, — громко произносит Клейтон и ставит цветной стаканчик на стойку. На белой крышке тонкими черными полосками нарисовано мультяшное солнце. Рядом приземляется бумажный пакет с названием кафе.
— А это? — хмурюсь.
— За счет заведения, — рвано поправляет темную челку. — Потрясающе выглядите.
Я интуитивно провожу ладонью по черному шифоновому платью и с большим удовольствием принимаю комплимент. Настроение поднимается не только от явной сладости в пакете, но и от приятных и звучащих искренне слов. Мне не остается ничего, кроме как с улыбкой поблагодарить и попрощаться, напоследок кокетливо обернувшись через плечо.
Может, Фиби права, и стоит обратить внимание на этого молодого человека?
Только есть ли смысл брать на себя часть ответственности за отношения, когда сейчас у меня все замечательно? Какой толк затягивать себя в невидимые цепи, чтобы потом сдирать их вместе с собственной кожей и плотью, если жизнь не сложится, как в счастливых любовных романах?
Вот и я пока не испытываю потребности.
Единственная потребность, которая меня сейчас волнует, — закрывающиеся двери лифта и высокие, не дающие ускорить шаг шпильки.
— Подождите! — с придыханием прикрикиваю и влетаю в лифт с бормотанием благодарностей. Слова теряются в шуршании пакета с десертом, тугой боли в лодыжке и моем удивлении, стоит вскинуть голову и увидеть Александра.
— Не нужно так торопиться. Это не последний лифт, — вместо приветствия говорит.
— У меня завтрак, — показательно приподнимаю стаканчик, кивком указывая на панель с кнопками. — Остынет.
Александр усмехается. Он неторопливо нажимает на нужный этаж, а я задерживаю взгляд на его ладони; на блеклых разводах вен, скрытых под слоем карамельной кожи; на длинных пальцах. В памяти вспыхивают не только картинки, но и фантомные касания, что искрами разносятся по телу. Они вынуждают переступить с ноги на ногу, глупо потеряться между мечтой и реальностью. Появляется желание повторить произошедшее в переговорной и еще раз позволить себе раствориться в моменте.
Oddio…*(итал.: Боже…)
Чувствую, как в лифте становится жарко.
— Не передумала?
— Что? — отвлекаюсь от своих же фантазий и снова ловлю холодный голубой взгляд. Он наполнен откровенным интересом и насмешкой, которая вынуждает взять себя наконец в руки.
— Наш договор.
— Нет, — уверенно отвечаю. — С чего мне передумывать?
Пройдясь языком по нижней губе, Александр хмыкает.
— Прошли выходные. Многое может измениться за два дня.
— Но не мое решение.
По крайней мере, было бы глупо упускать столь выгодное предложение. Хоть и все два дня Александр не покидал мои мысли и сейчас упорно — даже умело — заполняет их снова.
— Как скажешь, — натягивает на лицо чертовски довольное выражение. — На сегодня есть планы?
Я задумываюсь лишь на секунду. Выбираю между привычным одиноким вечером в пустой квартире и точно хорошим сексом. Слежу, как чаша весов с каждой секундой сильнее клонится к земле, пока не ударится о нее с привычной мелодией и открывающимися дверцами лифта.
— Нет, — с благодарностью киваю, когда Александр пропускает меня вперед. — Неужели есть ко мне предложение? — с наивной полуулыбкой спрашиваю.
Очевидный вопрос явно нравится Александру, и он расправляет плечи. Немного наклоняется ко мне. Так, что окутывает не только запахом парфюма, но и волной тепла.
— Хочу снять номер. Как мы и договаривались: нейтральная территория. Есть какие-нибудь предпочтения?
Открытое обсуждение нашей встречи, так еще в коридоре офиса, застает меня врасплох. А Александру будто и дела нет до проходящих мимо сотрудников. Впрочем, и моя бдительность на секунду испаряется, когда взгляд цепляется за обтянутые белоснежной рубашкой предплечья Форда, стоило ему деловито проскользнуть ладонями в карманы брюк.
Прокашливаюсь и приподнимаю подбородок. Едва заметно стряхивая со лба челку, чтобы лучше видеть настоящего искусителя.
— Пусть это будет не рассадник клопов.
Форд лишь насмешливо выгибает бровь, пока я продолжаю крепко сжимать свой второй завтрак в руках и бороться с накатившим смущением. Оказывается, договариваться о сексе не так просто, как представлялось в теории.
— Алекс, — стон болезненно царапает пересохшее горло.
Прикрываю глаза и слышу тяжелое дыхание Александра. Упираюсь ладонями в пресс. Чувствую, как мышцы напрягаются под моими прикосновениями. Царапаю кожу и резче двигаюсь, запрокидываю голову назад.
Влажные у корней волосы неприятно липнут к лицу. Чужой стон отскакивает от стен номера и пронзает тело, возбуждая. Сильнее выгибаюсь в спине, когда Алекс раскрытой ладонью проводит вверх по моему животу. Надавливает и жгучей полосой остается на коже. Сжимает грудь, принося еще больше удовольствия.
Громко и несдержанно ахаю, стоит Александру самому толкнуться бедрами. Я закатываю глаза, полностью растворяюсь в моменте и приятных ощущениях, глубже чувствуя Форда внутри.
— Еще, — бездумно повторяю, стараясь не смотреть на Форда. Иначе сдамся чересчур быстро.
Жар окутывает тело, плавит разум и не позволяет остановиться. Кажется, еще одно касание, и я во власти Александра. И он явно это понимает — гладит, ласкает.
Наклоняюсь и ловлю губы Алекса. Теряю голову от голодного, страстного поцелуя и ногтями впиваюсь в ткань наволочки, стараясь сдержать вырывающиеся из горла стоны. Бессвязно произношу имя Форда. Утыкаюсь носом в его шею. Делаю глубокий вдох, в надежде восстановить дыхание, но вместо этого в нос ударяет запах чужой кожи.
Александр пахнет сексом, терпким бурбоном и сладостью ванили или карамели. Я еще не смогла определиться. Двух встреч мало, чтобы полностью узнать и прочувствовать человека. Но в одном я уверена точно: Форд — искусный любовник, и этим пленит меня.
Словно прочитав мысли, что пробились сквозь густой туман вожделения, Александр, сжав мои ягодицы, делает резкие и быстрые движения.
По комнате разносятся пошлые частые звуки соприкосновения влажной кожи. Воздух становится тяжелым и душным, не позволяя дышать ровно. Мозг окончательно отключается, и я теряюсь в пространстве, все внимание уделяя только собственному удовольствию.
Прикусываю плечо Александра, затыкая тем самым себе рот. Не хочу так откровенно снова показывать, как мне хорошо.
А мне очень хорошо...
Второй за вечер оргазм пронизывает тело. Пальцами крепче сжимаю наволочку, норовя оставить в ней дырки от ногтей, пока по венам растекается сладкая судорога.
Александр обнимает меня. Теснее прижимает и хрипло стонет, хаотично двигаясь и продлевая удовольствие.
Расслабляюсь в его руках, кожа к коже прижимаюсь и хватаю ртом раскаленный воздух. Стараюсь прийти в себя, пока в голове вместо мыслей звучит белый шум.
Усталость и удовлетворение приходит на смену жару, что заполнял собой номер. Тишина ощущается слишком громкой. И сквозь нее будто до сих пор проникает эхо застывших стонов вместе со звуками мокрых поцелуев.
Я не сразу позволяю себе сползти с Александра. Какое-то время неподвижно лежу сверху, наслаждаясь, как кончиками пальцев Форд слабо надавливает на мои позвонки; скользит по ребрам, лопаткам, плечам. Позволяет забыться в нежности, совершенно несвойственной для наших отношений.
Когда ложусь рядом, морщусь от холода. Жалею, что не растянула момент и поддалась тени смущения, покинув ленивые объятия.
Смотрю в потолок, положив скрепленные ладони на живот. Не понимаю, как после легких уговоров Александра поужинать, снова оказалась в постели; как повелась на яркий, горящий желанием взгляд; как едва не нарушила собственные правила.
Merda*(итал.: дерьмо), он однозначно вскружил мне голову, опоил или вовсе заворожил, раз я все еще здесь.
Нет, так нельзя. Точно нельзя.
Нельзя изменять самой себе, даже если эта измена дарит хороший секс, упрощает жизнь и ни к чему не обязывает.
Прикрываю глаза и делаю глубокий вдох и выдох. Наконец-то восстанавливаю дыхание, но никак не могу вернуть телу энергию. Почему я не подумала перенести встречу на выходные?
Из-за любопытства, интереса и влечения.
Твердит внутренний голос, и я шикаю в ответ.
— Ты не взяла себе одежду для работы, — разрушая поток мыслей, говорит Александр. Я поворачиваю голову в его сторону. Всматриваюсь в красивое лицо, пытаюсь проигнорировать пытливый голубой взгляд и присаживаюсь. — Можем выехать пораньше, и я завезу тебя домой перед работой.
— Не нужно, — поднимаюсь с кровати, не обращая внимания на наготу. — Я не останусь.
Форд хмурится, а я, поджав губы, выискиваю на полу одежду.
— Номер оплачен и...
— Я не остаюсь на ночь, — надеваю белье. Стараюсь застегнуть бюстгальтер. Руки все еще не слушаются, и пальцы продолжают подрагивать, из-за чего я раздраженно вздыхаю.
Краем глаза вижу, как Александр садится на край кровати и наклоняется, чтобы поднять полотенце. Его тело прикрывает лишь тонкое одеяло в области паха. Я непроизвольно сглатываю, тут же вспоминая мягкость и упругость чужой кожи. Резче, чем стоило, дергаю головой, и снова бешусь из-за дурацкой застежки.
Полностью сосредотачиваюсь на ней, пока не почувствую Александра сзади. Замираю, затаив дыхание. Прислушиваюсь к каждому шороху и боюсь пошевелиться, когда пальцы Форда касаются моей спины.
От контраста температур судорожный вздох все же вырывается из меня, и по телу бегут мурашки, стоило Алексу скользнуть вдоль полоски бюстгальтера.
— Почему не остаешься? — отвлекает своим вопросом и быстро справляется с застежкой.
Сглатываю и закрываю глаза. Опираюсь не на чувства, которые переполняют меня после проведенного вечера, а на здравый смысл, который постепенно возвращается.
— У меня есть правила. И я стараюсь их придерживаться, — разворачиваюсь лицом к Александру и приподнимаю подбородок, чтобы смотреть прямо в глаза. — Одно из правил как раз-таки: никаких ночевок.
Александр прищуривается. Несколько секунд уверенно всматривается, а после кротко кивает.
— Есть еще какие-нибудь правила?
Хмурюсь. Не понимаю, зачем ему знать и нужно ли мне ими делиться. Трачу мгновение на раздумья и отрицательно машу головой, в надежде закрыть тему и вернуться домой.
Слышу, как пластиковый стаканчик начинает характерно хрустеть, и разжимаю пальцы. Раздраженно вздыхаю и допиваю остатки воды, вновь наклоняясь к кулеру. Не отвожу взгляда от заполненного людьми отдела, пока вода в очередной раз не побежит по ладони и не закапает на пол, оставляя рядом заметную лужу. Но меня особо не волнует мой вид и все, что происходит вокруг. Сейчас внимание сосредоточено на Александре, который мило беседует с той самой незнакомой девушкой из кафе.
Странно, что Фиби еще не отчиталась мне о приходе новенькой. Обычно такое событие не проходит мимо нее.
Или здесь что-то не так?
Прищуриваюсь и снова делаю глоток. Смачиваю пересохшее горло, отгоняя подальше противные мысли. Может, это и не новенькая вовсе?
Сестра? Не похожи. Полные противоположности: светлые глаза Александра меркнут на фоне черного взгляда незнакомой блондинки. Черты лица, жесты, да тот же цвет волос — все не то. Нет связи.
Подруга? Тоже вряд ли. Скованность в движениях говорит об обратном. Друзья так себя не ведут. Хотя легкие улыбки на лицах вынуждают на секунду призадуматься и постараться принять этот вариант, нежели следующий...
Девушка? Глупости. Зачем приводить ее сюда? Да и не видно вовсе, что они вместе: мало касаний, нет нежности с примесью влечения во взгляде. Или я обманываю саму себя?
Где-то на подкорке сознания закрадывается страх. Это уже второй раз, когда я веду себя, как полная идиотка. Возможно, все бы обошлось, если бы Александр не пропал из моей жизни после разговора на лестнице. Наверное, я поступила глупо, раз завела тему свободных отношений, и Форд воспринял все всерьез, освобождая себя от обязательств.
Однако я не с этой целью решила обсудить нашу свободу. Che diavolo*( итал.: черт), язык сам, отдельно от головы, заговорил, и я теперь жалею. Вдруг на этот раз Форд оставит меня, разорвет договоренности — если уже этого не сделал, — и отдаст все свое внимание этой девушке. Ведь записок нет уже неделю, и мне такое не нравится.
Кажется, я соскучилась по Александру. Вернее... по нашим встречам. Да. Форд как человек мне не знаком, поэтому и скучать по его компании я не могу. А вот как любовник он прекрасен. И мысли, что я могу его потерять, — расстраивают.
Не буду врать. Я ждала ответа на свою записку. Думала, что таким образом повышу ставки и сделаю игру гораздо интереснее и интригующей. Но все опять пошло не по моему сценарию. Вместо продуманного в голове диалога, состоящего из ярких стикеров, я получила ничего.
Лишь тишину.
Тяжелую, терзающую и рвущую изнутри. Негодование охватило разум, а все чувства начали затупляться, ища возможности вновь скрыться за плотным слоем серьезности и той самой ужасной взрослости, которая зачастую не позволяет жить. Начало казаться, что я ошиблась. Опять. Поверила Александру и приняла такого рода отношения, как спасение от накатывающего иногда одиночества. А когда Форд пропал — пропала и моя хрупкая уверенность в будущем. Все вернулось на круги своя. Ну... почти все.
К обыденному времяпрепровождению добавились мерзкие голоса моего же подсознания, которые перешептывались между собой и обсуждали мое поведение, ошибки, указывали на то, что облажалась. Не спорю, возможно, они правы. Однако так легко я не сдамся. Не привыкла я отпускать «свое» по праву так легко.
Однажды, так я уже поступила, и теперь жалею...
Только загвоздка: Александр не «мой». Он обычный свободный мужчина, который вправе решать с кем быть, проводить время, спать. Не мне вторгаться в его личную жизнь и указывать, как нужно поступать; не мне осуждать и бороться за справедливость.
Но узнать, что за девушка — стоит. Как и указать на наши договоренности. В конце концов я пожертвовала многими свободными вечерами. Чтобы провести это время с Фордом.
И, оddiо*( итал.: боже), пожертвую еще.
– У вас на этаже вода закончилась? — раздается над самым ухом, и я вздрагиваю, чуть не роняя полупустой стаканчик.
Оборачиваюсь через плечо и натыкаюсь на довольное лицо Эша. В ответ передразниваю его, качнув подбородком.
— Очень смешно, — фыркаю, кошусь в сторону Форда и стараюсь незаметно продолжить наблюдать за своимлюбовником. — Эш?
— М-м? — встает рядом и смотрит ровно туда, куда и я. — Я должен что-то знать?
Дергаюсь и верчу головой.
— Нет, — сглатываю и расправляю плечи, делая вид, что здесь оказалась совершенно случайно. — А я должна что-то знать?
Хилл по-птичьи склоняет голову набок и задумчиво чешет подбородок. В его светлом взгляде нахожу немой вопрос и понимаю, что попалась.
Эш, как и Фиби, слишком хорошо меня знает, а я знаю его. И бежать с места преступления поздно. Только, если...
— Только попробуй вылить воду мне в лицо!
— Я и не хотела, — закатываю глаза и кидаю несчастный, измученный и помятый стаканчик в урну. — Фиби не должна знать, что я была здесь.
Хриплый смех касается моего слуха, и веселое выражение лица Хилла портит драматизм происходящего.
— Боишься, что она замучает тебя вопросами и узнает, что тебе, — Эш прищуривается, — нравится Александр, а не тот слащавый бариста?
Возмущенно ахаю и тяну Эша на себя за край свободной футболки. Не хватало, чтобы кто-то из работников отдела услышал столь компрометирующие фразы. Так еще и рядом с объектом моей почти незаметной слежки.
— Тебя Браун такой прямолинейности научила? — морщусь.
— Я сделал логические выводы. Или есть что-то другое?
Да! Я, черт возьми, спала с Алексом последний месяц, а теперь он заинтересован не мной!
— Есть, — прокашливаюсь и отвожу взгляд в сторону. Свожу брови к переносице, расценивая, какой вопрос могу задать так, чтобы потом не завраться окончательно. — Мне интересно, что за девушка рядом с Фордом. И... Это интересно не только мне, но и Фиби. Мы поспорили, — киваю в знак подтверждения своих слов. — Поспорили, кто быстрее найдет про нее информацию.
Приподняв брови, Эш присвистывает. Я сглатываю противную кислую слюну, и она болезненно царапает пересохшее от волнения горло. Похоже я окончательно схожу с ума из-за этого Форда, раз так распинаюсь и пытаюсь влезть туда, где мне собственно не место.
Подставив лицо закатному солнцу, впитываю льющееся от него тепло. Уходящая весна заполняет улицу ароматом распустившихся цветов, свежескошенной зелени и шумом морских волн, которые едва касаются моих голых стоп, намереваясь утащить с собой; сковать в своих бескрайних объятиях, ласково дотрагиваясь до кожи. Окрашенное в кроваво-сливовые оттенки небо отражается в спокойном море, и вода кажется на удивление прозрачной.
Крик чаек теряется в скрежете карандаша о шершавую акварельную бумагу. Стержень плавно скользит по листу, оставляет после себя неровные линии, что постепенно выстраиваются в стоящие на обрывах у самого берега дома из белого камня. Они выделяются на фоне темнеющего неба, и в их окнах постепенно загорается желтоватый свет, показывая блуждающие по комнатам силуэты. Я стараюсь не отводить от зданий взгляда, пока рука плавно движется вверх-вниз, вырисовывая тени.
Когда смотрю вниз, то разочарованно вздыхаю. Никак не получается отобразить желаемое в рисунке. Все кажется не тем: кривым, ужасным, неопытным. Попытки разбиваются о скалы собственной бездарности, которая с каждым днем сильнее ощущается на плечах и давит, давит, давит. Стремительно втаптывает в грязь, возвышая надо мной поистине талантливых людей.
Как бы я ни старалась — все попытки кажутся напрасными. Сколько бы ни училась — ничего не получается. Возможно, мне не суждено исполнить собственную мечту, но думать о провале я не хочу.
Откладываю испорченный лист и снова принимаюсь за рисунок. В воображении выстраиваю четкий образ, сосредотачиваюсь на каждом движении карандаша, прислушиваясь к голосу в голове, который монотонно пересказывает прочитанную ранее теорию. Штрих за штрихом, линия за линией, попытка за попыткой. Я обязана справиться. Иначе к чему старания?
Продолжаю находиться в собственных мыслях и игнорировать надоевшую мелодию звонящего телефона, что который час отвлекает. Мне нет дела до тревожащих меня родителей или брата, я здесь, чтобы отдохнуть, спрятаться, ощутить себя свободной.
Однако весь выстроенный мир рушится, когда на плечо опускается тяжелая ладонь. Я вздрагиваю и, вскинув голову, натыкаюсь на знакомый серый взгляд. Брат поджимает губы и недовольно ведет подбородком, из-за чего светлые русые кудри, в которых запутались лучи закатного солнца, падают на лицо.
— Я звонил тебе.
— Я знаю, — пожимаю плечами и отворачиваюсь. Снова сосредотачиваюсь на белоснежных зданиях, будто они способны пропасть.
— Мы опоздаем на занятия, и синьора Руссо расскажет все родителям, — Маттео присаживается рядом, согнув ноги в коленях. От его тела исходит приятное родное тепло, и я передергиваю плечами, когда оно развеивается от слабого морского ветра.
— Я не пойду.
— Ты не можешь. Папа будет ругаться.
Усмехаюсь и поворачиваюсь к брату. В его нахмуренном лице вижу полное отражение себя. Он старше всего на два года, но многие считают нас настоящими близнецами. Хотя я бы не разбрасывалась такими словами. Маттео крупный, надоедливый и чересчур ответственный.
— Пусть ругается. Как будто первый раз, — притягиваю ноги к груди и обнимаю себя под коленями. — Иди, Мат, у меня нет настроения спорить.
— Ты хоть понимаешь, что мы подводим родителей? — не сдается. Продолжает давить на совесть, чем еще больше злит. — Кьяра, они стараются ради нас!
— Они стараются ради своих планов на нас. Неужели ты этого не понимаешь?! — прикрикиваю и подскакиваю. Нет желания продолжать оставаться здесь. Лучше сменить место на более тихое, без жужжащего над ухом брата.
— Перестань себя так вести! — следит, как я складываю вещи в рюкзак, сминая и надрывая новенькие листы. — Как маленькая. Тебе скоро шестнадцать!
— Словно возраст поможет мне сделать выбор самостоятельно, Маттео, — с яростью смотрю на брата и, прежде чем уйти, кидаю сказанную когда-то отцом фразу, от себя добавляя ее окончание: — Не даром твое имя значит: дарованный богом. Вот и иди, выполняй свою миссию, а от меня отстань!
Раскачивающиеся на шнурках кеды пару раз ударяют меня по коленке, из-за чего я невольно отвожу их дальше. Пока разбираюсь с обувью, с плеча начинает сползать рюкзак, а ноги тонут в еще теплом песке. Все наваливается и окончательно портит настроение. В носу начинает щипать, в горле образуется колющий ком, а перед глазами появляется нежеланная пелена слез.
Почему никто просто не может оставить меня в покое?
Несколько раз шмыгнув носом, выхожу на пешеходную дорожку. Отряхиваюсь от песка, прежде чем обуться и свалить. Но Маттео догоняет и преграждает путь.
— Кьяра, пожалуйста, — он хватает меня за плечи и смотрит в глаза. — Без тебя занятий не будет.
— И что с того?
— Это моя мечта, Кьяра, — на выдохе произносит и опускает руки. Они безжизненно падают вдоль тела, а брат сгибается в спине, пряча сникший взгляд.
Я прикусываю губу и поднимаю глаза к чистому небу, которое постепенно покрывается россыпью сверкающих звезд. Собираю себя по кусочкам. Часто моргаю, избавляясь от слез, и сглатываю кислую слюну, которая тяжело прокатывается по горлу вместе с моими надеждами.
— Но не моя, — шепчу, но киваю. Следую за Маттео домой, где меня ждет очередная пытка на ненужных и нелюбимых занятиях.
Итальянская речь растворяется, сменяясь на английскую, когда визжащая толпа детей пробегает мимо. Они, задрав голову к небу, следят за цветными пятнами, которые шныряются на фоне белесых облаков. Ветер подхватывает воздушных змеев и поднимает их высоко над землей. Их хвосты извиваются, исходят волнами и будто оставляют после себя яркие полосы.
Даю себе несколько секунд полюбоваться и почувствовать слабые отголоски детства, пока краем глаза не увижу знакомый силуэт.
Клейтон подходит тихо, только запах кофе и шуршание упаковки букета выдают его. Не сразу поворачиваюсь. Сначала стараюсь подавить широкую улыбку, что возникает на лице. Появившееся смущение розовыми пятнами проявляется на шее, и я встряхиваю волосы, закрывая голую кожу.
— Cazzata!*(итал.: чушь собачья) — строго говорю, пока всхлипы в динамике продолжают нарастать. — Эш не мог так поступить.
В ответ получаю лишь бессвязный набор звуков. Он вынуждает меня прикрыть глаза и глубоко вздохнуть, чтобы самой успокоиться. Мысленно считаю до десяти. Даже не пытаюсь разобрать и вникнуться в протараторенную Фиби речь.
— Я сейчас приеду, — спокойно произношу и кошусь в сторону ждущего меня Клейтона. Становится не по себе, потому что я вновь жертвую личными интересами ради других. Но по-другому не могу. Не с Фиби. — Пожалуйста, прекрати плакать и соберись. Ты могла понять все не так.
— Я ег-го выг-выгнала, — очередной растянутый стон, больше похожий на вой умирающего в чаще леса зверя, чем на истерику моей лучшей и единственной подруги.
Зажмуриваюсь.
Кажется, все серьезнее, нежели я могла себе представить. Браун на такое никогда раньше не решалась. А все их ссоры — как мне известно — решались быстро и до жути банально: в постели.
— Фиб, — перебиваю громкое шмыганье носом: — Я скоро буду. Постарайся не ухудшать ситуацию и не порти себе настроение еще больше. Ладно? — ласково заканчиваю и добиваюсь секундной тишины в динамике.
— Ладно, — тихо отвечает Браун и сбрасывает.
Убираю телефон и зарываюсь пальцами в волосы. Царапаю кожу головы, мечтая вновь оказаться в начале сегодняшнего дня, когда я проснулась и не знала, что будет ждать сегодня. Небольшая усталость начинает чувствоваться, и голова становится тяжелой. Остается совсем мало сил, чтобы хоть как-то собрать мысли в кучу и придумать подходящее оправдание для Клейтона.
Не сразу решаюсь к нему подойти. Наверное, потому что неловкость еще витает в воздухе, а желание прерывать прогулку противоречиво отсутствует. Только выбора нет. Снова.
— Клейтон, извини, мне надо уйти, — встаю перед ним и не могу смотреть в глаза. Жар на переносице перетекает к щекам. — Это выглядит глупо. Особенно после звонка, — нервно смеюсь, — но я не сбегаю. Просто... обстоятельства.
Клейтон ничего не говорит. Лишь спокойно кивает и мягко улыбается. Мне сразу становится стыдно. Почему я позволяю себе портить вечер с таким хорошим и правильным парнем?
— Провожу?
Веду подбородком. Совесть не позволяет принимать от Уайта еще больше ухаживаний.
— Не стоит. Здесь недалеко, и я вызову такси, — переплетаю пальцы и крепко их сжимаю. Почти до хруста. Отрезвляю сознание. — Спасибо за прогулку. Мне было хорошо с тобой.
— И мне, — вторит, и я, махнув рукой, нехотя делаю шаг в сторону, пока Клейтон не поднимается и не окликнет меня: — Кьяра, цветы.
Чертыхаюсь про себя. От забывчивости неловкость усиливается.
— Точно, — широко улыбаюсь и качаю головой. — Извини.
Принимаю из рук Уайта букет, вновь ощущая трепет, который возник в начале прогулки. Особенно он возрастает, когда Клейтон наклоняется ближе к моему лицу. Уверенно, решительно, и сердце подпрыгивает в груди.
— Буду ждать следующую прогулку, — отстраняется и оставляет меня без поцелуя. Лишает даже невинного прикосновения губ к щеке. Хотя, может, оно и к лучшему. Некуда торопиться, иначе можно ошибиться.
Прощаюсь с Клейтоном и быстрым шагом покидаю его компанию. Боюсь задержаться на лишние пару секунд и точно передумать уходить. Слишком хорошо с ним, легко и свободно. И пусть стеснение часто берет свое, оно все равно кажется правильным. Как будто так и должно быть между нами; как будто в этом заключается весь шарм наших зарождающихся пока что дружеских отношений. А что будет дальше — покажет время, которое я согласна проводить вместе с ним.
Такси приезжает достаточно быстро, а дороги на радость оказываются свободным. Однако я все равно успеваю заскучать, всматриваясь в заполненные людьми улицы Лондона. Странно, если бы в пятничный вечер они были пустыми. Теплая, почти что летняя погода манит. Так и просит провести время на свежем воздухе, наслаждаясь мнимой от дел свободой. Мне в какой-то степени нравится, когда на Лондон опускается жара. Сразу вспоминается проведенная, но брошенная в Бари жизнь.
Несколько лет назад я и подумать не могла, что окажусь в другой стране. Останусь одна с заполненными под завязку чемоданами, стопкой неинтересных учебников и разбитыми о скалы реальности мечтами. А ведь всю свою осознанную жизнь я наблюдала за волнами, которые налетают на скалы, и в итоге налетела на них сама. Разбилась. Сломалась. Потеряла ориентир. Но смогла найти нечто новое — Фиби.
Поэтому я просто не могу оставить ее одну в столь сложной ситуации. Она многое для меня сделала, и я обязана ответить ей тем же.
— Это мне? — сидящий на лестнице у входной двери в квартиру Эш подскакивает на ноги, когда я оказываюсь на последней ступеньке. — Только Фиби не любит пионы, — он тянет руки к моему букету, и я уворачиваюсь, шикнув.
— Я бы на твоем месте лишний раз со мной не разговаривал, — тычу в него пальцем. Всматриваясь в бледное лицо, ловлю безжизненный взгляд и не понимаю, во что играет Хилл. — Тебе придется долго искать себе оправдания.
— Я ничего не сделал! — он трет ладонями щеки. Резко разворачивается и проходит нервный круг по лестничной клетке, что-то бурча себе под нос. — Ты же знаешь, я так не поступлю, — останавливается передо мной. Пронзительно смотрит в глаза, вынудив ему поверить.
А я по-другому и не могу, потому что Эш правда на такое бы не пошел. Это глупо. Опрометчиво рушить то, что так долго и кропотливо строили.
— Пожалуйста, Кьяра, сделай что-нибудь.
— Что, Эш? — строго говорю. Нельзя так быстро принимать чью-то сторону, если это не сторона Фиби. — Ты облажался.
Он опускает плечи и запрокидывает голову назад. Пару раз глубоко вздыхает, прежде чем устало проговорить:
— Это должен был быть сюрприз. У нас скоро совместный отпуск, и я хотел сделать его особенным. Нанял турагента, чтобы узнать как можно больше, сделать как можно лучше. А Фиб, — Эш надавливает пальцами в уголки глаз. Мне становится его по-настоящему жаль. — Она просто заметила нас в кафе, а дома... За все три года наших отношений, я ни разу не видел ее такой злой. Она даже не выслушала. Просто выставила за дверь.