20сентября понедельник
Лунная ночь на лазурном берегу. …Вот он берет меня на руки и несет в воду. Вода такая же теплая, как и его руки,… Мы страстно целуемся…
Та-да-да, та-да-да. Чертов будильник. Какой был сон! Я потягиваюсь, закрываю глаза и снова пытаюсь уснуть. Теперь передо мной лицо соседки с третьего этажа, она разъяренно машет руками и что-то мне доказывает. Так все нужно просыпаться, уж этот сон я точно не хочу досматривать.
Встаю, натягиваю халат, с трудом попадаю в шлепки, и плетусь к зеркалу. Тоже мне знойная дева. Формы просто роскошные, сразу видно люблю булочки. Так, где там у нас талия? Нет! Вот засада, а ведь во сне была. Эх, каждый день мечтаю утро начинать с зарядки, но лишняя минута сна мне дороже… А между тем даже принц явно уже перекочевал в сон к другой «красавице», которая не лопает пирожное, а целый день проводит в тренажерном зале. И начинай потом день в хорошем настроении!
Ну, здравствуйте, я, Рита Мочалкина: разведенка, за 30, воспитываю дочь. Живу я в небольшом провинциальном городе, в однокомнатной «хрущебе», старого, словно затянутого в подтяжки, дома. Работаю в больнице медсестрой. Теперь, когда я все про себя рассказала, мне нужно бежать: кофе сварить, в душ, разогреть и завтрак и самое главное разбудить дочь.
По телевизору радостно вещает диктор. И вас «с добрым утром»!
– Светка вставай!
Дитя сонно подтягивается в постели, а я приступаю к традиционному утреннему гриму. Один глаз накрашен:
– Господи, она опять уснула! Светка, "горе ты мое", просыпайся, я из-за тебя опять опоздаю!
Все крашу второй глаз…
– Мам, а где колготки? – «выплывает» из ванной «домашний терминатор».
Отпиваю глоток кофе.
– Мам! Куда я вчера положила фен? – изводит дитятко.
Надо было вчера его там, и оставить (на балконе), пусть бы поискала.
Дом в эпицентре торнадо:
– МАМА!
Мой кофе безнадежно остывает, а я в это время нахожу колготки, заколки, вытаскиваю из- под шкафом авторучки…
Уже давно пора одеваться самой, но нога застревает в колготах:
– Где? Моя тетрадь по физике? – "маленький монстр" ходит за мной по пятам и не отстает.
– Там, где ты её оставила вчера! – моё терпение на исходею никогда ничего не собирет с вечера.
Наконец, «чаша переполнилась» и упс… Я выхватываю из-под кровати тетрадь, и запускаю в Светку.
«Чудовище» с хохотом ретируется на кухню, а я, наконец, заканчиваю одеваться.
Да, в одежде я еще ничего, складочек не видно. Утянулись, подтянулись: «если вам немного за тридцать…» Мои мечтания прерывает следующее «мА!»:
– Денег, дай!
«Пожалуйста» не предусмотрено.
Мне бы кто дал, но обреченно говорю совсем другое:
– Сколько?
– Ну…Рублей 150 – на меня смотрят газами новорожденного котенка!
Получив затребованную сумму, «ребенок» исчезает за дверью, а мне как всегда остается ровно пять минут до автобуса.
Я «кубарем» скатываюсь с лестницы, «рысью» пересекаю дорогу, перехожу на «галоп», скорость становится рекордной… И вот он финиш – полная желающих начать трудовой день, остановка!
Нет, конечно, можно было бы ходить на работу пешком – полезно и все такое… Но верите, я, как вы уже поняли, ужасная «соня». Да и ноги, ну «просто отказываются» идти пешком. Может они на прямую связаны с трудовым энтузиазмом? Вот поэтому каждое утро начинается со штурма рейсового автобуса. Кстати, вот и он поворачивает из-за угла!
Остановка сжимается, мы как спортсмены перед стартом подтягиваемся и «выстреливаем» в открывшиеся двери, сметая на пути тех, кто уже выходит. Пассажиры устраиваются тесненько, дружненько: кто как может, и автобус трогается.
Под аккомпанемент различных жизненных историй, брюзжание и сетование, а также политинформацию престарелого оратора, я добираюсь до работы.
Вот она – панельная пятиэтажка, стоящая на страже здоровья нашего города – городская больница.
23сентября четверг.
Утро не разочаровало. Та же самая беготня по квартире в поисках Светкиных вещей, да ещё напоследок и обвинение во вмешательстве в личную жизнь. Да, дети как дети.
Снова выскакиваю из дома в 7-55. Надо начинать бегать по утрам, глядишь, и автобусы не понадобятся. А сейчас мои 70кг мешают объединиться со счастливыми пассажирами, и я остаюсь на остановке. В заднее окно чей-то отпрыск показывает язык. От обиды отвечаю ему тем же, чем вызываю удивление стоявших рядом людей.
А мне все равно! Я сегодня опоздаю, и насколько, зависит лишь от того, попаду я в следующий вожделенный транспорт или нет.
И почему мне не двадцать пять и машины не тормозят со мной рядом.
Ага! Вот скорая помощь. Интересно, заметят или нет. Ура! Заскакиваю в машину и устраиваюсь на сиденье.
Ну, и лодырь ты Ритка – вставай пораньше и не надо каждый день «штурм Бастилии» устраивать.
Да, что я сегодня все об одном и том же. На работу надо идти с положительными эмоциями. Но только почему пока они у других: как всегда, радость закончивших работу сотрудников безмерна. Пожалуй, стоит каждый раз опаздывать, чтобы так встречали.
Девчонки со смехом рассказывают о том, что вчера привезли пьяного и абсолютно голого мужчину. Он называл себя отцом Михаилом и предлагал отведать жареную сосиску, которую держал на вилке. Анжелике (Анжеле Эдуардовне) – нашей старшей медсестре (очень эффектной куколке), он даже предложил стать его матушкой. Девчонки в течение часа ловили «святейшего» нудиста по всей больнице и, наконец, отправили его в сопровождении седьмой – психиатрической бригады на «Голенщину», в местный дурдом. Там он, безусловно, обретет свою паству.
Пока я добиралась на работу, Любимова уже успела рассказать об убийстве. И теперь, пока нет больных, обсуждаем наше ночное ЧП. Версии, комментарии звучат все громче и громче, но из ординаторской шустро семенит Петр Израилевич:
– Коллеги, нельзя обсуждать посторонние темы на работе.
Однако глаза за стеклами очков блестят от любопытства.
– Маргарита! Что там у вас случилось? у старого педанта любопытство побеждает над убеждениями.
Ага, все-таки ему интересно!
Выслушав мою версию, Хромов снова возмущается:
– Вот в моё время такого не было! И персонал в больницах был серьезней!
– Да-да, Петр Израилевич! Пойдемте, я очень хочу узнать об этом подробнее – Анжела Эдуардовна, слегка приобняв покрасневшего «дедульку», уводит его в ординаторскую. Как всегда, Анжелино обаяние не имеет границ!
9-00. Любимова снова, уже в который раз, в страшных красках описывает убийство: глазки возбужденно сверкают, аудитория замирает и тут… Звонок телефона. Все вздрагивают. Ничего страшного начался рабочий день.
– Але? К вам сегодня блондинка не поступала?
– Фамилия?
Не дождавшись ответа, кладут трубку. Вероятно, фамилию у безвременно пропавшей спросить не успели.
Дзинь! Тот же голос:
– А Ивановой не было. Она два часа назад ушла в магазин и не вернулась!
Оказывается, «искомая» не сбежала. А соизволила задержаться в очереди. Ищу в журнале:
– Нет, не было!
– Безобразие, – ревнивец бросает трубку.
Ну что ж, и Вам приятного дня!
Бедная Иванова, повезло ей с мужем. Как бы по приходу домой не поступила в травматологию.
Заскрипели, входные дери. Фельдшер Микоян привез пожилую даму. Здоровается, оттягивая натянувшуюся на огромном пузе форменную куртку. Вот и диагнозы у него тоже огромные: начнешь читать и зачитаешься – романы напоминают.
Пока Сысковец провожает даму в смотровую, она рассказывает ему о своих болячках: начиная с «1905» и заканчивая сегодняшним утром.
– Эрик!– укоряю Микояна,– ты зачем её привез, тут же сто процентный «дефицит внимания».
– Ну да, оставишь её дома. Она для себя её все уже решила. Мы подъехали, а она в сопровождении решительно настроенных дам, уже ждала с сумками у подъезда. Диагноз они мне озвучили хором,при этом заявив, что её непременно нужно везти в больницу.
Да, «скорой» не позавидуешь. Не повезешь такую особу, а на утро жалоба в лучшем случае на столе у главного, в худшем у прокурора. Мысли переключаются на пациентку: «Ну что тут? К хирургу. Хорошо пусть будет хирург».
Дим-Димыч, дежурный хирург – седой, подвижный мужчина, с большими «чапаевскими усами», приходит быстро. Присев на стул рядом с пациенткой, он погружает свои длинные пальцы в мягкие теткины бока. Та блаженно прищуривается.
– Милочка, ну я ничего своего не вижу.
27сентября воскресенье.
1-00. После нескольких операций хирурги устают, и начинают вредничать, с неохотой спускаются в приемное отделение, тогда приходится иногда различные бумажки приносить им на подпись прямо в ординаторскую. Вот и сейчас, выслушав по телефону очередную тираду, Хохлова Иван Ивановича, я поняла, что придется идти с журналом в ординаторскую. Иначе заключение ждать долго, а на дворе ночь. Да и с больным надо определяться. В общем, потащилась на пятый этаж. Лифт уже выключили, а беспокоить лифтера себе дороже.
За все хорошее, выслушала от Хохлова (человека шибко высококультурного) какая я б…, а также рекомендации как нужно вести себя перед работой, чтоб поменьше больных поступало. Причем рекомендации прямо противоположные тому, что ты перед работой делала.
Можно подумать, что люди поступают только в мою смену. В очередной раз я пообещала себе, что буду носить в кармане зеркало и показывать его Хохлову – может, увидит в нем истинную причину большого людского потока.
Вышла из ординаторской, иду по коридору: полумрак, что-то скрипит, кто-то стонет. Я уже метров двадцать прошла, как погас свет (подстанция наша помнит еще «царя Гороха, а у начальства руки не доходят). У меня «сердце в пятки ушло» - с детства боюсь темных помещений. Вытянула вперед руки – иду, трясусь, а тут рядом какой-то вопль и заскрипела дверь. Боже, неужели опять кого-то убили!
Сердце заколотилось – кажется, что стук его гулко отдается на весь коридор. Снова крик: «Ой, где я есть – то не пойму!» Фу, слава богу!
Пока никто не видел, я перекрестилась. Это бабуля – маразматичка орет. Лежит у нас, бедняжка, уже второй месяц: привезли родственники подлечить, а забрать забыли. Вот и развлекает больницу, то ночными криками, то выходками типа: пока никто не видит, одену-ка я судно с калом себе наголову. В городе «Домов престарелых» больше чем больниц и места в них вперед расписаны. Вот родственники и пытаются выкручиваться, как могут.
Как только нашла причину своих страхов, жить стало веселее – зашагала к лестнице. Если только можно быстро шагать по неосвещенному коридору. В этот момент меня кто-то схватил за талию и куда-то поволок, зажав рот рукой. Фу, руки липкие какие-то, костлявые. Господи, да, что же это за больница такая, прямо «дом Адамсов».
Как там рекомендуют: не сопротивляется. Нет, не дождетесь. Укусила противную руку, лягнулась. Не знаю, как и почему мне удалось вырваться, может мой похититель отвлекся на приближающийся топот ног? Я рванулась и пребольно ударилась об пол. Красивая у нас плитка на полу – гладкая, а моему заду от этого не легче.
Резко загорелся свет! Я зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела над собой пьяного мужика – грязный, с разбитым носом, глаза полубезумные. От испуга я так и осталась лежать на полу.
С лестничной клетки, во главе с моим санитаром Игорьком, на моего обидчика, надвигался наряд милиции. Игорь смотрелся как Чапаев во главе конницы. Правда, Чапаев был какой-то карликовый, а конница особой кентавро-ментовской породы.
Болезный узрев погоню, ничего лучше не придумал, как перепрыгнуть через меня. У кого вся жизнь перед глазами перед смертью проходит, а у меня над головой промелькнули грязные ботинки. Но самое интересно, что «пэпсы» (патрульно-постовые милицио-неры) полностью повторили маневр алкоголика. Мне оставалось на полу только наблюдать, как мелькают в воздухе берцы, а также как трясутся у этих «скакунов» ягодичные мышцы. Наверное, так чувствовал бы себя оператор, снимающий с земли бегущий табун. Если бы Игорек не потянул меня за ноги, то вместо лица у меня бы образовался блин.
Сказать, что после этого у меня началась истерика – это не сказать ничего. Я плакала, смеялась, брыкалась. Игорек поволок меня в отделение. Что он мне при этом говорил, я не помню. В отделении мне налили «сто грамм наркомовских», после чего мне заметно полегчало.
Не сразу, но мир обрел четкие формы, а я вспомнила свои непосредственные задачи и, конечно же, обязанности.
2-00. Реанимация вернулась из морга. Все девчонки ничего, а одна совсем молоденькая и бледная, губы трясутся. Ну, я вспомнила свой первый поход в морг, прониклась материнским чувством и начала расспрашивать. По мере её рассказа, моя напарница с санитаром почему-то ушли в регистратуру и даже там закрылись. Я полагаю, чтоб вдоволь без свидетелей насмеяться. Мне же пришлось дослушать и сохранять олимпийское спокойствие.
Дело было так! Девочка дежурила первую смену, не привыкла по ночам работать очень, спать хотелось. Врач ушел отдыхать, санитар где-то приткнулся, одна она бедная осталась. Маялась, маялась, ходила от мониторов к кроватям и «нашла выход». Бабулька у них лежала старенькая, вот глупышка и решила к ней прилечь. Так сказать, убить сразу двух зайцев – за бабушкой приглядеть и отдохнуть. Легла и уснула. Просыпается минут через тридцать, я бабуля смотрит на неё мертвыми глазами, открыв страшный беззубый рот.
Бабушка та и так на высший суд собиралась, но чуть девочку с собой не прихватила, та от страха чуть не умерла, своим криком перепугала всю реанимацию. А потом и того больше, сознание потеряла. Представляете картину. Забегают все в палату, а там лежит мертвая бабуля, а рядом на кровати неподвижная медсестра.
Все сначала растерялись. Что тут можно подумать, а потом…Девочка еле успокоилась, а её за этот «косяк», Виктория Михайловна (дежурный реаниматолог) еще и в морг отрядила. Вот стервозная тетка, интересно, её тоже так учили?