Записки Не психолога

Глава 1: Мегрэ из метрополитена

Стою у двери вагона, хотя есть свободные места. Это моя любимая точка наблюдения – моя странна игра на разгадывание людей по их виду, манерам, жестам и взглядам. Люблю бередить в себе это странное чувство «тайного сыщика», выхватывая глазами забавных для меня типажей и гадать: чем они могут заниматься, что выражают их взгляды, какие проблемы их одолевают. Такие персонажи сразу сами собой вплетаются в моей голове в необычные истории – от комедии до трагедии, а иногда даже и до триллеров.

Заходит тучный азиат с большой коробкой в руках и кряхтя ставит её у свободного места. Он вытирает пот рукавом потрёпанной джинсовки, распространяя рядом с собой стойкое амбре перебродившего пота. С заботливой улыбкой тучный дядя указывает на свободное место над коробкой и туда садится подросток. Он так же азиатской внешности, но хорошо одет: модные широкие светлые джинсы, с драными по одной линии коленками, белая толстовка с кроваво-чёрным принтом «Blade» на мордах монстров и массивные кроссовки, кричащих флуоресцентных расцветок. Парнишка старается делать вид, что всё в порядке, но видно, что он заметно стесняется пахучего дяди, а тот что-то начинает громко говорить, наклонясь к уху подростка, перекрывая шум движущегося поезда.

Азиаты выходят и на освободившееся место садится женщина «всезнающая жизнь». Почему я так решил? Да просто в её взгляде, которым она чуть высокомерно окидывает окружение в вагоне, практически видна бегущая неоновым текстом фраза: «Я вас всех насквозь вижу!» Дамочка, с накрученными и залитыми лаком локонами цвета «эстетическая пергидроль», одета подобающе: сиреневая кофта с безумным люрексом и стразами, полные пальцы с парой громоздких колец в камнях достойно покоятся на кожаной сумке, в тон кофте, графитовые брюки клёш и лакированные чёрные лодочки, с трудом умещающие одутловатые ступни, завершают образ. Такие дамы обычно показывают мизинцем на кого-то или что-то, что удостаивает их внимания и говорят с лёгким пренебрежением, просто потому, что по-другому уже не могут. Пару остановок «глава мещанства», гордо вздёрнув подбородок смотрит «в небытие» за темными окнами и наконец покидает людишек, с кем она случайно оказалась на одной временной прямой.

Станции пропадают в темноте тоннелей одна за другой и тут входят они - герои моей предстоящей истории. Бросив на них беглый взгляд, понимаю - грядёт хоррор.

Она садится, вставляет наушник в ухо и что-то смотрит на экране смартфона, улыбаясь тонкими губами. На её лице нет макияжа, хотя брови ухожены и ровно выщипаны. Странным диссонансом выглядят по-детски округлые щёки. На вид лет двадцать, не больше. Явно давно немытые волосы небрежно зачесаны в хвост. Спортивный и далеко не новый бархатный серый костюм (худи с капюшоном и штаны с нелепыми клёпками) требует стирки, а некогда белые стоптанные кроссовки дополняют неопрятный образ.

Он садится и прижимается к ней, глядя в экран её смартфона. Его внешний вид сродни партнёрше, за исключением высоких ботинок, заметно новых, но зимнего образца с торчащим мехом из вывернутого наружу клапана над развязанными шнурками. Он худощав, лысоват, с вытянутыми и острыми чертами лица. Его длинные тонкие пальцы, со структурно выпирающими костяшками, слегка теребят её локоть. Он медленно поднимает взгляд на её лицо, закрывает глаза и прижимается лбом к её голове.

Она отодвигает голову и он тут же, спрятанной между ними рукой, делает какое-то резкое и невидимое движение. Она дергается и сильно трясущимися пальцами поправляет едва не выпавший наушник, но продолжает с улыбкой смотреть в экран.

Мысль: «Кто они? Наркоманы? Нет, вроде не похожи, хотя…как знать… А может он маньяк, везущий очередную жертву куда-то к себе? Ведь не зря у неё так сильно затряслись руки, когда он её ткнул. Обручальных колец нет. Ведёт он себя странно и это слишком бросается в глаза. Теперь он что, нюхает её голову?.. Да уж…»

Я внимательно наблюдаю за развитием в отражении тёмного окна вагона, понимая, что могу рассматривать эту странную парочку, не будучи уличённым в том, что откровенно пялюсь на них. Вдруг он открывает глаза, поворачивает голову и практически ловит мой взгляд в окне. «Хм… Телепат?.. – думаю я, поспешно опустив голову. – Да ладно! Просто случайность… А может всё-таки нет?..»

…Он вёл её за руку к старому многоквартирному и заброшенному на вид трёхэтажному зданию. Пару окон там светились в наступающих апрельских сумерках, но жилой вид дому этот свет не предавал. Наоборот, казалось, что за этими грязными окнами должны обитать древние старухи в бородавках, варящие зелья в кастрюльках с облупленной эмалью. Там же должны скрываться и маньяки, сынки этих старух, возросшие от тридцати до пятидесяти с хвостиком, но так и не женившись из-за непрохождения фейсконтроля невестами суровых «недосвекровей». Оттого то эти послушные сынки и пустили демонские щупальца похоти в свои украденные ведьмами-мамашами души…

Она шла и что-то пыталась щебетать на отвлечённые темы: ей точно надо завтра быть у стоматолога, потому что пломба вот-вот вылетит, и она переживает за оставленную дома в одиночестве кошку, а ещё всё дорожает.

Ей было страшно.

Он это чувствовал и увлекал её за собой несильно, но властно, с застывшей улыбкой предстоящего вожделения.

Вот он открыл скрипучую дверь подъезда, откуда пахнуло сыростью и плесенью, а тёмная лестница разинула свою ступенчатую пасть. Она нервно кивнула на жест, галантно пропускающего её вперёд кавалера, и на негнущихся ногах стала пониматься по выщербленным плиткам. Он шёл сзади и втягивал тонкими ноздрями её запах. Пусть от неё исходили не ароматы духов, а давно не стиранной одеждой с потными подмышками. Но именно такое переплетение запахов его возбуждало ещё больше. И верхней нотой был конечно же запах страха, что тоже имеет свой аромат. Его он вдыхал с особым трепетом…

– Следующая станция Таганская, – беспричинно бодрым голосом рассыпало мрачную картинку объявление из динамиков. Я едва успел уловить его быстрый сиплый возглас, когда эта странная парочка метнулась к дверям на выход:

Глава 2: Баги́няй

Большой торговый центр под открытым небом. В ожидании супруги, примеряющей что-то в очередном магазине, стою на узкой улочке, обрамлённой по бокам сплошными витринами со стеклянными дверьми и наблюдаю за проходящими и праздно шатающимися покупателями.

Выходной. Народу уйма. Погода солнечно шикарна, несмотря на начало октября, отчего люди снимают куртки и небрежно перекидывают их через руки или носят сверху больших бумажных пакетов многообразных брендов. Глазу особо не за что зацепиться и тут… появляется она!

Всё как положено – походка от бедра, прямая спина, вид – утомлённой богатством леди, чьи изящные кисти свисают унылыми лапками на полусогнутых руках, утяжелённых пакетами «Дольче_чего-то_там_всея_Версаче».

Она идёт не среди людей, а над ними. Она – Богиня!

Платиновый блонд её изысканной стрижки лежит крупными змееподобными локонами на плечах, кашемировое тонкое пальто до пят небесного оттенка, оверсайзом укутывающее её невысокую фигуру – всё! Всё было божественно красиво. Пока… взгляд не натыкался в жёсткий тюнинг её лица. Почему «жёсткий»? А вы посмотрите сами.

Утиные губки – это слишком кошерное определение для её бампера рта. Верхняя тюнинговая часть была загнута так, что сверху можно положить сигарету и та не упадёт. Нижняя часть, разделенная на две набухшие половины с ямочкой посередине, выглядела как две перезревшие сливы, готовые вот-вот с громким чпоком лопнуть.

А глаза! Боже! Что она с ними сделала? Я как-то видел в одной из передач про животных, гюрзу крупным планом. Вот эти глаза гюрзы янтарно-ядовитого цвета смотрели мутным взором вокруг на «вот это вот всё».

Как человек впечатлительный, я тут же вспомнил взгляд Медузы Горгоны и решил от греха подальше наблюдать за «богиней», как Персей, исключительно через отражение, в моём случае – витрин.

…Она медленно шествовала с высоко поднятой головой и её взгляд, под полуприкрытыми веками, заставлял каменеть тех, кто осмелился встретиться с её испепеляюще-смертельным взором. В моей голове тревожным хором и медью оркестра грянула мелодия кантаты Кармина Бурана «О, фортуна!» Карла Орфа…

Люди, поймавшие «янтарно-убивающий взгляд», столбенели и, медленно превращаясь в каменные изваяния, начинали постепенно осыпаться прахом под ноги прошедшей мимо них «богини». Те смельчаки, кто дружелюбной улыбкой пытался вызвать ответную реакцию, замирали с застывшими скрюченными судорогой губами на лице и, в последний момент понимая ужасающую опасность, поспешно опускали глаза, чем и спасали себя. Вот, какая-то маленькая девочка внезапно вырвалась из рук матери и бросилась наперерез вальяжно ступающей грозной поступью «богине»… Казалось, что сейчас случится что-то непоправимое, и вдруг…

Произошло неконтролируемое чудо: «богиня» споткнулась о развязавшийся шнурок своих архи-платформенных белых кроссовок и чуть не «нырнула» отменным каменно-тюнинговым лицом прямо в стильную брусчатку мостовой.

Айфон последней модели, весь усыпанный стразами, предательски выскользнул из неглубокого кармана оверсайза и с печальным шлепком решил сбежать. «Божественная хозяйка» негромко вскрикнула что-то «исконно-русское-сермяжное» и элегантно присев почти в реверансе, изогнутыми наружу пальцами взяла смартфон. Приседая, она не разглядела неожиданную лужицу и окунула в неё подол небесного кашемира. Заметив очередной казус, она зло что-то прошипела и с каменной гримасой девы, поверженной ретроградным Меркурием, присела на скамейку.

Следующая сцена достойна отдельного короткого метра для широкого проката.

Небрежно сбросив с унылых лапок пакеты, она посмотрела на разбитый экран смартфона, произвела тюнингованным гудком звуко-вздох, похожий на: «Ааауфх», и положила на скамейку уже никому не нужный и разбитый, но некогда пупусечный айфончик. В её печальном взгляде гюрзы читалась настоящая боль. Но лишь секунду. Затем её ухоженные пальчики с длиннющими ноготками, похожими скорее на когти птеродактиля по своей длине, попытались завязать подлый шнурок, который, мать его растак, лишил её «яблочного великолепия». Первая попытка была самой неудачной. Концы шнурка решили опутать сразу пару потомков летающего ящера на обеих руках и она нервно стряхивая их снова озвучила уже громче известное определение всех гулящих женщин. Потом дело пошло на лад. Она ухватила кончиками ногтей большого и указательного пальца один край шнурка, таким же способом был схвачен другой рукой и второй край. Пару секунд подумав, она перекинула их крест на крест, снова подцепила уже выверенным жестом и постаралась просунуть один конец шнурка под другой. Попытка не удалась. Следующая тоже. Она запихнула шнурки по бокам, встала, сделал шаг и чуть не потеряла кроссовок с ноги. Вернулась на скамейку и продолжила пытать ненавистный шнурок. После пятой или шестой попытки она тяжело вздохнула и огляделась по сторонам, тоскливо ища помощи извне.

Я уже стал тихо похрюкивать от нервного смеха, изображая кашель, но не отрывался от наблюдения этой шедевральной картины в отражении витрины (Персей – красавчик, не зря научил вековому лайфхаку избежать «окаменения»).

И тут произошёл громкий и весьма неожиданный финал.

К уставшей от тяжести жизни «деушке-богине» бодро подошёл пацанчик, лет пяти, шустро присел и быстро стал завязывать проклятущий шнурок. За действиями микро «Робин Гуда» с вальяжной улыбкой наблюдал стоящий рядом мужчина с бегемотообразным животом.

Мальчишка затянул бантик, а она, изобразив на лице умильную полуулыбку вампира, с сексуальным придыхом негромко произнесла:

Глава 3: Мразь

18+

«Как бить своего ребёнка так, чтобы он был вам благодарен и не убил, когда вырастет» … Интересно, если бы вы увидели такой заголовок в сети, как бы вы отнеслись к этому? А вот мне однажды довелось услышать нечто подобное вживую...

Похожие ужасающие слова, прозвучавшие несколько лет назад, всплыли в моей памяти после совершенно случайной встречи с человеком из того прошлого…

Я не узнал его, пока он сам не подошёл и не поздоровался:

– Д…добрый день! Не узнаёте?

Только услышав заикание и внимательнее вглядевшись в лицо, я понял – кто передо мной. Это был Коля, с которым мы часто встречались на моей не очень долговременной работе. Занимался я тогда разведением породистых собак. Почему? Да потому что любил и люблю их, и потому что вот такой внезапный разворот сделала жизнь в тот период. Меня и самого до сих пор удивляет «сей кульбит судьбы», практически сразу после почти двенадцати лет работы на сцене («спасибо» лихим девяностым).

На нашу организованную площадку для выгула четвероногих питомцев часто приходили жители соседних домов с кем мы постепенно перезнакомились, а с некоторыми и подружились, как с тем же Колей.

Тогда ему было лет тринадцать-четырнадцать, он ещё не заикался и любил поиграть с нашей племенной гордостью – восточноевропейской овчаркой, по кличке «Рой», подобранного нами на улице. Окрас у Роя был невероятным: тёмная чепрачная полоска, идущая от кончика хвоста и по всей холке, заканчивалась элегантным раздвоением на голове, переходя на бархатные уши и нос. Весь остальной цвет шерсти был, словно опавшая кленовая листва – от блекло-жёлтого на брюхе, с переходом в оранжевый и далее в густой медно-рыжий по бокам до чепрачной холки.

Посещал Коля нашу небольшую компанию собачников иногда и с мамой – чуть полноватой женщиной со спокойным, но пронзительным взглядом, за которым угадывалась, или главный бухгалтер, или начальник отдела кадров. Конечно же приходили они не одни, а со своим невероятно массивным бордосским догом Брасом. Пёсель был хоть и суров на вид, да и его шестьдесят-семьдесят килограмм тоже придавали заметный вес к брылястой морде, но характером обладал просто ангельским и взирал на всю нашу компанию с каким-то усталым умиротворением. Наши вольерные собаки любили Браса не меньше нас, и он относился с величавым спокойствием ко всем хвостатым, вяло виляя своим, когда принимал приветственные обнюхивания. Вот только когда с ним выходил гулять отец их семейства, Клим Семёныч, Брас вёл себя тише воды, ниже травы и выглядел каким-то несчастным и понурым всё время.

Клим был редким гостем на площадке. Прогуливался он с надменной усмешкой на тонких нитках губ и с неизменно торчащей меж ними зубочисткой.

Персонаж этот с виду был щупл, невысок и до безобразия неприятен, хотя одевался более чем прилично, и порой даже приходил в кашемировом пальто с шёлковым платком, вместо шарфа. Но одежда не может скрыть сущности человека. Да и наши собаки старались не допускать поглаживаний себя этим типом, чуя неприязнь, исходящую от него.

Смотрел Клим на всех близко посаженными глазами с нескрываемым превосходством, словно каждый находящийся рядом, должен был благодарить его за оказанную столь высокую честь. Голосом он обладал сухим и надтреснутым, когда вдруг начинал говорить. Всегда от него звучали очень пошлые темы, вертящиеся вокруг секса и деньжищ каких-то там миллионеров, рассказанные с сиплым подхихикиванием и желчными комментариями. Такими речами Клим, вероятно, полагал захватить наше внимание до открытых от удивления ртов, намекая, что и он сам вращается в неких высоких кругах. Но как позже выяснилось, работал он шофёром у какого-то частного воротилы, которого называл с уважительным придыхом «бонзой», а не боссом.

Однажды зимой Брас пропал. Точнее его не выводили к нам гулять недели две. Вроде бы не сильно странное дело. Может хозяева уехали куда-то или ещё что. В общем, мы просто между собой это отметили – не больше.

В один из зимних вечеров только я выгнал нашу племенную свору на прогулку, как тут же встретился на площадке с Пашей Месняцким, которого все по-доброму звали «Паша-мясо». И не только из-за фамилии, но и за профессию. Дружить было с ним достаточно выгодно, потому что иногда он приносил заказы с отборной вырезкой, что было редкостью в начале девяностых. Но больше Паша подкупал своей отзывчивостью. Несмотря на огромный рост, поломанный боксом кривой нос, модную в то время пятидневную щетину, лысый череп и ладони, больше похожие на совковые лопаты по размеру, Паша был добрым и старался при сложных ситуациях, которые изредка случались на наших выгулах, «находить консенсус». Местная шпана конечно же не была готова вступать в открытую конфронтацию от одного только взгляда Паши. Поэтому мы с моим партнёром по «собачьему бизнесу», Витей, оставались благодарны за такое негласное покровительство. Хотя, конечно же были догадки, что получил Паша свою кличку далеко не только за работу в мясном отделе. Но… в то время без надобности лишних вопросов не задавали и всех вполне всё устраивало.

Собака у Паши была ему под стать – кавказская овчарка. Звал он её Тучка, вместо клички «Турчия» в собачьем паспорте. По характеру эта парочка словно была из одного ментального соединения – оба размеренно неторопливые и спокойные. Но, лишь до первой опасности. Однажды Тучка среагировала молниеносно на вроде бы дружеское похлопывание по моему плечу какого-то заблудившегося гопаря, размером с Пашу. Через секунду, после развязного поведения непрошенного гостя, она уже держала его за ширинку, а тот с прилипшим к губам окурком, вяло просил убрать собачку. Тучка же, судя по всему, аккуратно продолжала смыкать челюсть, и только неторопливо сказанная Пашей фраза: «Плюнь бяку, Тучка…» дала шанс несчастному гостю остаться мужчиной.

Глава 4: Гроза наркоза

Не секрет, что большинство мужчин при температуре тридцать семь и пять начинают чуть ли не писать завещание. Но бывают и исключения с проявлением особой упёртости по отношению к своему здоровью – тоска прощания с родными во взгляде присутствует, но лечиться не хотят.

Весь декабрь у меня болел живот. Уже не знал, что пропить, чтобы странная тянущая боль, накатывающая редкими волнами, ушла. После празднования Нового года боль стала ровно пульсирующей всё время. И тут жена не выдержала моей тоски во взгляде, в совокупности с позой перемещения тела мужа в виде «скрюченного эмбриона». Она чуть ли не в ультимативной форме, заставила меня поехать к врачу и проверить живот.

Вызывая такси, я надеялся, что в клинике меня успокоят и дадут таблеточек, чтобы всё по-быстрому прошло. Но после первых секунд осмотра пожилой врач изрёк:

– Голубчик! Да у вас аппендицит вот-вот «родит»!

На мой недоумённый возглас «добрый доктор», ласково прищурив глаз, пошутил:

– Не переживайте! У вас, скорее всего перитонит, а это значит, что потребуется полосная операция, если всё у вас там внутри прорвётся. Поэтому, милейший, я прямо сюда вызываю скорую и вперёд под нож.

Что и говорить, чувство юмора врачей давно известно своими оттенками «чёрненького».

Прямо разогнуться я не смог и боком сполз с койки осмотра, бормоча:

– Да, да… Я сам доеду, не переживайте.

Врач, видя моё состояние, как фокусник достал лист бумаги и практически победоносно воскликнул:

– В этом случае, милости прошу, подписать заявление об отказе госпитализации, чтобы в случае вашей преждевременной кончины на меня не завели уголовное дело.

«А вы умеете подбодрить, доктор!» – мысленно поблагодарил я и, не споря с его выжидательно добрыми глазами, подписал заявление.

Жена дома уже во время моего рассказа стала звонить и вызывать карету скорой помощи.

«Скорая» приехала на удивление быстро. Но это никак не отменило моё тревожное состояние, которое стало потихоньку выбивать стойкий тремор не только рук, но и всего тела.

А вот дальше начался просто панический хоррор.

По приезду в больницу, меня прямо на каталке из машины два «дюжих молодца» бодро вкатили в приёмное отделение, где лежало и стонало пару-тройку человек, сопроводив моё появление криком: «Этого на стол – срочно!».

Словно по щелчку пальцев, вокруг сразу началась нервирующая суета. Мне, с моим увеличивающимся мандражом во всём теле, впихнули в руку бритвенный станок, а я тупо уставился на него, не понимая – что ж от меня требуется? Дежурная медсестра, глядя на мои дробные такты трясущихся пальцев, вырвала станок из моих рук, стянула с меня рывком спортивные штаны и не обращая внимания на оханья, практически молниеносно ликвидировала ненужную поросль внизу. Закончив, она резким кивком указала на каталку, коротко бросив: «До гола! Быстро!»

Далее – череда коротких кадров:

Каталку со мной бегом везут к лифту, чуть ли не с гиканьем, как мне показалось, прикрикивая: «А ну-ка, в сторону!»

Грохочущие двери грузового лифта.

Тёмный коридор с мелькающими тусклыми синими лампами.

Операционная. Много света. Огромная круглая люстра с десятком круглых ламп-прожекторов наклоняется надо мной.

Мои руки опутывают какими-то трубками и чувствую, как делают укол.

Вижу над собой склонившуюся перевёрнутую голову в маске и шапочке и слышу спокойный голос:

– Считаем медленно от десяти до одного… ну?

Я громко сглатываю сухим горлом и с какой-то лихостью тарабаню:

– Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один…

Пауза.

Снова вижу над собой перевернутое лицо в маске.

– Наркотики употребляем?

– Нет… – оторопело протягиваю дрожащим голосом.

– Алкоголь крепкий? Сегодня?

– Да, нет... Не пил я… Крепкий алкоголь вообще не люблю... Ну, виски если иногда… с колой…

Пауза.

– Тэк-с… Ну, хорошо… – слышатся слова и… я проваливаюсь в темноту.

***

Медленно и с каким-то неимоверным усилием открываю глаза, еле подтягивая мышцами лица непослушные веки.

Расфокусированный взгляд обнаруживает недалеко перед собой прямоугольный красный предмет в тёмно-серой мути.

«Это что?» – равнодушно звучит в голове вопрос.

Начинаю всматриваться. Красный прямоугольник не исчезает. Шевелю рукой – шевелится. Вторая рука и ноги также реагируют на приказы мозга.

В туманном сознании начинает вяло трепыхаться мысль: «Если это то переходное место от жизни к смерти, то оно очень странное… Обычно же свет вдали должен быть… Я же читал об этом… Много раз читал… И почему нет звуков?.. Словно весь мир включил паузу… Или нет – есть звук… Звук давящего последнего вздоха вселенной… Или это… храп?..»

Серая муть не исчезает и, спустя несколько долгих минут в попытках точной настройки взгляда, снова начинаю свой мысленный монолог: «Интересно, а если я тело всё ещё чувствую, то может это не конец?.. Ведь должно же быть чувство полного освобождения и лёгкости… Ну, это тоже я знаю по прочитанному в романах и каких-то там статьях… И почему я чувствую запахи?..»