Заповедник морлоков

«Белый квадрат»

   Пётр Первый желал превратить своё любимое детище - Санкт-Петербург в Новую Венецию. Императорская затея провалилась, но на месте вырытых каналов тайно были сооружены подземные ходы со странными комнатами, которые оберегали катакомбы от вторжения извне. Мало кто знает, что в вечной темноте петербургского подземелья пропадали и продолжают пропадать люди. А может, они просто в кого-то превращаются?

   «До конца своей жизни не забуду то,

   с чем мне пришлось столкнуться в подземелье».

   (Г.П. Манычев)

     «Белый квадрат»

   По дну бокала неторопливо плыли облака, не понимая, отчего они плавают в вине, и почему им приходится делать это вверх ногами. Многообещающий автор мистических романов Дмитрий Гримм сидел за столом у самого окна своей квартиры и разглядывал облака в бокале. Несмотря на мужественную внешность и складку, придающую его лицу чуть саркастическое выражение, выглядел он моложе своих неполных сорока и одевался соответственно. Сегодня на нём была футболка с надписью по-английски: «Успокойся и пиши!» Его литературные обещания читающему миру сводились к тому, что он с некоторым успехом писал реалистичную мистику или суровый хоррор – всё зависело от настроения, – но сейчас в его творческом настроении был полный провал. Поэтому бокал вина с облаками помогал ему обдумывать не слишком оригинальный вопрос «Что делать?»

   Вообще-то, фамилия писателя была не Гримм, а Крымов, но кто-то когда-то убедил его, что читателя надо ловить на псевдоним. Сам Дмитрий продолжал думать, что всех потенциальных поклонников нужно ловить на лихо закрученный сюжет, который отказывался плавать в мозельском рейнвейне. Тут же, на столе у ноутбука, картинно разлёгся верный Матвей – британский дымчатый котяра. Он верил, что хозяин обязательно найдёт выход из ситуации, ибо такое милое чудо, как Матвей, надо было чем-то кормить. И он оказался прав: картинное потирание лба кончиками пальцев неожиданно решило проблему вдохновения: зазвонил мобильник.

   «Алла» на экране означало, что звонит Алла Лойко – добрый ангел и литературный агент Дмитрия. Официально она работала редактором в журнале «Машины и механизмы», а Крымова и ещё нескольких персонажей считала своим хобби. Авторы должны были писать, а литагент – проталкивать опусы своих подопечных в чужие редакции. Правда, иногда ей приходилось приводить писателей в чувство во время творческой стагнации и лени, называемой в литературных кругах хрустящим словом «прокрастинация», и сейчас был именно такой печальный случай.

   – Гримушка, – запела трубка, – привет. Ты знаешь, что я тебе сейчас скажу?

   – Привет. Знаю, – пробормотал Дмитрий и хлебнул вина для храбрости. – Как раз думаю над сюжетом…

   – Хватит врать! Над стаканом ты думаешь, и не знаешь, что я скажу. Тебе нужны эмоции, импульс, толчок, шило в мягкое место и всё такое.

   – Мне не нужно шило.

   – Ты послушай сначала: туристическое агентство «Белый квадрат» – экстремальный нестандартный отдых.

   – Ты хочешь, чтобы я прыгал с тарзанки и летал на параплане за бананом, прыгающим по волнам?..

   – Хуже, Дима: тебя ждёт холодное подземелье, полное нечисти. Тур называется «Заповедник морлоков».

   – В абхазских пещерах, что ли?.. – поморщился Крымов.

   – Здесь, в Питере, в катакомбах.

   – У нас нет катакомб, ты с Одессой путаешь.

   – Заткнись, Дима, пожалуйста, – вежливо оборвала его Алла. – Пиши адрес и телефон. Это не тур, а экскурсия, стоит дорого, но ты потянешь. Если не поможет, буду ставить на тебе жирный крест, понял?

   – А может, сразу поставить? – с тоской протянул мистик, разглядывая пустой бокал без облаков.

   – Молчать! Встал, побрился, и – бегом на Марата, там у них офис. Метро «Маяковская», если забыл.

   Правду сказать: экскурсия – небольшое приключение и, возможно, импульс для новых идей. Наверное, морлоки будут нестрашные, как в Лунапарке в «Доме с привидениями», но кое-какие мысли могут прийти в голову. Да и сумма в семьдесят тысяч за ночную экскурсию сама по себе пугала.

   – Слушаюсь, мой генерал! – отозвался Крымов. – Но если я почувствую подвох…

   – Почувствуешь – не ходи, – твои деньги, в конце концов. Но вечером жду отчёта, что ты там надумал. Если не будет сюжета, я стану твоей совестью, – ты меня знаешь, – в её голосе послышались угрожающие нотки.

В преисподнюю

  Чуть меньше недели понадобилось Ирене, чтобы собрать группу. Договорились встретиться на станции метро «Приморская» у выхода с эскалатора в одиннадцать тридцать вечера. Дмитрий был уверен, что время специально подгадано так, чтобы нагнать на экскурсантов страху в момент перехода из сегодня в завтра, но, как вскоре выяснилось, в полночь ничего особенного не произошло.

  В вестибюле станции он сразу же увидел «своих»: Ирена помахала ему рукой, – в этот раз она надела бирюзовый костюм. Рядом с ней стояла девушка лет двадцати восьми в платье клюквенного цвета и серой вязаной кофте с капюшоном, – она держала в руках небольшой штендер с логотипом «Белого квадрата». С Истоминой о чём-то беседовала красивая миниатюрная женщина с запоминающимся лицом. Чуть в стороне от них держался лобастый «молоденький вьюнош»: он уткнулся в свой айфон. Как оказалось, все ждали ещё одного экскурсанта, и вскоре опаздывающий появился: он направился от эскалатора чуть расхлябанной походкой, отчего сразу обратил на себя внимание. На нём был лёгкий чёрный кожаный плащ и такие же штаны в обтяжку, подбородок украшала эспаньолка, а голову – шляпа а-ля Челентано, которая приобрела популярность среди европейской молодёжи.

  «Где же сталкер? – подумал Крымов, озираясь. – Не эта же пародия на Диму Билана нас поведёт».

  Ирена была полна энтузиазма:

  – Все в сборе, – подытожила она. – По машинам!

  Их ждал новый красный микроавтобус Mercedes Vito. Девушка, державшая логотип, села справа от водителя-Ирены, а народ разместился на комфортных кожаных сиденьях.

  – Просьба пристегнуть ремни, – официальным голосом объявила Ирена. – Вы сами отвечаете за последствия.

  Все пристегнулись, кроме Билана-Челентано:

  – Ничё, – улыбнулся он, – доедем.

  Мадам «Белый квадрат» уже была в красных кожаных перчатках без пальцев. Покрышки взвизгнули, и Дмитрию показалось, что он чует запах палёной резины. Мерседес заложил левый вираж и, пролетев Наличный мост, уже нёсся по улице Беринга, ощутимо набирая скорость. Каким-то чудом Билан не упал и ехал теперь, ухватившись обеими руками за подлокотники и уперев длинные ноги в переднее кресло. Микроавтобус в роскошном левом дрифте повернул на Малый проспект и почти сразу развернулся в обратную сторону, ухитрившись поднять пыль на асфальте. Очевидно, левый поворот у Ирены был любимым; весь путь группа проделала буквально за две минуты.

  – По договору вы не имеете права убивать нас до начала экскурсии, – проворчал Дмитрий. Ему показалось, что он только что снялся в последнем «Форсаже», и его немного мутило.

  – Да ладно! – отмахнулся Билан, первым вылезая на улицу. – Но на обратном пути я пристегнусь.

  Группа оказалась у одного из входов на Смоленское православное кладбище, правда, на калитке висел большой амбарный замок. Ирена зазвенела ключами и, выбрав самый большой, открыла ворота.

  Стояла чудная петербургская белая ночь, когда всё вокруг видно без фонарей, и бледная луна на желтовато-бледном небе кажется лишней. Кладбище жило по своим законам: здесь по дорожкам и между могил стелился молочный туман, которого не было видно на проезжей части. Из-за этого живого облака, приникшего к земле, возникало ощущение чего-то волшебного; не хватало только подходящей музыки. Вытянувшись в цепочку, они свернули на боковую тропинку и пошли вглубь кладбища, раздвигая ногами ленивый туман. Здесь вкусно пахло травой и листьями, как будто недавно прошёл дождь.

  Почти у самой ограды вышли к заброшенному домику, стоявшему в тени древних деревьев. Все с удивлением разглядывали незатейливую одноэтажную рухлядь, обвитую плющом до самой крыши. Наконец, Дмитрий заметил и живую душу: она неподвижно сидела на наполовину обвалившемся заборе и не мигая смотрела на гостей блестящими кошачьими глазами. Что-то тоскливо заскрипело, и небольшой навес над крыльцом с треском ухнул вниз, подняв клубы пыли и похоронив под собой густой высохший плющ. Народ инстинктивно отпрянул, а кошка даже не шевельнулась, уставившись в одну точку. Дмитрий вдруг понял, что боится сделать следующий шаг по направлению к дому.

  – Ага, испугались! – радостно засмеялась Ирена. – Идите сюда, – вход с торца, – она снова достала ключи и открыла дверь. – Фредди, Фредди, беги: я тебе «Китикэт» принесла.

  Полосатая кошка, оказавшаяся котом, спрыгнула с руин забора и, не обращая ни на кого внимания, первой зашла в дом. Ко всеобщему удивлению, интерьер убогой снаружи избы отличался уютом и, даже – дизайнерским подходом. Внутри избёнка была обставлена как домик на базе отдыха: столы и стулья из Икеи, длинный диван, зеркало и вешалки в прихожей, паласы с ворсом, похожим на собачью шерсть, бежевые шторы с ламбрекенами и так далее. Интереснее всего было то, что на стенках вместо «Утра в сосновом лесу» или «Трёх богатырей» висели довольно мрачные картины, изображавшие утопленниц, русалок, одиноких юношей на гребне скалы или посреди кладбища. Из них Дмитрию были знакомы «Утонувшая Офелия» Милле, «Еврейское кладбище» Рейсдала и «Остров мёртвых» Бёклина.

Поразительные откровения

  Помня о долге писателя, Дмитрий Гримм старался запоминать во время экскурсии свои впечатления, поскольку надиктовывать во время ходьбы было неудобно. Его окружил запах сырой земли, и со всех сторон навалилась тишина; даже собственные шаги звучали как-то глухо. Он не сразу почувствовал прикосновение чего-то прохладного к голове и плечам, – каска и комбинезон защищали кожу, – но когда по его щекам прошлись чьи-то холодные пальцы, он вздрогнул и приподнял голову. С потолка подземного хода свисали тысячи корней, похожие на лапы, водоросли или корявые руки. Он понял, что Мила вела их точно за собой неслучайно: кто-то подрезал корни над тропинкой так, чтобы взрослый человек мог свободно пройти, и всё же их касание прочувствовал каждый, – Дмитрий слышал, как Макс что-то промычал. Скорее всего, корни принадлежали деревьям, живущим на кладбище, поэтому через какое-то время все выбрались на импровизированную поляну, или место, где странный сад закончился.

  Мила выстроила всех в шеренгу и известила, что группа находится у входа в древнее подземелье, и он настолько широк, что все могут зайти в него одновременно, благо никаких ворот здесь нет.. Дмитрий сразу почувствовал подвох, поскольку сама сталкер встала чуть позади шеренги, и двинулся вперёд с осторожностью. Медленно переставляя ноги, экскурсанты направились в кромешную тьму. Дмитрий сделал шагов семь и вдруг почувствовал, что ему трудно преодолевать пространство; остальные тоже замедлили шаг и задышали чаще. Что-то ощутимо удерживало их, но ещё усилие – и это что-то пропало. Народ остановился с недоумением, оглядываясь вокруг, а Мила шутливым тоном прокомментировала, что они только что порвали паутину подземного паука; она очень прочная, но не липкая. Сотников посмотрел под ноги и увидел обрывки странной паутины, развевающиеся возле ног.

  – Дамы и господа! – раздался в наушнике голос сталкера. – Вы уже почувствовали непростой характер объекта, который мы исследуем. Знайте, что всё здесь самое настоящее, и мы больше не встретим аттракционов подобных тому, что вы видели у кладбищенского домика. Ещё раз предупреждаю об осторожности: ни в одно из ответвлений главного хода заглядывать нельзя. А сейчас – наш первый экспонат. Туда! – она показала направление рукой, и они подошли к большой серой плите, на которой были высечены непонятные буквы. Рядом с камнем землю выбрали так, что в стене образовалась ниша и длинная земляная скамья, на которую все, кроме Милы, с удовольствием сели.

  – Перед нами – плита из серого гранита, на которой создатели катакомб оставили послание потомкам. Можно сказать, что эти подземелья заново открыл для нас советский филолог-славист Георгий Петрович Манычев. В 1967 году до него дошли слухи, что во время прокладки метро в районе станции «Василеостровская» обнаружены какие-то письмена. Манычеву удалось найти метростроевцев, видевших эти письмена. Ему рассказали, что однажды в туннель хлынули грунтовые воды, и когда их откачали, обнаружили подземный ход, заканчивающийся камнем с надписями, которые никто не может прочитать. Перед открытием станции стены туннеля предполагалось укрепить и заморозить, чтобы вода не могла просачиваться на рельсы. Скорее всего, Георгий Петрович дал кому-то из начальников взятку, чтобы добраться до странной плиты, и это ему удалось. Он срисовал то, что мы сейчас видим перед собой, и принялся разгадывать, что же это такое.

  Дмитрий всматривался в буквы, и не мог определить, к какому алфавиту их можно отнести; были здесь литеры очень похожие на «M», «C», «X», но они могли быть и цифрами. Встречались буквы, смахивающие на строчное «л» с петлёй наверху, на цифру 8, на «R» без вертикальной палочки, с двойными, одинарными апострофами и без, но… без единого знака препинания и подсказки, где начинаются и заканчиваются предложения. В самом низу текста стоял широкий строгий крест. «Наверное, парни под мухомором писали», – прокомментировал Лёха, но никто не засмеялся. Мила продолжила:

  – В конце концов, Манычеву удалось расшифровать запись: он предположил, что видит перед собой разновидность стенограммы старославянского языка, и шаг за шагом, в течение нескольких лет, восстановил смысл написанного. В настоящее время существует не так много нерасшифрованных артефактов на европейских языках: наша плита – одна из них.

  – Вы же сказали, что Манычев нашёл ключ к этим записям, – возразила Дина.

  – Да, он нашёл, но никому не смог его передать: он исчез и унёс эту тайну с собой. Скорее всего – в могилу.

  – Нормальный ход! – не утерпел Лёха. – Мы так и не узнаем, что тут нацарапано?..

  – Спокойствие, только спокойствие! – процитировала Мила Карлсона, который живёт на крыше. – Манычев оставил записки, в которых рассказал в чём смысл этого послания.

  Голос вдруг подал самый молодой и молчаливый экскурсант Макс:

  – У вас же есть переведённый текст. Достаточно сравнить его с тем, что здесь написано, и вывести код расшифровки.

  Все посмотрели на юношу, – он действительно говорил дело. Но сталкер Мила оборвала его фантазии:

  – Проблема в том, что Георгий Петрович в записках передал только смысл текста, но не оставил дословный перевод. Как я уже говорила, структура этого языка основана на сокращённой старославянской письменности. К примеру, «Слово о полку Игореве» начинается словами: «Не лепо ли ны бяшеть, братие», и это – без сокращений.